Автор: Дональд Кэмпбелл.
***
ЛОНДОН, НАПЕЧАТАНО ДЛЯ КУЛЛЕНА И КОМПАНИИ, № 54, ПАЛЛ-МОЛЛ. 1795 год.
***
События, описанные на следующих страницах, естественно, стали
частой темой разговоров с моими детьми и друзьями. Они были так довольны отчётами, которые я им предоставил, что неоднократно призывает меня совершить всего на бумагу; и ласковая пристрастность их побудило предположить, что повествование будет, не только приятен, но интересные для общественности. В соответствии с их предложения, я далеко не уверен, что для успеха
мои усилия будут оправдывать их надежды: но я верю, что слишком много
не ожидается, в связи с литературной композиции, от лица
чья жизнь была посвящена, главным образом, обязанности военнослужащего и
служению своей стране, и что скрупулезное следование истине-это компенсирует многие недостатки в стиле и оформлении.
***
БУКВА Л.
-------------------------------------------
Вечером того дня, когда Джемадар Хьят САХИБ оказал мне честь, приняв меня, подарив мне одежду и деньги и сообщив, что мне будет сделано предложение, которое он назвал лестным, за мной прислали, чтобы я явился не на дурбар, а в дом высокопоставленного чиновника. Поскольку я ожидал встречи с самим Хьятом Сахибом и трепетал при мысли о его предполагаемом предложении, я был удивлён и даже обрадован, обнаружив, что мне предстоит встреча только с одним из его людей.
конференция. Этот человек, чье имя я сейчас забыл, принял меня с большой добротой
ободрил меня, усадил рядом с собой и начал говорить
о ХАЙАТ-САХИБЕ, которого он превозносил до небес как человека, наделенного
всеми великими и приятными качествами; сообщив мне в то же время, что он
пользовался дружбой и доверием своего Хозяина, ХАЙДЕРА
АЛЛИ, в большей степени, чем кто-либо другой, — за исключением Типпу Сахиба, его собственного сына: он рассказал мне историю Хьята, сказав, что тот был принцем-генту из одной из провинций Малабара
побережье, которое пало под непреодолимыми руками ХАЙДЕРА и было
им присоединено к обширной Майсурской империи. ХАЙАТ, по его словам, был тогда
всего лишь мальчиком одиннадцати-двенадцати лет, многообещающим гением,
и быстротой ума, необычно проявившейся в те нежные годы.
ХАЙДЕР, который был во всех отношениях человеком непревзойденной проницательности, думал, что
он увидел в мальчике то, что при правильном воспитании из него получится
огромная польза государству; и, как и во всех мусульманских правительствах, несвязанные,
изолированные мальчики, часто рабы, воспитываются в Серале, чтобы добиться успеха.
к великому отделениях Государственного "Хайдер" приняла мальчика, чтобы он сделал
Mahomedan, и, по сути, относился к нему, как если бы он был, вопрос о его
собственные чресла, и воспитал его с любовью и нежностью
фонд родителя. Я более подробно излагаю вам эту часть истории ХАЙАТА
, поскольку некоторые уважаемые историки, введенные в заблуждение ошибочным
сообщением, заявили, что он был незаконным отпрыском ХАЙДЕРА.
Султан, однако, не был разочарован в своих ожиданиях, которые он сформировал;
поскольку ХАЙАТ САХИБ отличался рвением, верностью и привязанностью, а также
интеллектуальные способности и таланты управления, даже превзошла
самые теплые надежды на своего хозяина.
Дав мне этот краткий отчет о джемадарах, он продолжил:
проинформируйте меня, что сипаи Арко, о которых я вам уже упоминал,
открыл ХАЙАТ-САХИБУ, кто я такой, дал ему полный отчет о моей семье
и сообщил ему, что я командовал кавалерийским полком в
служба набоба Арко, вместе с приданным ему пехотным корпусом и
артиллерией. В следствии этого доклада, HYAT Сахиб, он
говорит, было очень тепло сам заинтересован в мою пользу, и выразил
тревожное желание оказать мне услугу.
До сих пор беседа доставляла мне удовольствие. В нем не было сказано ничего, что могло бы меня встревожить
; напротив, я тешил себя надеждой, что, зная мое положение и
положение моего отца, он больше не будет питать надежд на мое
поступаю на службу к ХАЙДЕРУ, и на то время, пока я буду находиться в заключении
, относитесь ко мне с подобающей снисходительностью. Но я льстил себе.
слишком рано; или, как говорится в старой поговорке, “посчитался без моего хозяина”.
Когда он закончил свою "историю ХАЙАТ-САХИБА", в которой он превзошел все ожидания,
пышный панегирик, сказал он мне с выражением торжества на лице.
значение, которое тот, кто думает, что он дарует великую пользу
обычно предполагается, что это было намерение HYAT Сахиб, и на
имени своего господина султана, чтобы дать мне команду из пяти тысяч
мужчины-предложение, от которого он никак не мог придумать, сокращается и
поэтому ожидается, что никакого другого ответа, но в изобилии благодарности, и сильный
проявления радости с моей стороны.
У меня нет возможности описать вам мое смятение по поводу этого официального предложения
или излить вам различные эмоции, которые овладели
моей грудью. Негодование имело свою долю - гордость Солдата, а не
без сопровождения семейной гордости и высокого положения, в то время как это побуждало меня
отвергнуть такое низкое жилье, заставило меня рассматривать это предложение как
большое оскорбление. Поэтому я немного помолчал, чтобы подавить свои чувства; и
затем сообщил ему о своем твердом решении никогда не принимать такое предложение;
и после того, как он выразил большое удивление по поводу моего отказа от должности, столь
преисполненный преимущества, я изложил, как мог, свои
доводы; и я должен сказать, что он выслушал все возражения, которые я
начал с большим терпением; но в заключение сказал, что у него мало
сомневаюсь, что найду способ преодолеть свое нежелание.
Он отпустил меня на время, и я вернулся в свою тюрьму, где я
рассказал моему компаньону, мистеру ХОЛЛУ, обо всем, что произошло между нами.:
мы полностью изучили этот вопрос, и он согласился со мной, что это, скорее всего,
вывернуть самых страшных и жестоких преследований. Именно в этом
случае я впервые почувствовал истинность принципа, что преследование
всегда подрывает само себя и способствует тому, что
оно призвано разрушить. В человеческом разуме существует врожденная
отвращение к принуждению; и преследование всегда придает новую силу и
эластичность душе; и, наконец, когда она напряжена до предела,
заставляет Человека преодолевать трудности, которые на первый взгляд кажутся неподвластными
охват человечества.
Подстрекаемый идеей преследования, я начал испытывать определенную степень
энтузиазма, который мне был прежде незнаком: я предвкушал, с
своего рода мрачным удовольствием, страдания, которые может принести жестокая тирания.
обречь меня даже на саму смерть; и уже начал предаваться
ликованию мученичества. “ Нет, ” сказал я, “ мой дорогой ХОЛЛ! я никогда этого не сделаю
запятнать честь британского солдата — никогда я не опозорю свою кровь или свою профессию — никогда мой поступок не запятнает чистую славу моего уважаемого отца — никогда никакие мои страдания, какими бы мучительными они ни были, или мирские блага, какими бы соблазнительными они ни были, не заставят меня сделать то, к чему его благородный дух отнёсся бы с ужасом или презрением. Я могу, и я предвижу, что буду несчастен, но я никогда не буду подлым или деградировавшим!»
В самом деле, я довёл себя до такой степени твёрдости, что убеждён в том, что самые изысканные и утончённые жестокости, на которые способна изобретательность
то, что индеец-ирокез мог бы нанести на мое тело, было бы
совершенно неспособно сломить упрямый нрав моего разума.
Место, в котором нас разместили, был расположен так, не очень
благоприятна для наших чувств. Только в глазах его комендант
цитадель состоялся суд-по его yclep бы в суд, где
самый насмешливый, варварской жестокости были почасовой осуществляться, большинство из них
с целью вымогательства денег, и убедительные открытия
скрытый, или suppositious скрытые сокровища. Действительно, пять шестых из этих
пострадавшие соответствовали этому описанию; и процесс был столь же
искусным, сколь и варварским: сначала они начали с ласк, затем перешли к
допросу и перекрестному допросу, затем к угрозам, затем к
наказание и, наконец, к самым жестоким пыткам.
Прямо напротив нас был заключен в тюрьму несчастный человек, который
в течение многих лет был близким пленником, а также предметом этих
чудовищных деяний. Когда-то он был человеком самого высокого ранга в стране, где
теперь он был заключенным: в течение ряда лет он был губернатором и
единственный управляющий всей провинцией Биданор. Это было во время
правления последней Раны, или королевы, чья семья была Властелинами
страны с незапамятных времен, пока ХАЙДЕР не завоевал ее, и
присоединил его к другим своим узурпациям. К несчастью для него, предполагалось, что он
накопил и спрятал огромные сокровища, вследствие чего
из-за чего он уже несколько раз подвергался огненному испытанию в виде пыток
. Предполагалось, что он изготовил, от начала до конца, около
пятнадцати лаков пагод; а затем, в течение восемнадцати месяцев,
Его постепенно унижали, начиная с того высокого уважения, которым он пользовался поначалу, и доводя до самого жалкого состояния: ему угрожали, его пороли, наказывали разными способами и, наконец, подвергали самым жестоким пыткам. Я сам видел, как с ним обращались с величайшим почтением, а потом довели до самого низкого уровня страданий и унижений. Однако я не должен забывать об одном: о стойкости, с которой он и все они переносили свои наказания: это было поистине героически — поистине невероятно. Ничто не могло превзойти это, кроме мастерства и изобретательности
изобретательность, которую проявили варвары, изобретая новые способы пыток
. Моя душа содрогнулась от ужаса при виде этого: любезный ЗАЛ
мог выдержать это хуже, чем свои собственные страдания, и потерял все это
стойкость в своем сочувствии к несчастьям других, которое он проявил в
такое безграничное участие в его собственном: и часто, очень часто мы обнаруживали, что
строгость и суровость нашей собственной ситуации совершенно забыты в нашей
тоске и сочувствии к страданиям других. Никогда я этого не забуду
никогда я не буду думать без ужаса о проклятой политике и нечестивых
тирания восточных правительств, где всякое чувство человечности
уничтожено, и Человек, более безжалостный, чем тигр, бунтует в крови
своих собратьев без причины.
Мистер ХОЛЛ, несмотря на различные душевные и телесные страдания,
которым он подвергся, начал набираться сил и немного поправляться; и
это обстоятельство само по себе обрушило на меня такой прилив сил, что
внес свой вклад в мою поддержку. Мы утешали друг друга всеми способами, которые мы
могли придумать - иногда предаваясь роскоши горя - иногда
подбадривая друг друга и с плохо скрываемой бодростью призывая
богиню Эвфросину прийти со своими «причудами и причудницами,
с улыбками в венках», но, увы! горная нимфа, милая Либерта, была далеко,
и богиня избегала нашей обители. Однако мы начали понимать,
что можем создать систему для нашего облегчения и методично
защищаться от нападок горя. С этой целью мы приняли несколько
решений и взяли на себя определённые обязательства, например, никогда
не жаловаться на судьбу, если бы мы могли, —
утешаться тем, что другим выпало ещё более тяжкое бремя, _если бы мы могли_... и поддерживать надежду — надежду, которая приходит ко всем; и в целом, по возможности, говорить только о приятных вещах: но эти, как и многие другие правила, которые мы устанавливаем для себя в жизни, часто нарушались по необходимости, и мы сожалели о несовершенстве всех человеческих систем предосторожности.
Молодость и сила мистера Холла были в полной мере достаточны, как и мои,
для преодоления любых личных трудностей: его умственные способности были
превосходный, с несравненным характером и несравненной силой духа; и все же
я мог видеть, что нечто большее, чем казалось на поверхности, действовало
внутри него и терзало его сердце скрытой болью. Как бы ни были мы объединены
чувствами, а также равными страданиями, я сочувствовал ему слишком глубоко,
чтобы не испытывать любопытства узнать, что же его преследовало.
у него на уме: мы уже несколько месяцев были вместе, товарищи по несчастью; и я
считал себя не лишенным права на его доверие - я сказал ему об этом,
и пожелал, чтобы он поделился со мной своей историей, которую он, со своим привычным
обходительность и снисхождение, согласились--уверяя меня, что не было такого
история как могли отквитать беда это слышать, или заинтересует какой-либо одной
но сам, или очень теплым другом на самом деле: однако, он добавил,
он взял меня; и, как таковой, сказал бы он мне. Я думаю, что это,
однако, стоит рассказать, и передам это вам его собственными словами; и,
хотя это будет очень коротко, должен отложить изложение до другого письма.
ПИСЬМО LI.
-------------------------------------------
Мистер Холл, как я уже говорил вам в прошлый раз, любезно согласился рассказать мне свою историю, и теперь я передаю её вам почти так, как он её рассказал, насколько я могу её вспомнить. Он начал так:
«Хотя вы сейчас и не здесь, мой дорогой друг! свидетельствую, что я — самое несчастное из всех созданных существ, но не так давно фортуна улыбнулась мне и пообещала столько счастья, сколько человек в этой жалкой долине слёз может надеяться получить. Я видел, как каждое восходящее солнце возвещало о моём приходе.
за день радости, и намеревался обречь меня на ночь безмятежного покоя
когда щедроты Природы и произведения искусства были
излился с избытком нежной отеческой привязанности мне на колени - когда
толпы друзей приветствовали мои растущие перспективы - когда здоровье и мир сделали
этого человека своим постоянным пристанищем - и когда самая благожелательная любовь
то, что когда-либо благословляло смертного, переполнило меру моего блаженства. Да,
КЭМПБЕЛЛ! когда-то это было моим счастьем, но теперь, увы! источник
острых страданий - быть благословленным лучшими родителями, которых когда-либо видели
из-за благополучия ребенка ... и из-за друзей, которые любили меня и которых лелеяло мое сердце ...
и ... О БОЖЕ! думаю ли я о ней и при этом сохраняю свои
чувства - с привязанностью к юной леди, которую Провидение, в
полноте своего могущества и щедрости к Человечеству, никогда не создавало больше
прекрасная, еще на одного ангела в лице, более небесного нрава, более
богатая интеллектуальными способностями. Увы! друг мой, сможешь ли ты, сможешь ли ты
простить мне эти горячие порывы нежной страсти? сможешь ли ты на мгновение
проникнуться моими чувствами и сделать скидку на эти порывы? Но как
А вы можете? Ваша дружба и жалость, возможно, и впрямь побудят вас извинить меня за это
прерывание, но, чтобы по-настоящему сочувствовать и чувствовать то же, что и я, вы должны были
знать саму эту очаровательную девушку.
«Мой отец, хотя и не был первопроходцем в жизни, по рождению и образованию принадлежал к дворянскому сословию и был уважаемым человеком не только как обладатель значительного состояния, но и как человек, умевший наилучшим образом распоряжаться дарами судьбы: он был щедрым, но не расточительным, и милосердным, но не показным: все позволяли ему это.
кто знал его как самого нежного из мужей, самого ревностного и
искреннего из друзей; и я могу засвидетельствовать, что он был лучшим из
родителей. Сколько я себя помню, у меня всегда была возможность сделать замечание,
нежность моих отца и матери не знала границ: Казалось, я
занимал все их мысли, все их внимание; и через несколько лет, когда я
благодарю БОГА, что я никогда не отвечал неподобающим образом на их привязанность, это
увеличилось до такой степени, что их существование, казалось, зависело от меня.
мое.
“Сделать ребенка настолько любимым , насколько это было бы возможно при его природных талантах
позвольте, на мое образование не жалели средств: с детства мне были дарованы все
инструкции, которые можно было купить за деньги, и все соблазны учиться
, которые могла предложить любовь; в то время как мой возлюбленный
отец, следя за моими успехами увеличительным оком
привязанности, нависал бы надо мной в восторге и наслаждался предвкушением
славы и почестей, которые, как подсказывала ему чрезмерная привязанность, должен один
день окружает меня. Эти предрассудки, мой дорогой друг! возникающие из
избытка естественной привязанности, простительны, если не дружелюбны, и заслуживают
лучшая участь, чем разочарование. Увы! мой достопочтенный отец, ты мало
знал - и, о! пусть ты никогда не узнаешь, какая слава, какие
почести ожидают твоего ребенка! Может боль он терпит, и его наиболее
злосчастной судьбы, никогда не достигнет ваших ушей!--ибо слишком хорошо знаю, ведь
дать смертельный ключ к вашему сердцу, и вы осадок несвоевременно свой
могила.
«Так проходили годы, и казалось, что время обрело новые крылья,
чтобы лететь ещё быстрее. Ничто не предвещало
тех зловещих событий, которые делят время на утомительные этапы.
к несчастью, это прошло незамеченным; и увеличение моего роста и
расширение знаний - вот все, что у меня было, чтобы сообщить мне, что прошло восемнадцать
лет.
“Именно в это время я впервые обнаружил, что плавное течение моего
спокойствия нарушено, и прилив моих чувств усилился и
взволнован присоединением новых потоков ощущений - Короче говоря, я
стала рабыней восхитительных мук Любви; и, после того, как долгое время терпела
их в тайне, наконец набралась смелости, чтобы
заявить об этом. Откровенность и прямота были одними из добродетелей моей возлюбленной:
она внимала признаниям в любви и, возвышаясь над мелкими уловками своего пола, признавалась во взаимной привязанности. Теперь, казалось, я был на седьмом небе от счастья: чистота моей страсти была такова, что я ни разу не подумал о более грубых животных желаниях; и, счастливые в любви и в том, что нас любят, мы проводили время во всех невинных развлечениях, которые дарит истинно добродетельная любовь, и ни на мгновение не погружались в пучину чувственности.
«Поскольку я должен был унаследовать благородное, независимое состояние, мой отец предложил
чтобы подготовить меня к учёной профессии — юриспруденции; скорее для того, чтобы взбодрить и развить мой интеллект, а также в качестве шага к повышению в должности в государстве, чем для получения прибыли. Я был отдан в один из университетов с содержанием, соответствующим его намерениям в отношении меня, и должен был немедленно отправиться в путешествие для дальнейшего совершенствования, когда произошёл непредвиденный случай, который полностью разрушил все планы моего отца, выбил чашу счастья из моих рук и в конечном итоге привёл меня к тому плачевному состоянию, в котором вы сейчас имеете несчастье находиться вместе со мной.
«Всего за несколько месяцев до моего отплытия в Восточную
часть света мой отец, которого я с грустью наблюдал задумчивым,
усердным и меланхоличным, позвал меня в свой кабинет и,
схватив меня за руку и пристально глядя мне в лицо, в то время как
выражение его лица выдавало сильное волнение, решительно спросил,
считаю ли я, что у меня хватит сил вынести величайшее из возможных
бедствий? Я был потрясён его эмоциями, сопровождавшими этот вопрос, но ответил, что надеюсь на это. Затем он спросил меня, есть ли у меня
привязанности, достаточной для того, чтобы простить его, если он был причиной этого? Я
ответил, что идея, связанная со словом "прощение", заключалась в том, что
никакие земные обстоятельства не могли заставить меня применить ее к
мой отец; но умоляла его сразу же рассказать мне о самом худшем - поскольку, как бы то ни было
как бы то ни было, мое страдание не могло превзойти того, что я тогда чувствовала, судя по
таинственной манере, в которой он тогда говорил.
“Затем он мне сказал, что он был небрежный человек, - что он, с очень
наилучшими намерениями и с тем, преувеличивая меня, занимался великий,
и важные предположения, которые, если бы они преуспели, дал бы
нам княжеское состояние, но, оказалось, к сожалению,
наоборот, у него чуть выше нищенства. Он добавил, что у него не было
решимости сообщать мне о своих потерях, пока необходимость
не вынудила его рассказать мне всю правду.
“Хотя это было для меня сильным потрясением, я постарался скрыть свои чувства
от моего отца, из-за которого я переживал больше, чем из-за себя.
притворялся, что придавал этому значение настолько незначительное, насколько это было важно.
несчастье оправдало бы; и я имел счастье заметить, что
Достойный человек нашёл некоторое утешение в моём предполагаемом безразличии. Я заклинал его не позволять таким пустякам, как потеря имущества, которое можно было восстановить, нарушать его душевное спокойствие или здоровье, которые нельзя было восстановить, и заметил ему, что у нас у всех ещё достаточно средств, потому что моя частная собственность (которой я владел независимо от него и которая, по словам моего родственника, осталась у меня) с лихвой обеспечивала все наши потребности.
«Попытавшись таким образом смягчить горе моего несчастного отца,
я должен был смягчить и своё собственное горе и начал размышлять.
подумайте о том, что, вероятно, последует из этого, и какой шаг было бы наиболее правильным предпринять
в связи с этим ужасным изменением обстоятельств. Первым пришло в голову то, что было ближе всего к моему сердцу
- вы легко догадаетесь, что я имею в виду мою Любовь:
чтобы задействовать ее я любила больше, гораздо больше, чем свою жизнь, в несчастьях
моей семьи, был таким уж и ужасным образом перевешивает даже
страх потерять ее. Я не знал, что делать, и думал об этом
пока почти не впал в возбуждение - в таком состоянии я пошел к ней и
изложил все наши опасения вместе с моим решением
не вовлекать её в наше бедственное положение; когда — можете ли вы в это поверить? — милая
девушка настояла на том, чтобы моя судьба неразрывно связалась с её судьбой, — не потому, как она сказала, что у неё было хоть малейшее опасение, что время или перемены
обстоятельств могут повлиять на нашу привязанность, а потому, что она хотела дать моему разуму тот покой, который я мог бы обрести в безопасности.
Я ни за что на это не согласился бы, и пока мы довольствовались взаимными клятвами в вечной верности.
«Как только я решил, что мой отец готов к такому разговору, я
открыл ему план, который я сформировал из приезжает в Индию, чтобы продвигать мой
удачи. В его понимании это, но сердце его несогласие; и
он сказал, что расставаться со мной бы дать решающий удар его
несчастья: но, так как мой интерес был довольно хорошим, я представлял в
его великая вероятность того, что я имел успеха; и, наконец, с некоторым
сложности, он согласился.
“Моим следующим шагом было ознакомить мисс ... со своим решением. Я намеренно
опускаю встречу, которую не в силах описать ни один язык! — тогда как же я могу? — О! Кэмпбелл, воспоминания об этом терзают меня, как стервятник
здесь, ” (и он приложил руку к сердцу, в то время как слезы катились по его щекам
), - и скоро, очень скоро приведут меня к моему концу.
“Чтобы не задерживать вас напрасными попытками описать все наши чувства, я
ограничусь тем, что скажу вам, что после того, как я сделал все
необходимые приготовления и разделил с меня большая честь родителей
мало собственность я обладал, я отплыл в Индию, в состояние души
по сравнению с которым ужасы уничтожения бы
завидная: хаос в мои мысли заставили меня бесчувственным к каждому объекту
но никто, и я носился с какой-то тупой, мрачной снисходительностью, за
портрет скучаю ---, который висел на шее и был мой
неразлучным спутником, до людей, которые захватили меня, когда я пришел на берег
грабили меня, и тем самым лишили меня последнего пристанища для
утешение, что у меня осталось. О! чудовища! варвары! неужели вы насытили свой
Если бы дикая ярость отделила мои конечности одну за другой от моего тела, это было бы милосердием по сравнению с тем, чтобы лишить меня этого маленького образа той, кого я люблю! Но всё кончено, и скоро я опущусь в могилу и больше никогда не буду благословлён видом этих небесных черт, пока мы не встретимся в том мире, где все слёзы высохнут и где, я верю, мы будем вместе бесконечно долго в вечном, неувядающем блаженстве!
БУКВА LII.
-------------------------------------------
На следующий день после того, как агент ХАЙАТ САХИБА провел со мной беседу
, упомянутую в моем предпоследнем письме, меня снова послали
ибо и доставлено тому же лицу, которое спросило меня, должным ли образом я обдумал
важное предложение, сделанное мне ХАЙАТ-САХИБОМ, и о
последствиях, которые могут возникнуть в результате отказа? и в то же время он сообщил мне,
что командование пятью тысячами человек было честью, за которую
первые раджи майсурских владений ухватились бы с восторгом. Я
сказал ему, что я вполне убежден в чести, которую оказало бы такое командование
любому человеку, кроме англичанина, чья Страна является целью ХАЙДЕРА
непрекращающаяся враждебность сделала бы принятие этого позором - это
хотя я знал, что слишком много англичан отступили от своих
Я надеялся, что в Индии найдется немного желающих
принять любое вознаграждение, каким бы большим оно ни было, или любые искушения, какими бы благовидными они ни были
, отступить от стандартов своей Страны и сплотиться вокруг
это имя его злейшего врага - того, что, со своей стороны, когда-либо носило имя
передовой в рядах верности и патриотизма, и из семьи, которая
до сих пор ничем не умаляла чести этого имени, такой
акт отступничества был бы для меня особенно позорным, и я не мог бы рассматривать его
не в лучшем свете, чем предательство и отцеубийство - независимо от
все эти требования, которые сами по себе были достаточными, чтобы сдержать меня, я
чувствовал в себе принцип, возможно врожденный, возможно вдохновленный
военной привычкой, который запрещал мне соглашаться - и, наконец, апеллировал к
здравый смысл ХАЙАТ-САХИБА, был ли человек, который в таких обстоятельствах имел
предал свою страну и пожертвовал её интересами ради собственного удобства, был таким человеком, которому можно было бы безоговорочно довериться.
Несмотря на это и на тысячу других возражений, которые я не могу сразу припомнить, но которые подсказывала мне опасность моего положения, он продолжал настаивать на своём и использовал все аргументы, все доводы, которые могла подсказать ему изобретательность, или намеки на наказание, чтобы поколебать мою решимость, но тщетно: привязанность к стране и
Семья стала превыше всего остального, и я дал категорический, решительный отказ.
В тех обстоятельствах, в которых я оказался, я не мог вести точный
дневник о различных событиях, которые происходили, или о перипетиях моих мыслей,
которые случались, в период моего заключения. На самом деле, я едва ли осознавал,
как долго я находился в плену, и не мог точно определить, как долго это продолжалось,
пока меня не освободили. Поэтому вам придётся довольствоваться общими словами о том, что меня неоднократно убеждали в этом с помощью лести, угроз и лишения ежедневной подачки, положенной мне по закону.
поддерживал; и, наконец, перешел к принуждению, обвязав веревку вокруг моей
шеи и подняв меня на дерево. Все это, однако, я родила твердо: если
это был какой-то эффект, он должен был подтвердить в моей резолюции, и призыв в
политики на помощь диктует честь. Каждый человек в здравом уме
должен признать, что лучше умереть, чем жить в подчинении
тирании, столь поистине дьявольской.
Мистер Холл и я, что в итоге привело на грань вымирания, но утешал
себя с отражением, что те, кого мы любили, не были
делимся нашей несчастной судьбы, и, к счастью, неведом наш
страдания; и поскольку я был совершенно здоров, во мне всё ещё жила надежда.
В разуме каждого человека есть пружина, эластичность, о которых их обладатель редко, очень редко задумывается, потому что, к счастью, редко случаются ситуации, в которых это можно было бы проверить. Ведь как усталость является необходимым предвестником отдыха, так и крайнее уныние является самым сильным испытанием нашей стойкости. И вот я нашёл его:
по мере того, как ужасы моего положения сгущались вокруг меня, я чувствовал, как
во мне крепнет дух; моя решимость становилась твёрже, мои надежды — более
оптимистичными — я даже
начал смотреть вперед, и форма проекты для будущего: всего часов
аттракционов, каждый день и каждую ночь, возник от созерцания моей
любимый мальчик, я в воображении проследить его рост, снял свой рост
настроения, сформированные планы для своего будущего успеха и процветания, и
баловали в ожидании все то наслаждение, которое я теперь доверяю я
но есть в его созревшей мужественности.
Так мы продолжали в течение многих месяцев, в течение которых никаких изменений не произошло
ни в обращении с нами, ни в ситуации. Мы слышали тысячи
противоречивых сообщений о победах, одержанных над англичанами, и снова о
некоторые успехи с их стороны: они, однако, воздержались от принуждения меня к работе
. Единственное облегчение от наших страданий лежат в ресурсы
в наших собственных головах, и в наших взаимных усилий, чтобы понравиться и консоли
еще одно: в условиях обострения необходимость ежедневно
свидетелями самых варварских наказаний по
несчастные лица, находящиеся под видимостью справедливости, и иногда
лишение пищи, либо путем мошенничества сипаев, кто принял участие
США, или капризом или жестокостью своих начальников. Это всего лишь справедливость,
Однако следует сказать, что не все они были одинаковы: одни были преисполнены милосердия, сострадания и человеческой доброты, в то время как другие были почти такими же плохими людьми, как и те, кому они служили. Нам не разрешалось пользоваться пером, чернилами или бумагой, и мы очень редко могли позволить себе такую роскошь, как бритьё или чистое бельё. Мы совсем не были защищены от непогоды, пока, наконец, для нас не построили из глины небольшую комнату, которая была маленькой и сырой и сделала наше положение ещё хуже, чем прежде.
Заключённый, о котором я уже упоминал, что во время
бывший Монарх, занимавший первый пост в Биданоре, все еще оставался
напротив меня; и мы с ним, наконец, начали понимать друг друга,
и нашли способы с помощью взглядов, знаков и жестов обмениваться мыслями и
проводите совместное общение с чувствами. От обстоятельств
являясь носителями, и искуснее в язык, чем мне, у него было много
разведка лучше, чем я, наверное, и он всегда был готов
чтобы донести до меня какие-либо обстоятельства или известия, которые он думал, что может быть
огромен: некоторые сообщения также передаются между нами, с помощью сипаев
который попеременно был его охранником и моим - потому что наши охранники менялись
каждую неделю.
Проекты и надежды нового рода теперь начали вторгаться в мои мысли.
и я задумал проект, который, как я льстил себе, не был
совершенно невыполнимо осуществить побег и даже восстание в этом месте
. Множество обстоятельств убедили меня в том, что
тирания ХАЙДЕРА и его слуги ХАЙАТА САХИБА вызывала отвращение, хотя никто из них
не осмеливался дать волю своим чувствам. Я думал, что смогу заметить, что
местный заключенный, сидящий напротив меня, был втайне любим и мог,
из воспоминаний его бывшего достоинства, имеют значительные
влияние на место. Несколько Аркот сипаев и их должностных лиц (часть
их принадлежность к моему собственному полк) были также заключенные на свободе; и
вместе с тем я вспомнил, что трудности, по-видимому, более изумительно было
одолели англичан--часто слышал он утверждал, что есть
не была тюрьма в известном мире, из которого британский подданный имел
не совершил свой побег.
Переполненный этими представлениями, я попытался расспросить офицеров
Сипаев Арко, не могли ли мы совершить побег?
Так сильно пылает пламя свободы в груди каждого человека, так велико отвращение человеческой природы к рабству, что я заметил явное желание окружающих нас людей присоединиться ко мне в попытке добиться нашей свободы или поднять восстание в гарнизоне. Моё сердце билось от надежды, и я начал тешить себя мыслью, что недалёк тот день, когда мы не только бросим вызов нашим тиранам, но и заставим их раскаяться в тот день, когда мы были выброшены на их берег.
Озвучив это всем, кто, по моему мнению, мог согласиться, я
Я размышлял о целесообразности этой попытки и, как мне казалось, нашёл их готовыми принять в ней участие. Оставалось только решить, как это сделать, и, набросав общий план, привести его в исполнение. Первое из них было критически важным соображением, второе требовало внимания и управления и, скорее всего, было бы затруднено бдительностью окружающих, которые не преминули бы заметить и поднять тревогу из-за любого необычного общения или разговора между нами. Без взаимного обмена мыслями и полного обсуждения
все заинтересованные стороны, а также знание форта и его
различных ворот, ничего не могли с какой-либо перспективой успеха, быть
определены - ничего, без самой непосредственной опасности, не предпринималось. Я
поэтому держал различные советы со своим собственным разумом и с мистером ХОЛЛОМ по
этому вопросу - большинство из которых были безуспешными, нисколько не обескураживая
нас.
Наконец я начал подумывать о том, чтобы прощупать биданорского пленника _си-деванта_
Губернатор этого места; и решил, если возможно, привлечь его к участию в
наших консультациях, поскольку я раньше надеялся сделать его участником в
в ходе выполнения проекта, но пока я погружалась все это к моему большому
собственного удовлетворения, произошло событие, которого погасли все мои надежды
тот путь, который вы должны иметь учетную запись в своем следующем письме.
БУКВА LIII.
-------------------------------------------
Был ли раскрыт план, о котором я упоминал в моем последнем письме, или нет, или
из каких других побуждений он возник, я до сих пор не смог узнать
решать; но так уж получилось, что в то время, как мой сангвинический ум был переполнен
В надежде осуществить мой план побега мистер Холл и я однажды были неожиданно закованны в кандалы и скованы вместе, нога к ноге, одним болтом. Насколько я могу судить, это произошло за четыре или пять месяцев до моего освобождения. Из всех обстоятельств моей жизни это произвело на меня самое сильное впечатление: оно неожиданно и внезапно разрушило самую приятную картину, которую когда-либо создавало моё воображение. Появление утюгов и то, как осторожно они были доставлены,
действительно стало неожиданностью:
больше я с удивлением наблюдать, что человек, который был нанят, чтобы увидеть
этот приводят в исполнение, проявил необыкновенные эмоции, казалось, много
влияет, и даже проливать слезы, когда он посмотрел на: а внезапность
и поучительная режим делает это убедило меня, что какое-то сопротивление на наш
состав был задержан, печаль, которую офицер, который руководил его
раскрывается, предвещает в моей голове фатальным, или как минимум очень серьезно
вопрос.
К несчастью, бедный мистер Холл уже некоторое время страдал от
возвращения своего ужасного заболевания, дизентерии; и мы были закованы в кандалы
все вместе усилило непобедимое умерщвление чувств, которому он уже подвергался
из-за деликатности натуры, которая сделала бы
честь самой скромной девственнице, будь ее чувствительность столь изысканной,
или ее чрезмерная деликатность - И вот, мой дорогой ФРЕДЕРИК! Я не могу
упустить эту возможность, заметив, что человек, а также
женщина, которая сделает сам обладает превосходным характером в глазах его
людьми, должны развивать деликатность и скромность, а самое
пленительным из всех моральных добродетелей: от них героизма вытекает
дополнительный блеск — остроумие, в десять раз большая сила — религия и нравственность,
очарование убеждения — и каждое личное действие человека, неотразимое
достоинство и притягательная грация. Из-за этого несчастливого события я впал в
временную депрессию, а быстро прогрессирующая болезнь бедного Холла
сделала моё положение ещё более плачевным, когда я снова воспрянул духом,
жадно хватаясь за всё, что давало хоть малейшую надежду на поддержку,
благодаря смутным слухам о том, что английская армия высадилась на Малабарском побережье, и был настолько силён,
влияние разума на организм животного, что мистер Холл понравилось
из доклада сиюминутное облегчение своего недуга, но, не имея
медицинской помощи, ни даже достаточного пропитания для дальнейшего
благоприятные явления природы, он опять замирал; заболевания налогообложения
на него с утроенной яростью: очень скудная порция отварной рис, с
более куцый кусок вонючей соленой рыбы или гнилой плотью, был очень
недостаточная поддержка для меня, кто, хотя и исхудавший, был в состоянии здоровья--и
очень неправильное лекарство для человека, живущие под недуга, такие как г-н
В больнице Холла требовались комфорт, квалифицированная медицинская помощь и
питательная еда. Чай, который дал мне ХАЙАТ-САХИБ, был израсходован; и
нам не разрешалось бриться с того часа, как на нас надели кандалы, -
баловство такого рода было запрещено варварскими правилами
тюрьма: и, чтобы смягчить наши пытки, сон, “бальзам для раненых
умов”, не давался нам непрерывно; ибо, в соответствии с другим
правилом, каждые полчаса нас беспокоил какой-то шум.
напоминающий погремушку сторожа, и парень, который, ударяя по каждой части
наши утюги с какой-то молоток, и исследовав их, дабы они не должны быть
вырезать, нарушил такой тонизирующий, и проснулся наши души на свежий
ужасы.
Как это должно быть гораздо более естественно удивляться, что каких-либо телесных
сила может поддержать себя в таких сложных явлений, чем
что немощь должен погружаться под ними, вы будете достаточно опечалены, чем
удивлен, узнав, что бедный мистер Холл был сейчас приближается к своему концу с
почасовой ускорил шаги. Каждое ходатайство, которое я подавал в его пользу
было отклонено, или, скорее, к нему относились с жестоким пренебрежением и презрением
тишина; и я предвидел, с невыразимой тоской и возмущением,
что, варвары не утихала в его последние минуты ни одна йота из
страдания, и что мой самый любезный друг, которому суждено истечь под каждый
сопутствующие ужас, что всего в подлунном обстоятельствах могли бы создать. Но
та жалость, которую отвергали могущественные и просвещенные, естественная
благожелательность, действующая на неосведомленный разум и скудные средства,
предоставленная нам. ХАЙАТ САХИБ, могущественный, богатый, губернатор
великой и процветающей провинции, отказал умирающему ближнему в
небольшое дешёвое утешение — в то время как бедный сипай тратил свои скудные средства на его обеспечение: тот, кто охранял нас по собственной воле, рискуя неминуемым наказанием, купил нам лампу и немного масла, которые мы жгли последние несколько ночей.
Философы и богословы рассуждали о преимуществах хорошо прожитой жизни, ощущаемых _in articulo mortis_, и я надеюсь, что их усилия оказали некоторое влияние на жизни многих людей. Один-единственный пример, подобный тому, что привёл мистер Холл, стоил бы целого тома наставлений на эту тему. Непритворная покорность, с которой он принял своё увольнение,
и величественная стойкость, с которой он смотрел в лицо различным ужасным обстоятельствам, окружавшим его, сделали его самым достойным человеком, которого я когда-либо видел или представлял, и самым славным примером сознательной добродетели, торжествующей над ужасами смерти и коварным варварством человечества. Если бы развитие добродетели сопровождалось болью, а порок — удовольствием, то выбор первого был бы с лихвой вознаграждён его утешением в этот ужасный момент, даже если бы он не сопровождал нас дальше. Примерно через четверть часа
перед смертью мистер Холл затронул в разговоре очень деликатную тему,
которую он развил серией замечаний, настолько утончённых,
изысканных, деликатных и трогательных, что это казалось почти
вдохновением, как будто по мере угасания тела интеллект
возрастал, и умирающий человек стал одним сплошным разумом.
Такого разговора я никогда не слышал. Его воздействие на меня было удивительным, ибо, несмотря на то, что сочетание печальных обстоятельств, связанных с моим нынешним критическим положением, почти сломило меня,
доводя разум до исступления, благотворное влияние его слов и примера
обуздало чрезмерность моих ощущений; и я встретил скорбный
момент его ухода с некоторым спокойствием, которое, хотя и не
сравнение с ним, поразмыслив, показалось мне поразительным.
Этот разговор продолжался до самого момента его смерти; в течение
этого времени он держал мою руку сжатой в своей, часто выражая мне свою доброту
выражая мне свое пожатие, в то время как мое горе проходило наиболее легко
канал, оросивший мое лицо слезами. Пока он продолжал, мой голос звучал
choaked с моими чувствами; и я попытался один или два раза напрасно
говорить. Его рука похолодела: он сказал, что все его нижние конечности были безжизненными,
и что он чувствовал, как смерть приближается к нему медленными крадущимися шагами - Он
снова начал читать мораль, с трогательным пылом благодаря БОГА за его великую милость
оставив ему незамутненный интеллект и орган общения
(язык) не ослабленным, чтобы до конца он мог утешать своего друга
и товарища по несчастью...“Ах! Кэмпбелл! — продолжал он, — к каким
несчастьям я вас теперь ввергаю! Смерть при таких обстоятельствах — это
благословение - я рассматриваю свое как таковое; и должен был бы считать его еще более благословенным, если бы оно
способствовало, пробуждая в этих людях чувство их жестокости,
смягчите их суровость по отношению к вам: но жестокость, подобная их жестокости, систематична и
не опускается до контроля чувств. Я могу надеяться, что вы хотели
но вырваться из их лап, а то бы ты еще раз нажмите
семья к своей груди, мысли бы скрасить еще в момент нашего
разделение: и, о-о! друг мой! могу ли я еще надеяться, что ты
когда-нибудь увидишь моих самых любимых и почитаемых родителей и расскажешь им о
моя смерть, не терзая их сердца ужасными обстоятельствами,
исполню свой последний долг и расскажу, как я их уважал… Если бы вы
тоже могли увидеть мою… и сказать ей, что она мне гораздо, гораздо дороже…! —
тут он перевёл взгляд на лампу, потом на меня, судорожно сжал мою руку,
вскрикнул: «Кэмпбелл! о, Кэмпбелл! лампа гаснет!» — и умер без стона.
Рассказ об этом ужасном событии живо предстал перед моим воображением.
Я живо представил себе эту сцену со всеми её ужасами — ужасами, которые
превосходят все попытки описания и выходят за рамки всех возможностей языка —
что мои чувства отчасти возрождаются, и я чувствую, что в настоящее время не в состоянии продолжать.
ПИСЬМО LIV.
Некоторое время я был погружён в скорбь по поводу смерти мистера Холла. Хотя я давно этого ожидал и, следовательно, можно было бы предположить, что я растратил большую часть своего горя на ожидание, но, поразмыслив и
почувствовал момент перед смертью лишь, как она уважает его и его
несчастий, большая часть из беды остались unconceived: и,
теперь, когда он мертв, я стал впервые рассматривать и чувствовать себя
тема, поскольку она касается себя. Отражение сказало мне, что он был
счастливо избавлен от горя и пребывал в состоянии блаженства——
“После судорожной лихорадки жизни он хорошо спит:
—- Ни сталь, ни яд,
Злоба внутренняя, иностранные поборы — ничто
Не может тронуть его дальше!”
Но я все еще оставался жертвой, возможно, новых варварств, без надежды на спасение.
избавление от старого. Нет партнера, нет социальных разговаривать
разрешить, не друг, чтобы утешить меня в моих несчастьях, я посмотрел на
тело моей подруги с завистью, и посетовал, что смерть не предоставляется
тоже мне, укрытие от жестокостей, которых судьба, казалось, определила для
куча на меня.
Это невозможно для меня, чтобы выразить тебе страдания ума я
перенесших в течение остальной части ночи. Утром коменданту было
доложено о смерти мистера Холла; и примерно через час
после этого он прошел мимо меня, но намеренно отвернулся от меня
на другую сторону. Я терпеливо ждал, когда вынесут мертвое тело
до вечера, когда я попросил сипаев, которые охраняли меня, подать прошение о том, чтобы
его вынесли. Они вернулись и сказали мне, что они могли бы сделать без
ответ уважении. Наступила ночь, но не было никакого внешний вид
намерение раскрыться меня от трупа. Комендант сидел в
своем дворе, верша правосудие, как я уже описал,
_право_! Я сам позвал его изо всех сил, но не смог добиться от него ответа.
он не ответил. Ничто не могло сравниться с моей яростью и ужасом, ибо,
Помимо болезненной мысли о том, что я прикован к мёртвому телу любимого друга,
ещё одно обстоятельство сделало это серьёзным поводом для ужаса. В тех краях настолько жарко,
что разложение начинается почти сразу после смерти, и мясо, убитое утром и оставленное в тени, к вечеру будет непригодно для приготовления. Таким образом, в случае с субъектом, на котором разложение началось ещё до смерти и который оставался на открытом воздухе, процесс должен был протекать гораздо быстрее. Однако до сих пор
сочувствуя моему положению или потворствуя мне, убрав тело,
их варварство подсказало им сделать это орудием
наказания; и они упорно придерживались самых унизительных
молчание и игнорирование моих жалоб. В течение нескольких дней и ночей он
оставался прикрепленным ко мне железом. Я почти обезумел - пожелал
средств положить конец моим страданиям смертью и не мог
большего, не став свидетелем какой-то новой стадии разложения, которой она достигла, или
дышите, не вдыхая исходящие от него гнилостные выделения - в то время как
На нём сидели мириады мух и отвратительных насекомых, первые из которых
то и дело садились на меня, ползали по моему лицу и рукам и
сотнями садились на мои припасы. Я никогда не вспоминаю об этом кризисе без замешательства, ужаса и даже изумления; и если бы он не был связан с чередой предшествующих и последующих событий, слишком хорошо известных уважаемым людям, чтобы в них сомневаться, и слишком тесно переплетённых с историей последней войны в Индии, чтобы в них можно было усомниться, я бы не только боялся рассказывать, но и сам сомневался бы в том, что говорю.
все это не было иллюзией сна, скорее, чем верой в
возможность того, что я выдержу такие неслыханные трудности без потери
жизни или лишения чувств.
Наконец, когда тело достигло того шокирующе отвратительного состояния
гниения, которое угрожало, что дальнейшая задержка сделает вывоз
отвратительным, если не невозможным, монстры согласились забрать его из
я... и я испытал огромное облегчение: но унижение и травма, которые я
перенес из-за этого, в сочетании с волнениями предыдущей недели, оказали
заметное влияние на мое здоровье. У меня совершенно испортилось настроение, пропал аппетит
Я полностью утратил надежду: мои давние мечты рухнули, и я с нетерпением ждал смерти как единственного желанного события, которое было хоть сколько-нибудь вероятным или возможным.
Однажды мой сосед (местный заключённый) посмотрел на меня самым интересным и обнадеживающим взглядом, и я заметил, что в крепости царит необычная суматоха, а сипаи сообщили мне, что их срочно вызвали на службу и что произошли важные события. От этого слабого проблеска мой разум, от природы активный,
хотя и подавленный необычными обстоятельствами, снова загорелся.
и надежда каким-то мрачным светом осветила открывшуюся передо мной перспективу.:
Я обдумал тысячу вещей и вывел из них тысячу предположений.;
но для меня все это пока было только предположением. Через день или два суматоха
возросла до предела, сопровождаясь признаками ужаса:
всем войскам в цитадели было приказано выступить; и
Комендант, и мужчина С и инструментов молоток, пришел снять с меня
утюги.
Пока они были на работе сниму кандалы, я понял, что они были
взлетают те из родных пленного напротив меня. Он пошел
под охраной мы смотрели друг на друга спокойно, кивнул и
улыбнулся, а кто должен сказать: “мы надеемся увидеть друг друга в более счастливые времена
недалек.” Но, увы! тщетны человеческие надежды, коротки и мрачны они.
предел нашей предвидения! Этот несчастный человек, не совершив
никакого преступления, заслуживающего этого, но в соответствии с отвратительной,
варварской политикой этих стран, был по приказу джемадара взят
вперед, и ему перерезали горло! Впоследствии сам Джемадар
признал это мне - и, что было еще более отвратительно, если это возможно,
взялся оправдывать процесса на принципах разума, звук
смысле, и прецедент азиатской политики.
Для того, чтобы прояснить все это дело, мне необходимо
вернуться к событиям, которые произошли до этого времени, но из которых
в силу моего положения я был тогда в полном неведении; и поскольку они
касаются не только причин моего последующего побега и судебного разбирательства,
но и значительной части исторических фактов и некоторых материалов
интересов Ост-Индской компании, я буду более конкретно
будьте осторожны в их изложении и требуйте от вас пропорциональной доли
внимания - Но их важность дает право на отдельное письмо:
поэтому завершите заверением вас и т.д. и т.п.
ПИСЬМО LV.
-------------------------------------------
ХАЙДЕР АЛЛИ КХОУН, покойный набоб Майсура и отец нынешнего ТИППУ
САХИБ СУЛТАН был таким же экстраординарным человеком и, возможно, обладал такими же
большими природными талантами, как и любой другой, занесенный на страницы истории. Родился и
воспитанный в самых низших слоях непросвещенного и невежественного Народа, и
до последнего дня своей жизни совершенно неграмотный, он не только вышел
из родной безвестности благодаря силе своего ума и тела, но стал
объектом ужаса и восхищения окружающих властителей. Рано
приобщенный к привычкам и приученный к тяготам военной жизни, он
постепенно продвигался по службе до звания, которое давало возможность
возможность продемонстрировать свои способности и доблесть: вскоре он получил
командование той армией, в которой когда-то служил простым солдатом,
и сразу же продемонстрировал, что возвышенность его ума сформировалась
в соответствии с его необычайной возвышенностью.
Маратхи, самый грозный народ в Северной Индии, граничили с
Майсурскими владениями и держали своих соседей в постоянном страхе
частыми военными действиями, совершая набеги на их территории и
захватывая силой оружия большие участки их страны. Но как только Хайдер
получил командование армиями своей страны, он изгнал маратхов из
Майсурских владений, которые он расширил за счёт значительных
приобретений.
Мархатта, и продолжил свои завоевания с таким успехом, что заставил эту воинственную нацию уважать своих соотечественников как равных, если не превосходящих их в военных достижениях. Таким образом, в то время как он снискал расположение своего монарха и сограждан своей мудростью, он завоевал восхищение солдат своей обходительностью и доблестью и в то же время суровостью своей дисциплины и порой суровым обхождением внушал им страх, который укреплял его власть, не уменьшая их привязанности.
Таким образом, Хайдер достиг той точки возвышения, за которой никакое умственное усилие, если оно не продиктовано добродетелью или честностью, не могло его вознести. До сих пор он был обязан всем своему гению, но его непомерные амбиции простирались ещё дальше, и, не сдерживаемый никакими религиозными или нравственными принципами, он решил во что бы то ни стало достичь того, чего, как он знал, не могло достичь ничто, кроме преступления. Со злобной предусмотрительностью он заглядывал в будущее и с несравненной дальновидностью выстраивал всю систему, в которой ему предстояло действовать, когда этот порядок вещей станет его
глубокий и интуитивный гений позволил ему увидеть бы естественно
возникают друг от друга, должны позволить ему соответствующей возможности. Хотя
он был совершенно незнаком с книгами и, конечно, мало что мог извлечь
пользы из примеров великих и амбициозных людей, зарегистрированных в
Истории, все же, опираясь на бесконечные ресурсы своего собственного разума для
информации, он использовал те же самые средства для продвижения своих взглядов; и
предвидя, что с огромной армией, преданной его интересам, немногие
вещи будут недостижимы, он усердно занимался моделированием и
форма этого царя Майсура до высшего совершенства
дисциплиной, и чтобы сделать ее привязал к своей персоне, и подвластен
его взгляды, умелое смешение тяжести и расслабления, труда и
награда, угроза и аплодисменты, которые никто, кроме мастера-руки бы его было
способен точно рецептура.
Смерть его Суверена, КОРОЛЯ Майсура, наконец предоставила ему
возможность, к которой он так долго стремился, и с таким пророческим взглядом,
смотрел вперед - и дала ему достаточно места для самоутверждения на
оценка его проницательности и благоразумия.
Наследник престола, будучи тогда младенцем, политический деятель
ГИДЕР, отложив в сторону все притязания родственников юного принца, взял на себя
опеку — под титулом регента — и принял на себя верховную власть — и, хотя он слишком хорошо знал о непоколебимой
привязанности народа к своему законному монарху, чтобы сразу предать его
смерти, узурпировал трон и отправил его в заточение в
Серингапатам, столицу Майсурского княжества.
Таким образом, благодаря своим талантам он завладел престолом.
дал широкий простор возвышенности своих взглядов и вскоре продемонстрировал
неистощимые ресурсы своего ума на новом посту губернатора и
Законодатель, создавший такие обширные, хорошо организованные военные учреждения и
такие разумные и благотворные гражданские институты, которые заставили его вспыхнуть
сразу же навели ужас на его соседей и сделали его, в последствии,
самый могущественный и грозный правитель на Ближнем полуострове. В
продолжении этих дел его недостаток писем восполнялся его
бдительностью и проницательностью, обостренными подозрительностью: три секретаря
исполнял все свои приказы в разных квартирах; и если при сравнении обнаруживалось, что
они отличаются, тот, кто совершал ошибку, получал приговор
к смертной казни. Его природная жестокость нередко заставляла его брать исполнение их
приговора на себя: отрубить голову собственной
рукой или увидеть, как это делают другие, было роскошным развлечением для
кровожадный ХАЙДЕР.
Природная проницательность этого великого человека подсказывала, что для того, чтобы
достичь обширных целей, которые ставил его активный и амбициозный характер,
в соответствии с его воображением, внедрение наиболее совершенного
военная дисциплина была превыше всего остального необходимого; и его
суждение подсказывало ему, что европеец был лучшим. Поэтому он предлагал
самые заманчивые соблазны военным авантюристам, и
особенно тем, будь то чернокожим или белым, кто прошел подготовку в
служба Английской Ост-Индской компании: он разослал эмиссаров с
этой целью во все части Индии с инструкциями предложить большие
вознаграждения; и довел этот замысел до того, что всякий раз, когда случался несчастный случай или война
отдавая в его руки людей такого типа, он никогда не упускал случая
задержать их и, если они откажутся поступить к нему на службу, обращаться с ними
с самой непростительной строгостью и варварством; и этими средствами
довел свою армию до состояния совершенства, доселе неведомого чернокожему
Власть. Он не остановился на этом, но решил основать военно-морской флот - за счет
крупных предложений, привлекших многих корабельных плотников и ремесленников из Бомбея, - сделал
значительный прогресс в строительстве верфей, и фактически было
оборудовано несколько линейных кораблей, помимо фрегатов, приспособленных для столкновения
Европейские моря. Действительно, он, казалось, придерживался своих взглядов на завоевания
даже в полярные регионы, поскольку известно, что он приказал своим людям при строительстве этих судов сделать их пригодными для плавания по ледяным морям или, как он их называл, по «толстой воде».
Для человека с такими пылкими амбициями и глубоким пониманием ситуации огромная власть, которую Английская Ост-Индская компания приобрела и ежедневно приобретала на Востоке, не могла не вызывать зависти. Он
испытывал смертельную и непримиримую вражду к британскому народу, которая
повлияла на всю его последующую жизнь, закончилась только с его смертью и была
затем передал своему сыну ТИППУ САХИБУ с принесением торжественной
клятвы всегда сохранять эти чувства.
Совпадение обстоятельств, которое редко случалось в
судьбах людей, имело тенденцию в критический момент способствовать осуществлению смелых проектов
ХАЙДЕРА; и ни фортуна, хотя и чрезвычайно благосклонная к нему, ни
его собственные безграничные таланты и энергичный дух способствовали их осуществлению
больше, чем неуклюжая политика, смехотворные амбиции и
вытекающие из этого неоправданные действия одного из наших Президентов в
Индия ... я имею в виду Бомбей. К счастью, мудрости и умеренности нашего Востока
Индия советов по сей день, подтверждает раненых характер
Британской нации, и оправдывает меня замечания я делаю.
Амбициозный и расточительный вождь племен мархатта - его звали
РОГАНО РОУ - был свергнут Мудрецами своей Страны за
убив своего племянника, чтобы узурпировать трон Сеттераха. Он
бежал в Бомбей и с помощью благовидных обещаний и других средств убедил
это президентство предоставить ему убежище и, наконец, взяться за оружие в
его защита от объединенных штатов Мархатта, которые в то самое время
смогли собрать армию в триста тысяч бойцов.
Военные действия первыми начали англичане; и ими был
впервые предложен мир. Был заключен Пунахский мирный договор, в соответствии с которым было предусмотрено
, что РОГАНО-РОУ должен покинуть Бомбей; а англичанами были приняты соответствующие положения
положения этого договора были нарушены - ибо, в прямое нарушение его, РОГАНО был
удержан в Бомбее. Это нарушение договора привело к другому; для этого
хитрый и беспринципный вождь воспользовался этим с таким обращением, как
убедите это президентство снова напасть на Мархатта: - усиливая
власть своей партии среди своих соотечественников, он однажды одержал над ними верх
больше для отстаивания своих прав; и, боюсь, президентство Калькутты
было вынуждено присоединиться к плану Бомбея.
Это произошло, к сожалению, что в это время президентства Бомбей
состояла из людей самых неквалифицированных, наверное, что может быть
нашли в любом сообществе для офисов такой важности. Один,
в частности, был разрешен по почти единодушному согласию тех, кто
знал его частный или общественный характер, чтобы быть невежественным не только в отношении
первых принципов правления, но и обычных знаний, необходимых
для джентльмена; и в особых ситуациях он был особенно
дисквалифицирован из-за пристрастия к мелочам, которым он уделял больше внимания
, чем более важным вопросам. Характер и интеллект такого рода
оказались еще более неспособными к каким-либо расширенным взглядам.
Представитель великой нации в далекой колонии должен обладать, по
меркантильному образованию и привычкам, которые сужали даже его ограниченные
разум, а не чувство, не мысль, это был не просто
реклама. Управление такими людьми было именно таким, какого
можно было ожидать; и, вместо того, чтобы отстаивать достоинство Великобритании,
или способствовать выгоде их работодателей - узкая политика, эгоистичный
взгляды и усилия, вытекающие из ошибочных представлений о завоевании, составляли
всю ткань их поведения в Индии.
Ослепленный возможные инсинуации ROGANAUT, и стимулировали, как я
уже отмечено, жажда завоеваний, которые были бы
неоправданными даже для наследственного деспота, но особенно порочными и нелепыми для группы торговцев, которые сами были подданными. Слуги Ост-Индской компании снова решили поддержать силой оружия этого жестокого убийцу. И с жалким отрядом из четырёх тысяч человек, обременённых громоздким багажом и слугами для размещения праздных и сладострастных офицеров, во главе с двумя доблестными чемпионами бухгалтерии
(Карнак и Мостин) с полковником Эгертоном в качестве военного помощника, а не
чем командир, они отправились навстречу всему потоку
войск Мархатты, чтобы провести «Рогану» в Пуну.
Если бы Роганаут выступил во главе своих сторонников, вожди народа маратхов, возможно, заняли бы разные стороны в этом вопросе и оставили бы между собой брешь, через которую его оружие или интриги могли бы проникнуть в страну и нанести смертельный удар по общему делу. Но нападения иностранной армии — армии заинтересованных в наживе чужаков, какими тогда были войска Компании, — армии явных естественных врагов,
исповедующие другую религию, придерживающиеся других политических принципов
и сформированные от Природы с другим цветом лица - пробудили и
объединили их в одном общем деле и сжали несогласованные интересы,
которые с незапамятных времен находились в непримиримом противоречии, в одно целое
компактное объединение сопротивления, которое, по мере того как оно становилось все более твердым с
всплески враждебности, которые по природе вещей невозможно было подавить;
таким же образом, как неоправданный союз королей против Франции
недавно объединил все конфликтующие стороны этой страны — обратил
объединение двадцати семи миллионов человек, мужчин и женщин, в одну сплочённую вооружённую
силу сделало их не только непобедимыми на родине, но и грозными
за рубежом, и, наконец, позволило им, подобно Колоссу, покорить
вселенную.
ПИСЬМО LVI.
-------------------------------------------
Приближение британских войск с «Роганаутом» вызвало большую тревогу
Пуна; и пославшие туда министров, чтобы предложить условия, которые были
презрительно отвергнуты. Тогда они решили спасти тех, кто
права, которые они не могли защитить с помощью правосудия или переговоров - и вышли
на поле боя с такой огромной силой, что их грозные враги сочли это
целесообразным подумать об отступлении. В _faithful_ ROGANAUT, найти его
планы ставят в тупик, отправлять в частном SCINDIAH, главный Marhatta, предложив
к нему, чтобы напасть на английский, и обещая в этом случае, чтобы присоединиться к нему
со своей частью армии: его вероломством, однако, обнаружил,
Английские командиры начали отступать, увлекая его вместе с ними. Они
были, однако, окружены и унижены до того, что сделали самых жалких
уступки-предлагает _carte-blanche_ в SCINDIAH как цена
отступление: но это главный августа благородно побрезговали воспользоваться
их положение, и ограничился тем, что с точки зрения справедливости должны
имеют требуемую от них, даже если необходимости не было
прием. Восстановление Сальсетта и других завоеваний, совершенных
войсками Компании во время предшествующих военных действий, и
передача человека РОГАНО в руки Мархатта были
среди провизии. РОГАНО был сдан: были взяты двое заложников
до конца срока действия договора; и измученным остаткам английской армии было позволено вернуться в Бомбей.
Роганаут, найдя способ сбежать, добрался до Сурата; и вожди Компании отказались соблюдать условия договора. Несмотря на это, благородный Мархатта отпустил заложников и приготовился к более мужественной мести, чем та, которую можно было бы обрушить на двух беззащитных людей. Генерал Годдарт, которого отправили с армией из Бенгалии, получил приказ вести переговоры об умиротворении, но
СИНДИЯ счел необходимым передать РОГАНО в свои руки
предварительные переговоры были прерваны, и обе стороны решили
передать спор на рассмотрение Суда Меча.
Каждая вещь, казалось, сговорились, чтобы отчитать за неосторожность и глупость наших
Совет Индии. Трудности, в которые наше американское соревнование
вовлекло Нацию, с преувеличением освещались в Индии и придали
дополнительную твердость нашим врагам в этой части. Беспокойный и
интригующий дух Версальского двора нашел свое отражение и в месье
СТ. Любин к берегам Индостана, и так мощно работали на
ум Хайдер, что он заключил договор с Францией против
Англии, и принес на прочность как в самого грозного
комбинация, которая когда-либо была сделана в этой стране, чтобы искоренить силы
Великобритании с Востока.
Таким образом, из-за порочной политики Советов небольшого Поселения
важные интересы Великобритании в Индии, а также жизни
и имущество всех ее слуг в этом квартале были сразу же подвергнуты опасности.
ярость трех грозных враждебных держав - мархатты, ХАЙДЕРА и
французов.
Я не буду впутывать мою историю с различных военных
операции, которые вытекают из этого Конфедерации: они были вообще
катастрофические последствия для англичан, у которых сила есть был сохранен от полного
уничтожение энергетических советы Мистер Хастингс, беспримерное
мужество наших войск, и невиданные способности и галантность
ветеран сэр Эйр Кут. Та часть, которая относится к моему настоящему повествованию
, - это единственная часть, которую я считаю необходимым детализировать; но я хочу, чтобы
вы ознакомились со всеми ними полностью, внимательно прочитав
разные истории той войны.
Чтобы помочь Карнатику, который страдал от опустошительных набегов грозной победоносной армии, которая не только отрезала значительную часть наших сил на этом побережье, но и нанесла поражение нашей армии даже у стен форта Сент-Джордж, было решено высадиться на побережье Малабара, чтобы отвлечь внимание. В январе 1783 года генерал Мэтьюз с небольшим войском под своим командованием высадился в местечке под названием
Раджамондруг взял Онор и несколько фортов, и к нему присоединились другие войска под командованием полковника Хамберсона, которые
оказали значительную помощь на юге и теперь под командованием
полковника Маклауда выступили из Кандапора с армией, состоящей из
двенадцати сотен европейцев и восьми батальонов сипаев, в направлении
Хуссаингаури-Гаута, перевала, ведущего через эти огромные горы,
разделяющие полуостров и простирающиеся с севера на юг от Персии до
Гапе-Коморина. Преодолев препятствия, которые могли бы обескуражить
менее предприимчивый командующий, о котором я отсылаю вас к его собственному
письму, прилагаемому к этому документу[8], он сел на Гаута, взяв с собой всё
что-то впереди него с примкнутым штыком; и за короткий
марш достиг Гидернагура, места, где я был заключен. Этим операциям
несомненно, во многом способствовала смерть ХАЙДЕРА АЛЛИ, которая
произошла, когда я был в тюрьме, и которая привлекла внимание ТИППУ
Сахиб дел более важно, чем защита
Малабар фортов.
Поэтому я отклонился от прямого пути моего повествования, в целях
объяснять случаю внеочередного революции, которая так
вдруг состоялась в Форте, который я указал вам в своем последнем письме
но один… Итак, вы вернётесь к концу этого письма,
откуда я снова начну свой рассказ.
Примечание 8:
См. Приложение.
Я совершенно не понимал, что означает это внезапное решение освободить меня и моего товарища-заключённого. Я попытался получить какое-то объяснение от окружавших меня людей, но всё, что я смог тогда понять, — это то, что Джемадар распорядился снять с меня кандалы и приказал явиться к нему. Я вышел из цитадели в сопровождении двух или трёх человек, которые присматривали за мной: это было восхитительно
День клонился к вечеру, и мои ощущения от того, что я снова оказался на свежем воздухе, — от того, что я снова увидел бескрайнее небо над головой и обилие красот, которыми природа украсила землю внизу, — были слишком блаженными, слишком возвышенными, чтобы их можно было описать. Моё сердце билось от невольного восторга и благодарности к тому Существу, из которого всё произошло, и я чувствовал, что человек по своей природе, даже без вмешательства разума, — существо преданное. За час такого восторга, какой я тогда испытал,
я подумал, что год тюремного заключения — не слишком высокая цена.
изысканные ощущения незаметно привели мое сердце к самым лестным
предзнаменованиям: животный дух, по-видимому, в соответствии с
телом сбросил с себя груз цепей; и пока я шел, мне казалось, что
ступайте по воздуху.
Продвигаясь вперед, мы обнаружили на некотором расстоянии от форта
открытый люк, в который стражники насильно запихнули меня; и меня
унесли, все в сопровождении тех же людей. Когда мы шли вместе, они дали
я понимаю, что HYAT Сахиб, Джамадар, был на месте в десять или
десятка миль от Bidanore. Я думал, что это внутри себя самой
чрезвычайные обстоятельства, и был в недоумении домысливать за то, что
он требуется мое присутствие. Возможно, думал я, это
избавь меня лично в руки TIPPOO-возможно, чтобы отправить мне
Серингапатам. Неизвестность разожгла мое любопытство; и нетерпение узнать свою судьбу
заставило мой разум плыть по широкому морю догадок. И все же, однако,
мои чувства ощущали неописуемую степень удовольствия - я жадно вдыхал
свежий воздух и, вдыхая его, говорил себе:
“Ну, ну ... в худшем случае, это поднимет мне настроение и припасет немного
новый запас здоровья и сил, чтобы я мог мужественно переносить любые страдания, которые могут уготовить мне варвары, в чьи руки я попал».
Когда мы отъехали примерно на милю от форта, мы встретили человека, которого сопровождали ещё трое, все верхом на лошадях. Он был человеком высокого положения в этой стране, и я вспомнил, что видел его у Джемадара.
Дурбар, где он проявлял ко мне благосклонность,
всегда любезно смотрел на меня и кивал, что, учитывая мои и его обстоятельства, было довольно необычно. В тот момент, когда он
узнав меня, он спрыгнул с лошади, по-видимому, в сильном волнении:
затем, повернувшись к стражникам, приказал им немедленно покинуть меня, сказав
в то же время, что он будет отвечать за последствия. Они
казалось, сначала колебались, послушаются они его или нет; но когда
он погрозил им своим мечом, который все это время был обнажен в его руке,
измазанные кровью и повторившие его приказы во второй раз твердым тоном
и решительным тоном они все убежали.
Как только мы остались одни, он открыл мне, что все это время знал
кто я такой — искренне сочувствовал моим страданиям и втайне
лелеял самые благие намерения служить мне, но не осмеливался
вмешиваться — малейшая ревность, раз пробудившись, всегда
приводила к мгновенной мести. Затем он назвал своё имя и сообщил, что он сын набоба из Веллора, чьи владения были отняты у него силой и присоединены к Карнатику; что его семья получила от моего отца большие привилегии, в обмен на которые он считал себя обязанным оказывать мне любую посильную помощь; но что,
будучи, после несчастий, постигших его семью, принят на службу к ХАЙДЕРУ
и занимая затем при нем важное место, он
был лишен права демонстрировать свою благодарность и уважение таким образом
он пожелал: он добавил, что он только что вернулся с вершины Гаутов,
где он оставил английскую армию на посту после того, как они разбили войска
Циркаров, и перенес все мощные сооружения, которые были возведены
для защиты перевалов и, исходя из их положения, считались
неприступными; что джемадар, ХАЙАТ САХИБ, отправился туда, чтобы поддержать
войска и воодушевить их на решительное сопротивление, и
оставался бы там до следующего дня… — тут он остановился и, казалось, был сильно взволнован, но, быстро взяв себя в руки, сказал торжественно и
тревожно: — Сегодня я слышал, как ХЯТ САХИБ приказал привести вас к нему, чтобы он мог утолить свою жажду мести вашей смертью!
Как я рад, что у меня есть возможность спасти вас! Поэтому я заберу тебя с собой в Биданору и обеспечу тебе безопасность в моей семье».
ПИСЬМО LVII.
-------------------------------------------
Такая беспрецедентная щедрость произвела на меня сильное впечатление. Чтобы запустить такой опасности
как он, должно быть, понесла, просто из принципа благодарности за
услуги столь отдаленных во времени и в лице, было больше, чем мы могли надеяться
найти даже среди англичан, которые кичатся своей высшей справедливости и
щедрость-но в основном в Индостан, где волна человеческих чувств
проходит довольно низко, был удивительным. А также мои ограниченные знания о
знание языка Страны позволило мне, я попытался сделать ему соответствующее признание.
в таком случае тупость, должно быть, стала красноречивой; и
Я сетовал на то, что мое незнание языка помешало мне дать выход
крайней полноте моего сердца. Казалось, однако, он был удовлетворен
смыслом моих слов; и я как раз собирался вернуться с ним в
Гидернагур, когда мы внезапно были поражены музыкой Джемадара, за которой
вскоре последовало появление его охранников, приближающихся
к нам на некотором расстоянии. Он казался сбитым с толку и встревоженным - опечаленным,
в теплых выражениях о его неспособности услужить мне - и, указав на тропинку,
которая вилась через лес, лежащий по обе стороны дороги, приказал
мне немедленно свернуть на нее, сказав, что, следуя этим маршрутом,
Я, несомненно, присоединился бы к британской армии. Затем он уехал, и
Я последовал его совету и некоторое время шел по лесу
без остановок; ибо, хотя я и не верил безоговорочно утверждению
, что ХАЙАТ-САХИБ намеревался отрезать мне путь, я счел это благоразумным
воспользоваться представившейся возможностью совершить свой побег,
ожидая худшей участи, чем смерть, а именно отправки в плен в
Серингапатам.
Обнаружив, что я практически выпутался, я начал анализировать свое положение и
размышлять о различных обращениях, которые произошли между мной и ХАЙАТ-САХИБОМ
, и о его поведении до того, как меня заковали в кандалы. Я
вспомнил информацию, которую время от времени получал, касающуюся
характера джемадара, смерти ХАЙДЕРА, характера ТИППУ САХИБА и
откровенная ненависть к ХАЙАТУ и характеру его обитателей. Более того, я
принял во внимание, что мои силы были ослаблены, и мой
конституция подорвана; и что моим перспективам в Индии, в плане
славы или заработка, могло способствовать только какое-то экстраординарное
усилие или какое-то опасное предприятие. Результатом всего этого была
решимость с моей стороны вернуться обратно в форт и предпринять
попытку убедить джемадара внести предложения о размещении
генералу МЭТЬЮЗУ и сделать меня инструментом его переговоров.
Руководствуясь этим решением, я вернулся; и около шести часов
вечером снова вошел в форт и направился ко дворцу императора.
Джемадар, куда, желая получить аудиенцию, я был допущен. С самого первого
взгляда на него я смог уловить в его внешности все унижение
падения власти. Он принял меня с мрачным выражением лица, в котором
было больше задумчивой грусти, чем мстительной ярости. Однако после
минутного молчания он сказал мне: “Хорошо, сэр! вы слышали, я
предположим, что английская армия во владении Ghauts, и
известно, что обычаи этой страны поручаю продолжить
против вас со всей строгостью”. Здесь он сделал паузу на несколько
— Тем не менее, принимая во внимание вашу семью, — продолжил он, — принимая во внимание уважение, которое я давно испытываю к вам, наблюдая за вашим поведением и за тем, как вы честно отвечаете на все мои вопросы, а также из-за страданий, которые вы стойко переносите, я позволю вам бежать.
Поспешите же прочь — бегите из этой крепости прямо сейчас — уходите! Затем, махнув рукой, чтобы я уходил, он отвернулся от меня и
посмотрел в другую сторону.
Я подумал, что это очень благоприятная возможность для меня.
я умолял его выслушать меня, пока я говорил несколько слов
для него, возможно, более важных, чем для меня самого. Он снова повернулся ко мне;
и, кивнув в знак согласия, в то время как его взгляд выражал нетерпеливое любопытство, я
продолжил - И, во-первых, я выразил в самых сильных выражениях, на какие был способен,
то высокое чувство, которое я испытывал по поводу благоприятного приема, оказанного мне, когда
Я впервые приехал в Форт, и заверил его, что я никогда не должны забывать
доброта показал он мне по этому случаю, и что в моем сознании я
вмененный все страдания, которые я перенес исключительно на заказы, которые у него
был вынужден это сделать, а не из-за недостатка человечности в себе.
Тут я заметил, что тучи, нависшие над его лицом, начали постепенно рассеиваться, и с большей уверенностью продолжил говорить, что если он соблаговолит выслушать меня и не обидится на мою дерзость, я осмелюсь дать ему совет.
При этих словах он уставился на меня с удивлением, помолчал, а затем сказал, что
он уполномочивает меня говорить всё, что я пожелаю, и продолжил в
тоне лёгкой меланхолии: «Но какая польза от ваших советов мне сейчас?»
Получив таким образом его разрешение, я начал с комплимента по поводу его
больших талантов и темперамента в управлении - за его верность, рвение и
привязанность к ХАЙДЕРУ - и за мягкое и благотворное обращение, которым он пользовался.
признал, что воспользовался неограниченной властью, данной ему этим великим князем
, что было тем более необычно, учитывая, сколько
примеров у него было, чтобы оправдать его в противоположной практике. Я напомнил ему,
однако, что обстоятельства в настоящее время сильно отличаются от тех, что были
они были тогда - что теперь у него совсем другой Соверен, чтобы
служить - что у него больше не было нежного отца (ибо таким для него мог быть ХАЙДЕР
), но ТИППУ СУЛТАН, теперь хозяин, когда-то
соперник, мерам которого он всегда противодействовал, против которого он однажды
выдвинул самое серьезное обвинение, и который, учитывая твердость его
характера, нельзя было разумно предположить, что он простил его; и я
намекнул, что, какое бы внешнее проявление уважения ТИППУ ни проявлял к
политической необходимости момента, его характер и дух
азиатской политики были слишком хорошо известны, чтобы оставались сомнения в том, что
вместо того, чтобы сохранить за ним (Хьятом) ту же власть и полномочия, которыми он пользовался при жизни своего отца Хайдера, он, напротив, будет действовать против него с жестокостью и беспощадностью.
Здесь я заметил, что Джемадар невольно кивнул головой, что, хотя и не предназначалось для моих глаз, означало внутреннее согласие; и я убедился, что попал в самую точку его собственных мыслей. Неудивительно, что он испытывал такие чувства, ведь они
давно были свойственны всем, кто знал о семье набоба.
Итак, зайдя так далеко в этом вопросе, как я считал необходимым, чтобы пробудить в Хьяте осознание шаткости или, скорее, опасности его положения с Типпу, я в самых ярких красках, на какие был способен, расписал ему человечность, верность, храбрость и великодушие англичан, которые, по моим словам, были настолько общепризнанными, что даже их злейшие враги свидетельствовали об этом.
Я заверил его, что если вместо того, чтобы безуспешно сопротивляться им,
он с уверенностью положится на их защиту, и
Став их другом, он не только сохранил бы своё положение,
власть и авторитет и пользовался бы поддержкой, как и прежде, но и стал бы гораздо более влиятельным человеком, чем когда-либо прежде.
Такова была общая суть моего спора с ним, но в то время мне в голову пришло ещё много идей, хотя сейчас я их не помню. Я настаивал на них со всей имевшейся у меня властью: они
подкреплялись признанной щедростью англичан, а ещё больше — опасениями Хайата по поводу Типпо-Тики; и они имели
эффект. В ту же ночь он уполномочил меня пойти к британский генерал;
и, хотя он не мог бы совершить сам посредством направления предложений в письменной форме,
он согласился получать их из общего, и обещали ждать
моего возвращения, пока дневной свет на следующее утро, добавив, что если я не
появляются в это время, он уходил с семьей и сокровища
какое-то другое место, и поставили город, пороховой погреб и хранить-дома на
огонь, оставив лице уважаемого персонажа, чтобы оборонять цитадель
или внутреннего форта, который был сильным, с глубоким рвом, и установленный с
много частей пушки, и отправить немедленной разведки армии шесть
тысяч конных и десять тысяч пехоты, которые находились в то время на их
дорога из Seringapatam, чтобы ускорить их прогресс, и сделать их заранее
со всей возможной быстротой; и далее он отметил, что, как TIPPOO
сам пришел бы к немедленной защиты своей страны, и, если
когда-то придет то время как английская армия осталась в чистом поле, дали бы
они вызывают к покаянию их безрассудство, не было времени, будут потеряны.
В сопровождении лица, выполнявшего функции переводчика между
Джемадар и я, и чьи добрые услуги и влияние на ХАЙАТА, которое
было очень велико, мне ранее посчастливилось заручиться, я отправился
в десять часов вечера, верхом, к британской армии. Мой спутник
был в приподнятом настроении, когда мы выехали из форта; но пока мы продвигались дальше,
он выразил сильное опасение быть застреленным при приближении к лагерю,
и горячо умолял меня переночевать до утра в церкви, которая находилась на нашем
пути. Должно быть, его ужас был действительно велик, чтобы побудить его
сделать такое предложение, поскольку он очень хорошо знал, что мы пообещали
Мы решили вернуться до рассвета следующего дня. Я подбодрил его, чтобы он не боялся,
и постарался убедить, что никакой опасности нет, так как я знал, как ответить дозорным, если они вызовут нас, чтобы они не стреляли. Однако по мере того, как мы приближались к лагерю,
его тревога усиливалась, и когда мы подошли к часовым,
мне пришлось тащить его за собой силой. Тогда его страхи едва не привели к той опасности, которой он опасался (почти неизбежный результат трусости), потому что часовой рядом с нами, услышав шорох,
оторвался от своей пьесы и уже отступал, когда мне посчастливилось заставить
он услышал меня. Мой спутник, встревоженный грохотом мушкета, упал.
в приступе ужаса, от которого он не сразу оправился, прошло некоторое время.
полностью оправился. Часовой, который стрелял, подойдя, проводил нас
к месту, где были выставлены другие часовые, один из которых сопровождал нас
к караулу, откуда мы были доставлены в главную стражу, и они
проводили к генералу.
БУКВА LVIII.
-------------------------------------------
Я был не менее рад, чем удивлен, обнаружив, что командир этого
доблестный и успешный маленькой армии был генерал Мэтьюз-старый друг
мой отец, а человек, с которым я служил в кавалерии в ближайшее время
после того, как я поступил на службу. Когда я пришла, он крепко спал на
голая земля в choreltry. Его Дубаш, которого звали СНЕЙК,
сразу вспомнил меня и был почти так же напуган моим появлением
поначалу, как мой товарищ-переводчик испугался выстрела в
караул; ибо если бы было все пять месяцев с момента мои волосы и борода были
как побрился в то же время, в течение которого расческа никогда не
прикоснулся к моей голове; я не шляпа--без чулок ... был одетый в паре очень
рваные бриджи, рубашку, которая была настолько дырявая, что он напоминал
скорее чистые, чем веб ткани и жилет, которые были сделаны
для человека, вдвое больше меня, а мои ноги были защищены от камней.
только парой Индийского тапочки. ЗМЕЯ, как только он смог
победить свой ужас и прекратить словоохотливые излияния изумления,
Меня привели к генералу, который крепко спал. Мы с большим трудом разбудили его, и, увидев меня, он выразил большую радость и удивление от столь неожиданной встречи, поскольку, хотя он и слышал о моём заключении в Биданоре, он не ожидал, что так скоро получит удовольствие от моего общества.
Изложив генералу суть и цель моей миссии и рассказав ему о том, что произошло в форте, я сразу же увидел, какие
преимущества может дать такое соглашение, — вступил в подробное, но краткое обсуждение этого вопроса, — согласовал со мной план
будут преследоваться в любом случае, если ХАЙАТ САХИБ согласится или не согласится с
условиями, которые он предложил предложить; и менее чем через час после моего
по прибытии я был отправлен обратно в форт в паланкине генерала.
с его капюшоном, означающим, что власть Джемадара ХАЙАТ САХИБА и
влияние не должно уменьшаться, если он тихо сдаст форт
. Перед моим отъездом генерал в самых теплых выражениях выразил
свое одобрение моему поведению и добавил, что, учитывая
важность форта, обширное влияние ХАЙАТ-САХИБА и
Преимущества, которые можно было извлечь из его опыта и способностей,
в сочетании с ослабленным состоянием его армии, едва ли поддавались расчёту.
Несмотря на весьма благоприятные обстоятельства, в которых протекало моё нынешнее
преследование, я не мог избавиться от неприятных ощущений, когда возвращался в Хайдернагар.
Они возникали из-за непосредственного характера дела и из-за того, что я знал о вероломстве азиатов и о том, как легко они нарушают любые моральные нормы.
принцип, если он противоречит их интересам или если его нарушение сулит какую-либо выгоду. Я считал, что в моём отсутствии вполне могло быть принято какое-то решение, противоречащее моему проекту, и что политика Джемадара могла привести к тому, что он сделает моё уничтожение своего рода искуплением за прежние проступки и отправит меня и капюшон в Тир-На-Ног, чтобы я стал жертвой его гнева. Эти мысли, признаюсь, произвели на меня очень глубокое впечатление,
но были снова вытеснены мыслью о том, что это похвальное дело,
однажды начатый, следует продолжать, и что выполнение плана
такой важности и неисчислимой общественной полезности могло бы действовать еще больше
далее на примере и привести к последствиям, которые было невозможно
в настоящее время необходимо сформировать концепцию. Эти, и множество таких
предложения, полностью преодолел сомнения и страхи об опасности; и
Я еще раз вошел в Форт Hydernagur. В это время британские войска
должны были, выделив часть с полковником Маклеодом, обойти
форт и атаковать его с тыла, и, ценой смерти и сик сожалению, сократилось до менее чем четырёхсот европейцев и семисот сипаев, без артиллерии.
Когда я передал письмо Джемадару, он прочитал его и, казалось, был доволен, но сказал, что ему нужно четыре или пять дней, чтобы обдумать ответ, и, похоже, колебался, испытывая противоречивые чувства. Я понял, что это был кризис, более важный, чем любой другой в моей жизни, — кризис, в котором промедление, нерешительность или уступчивость могли привести к фатальным последствиям. Поэтому, чтобы предотвратить последствия любого из
предательством или раскаянием, я воспользовался общим замешательством и
трепетом, царившим в форте, - собрал сипаев Арко,
которые в количестве четырехсот человек были заключенными на свободе - разместили их
у ворот, пороховых погребов и в других критических ситуациях; и,
приняв эти и другие меры предосторожности, вышли к генералу, который,
согласно плану, согласованному между нами, двинулся вперед с
авангардом; и, проводив его в форт почти без
сопровождающего, привел его прямо к джемадару, пока тот еще
оставался в состоянии нерешительности и ужаса. Генерал Мэтьюз в своей
первой беседе с джемадаром сделал все, чтобы заверить его, и
подтвердил самыми торжественными заявлениями условия соглашения; в
вследствие чего последний согласился с положениями, содержащимися
в нем, и британские знамена впервые развевались на стенах
главного форта Страны Биданор.
Получив, таким образом, способствовало бы поставить этот важный гарнизон, со всеми вытекающими
сокровища, которых, конечно, были огромны, в руки компании,
без потери одного человека, или даже удар один удар,
мое ликование было немыслимо; и, хотя мне нужны были деньги, я могу
с истиной, утверждают, что скупость даже не на миг не менее
доля в свои ощущения. Это правда, сознание моих заслуг
гарантировало мне вознаграждение; но каким образом это вознаграждение должно было достаться мне, никогда
ни разу не было предметом моего размышления, и тем более я не думал о
пользуясь мгновенным случаем, я получаю его. Как далеко мои
лакомство по случаю может быть вынесено порицание или утверждения, я не могу сказать;
но если я ничего этим не добился, у меня, по крайней мере, есть утешение подумать о том,
что я избежал клеветы, которая была самым неоправданным образом и
беспощадно расточена на других. Генерал, это правда, пообещал
, что я останусь с ним, пока он не примет кое-какие меры; и ХАЙАТ
САХИБ предложил, со своей стороны, сделать мне через генерала красивый
подарок. Генерал, однако, внезапно стал недоволен мной; и
Я не получил ни подарка ХАЙАТ-САХИБА, ни даже рупии из
огромной добычи, найденной там.
Здесь я считаю своим долгом сказать что-нибудь общее
Мэтьюз, и, хотя я сожалею о том, что он впал в дурное расположение духа, которое
нанесло мне ущерб и в какой-то мере запятнало его хорошие качества, я
хочу спасти его от незаслуженных нападок, которые невежественные,
заинтересованные и завистливые люди обрушили на его имя. Да будет
светла память усопших, и да будет освящён дёрн, на котором покоится
голова солдата! Генерал
Мэтьюз действительно был солдатом — его тоже оклеветали; и хотя он не использовал меня так, как я надеялся, я, насколько смогу,
спасу его имя от грубого искажения.
Экстравагантная любовь к славе была главной страстью генерала МЭТЬЮЗА:
это было отличным завершением всех его делах и, при этом, по его военным
профессия, он шел с твердым темпами по отношению к ней, он потерял время,
переврали его прогресс, и сотрясавшая его собственных усилий, ревнивый
бдительность и завистников, противостояние тех, кого он нашел, принимая же
дорога, будь они шли рядом с ним, или задыхался в поползновение позади.
Это была его вина; это, несомненно, здорово сочеталось с его хорошими
качествами: но это было наказано со строгостью, несоразмерной
оскорбление. Те, кто лично чувствовал его ревность, воспользовались его
печальным концом, чтобы очернить его и превратить каждую кротовью горку ошибки в
гору преступления. Клеветать на солдата, павшего на службе своей Стране, недостойно мужчины - на самом деле так оно и есть.
но для солдата это
ересь. Не успел разнестись слух о клевете, как тысячи ос, не имевших к этому никакого отношения, присоединились к ней. Злобные, желавшие ужалить лишь для того, чтобы избавиться от излишков яда, и тщеславные, желавшие оправдаться
репутация знатока азиатских дел за счет
правды - объединились и подняли шум, который достиг Европы, где
шершни (я имею в виду авторов), под менее неоправданным порывом
необходимость, подхватил это и протрубил через кварто и
октовос с такой силой, что общественное мнение было отравлено; и доблестный
Солдат, который ради блага Англии выдержал тяжелейшие испытания
войны и, наконец, испил отравленную чашу из рук тирана ее
врага, обычно считался спекулянтом и имел
тайно и нечестным путём получил триста тысяч фунтов.
На это утверждение я отвечаю прямым отрицанием. Однако можно сказать, что это всего лишь утверждение против утверждения — верно! К сожалению, я не могу на этом остановиться: мои утверждения основаны на неопровержимых доказательствах — доказательствах, зарегистрированных в канцелярии президента Бомбея.
Как только Хайдернагар был взят, ХЯТ САХИБ немедленно
отдал приказ фортам Мангалор, Деокул, Ананпур и некоторым другим в этой стране сдаться британцам. Некоторые подчинились
мандат; но эти трое сопротивлялись и были сокращены генералом
МЭТЬЮЗ. Утратив осторожность из-за успеха, наша армия потеряла бдительность,
и ТИППУ отбил Гидернагур; и, в прямое нарушение капитуляции,
взяли в плен гарнизон, обращались с ними с такой бесчеловечностью,
от одной мысли о которой кровь стынет в жилах, и вынудили генерала МЭТЬЮЗА
принять яд в тюрьме!
Тем временем ХАЙАТ САХИБ, с которым у генерала возникли разногласия,
прибыл в Бомбей и выдвинул против него обвинение, которое он, находясь в
руки ТИППУ, не мог ни оспаривать, ни даже знать. И что же это было за
взимать плату? Все дело было в том, что он (Мэтьюз) получил два недостатка
рупий и жемчужное ожерелье в подарок - немалую сумму, учитывая
страна и обстоятельства, отнюдь не экстраординарные, но которые
полностью подтверждаются Письмом генерала в Суд директоров,
датированным в Мангалоре 15 марта 1783 года; в котором он заявляет
присутствует и просит разрешения принять его. Это, как я уже говорил,
задокументировано и переведено мистером Сибболдом, который в то время был переводчиком с персидского
языка в Бомбее. Письмо, о котором я говорю, вы увидите в
ПРИЛОЖЕНИЕ. Короче говоря, у генерала Мэтьюза были свои недостатки, но несправедливый.
алчности среди них не было.
БУКВА LIX.
-------------------------------------------
Сказав в моем последнем письме столько, сколько, по моему мнению, требовало правосудие в
защиту генерала МЭТЬЮЗА от обвинения в хищении, я теперь должен
говорить о нем так, как его поведение тронуло меня. Он был, как я уже упоминал
, старым другом моего отца и моим близким человеком: я
следовательно, у меня были основания ожидать от него, в соответствии с обычаями
человеческих склонностей и манер, если не пристрастия, то, по крайней мере, дружбы;
и в таком случае, как я рассказал, когда мои услуги давали мне право на это
замечу, было вполне разумно предположить, что он был бы
настойчив, чтобы продвинуть мой интерес, заявив о моих услугах таким образом,
чтобы привлечь к ним внимание. У него, однако, были неприятные разговоры
со своими офицерами; и, видя, что я нахожусь в близких отношениях
с полковником ХАМБЕРТСОНОМ, а еще больше с майором КЭМПБЕЛЛОМ (тем, кто так
доблестно и отважно защищал Мангалор от всей армии Типу и шестисот французов) и, обнаружив, что я чрезвычайно усердствую и настаиваю на том, чтобы его договорённость с Хьятом Сахибом была соблюдена, он разгневался и, хотя сам решил, что я должен остаться с ним, передумал и приказал мне уехать в течение часа — на много дней раньше, чем он изначально намеревался отправить какие-либо депеши. Более того, он
причинил мне убытки и в целом уделял моим интересам меньше внимания, чем того требовали обстоятельства.
Вечером того дня, когда он решил, что я должен уехать, я отправился с его депешами к правительствам Мадраса и Бенгалии и в ту же ночь добрался до самого отдалённого из наших постов. Оттуда мне оставалось тридцать миль до Кандапора, морского порта на Малабарском побережье, который мы отвоевали у врага. Во время этого путешествия, которое проходило через страну
Типу-Сахиба, со мной было всего шесть сипаев, но из-за всеобщей паники, охватившей все сословия и классы людей
при приближении британских войск, я встретил лишь нескольких
рассеянные сипаи, которые были так тяжело ранены, что, я полагаю, не могли передвигаться
деревни повсюду были полностью покинуты всеми
их жителями.
Внезапная смена диеты, о которой говорят врачи, и которую я испытал на себе,
опасна, от плохого к хорошему, а также наоборот, вступая в сговор с
чувством унижения, которое я испытал, увидев, что все происходит так вопреки
то, чего я желал и чего у меня были основания ожидать, оказало самое внезапное и
вызывающее тревогу воздействие на мое здоровье; и по дороге меня охватили
самые мучительные внутренние боли, за которыми последовал сильный
рвота кровью. Наконец, с большим трудом я добрался до
Кандапор, где Командир и все его окружение делали все, что было в их силах,
чтобы оказать мне помощь и утешить в моих
страданиях, которые быстро увеличивались с каждым часом. Я чувствовал, как будто у меня внутри все было
совершенно разложено, и все его функции утрачены из-за слабости: в то же время
моя голова казалась невменяемой - я едва мог понять значение
что было сказано: поднятие моей головы сопровождалось мучительной болью; и
если у меня и была какая-то способность мыслить, так это считать себя приближающимся
скорый роспуск. Однако у меня хватило ума послать к генералу
МЭТЬЮЗУ, чтобы сообщить ему о моем недомогании и полной неспособности
приступить к отправке депеш. На это я получил следующее письмо:
_“Биданор, 3 февраля 1783 г._
“ДОРОГОЙ КЭМПБЕЛЛ",
“Мне жаль слышать, что вы были нездоровы. Если ваше недомогание
усилится или продолжится, так что вы не сможете продолжить путешествие
с необходимой скоростью, я прошу вас отправить письма
в Андженго на лодке с указанием мистеру Хатчинсону отправить их
«Тэппи[9] в Паламкоте, а оттуда в Мадрас.
«Я надеюсь услышать о вашем выздоровлении и о том, что вы отправитесь в
море.
«Искренне ваш,
Ричард Мэтьюз».
Примечание 9:
Почта или экспресс-почта.
Получение этого письма побудило меня, несмотря на моё плачевное состояние, предпринять ещё одно усилие, и я решил, что, даже если я умру в пути, я не оставлю ничего, что даже при злонамеренном умысле могло бы быть поставлено в счёт моих требований. Поэтому я нанял открытую лодку, чтобы она доставила меня вдоль
Я поплыл вдоль побережья к Андженго, и у меня были все основания опасаться, что из-за того, что я плыл в открытом судне под ночным дождём и палящим солнцем, а также из-за того, что меня могла настигнуть смерть, моё состояние ухудшится. К тому времени, как я добрался до Мангалора, мои жалобы усилились до пугающей степени, я потерял дар речи и не мог стоять на ногах. К счастью, в тот момент у этого места на якоре стояло судно Компании, капитан которого любезно пригласил
Он попросил меня остаться на борту с ним, настоятельно советуя мне отказаться от мысли немедленно отправиться в Анхеньо, где
я вряд ли смог бы выжить, и переслать мои депеши другой рукой. Корабельный хирург присоединился к мнению капитана, что я не смог бы выжить, если бы попытался, и, поскольку моё собственное мнение совпадало с их мнением, я в конце концов согласился и остался там.
Спокойствие, доброе отношение и квалифицированная медицинская помощь привели к тому, что в течение двух-трёх недель моё здоровье значительно улучшилось.
По истечении этого срока я был в состоянии воспользоваться кораблем, направлявшимся в Андженго, который, к тому же, заходил в Телличерри, и решил отправиться на нем. Когда я прибыл в Телличерри, то внимание, проявленное ко мне мистером Фрименом, главой города, и удобства его дома вернули мне здоровье и бодрость. И тут произошло весьма необычное событие.
Однажды прибыло судно, и, увидев приближающуюся к берегу лодку,
Мы с мистером Фрименом спустились на пляж, чтобы задать обычные
вопросы, например, откуда она приехала? Какие новости привезла? и т. д. и т. п.
Как только лодка коснулась берега, из неё выскочил джентльмен,
лицо которого показалось мне знакомым. Когда он подошёл ближе, я
увидел, что это был мистер Броуди, джентльмен, который был так любезен,
что взял на себя обязанности моего поверенного, когда я покидал Индию
несколько лет назад. Не моего поверенного в обычном понимании этого
слова, а щедрого и бескорыстного друга, который любезно взялся
управление моими делами в мое отсутствие, без малейшей надежды на
выгоду, или, скорее, при обстоятельствах, которые служили прелюдией к
дальнейшим обязательствам. Я, конечно, был рад и удивлен, увидев его;
но его удивление при виде меня доходило почти до недоверия к его глазам
он получил такие несомненные доказательства моей смерти, что мое
внезапное появление на лестничной площадке, при первом порыве мысли,
понятие "deceptio visus" произвело на него впечатление. Однако моя личность
была слишком позитивной, чтобы сопротивляться, и его удивление рассеялось
в искреннем удовлетворении и поздравлении с тем, что я в безопасности. Затем он
вынул записную книжку, в которой для безопасности от
несчастных случаев он вёл учёт, записывая всё кратко, — и
показал мне свою, заполненную почти до сегодняшнего дня, на
которой была переписана копия письма, которое он получил и которое, по его мнению, свидетельствовало о моей смерти. Итак, вынув из конверта счёт и вручив его мне, он самым сердечным и любезным образом выразил свою радость по поводу того, что наконец-то получил возможность передать его в мои руки.
доставьте это. Этот джентльмен сейчас находится в этом Королевстве и слишком хорошо известен
чтобы я мог его описать. Достаточно сказать, что в Англии, так же как и
в Индии, он всегда пользовался уважением всех своих
знакомых, в такой же степени, как и любой другой человек, которого я знаю.
Я снова отправился в свое путешествие и едва успел подняться на борт
когда сбоку от нас бросил якорь корабль, пассажиром на котором был капитан КЭМПБЕЛЛ
из Комби, мой очень близкий родственник. Окликнув одного
другого, он услышал, что я на борту, и немедленно присоединился ко мне.
Только те, кто искренне любит друг друга и чьё сердце признаёт нежные узы родства, могут понять, как мы оба были рады нашей неожиданной встрече в таком отдалённом уголке мира. Он тогда направлялся в армию. Этот милый молодой человек теперь покоится в почётной усыпальнице в Мангалоре! Он пал, отличившись в очень отважной обороне этого города от всего войска Типу. С сожалением мы расстались, и в положенное время я прибыл в
Андженго без каких-либо происшествий, что было довольно
необычно.
Покинув Анженго, я отправился в Мадрас, рассчитывая проделать весь путь по суше
путешествие протяженностью около восьмисот миль. Соответственно, я нанес удар
через королевство Траванкор, чей Суверен находится в союзе с
англичанами; и вскоре вступил на территории набоба из
Аркот, до майора МАКНИЛА, моего старого друга и коменданта форта
в этом районе, встретил меня в сопровождении группы танцовщиц, которые
окружили мой паланкин, танцуя вокруг меня, пока я не вошла в дом майора
.
Было бы трудно дать вам адекватное представление об этих танцующих
Девушки. Обученные с младенчества практике самых
грациозных движений, самой искусной демонстрации личной симметрии и
самых распутных соблазнов, они танцуют в таком стиле и переплетают свои
конечности и тела в такие позы, которые завораживают чувства и вызывают восхищение
аплодисменты и там, где, строго говоря, должно быть неодобрение: и при этом
их ловкость не уступает грации их движений - хотя они
не делайте этого так же скачкообразно, как это делают наши танцоры на сцене, но
сделайте это в соответствии с элегантностью и, я бы сказал, величием их
воздух. Они, как правило, находятся в войска шесть или восемь, участие
музыканты, чьи аспект и платья такие же неотесанные и убогой, как
звуки, которые они производят под именем музыки неэлегантно, суровый и
диссонирует. Под эту музыку, из которой исключена даже гармония
, они танцуют, самым чудесным образом приспосабливая свой шаг к
вечной смене времени, сопровождая это любовными песнями, в то время как
соответствующие движения их тела и конечностей, беспричинное сердцебиение
и вздымание их изящно сформированных грудей, а также любовный, или
довольно похотливое выражение их лиц вызывает у зрителей эмоции, не очень благоприятные для целомудрия. Так они продолжают действовать до тех пор, пока от возбуждения и воображения не приходят в неистовство и, обессилев, не падают в самых соблазнительных позах, какие только могут придумать изобретательный порок и сладострастие.
То, что подобные призывы к пороку должны быть частью системы любого
общества, вызывает сожаление: тем не менее, на всех церемониях и в особых случаях,
Будь то религиозное поклонение или домашнее развлечение, они являются частью
развлечений, и алтарь их богов, и чистота свадебных обрядов одинаково
оскверняются появлением танцующих девушек. Однако в Индии непристойность этого обычая меркнет по сравнению с отвратительной практикой появления танцующих _мальчиков_.
Майор, приняв меня самым радушным образом,
сопровождал меня в Паламкоту, в дом доктора Дотта, который жил в
щедром и гостеприимном стиле. Однажды у меня была возможность
выказывая мое доброе расположение к этому джентльмену, когда он был наиболее
критически находится; и на приеме он дал мне показали, что он
потом сохранили живое чувство мое поведение с ним.
Покинув Паламкотах, я продолжил свой путь через Мадуру. Эта Страна
примечательна восстанием знаменитого ИСИФА КАУНА, который предпринял
смелую и хорошо проведенную попытку установить над собой Суверенитет
эту провинцию, независимую от набоба Карнатикского, на службе у которого он находился.
и поскольку это дело приходит мне в голову, я сделаю это, ибо
К вашему сведению, несмотря на то, что это не связано с моей историей,
я отвлекся и расскажу об этом. Как только стало известно о восстании Исифа Кауна,
генерал Монсон, офицер, обладавший большим военным опытом и личными
достоинствами, выступил против него во главе королевских войск и войск
компании и осадил форт Мадура, в котором находился мятежный вождь. Генерал проделал пригодную для штурма брешь, но при штурме был
отбит с большими потерями со стороны ISIF, а начавшиеся сразу после этого
муссоны замедлили дальнейшие действия нашей армии
против этого места; и тем временем, после заключения мира
между дворами Сент-Джеймса и Версаля, королевские войска были
выведены.
По отзыву королевских войск, была сформирована армия из войск Компании
для выступления против Мадуры, чтобы подчинить этого доблестного
буйного мятежника; и знаменитый генерал ЛОУРЕНС, будучи
оказавшись неспособным к реальной службе и вынужденным оставаться на посту президента
Из-за преклонного возраста и немощи, главное командование перешло к
моему отцу по старшинству: он возглавлял экспедицию; и, преодолев
бесчисленные трудности, возникшие на его пути из-за изобретательского гения и
предприимчивого духа ИСИФА КОУНА, снова пробили брешь, которую главный инженер, ныне сэр ДЖОН КАЛЛ, счел
практически осуществимой. Была предпринята атака
с не большим успехом, чем первая; ибо наша армия снова была
отбита с невероятной резней: более двух третей, я полагаю, из
наши европейские офицеры были среди убитых или раненых; и смерть
майора ПРЕСТОНА, заместителя командующего, человека, которого армия любила за
обладание всеми преимуществами личности, сердца и талантов — активного,
бесстрашный и способный офицер — усугубил бедствия того дня.
Если, движимый своими чувствами или искушаемый воспоминаниями о прошлом, я
иногда отклоняюсь от прямого пути своего повествования, мой Фредерик
будет сопровождать меня не только с терпением, но и, осмелюсь сказать, с удовольствием:
Поэтому я не могу не упомянуть о памятном событии, произошедшем во время той осады, не только потому, что оно само по себе несколько необычно, но и потому, что оно связано с очень близким и дорогим мне человеком. Полковник Доналд
Кэмпбелл, который тогда командовал кавалерией, получил не менее четырнадцати
раны от шпаги и мушкетный мяч в теле — и все же продолжал выполнять свой долг
с такой холодной отвагой, что храбрые солдаты, которые были свидетелями
этого, выразили крайнее удивление: когда его попросили покинуть
на это он ответил, что, поскольку его семья обеспечена, ему нечего
бояться; и поскольку очень маловероятно, что его жизнь удастся спасти, он не будет
лишать свою Страну каких-либо преимуществ, которые могут быть получены от его участия.
прилагает усилия на короткий остаток, но продолжает до последнего момента
на своем посту. При всей своей твердости и великодушии он был нежен,
добродушный, скромный и непритязательный; и им восхищались за его великолепную внешность
а также за военные таланты, особенно герцог
из КАМБЕРЛЕНДА, под началом которого он служил во время войны в Германии в качестве младшего офицера
Офицер, причем настолько, что его королевское высочество нарисовал свой портрет. Именно
именно ему Компания была в первую очередь обязана введением
совершенной военной дисциплины в своей армии в Индии. В различных
отношениях, в которых он находился, будь то домашние или общественные, в качестве
подданного, гражданина, отца или друга, он был настолько единообразен
Он был настолько превосходен, что стрелы злобы, которые слишком часто ощущали на себе лучшие и мудрейшие из людей, редко достигали его, и его по праву можно считать одним из тех очень немногих созданий, о которых едва ли кто-то осмелится говорить плохо. По прибытии в
Индия, я был отдан под его командование и жил в его семье, когда
вместо того, чтобы относиться ко мне с той сдержанностью и суровостью,
которые могли бы быть оправданы его положением и репутацией, а также тем, что он был моим дядей, он взял меня под своё крыло.
уверенность в себе, относился ко мне с величайшей любовью, и действовал скорее как
брат и равных, чем как родитель и начальника; и, таким образом,
его ласковые увещевания имели больший эффект в сдерживании вылазки
молодость и пылкость моего характера, чем кислый, невкусный
документы презрительным наставник, возможно, имели.
Чудесное воздействие этого веселого нрава на упрямство
нрав своевольной молодежи был продемонстрирован в другом случае — о
котором, поскольку я затронул эту тему, я сообщу вам. Мистер ДЮПРЕ, тогда
Губернатор Мадраса написал ему о молодом джентльмене в следующих
словах:
«Дорогой полковник,
«В списке офицеров, назначенных в ваш гарнизон, вы увидите имя ——-. Этот молодой человек (племянник миссис Дюпре), обладающий способностями, которые могли бы сделать его заметной фигурой, к сожалению, нуждается в строгом руководстве. Всё, о чём я прошу вас, — это не оказывать ему никаких
поблажек: строго следите за тем, чтобы он выполнял свой долг, и, если потребуется,
правьте им железной рукой. Если его поведение в будущем вас удовлетворит,
мне не нужно будет об этом просить, так как вы всегда готовы
доброта к тем, кто её заслуживает».
Своеобразный стиль этого письма так сильно врезался мне в память,
что я могу привести его дословно. Полковник Кэмпбелл, однако, применил свой неизменный метод — мягкость — и обращался с молодым джентльменом так,
чтобы пробудить в нём чувство собственного достоинства, которое является первой и лучшей защитой от дурного поведения, — и назначил его в гренадерскую роту. Результат оправдал его ожидания.
поведение молодого человека как офицера и джентльмена в дальнейшем было
таковым, что принесло честь ему и его семье; и
его очень благородная и многообещающая карьера в конце концов оборвалась из-за пушечного ядра,
выпущенного во время осады Танджора.
Если бы почтение, с которым я всегда буду относиться к этому моему дорогому и уважаемому родственнику, могло
увеличиться, то оно, несомненно, возросло бы из-за контраста, который я каждый день вынужден проводить между ним и
жалкими _бабочками_, которые иногда порхают вокруг нас под названием
Мужчины: как я могу не противопоставить его непоколебимую храбрость, соединённую с ангельской кротостью, наглости Гекторов с заячьей губой, которые,
осознавая свою крайнюю трусость, осмеливаются оскорблять и
подло прячется от честных обиды под рукой закона!--молодцы
кто, как _Bobadil_ в спектакле, может убить целую армию с языком,
но не смеет грозить карликовых в поле!--и, пока они хотят
Пруденс сдерживать поток малако инвективы, имейте терпение
хватит нести ногами, или коробку в ухо!--кто бахвальство и паров
чтобы скрыть дрожь конечностей и трус, как детей строгать в
темные отважных призраков они боятся! Остерегайтесь всех таких негодяев, как
вы бы избегали чумы или мора. Надеюсь, вы не воображаете, что я
у вас так мало здравого смысла или филантропии, чтобы осуждать тех, кто
по физическим причинам или из конституционной деликатности не склонен к соперничеству:
Нет, нет, уверяю вас, напротив, это мое наблюдение приводит меня
думать, что такие люди, хоть и медленно ссориться, и безобидное поведение,
очень галантным, когда честь и долг требуют от них сделать над
свою слабость. В свое время я видел таких людей, сначала спорт,
и, наконец, ужас перед вашими буйными хулиганами; и я всегда
думал, что в таком триумфе над своими чувствами у них было больше истинного
заслуживающие большего уважения, чем люди, обладающие врождённой храбростью: у последних храбрость
общие с простыми животными; у первых храбрость
обусловлена чувствами. Я имею в виду тех самых бесчестных из всех существ, которые, будучи расточительными в
оскорблениях, но неохотными в возмещении ущерба, надеются найти такого же пассивного, как они сами, человека, над которым можно было бы посмеяться, и, рискуя оскорбить его, злонамеренно планируют посмеяться над ним, если он подчинится, а если он возмутится, то обрушить на него всю мощь закона. В обществе таких людей нет безопасности, потому что они оставляют вас
лишь случайная альтернатива — выбирать между позором и разорением. Того, кто
подчиняется, называют лакеем, а того, кто возмущается, облагают налогами в форме
закона. Есть и другие, кто, чтобы унизить своих собратьев, не боится ни осуждения людей, ни мести небес. Такие гарпии действительно существуют, и хотя они достаточно смелы, чтобы оскорблять, они достаточно трусливы, чтобы безропотно принимать наказания. И хотя они достаточно трусливы, чтобы принимать наказания, они настолько яростно мстительны, что заявляют о своём позоре и трусости, возможно, перед лицом открытого
Суд, для того, чтобы избыток их месть за разграбление их
кошелек противника. Пусть такие люди наслаждаются плодами своих махинаций,
если они могут - я вверяю их их собственным чувствам; ибо я не могу пожелать ни
злодею большего проклятия, чем общество его собственной совести, ни
трусость - более острое жало, чем то, которое наносит ему презрение Человечества
.
БУКВА LX.
-------------------------------------------
Проезжая через Мадуру, я прибыл в Тричинополи, где встретил мистера
САЛЛИВАН, житель Танджора, который очень вежливо передал мне
письмо мистеру ХИППСЛИ, своему заместителю в Танджоре, от которого я получил
множество знаков вежливости. Там я имел удовольствие познакомиться с
Джентльменом, с которым я учился в колледже и к которому я всегда
питал большое уважение: это был полковник ФУЛЛАРТОН. Это старая максима
, что мы не должны говорить о мертвых ничего, кроме хорошего - “De mortuis nil
nisi bonum”. Я полагаю, что это не новая максима - избегать восхваления
жилая: я в курсе неделикатность его, и поэтому нарочно
не в этом, а я буду в других случаях, говоря весь отзыв
Я отдыхать. Что касается общего уважения, которым он пользовался во всех слоях общества
людей в Индии, я отсылаю вас к характеру полковника ФУЛЛАРТОНА: это характер
такого рода, что я хочу показать его вам для подражания. В тот период
жизни, когда другие достигли определенного совершенства в своей профессии, он
сделал свой выбор и впервые поступил на трудную
военную кафедру, получив команду, для подготовки к которой требовались многие годы
этого более чем достаточно, чтобы подготовить других людей. Министр того времени
возложил на него это важное поручение, несмотря на протесты оппозиции,
и в итоге оказался прав. Когда полковник приступил к действиям, он не только не проявил себя с худшей стороны, но и отличился не только военным талантом, но и храбростью, в то время как его выдержка и обаяние покорили дух предрассудков, примирили самых непримиримых и снискали ему, хоть он и был королевским офицером, уважение как роты, так и королевских войск. Короче говоря, все
Ряды людей, как гражданских, так и военных, независимо от того, принадлежали ли они к королю или
компании, объединились в одобрении его поведения — чего не было ни до, ни после,
но только в лице лорда Корнуоллиса.
Нельзя не сказать о преимуществах, которые даёт умение владеть собой. Чтобы продвинуть это в моём Фредерике, не составит труда: напротив, я сомневаюсь, что
сговорчивость и мягкость его характера будут слишком часто приводить к
навязыванию ему чего-либо. Однако Джон другого нрава;
В нём есть что-то, что требует как наставлений, так и хорошего примера, чтобы
сдержать его в надлежащих рамках: показать ему красоту и пользу мягкого, спокойного нрава,
и такие примеры, как полковник Фуллартон, могут быть весомыми, и я хочу, чтобы он поразмыслил над этим. И здесь я вспоминаю человека и обстоятельства, настолько подходящие к случаю, что я не могу не упомянуть о них: они дают полное представление о счастье, которое приносит мягкость характера и власть над разумом; а поскольку человек, о котором я говорю, умер, я могу говорить о нём с большей свободой
в том полном восторге, которого заслуживают его блистательные добродетели.
Из всех людей, которых я когда-либо имел счастье знать, сэр АРЧИБАЛЬД
КЭМПБЕЛЛ в высшей степени обладал тем божественным складом ума,
который не только пребывает в мире с самим собой, но и распространяет гармонию и
жизнерадостность вокруг себя. Никаких дел, какими бы срочными они ни были,
ограниченных во времени или стесненных трудностями - нет
несчастный случай, каким бы неожиданным он ни был, или событие, каким бы зловещим ни было - ни одно из этих
бесчисленные мелочи, которые раздражают других людей, всегда
холодный ход его мыслей прервался хотя бы на мгновение: ничто не поколебало
безмятежность его характера, ничто не нарушило присутствия его разума:
уравновешенный и невозмутимый, он в любой ситуации полностью владел собой
и на поле боя это давало ему решительное превосходство:
это счастье натуры не ограничивалось его публичным поведением; оно сопровождало его
за домашними удовольствиями у камина - за светским столом-в
укромных уголках своего чулана; и та же самая душевная привычка, которая,
выполняя свои великие общественные обязанности, он был ценен для своей Страны и
внушая страх своим врагам, он снискал восхищение и уважение друзей, безграничную любовь семьи и благословение всех, кто на него работал.
Случай, произошедший в моем присутствии, может в какой-то мере пролить свет на характер этого замечательного человека — я никогда его не забуду.
Перед отъездом в Индию он постарался добиться от Ост-Индской компании вознаграждения за мои услуги и за несколько дней до отъезда пообещал снова поговорить с мистером Девайнсом, председателем Ост-Индской компании. Я ждал его в тот день, когда он отправлялся в путь.
Он как раз собирался уходить и был окружён многочисленным толпой.
Посреди всей этой суеты и неразберихи, которые, как можно было бы предположить,
неотделимы от такого кризиса, он вспомнил о своём обещании — сказал мне мистер
В ту минуту Девайн прощался с ним и забыл упомянуть обо мне, но сказал, что напишет ему об этом, и, хотя в тот момент он уже собирался сесть в карету, которая должна была отвезти его, он сел и с той милой добротой и собранностью, которые были ему так свойственны, написал письмо
для меня, мистеру Девайнсу, — в то же время оживлённо и непринуждённо беседуя с окружающими. Краткость и ясность языка, в котором составлено это письмо, помогут прояснить то, что я сказал. Поэтому я перескажу его для вас:
«Отель Сент-Джеймс, 30 сентября 1783 года.
«Уважаемый сэр,
«Я забыл упомянуть вам об этом утром и снова повторяю своё искреннее желание, чтобы вы как можно скорее рассмотрели дело мистера Кэмпбелла. Его страдания были таковы, а его
услуги настолько достойные, что я убежден, после справедливого расследования
обоих случаев вы окажете ему самую решительную поддержку. Я просмотрел все
его документы; и свидетельства о важных услугах, оказанных им Компании
, на мой взгляд, оказывают ему высочайшую честь. Если такие
заслуги окупятся, мало кто рискнет каждая вещь, как мистер Кэмпбелл сделал,
способствовать успеху оружием компании в Индии: но я доверяю тебе
увидите его в правильном свете; и в этой надежде я буду только добавить, что
все, что акты доброты вы объявляете его словам, будет рассматриваться, как
обязательства, возложенные на,
«Дорогой сэр,
Ваш верный и покорный слуга,
Арчибальд Кэмпбелл».
«Уильяму Девайнсу, эсквайру».
Будьте уверены, мои дорогие мальчики (ибо сейчас я обращаюсь как к Джону, так и к Фредерику), что одно-единственное торжество над своим характером стоит миллиона
триумфов над нашими собратьями и что совершенное господство над своим разумом более выгодно и похвально, чем господство над
провинциями или нациями. Первое относится лишь к нашей телесной части, а
похоронен с нашим прахом в могиле: другой следует за нашей бессмертной
частью и переходит с ней в вечность.
Когда я покидал Танджор, полковник ФУЛЛАРТОН оказал мне честь, передав письмо
лорду МАКАРТНИ, тогдашнему губернатору Мадраса, отрывок из которого я
привожу вам, поскольку оно особенно относится к моему делу:
_Танджор, 20 марта 1783 года._
“МИЛОРД",
“Я имел честь написать вашей светлости 8-го числа через капитана
ХАЛЛАМА, который доставил вам отсюда очень большие пакеты.
Случай с капитаном Кэмпбеллом заставляет меня побеспокоить вашу светлость,
Я просто сообщаю вам, что во всех моих письмах из Биданора успех нашего оружия в этом регионе и _романтическая_
революция, произошедшая там, в значительной степени объясняются влиянием, которое он оказывал на ХИАТ-САХИБА, а также предложениями о капитуляции, которые он выдвигал и обсуждал с генералом и Джемадаром. Я считаю необходимым, чтобы вы, милорд, знали, насколько публика обязана капитану Кэмпбеллу, чья удача в этом деле была равна его благородному поведению. Он прекрасно осведомлён о положении дел на другом побережье и
видел и слышал многое из наших сделок здесь; так что ни один человек не сможет
дать более ясный и непредвзятый взгляд на события ”.
Я также удача, чтобы встретиться, в Танджоре, Мистер Бьюкенен, очень рядом
подключение мои, для которых я давно развлекала искренние и теплые
связи. К моему несчастью, мне часто приходилось
порицать некоторых из моих родственников за дурной характер и неблагодарность: я никогда не делал этого
без самых болезненных ощущений. Когда же, напротив, я имею
возможность говорить в их присутствии, я испытываю пропорциональную долю
С удовольствием: поэтому я рад упомянуть мистера Бучанана как человека, столь же любезного в частной жизни, сколь и уважаемого в общественной. Но удовлетворение, которое я испытал при этой встрече, было омрачено тем, что я застал его в очень плохом состоянии здоровья.
Перед отъездом из Танджора у меня была возможность стать свидетелем этой необычной и ужасной церемонии — сожжения женщины-дженто с телом её мужа. Поскольку этот вопрос вызвал много
спекуляций и сомнений среди европейцев, я прилагаю к вашему
письму точное описание церемонии, сделанное в то время, когда она
происходила.
ОПИСАНИЕ ЦЕРЕМОНИЯ ЖЕНЩИН В GENTOO СЖИГАЯ СЕБЯ
ТЕЛА СВОИХ МУЖЕЙ.
“Этот день, - - - - - - я пошел к женщине, субантарктический уволиться себя
сожгли вместе с трупом умершего мужа.
Местом, выбранным для этой трагической сцены, был небольшой островок на
берегу одного из рукавов реки Кавери, примерно в миле к
Северу от форта Танджор.
“Когда я прибыл на место, я обнаружил жертву, которой на вид было не
старше шестнадцати, сидящей на земле, одетой на манер Дженту, с
она была обернута белой тканью, несколько белых цветов, похожих на жасмин,
висели у нее на шее, и некоторые из них свисали с волос. Там
около двадцати женщин сидели вокруг нее на коленях, держа в руках белый
носовой платок, горизонтально натянутый на ее голову, чтобы защитить ее от
солнца, которое было чрезмерно жарким, так как было около полудня.
“Примерно в двадцати ярдах от того места, где она сидела, и лицом к ней, было
несколько браминов, занятых сооружением штабеля из заготовок
дров для костра: штабель был около восьми футов в длину и четырех в ширину. Они
Сначала я вбил в землю несколько вертикальных колышков, а затем
выложил середину на высоту примерно в три с половиной фута
деревянными брусками.
«Мёртвый муж, которому, судя по его внешнему виду, было около шестидесяти
лет, лежал неподалёку, растянувшись на носилках, сделанных из
бамбуковых тростей. Четверо браминов трижды обошли мёртвое тело, сначала против часовой стрелки, а затем
трижды по часовой стрелке, всё время бормоча заклинания.
и тут же снова скрутил небольшой длинную прядь волос, которая
слева небритый, в задней части головы.
“Некоторые другие сорта брамина тем временем использовались для разбрызгивания воды
из зеленого листа, свернутого в виде чашки, на небольшую горку лепешек из
сухой коровий навоз, которым впоследствии должна была быть подожжена куча.
“Старый Брамин сидел в северо-восточном углу кучи на своих окороках,
на нем были очки, он читал, я полагаю, "Шастер" или их
Священные Писания, из книги, составленной из листьев кахана.
“Пробыв здесь почти час, я спросил, когда они намерены
подожгите кучу: они ответили примерно через два часа. Поскольку это
зрелище было в высшей степени печальным и, естественно, повергло меня в ужас, и
поскольку я пришел туда только для того, чтобы убедиться в _истинности таких
приносимых жертв_, я направился к форту. После того, как я ушел
примерно через пятьсот ярдов они послали кого-то сказать мне, что их немедленно сожгут
после чего я вернулся и обнаружил, что женщину перенесли
от того места, где она сидела, до реки, где брамины купали
ее. Вытащив ее из воды, они вложили ей в руку немного денег,
который она окунула в реку и разделила среди Браминов: у нее получилось
затем желтая ткань частично обернулась вокруг нее. Они нанесли немного красной краски
размером примерно с шестипенсовик в центр ее лба и
натерли чем-то, что показалось мне глиной. Тогда она привела к
кучу, вокруг которой она ходила три раза, как солнце ходит: то она
крепится оно на северо-восточном углу, без какой-либо помощи; и сидел
сама вниз на правой стороне ее мужа, который был ранее
положили на кучу. Затем она отвинтила штифты , которыми крепился
драгоценности или серебряные кольца на её руках: сняв их, она
закрыла их, снова вставила булавки и отдала по одному каждой из двух
стоявших рядом женщин: она с большим самообладанием сняла серьги и
другие украшения и разделила их между женщинами, которые были с ней. Кажется, они немного поспорили о том, как распределить её драгоценности, и она
решила этот вопрос с большой точностью, а затем, мягко откинувшись назад,
накинула на лицо складку жёлтой ткани, повернулась грудью к мужу и положила правую руку
на его груди; и в этой позе она оставалась неподвижной.
“Как раз перед тем, как она легла, Брамины положили немного риса ей на колени, а также
немного в рот и на длинную седую бороду ее мужа: они
затем побрызгал немного воды на голову, грудь и ноги обоих и аккуратно связал
их посередине тонким куском веревки: они
затем подняли, так сказать, небольшую деревянную стенку вдоль двух сторон
штабеля, чтобы поднять ее выше уровня тел; и затем
поставьте поперечины так, чтобы деревянные заготовки не давили друг на друга.
они: затем они вылили на кучу, над тем местом, где лежала женщина, полный горшок
чего-то, что, как мне показалось, было маслом; после этого они вылили на
еще больше дерева, на высоту около четырех футов, над тем местом, где были сложены тела.
так что все, что я теперь видел, была куча дров.
“Я заметил, что один из браминов стоял в конце кучи рядом с
головой женщины - звал ее через щели в дереве,
и несколько раз засмеялся во время разговора. Наконец, они
покрыли кучу мокрой соломой и обвязали веревками.
Затем Брамин взял пригоршню соломы, которую поджег возле
небольшой кучи горящих лепешек из коровьего навоза; и, встав с наветренной стороны от
охапку, он позволил ветру раздувать пламя от соломы, пока оно не охватило охапку.
охапку. К счастью, в этот момент поднялся ветер, гораздо выше, чем
это была часть дня, и в одно мгновение пламя распространилось
целые груды, и он сгорел с особой яростью. Несколько секунд я прислушивался,
но не смог различить никаких криков, которые, возможно, были вызваны тем, что
я находился тогда с наветренной стороны. Всего за несколько минут куча превратилась в груду пепла.
пепелище.
“В течение всего этого процесса, который длился от начала до конца
более двух часов, прежде чем мы потеряли женщину из виду из-за того, что ее укладывали в кучу.
в середине кучи я почти постоянно следил за ней;
и я заявляю БОГУ, что я не мог заметить ни в ее
лице, ни в движениях ни малейшего следа ужаса, боязни или даже
нерешительности: ее лицо было совершенно спокойным; и она
я уверен, что не был ни опьянен, ни одурманен. Из нескольких
обстоятельств, я думал, что Bramins ликовал в эту адскую жертву,
и, казалось, совсем не был недоволен тем, что европейцы стали свидетелями
этого ”.
Из Танджора я направился в Негапатнам, который был взят из
Голландский - военнослужащими Компании, и где мистер КОКРАН, мой старый друг
, был шефом.
Поскольку сообщение по суше между Негапатнамом и Мадрасом было
прервано войсками противника, я сел на судно и проследовал
туда морем - майор ДЖОНСТОН из инженерных войск также был
пассажиром.
БУКВА LXI.
-------------------------------------------
До сих пор каждый шаг моего путешествия был отмечен столь
неожиданными событиями и столь необычайными происшествиями, что я
чувствовал бы некоторое отвращение, рассказывая о них, чтобы не
вызвать сомнений в своей правдивости, если бы они не были
подтверждены столькими уважаемыми людьми и письменными документами,
имеющими юридическую силу. Если бы их можно было считать
всего лишь плодом воображения, они, возможно, были бы достаточно
интересными, чтобы привлечь внимание; но, рассматривая их
как факты, они заимствуют, благодаря своему количеству и быстрой последовательности, а также
из-за своей необычности, так много от воображаемого
приключения, что это сочетание, я думаю, не может не заинтересовать вашего читателя.
как разум, так и ваши чувства.
Прибывшие на Nagapatnam, в краткосрочной перспективе Мадрас, это естественно для
можно предположить, что приключение подошло к концу, и это состояние, усталость
от беспрерывного напряжения ее каприз, мог оставить меня, чтобы продолжить
короткий остаток пути без дальнейших приставаний. Это выпало
иначе: она отметила меня как свою добычу и решила побеспокоить меня, чтобы
в последний момент; ибо, когда мы приближались к Мадрасу, за нами погнался
Французский фрегат и захватил около форта Сент-Джордж.
Это казалось мне величайшим несчастьем, с которым я когда-либо сталкивался, и
вероятно, самым фатальным по своим последствиям. Чтобы объяснить
это, я должен вернуться к определенным обстоятельствам, которые, хотя я был
проинформирован о них после моего освобождения из Гидернагура, я не касался
вы, потому что до сих пор они никак не были связаны с моим повествованием.
Мсье СЮФФРЕЙН, французский адмирал, имея в своем распоряжении некоторое количество британских пленных
, которых он счел крайне неудобными для
оказал поддержку, сделал предложение об обмене, которое из-за какой-то ошибки в
передаче или двусмысленности условий переписки было
проигнорировано.
Мотивы или случайности, которые привели к такому пренебрежению, никогда не были раскрыты полностью
и, возможно, сам адмирал, сэр Эдвард
Хьюз, и Лорд Макартни, были единственными людьми, кто знал дне
что транзакция. В таких случаях, однако, незнание фактов
обычно обеспечивается предположениями; и люди осмеливаются осуждать
недвусмысленно на основе простых гипотетических предположений своих собственных
воображение. Однако в таком случае, когда нельзя говорить с уверенностью,
следует говорить осторожно. Историк, в частности,
должен избегать партийной злобы и не позволять предрассудкам или
злонамеренности, которые ввели его в заблуждение, распространяться и вводить в заблуждение потомков.
Там, где нет убедительных доказательств, если мы обязаны вынести решение, мы должны
судить по аналогии и умозаключениям; и в рассматриваемом нами случае у нас нет ничего, кроме характеров заинтересованных лиц, которые могли бы помочь нам в принятии решения.
Ужасная катастрофа, которая последовала за отказом от обмена
Едва ли кто-то, кроме самого месье Суффрена, мог
подумать об этом. Представить, что под таким впечатлением наши
руководители не решились бы предотвратить это, — значит
предположить, что их разум слаб, а сердца порочны и бесчеловечны.
Я полагаю, что будет трудно обвинить лорда Маккартни в чём-либо,
потому что он был мудрым и человечным. Те, кого разочарование
из-за необоснованных ожиданий или злонамеренность партии заставили
подозревать его светлость в неискренности, были вынуждены
его поведением признать, что
Мы почитаем его таланты, и ни одно дурное слово никогда не срывалось с уст сэра ЭДВАРДА ХЬЮЗА. Какими бы ни были их мотивы, разум, совесть и честность должны оправдать их. Следует также помнить, что репутация месье Суффрена в глазах здравомыслящих и благородных людей была надёжной защитой от любых ужасных бесчеловечных поступков. Его поведение как офицера положило начало новой эпохе в военно-морской истории Франции. Его таланты и храбрость можно было без ущерба для себя сравнить с лучшими из
наши британские адмиралы; и он проявил признаки необычайного великодушия
по отношению к тем, кого случайность войны бросила в его руки. Следовательно, было бы
чем-то большим, чем предвидение, предположить
то, что произошло на самом деле; и я торжественно заявляю, что вывод
Я черпаю из всей информации у меня было на эту тему, что
бедственное хотя событие было, оно придает никакого положительного чувства вины по любому из
заинтересованных сторон. Факт очевиден: у французского адмирала
не было места на побережье, где он мог бы обеспечить безопасность своих пленников, и
скорбя, как он сам впоследствии писал мистеру ГАСТИНГСУ, видеть, как
несчастные люди, которые провели шесть или семь месяцев в море, умирают от
цинги, доставленной пленными, в количестве более трех человек
сотня - ХАЙДЕРУ. Впоследствии их судьба сложилась так, как он бы терзал
твоя душа, чтобы услышать обзоры.
Принять все обстоятельства в один взгляд, и вижу, что мой
чувства должны были найти себя еще раз в плен. ХАЙДЕР
АЛЛИ, который был, по сравнению с худшими деспотами европейского мира
, монстром, все же должен рассматриваться, по сравнению с
его преемник ТИППУ, мягкий и милосердный. ХАЙДЕР из отдела политики и
лицемерия проявил некоторую снисходительность к пленным, которые попали в его руки.
Известны случаи, когда британские пленники прорывались сквозь толпу
которая окружала его в его присутствии для защиты - когда он это делал
лицемерно изображал гнев, угрожал людям, которые обращались с ним
они заболели; осудил суровость и отослал их удовлетворенными на данный момент
. ТИППУ, напротив, был настолько совершенным дикарем, что жестокость
казалось, была не только внутренней привычкой его души, но и руководством к действию.
Все его действия, движущий принцип его политики, правило его
общественного поведения и источник его личного удовлетворения. Подобно
тигру, который, как говорит нам Бюффон, убивает всё стадо, прежде чем
начать есть, каждый его порыв уступал более настойчивым призывам
варварства; и пока оставалась хоть капля крови, хоть одна агония,
хоть одна слеза, естественные желания Типпо не удовлетворялись, и
роскошь жизни тщетно манила его. Как
гиена, которую ТОМПСОН называет самой отвратительной из всех, ярость его
Его природа не поддавалась ни сопротивлению, ни смягчению. В стороне от общего порядка действий Провидения он представляет собой единственный случай, когда Всемогущий представил яркую живую картину, полную теней: ни один луч не пробивается, чтобы осветить мрачный вид этой картины; но, в отличие от всего человеческого рода, только о нём можно сказать, что он никогда, даже на мгновение, не проявлял ни искры добродетели.
От варварства, столь непреклонного по отношению к тем, кто попал в плен во время обычной войны,
чего я мог ожидать, если бы снова попал в его руки — я, который был
орудие в руках одного из его главных губернаторов, который, благодаря моим
переговорам, помог лишить его провинции и, что, возможно, имело для него большее значение, лишил его
удовольствия от давно лелеемой мести, отдав его врага ХИАТ
САХИБА под защиту Компании? Дьявольская месть, возможно, никогда
не приносила такого возвышенного удовольствия, как пытка меня в руках этого чудовища. Вдобавок ко всему, мой Фредерик,
я опасаюсь, что Суффрейн поступит со мной так же, как он уже поступил с
другие английские пленные — и представьте, какой ужас и смятение я испытал, попав в руки французов!
Спустив флаг на французском фрегате, капитан приказал нам следовать за ним и повернул на север. Некоторое время мы подчинялись ему, но затем наступила ночь, и свежий попутный ветер, к счастью, помог нам развернуться, направиться к Мадрасу и благополучно бросить якорь в Роудсе. В тех побегах, которые я совершал до сих пор,
всегда было какое-нибудь неприятное обстоятельство, омрачавшее
получаемое от них удовольствие. В этом случае моя радость была чистой и
неквалифицированный; и я смотрел вперед с разумной надеждой, что худшее
уже позади.
Здесь я застал губернатора лорда Макартни, изо всех сил старающегося поддержать репутацию
Компании и руководившего ее делами, несмотря на такие затруднения
, которые заставляли самых мудрых и умеренных отчаиваться в успехе.
Столь трудное предприятие, каким было тогдашнее правительство Мадраса, происходило
редко; и более успешного окончательного достижения не найти
примера. В непрекращающихся конфликтах, которым он подвергался, он
сохранял свой пост с непреклонной твердостью и неослабевающей энергией
ума - и в самых тяжелых обстоятельствах выполнял свой важный долг
с усердием, честностью и мудростью. Строгое выполнение долга
, которым он был обязан своей Стране, вызвало шумиху против него среди заинтересованных лиц
немногих в Индии; но объединенные аплодисменты всех сторон по его возвращении в
Англия отчеканила валюту на его славе и пресекла потоки клеветы.
клевета.
БУКВА LXII.
-------------------------------------------
После стольких опасностей и лишений, которым я подвергся, было очень приятно
оказаться в обществе, состоящем из моих самых старых знакомых
по профессии и самых теплых и искренних друзей: но это
это было счастье, которым я не мог наслаждаться долго; поскольку, будучи уполномоченным
миссией ХАЙАТ САХИБА при генерал-губернаторе и Верховном совете, я
был вынужден отправиться в Бенгалию и, соответственно, отплыл в
Калькутта, до которой я добрался немногим более чем за неделю, без каких-либо происшествий.
ни одно происшествие, стоящее
родственник. По моем прибытии туда сэр ДЖОН МАКФЕРСОН, который был в
Верховный Совет любезно пригласил меня пожить в его доме и
представил меня мистеру ГАСТИНГСУ, с которым я вступил в переговоры от имени
ХАЙАТ САХИБА, которые будут опубликованы в следующих письмах:
ПИСЬМО УОРРЕНУ ГАСТИНГСУ, ЭСКВАЙРУ.
“_ кАлькутта, 3 мая 1783 года._
«Достопочтенный сэр,
«С первого дня моего прибытия сюда я был нездоров и не мог почтить вас своим присутствием, чтобы засвидетельствовать вам своё почтение и
Докладываю вам, для сведения Совета, о целях моей
миссии, направленной к вашему правительству.
«Поскольку эти цели имеют общественное значение, а слабое здоровье может
помешать мне в ближайшее время иметь честь быть представленным вам, я беру на себя
смелость обратить ваше внимание на это обращение.
«Великая революция в пользу Ост-Индской компании на западной стороне Индии, в которой я имел счастье в некоторой степени принять участие, была, несомненно, вызвана рвением и энтузиазмом генерала Мэтьюза, но этот офицер приписывает заслуги приказам и
Ваше правительство считает главным достоинством этого предприятия то, что он
рассчитывает на поддержку того же правительства в организации, которую он
создал и может создать для обеспечения безопасности завоёванной провинции.
«Спешка, с которой я покинул его, и его желание, чтобы я как можно скорее сообщил ему о своих успехах, не позволили мне официально сообщить генерал-губернатору и Совету о подробностях его успехов и о мерах, которые он хотел принять. Он
написал краткий отчёт о первом визите в Форт-Сент-Джордж;
и вручил мне публичное письмо главнокомандующему военным
подразделением того президентства, к которому я принадлежу, в
подтверждение услуг, которые я оказал в переговорах между ним
и губернатором Биданоре о сдаче этой столицы и
провинции. Копию этого письма я имею удовольствие представить вам.
«Поскольку я получил особое поручение от Хьята Сахиба,
управляющего провинцией Биданор, от генерал-губернатора и Совета,
как следует из его письма, которое я имел честь вам представить,
Генерал Мэтьюз дал мне устные инструкции и меморандумы, написанные его собственной рукой, с подробным описанием того, что он хотел бы, чтобы я представил вашему правительству. Кроме того, он дал мне краткие рекомендации двум членам правительства, которых он знал лично, — он обратился к ним через меня, чтобы они ознакомились с его положением, и, я полагаю, оказал мне больше доверия, чем я заслуживал, за то, что я помог ему окончательно захватить Биданор, не обнажая меча.
“Это было бы утомительно и больше подходило для подробного разговора, чем
публичного обращения, чтобы проинформировать вас о различных шагах, которые привели к
сдаче столицы и провинции Биданор. У меня было несколько
конференций с HYAT Сахиб перед смертью Хайдер, и стремился
предлагаю к нему преимущество, которое возникает у него от мятежа в
пользу компании. Мои усилия в этих беседах закончились
в конечном итоге самым жестоким наказанием для меня самого: я был закован в кандалы,
и оставался так в течение четырех месяцев, в ситуации единственного существования,
без каких-либо надежд когда-либо сбежать. Когда генерал Мэтьюз штурмовал
Ghauts, HYAT Сагиб послал за мной, и, после различных борьбой и многое
нерешительность, согласился с моим переходом в английский лагерь; и я провел
Генерал МЭТЬЮЗ, почти без сопровождения, въехал в Биданор. В конце концов ХАЙАТ САХИБ
согласился подчиниться: но поскольку в своих различных беседах со мной до
и после этого события он проводил очень четкое различие между
Правительством Бомбея и главным правительством Англии в
Индостан, поэтому он предложил, что я должен немедленно выехать из страны после того, как он
учитывая место и все форты в провинции, с буквы к
вы, чтобы получить от меня ваше разрешение на его договоренности с англичанами
Общая информация.
“Эти договоренности даже не были четко определены до моего отъезда;
и он так стремился к моему скорейшему прибытию в Калькутту, что он только
изложил мне общие положения, которые содержатся в его письме.
“Позвольте мне здесь заметить, что именно по обращению, с которым встречается ХАЙАТ САХИБ
, другие Вожди Страны ХАЙДЕРА оценят
преимущество отказа от интересов ТИППУ САХИБА или подтвердит
их зависимость от него. ТИППУ был огражден своим отцом от всех
общение с губернаторами его провинций или любое вмешательство в
дела страны; так что те, кто остался у руля после смерти его отца, являются
ему незнакомцами, и это люди, к которым он мало привязан. Он,
кроме того, считается человеком жестокого нрава. Его отец был жесток
по политическим принципам: считается, что он такой от природы.
“Досадные разногласия по поводу денег, которые возникли в целом
Лагерь Мэтьюса, о котором вы, вероятно, услышите из президентства
Бомбея, отнимал у генерала много времени и, возможно, мешал его планам.
Однако его успех в захвате Мангалора обеспечивает
безопасность его завоеваний. Доходы провинции Биданор составляют
около двадцати тысяч пагод в год.
«Особое положение столицы заслуживает внимания. Он расположен
в долине, имеющей значительную протяжённость в окружности. По моим
наблюдениям, со всех сторон к нему ведёт подъём длиной около семи миль.
К нему можно подъехать только по четырём дорогам, проложенным среди холмов
и тщательно укреплённым.
Гидер: леса на протяжении многих миль являются границей вокруг
его владений; и там, где они позволяли пройти, Гидер принял
меры предосторожности, посадив бамбук и колючие кустарники, так что я почти не сомневаюсь, что генерал Мэтьюз сможет защитить эти перевалы; а что касается провизии и всевозможных военных припасов, которые были найдены в Биданоре, то, по словам генерала
По словам Мэтьюса, он мог бы снарядить девять таких армий, как его.
«Кандапор — ближайший к Биданору морской порт, расположенный примерно в пятидесяти
мили: Мангалор находится примерно в сотне миль от нас. Дорога, ведущая от
Мангалор соединяется с ней со стороны Кундапора, где начинается подъем на холмы
: другая дорога из Биданора ведет в Серингапатам, а четвертая
в страну Мархатта.
“Это было из низовий, вдоль морского побережья, между Оноре и
Мангалор, который орошается многими реками и является наиболее возделанным
Страна, которую я когда-либо видел, — это Карнатик, откуда Хайдер получал большую часть провизии для своей армии. И независимо от преимуществ, которые Компания получила благодаря приобретению этих стран,
следствие потери Mysoreans огромны, и например будет отключить
им оказывать помощь французам в Карнатик.
“Офицеру моего ранга не подобает высказывать какие-либо замечания, которые
касаются поведения различных правительств моих Нанимателей; но
Я обязан отметить, отдавая должное заявлению ХАЙАТ-САХИБА, сделанному мне,
что он не будет полагаться на какое-либо соглашение, заключенное в его пользу
Губернатор и совет Бомбея, если только он не получит скорейшего ответа на свое письмо.
письмо от этого правительства. Он попросил меня вернуться с этим
в ответ и с разрешения генерал-губернатора, данного ему генералом Мэтьюзом. Хотя я измотан страданиями, которые перенёс в тюрьме, и моё здоровье едва ли позволит мне путешествовать по суше, я готов оказать эту услугу, потому что знаю, что это самое большее, что я могу сделать для Компании и своей страны.
«Моё возвращение на другой берег с благоприятным ответом для ХЯТ САХИБ
станет сигналом для других вождей, чтобы они сбросили ярмо Типпу; и
если полковник ЛОНГ добился какого-либо прогресса в Коимбатуре, или
ТИППУ не оказал на генерала Мэтьюза слишком сильного давления, я могу
прибыть на другой берег вовремя, чтобы быть по-настоящему полезным Роте.
“Я знаю, Достопочтенный сэр, либерал и большой системы
администрации: я не буду, следовательно, в любой мало
обстоятельств, об основаниях, на которых я должен вернуться к HYAT
САХИБ, или останусь на другом берегу. Я желаю только быть вознагражденным моим
Нанимателей, поскольку я преуспеваю; и я оставлю это на вашу доброту и
на ваше выдающееся рвение к общественному благопристойности, предоставить мне любую
инструкции по моему поведению или поручить мне давать какие-либо советы генералу
МЭТЬЮЗУ, как вы сочтете нужным.
“Я надеюсь, вы простите за это длинное и неправильное обращение и окажете мне честь
сообщив любую его часть, которую сочтете достойной,
доведите до сведения джентльменов из Совета.
“Имею честь быть и т.д. и т.п.
“ДОНАЛЬД Кэмпбелл”.
“_P. S._ Когда у вас будет свободное время и я смогу иметь честь
присутствовать при вас, я хотел бы сообщить вам более конкретное
подробности моей беседы с HYAT Сахиб ... что надежды общее Мэтьюз по
поддержки от правительства, и планы на будущее-он тогда
медитировал ... и мои идеи о мерах, которые должны быть рассмотрены
Пост Форт-Сент-Джордж, чтобы поддерживать общее Мэтьюз, и улучшить
преимущества он обрел.
“_ Уоррену Гастингсу, эсквайру.
Генерал-губернатору Бенгалии._”
ПИСЬМО ОТ ХАЙАТ САХИБА, УПОМЯНУТОГО ВЫШЕ.
(_ Обычное введение._)
“Я руководил делами общины Гидернагур в течение нескольких лет
прошлое, со стороны НАВИГАТОРА ХАЙДЕРА. Когда недавно меня атаковали
победоносные силы англичан под командованием генерала Мэтьюза, я
выступил против него и выполнил свой долг во всех отношениях; но, видя, что
превосходство англичан в удаче и силе и получение предложений о мире
от генерала Мэтьюза, в силу этих обстоятельств, но особенно
благодаря убеждениям капитана КЭМПБЕЛЛА, сына полковника КЭМПБЕЛЛА, который
ранее я находился в Чинапуттане, меня убедили прийти к соглашению, и
передал генералу МЭТЬЮЗУ казну, имущество, склады и ключи
из фортов этой страны. Если бы я был утилизирован, я имел его на моем
власть присвоили себе эту КоллеЯ намеревался использовать это богатство для других целей, но,
учитывая высокое положение КОРОЛЯ АНГЛИИ и
прямоту и честность английского народа, я причислил себя к числу
ваших слуг и решил с величайшей искренностью и чистотой сердца
служить вам хорошо и верно. По
благословению Господа, под Вашим покровительством мои усилия по
выполнению моего долга будут в десять раз больше, чем прежде;
и поскольку генерал Мэтьюз намерен отправиться в Серингпуттам, Ваш верный
слуга поможет в меру своих способностей и власти. Вы будете
полностью проинформированы по этому вопросу капитаном КЭМПБЕЛЛОМ. Честь, благосклонность,
и награда должны исходить от вас.
“Со времени вашего первого пребывания в этой стране и по настоящее время
обязательства англичан свято выполнялись
и соблюдались; они также не испытывали недостатка в своей защите
о чести и достоинстве сурдаров Бенгалии и других мест. Я
надеюсь, по вашей милости и великодушию, что вы отдадите свой
приказ генералу МЭТЬЮЗУ относиться ко мне со всей должной добротой и
внимание. Я нашел прибежище в тени вашей благожелательности.
Капитан КЭМПБЕЛЛ проявил ко мне огромную доброту и уважение, и,
поощряя меня надеяться на вашу благосклонность, побудил меня стать вашим
слугой. Вы будете полностью проинформированы о состоянии дел в этом квартале
из писем капитана КЭМПБЕЛЛА.
“Написано 25-го Саффура 1197 года нашей эры”.
Подлинная копия,
Дж. П. ОРИОЛ, _Сек._”
ПИСЬМО УОРРЕНУ ГАСТИНГСУ, ЭСКВАЙРУ.
«_Калькутта, 25 мая 1783 года._
«Достопочтенный сэр,
«Некоторое время назад я имел честь написать вам по поводу моей миссии от Хайат-сахиба к этому правительству.
«Теперь я с радостью понимаю, что вы решили ответить на его письмо. Я не могу не высказать своего мнения о том, что решительная и явная защита, предоставленная ему этим правительством, принесёт большую пользу обществу. Но если вы и другие члены Совета считаете нужным
отклоняю это предложение по причинам, которые вам лучше известны и о которых я не буду судить, но смиренно прошу вас учесть, что чем скорее вы ответите на письмо Хьята Сахиба, тем лучше это будет для него и тем эффективнее будут возможные положительные последствия.
«Я готов и жажду немедленно отправиться на другой берег с ответом для Хьята Сахиба и беру на себя смелость надеяться, что вы дадите мне указание задержаться с ним на некоторое время, чтобы у него была возможность передать через меня любое сообщение, которое он
возможно, вы захотите наладить отношения с этим правительством. Я с удовольствием сообщаю вам, что президентство, к которому я принадлежу,
дало мне своё согласие на участие в окончательном согласовании
договора в Биданоре, если ваш совет посчитает меня подходящим
кандидатом; и они также единогласно оказали мне честь, одобрив
моё поведение в начале этого дела.
«Что касается назначений, которые, по вашему мнению, я могу получить, я полностью полагаюсь на ваше собственное представление о приличиях. Я больше ничего не желаю
более чем достаточно, чтобы покрыть расходы на такое путешествие и
позволить мне сохранить тот характер, который необходим в подобной ситуации
для содействия общественному благу.
«Имею честь быть, с величайшим уважением,
достопочтенный сэр,
Вашим самым верным и покорным слугой,
Дональдом Кэмпбеллом».
После некоторой задержки я получил инструкции вместе с письмом от
мистера Гастингса для Хайата, с которым я отправился, чтобы доставить его в
собственноручно, следующим образом:
ПИСЬМО КАПИТАНУ ДОНАЛЬДУ КЭМПБЕЛЛУ.
«СЭР,
«По поручению достопочтенного генерал-губернатора и
Совета я передаю вам прилагаемый ответ генерал-губернатора на письмо, которое вы доставили от ХИАТ САХИБА, фусдара Биданора, этому правительству по случаю передачи им этой
страны Компании. Поскольку вы предлагаете вернуться в Биданоре, Совет
просит вас лично передать этот ответ Хьяту Сахибу, заручившись его
обещаниями всяческой защиты и поддержки, которые может оказать выдающийся
Заслуги, оказанные им Компании, дают ему полное право на
ожидание, и в их власти удовлетворить это право; и вы
сообщите ему, что они также договорились рекомендовать его
достопочтенному Совету директоров в таких выражениях, которые
позволят ему надеяться на их справедливое отношение.
«Учитывая большую важность приобретения Биданора для
Компания, её пропорциональное преимущество перед противником и важность
цели, которую можно достичь, используя все возможные стимулы
и поощрения к руководителям страны Майсур, скинуть
новый и необжитой зависимость от правительства противника, для того, чтобы
получить более безопасной и выгодно владения от компании по
владение, доски являются более охотно склоняются к себе так рано
вернуться к достижениям HYAT Сахиб, в надежде, что это вдохновит
его доверие к английскому правительству, а клепать свои
привязанность к нему.
“На ваше усмотрение, либо немедленно вернуться с ответом ХАЙАТА
САХИБА на письмо генерал-губернатора, если вы сочтете это необходимым
существенным следствием, чтобы потребовать его, или остаться с ним, если вы
зачать ребенка после пребывания там в течение любого времени будет более благоприятных
к общественным интересам; но, в любом случае, вы не желаете отчета
особенности приема и дела этой власти,
с любой другой информации, которую вы можете думать, что это полезно для них
знаю.
“Я, СЭР,
Ваш покорнейший слуга,
Дж. П. ОРИОЛ, _секретарь._
_Форт Уильям, 29 мая 1783 года._”
Было бы непростительно в меня, чтобы пропустить эту возможность, не
выражая высший смысл я отдыхать вежливости Мистер Гастингс, и
Доброта сэр Джон Макферсон и гостеприимство во время моего пребывания в
Калькутта. Что касается мистера ГАСТИНГСА, то в его публичном качестве было бы
самонадеянно и неблагоразумно много говорить, поскольку сейчас он выступает за вынесение решения
высшей судебной инстанции в этой стране. Мои собственные наблюдения
позволяют мне считать его человеком здравомыслящим, проницательным и блестящих талантов,
с обширным и всесторонним умом, с манерами общительного, дружелюбного, кроткого
и незатронутый - и настроенный по-настоящему доброжелательно. Его улучшенный
знание политических интересов Индостан, и в частности
делами Ост-Индской компании, никогда не подвергалась сомнению; и,
если избирательное право народа Индии может быть позволено решать, его
поведения в качестве генерал-губернатора, хотя, как и все человеческое, перемешано
ошибки, был, в целом, здорово и похвально-потому что я заявляю, Я
едва ли когда-либо слышал, как один человек в Индии, родной или Европейский, порицание его,
хотя он часто был предметом разговора со всеми людьми и
во всех компаниях на востоке.
Социальные достоинства сэра ДЖОНА МАКФЕРСОНА настолько хорошо известны, что
было бы излишним обращать на них внимание. Та же дружба и гостеприимство
Я испытал в своем доме, согласились многие, кто не
назад в делает его достаточно правосудия на голову. Но о его поведении во время
его короткого правления могут знать только те, кто делает
политические проблемы Индии предметом пристального внимания. Войти
в подробности его различных мудрых постановлений по восстановлению
Дела Компании, были бы разрушительны для цели, которую я предлагаю, а именно,
Кратким и простым изложением всего в целом, чтобы дать чёткое представление о его правлении, настолько ясное, чтобы его мог понять любой человек, каким бы неосведомлённым в политике этой страны он ни был, и настолько краткое, чтобы не отбить желание читать.
Сэр Джон Макферсон взял бразды правления в свои руки первого февраля 1785 года. Он обнаружил, что доходы Компании уменьшились, а расходы увеличились из-за постоянных требований владельцев, директоров и министров о доле в покровительстве мистера
Гастингса, а государственный долг вырос до огромных размеров.
поэтому было сочтено необходимым применить на практике все возможные способы
и провести все эксперименты, которые предлагает государство страны
, которые могут способствовать увеличению доходов, уменьшению
о государственных расходах и ликвидации долга. Поэтому он
на четырнадцатый день своего правления приступил к реформе, которую
он продолжал с неутомимым рвением и прилежанием внедрять через
различные правительственные ведомства - и, начиная с него самого,
уволил своих телохранителей. Пока он таким образом работал в Индии,
Компания и парламент в Англии неустанно занимались рассмотрением и формированием системы реформ, и, как бы это ни казалось невероятным, дело в том, что проницательность мистера
Макферсона позволила ему предвосхитить и фактически претворить в жизнь те же самые предполагаемые реформы, которые парламент и
Компания действовала в Англии, и общий план реформы, принятый Советом директоров 11 апреля 1785 года, был фактически реализован сэром Джоном Макферсоном в Бенгалии.
в феврале, марте и апреле 1785 года. Он организовал
распространение знаний, основал поселение Пуло
на Пенанге, или острове Принца Уэльского, —
поставил Банк Калькутты на прочную основу, —
регулировал рынки, — и по собственному плану
защитил Компанию от привычных мошеннических сделок с
земиндарами, застраховав их балансы и сделав так, чтобы
облигации могли быть аннулированы только Советом директоров. В конце концов он внедрил и осуществил систему реформ, которая оказала самое неожиданное и благотворное влияние на
Британские дела в Индии; и всего за восемнадцать месяцев правления он имел счастье увидеть плоды своей мудрости и усердия, получить лучшее из земных вознаграждений — уважение и похвалу своих сограждан — и быть удостоенным лучшим из монархов титула баронета.
Когда я был в гостях у сэра Джона Макферсона, однажды в разговоре с мистером Маколи, секретарём сэра Джона, я упомянул кое-что из своих приключений и, к своему удивлению, обнаружил, что он, в свою
По пути в Индию я случайно нанял того самого слугу, которого потерял в
Триесте, отправив его за письмами в Венецию, и мистер Маколей заверил
меня, что нашёл в нём все те хорошие качества, которые я ожидал в нём увидеть.
Но бедняга умер до моего прибытия в
Калькутту, к моему большому огорчению и разочарованию.
Поскольку сезон, в который я должен был покинуть Калькутту, был очень неблагоприятным для
путешествия по морю, а побережье в тех местах — одним из самых
негостеприимных в мире, я отправился в Мадрас по суше и по пути
у меня была возможность осмотреть этот любопытный и гротескный памятник суеверной глупости,
называемый Пагодой Джагранат. Это огромное варварское сооружение
пирамидальной формы, украшенное резными каменными узорами, не более
странными, чем отвратительными. Христиане, поклоняющиеся идолам,
создавая образы и фигуры божественных существ, всегда стараются
представить их красивыми, насколько это возможно, в соответствии с их
божественной природой. Язычники же, напротив, при создании своих идолов изгоняли все следы
Красота — всё, что, по мнению человечества, должно вызывать приятные ощущения, — и на их место подставьте самое экстравагантное, противоестественное уродство, самую отвратительную мерзость, самую гнусную непристойность. Язык не в состоянии передать адекватное представление об их храмах и идолах, а если бы и мог, то не достиг бы никакой цели, кроме возбуждения болезненных и отвратительных ощущений. Чтобы соответствовать фигурам своих идолов, главный брамин с помощью каких-то проклятых искусственных средств (я полагаю, трав) довёл себя до совершенно неестественного состояния.
форма и огромные размеры, о которых приличия не позволяют мне упоминать;
и чистых и непорочных женщин, которых с младенчества прятали от взоров мужчин, даже от их братьев, приводят целовать это отвратительное и уродливое чудовище, в нелепой вере, что оно способствует плодовитости.
В этой пагоде стоит статуя Джагранаута (их бога под именем Брама);
и это действительно впечатляющая фигура! — не более чем чёрный камень в форме неправильной пирамиды с двумя крупными бриллиантами вместо глаз, а также с носом и ртом, нарисованными красной краской. Для этого бога — пятьсот
Священники ежедневно заняты варкой пищи, которую, поскольку он редко ест,
они, несомненно, вечером используют для собственного употребления.
Я остановился на Vizagapatnam на несколько дней с мистером Расселом, который был главным
из того места. Его стиль жизни был столь точно аналогично
элегантный семьи, проживающих в их загородном доме в Англии, что я чувствовал,
себя более счастливым и комфортным, чем я был после моего приезда в
Индия; и это счастье было намного увеличено встречей с мистером МАКСТОНОМ, который
был женат на дочери мистера РАССЕЛА. У нас с этим джентльменом, когда
сущие дети, были товарищи на наш первый выход в Индии: тепло
дружбы между нами состоялся, которая работает без перерыва,
а наоборот, возрастает с течением времени, и больше привычки интимной близости.
Видеть человека, которого я так всецело уважала, обладающего самым
совершенным домашним благополучием и окруженного множеством приятных
связей и друзей, было для меня предметом самого приятного
созерцания.
БУКВА LXIII.
-------------------------------------------
Покинув Визагапатам, я отправился вдоль побережья и прибыл в
Масулипатам, где услышал слухи о печальной судьбе генерала
МЭТЬЮСА. Это так сильно омрачило мой дух, что все
гостеприимство и доброта мистера Дэниела, начальника гарнизона, едва
ли могли вывести меня из уныния; а по прибытии в Мадрас я
обнаружил, что слухи подтвердились.
Поскольку дело Хайат-сахиба ещё не было улажено, я считал себя в какой-то степени обязанным отплатить ему за его услуги в сдаче провинции Биданор и выполнить свои обязательства перед ним.
с ним и Верховным советом я решил отправиться в Бомбей,
несмотря на катастрофу при генерале Мэтьюзе, которая полностью
разрушила все мои личные перспективы в этой области, и сотрудничать с
HYAT Сахиб в таких мер, как, возможно, еще остаются для нас за содействие
общественное благо. Я покинул Мадрас, поэтому и возбуждено дело мое путешествие без
любой материал перерыва, пока я не достиг Palamcotah, где огорчению
возникающие из моих разочарований, сотрудничая с усталостью и
климат, повергло меня в припадке болезни, который заключил меня в моей постели
в течение пяти или шести недель. Немного придя в себя, я дополз до
Андженго, где в доме мистера ХАТЧИНСОНА, местного жителя (который
относился ко мне с сердечной добротой), я ждал возможности
добравшись до Бомбея и за это время набравшись сил и бодрости духа.
когда, наконец, корабль "Европа" зашел в Анженго по пути в
Бомбей, я получил билет и продолжил путь.
В Бомбее я нашел ХАЙАТ-САХИБА, которого сочли целесообразным отослать
его подальше от Биданора при приближении ТИППУ со своей армией, где я
получил от него подтверждение того , что я заявил относительно
Генерал Мэтьюз получил всего две недостающие рупии и ожерелье. И
теперь, когда между нами и ТИППУ установился мир, а мое пребывание на
Малабарском побережье могло принести мало пользы, я решил вернуться на
Карнатик. И здесь у меня есть случай, который можно добавить ко многим неприятным
происшествиям в моей жизни, в которых я с самыми невинными намерениями
стал предметом порочащего и незаслуженного скандала.
Как раз в то время, когда я уезжал из Бомбея, молодая леди, дочь человека
ранее занимавшего высокое положение в Индии, а ныне члена парламента,
но чье имя было бы бесполезно упоминать, пожелала вернуться в "
Карнатик"; и я, по просьбе ее самой и другой дамы, с которой
она жила, неосмотрительно взял на себя заботу о ней во время путешествия. Перед нашим
отъездом я поразмыслил о трудностях и неуместности этого
шага и поделился своими соображениями с дамами, которые, вместо того, чтобы выслушать
мои возражения, настаивали на том, чтобы я выполнил свое обещание: я
согласился, исключительно из принципов вежливости и добродушия. Во время
нашего путешествия она открылась мне по собственной воле,
определенные акты жестокости и несправедливости, которым она подверглась со стороны своего отца,
по наущению ее _свекрови_, с рассказом о ее невиновности
падение и разрушение ее репутации из-за связи
о Даме, на попечении которой она находилась и которая по этой причине
настаивала на ее отъезде вместе со мной; и добавила, что ей было так противно
Индии, что она решила бросить это дело; и умоляла меня помочь ей в
исполнении ее желаний. Я самым безоговорочным образом не одобрил
ее проект - дал ей самое лучшее и бескорыстное
совет — и на протяжении всего этого неприятного дела, которое на меня навязали, я действовал исключительно ради её чести и счастья; и несколько самых уважаемых людей в Паламкоте, где она провела некоторое время, и в Мадрасе, где она впоследствии жила, могли бы засвидетельствовать деликатность моего поведения по отношению к ней, а также заботу и интерес, которые я проявлял ко всему, что могло быть ей полезно.
Это справедливое изложение сути дела, и всё же из-за этого я был
оскорблён до глубины души, и этот скандал достиг даже ушей моего
отец, которого, однако, я вскоре удовлетворил на этот счет. Но то, что
задело меня за живое, было поведением некоторых моих собственных родственников (которые,
если они даже не могли оправдать или одобрить, должны были, по крайней мере, быть
молчаливый), став самым яростным из моих клеветников - хотя, когда
характер этих самых отношений в предыдущих случаях был
затронут, я встал и защитил их с неминуемой опасностью для
своей жизни. Такое поведение казалось мне самым отвратительным; ибо, будь то из
привязанности, эгоизма или гордости, я всегда усиленно поддерживал свою
родственники, если я слышал, как их очерняли в их отсутствие - и, когда я был
не в состоянии оправдать их действия, по крайней мере, пресекал этот
разговор. Человеку, который равномерно действовали так, там даже нет
любовные отношения семейные привязанности, взаимопомощи, справедливости требовали разных
лечение, которое я испытал, что мог начать только с
порочность сердца, нищета интеллекта, и самая крайняя подлость
духа. И что примечательно в этом, а также в других случаях
те, кто был в наибольшей степени обязан моему отцу
и мне, были самыми закоренелыми.
После смерти моего отца, просматривая его бумаги в присутствии
заместителя шерифа Аргайла и трех других джентльменов, мы наткнулись на
письмо на эту тему от отца молодой леди моему, в котором говорилось
грубым образом отражающимся на моем характере. Я прямо написал, что джентльмен,
объяснив все дело, и требуя справедливости нужно сделать, чтобы мой
репутация. После решения вопроса церковью он написал мне письмо с
полными извинениями, признавая, что он действовал в том случае
путем введения в заблуждение и слишком легко приписал
необоснованные слухи; и, сказав, что, поскольку упомянутое письмо, будучи прочитанным помощником шерифа и другими джентльменами, в какой-то мере стало достоянием общественности, он счёл своим долгом принести извинения и выразить искреннее сожаление о том, что я мог пострадать из-за того, что он неосторожно поддался внезапному порыву страсти, вызванной, как он был тогда совершенно уверен, ложной информацией.
Таким образом, мой характер был сразу же очищен от клеветы, которую
несколько злонамеренных людей распространили по всей стране.
земля, где меня знали.
Эта история может послужить тебе поучительным уроком, мой ФРЕДЕРИК, чтобы
в первую очередь избегать любых связей с женщинами, которые при
вероятном ходе событий могут привести к частным актам доверия: они
в лучшем случае нескромны - склонны, как в данном случае, выставлять мужчину дураком - и
неизменно приводят к скандалу и упрекам. Вы также увидите из
письма отца этой Леди, найденного через восемь или десять лет после того, как оно было
написано среди бумаг моего отца, насколько неуместно и рискованно
неосторожно излагать свои мысли на бумаге. Я знал это
Часто, как в данном случае, это заканчивается унижением и сожалением.
Прежде чем окончательно покинуть Малабарское побережье, я совершил поездку в Сурат,
которая сполна окупила все мои хлопоты. Он превосходит любую часть Индии по
размерам и разнообразию торговли, по густонаселённым улицам и пригородам, а
также по постоянно меняющейся картине роскоши. Для более подробного описания
я отсылаю вас к аббату Рейналю, который, хотя и не всегда точен,
но настолько элегантен, что по его описанию вы сможете составить
живое представление об этом месте и его необычных обычаях.
Здесь мистер СЕТОН принял меня очень дружелюбно. И действительно, я
могу теперь раз и навсегда заявить, что в каждом месте, где я останавливался, и
на каждом посту, который я проезжал, с момента моего отъезда из Англии до моего возвращения, я
испытал самый добрый и щедрый прием и самое усердное внимание
мои потребности любого рода, будь то суда, катера, охрана
Сипаи, рекомендательные письма и т. Д. Будучи обеспеченным предвкушением, я
едва ли имел возможность обратиться с просьбой или выразить желание; не было и
государственной службе уделялось меньше внимания, чем тому, которое было
проявленная ради моего личного удобства. На доброту, столь утешительную, какой она была для меня тогда, я никогда не оглядываюсь без чувства безграничной
благодарности и искренней признательности.
Мои путешествия по суше в Индии после кораблекрушения, не считая долгих
плаваний по морю, составили более трех тысяч миль. Вернувшись в Мадрас, я обнаружил, что моё здоровье сильно пошатнулось, и решил вернуться в Англию. Но, осмотрев почти все владения Компании, я почувствовал любопытство и решил отправиться в Китай. Чтобы сделать этот путь более приятным для меня, лорд Маккартни,
в дополнение к другим своим любезностям он передал мне следующее красивое письмо
рекомендательное к мистеру ПИГУ, главному суперкарго Компании в Кантоне:
“Форт Сент-Джордж, 23 июля 1784 года._
“СЭР,
“Это письмо будет передано вам капитаном ДОНАЛЬДОМ Кэмпбеллом из
этого заведения - джентльменом, который отличился во многих
случаях, но особенно своими способностями и обращением в
завершение сдачи форта Биданор, в котором он
долгое время находился в плену. Там у него ухудшилось самочувствие,
делает путешествие в Китай, возможно, в Европу абсолютно необходимым.
Если он останется на какое-то время в вашем Поселении, я буду очень признателен
вам за любое внимание и вежливость, проявленные к нему; и я буду счастлив,
по любому поводу, который вы можете мне позволить, возвращать ваше вежливое внимание к
такому достойному офицеру, как капитан Кэмпбелл, и доказывать, насколько
Я,
“СЭР",
“Ваш самый покорный слуга",
“МАКАРТНИ”.
«_Уильяму Генри Пигу, эсквайру._»
У меня также было письмо к мистеру Фримену, другому суперкарго, от которого,
как и со стороны мистера ПИГУ, со мной обращались с большой вежливостью: и мистер
ФРИМЕН, вынужденный покинуть Кантон и отправиться в Макао для выздоровления
, пригласил меня сопровождать его туда. Я воспользовался
этой возможностью; и, поскольку мы ехали вдоль рек, у меня была
возможность увидеть Страну больше, чем у многих европейцев, которые
посещают эту страну. Я бы поделился с вами наблюдениями, которые я сделал в ходе
этой экскурсии и моего пребывания в Кантоне, но это
Посольство лорда Макартни только что вернулось из этой страны; и там
есть все основания надеяться, что он или некоторые из джентльменов, которые его посещали
и которые обладают превосходными способностями и более обширными материалами,
порадуют публику гораздо более совершенным отчетом, чем мог бы быть мой
возможно.
Пока я оставался в Кантоне, произошел очень неприятный разрыв
между Фабрикой и китайцами. Английский корабль, стоявший в Вампоа, в
отдавая честь, разбил вдребезги китайскую лодку; в результате несчастного случая двое находившихся на ней людей
были сильно ранены осколками, и один из них скончался от полученных ран
вскоре после этого. Мандаринам был ясно объяснен этот вопрос, и они
Казалось, они были удовлетворены тем, что это был всего лишь несчастный случай. Через несколько дней после этого
судовой груз был насильственно конфискован и доставлен в город. Совет
встретился и решил послать за моряками с кораблей. Вечером, после
наступления темноты, пятнадцать или шестнадцать лодок с четырьмя или
пятью сотнями человек на борту попытались нерегулярным образом
пробраться в Кантон. По пути они были обстреляны китайскими лодками
и фортами и, потеряв несколько человек ранеными, были вынуждены отступить. Ничто не могло превзойти смятение и нерешительность Совета; и после
Самым унизительным образом они были вынуждены успокоить китайцев и
уладить дело, отдав им корабельного канонира, что вызвало их
негодование.
29 декабря 1784 года я сел на ост-индский корабль «Понсборн» под командованием капитана Хэммета, на котором я прибыл из Мадраса в Китай, и после вполне сносного плавания в течение пяти месяцев и двух дней сел на рыбацкую лодку у Фалмута и был высажен на берег, пробыв в Англии ровно четыре года и пять дней.
Мне так не терпелось увидеть вас, что я написал вам из Фалмута.
встретимся в Бате. Мы приехали туда в один день; и никогда в жизни я так не делал.
Я испытываю такой восторг, словно впервые прижал тебя к своей груди: я
нашел в тебе все, чего могло пожелать мое сердце; и я должен, отдавая должное моему
мое мнение, эйвер, что с тех пор ни одно действие в твоей жизни не причинило мне ни малейшей боли.
напротив, у меня есть все основания быть довольным.
мои оптимистические надежды на тебя оправдаются. Поворот твоих мыслей
за твоими поступками бдительно наблюдал и внимательно изучал
я; и из-за твоей привязанности ко мне и твоей матери, твоего нежного
хорошее обращение с моими домочадцами, твоя откровенность с братом
и школьными товарищами - даже из-за твоей любви к любимой собаке
_Pompey_ и частые молчаливые созерцания его гравюр
я нарисовал самые приятные предзнаменования чистоты и
невинности сердца, мягкости нрава, утонченной чести и
великодушие. Если БОГУ будет угодно сохранить вам жизнь и укрепить ваше
телосложение, я все равно буду счастливейшим из людей, несмотря на то, что
трудности и невзгоды, которые я испытал, повлияли на мои чувства
Я пережил много несчастий, многие из которых были вызваны неизбежными случайностями, а некоторые — злобными и противоестественными преследованиями, порождёнными низменной завистью и трусливой местью. Я не хочу, чтобы вы знали, кто эти негодяи: я лишь хочу, чтобы вы знали, что в человеческой природе существуют такие отвратительные страсти, и чтобы, предупреждённые об их злодеяниях, вы были осторожны, сдержанны и осмотрительны в своей жизни.
Ещё одна вещь, на которую я хочу обратить ваше внимание, особенно вашего брата Джона, — это опасность вспыльчивого, импульсивного характера. Многие из
опасности и трудности моей жизни возникли из-за преобладания
пылкого духа и неуправляемых, ошибочных амбиций. Единственный пример
послужит тому подтверждением. Когда я был под командованием капитана,
впоследствии генерала Мэтьюза, в его кавалерийском полку, расквартированном
в местечке под названием Таколам, по соседству с обширными лесами,
нам сообщили, что дикие быки наводнили соседние деревни
и убили несколько человек: мы приготовились войти в лес и
уничтожить, если возможно, этих свирепых животных, которые стали
Ужас и разрушение в соседних странах. Истоки этих
диких стад были таковы: с незапамятных времён у язычников
существовал религиозный обычай приносить в жертву телёнка
при достижении какой-либо заветной цели, например, при благополучных
родах у жены или при устройстве на работу и т. д. Со временем
эти телята размножились и стали многочисленными и невероятно
свирепыми.
Помимо защиты беззащитных туземцев, это само по себе было
очень интересным видом охоты. Делалось это так:
отряд, хорошо экипированный, галопом подскакал к большой стае и,
выбрав самого свирепого из всех, атаковал его с мечами и пистолетами. Однажды раненый бык, от этого ставший ещё более свирепым, но не менее сильным, залёг в густых кустах так, что к нему можно было подобраться только спереди. Мне пришла в голову самая экстравагантная прихоть, навеянная тщеславием и юношеским задором. Я подумал, что было бы нечестно, если бы все набросились на него сразу, и, желая заслужить славу его укротителя, спешился.
и напал на него с пикой: я скоро, однако, была причина каяться этом
необдуманные и неоправданные шаг; он едва не смертельным для меня ... для
бык вскоре бросил щуку в воздух, и, если бы не очень
доблестные старания моего брата офицеров, которые ехали к нему, и
спас меня в тот момент, когда рога животного коснулся моего пальто, я
наверное, убили. Индийский офицер, служивший в моем отряде,
особенно отличился, подвергая свою жизнь неминуемой опасности,
бык отбросил его лошадь и его самого на расстояние от своего
рога. В то время мне было всего восемнадцать лет, и я не
мог здраво рассуждать о том, что, если бы меня убили, моя судьба
вызвала бы лишь жалость или презрение за мою глупость, в то время как,
если бы я преуспел, единственной наградой за мой риск были бы
бесполезные аплодисменты праздных и недальновидных юнцов вроде меня,
а моя опрометчивость была бы осуждена каждым, чьё доброе мнение
было мне дорого. Один или два человека, которые присутствовали при этом, сейчас живут
в Англии и пользуются большой известностью. Однако нам удалось прогнать этих диких
коров во внутренние уголки леса, разделяя мясо
тех, кого мы убили, среди тех бедных сипаев, которые хотели его съесть, и
таким образом оказали существенную услугу соседним деревням.
Часто, когда я слышал, в кофейнях и игры-дома, некоторые из
наши спортивные искры, гордясь своей доблестью более робкого зайца или
немощная лиса, я невольно вспоминая с уважением охотников
Индия, которые преследуют разрушительных монстров из леса -
Кабан, Тигр, гиена, бык, или буйвол; и, хотя
они стали нервы, одушевленные мужеством, и, по привычными делами
безусловно, они готовы к войне, оказывают необходимую услугу своим собратьям
и спасают жизни и имущество тысяч людей. Такое
величие духа, под контролем здравого смысла и под
руководством благоразумия, должно сделать человека респектабельным - но, если этого не сделать
управляется с осторожностью, не оставляет человеку никакой другой похвалы, кроме похвалы
великодушный безумец. Используй любую возможность, мой дорогой ФРЕДЕРИК, для того, чтобы
внушить твоему брату следующие принципы: естественная
теплота его характера часто заставляет меня опасаться озорных
последствия, которые я сам слишком часто испытывал - хотя, я
слава богу, это никогда не побуждало меня к мести или к преднамеренному
нанесению вреда кому-либо.
Я уже не раз говорил, что я совершенно уверен в том, что ваш дружелюбный нрав обеспечит вам любовь
человечества, но в то же время он подвергнет вас многим
испытаниям, для защиты от которых иногда необходима большая доля суровости.
Кроме того, для того, чтобы мягкий нрав засиял, необходима определённая доля стойкости.
Без неё кротость считается робостью, скромность — слабостью, а очарование —
кротость прощающего сердца, которую используют как жалкий способ
смириться и проявить подлый характер. Поэтому бывают времена, когда
злодейство людей и нравы мира вынуждают оставить ягнёнка и стать львом. В данный момент
Европа переживает ужасный и тревожный кризис. В соседней стране поведение высших слоёв общества вызвало ужасную
конвульсию: общественный порядок был нарушен, а стабильность
собственности уничтожена: все доводы из истории прежних времён
признано неприменимым к настоящему времени: сама система ведения войны
претерпела революцию; и ни один человек не может сказать, исходя из позитивного
вывода: “Так будет завтра”. Слава богу, мы находимся на острове.
БОГ! защищает нас: а шаткая основа, на которой стоят гражданский порядок и
собственность в большинстве стран Континента, делают наше государство в
Англии достойным зависти. Тем не менее, время чревато экстраординарными событиями
и вы сейчас приближаетесь к тому возрасту, в котором мужчины должны быть готовы
действовать по зову своей Страны. Поэтому вам подобает
сделайте такие вещи предметом частого размышления - чтобы приучить
свой разум к встрече с опасностью, чтобы быть готовым в любой момент, при
предупреждении, отдать свою жизнь, если необходимо, ради блага вашей семьи.
Ибо, в конце концов, мой ФРЕДЕРИК, какая разница, умрем мы так или этак?
умереть с честью и чистой совестью - вот и все.
Давайте отбросим предрассудки - и кто, обладая здравым смыслом, мог бы
поколебавшись мгновение, предпочесть смерть на поле боя смерти от
отвратительного обострения болезни, крокодиловых слез притворного
друзья, а также болезненные эмоции и стенания тех, кто действительно нас любит
?
Наконец, я должен заметить, что в то время, когда я покидал Индию, дела
британской нации носили столь удручающий характер, что все лица,
знакомые с нашими проблемами там, не допускали ничего, кроме длинного ряда
мудрые меры, для их выполнения которых были привлечены самые квалифицированные сотрудники, могли бы
спасти Компанию от разорения. Я счастлив, что могу сейчас заявить,
без возможности противоречия, что тучи, которые угрожали
нам в этой части, с тех пор постепенно рассеиваются под
меры, принятые КОРОЛЕВСКИМ СОВЕТОМ под руководством мистера ДАНДАСА;
и, наконец, полностью отменены славным правлением
лорда КОРНУОЛЛИСА, чья мудрость в кабинете министров не менее способствовала
безопасности, чем его военные таланты, справедливость и умеренность —
чести ВЕЛИКОБРИТАНИИ на Востоке. Выбор такого человека для
Правительства Индии отражает доверие к Советам ЕГО ВЕЛИЧЕСТВА и
свидетельствует о том, что отеческая забота нашего любезного ГОСУДАРЯ
распространиться на самую отдаленную часть Империи.
КОНЕЦ ЧАСТИ III.
ПРИЛОЖЕНИЕ.
ПРИЛОЖЕНИЕ.
[Иллюстрация]
_ ПИСЬМО ГЕНЕРАЛА МЭТЬЮЗА_,
Для
СУД ДИРЕКТОРОВ ОСТ-ИНДСКОЙ КОМПАНИИ.
(УПОМИНАЕТСЯ В ПРЕДЫДУЩИХ ПИСЬМАХ.)
-------------------------------------------
ДОСТОПОЧТЕННЫЕ СЭРЫ,
Имею честь сообщить вам об успехах вашего оружия
на Малабарском побережье. Вы, должно быть, получили известия о начале
экспедиции из Бомбея и о её целях. 12 декабря я отплыл с небольшим отрядом и по собственному
желанию решил высадиться в Раджамундрооге, а не в каком-либо другом
месте, потому что в этой части побережья у меня было двойное преимущество:
Я мог бы обезопасить себя до прибытия подкрепления и запастись провизией,
чего я не мог бы сделать в Кандапуре или в каком-либо другом месте на юге
из-за многочисленных гарнизонов и их близости к столице. Меры и распоряжения джентльменов в Бомбее были
такими, что я не мог рассчитывать на своевременное прибытие подкрепления оттуда
или на получение провизии. Раджамундрук находится на
вершине высокого холма и возвышается над устьем лучшей реки на
побережье. Мы взяли его штурмом. Как только мы высадились, прошло совсем немного времени
поднималось в процессе подготовки к Оноре; ибо мы уже не хладнокровно,
перевозки, или Тельца, донести какую-магазинах. Рукоприкладства пушки,
боеприпасов, положения, и т. д. были отправлены по морю; и великий дополнений
что Хайдер сделал для укрепления Оноре и укрепленный остров,
помешало мое появление в реку с небольшого корабля, и мне пришлось
каждый земельный участок вещь, через сильный прибой на пляже, а потом на крест
реки на север, от форта. Эти препятствия были преодолены;
и, когда была осуществлена реальная брешь, было предпринято нападение — и
Гарнизон, состоявший из двух тысяч пятисот человек, был либо
убит, либо утонул, либо взят в плен. — Вскоре после этого события
войска с юга под командованием подполковника Маклауда были высажены
в Раджамундруге. Ожидание переправы заняло бы много времени, поэтому,
чтобы не терять ни минуты, я погрузился на корабль и высадился возле Кандапора
под огнём «Бомбейского захвата» и «Бесстрашного» и сразу же захватил небольшой форт, который служил для охраны наших складов. Враг был виден и казался многочисленным: некоторые пленные, которых мы взяли, насчитали их
в составе двенадцати сотен всадников, одной тысячи сипаев и пятисот пеонов. Мой отряд состоял из трёхсот пятидесяти европейцев, шестисот
сипаев и четырёх небольших полевых орудий, с которыми я двинулся сначала на
врага, который отступил, а затем направился в Кандапор. Они
сильно мешали мне в тылу, но, будучи полон решимости атаковать форт, я
действовал только в оборонительной манере и в семь часов вечера овладел
фортом и несколькими редутами, господствовавшими над рекой. Главной
целью экспедиции, нападением на Биданор, оставалось
предпринято; и потребовалось много серьёзных размышлений, прежде чем решиться на это рискованное предприятие. Теперь, ваша честь, взгляните на состояние моей армии: ни одной повозки, запряжённой волами, а те немногие, что есть, не способны тянуть восемь лёгких полевых орудий; ни одного мула, чтобы перевозить мушкеты, боеприпасы или провизию; ни одной палатки; и у многих офицеров, в частности у ЕГО ВЕЛИЧЕСТВА, не было ни одного слуги; ни волов, ни овец, которых угнал враг. В то время армия состояла примерно из одиннадцати
сотен боеспособных европейцев и трёх тысяч сипаев. Расстояние
От Кандапора до подножия Гаута тридцать миль по лесистой местности.
Армия противника была усилена и стояла на пути. Донесения о
силе различных укреплений, защищавших перевал в горах, давали мне
очень слабую надежду на успех, а трудности с обеспечением моих
войск рисом сами по себе были достаточными, чтобы отбить у человека
всякое желание предпринимать попытки. Однако, получив приказ захватить Биданору, я решил провести разведку и
отдал приказ о наступлении. Мы не прошли и шести миль, как
враг противостоял нам в силе. Мы продвигались вперед; и благодаря
хорошо отработанной артиллерии и стойкости людей враг отступил
по мере нашего продвижения. Перестрелка продолжалась около трех часов—после чего мы
остались продолжать беспрепятственно маршрута; ни враг сделает любой
стоять, пока мы были на марше четвертый день, в трех милях от
пропуск—где, землю поддерживают, они пытались оппозиции, и
были грубо обработаны, потерять, на штык и пулю, выше трех
сто человек. Их преследовали до небольшого форта, который был немедленно уничтожен.
брошенные, а затем бежавшие к первому заграждению или входу в ущелье.
Это была линия каменной кладки, которая покрывала всю открытую местность и была
окружена лесами справа и слева. На шести бастионах было установлено
пятнадцать пушек, а слева на крутой горе располагалась
крепость с двумя двенадцатифунтовыми пушками. В целом это выглядело слишком грозно, чтобы атаковать в лоб, но, осмотрев правый фланг, я решил, что его можно обойти, поднявшись на холм через лес. Рано утром были сформированы две группы: одна для попытки
с другой — взобраться на стену, но противник избавил нас от этой
затеи, покинув место. Это был удачный момент, чтобы попытаться
пройти через перевал, потому что противник, вырубая деревья и т. д.,
создал бы столько препятствий, что нехватка провизии вынудила бы меня
отказаться от этого плана. Отряду было немедленно приказано
следовать за противником вверх по холму, и он с небольшими потерями
добрался до второго барьера, на котором было установлено одиннадцать
орудий. Пятьдесят врагов были убиты или
взяты в плен во время этой операции. Добившись успеха, я сменил уставших
свежие отряды, которые возбуждали соперничество и поощряли пыл
сипаев; ибо неустанным усилиям этого подразделения ваших
войск принадлежит честь этого дня. Батарея за батареей были взяты;
и овладение фортом на вершине Гаута около пяти часов пополудни
завершило все это дело, названное Хайдергуром. В этом форте мы
нашли установленные тридцать пушек, от двадцати четырех до четырех
фунтовых; а на различных укреплениях на перевале - сорок других, от
четырех до двенадцати.
Когда мы созерцали многочисленные редуты и высоту Гаута,
и сказал заключенным, что мы отъехали семнадцать тысяч мужчин,
в том числе и спешенной кавалерии, регулярные сипаев, и матч-замок пеоны, мы
не может считать победу мы одержали, как из-за нас—наше слабое
усилия будут напрасными. Прогресс ваших рук должен быть
приписан Божественной Воле. В ходе этой войны Провидение
было особенно щедрым — когда нам не хватало риса, мы были уверены, что найдем его.
запас, оставленный для нашего использования врагом— когда наши боеприпасы для мушкетов
было израсходовано, вражеские магазины снабдили нас в изобилии — пушки мы
в каждой крепости, и такого количества воинственные магазинах, что мы
склонен полагать, что "Хайдер" поставила все свои гарнизоны с побережья и
от Bidanore. Гидергур находится примерно в четырнадцати милях от Гидернагура,
_алиас_ Биданор, столица провинции.
Ночью того дня, когда мы взяли Гаут, меня посетил
Капитан ДОНАЛЬД Кэмпбелл, сын полковника Чарльза Кэмпбелла. Он
потерпел крушение у побережья, был схвачен и содержался в кандалах, пока
подход этой армии не заставил джемадара освободить его, чтобы нанять на работу
в качестве посла. Его послание состояло в том, что джемадар, потеряв свой
Мастер (ХАЙДЕР), будучи в плохих отношениях с ТИППУ САХИБОМ,
охотно отдал бы себя под защиту Компании при условии, что
управление Страной будет по-прежнему принадлежать ему. Идея получения
владения столицей и фортами Королевства в направлении
Серингапатам, а также очень большое преимущество, которого я мог бы ожидать от него.
опыт, способности и влияние, учитывая слабое состояние моей армии,
убедил меня закончить этим предложением; и я послал ему капюшон, означающий
что его сила и влияние не должны быть уменьшены. Это, хотя и не
нарисованное пером юриста, было равноценно столице
Биданора. Капитан Кэмпбелл вернулся с ним и должен был передать джемадару
что я выступаю утром.
Не ожидая большого успеха, которого мы достигли, форсируя перевал
на главной дороге я отрядил подполковника МАКЛАУДА влево,
подняться на Гаут по узкой тропинке, чтобы атаковать Гидергур
с тыла. Отсутствие этой отрешенности и усталость от
в предыдущий день мой отряд сократился примерно до четырехсот европейцев и семисот сипаев
; и все мои ружья остались на дне Гаута. С
этот отряд двигался в сторону Bidanore, и был в миле от
стены перед любой поступило сообщение от капитана Кемпбелл или Джамадар: но
не имея ничего, чтобы задержать в области от паники-поразил противника, мы
продолжили наш марш, пока добро пожаловать подход капитан Кэмпбелл
меня заверили, что место было нашим. Войдя в него, я был рад увидеть
около четырехсот ваших сипаев, захваченных в Карнатике,
которые предложили мне свои услуги. Посетив Джемадара, я повторил свои заверения в том, что, пока он верно служит Компании, управление страной должно оставаться за ним; и, хотя меч должен быть в ваших руках, он должен обладать такой властью и влиянием, каких требует его положение, и вы не откажетесь назначить ему весьма щедрое содержание. Противник был силён, а моя армия сильно ослабла из-за других неприятных событий,
помешавших мне продвинуться дальше и захватить два форта на
На восток; ибо, опасаясь, что киллидар Мангалора
не передаст это место приказу ХАЙАТ-САХИБА, и учитывая
этот знаменитый морской порт, имеющий большее значение для ваших дел, чем приобретение
территории за горами, я был готов выступить туда
и был вынужден осадить его. Была пробита реальная брешь,
Киллидары сочли нужным сдать ее. В связи с этим счастливым событием разрешите мне
поздравить вас; ибо это частично обеспечивает наши завоевания от
Карвара до Кананора. Есть два или три места, где я еще не был
способен призывать; но поскольку эти гарнизоны не могут ожидать никакой помощи; они
, конечно, падут.
Итак, я дал вашим достопочтенным краткий отчет, начиная с первой высадки
ваших войск 12 декабря и заканчивая взятием Мангалора в
9 марта; за это короткое время нас посетила череда успехов
с которыми трудно сравниться. Вся морская пехота противника попала в наши руки
среди них восемь линейных кораблей, либо построенных, либо стоящих на стапелях
; и пять из них могут быть отправлены в море в скором времени. После
информирования вас о счастливом и великолепном успехе вашего arms, это
Мне больно сообщать вам, что разногласия в армии из-за
грабежей и добычи достигли такой степени, что грозит открытым
мятежом. Я сообщил вашим светлостям об условиях, которых требовал
Джемадар и которые я от вашего имени принял; и вы знаете, каким
мирным образом эта столица была возвращена вам. С прискорбием сообщаю, что офицеры ЕГО ВЕЛИЧЕСТВА были первыми, кто поднял шум, и что назначенные ими агенты доставили мне много хлопот и беспокойства, а также вызвали большое недовольство в армии. Я отправлю вам
копии нескольких писем, которые были переданы, для вашего определения.
Они могут предположить, что я присвоил сокровища для собственного использования, или
заключил сделку о возвращении ему частной собственности Джемадара; или что
Я должен согласиться с тем, что он должен называть все сокровища и драгоценности своей частной
собственностью, за исключением того, что по праву должно принадлежать
Достопочтенной Компании или похитителям. Я должен только заверить ваши чести,
что я не заключал никакой сделки, ни публичной, ни частной, но то, что
было выражено в капюшоне, присланном из Хайдергура, на который капитан Кэмпбелл
Я был свидетелем; и поскольку я часто говорил своим друзьям, что не приму значительных подарков без согласия достопочтенной компании, я сообщу вам, что во время моего первого визита Джемадар настоял на том, чтобы сделать мне подарок в размере одного ланкара рупий; и когда он счёл нужным пожертвовать армии два ланкара и тридцать тысяч рупий, сумма которых ожидает вашего одобрения, он попросил меня принять ещё один ланкар рупий. На оба этих запроса, касающихся меня лично, я
ответил, что если ваша честь позволит мне отлучиться, я
Я, безусловно, воспользуюсь этим благоприятным моментом, чтобы обрести независимость, и буду ждать ваших распоряжений относительно распоряжения двумя миллионами рупий. Насколько мои прежние и нынешние заслуги могут заслужить ваше благосклонное отношение и ваше согласие на такое вознаграждение, остаётся на усмотрение вашей чести, но я прошу вас поверить, что в ходе моих услуг всё подобное будет представлено вам.
Если бы можно было удовлетворить алчность целого народа, то у этой маленькой
армии было бы достаточно чести и выгоды, чтобы удовлетворить большинство
жадный; но с немощами природы не справиться
разуму. Алчность с самой пагубной тенденцией перешла границы
здравого смысла и вышла за пределы долга. Армии, а не содержание
с покупкой, в разных местах, что были приняты на побережье
в военных кораблей, военно-морские склады, товар, и т. д. и т. д. и в товары
различные виды по Bidanore, которые в целом Джамадар говорит, Может быть
- он оценивался в тридцать не хватает пагод; они стремятся лишить Джамадар из
его частная собственность, под предлогом законных прав войну; и
В своих криках и объединённых обращениях они придерживаются стиля и манеры, которые, по-видимому, направлены на то, чтобы вынудить меня сделать то, что, по моему мнению, должно быть сохранено для общественного блага и на пользу достопочтенной компании. То, как форт и город были переданы компании, не даёт мне права прикасаться к частной собственности, а каперское свидетельство подразумевает полную неприкосновенность всего подобного. Будет ли угодно вашим светлостям, чтобы из-за каких-либо
неразумных действий вашего главнокомандующего он или войска
потеряли доброе мнение, которое может быть о них у
их быстрый успех или то, что государственная служба должна рассматриваться как второстепенная цель? Наше имя почти предано забвению, но, насколько это в моих силах, оно будет восстановлено, если не возвысится до прежнего величия.
_Мангалор, 16 марта 1783 г._
_КОНЕЦ._
Путешествие по суше в индию. письмо 50-62. конец
© Copyright: Вячеслав Толстов, 2024
Свидетельство о публикации №224101200931
Свидетельство о публикации №224101200931
Рецензии