Иоанн

  Этот десятилетний, теперь  детдомовский мальчишка, Ваня Русинов, ещё совсем недавно  жил в цветущем украинском селе. У него были работящие и улыбчивые отец и мать, пятилетняя сестрёнка, весёлая Марианка, на соседней улице – домовитые и ласковые до внуков дедуня с бабулей.
  Почему началась стрельба, почему в их селе, где жили русские и украинцы, появились с руганью, криками вооружённые и злые люди, он не успел понять. Да и ничего уже  не способен был понять, кроме того, что убита оказалась вся его семья. Убита оказалась и вся привычная жизнь. А он, хотя и остался в живых, чувствовал себя изнутри тоже убитым…
  Как он попал в Россию, он не помнил. Но картину подожжённого и разрушенного села, безжизненных тел родных своих память упорно сохраняла…
  В этот день он шёл один по коридору детдома. Взгляд его остановился на небольшой иконе  над дверьми одной из комнат. Рядом - табличка с надписью «Домовой храм в честь Пророка, Предтечи и Крестителя Господня Иоанна». Его сюда уже несколько раз приводила воспитательница, но мальчик никак не реагировал на обстановку храма, не  видно было, чтоб он как-то воспринимал и слова священника – иеромонаха Алексея: молчал, опустив голову, или смотрел на него совершенно равнодушно. Но сейчас ему захотелось одному возвратиться в эту Комнату. Заходить в неё без сопровождения взрослых можно было только по разрешению воспитателя. О чём и сообщалось на листке, помещённом  в файл и  пристроенном тут же на видном месте.
 Из-за плотно прикрытых дверей слышалось еле различимое, необычное пение  -
записанный на диск глубокий и низкий мужской голос пел речетативом. Без музыкального сопровождения. Мальчик постоял, прислушиваясь.  Затем, повернувшись спиной к строгим словам запрета, так и не замеченного им листка в файле, аккуратно открыл дверь, вошёл внутрь и также аккуратно, без спешки прикрыл её за собой.
  Голос здесь раздавался слышнее, но звучал он всё-таки тихо и как бы приглушённо, хотя вполне отчётливо: «Богопротивное  веление беззаконного детоубийцы Ирода/ изгна тя из дому отча в непроходную пустыню, /носима материю, Предтече Господень,/ идеже и пребывал еси до дне явления твоего ко Израилю, /ядый акриды и мед  дивий / и Богу вопия: Аллилуиа».
 «…детоубийцы Ирода изгна тя из дому», - врезалось в память мальчишки и звучало в ней. Мужской голос продолжал молитвенное славословие, но слов он в нем больше не различал. Благозвучное, слаженное, малопонятное, но трогательное  пение и чтение стало просто фоном для этих услышанных и понятых им пронзительных слов, пролившихся, словно вода на сухую землю: «…детоубийцы Ирода изгна тя из дому»…
   Он оглянулся – и никого в храме не заметил, прошёл, словно притягиваемый магнитом, на его середину к высокому столику-подставке с иконой. На ней был изображён необычного вида подросток с глазами такими же пронзительными, как запомнившиеся слова молитвы. Один среди пустыни, узнаваемой по иллюстрациям  из учебника. Ландшафт её был необычен, как-то пустыннее даже, чем на реальном, хорошо отснятом  фото. Но удивительным образом пустынное пространство  иконы было пространством не столько одиночества, сколько  жилищем  безбрежного покоя и света.  Мальчик не мог оторвать взгляда и от этого завораживающего потока какой-то нездешней жизни, и от лица своего необычного сверстника, помещённого в центр этой  физически ощутимой тишины.  У того был не по-детски твёрдый, решительный и безбоязненный взгляд. И смотрел он прямо в глаза мальчишке.
  Одинокое  и ставшее словно бы окаменелым сердце ребёнка  вдруг встрепенулось навстречу этому взгляду, признав в его обладателе того, кто может стать другом, кто может помочь стать таким же сильным, независимым и спокойным. Несколько минут он молча смотрел в необычные глаза своего сверстника с иконы, продолжая слышать не столько слова, сколько звуки и интонацию молитвенного голоса.  И вдруг стал говорить, глядя в эти глаза на иконе, говорить  всё, что не мог до сих пор сказать никому! Он не заботился ни о словах, ни о связности своей речи. И чувствовал, что этот подросток слышит его, понимает и разделяет с ним обрушившееся на его голову страдание…
  Иногда его не очень складная речь звучала громче, иногда он почти шептал, плакал, сморкался и вытирал рукавом рубашки мокрые щёки и нос. Молчал, словно слушал обращённый к нему ответ, всхлипывал и снова шептал всё понимающему другу про своё, самое потаённое и страшное, о чём  не скажешь никому. Времени он не чувствовал. Потом, как-то обессилев, сел на пол тут же у иконы, прикрыл глаза и сразу же уснул.
  Ему снилась глубокая и узкая долина, окружённая горами с той и другой стороны. Вся она и склоны гор утопают в садах. Но деревья и плоды не привычные для его глаза. Даже виноградные и абрикосовые он не сразу различил. А на возникший в его сознании вопрос о других растениях ответ возникал словно бы в нем самом – вот он прикасается впервые к вечнозелёным  масличным ветвям и узнаёт на них  оливки; вот рука его тянется  к фиговым шаровидным соплодиям -  и радуется встрече с красавцем инжиром. На душе его мир и покой. Он поднимается от садов  в объятиях этих  душистых ароматов  к городу на возвышенном месте. В нём возникает незнакомое название этого незнакомого города: «Хеврон». И сразу рождается известная звуковая ассоциация: «Херсон». Цветущий морской порт в устье Днепра, куда они ездили всей семьёй прошлым летом…
  И вдруг все эти сады и сказочно-красивый ландшафт словно исчезают в благоухающей дымке. Он видит необычный двор в чужом селении, дом с плоской крышей, слышит крики, шум от падающих предметов, плач, ругательства. Разъярённые мужчины, одетые в необычно для его глаз, но ясно, что воины,  чего-то требуют от плачущих и истошно кричащих женщин. Те тоже не похожи ни лицом, но одеждой на знакомых ему. И эти  большие кувшины с водой, которые опрокидываются. И вода течёт и плачет, как обиженная девочка. Вот воин сжатым кулаком в ярости толкнул одну из плачущих и кричащих женщин, другой что-то грозно спрашивает, потрясая в воздухе страшной плёткой,  и потом со злобным ожесточением начинает хлестать ею, испуганных и истошно вопящих людей. Всех подряд …
   Эта страшная картина снова сменяется видом гор. Но теперь уже понятно, что точкой обозрения является высокая гора.  Вокруг неё  жёлто-коричневая каменная пустыня. Старая женщина с младенцем, которому не более двух лет, сидит на земле, привалившись к теплому, большому камню и тяжело и часто дышит, испугано глядя в сторону склона горы. Вдруг глаза её различают тех самых воинов, поднимающихся по тропинке, по которой совсем недавно бежала, задыхаясь, со своей драгоценной ношей и она сама. В смятении оглядывается она по сторонам и видит только неприступную каменную скалу. И тогда, упав на колени и прижимая к себе ребёнка, она буквально кричит в исступлении:
 - Гора Божия! Укрой от детоубийц! Прими мать с чадом!
  И тотчас гора, как будто ждала этой мольбы, на самом деле легко, как невидимая дверь, расступается, принимая дрожащих  беглецов. После этого её каменная стена так же бесшумно смыкается, становясь неприступной и скрывая их от бегущих вверх  беспощадных воинов. Непостижимым образом сознание спящего мальчика понимает, что этот младенец,  в страхе и ужасе прижавшийся к матери – тот повзрослевший мальчик с иконы с твёрдым взглядом спокойных глаз. Понимает и то, что он остался жив. Что он жив и теперь. Что он хочет стать ему другом…
 - Давай-ка, дорогой, ляжем  удобнее,-  чьи-то сильные руки бережно обхватили его и перенесли на небольшой мягкий диванчик, стоявший  недалеко от входных дверей.
- А где гора и мать с чадом? – медленно спросил он отца Алексея, всё ещё находясь во власти сна.
 Священник внимательно посмотрел на мальчика.  «Слава Тебе, Господи», - вздохнул он в мыслях своих от всей души, услышав обращённый к нему  голос ребёнка, о котором молился уже месяц, называя его Богу просто страждущим чадом.
 - Гора всё на том же месте, около города Иерусалима. А мать с чадом давно у Бога в раю, живут в радости, покое и любви.
 - Это вот тот хлопец? - он протянул руку в сторону иконы на аналое.
- Да, тот хлопец, - улыбнулся глазами отец  Алексей.
- А вы что-нибудь знаете про него?
- Не так много, как хотелось бы, но кое-что знаю.
- Расскажите!
- Ну, давай, расскажу, - священник смотрит на часы, - да ты лежи пока.
  Мальчишка вдруг перевернулся, положил голову на колени отцу Алексею и, свернувшись в клубочек, прижался к нему. Отец Алексей обнял его правой рукой, а левую устроил под головой подростка.
- Тебя как зовут-то?
- Ваня.
- Значит, тоже Иоанн.  А день рождения у тебя когда?
- 7 июля.
-  Бывает же такое! Дивны дела Твои, Господи! Вы с тем хлопцем, который на иконе, в один день родились и наречены одним именем.
  Глаза Вани сверкнули радостью. Он сразу прикрыл их. Но знал, что тот, Иоанн, всё равно видит ту его радость, даже за опущенными веками.
 - Ну, слушай, Иоанн. Хоть вы и родились в один день с Иоанном  Крестителем, но  разделяет вас  две с лишним тысячи лет. Именно столько лет назад происходило то, о чём ты хочешь узнать, в далёкой от нас земле Палестине, где издавна жил еврейский народ, или иудеи. Знаешь, где находится Палестина?
 Мальчик отрицательно помотал головой.
- А слышал про Африку?
Он согласно кивнул головой:
- Там ещё есть Египет с пирамидами и пустыня Сахара.
-  Ты молодец, Ваня! Так вот Палестина находится рядом с Африкой, у берегов всегда тёплого Средиземного моря. И вот там-то в окрестностях городка Хеврона, - мальчик насторожился, вспомнив, что именно об этом самом Хевроне ему и снилось, - да-да, в окрестностях  Хеврона, - словно отвечая на его мысли, сказал отец Алексей, -  жили уже состарившиеся священник Захария и его жена Елизавета. Жили они  зажиточно, дом у них был, что называется, полная чаша. Сами они были людьми добрыми, жили, во всём слушаясь Бога. Это значит как? –  неожиданно спросил он мальчика.
 Он ответил не сразу, но без колебания:
- Значит, никому не  причиняли зла.
- Верно. Никому не творить зла – значит слушаться Бога, жить по правде Божией, быть праведными. Только не смотря на их праведность, детей им Бог не посылал. А без детей жизнь, как день без солнечных лучей. Вон видишь, как солнышко нам в окошко светит? Хорошо, правда? Так вот, Захария и Елизавета мечтали о ребёнке, о таком вот солнечном лучике в своём доме, молили о нём Господа, часто и со слезами. Но год проходил за годом, а они оставались бездетными. И вот  пришло время их старости. А в преклонные годы у людей дети  уже не рождаются, потому что, чтобы родить и воспитать ребёнка, нужно положить очень  много сил и трудов!  А у старости какие силы? И они перестали надеяться на то, что станут  отцом и матерью. Но однажды, когда Захария служил в храме, у жертвенника, а он был священником, ему явился ангел и  сказал: « Бог услышал ваши с Елизаветой молитвы. Жена твоя родит тебе сына. Назовёте его -  Иоанном. Он будет велик пред Богом. Сердце его не будет страшиться зла и не убоится он никакого  злодея и врага! И почтят его богатые и бедные, сильные и слабые за его праведную жизнь. Будет ему от Бога дана великая сила и власть над сердцами людей.  Даже самые испорченные, упрямые и злобные из них захотят слышать твоего сына  и исправиться. Он будет готовить людей к принятию Бога. И назовётся потому Предтечей и самым великим пророком, который рожден женщиною на земле».
Священник помолчал, перекрестился и продолжил:
--  Необычность события, возвещённая ангелом, и обрадовала пожилого священника Захарию. Но он не мог поверить тому, что они с женой станут отцом и матерью, будучи такими старыми. И он засомневался, от Бога ли это известие? Может быть, это просто злая дьявольская шутка над ним и его женою? И он осторожно спросил: «Как же я узнаю, что ты говоришь правду? Стары мы для такой радостной вести. О небывалом между людьми сообщаешь ты мне». Тогда ангел отвечал: «Я – архангел Гавриил, послан к тебе Самим Богом! И вот тебе доказательство – за свою недоверчивость ты онемеешь и будешь молчать до тех пор, пока не сбудется то, о чём я тебе сказал».  И ангел исчез.
  Давно уже должен был выйти священник к собравшемуся в храме народу, а его всё не было. Верующие поняли, что с Захарией в алтаре произошло что-то необычное. И, правда, когда священник вышел к людям, он не мог сказать им ни слова. Лишь с помощью знаков поведал он о чудесном видении ангела и обещании от Бога.
  И вскоре его жена Елизавета утешила мужа новостью: в их семье родится долгожданное чадо! Ребёнку отец с матерью всегда радуются. А представь, как ликовали сердца Захария и Елизаветы по случаю рождения их единственного сына, которого они ждали так долго! Можно сказать, всю жизнь. Собрались многочисленные родственники, соседи, чтобы поздравить их. И, конечно, самое первое, о чём думают люди при рождении человека, а какое дать ему имя? У евреев был обычай давать ребёнку, а особенно первенцу, не всякое имя, а лишь то, которое передавалось в этой семье из рода в род. И родные предложили назвать мальчика согласно этому правилу Захарией, по отцу. Но отец, всё ещё немой, потребовал дощечку для письма и на ней написал имя, которого доселе в их роду не было: «Иоанн имя ему». И в тот же миг ему возвращен был дар речи!
   Захария был на седьмом небе от радости и не чувствовал земли под своими ногами! Святой Дух сошёл на него, и счастливый отец с особым вдохновением говорил о Боге, благодарил Его и передавал своим близким Божие откровение о необыкновенном жизненном подвиге, предназначенном его младенцу.  И вскоре все в Хевроне и окрестных селениях рассказывали друг другу и проходившим мимо городка пешим путникам и караванам о чудесном  рождении у престарелых Елизаветы и Захария необычного ребёнка. Слух об этом прошёл по всей иудейской земле. Все удивлялись, благодарили Бога и рассуждали: «Интересно, каким вырастет этот ребёнок? Уж не родился ли тот самый пророк, обещанный Богом, Спаситель наш?».
- А кто это -- пророк? – спросил мальчик.
- Пророки, Ваня, это в далёкой древности у иудейского народа особые люди, которые с самого детства вели святую жизнь и люди их узнавали по необычным их способностям и очень сильной любви к Богу и правде Божией. Бог таких людей выбирает от рождения. Обычно от очень хороших, добрых и сторонящихся всего злого и дурного родителей, бабушек и дедушек. И потом помогает своему избраннику  устраивать свою жизнь так, чтобы всё грязное, нечестивое, вызывающее стыд и позор, не касалось его сердца. Чтоб он мог крепче привязаться к Богу и не тратил время и Богом данные ему силы на разные пустяки и, тем более грехи. Пророк обычно отказывается от вкусной, сытной еды, от красивых, удобных одежд, от устроенного дома, от богатства и почестей людей, вообще от обычной жизни обычного человека. Всего себя он с радостью  отдаёт на служение Богу,  Создателю всего мира и Отцу нашему. И Бог через такого пророка как верного Своего сына возвещает народам Свою волю  и указывает им на зло и неправду в их сердце и в их поступках. Будешь слушать дальше про Иоанна Крестителя, или устал?
- Нет, не устал. Буду слушать.
- Недолго длилось счастье родителей и младенца  Иоанна. Прознал о чудесном ребёнке злой царь Ирод. А он незаконно занимал трон царя иудеев. Прознал и насторожился – а не родился ли тот, кто впоследствии лишит власти его род? Ваня, а ты слышал про Рождество Христово, про волхвов и про чудесную звезду?
- Да, слышал. Бабуля…-  он не договорил про то, как бабушка с дедушкой показывали ему икону Рождества Христова, рассказывали о рождении Младенца Христа. Только сильнее прижал голову к руке отца Алексея. Тот ответил на это движение ребёнка к нему встречным движением, спокойным и добрым. И, немного помолчав, продолжил:
- Так вот Ирод, узнав от волхвов о рождении будущего Царя народа, которым он правил, очень испугался. И приказал в том  городе, где родился Иисус Христос, в Вифлееме, убить всех мальчиков до двух лет. А заодно убить и того необычного ребёнка из города Хеврон.
  Ваня вздрогнул. Но отец Алексей держал его в своих руках, как птенца в гнезде, и продолжал говорить просто и ровно:
- Сначала жестокие воины, исполняя приказ, нагрянули в дом Елизаветы и Захарии, всё в нём перевернули вверх дном, перепугали всех домочадцев и слуг, но хозяев с ребёнком не нашли.  Потом они убили священника Захарию прямо в храме за то, что он не сказал им, где его сын.  А Елизавета, узнав о вифлеемской   расправе с младенцами, решила скрыться в горах с маленьким Иоанном. По повелению Божию одна из гор расступилась на крик Елизаветы о помощи, и это спасло их от неминуемой расправы. Бог позаботился о них: внутри горы образовалось для них жилище в виде пещеры. Вблизи забил источник чистой воды и выросла финиковая пальма, полная необычайно вкусных плодов. Всякий раз, как к матери и сыну подступал голод, дерево преклоняло к ним свои ветви. Когда же они насыщались, снова выпрямлялось.
  Но через 40 дней мать Иоанна, праведная Елизавета, бывшая уже в очень преклонном возрасте и надорвавшая своё сердце, скрываясь с маленьким сыном от погони, преставилась. Земной путь её окончился.
- Умерла?
- Да, Ваня. Но правильнее сказать, упокоилась, обрела вечный покой и радость с Богом в раю.
-  И её маленький сын остался один на белом свете? А как же он  жил в пустыне?
-  Бог никогда и никого не оставляет, Ваня. Ведь все мы – его дети. Тем более убережёт Он ребёнка, чьи родители были такими добрыми людьми и так почитали Бога. По преданию сначала  о маленьком Иоанне  заботился ангел, затем Бог послал людей, которые взяли на себя заботу о его воспитании.  Учёные, которые изучали все обстоятельства жизни и характера пророка, считают, что это были  ессеи, община жителей пустыни того времени. Они отличались образцовой чистотой своей жизни и своего служения Богу.  Были молчаливы, серьёзны, трудолюбивы, самоотверженны. Жили, как братья. Строго воздерживались от всего лишнего: в еде, одежде, в условиях жизни. Отличались от своих современников большой силой духа, физической силой и крепостью, долголетием и миролюбием. Никогда не брали в руки оружия. Не только не воевали, но и не изготавливали его и не продавали.
- А сейчас они есть?
- Точно не могу сказать, но, кажется, нет. Но сейчас есть монастыри, где тоже стараются так жить.
- И там есть такие, как этот Иоанн? - он показал рукой в сторону иконы на аналое.
Отец Алексей задумался. Потом внимательно посмотрел в глаза Вани. Они умоляли о надежде. И с этой надеждой была связана сейчас вся его жизнь!
- Да, такие, как Иоанн есть и были во все времена. Только  их немного. И надо уметь увидеть и узнать их…
-  Возьмите меня с собой в монастырь! Жить! Я хочу найти такого, как  этот Иоанн из пустыни. И сам хочу стать таким, как он! Получится у меня? Поможет мне Бог, как ему? – и, проглатывая подступивший к горлу ком, тихо добавил,
- Мои папа с мамой и дедуля с бабулей тоже были очень добрые и никому не делали зла… И маленькая Марьяшка…
 Впервые он смог сказать вслух о своих родных. Отец Алексей погладил его по голове и обнял. Он понял доверие ребёнка к нему и его рассказу о Иоанне Предтече. И сам почувствовал, что сердце его готово принять Ваню как сына. И никогда не предать. Предавать эту детскую раненую душу больше нельзя! Но была у него и нерешительность перед этой решимостью ребёнка. Хотя он, отец Алесей, верил Богу и чувствовал, что Он сам вручает ему этого худенького мальчишку. Что это Бог дал Ване такую горячую веру и в Себя, и в него, немощного своего служителя и человека. И ещё понятнее стал ему Захария с его сомнениями…
 -- Бог каждому человеку помогает, Ванечка! Но сумеем ли мы с тобой чтить и любить Бога, как Иоанн Креститель?
-- Конечно, сумеем! Только научите меня! И будьте со мной рядом… Всегда!..
Отец Алексей посмотрел в глаза этого маленького Иоанна. Он действительно сейчас почувствовал в нём Иоанна, а не Ваню. И принял, не мог не принять! как Божественный дар поток силы и уверенности, льющийся в его сердце из этих бесстрашных, доверчивых  и наивных мальчишеских глаз. «Кто ещё кому поможет и кто кого научит и укрепит?... Не он ли меня?!», -- подумалось священнику.
-- Есть у меня на примете в глуши один монастырёк, Иоанн. Все бумажки с тобой оформим, чтоб мне тебя отдали, и отправимся туда. Сначала на разведку. Понравится тебе – там и заживём молитвами Иоанна Крестителя.


АННА  ПАНКОВА.

ИОАНН
Рассказ

  Этот десятилетний, теперь  детдомовский мальчишка, Ваня Русинов, ещё совсем недавно  жил в цветущем украинском селе. У него были работящие и улыбчивые отец и мать, пятилетняя сестрёнка, весёлая Марианка, на соседней улице – домовитые и ласковые до внуков дедуня с бабулей.
  Почему началась стрельба, почему в их селе, где жили русские и украинцы, появились с руганью, криками вооружённые и злые люди, он не успел понять. Да и ничего уже  не способен был понять, кроме того, что убита оказалась вся его семья. Убита оказалась и вся привычная жизнь. А он, хотя и остался в живых, чувствовал себя изнутри тоже убитым…
  Как он попал в Россию, он не помнил. Но картину подожжённого и разрушенного села, безжизненных тел родных своих память упорно сохраняла…
  В этот день он шёл один по коридору детдома. Взгляд его остановился на небольшой иконе  над дверьми одной из комнат. Рядом - табличка с надписью «Домовой храм в честь Пророка, Предтечи и Крестителя Господня Иоанна». Его сюда уже несколько раз приводила воспитательница, но мальчик никак не реагировал на обстановку храма, не  видно было, чтоб он как-то воспринимал и слова священника – иеромонаха Алексея: молчал, опустив голову, или смотрел на него совершенно равнодушно. Но сейчас ему захотелось одному возвратиться в эту Комнату. Заходить в неё без сопровождения взрослых можно было только по разрешению воспитателя. О чём и сообщалось на листке, помещённом  в файл и  пристроенном тут же на видном месте.
 Из-за плотно прикрытых дверей слышалось еле различимое, необычное пение  -
записанный на диск глубокий и низкий мужской голос пел речетативом. Без музыкального сопровождения. Мальчик постоял, прислушиваясь.  Затем, повернувшись спиной к строгим словам запрета, так и не замеченного им листка в файле, аккуратно открыл дверь, вошёл внутрь и также аккуратно, без спешки прикрыл её за собой.
  Голос здесь раздавался слышнее, но звучал он всё-таки тихо и как бы приглушённо, хотя вполне отчётливо: «Богопротивное  веление беззаконного детоубийцы Ирода/ изгна тя из дому отча в непроходную пустыню, /носима материю, Предтече Господень,/ идеже и пребывал еси до дне явления твоего ко Израилю, /ядый акриды и мед  дивий / и Богу вопия: Аллилуиа».
 «…детоубийцы Ирода изгна тя из дому», - врезалось в память мальчишки и звучало в ней. Мужской голос продолжал молитвенное славословие, но слов он в нем больше не различал. Благозвучное, слаженное, малопонятное, но трогательное  пение и чтение стало просто фоном для этих услышанных и понятых им пронзительных слов, пролившихся, словно вода на сухую землю: «…детоубийцы Ирода изгна тя из дому»…
   Он оглянулся – и никого в храме не заметил, прошёл, словно притягиваемый магнитом, на его середину к высокому столику-подставке с иконой. На ней был изображён необычного вида подросток с глазами такими же пронзительными, как запомнившиеся слова молитвы. Один среди пустыни, узнаваемой по иллюстрациям  из учебника. Ландшафт её был необычен, как-то пустыннее даже, чем на реальном, хорошо отснятом  фото. Но удивительным образом пустынное пространство  иконы было пространством не столько одиночества, сколько  жилищем  безбрежного покоя и света.  Мальчик не мог оторвать взгляда и от этого завораживающего потока какой-то нездешней жизни, и от лица своего необычного сверстника, помещённого в центр этой  физически ощутимой тишины.  У того был не по-детски твёрдый, решительный и безбоязненный взгляд. И смотрел он прямо в глаза мальчишке.
  Одинокое  и ставшее словно бы окаменелым сердце ребёнка  вдруг встрепенулось навстречу этому взгляду, признав в его обладателе того, кто может стать другом, кто может помочь стать таким же сильным, независимым и спокойным. Несколько минут он молча смотрел в необычные глаза своего сверстника с иконы, продолжая слышать не столько слова, сколько звуки и интонацию молитвенного голоса.  И вдруг стал говорить, глядя в эти глаза на иконе, говорить  всё, что не мог до сих пор сказать никому! Он не заботился ни о словах, ни о связности своей речи. И чувствовал, что этот подросток слышит его, понимает и разделяет с ним обрушившееся на его голову страдание…
  Иногда его не очень складная речь звучала громче, иногда он почти шептал, плакал, сморкался и вытирал рукавом рубашки мокрые щёки и нос. Молчал, словно слушал обращённый к нему ответ, всхлипывал и снова шептал всё понимающему другу про своё, самое потаённое и страшное, о чём  не скажешь никому. Времени он не чувствовал. Потом, как-то обессилев, сел на пол тут же у иконы, прикрыл глаза и сразу же уснул.
  Ему снилась глубокая и узкая долина, окружённая горами с той и другой стороны. Вся она и склоны гор утопают в садах. Но деревья и плоды не привычные для его глаза. Даже виноградные и абрикосовые он не сразу различил. А на возникший в его сознании вопрос о других растениях ответ возникал словно бы в нем самом – вот он прикасается впервые к вечнозелёным  масличным ветвям и узнаёт на них  оливки; вот рука его тянется  к фиговым шаровидным соплодиям -  и радуется встрече с красавцем инжиром. На душе его мир и покой. Он поднимается от садов  в объятиях этих  душистых ароматов  к городу на возвышенном месте. В нём возникает незнакомое название этого незнакомого города: «Хеврон». И сразу рождается известная звуковая ассоциация: «Херсон». Цветущий морской порт в устье Днепра, куда они ездили всей семьёй прошлым летом…
  И вдруг все эти сады и сказочно-красивый ландшафт словно исчезают в благоухающей дымке. Он видит необычный двор в чужом селении, дом с плоской крышей, слышит крики, шум от падающих предметов, плач, ругательства. Разъярённые мужчины, одетые в необычно для его глаз, но ясно, что воины,  чего-то требуют от плачущих и истошно кричащих женщин. Те тоже не похожи ни лицом, но одеждой на знакомых ему. И эти  большие кувшины с водой, которые опрокидываются. И вода течёт и плачет, как обиженная девочка. Вот воин сжатым кулаком в ярости толкнул одну из плачущих и кричащих женщин, другой что-то грозно спрашивает, потрясая в воздухе страшной плёткой,  и потом со злобным ожесточением начинает хлестать ею, испуганных и истошно вопящих людей. Всех подряд …
   Эта страшная картина снова сменяется видом гор. Но теперь уже понятно, что точкой обозрения является высокая гора.  Вокруг неё  жёлто-коричневая каменная пустыня. Старая женщина с младенцем, которому не более двух лет, сидит на земле, привалившись к теплому, большому камню и тяжело и часто дышит, испугано глядя в сторону склона горы. Вдруг глаза её различают тех самых воинов, поднимающихся по тропинке, по которой совсем недавно бежала, задыхаясь, со своей драгоценной ношей и она сама. В смятении оглядывается она по сторонам и видит только неприступную каменную скалу. И тогда, упав на колени и прижимая к себе ребёнка, она буквально кричит в исступлении:
 - Гора Божия! Укрой от детоубийц! Прими мать с чадом!
  И тотчас гора, как будто ждала этой мольбы, на самом деле легко, как невидимая дверь, расступается, принимая дрожащих  беглецов. После этого её каменная стена так же бесшумно смыкается, становясь неприступной и скрывая их от бегущих вверх  беспощадных воинов. Непостижимым образом сознание спящего мальчика понимает, что этот младенец,  в страхе и ужасе прижавшийся к матери – тот повзрослевший мальчик с иконы с твёрдым взглядом спокойных глаз. Понимает и то, что он остался жив. Что он жив и теперь. Что он хочет стать ему другом…
 - Давай-ка, дорогой, ляжем  удобнее,-  чьи-то сильные руки бережно обхватили его и перенесли на небольшой мягкий диванчик, стоявший  недалеко от входных дверей.
- А где гора и мать с чадом? – медленно спросил он отца Алексея, всё ещё находясь во власти сна.
 Священник внимательно посмотрел на мальчика.  «Слава Тебе, Господи», - вздохнул он в мыслях своих от всей души, услышав обращённый к нему  голос ребёнка, о котором молился уже месяц, называя его Богу просто страждущим чадом.
 - Гора всё на том же месте, около города Иерусалима. А мать с чадом давно у Бога в раю, живут в радости, покое и любви.
 - Это вот тот хлопец? - он протянул руку в сторону иконы на аналое.
- Да, тот хлопец, - улыбнулся глазами отец  Алексей.
- А вы что-нибудь знаете про него?
- Не так много, как хотелось бы, но кое-что знаю.
- Расскажите!
- Ну, давай, расскажу, - священник смотрит на часы, - да ты лежи пока.
  Мальчишка вдруг перевернулся, положил голову на колени отцу Алексею и, свернувшись в клубочек, прижался к нему. Отец Алексей обнял его правой рукой, а левую устроил под головой подростка.
- Тебя как зовут-то?
- Ваня.
- Значит, тоже Иоанн.  А день рождения у тебя когда?
- 7 июля.
-  Бывает же такое! Дивны дела Твои, Господи! Вы с тем хлопцем, который на иконе, в один день родились и наречены одним именем.
  Глаза Вани сверкнули радостью. Он сразу прикрыл их. Но знал, что тот, Иоанн, всё равно видит ту его радость, даже за опущенными веками.
 - Ну, слушай, Иоанн. Хоть вы и родились в один день с Иоанном  Крестителем, но  разделяет вас  две с лишним тысячи лет. Именно столько лет назад происходило то, о чём ты хочешь узнать, в далёкой от нас земле Палестине, где издавна жил еврейский народ, или иудеи. Знаешь, где находится Палестина?
 Мальчик отрицательно помотал головой.
- А слышал про Африку?
Он согласно кивнул головой:
- Там ещё есть Египет с пирамидами и пустыня Сахара.
-  Ты молодец, Ваня! Так вот Палестина находится рядом с Африкой, у берегов всегда тёплого Средиземного моря. И вот там-то в окрестностях городка Хеврона, - мальчик насторожился, вспомнив, что именно об этом самом Хевроне ему и снилось, - да-да, в окрестностях  Хеврона, - словно отвечая на его мысли, сказал отец Алексей, -  жили уже состарившиеся священник Захария и его жена Елизавета. Жили они  зажиточно, дом у них был, что называется, полная чаша. Сами они были людьми добрыми, жили, во всём слушаясь Бога. Это значит как? –  неожиданно спросил он мальчика.
 Он ответил не сразу, но без колебания:
- Значит, никому не  причиняли зла.
- Верно. Никому не творить зла – значит слушаться Бога, жить по правде Божией, быть праведными. Только не смотря на их праведность, детей им Бог не посылал. А без детей жизнь, как день без солнечных лучей. Вон видишь, как солнышко нам в окошко светит? Хорошо, правда? Так вот, Захария и Елизавета мечтали о ребёнке, о таком вот солнечном лучике в своём доме, молили о нём Господа, часто и со слезами. Но год проходил за годом, а они оставались бездетными. И вот  пришло время их старости. А в преклонные годы у людей дети  уже не рождаются, потому что, чтобы родить и воспитать ребёнка, нужно положить очень  много сил и трудов!  А у старости какие силы? И они перестали надеяться на то, что станут  отцом и матерью. Но однажды, когда Захария служил в храме, у жертвенника, а он был священником, ему явился ангел и  сказал: « Бог услышал ваши с Елизаветой молитвы. Жена твоя родит тебе сына. Назовёте его -  Иоанном. Он будет велик пред Богом. Сердце его не будет страшиться зла и не убоится он никакого  злодея и врага! И почтят его богатые и бедные, сильные и слабые за его праведную жизнь. Будет ему от Бога дана великая сила и власть над сердцами людей.  Даже самые испорченные, упрямые и злобные из них захотят слышать твоего сына  и исправиться. Он будет готовить людей к принятию Бога. И назовётся потому Предтечей и самым великим пророком, который рожден женщиною на земле».
Священник помолчал, перекрестился и продолжил:
--  Необычность события, возвещённая ангелом, и обрадовала пожилого священника Захарию. Но он не мог поверить тому, что они с женой станут отцом и матерью, будучи такими старыми. И он засомневался, от Бога ли это известие? Может быть, это просто злая дьявольская шутка над ним и его женою? И он осторожно спросил: «Как же я узнаю, что ты говоришь правду? Стары мы для такой радостной вести. О небывалом между людьми сообщаешь ты мне». Тогда ангел отвечал: «Я – архангел Гавриил, послан к тебе Самим Богом! И вот тебе доказательство – за свою недоверчивость ты онемеешь и будешь молчать до тех пор, пока не сбудется то, о чём я тебе сказал».  И ангел исчез.
  Давно уже должен был выйти священник к собравшемуся в храме народу, а его всё не было. Верующие поняли, что с Захарией в алтаре произошло что-то необычное. И, правда, когда священник вышел к людям, он не мог сказать им ни слова. Лишь с помощью знаков поведал он о чудесном видении ангела и обещании от Бога.
  И вскоре его жена Елизавета утешила мужа новостью: в их семье родится долгожданное чадо! Ребёнку отец с матерью всегда радуются. А представь, как ликовали сердца Захария и Елизаветы по случаю рождения их единственного сына, которого они ждали так долго! Можно сказать, всю жизнь. Собрались многочисленные родственники, соседи, чтобы поздравить их. И, конечно, самое первое, о чём думают люди при рождении человека, а какое дать ему имя? У евреев был обычай давать ребёнку, а особенно первенцу, не всякое имя, а лишь то, которое передавалось в этой семье из рода в род. И родные предложили назвать мальчика согласно этому правилу Захарией, по отцу. Но отец, всё ещё немой, потребовал дощечку для письма и на ней написал имя, которого доселе в их роду не было: «Иоанн имя ему». И в тот же миг ему возвращен был дар речи!
   Захария был на седьмом небе от радости и не чувствовал земли под своими ногами! Святой Дух сошёл на него, и счастливый отец с особым вдохновением говорил о Боге, благодарил Его и передавал своим близким Божие откровение о необыкновенном жизненном подвиге, предназначенном его младенцу.  И вскоре все в Хевроне и окрестных селениях рассказывали друг другу и проходившим мимо городка пешим путникам и караванам о чудесном  рождении у престарелых Елизаветы и Захария необычного ребёнка. Слух об этом прошёл по всей иудейской земле. Все удивлялись, благодарили Бога и рассуждали: «Интересно, каким вырастет этот ребёнок? Уж не родился ли тот самый пророк, обещанный Богом, Спаситель наш?».
- А кто это -- пророк? – спросил мальчик.
- Пророки, Ваня, это в далёкой древности у иудейского народа особые люди, которые с самого детства вели святую жизнь и люди их узнавали по необычным их способностям и очень сильной любви к Богу и правде Божией. Бог таких людей выбирает от рождения. Обычно от очень хороших, добрых и сторонящихся всего злого и дурного родителей, бабушек и дедушек. И потом помогает своему избраннику  устраивать свою жизнь так, чтобы всё грязное, нечестивое, вызывающее стыд и позор, не касалось его сердца. Чтоб он мог крепче привязаться к Богу и не тратил время и Богом данные ему силы на разные пустяки и, тем более грехи. Пророк обычно отказывается от вкусной, сытной еды, от красивых, удобных одежд, от устроенного дома, от богатства и почестей людей, вообще от обычной жизни обычного человека. Всего себя он с радостью  отдаёт на служение Богу,  Создателю всего мира и Отцу нашему. И Бог через такого пророка как верного Своего сына возвещает народам Свою волю  и указывает им на зло и неправду в их сердце и в их поступках. Будешь слушать дальше про Иоанна Крестителя, или устал?
- Нет, не устал. Буду слушать.
- Недолго длилось счастье родителей и младенца  Иоанна. Прознал о чудесном ребёнке злой царь Ирод. А он незаконно занимал трон царя иудеев. Прознал и насторожился – а не родился ли тот, кто впоследствии лишит власти его род? Ваня, а ты слышал про Рождество Христово, про волхвов и про чудесную звезду?
- Да, слышал. Бабуля…-  он не договорил про то, как бабушка с дедушкой показывали ему икону Рождества Христова, рассказывали о рождении Младенца Христа. Только сильнее прижал голову к руке отца Алексея. Тот ответил на это движение ребёнка к нему встречным движением, спокойным и добрым. И, немного помолчав, продолжил:
- Так вот Ирод, узнав от волхвов о рождении будущего Царя народа, которым он правил, очень испугался. И приказал в том  городе, где родился Иисус Христос, в Вифлееме, убить всех мальчиков до двух лет. А заодно убить и того необычного ребёнка из города Хеврон.
  Ваня вздрогнул. Но отец Алексей держал его в своих руках, как птенца в гнезде, и продолжал говорить просто и ровно:
- Сначала жестокие воины, исполняя приказ, нагрянули в дом Елизаветы и Захарии, всё в нём перевернули вверх дном, перепугали всех домочадцев и слуг, но хозяев с ребёнком не нашли.  Потом они убили священника Захарию прямо в храме за то, что он не сказал им, где его сын.  А Елизавета, узнав о вифлеемской   расправе с младенцами, решила скрыться в горах с маленьким Иоанном. По повелению Божию одна из гор расступилась на крик Елизаветы о помощи, и это спасло их от неминуемой расправы. Бог позаботился о них: внутри горы образовалось для них жилище в виде пещеры. Вблизи забил источник чистой воды и выросла финиковая пальма, полная необычайно вкусных плодов. Всякий раз, как к матери и сыну подступал голод, дерево преклоняло к ним свои ветви. Когда же они насыщались, снова выпрямлялось.
  Но через 40 дней мать Иоанна, праведная Елизавета, бывшая уже в очень преклонном возрасте и надорвавшая своё сердце, скрываясь с маленьким сыном от погони, преставилась. Земной путь её окончился.
- Умерла?
- Да, Ваня. Но правильнее сказать, упокоилась, обрела вечный покой и радость с Богом в раю.
-  И её маленький сын остался один на белом свете? А как же он  жил в пустыне?
-  Бог никогда и никого не оставляет, Ваня. Ведь все мы – его дети. Тем более убережёт Он ребёнка, чьи родители были такими добрыми людьми и так почитали Бога. По преданию сначала  о маленьком Иоанне  заботился ангел, затем Бог послал людей, которые взяли на себя заботу о его воспитании.  Учёные, которые изучали все обстоятельства жизни и характера пророка, считают, что это были  ессеи, община жителей пустыни того времени. Они отличались образцовой чистотой своей жизни и своего служения Богу.  Были молчаливы, серьёзны, трудолюбивы, самоотверженны. Жили, как братья. Строго воздерживались от всего лишнего: в еде, одежде, в условиях жизни. Отличались от своих современников большой силой духа, физической силой и крепостью, долголетием и миролюбием. Никогда не брали в руки оружия. Не только не воевали, но и не изготавливали его и не продавали.
- А сейчас они есть?
- Точно не могу сказать, но, кажется, нет. Но сейчас есть монастыри, где тоже стараются так жить.
- И там есть такие, как этот Иоанн? - он показал рукой в сторону иконы на аналое.
Отец Алексей задумался. Потом внимательно посмотрел в глаза Вани. Они умоляли о надежде. И с этой надеждой была связана сейчас вся его жизнь!
- Да, такие, как Иоанн есть и были во все времена. Только  их немного. И надо уметь увидеть и узнать их…
-  Возьмите меня с собой в монастырь! Жить! Я хочу найти такого, как  этот Иоанн из пустыни. И сам хочу стать таким, как он! Получится у меня? Поможет мне Бог, как ему? – и, проглатывая подступивший к горлу ком, тихо добавил,
- Мои папа с мамой и дедуля с бабулей тоже были очень добрые и никому не делали зла… И маленькая Марьяшка…
 Впервые он смог сказать вслух о своих родных. Отец Алексей погладил его по голове и обнял. Он понял доверие ребёнка к нему и его рассказу о Иоанне Предтече. И сам почувствовал, что сердце его готово принять Ваню как сына. И никогда не предать. Предавать эту детскую раненую душу больше нельзя! Но была у него и нерешительность перед этой решимостью ребёнка. Хотя он, отец Алесей, верил Богу и чувствовал, что Он сам вручает ему этого худенького мальчишку. Что это Бог дал Ване такую горячую веру и в Себя, и в него, немощного своего служителя и человека. И ещё понятнее стал ему Захария с его сомнениями…
 -- Бог каждому человеку помогает, Ванечка! Но сумеем ли мы с тобой чтить и любить Бога, как Иоанн Креститель?
-- Конечно, сумеем! Только научите меня! И будьте со мной рядом… Всегда!..
Отец Алексей посмотрел в глаза этого маленького Иоанна. Он действительно сейчас почувствовал в нём Иоанна, а не Ваню. И принял, не мог не принять! как Божественный дар поток силы и уверенности, льющийся в его сердце из этих бесстрашных, доверчивых  и наивных мальчишеских глаз. «Кто ещё кому поможет и кто кого научит и укрепит?... Не он ли меня?!», -- подумалось священнику.
-- Есть у меня на примете в глуши один монастырёк, Иоанн. Все бумажки с тобой оформим, чтоб мне тебя отдали, и отправимся туда. Сначала на разведку. Понравится тебе – там и заживём молитвами Иоанна Крестителя.