Александр Дюма, Роман о Виолетте - 2. Часть 5

ГЛАВА ПЯТАЯ

Мы сидели в кафе Мугуе Блан. Я заказал для неё чашку горячего шоколада, засахаренные фрукты и орешки, хрустящие булочки и сливочное масло и сыр, по её выбору, а себе взял чёрный кофе с такой же булочкой и омлет. Для завтрака маловато, по моему мнению, но она объявила, что это даже слишком много. Пришлось смириться.
Мой агент к этому времени уже получил от меня инструкции по поиску квартиры, поскольку по дороге в кафе я заехал к нему и вручил подробное описание того, какую квартиру я желал бы снять, и в пределах каких цен желательно ему ограничить свои поиски.
Разумеется, я понимал, что любой агент, работающий с комиссии, подберёт для меня квартиру по верхней планке стоимости, поэтому я слегка приуменьшил свои возможности в этой справке. Подобная тактика применяется мной уже давно и помогает мне найти при необходимости вполне сносное жильё, отвечающее моим желаниям и даже некоторым прихотям, происходит это быстро и к удовольствию обеих сторон, поскольку агент полагает, что выжал из меня максимум, я же при этом тоже убеждён, что слегка перехитрил его.
– Нам следует прекратить предосудительные действия и всячески исключить их в будущем, – сказал я после пары глотков кофе, который был на удивление хорош.
– Почему вы настаиваете на том, чтобы держать себя по отношению ко мне предельно отчуждённо? – спросила она. – Я уже далеко не девочка и могу свободно распоряжаться собой.
– Ты ещё дитя, я слышал, что тебе только лишь пятнадцать лет, – ответила она.
– А вот и нет! – возразила она. – Через неделю мне исполнится шестнадцать!
– В таком случае сразу после завтрака мы направимся в дамский магазин, чтобы купить тебе более приличную одежду и ещё что-нибудь, что ты выберешь, – сказал я.
– Я хочу одеколон и красивое бельё, – был ответ.
– Странный выбор! – удивился я. – Твоё бельё всё равно никто не увидит, а в отношении одеколона – для кого и для чего тебе это?
– Это моё дело, – настаивала Виолетта. – А для кого мне наряжаться? Ходить по улицам, привлекая внимание мужчин, до которых мне нет дела? Или вызывать зависть тех бедных женщин, которые не могут себе позволить красивую одежду, и поэтому ходят в удобной?
– Если мы будем ходить куда-то вместе, надо, чтобы твоя одежда соответствовала моей, а когда речь идёт о женщине, «соответствует» означает «намного лучше», – пояснил я.
– Мне бы очень хотелось ходить вместе с вами в какие-нибудь интересные места, но я вижу, что вы меня стесняетесь, – ответила Виолетта. – Или же вы боитесь скомпрометировать себя. Или опасаетесь, что я буду добиваться, чтобы мы вступили в брак?
– Как я уже сказал, все эти опасения напрасны, перспектива нашего брака не обсуждается, – возразил я. – И хватит об этом! Мы знакомы менее суток!
– Мы знакомы уже два года, – возразила упрямица.
– Это было шапочное знакомство, – уточнил я. – Здороваться с человеком, которого знаешь в лицо только лишь потому, что изредка встречаешь его возле своего жилища, это не означает знакомство.
– Я знаю о вас очень многое, и вы, вероятно, тоже полюбопытствовали узнать, кто я такая, – настаивала Оливия. – Кроме того, я вчера и сегодня рассказала вам о себе. И вообще не кажется ли вам странным и даже не вполне благородным говорить девушке в лицо, что вы с ней едва знакомы, тогда как на самом деле вы имели неплохую возможность разглядеть меня всю, с ног до головы, между прочим, использовали эту возможность предельно полно?
– Едва ли уместно упрекать меня в том, что я – обыкновенный мужчина со всеми мужскими качествами, – возразил я. – Этой возможностью воспользовался бы на моём месте любой мужчина из всех, кого я знаю, и убеждён, что и изо всех, кого я не знаю. И Папа Римский не преминул бы бросить на такую красоту свой нескромный взгляд, а уж я-то не претендую на то, что я святее, чем Папа!
– Вы умеете делать комплименты, – ответила Виолетта. – Но я прекрасно понимаю, что мужчина, который делает комплименты, на самом деле занимается соблазнением женщины или девушки, которой он их говорит. Пусть даже и не особенно рассчитывая на удачу. Это у вас, мужчин, в крови!
– Пусть так, – согласился я. – Вот мы всё и выяснили. Я не отрицаю, что ты мне интересна, но отрицаю, что это может что-либо означать для твоего и моего будущего. Признаю, что мне приятно побыть некоторое время твоим опекуном, поскольку мне нравится слушать глупости, которые произносит твой чудный ротик, и наблюдать за сменой выражений твоего очень даже миловидного личика. Мне приятно видеть твою фигурку, в одежде или без оной…
– Без одежды, думаю, намного приятней! – съехидничала Виолетта.
– И этого я не отрицаю, – согласился я. – Но я раз и навсегда заявляю, что не намерен жениться на малолетке, возникшей неизвестно откуда в моей жизни, и я не настолько развращён, чтобы воспользоваться этой малолеткой, не имея на то никаких прав.
Виолетта надула губки и принялась исключительно тщательно размазывать масло по булочке.
Я уже покончил со своим завтраком, так что она попросту затягивала время, она видела, что это начинает меня сердить, и поэтому с особым наслаждением ковырялась в еде.
Я овладел собой. В конце концов, я ведь никуда не спешу, а моё раздражение не имеет под собой никакой почвы. Меня сердит то, что она заметила, что меня это может сердить, и потому нарочно стала это делать. Прекрасно, в этом случае я должен перестать сердиться из-за таких пустяков.
– Забыл сказать, – сообщил я с рассеянным видом. – Через три часа у меня деловая встреча с издателем, и тебе придётся погулять в парке, пока я освобожусь, так как на старую квартиру мы не вернёмся, а новая ещё не арендована. Если до этого времени мы не успеем посетить магазин, или не успеем выбрать необходимое, с покупками на сегодня придётся повременить. Отложим до более удобного времени. Я заметил, что тебе требуется намного больше времени на завтрак, чем я предполагал.
Виолетта в мгновение ока прилепила на бутерброд кусок сыра, запихнула в рот и проглотила остатки бутерброда.
– Я готова! – сказала она, выскочила из-за стола и направилась к выходу.
Я положил на стол три франка и вышел вслед за ней.