Крестник Господа. Воплощение N 21. Белочка

Я проснулся от того, что лучик солнца, пробившийся сквозь щель в зашторенных гардинах переполз наконец с одеяла мне на лицо и уткнулся золотой нитью в правый глаз. Отвернулся, намереваясь досмотреть прерванный, как это часто бывает, на самом интересном месте сон, но спать уже не хотелось. Минут десять просто лежал, наслаждаясь тишиной и покоем – жена ушла на работу, по дороге заведя Игорька в детский сад. Сквозь сладкую дрему я слышал, как они гремели посудой, а потом одевались в коридоре.
Не часто мне доводилось вставать в одиннадцать часов посередине рабочей недели. Но сегодня, старший лейтенант Лавров Петр Сергеевич, заступал в наряд младшим помощником дежурного по части. Смена дежурства происходила в семнадцать часов, инструктаж заступающего офицерского состава – в шестнадцать, а до этого времени военнослужащие были предоставлены самим себе. Считалось, что они готовятся к заступлению – утюжат брюки и куртку офисной формы, стирают майку, начищают ботинки, повторяют статьи устава.
По факту, этим конечно никто не занимался – нет, ботинки чистили почти всегда, в некоторых случаях, могли отпарить брюки, но что касается остального – даже зеленые выпускники военных училищ редко когда проделывали весь этот порядок действий. Вот и я не стал исключением из общего правила – ботинки и брюки – единственное, на чем я заострил свое внимание, причем, еще накануне – форма у меня находилась в шкафу на службе.
Не торопясь позавтракал, посмотрел телевизор и минут тридцать посидел за компьютером. Потом покидал в сумку собранные с вечера продукты: стеклянную банку с гороховым супом, две жареные куриные ножки, контейнер с овощным салатом, три пирожка с картошкой и один с мясом, литровую бутылку лимонада «Буратино» и пару яблок на десерт – для девяностых годов – отличный продуктовый набор.
В четырнадцать тридцать вышел из дома, и через час прибыл в войсковую часть, где проходил службу уже четвертый год – повезло: после окончания «вышки»  остался в родном городе, да еще сразу на должности каптри . Быстренько переоделся из гражданки в форму, пробежался по суконному волокну одежной щеткой и в 16.00 стоял в строю дежурно-вахтенной службы на инструктаже начальника строевого отдела подполковника Зубахина.
После ценных указаний, отданным вахте, нач. СО , все разошлись принимать дежурство у старой смены согласно своим обязанностям, получать табельные ПээМы . Через сорок минут новый дежурный по части капитан 1 ранга Рыдван Сергей Сергеевич докладывал командиру подразделения о том, что дежурство принял и замечаний у него нет. Когда новый дежурный спустился в рубку, старпом – майор Алексей Бережко (отчества не помню) доложил ему:
– Получен сигнал «Антитеррор-1».
– И что?
Офицеры далеко не всегда знали, что надо делать с поступлением той или иной команды. Для этого существовала книга, в которой все действия военных при поступлении различных сигналов были расписаны до мелочей.
Вызвали меня и приказали найти среди многочисленных инструкций, стопок пронумерованных и прошнурованных журналов и прочего хлама соответствующую книгу. Минут через пятнадцать я протянул ее дежурному.
– Молодец, старлей, – похвалил капраз, и углубился в изучение документа.
Оказалось, что помимо пистолета и двух обойм с патронами к нему, надлежит получить бронежилеты и каски. Кроме того, выдать все это спецподразделению от дежурного на данный момент управления, организовать патрулирования силами этих военнослужащих территории части, расставить на наиболее уязвимые для террористов точки часовых, а меня и еще одного бойца отрядить на КПП, где мы должны были контролировать приход – уход личного состава, а так же выявлять подозрительных посетителей. Что означало последнее – никто не знал.
Весь этот вроде бы правильный, но какой-то сумбурный конгломерат обязанностей надоел до чертиков не только офицерам, напрямую принимавших в нем участие, но и тем, кто в данный момент времени продолжал заниматься выполнением рутинных функциональных обязанностей, потому что в дежурном подразделении всегда кого-то не хватало – заболел, в командировке, сдает зачеты по физической подготовке и тому подобное – и ему требовалось срочно найти замену. А никому не нравится, когда ты спланировал на сегодня заниматься подготовкой заключительного отчета по какой-нибудь НИР , и вдруг тебя срочно вызывает начальник, после непродолжительной беседы с которым, ты получаешь короткоствольный АК-74, натягиваешь «балаклаву» , водружаешь на голову тяжелую каску, напяливаешь пятнадцатикилограммовый бронежилет и идешь бесцельно бродить в этой амуниции вдоль строений внутри военного городка, или стоишь, как истукан, у запертых железных ворот. И никто не знает, когда тревогу отменят, иногда это происходит через два дня.
Гражданские сотрудники тоже были недовольны: во время такой игры «в войнушку» их не выпускали за КПП до окончания рабочего дня, а все, при условии отсутствия авральных дел, норовили сорваться на полтора-два часика пораньше.
Слава Богу, на этот раз все закончилось в шесть вечера. Военные сдали тревожный комплект снаряжения, и потянулись на выход из части.
На радостях, что все так быстро и без происшествий закончилось, дежурный капитан 1 ранга Рыдван принес литровую бутылку «Хортицы» и, дождавшись, когда командир части уедет на служебной машине домой, выставил ее на стол в рубке дежурного.
– Тебе, Лавров, не предлагаю, – сказал он, – а вот мы с Лехой выпьем!
Ну, меня это вполне устраивало – пил я редко и без удовольствия, больше из солидарности, понимая, что в компании, где употребляли спиртные напитки, непьющий выглядел белой вороной и всегда вызывал подозрение, а так же, хорошо помня слова, которые многие приписывают Антону Павловичу Чехову: «Если человек не пьет и не курит, то поневоле задумываешься – а не сволочь ли он». Правда, никто не может назвать произведение, где он это сказал. Ну, а тут начальник сам не зовет к столу – и очень хорошо.
Я, как предписывала инструкция, обошел периметр, проверил закрытие окон в помещениях, выключил свет в опустевших коридорах, сделал запись в журнале контроля, перекусил куриной ножкой и, выпив стакан чая с пирожком, лег отдохнуть. По распорядку дежурной службы, я мог это делать межу контрольными обходами, не раздеваясь.
Долго ворочался – сказывалось то, что утром спал до поздна, но, в конце концов, задремал. Правда, ненадолго. Минут через тридцать меня разбудил зуммер телефона.
  – Зайди в дежурку, – старпом был предельно лаконичен.
Я посмотрел на часы, вздохнул и, надев ботинки, пошел, куда звали. В рубке дежурного было так накурено, что у меня защипало глаза. На столе стояла пустая литровая бутылка из-под водки, на форматных листах бумаги, за неимением тарелок, лежали остатки порезанной помидоры, надкусанные бутерброды с колбасой, нетронутые пока яблоки и наполовину опорожненный полутора литровый баллон Пепси-колы. Старпом снял бронежилет и каску, дежурный же сидел в полной боевой амуниции – очень я удивился этому зрелищу, тревогу-то давно отменили.
– Петя, – дыхнул на меня перегаром Бережко, – горючее у нас кончилось, а желание осталось.
Он встал, прошел в комнату отдыха, недолго что-то там делал. Когда вернулся, в руке у него была зажата тысячная купюра.
– Сгоняй, дорогой, в магазин, пока одиннадцати нет, – он протянул мне банкноту, – купи литрович чего-нибудь приличного, ну, и закуски: огурчиков маринованных, сыру, ветчинки – на что хватит, сам реши.
– Товарищ майор, – как-то тревожно сделалось у меня на душе, я слышал, что Алексей (отчества не помню) запойный, и не контролирует себя после определенной дозы спиртного, – может не надо, мы же на службе все-таки.
– Хватит рассуждать, – неожиданно вмешался Рыдван, – тебя старший по званию вежливо попросил, а ты кочевряжешься! Тебе что – приказать надо?
– Никак нет, – я повернулся кругом – ссориться с Сергеем Сергеевичем не входило в мои планы: в перспективе он должен был стать научным руководителем моей будущей кандидатской диссертации.
– И быстро, – подбодрил он, – одна нога здесь, другая там.
– Есть! – Ответил, – только куртку накину.
В принципе, прогуляться по городу морозным февральским вечером,  было совсем неплохо, во всяком случае, лучше, чем торчать в душном помещении дежурки с двумя пьяными офицерами, которые все время норовят чему-то тебя научить, при этом, не отдавая себе отчет, что их советы не только не воспринимаются, как дельные, а в них даже невозможно разобрать смысла озвученных нравоучений из-за нарушенной дикции и отсутствия логического мышления. А так – очень даже хорошо: напьются и вырубятся до утра. Придется, конечно, сидеть за дежурного, но подремать можно и в кресле за столом, зато у меня будет стопроцентный отмаз, почему я не обходил территорию.
Нарочно затянул время покупки сделанного Алексеем (отчества не помню) заказа, прогуляв за пределами части минут пятьдесят, но все что надо купил.
  – Где тебя столько носило, старлей? – Бережко смотрел на меня стеклянными глазами.
Заметил на столе бутылочку объемом 0,33 литра. На донышке оставалось на два пальца прозрачной жидкости с мутным осадком. «Спирт пьют, – догадался я, – и, похоже, не медицинский». И действительно, в помещении стоял резкий, тошнотворный запах технического спирта. Вспомнил, как в одном из воплощений пил с английской королевой коньяк «Hennessy», принадлежащий, пожалуй, к самому известному из коньячных домов мира, основателем которого является Ирландский офицер Ричард Хеннеси, после выхода на пенсию в 1745 году, поселившийся в городе Коньяк, где и основал собственное производство. Напиток был разлит в бутылки еще при жизни основателя торговой марки. Вот это, доложу вам, был вкус! А аромат – закачаешься.
– Так, пришлось несколько магазинов оббегать, – не очень убедительно оправдался я, – зато вот!
Я выложил на стол брикет сала с чесноком, бородинский хлеб, корнишоны маринованные, кусок «Пошехонского» сыра, две баночки селедки в винном соусе; рядом поставил двух литровую бутылку газированной минералки и литровую «Царской». На край стола положил сотенную бумажку и несколько десятирублевых монет.
– Сдача, – пояснил я.
– Себе оставь. – Бережко потянулся к бутылке, – выпьешь с нами?
Вопрос адресовался мне.
– Спасибо, конечно, но я болею, – соврал, чтоб отвязались, – врачи на антибиотики посадили, их со спиртным нельзя мешать.
– Слыш, Сергеич, – фамильярно обратился к Лаврову помощник, разливая в пластиковые стаканы водку, – какие слабенькие лейтенанты у нас пошли.
– Идите, старший лейтенант, – обратился ко мне Сергей Сергеевич, – обойдите территорию и можете отдыхать.
– Есть, товарищ капитан первого ранга, – я четко повернулся кругом, щелкнул каблуками и строевым шагом покинул дежурное помещение.
– Артист, – усмехнулся Лавров.
– Клоун, – бросил в спину Бережко.
Я в очередной раз сделал контрольный обход, записал его результаты в книгу, скинул ботинки и, прикрыв ноги одеялом, увалился спать. Мне снилась мое детство (с учетом того, что я помнил себя только уже взрослым человеком – это, по меньшей мере странно, и тем не менее…) Мы с ребятами набрали на свалке за продовольственным магазином картонные треугольные пакеты с просроченным молоком, содержимое слили в решетчатую крышку люка, а сами пакеты выставили в линию и стали прыгать на них.
– Бах! – Белые брызги остатков молочной продукции разлетелись в разные стороны, попали на одежду, руки, ноги, лицо, стоящих вокруг ребятишек. Кто-то то ли завизжал, то ли закричал.
– Бах! Бах!
Я проснулся. Но кричать не прекратили. Тренькнул звонок телефонного аппарата, но сразу смолк.
– Бах!
– А-а-а! – Услышал явственно, уже понимая, что это не сон, – помогите!!!
Вскочил, ноги быстро вставил в ботинки – вжикнул молнией, хлопнул себя по боку – кобура была пустая, пистолет сдал, как только дали отбой «Антитеррору». Осторожно приоткрыл дверь, выглянул в коридор.
«Неужели реальное нападение на часть? – Я не мог в это поверить. – Но кто, и что мне, безоружному, делать?»
Мобильные телефоны у нас были запрещены – ввиду повышенного грифа секретности присвоенного работникам, гаджеты сдавались при входе на КПП, где и лежали, пока ответственная за их хранения вахтерша, не начинала выдавать их в конце рабочего дня закончивших свершение трудовых подвигов сотрудников, и хотя это правило часто нарушалось, сегодня в связи с тревогой, оно было соблюдено удивительно пунктуально. Стационарный аппарат позволял осуществлять только местные звонки. Были и такие, с которых можно позвонить в город через девятку, но средств связи в комнате младшего помощника это не касалось. Чтобы позвонить в милицию или вообще кому-то, оставалась только рубка дежурного. Там же находилась «тревожная кнопка», подающая сигнал тревоги в ближайшее отделение полиции – по слухам, она не работала уже больше месяца. Но проблема заключалась в том, что именно оттуда доносились звуки выстрелов и крики.
Я, соблюдая все меры предосторожности, подкрался к дежурке. Дверь была приоткрыта, заглянул в верхнюю стеклянную ее половину. Развернувшаяся передо мной картина заставила вздрогнуть: Бережко стоял посередине помещения, широко расставив ноги, он держал табельное оружие двумя руками и целился в перепуганного насмерть Петра Сергеевича. Я заметил глубокую вмятину на бронежилете дежурного и кровь, тонкой струйкой вытекавшую из-под стола, и скатывающуюся в сторону выхода, прямо ко мне.
– Сдохни, собака! – заорал майор и надавил указательным пальцем на спусковую скобу.
– Бах! – Грохнул очередной выстрел, и на бронике образовалась еще одна вмятина, а Рыдван опрокинулся вместе с креслом назад.
– Игиловский прихвостень! – Снова крикнул Бережко и, запрыгнув на стол, совместил прицельную планку и мушку с головой, находившегося в ступоре Сергея Сергеевича.
Пора было спасать моего будущего научного руководителя.
Я ухватился за ручку двери, рывком распахнул ее и заорал, что есть мочи:
– Руки вверх, стреляю без предупреждения!
Хорошо, что я сразу отступил за угол, потому что реакция старпома была мгновенной – он, не глядя, с какой-то нечеловеческой скоростью, бросил руку с ПээМом назад и нажал на курок.
– Бах!
Пуля пробила дверное стекло, оставив в нем маленькую ровную дырочку, как раз где-то на уровни моей груди, и угодив в стену, застряла в толстом слое штукатурки.
– Обложили, гады, – Бережко спрыгну со стола и осторожно, держа пистолет наготове, двинулся к двери.
Пора было линять – вряд ли я смогу помочь Сергею Сергеевичу, если Алексей (отчества не помню) пристрелит меня сейчас. Но и бросить раненного было нельзя – понятно, что Бережко допился до белой горячки, и сейчас у него нет сомнений в том, что его обложили враги. Для себя он не в пьяном угаре расстреливает своих сослуживцев, он защищает воинскую часть от террористов, проникшись сюда под видом российских офицеров. И рука у него не дрогнет – пристрелит любого, кто попадется на его пути. Ему бы поспать хоть часик, и помрачнение пройдет, спадет пелена с глаз; останется похмелье, головная боль, удивление и ужас от содеянного, и от осознания того, какое наказание его ждет. Но кто ж его уложит?!
– Аллах Акбар! – Крикнул я и бросился вверх по лестнице.
Каким-то шестым чувством почуял, что не успею спрятаться за поворотом лестничных маршей, и резко пригнулся.
– Бах!
Пуля просвистела у меня над головой, ударила в бронзовый бюст маршала Жукова и с визгом улетела в сторону.
«Семь, – отметил я про себя количество выстрелов».
Пистолет Макарова восьми зарядный, значит, в стволе осталась одна пуля. Правда в кармашке кобуры лежит еще один полный магазин, но на перезарядку уйдет некоторое время, и если в этот момент напасть на него, то шансы будут пятьдесят на пятьдесят, в любом случае, голыми руками он меня убить не сможет – за свои бессчетные перевоплощения я хорошо научился драться. Приходилось даже участвовать в чемпионате Японии по тхэквондо, и хоть там мне все же начистили физиономию, но два-то раунда я продержался вполне достойно.
Итак, мой план заключался в том, что надо держаться от ополоумевшего офицера на таком расстоянии, чтобы он решился на очередной выстрел, но при этом промахнулся, и чтобы я успел добраться до него прежде, чем он вставит новую обойму. Знаете, даже почти стопроцентная уверенность в том, что после смерти ты возродишься в новом теле, не добавляет тебе желания получить пулю в голову, и это по двум причинам: во-первых больно это и страшно, во-вторых – стрелок может нанести тяжелое ранение, а сколько с ним придется жить в этой ипостаси – одному Богу известно. А вдруг это тело последнее? Вдруг вся жизнь пройдет в инвалидной коляске? Ничего не скажешь – веселенькая концовка бесконечных пространственно-временных скачков.
Я выпрямился и, прыгая через две ступеньки, взлетел на второй этаж.
– Не уйдешь, вражина! – Надрывался майор, – я достану тебя, сволочь!!!
Передо мной было два пути – налево и направо – прямо как в сказке, только прямо не предлагают. И туда и туда – тупик, но с левой стороны коридор прямой метров на сто – и прицелится легко, и попасть не сложно, а противоположное направление изобиловало различными изгибами, лесенками и поворотами. Его я и выбрал. Чуть замешкался с принятием решения, потом резко стартанул, поскользнулся, чуть не упал, выпрямился, пробежал два десятка метров, но до поворота не дотянул – чертов скользкий паркет! – майор появился у «сказочной развилки». Не останавливаясь, оглянулся – он целился мне в спину. Я рыбкой, словно не на грязный деревянный пол бросался, а нырял в хрустальной чистоты воду бассейна, прыгнул вперед, пролетел метра полтора и пребольно шмякнулся грудью и животом. Одновременно с моим грациозным полетом грянул выстрел.
– Бах!
«Все, последний, – автоматически отметил мозг, и мимо!».
Я вскочил на ноги, охнул от боли – видимо, сломал ребро, и, как мог резво, рванул к Бережко. Тот неожиданно сноровисто перезаряжал пистолет: пустой магазин полетел в сторону, новый нырнул в рукоятку ПээМа, быстро оттянул затворную раму, досылая патрон в патронник, боек встал на боевой взвод. Некоторые утверждают, что перед лицом смерти время для человека растягивается, и он начинает наблюдать картину мира, как в замедленном кино, так вот – все это полная чушь! Мне бессчетное количество раз приходилось смотреть в это самое лицо, и старуха с косой никогда не давала мне форы в виде неспешных действий врага, или возможности увернуться от пули, полет которой я мог бы даже наблюдать. Наоборот, все решала быстрота принятия решений, реакция и скорость действий. Но на этот раз я не успел, точнее, Алексей (отчества не помню) навел заряженный пистолет на цель, когда я находился еще метрах в трех от него.
– Бах!
Я застыл, как каменный столб.
– Бах!
Присел и развернулся боком, уменьшая площадь возможного попадания.
– Бах! Бах! Бах!
Левое плечо прожгла резкая боль. Пуля при полете со скоростью 315-ть метров в секунду, раскаляется от трения о воздух, и попадая в тело, помимо того, что рвет ткани, еще и сильно жжет. Но та, что получил я, похоже, прошла навылет. Я сидел на полу, левая рука плетью болталась вдоль тела. Майор деловито осмотрел пистолет, покрутил головой – похоже, был недоволен результатами стрельбы. Он подошел ко мне вплотную, обозначил улыбку и приставил дуло к моей голове.
– Леша, – сказал я упавшим голосом, робко надеясь, что он вынырнет из того мира, который создала в его голове Delirium tremens , – я же свой…
– Знаем мы таких своих, – нет, мозги оставались набекрень, похоже в это воплощение я уже не вернусь точно, – сдохни, гадина!
Палец Бережко стал выбирать свободный ход курка. Но, видимо, у Господа были свои планы на мое будущее.
– Бах!
Майор с простреленной головой тяжело повалился на пол. Сергей Сергеевич Рыдван оклемался, превозмогая боль в груди и дважды простреленной ноге (одна пуля из пяти, что он принял на себя, пролетела мимо, и застряла в стене), сумел подняться на второй этаж, где и произвел один единственный выстрел, положивший конец борьбе майора Алексея Бережко с фантомами своего отравленного алкоголем воображения.
Через пять минут прибыл наряд вызванный дежурным милиции.
Сотрудники военной прокуратуры разбирались не то чтобы долго – как положено. Применение табельного оружия было признано органами правопорядка правомерным, уголовное дело решили не возбуждать, спустить все по-тихому, на тормозах. Капитана первого ранга представили к какой-то ведомственной медали – нет дела, нет и госнаград, мне же пожали руку, потрепали по голове и с напутствием «Так держать, старший лейтенант», похлопали по плечу.
На похороны Бережко никто из сослуживцев не пришел. Только я один. Дождался, когда немногочисленные родственники сядут в раздолбанный ПАЗик и уедут справлять поминки, подошел к свеженасыпанному песчаному холмику. Сверху стояла слегка прикопанная мраморная табличка. «Бережко Алексей Иванович, – прочитал я». Как странно, узнавать отчество сослуживца, с которым четыре года виделся по пять раз в неделю,  из надгробной надписи. Из выбитых на плите чисел методом несложных вычислений получалось, что майору было тридцать три года – возраст Иисуса Христа.
Достал початую маленькую, вытащил из кармана припасенную помидорку.
– Так ты значит Иваныч? – Спросил неизвестно у кого.
Плеснул немного на могилку, и в два больших глотка допил содержимое бутылки. Сморщился, сплюнул горькую слюну, зажевал спелым овощем.
– Пусть земля тебе будет пухом, Иваныч, – с минуту постоял, потом развернулся и пошел прочь.

Хочу сделать небольшое отступление, и прояснить кое-какие моменты своего повествования. Как уже писал ранее, я останавливаюсь только на наиболее интересных с моей точки зрения перевоплощениях, и это вовсе не значит, что в них главную роль играю именно я. Например, при осаде Акры ваш покорный слуга вообще отошел на задний план, а основным действующим лицом был Великий Магистр Ордена тамплиеров Гильом де Боже. А мой герой оказался всего лишь статистом, летописцем, если хотите. Но тут фокус в том, что я мог бы описать те же самые события не как Георг де Мальваузен, рядовой рыцарь храмовник, а как именно де Боже, по той простой причине, что и в него я тоже, представьте себе, перевоплощался! Я просто выбрал вариант, который показался мне более интересным, открывающим большие возможности для широкого освещения тех событий, на которые хотел обратить внимание потенциального читателя.
Если бы я излагал последовательность действий с позиций Великого Магистра, маневра для рассуждений у меня было бы куда меньше, чем у простого рыцаря, от лица которого велось данное повествование. Я бы просто констатировал свои решения и приказы, возможно даже без анализа, почему поступил, так или иначе.
А что Вы скажите на то, что писать я мог и от лица султана Малека аль-Эссерафа, так как и в его ипостаси сумел пережить те печальные для христиан события 1291-го года?! И если бы я мог помнить все, то наверняка оказалось бы, что я побывал во многих ипостасях – и начальников, и простых воинов, принимавших участие, как в защите, так и в осаде крепости. Хорошо, что память не может вместить всего этого многообразия, иначе, я сошел бы с ума.
Но как найти правильную форму? Кому из участников отдать приоритет высказать свое мнение на происходящее? Уверен, больше ни у кого на земле нет подобных проблем выбора.
Вот я сейчас показал трудности моей работы только на одном примере, но это касается и других воплощений. Так что не судите слишком строго, если Вам покажется, что я слишком углубляюсь в историю вопроса, отодвигая главного героя на задний план: зачастую главный герой – это все участники описанного эпизода. Наверное, это не просто понять, а как часто все непонятное кажется нам неправильным. Но, тут я ничего не могу поделать – только Ваш выбор, читать дальше, или нет; верить или не верить написанному. Не забывайте, я все-таки не писатель, просто излагаю факты, как они есть.
Я живу жизнью не только военных тактиков и стратегов, великих философов и воинов, кладоискателей и путешественников, но и абсолютно простых, не представляющих для большой истории никакого интереса людей. Потому и опускаю эти перевоплощения. Наверняка, вам бы не слишком понравилось, если я раз за разом стану описывать, как я, любящий муж и примерный отец, встал с утра, позавтракал, отвел сынишку в садик, а сам пошел на работу. Вечером вернулся, поужинал и лег спать. Потому и останавливаюсь на эпизодах ярких, впечатляющих, хоть и трудных для изложения с соблюдением исторической точности. И если кто-то из читающей публики обнаружит в этих записках, как ему покажется, не соответствие с официальной, озвученной в энциклопедиях, версией событий, то хочу напомнить – я не историк, не архивариус, я их свидетель и участник.
В завершение данного отступления скажу, что куда проще писать о чем-то, где мало действующих лиц, как, скажем, вышеописанная история из середины девяностых годов ХХ века. Там я помню себя только в образе старшего лейтенанта Петра Лаврова, хотя это вовсе не значит, что я не перевоплощался в майора Бережко. Ведь зачем-то я пришел на его могилу? Просто моя память бережет мои натянутые как струна нервы.
С этой точки зрения весьма показательна следующая история, где мое очередное воплощение действует в одиночку. Но, опять же, в одиночку с одной стороны, с другой – целый лагерь боевиков.