Девчонки часть4

ЧАСТЬ 4
Глава 1
  Беременность для Ирины была полной неожиданностью. 43 года. Она и на меры предохранения стала смотреть последнее время сквозь пальцы – из возраста детозарождения, ей казалось, уже вышла. Первой её реакцией было изумление. Она даже бессознательно приподняла свои соболиные брови. И тут же решительно сказала вслух, то ли себе, то ли своему гинекологу, за много лет консультаций ставшей действительно своим врачом:
  -- А почему бы и нет!
   И лёгким, поглаживающим движением коснулась своих бёдер и живота.
  -- Конечно, да. Здоровье, у Вас, Ирина Станиславовна, дай Бог каждой. Семья, муж. Всё стабильно: отношения, доходы, социальный статус. А последний даже ещё повысите! Это же престижно и модно стало – рожать после сорока. Да не всем удаётся! А вам с мужем – подарок судьбы. Ещё и дочкой обзаведётесь! Хочется дочку?
  И Ирина поняла: да, хочется!
  -- А с ней и молодость заново переживёте, и родительство своё. Уже осознанно. Ну, какие все мы были родители в 20 лет! Вот полистайте, пока я   карточку заполняю, стихи. Пациентка сегодня подарила. По-моему, неплохие. Перезагрузитесь на лирический лад.
  Ирина открыла наугад и стала читать:
Как хорошо быть чьей-то навсегда.
И знать, что это не слова пустые.
Как хлеб делить и душу и года.
Глядеть в глаза безмерно дорогие.
Как хорошо быть чьей-то навсегда.
И знать, что не оставит, не обманет.
И вытащит из-под любого льда.
И никогда любить не перестанет…
  Стихотворение продолжалось. Но она ещё раз перечитала эти строки, которые внезапно почувствовала словно бы адресованными себе… И поняла, что должна с ними пожить вместе… Они способны открыть ей что-то нужное сейчас…
  -- Ася Сергеевна, я возьму у Вас эту книжечку до следующего визита?
  -- Конечно, -- не отрываясь от клавиатуры ответила та.
  -- Интересная у Вас пациентка.  После такого её подарка, наверное, что-то врачу про неё становится понятнее?
  -- Безусловно. Но, к сожалению, у нас совсем другая нынче медицина, дорогой профессор, в души пациенток вникать не приходится, некогда! Каждый специалист занимается конкретными частями тела, а не человеком в целом. Тут не до состояния души! Хорошо, если врач по своей специальности  знаток. Хотя, конечно, надо лечить каждого конкретного человека, а не только его сердце, печёнку, суставы и органы малого таза… Главное теперь, как и везде, правильно всё оформить. Поэтому бумаги, бумаги, отчёты, отчёты, сертификаты, повышение квалификации. Вроде всё нужное. Но к качеству лечения относится очень опосредованно, -- она говорила это, продолжая работать на клавиатуре своего рабочего компьютера. -- По 15 минут на стандартный приём в муниципальной женской консультации отводится. Душу пациенток постигать некогда! Даже в нашем частном, медицинском центре не до этого… Хотя невольно это, наверное, всё равно происходит.
  Ирина стала продолжать чтение вслух.
Родное тело обнимать в ночи
И знать, что будет так уже навеки,
Сливаться вместе, как весной ручьи,
Тонуть в родном дыхании и смехе.
И освежать, как летняя гроза,
И чувствовать, как греешься и греешь,
И знать, что в этих дорогих глазах
Ты никогда уже не постареешь.
  -- Потрясающие строчки! Неужели сейчас так пишут?
  Она заглянула на соответствующую страницу.
  -- Мирра Лохвицкая. Серебряный век. Первый раз слышу это имя.
  -- Ирина Щепанская -- Мирра Лохвицкая… Что-то в ваших генетических корнях созвучно…, -- лишь на мгновение оторвавшись от клавиатуры, сказала врач. --  Хотя такие стихи созвучны сердцу любой женщины – про настоящую любовь!
  Ирина, выйдя от гинеколога, ощущала себя драгоценной и наполненной. И новой, зародившейся в ней жизнью, и новыми, непривычными чувствами. Словно качалась на лёгких волнах света и радости. И наслаждалась этим чудом – просто быть, не отдавая себе ни в чём отчёта. Она свернула в уютный скверик и шла по его тенистым аллеям, улыбаясь умудрённым жизнью соснам и молоденьким, порхающим резными листьями клёнам. Навстречу медленно катила коляску совсем юная мама, похожая на её студенток. Ирина улыбнулась и ей. Захотелось – и улыбнулась! Вот какой ещё она может быть, оказывается!  «Похожая на её студенток» совершенно непринуждённо и приветливо ответила встречной женщине тем же – понимающей улыбкой. «Вот как бывает, -- опять вспорхнуло, словно птица, изумление в её душе, -- хорошо!»  Это простое слово сейчас вмещало всё её счастье, которое простиралось так далеко, что ни взглядом, ни сердцем не охватывалось. Тихая нега и невыразимая благодарность словно бы окатила её волною и покачивала на ней, умягчая неземной нежностью твердыню её души. Она упивалась каким-то прекрасным смыслом и красотой, которые не требовали ни слов, ни постижения.
  Ирина ступала медленно, легко, и каждое встреченное дерево, каждый куст и каждая веточка казались ей родными. И вдруг на одном дереве, пышущем зелёной листвой умиротворённая женщина увидела сломленную ветку. Она повисла беспомощно на тонкой ткани древесной коры с прихваченным слоем ствола. Буквально на честном слове держась на дереве! Этот ремешок сохранившегося  соединения с деревом был таким ненадёжным на вид, что, казалось бы, ветка должна была засохнуть. Однако вопреки всему на сломленной отрасли, как и на всех здоровых, зеленела упругая, свежая листва. Сколько там поступает ей живительного сока после слома? Ирина разглядывала так безжалостно травмированную ветвь --  и не могла понять, за счёт чего она живёт? Но живёт! Её торжествующая жизнеспособность была так неожиданна и так очевидна, что хотелось как-то выразить ей своё восхищение. И Ирина, опасаясь притронуться к самой героине, бережно погладила ствол  дерева, который породил и питал такое чудо природы.
  «Удивительна сила жизни! – подумала она, прислушиваясь к новой жизни в себе. – Что бы ни случилось, эта ветка будет всегда для меня примером!»  И она достала из сумочки маленькую книжечку в мягкой обложке. Открыла безошибочно.
Как хорошо быть чьей-то навсегда.
И знать, что это не слова пустые.
Как хлеб делить и душу и года.
Глядеть в глаза безмерно дорогие.
Как хорошо быть чьей-то навсегда.
И знать, что не оставит, не обманет.
И вытащит из-под любого льда.
И никогда любить не перестанет…
Родное тело обнимать в ночи
И знать, что будет так уже навеки,
Сливаться вместе, как весной ручьи,
Тонуть в родном дыхании и смехе.
И освежать, как летняя гроза,
И чувствовать, как греешься и греешь,
И знать, что в этих дорогих глазах
Ты никогда уже не постареешь.

Глава 2

  Дома на столе лежала записка от мужа. «Ира, мне надо побыть одному. Кое в чём разобраться. Я поживу пока у Шаповалова, он уехал в отпуск и оставил мне ключ от своей берлоги. Думаю, моё отсутствие не будет тебе здорово бросаться в глаза». Домашний номер телефон холостяка Игоря Шаповалова, его товарища по занятиям в спортзале, был написан в конце записки. Явно не сразу. И выглядела эта запись как-то очень уж вынужденно. Или так ей показалось? Ирина вертела в руках записку мужа и словно бы не верила в её реальность. Она держала листок в руках и перечитывала написанное им снова и снова, слово за словом: «Ира, мне надо побыть одному. Кое в чём разобраться. Я поживу пока у Шаповалова, он уехал в отпуск и оставил мне ключ от своей берлоги. Думаю, моё отсутствие не будет тебе здорово бросаться в глаза».
  -- Будет!
  Стараясь усилием воли не придавать значения этой нелепой записке, всё ещё полная своим новым счастьем, она набрала рабочий номер телефона Андрея. Но абонент не отвечал. Она долго и бессмысленно слушала гудки отбоя, почему-то не решаясь позвонить по сотовому телефону, тогда ещё диковинной новинке, которая была не у всех. Но у них была. Ирина машинально крутила в руках телефонную трубку, и в это время ещё недавно такое безмерное счастье этой цветущей, красивой женщины съёжилось в маленький комочек, который мог бы легко уместиться сейчас в её сжатом кулаке.
  Ещё раз перечитав записку, Ирина, было, решила поехать к Андрею в лечебницу. Так ей хотелось ясности и понимания ситуации! Прямо сейчас! Хотелось после этих равнодушных телефонных гудков ожесточенно! Всё её оскорблённое «я» трепетало от ярости и протеста! Но, оно же, и охладило разбушевавшийся огонь, сковав только недавно буквально таявшее от благодушия сердце привычным и жёстким собственным превосходством. И презрением к мужу, которое вроде позабылось, но вдруг засверкало теперь, как лезвие топорика на той злополучной пасеке!
  -- Ах ты, змей! Так не будет же тебе ничего! Мишино детство я проморгала по глупости, зато дочка будет только моя! И любить будет только меня!
  Она погладила свой упругий и пока ещё плоский живот.
  -- Девочка моя, мама тебя не подведёт! Спокойствие, Ирочка! Только спокойствие! Никаких психических атак! Ты же королева! И у тебя есть кое-что поважнее этой записки! И поважнее этого дурака, который давно уже навязался на мою голову! Но ничего! Мы всё отвяжем! А что не отвяжется – разрубим!
  Ирина сделала несколько глубоких вдохов и выдохов, прислонившись к стене. Почувствовав себя после всех простых приёмов уравновешивания психики успокоившейся, она своим обычным, уверенным голосом с  твёрдыми, но теперь ещё и нежными интонациями сказала:
  -- Я тебе обещаю, моё чудо, моя малышка! Мы будем счастливы, несмотря
ни на что! У тебя есть мама! И ты увидишь, как я умею любить! Да, мне повезло с тобой! Но и тебе повезло со мной, любушка моя, голубушка, птичка моя! Ты  увидишь, что повезло!
  И вдруг ей пришло в голову совершенно иррациональное и потому неодолимое желание повидаться с Женей! Ей захотелось всё ей рассказать про себя, начиная с пасеки. Ни с кем она про это, и вообще про свою личную жизнь, никогда не говорила. Ни времени, ни потребности не было кого-то впускать в свою душу, говорить о своих переживаниях. И вдруг накатило! Захотелось, чтоб родная, понимающая, как сестра, близкая, знающая о ней сокровенное, юное, Женечка, всё выслушала, что накопилось с того времени на сердце, чтоб просто пожалела это сердце, оценила его ношу и раны, прижала к своей груди! Даже пусть сейчас она в своей длинной юбке и платке! А может быть именно потому, что она в длинной юбке и платке! Но это могла быть только Женя Снежкова! И хорошо, что к ней надо лететь в город своей юности! Она хотела сейчас из Москвы немедленно туда, в спокойную и надёжную Сибирь!
  Ирина позвонила по знакомому номеру и заказала билет в Тюмень.
  -- Завтра полетим, девочка моя! И всё-всё у нас будет хорошо!

Глава  3

  Поселившись у товарища, Андрей решил, чувствуя некоторую моральную свободу после оставленной жене записки, позвонить Тамаре. С того пятиминутного разговора, который его протрезвил в отношении этой приглянувшейся ему женщины, прошло полгода. Он и, правда, стал редко заглядывать в «Самоварчик», и вёл себя при этом нейтрально, обычным посетителем. Как будто ничего и не было между ними. По Тамаре, если честно, он не страдал. Страдал по себе, оставшемуся, как теперь понимал, без женской ласки и тепла, без женской любви и заботы. И он попросил её снова о встрече. В удобное для неё время, в немноголюдном парке, недалеко от кафе. Но женщина сказала, как отрезала:
  -- Не представляю свою прогулку с мужчиной в парке. Вы, кажется, так и не поняли, что я живу не в этой колее? Времени для таких прогулок в моей жизни нет. Желания, как Вы должны были понять, тоже.
  -- Как же тогда я могу с Вами просто поговорить? На большее  не претендую.
  -- О чём Вы хотите поговорить? Я всё Вам сказала. С тех пор ничего не переменилось.
  -- Мне нужен совет именно такой женщины как Вы. Я перестал понимать себя. А у Вас, как я чувствую, ясные представления о жизни и людях. Неужели Вы так немилосердны, что откажете бедному Айболиту, когда он сам нуждается в помощи?
  Тамара помолчала. Она была вполне недоступна для мужского обаяния Андрея и его мягкой шутливости. Но за ними женщина, сама много страдавшая, почувствовала его действительную нужду в поддержке, уважение к ней и неуверенность в себе.
  -- Завтра я еду в налоговую. Это час пути. Если у Вас есть заделье к налоговикам, можете со мной прокатиться. По дороге и поговорим.
  Конечно, «заделье» у него нашлось.
  Весь вечер он думал о ней. И о том, почему его опять повлекло к женщине – крепкому орешку, женщине – неприступной крепости? Ведь он вроде бы как раз надеялся найти в ней нечто совсем другое, чем в жене – мягкость, покорность, нежность. Но оказалось, что весь её простой, уютный, женский облик, к которому его потянуло, скрывает железный характер.
  -- Но «железная леди» у меня уже есть, -- сказал он вслух сам себе. И тут же пошутил над собой не очень весело, – Надо мне, что ли, чтоб кто-нибудь мне закручивал гайки? Ведь я сам мужик! Сам должен гайки закручивать!
  Но он прекрасно понимал, что таким, которых он выбирает, не очень-то закрутишь…

Глава 4

  Первый вопрос Тамары, когда он сел рядом с ней на переднее сиденье, был о его жене.
  -- Какие у вас отношения с женой?
  -- Ну это сложно… Да и при чём здесь…
  Она не дала ему договорить.
  -- Если Вы, как говорите, нуждаетесь в помощи, то кто же Вам первая помощница как не жена? Вот при чём здесь я, чужая тётя, – это действительно вопрос? Вы жене говорили о том, что Вам плохо?
  Когда Андрей согласился поехать с Тамарой, а потом садился в скромненькое авто, от каких он уже отвык, на непривычное ему пассажирское место рядом с женщиной, он преодолевал внутренний дискомфорт, чувствуя, что садится не туда. Но поехать на его крутом автомобиле она отказалась. Теперь он совершенно точно понял, что сел не туда! Ответил он с невольным раздражением.
  -- А что говорить, она итак знает! Ей вообще не до меня!
  Казалось, его раздражение её никак не задело, а, наоборот, успокоило.
  -- Много работает?
  -- Допустим. Но, дело же, не в работе. Я тоже много работаю.
  -- Не скажите. Мужчина по назначению своему должен много работать. А у женщины совсем иное назначение.
  -- Скажите ещё – быть хранительницей домашнего очага?
  Андрей немного освоился и даже начал приходить в свое привычное шутливое настроение.
  -- Совершенно верно.
  -- Много ли нынче желающих сидеть дома и жить интересами мужчины!
  -- Много. Гораздо больше, чем тех мужчин, которые могут им это позволить. А то сегодня даже жену с грудным ребёнком, родившую пятерых одного за другим, муж может упрекнуть в том, что она не работает. Есть у меня в штате такая мученица. Ей бы дома сидеть с детьми, а она их по школам, садикам, яслям раскидает, а сама к нам в кафе, на смену. И муж доволен, что жена тоже работает.
  -- Что-то мы не о том.
  -- Да всё о том – о мужском эгоизме.
  -- Вам-то откуда про него известно, ведь Ваш супруг, судя по всему, был идеальным?
  Андрей постарался сказать это как можно серьёзнее, чтоб не обидеть свою собеседницу.
  -- Вот именно, мне-то есть с чем сравнивать, когда мои девчонки в кафе, или подруги, рассказывают про свою семейную жизнь. Вот и Вы, я вижу, из эгоистов.
  -- Ошибаетесь. Я прекрасно могу содержать семью. И содержу. Но мою жену просто не посадишь стеречь домашний очаг и ждать меня, усталого, с работы.
  -- Значит, Вы мало любите.
  Андрей вздохнул. И ничего не сказал. Не будет же он и впрямь доказывать женщине, к которой его потянуло – и она это понимает, как он любил жену. А, может быть, и до сих пор любит? Абсурд какой-то получается из всей его затеи! Он почувствовал тяжёлое разочарование в себе самом...
  Сидевший, слегка развернувшись влево, чтоб видеть Тамару, до этого всё время бывшую в поле его зрения, Андрей мягко отвернулся и сел прямо. И в его глаза глянули глаза с иконки, закреплённой на приборной панели по новому нынешнему обычаю. Многие стараются теперь на всякий случай подстраховаться от дорожных катастроф освящением своих машин. Иконка была не традиционным маленьким изображением, а достаточно большой и обращающей на себя внимание. «Всё понятно. Ну и влип!», -- пронеслось у него в голове.   
  -- Сколько лет Вы уже женаты?
  Андрей, улыбнувшись с видом обречённого, спокойно прикинул в уме.
  --Двадцать три года.
  -- Много. И ведь ничто не мешало вам расстаться, если ошиблись! Теперь с разводами легко. Значит, если до сих пор не расстались, есть чувства.
  Она помолчала. Может быть, думала что-то услышать от него? Однако Андрей решил за лучшее для себя оставить без комментариев этот адресованный ему, то ли вопрос, то ли ответ.
  -- Знаете, что я Вам посоветую? Помиритесь-ка Вы с женой! Неужели Вы думаете, что найдёте лучше той, с которой прожили вместе 23 года? Через два года – серебряная свадьба, потом и до золотой доживёте. А так – не будет Вам ни золотой, ни серебряной. Можете вообще остаться без семьи и детей. Дети у Вас есть?
  -- Взрослый сын.
  -- Ну, так и что, что взрослый. Женат?
  -- Нет ещё.
  -- Женится. Внуками обзаведётесь. А им надо будет деда да бабу. Не из сказки. А своих, собственных. А какой из Вас будет дед, если Вы вот в такие похождения ударитесь, как со мной надумали?
  Андрей рассмеялся. Почему-то на душе у него стало легко, как будто он и впрямь освободился от какого-то груза.
  -- Если бы кто-нибудь послушал мой разговор с Вами, женщиной, за которой, скажу честно, мне хотелось бы поухаживать с далеко идущими планами, сказал бы, что это бред какой-то! Разве об этом говорят на свидании мужчина и женщина?
  -- А у нас что, свидание?
  Она тоже улыбнулась. И посмотрела на него по-дружески, по-товарищески даже, без всякого женского кокетства.
  -- По-моему, мы едем, Андрей Ильич, как коллеги-бизнесмены в налоговую.  Оба по делу. Вот уже, кстати, и приехали почти.

Глава 5

  -- Женя, как же вы тут чудесно устроились!
  Ирина, наплававшись с подругой в озере, к которому вела тропинка прямо от их деревенского дома, весело стряхивала с себя воду. Со вчерашнего дня прошло так мало времени, но часы разговоров-воспоминаний, почти целая ночь непрерывного эмоционального общения очень плотно уложили эти сутки в жизнь обеих женщин. Судьба подруги, такая вроде и похожая и непохожая на собственную, тёплым и драгоценным родником, словно освобождённым от иловых наслоений, забила в глубине души каждой из них, как в глубине реки. И душа, как и река, с благодарностью принимала в свои воды этот новый и сильный поток, согреваясь и освежаясь им. Любовь – великая сила! И дар великий – с любовью относиться к своим друзьям.      
  -- Как мне хорошо с тобой, Женя! Как когда-то давно. Даже лучше! Не встретила я такого друга по сердцу, как ты! Да и не искала. А сердце-то у меня какое – сама знаешь! Если даже от тебя отвернулась! Никому не хотела доверять!
  -- Наверно, просто не могла. Плохим я тебе другом тогда оказалась…
  -- Да нет, я сама себя загнала на эту пасеку! Много я раз тот вечер в своём мозгу проворачивала. И только своего ветеринара виноватым считала. И себя, конечно, самоуверенную дурочку.
  -- Ира, да кто из девчонок не дурочка, пока замуж не выйдет?
  -- Ты, Женя!
  -- Самая что ни на есть --  дурочка! Мы же беззащитные в юности! Разве только от нас зависит наша судьба?
  -- А от кого же ещё?
  -- Наверное, от тех, кто молится за нас.
  -- Прости, Женечка, я не хочу тебя огорчить, но давай Небеса не будем трогать. Я к этому не готова.
  И она как бы примиряющее добавила:
-- Может быть, пока?..
  Совсем несентиментальная и по природе своей не охочая запросто обниматься и целоваться даже с близкими людьми, Ирина обняла подругу и уткнулась мокрым лицом в мокрые, мягкие кольца её волос. Женя прижала её одной рукой к своей груди, а другой гладила по голове, почти лежащей на её плече. Они сидели рядышком на тёплом речном береговом песочке. Вода  от лёгкого ветерка ласково перекатывалась, словно воркуя с голубиною нежностью у их босых ног. Ясное, свежей молодой голубизны небо, приветливые, простодушные в своей торжествующей невинности солнечные потоки, льющиеся сверху на тихую, отдыхающую землю окутывали всё на ней  счастливой и благословляющей тишиной. Той самой, которая без крепких стен даёт чувствовать себя в надёжном убежище и под нерушимым покровительством. Не хотелось ни оглядываться назад, ни заглядывать вперёд, а только растворяться в блаженстве этого «сейчас», окуная в его благодатное июньское тепло и тело, и душу.
  Изредка возникающие со стороны деревни звуки: петушиное пение, чуть слышные всплески от полоскания белья с мостков ниже по течению, приглушённый расстоянием шум от проехавшего трактора только подчёркивали эту прочную тишину. Ничего особенного вроде бы не происходило. Всюду шагала, семенила, плыла, брела и летела  жизнь. Земля  была неохватная, немаркая и ноская, занятая своими повседневными трудами. Простыми, мирными и необходимыми…
  Светлая, юная, прямо-таки девчоночья улыбчивость и радость вдруг нашла на них. 
  -- Я  очень рада твоему приезду, Ира! Ты в моём сердце всю жизнь! Не знаю, понравится тебе или нет, но я и молюсь за тебя с тех пор, как стала молиться!
  Ирина погладила Женю по плечу.
-- Комсорг ты и есть комсорг! Ничего не умеешь наполовину! За молитвы спасибо, как за память обо мне, за верность, за дружбу. Но…
  Ирине не хотелось сейчас говорить о своём, ином, чем у подруги, отношении к Церкви как к структуре, о которой она много чего знала, чего и знать бы не хотела. Что, по её мнению, не согласуется с нравственными принципами христианства, которые сами по себе у неё вызывали восхищение. Бога она не отрицала. Но имела к Нему много вопросов без внятных ответов…
  -- А ты крещёная, Ира?
  -- В раннем детстве. У нас семейная традиция такая, типа обязательного обряда.
  -- А крестик не носишь?
  Ирина вспомнила такой же вопрос сына и подумала с лёгкой досадой сопротивления: «Что это ко мне все последнее время стали приставать с этим крестиком ?»
  -- Ладно, не дави, комсорг! Мы потом на ту тему поговорим, Женя. Не в этот раз…Честно говоря, мне сейчас не до этого. Я ведь решила поехать к тебе порывом! Но потом, в дороге, засомневалась в себе, в тебе, в нашей встрече. Я не знала, какая ты сегодня, Евгения Евграфовна Павлова? И боялась показаться нелепой и ненужной в твоей нынешней жизни. Характер меня спас – не люблю менять своих решений.
  -- Отличный у тебя характер – прямой, честный и последовательный!
Благодаря ему мы и встретились! Ведь ты из тех, кто назад  не ходит. Только вперёд!
  -- Ну, не так всё по-книжному у меня, получается, Женечка…  Но, в общем, да, такой инструмент как характер – имеется в наличии… Но пользуются-то этими «тисками» чувства! И она пропела, с удовольствием глядя на Женю:
  -- Спасибо, сердце, что ты умеешь так любить!..» Помнишь, как мы пели в бане у Тани?
   -- Конечно. Это незабываемо на всю жизнь! Буду помнить, если что, даже в обнимку со склерозом! Но пока на память не жалуюсь. Надо писать докторскую, догонять любимую подругу!
  --  А я буду тебя догонять!
  -- В каком смысле?
  -- Я ведь беременна! Третий месяц! 
  -- Да ты что! Ну, ты Звезда! А почему до сих пор молчала?
  -- Я молчала? Да я не припомню, когда и с кем я столько говорила о себе, как с тобой!
  Ирина с удовольствием и нежностью погладила свой живот.
  -- Встала на днях на учёт в консультации.
  Женя посмотрела на Ирину с восхищением. Потом призналась по-женски:
  -- А у меня третья беременность – внематочная. И всё! Теперь только внуков буду нянчить. Думаю, уже недолго осталось.
  -- На фото твои дочки -- красавицы! Не хуже нас с тобой! А познакомиться с ними можно?
  -- Конечно! Обе в городе. После сессии та и другая на практике. Соня в больнице, Влада – в какой-то юридической структуре, отец в курсе. А у нас ведь ещё и сыночек полгода назад появился. Богоданный. Игорёшка. Шесть лет. Взяли из дома малютки.
  -- Да ты что! Женя! Как вы решились? Это вас Церковь сподвигла? Ведь у этих детей такая тяжёлая наследственность! Я не только про физическое здоровье, главное – там же психика вся травмированная! У меня есть знакомая семья в Финляндии с таким ребёнком – это же сплошное самопожертвование требуется! И побольше, чем с родными детьми! Причём с неизвестным результатом.  Хелена мне рассказывала, что иногда чувствует, как будто асфальт засевает … Своею любовью, между прочим… Но там такая поддержка государства, общества! А у нас…
  -- Когда Игорёша взял меня в Доме малютки за руку, а мы приезжали туда от прихода с подарками, не могу даже рассказать тебе, Ира, какие во мне чувства поднялись!.. В общем, я сразу поняла, с первой встречи, что если не возьму его, то жить дальше, как ни в чём ни бывало, не смогу. Вся моя жизнь, и вера в Бога, и любовь тогда окажутся неправдой и я сама фальшивой, ничего не стоящей… Да и просто полюбила этого ребёнка с первого взгляда! И как мне дальше со всем этим жить? Невозможно было теперь жить без этого мальчишки! Знаешь, у меня теперь такое чувство, будто я его сама родила!
  -- Понятно, деятельная моя идеалистка! Тут уж только бабушкиными словами могу сказать: «Бог тебе в помощь»!
  Ира сказала и тут же прикусила язык. Сама в ненужную ей тему открыла дверь…
  А Женя стала подробно и радостно рассказывать о «своём сыночке», и Ирина её не останавливала – понимала, что подруге хочется высказаться, поделиться своей сокровенной любовью. Что это любовь, она понимала.
  -- А как приняли твою идею о приёмном сыне муж и дочери?
  -- Девочки с полным одобрением и восторгом. У нас ведь Влада давно уже нас поставила в известность, что обязательно, как только выйдет замуж и встанет на ноги, возьмёт ребёнка из детдома. Знаешь, я тогда подумала, до чего дети и подростки благородные, великодушные и любвеобильные  –  мы, взрослые, до них не дотягиваем! У меня тогда и в мыслях этого не было… А увидела ребятишек… Знаешь, я бы их всех взяла!
  -- Да-а-а…  С тобой всё ясно. А муж?
  -- Саша мне честно сказал, что только церковная атмосфера нашей жизни делает для него лично возможным этот поступок. Он вообще же у меня человек прагматичный, реалист, вырос в многодетной семье…  Зато сколько он взял на себя реальных проблем с сынулей! Ну и, конечно, сама понимаешь, не мог он пойти поперёк моего сердца…
  --  Это, наверное, главное.
  -- А ещё, я даже не ожидала, мама моя горячо меня поддержала! Занимается с ним, готовит к школе, даже её подруга-коллега, у которой нет внуков, подключилась. Сильно нас мама выручает – сама вызвалась! Говорит, и не думайте отдавать его в казенный дом на целый день! Он ему уже надоел! Всю свою квартиру оборудовала под внука, чего там только нет для его развития, для игр и занятий. А мама даже помолодела! Она, кстати, сейчас в санатории с Игорьком. Девочки тоже со своими друзьями активно участвуют в жизни братишки. Недавно операцию ему делали, чтоб косоглазие устранить. Тяжело, конечно, ребёнку было. Надо с повязками на глазах лежать после операции. Глаза чешутся, хочет содрать повязки, ругается. Все мы у него дежурили по очереди. Книжки читали, рассказами отвлекали. А Сонечка, как студентка медвуза в белом халате ночью около него оставалась. Проблем у Игорёши нашего со здоровьем – масса, и очень серьёзных. Друзья нам помогают, особенно, кто связан с медициной, кто в чиновниках. Вот путёвку хорошую помогли организовать, с неврологическим профилем.
  -- В общем, молодец, комсорг! Идея твоя – а включила всех! Что значит, талантливый организатор! Но основной воз, конечно, твой! Это я понимаю, как ты ни рассказывай о помощниках. Инициатива, наверное, в этом случае, как никогда наказуема…
  -- Делаю просто всё, что могу. Но могу-то не всё…
  -- Знаю я твои ресурсы, неисправимая альтруистка!.. У меня ещё чисто прагматичный вопрос, а то ты всё меня от земли отрываешь. Много документов сегодня у нас надо, чтоб доверили чужого ребёнка? А то я смотрю по скандальным историям в СМИ, отдают этих бедных детей каким-то подонкам, которые делают с ними, что хотят…  На отправку за рубеж целая мафия свою цепочку выстроила! Деньги зарабатывают на продаже сирот!
  --  Да, страшно читать... Я про это перестала вообще читать и слушать.
  -- Так, что, серьёзный там фильтр, Женя? Или так дают, тем, кто захочет?
  -- Мне кажется, надо основательней изучать кандидатов в приёмные родители. Пока, как я поняла, главное – бумажки. А их перечень  -- на полстраницы. Но основное – справка о наличии приличного и достаточного жилья, справки о зарплате, справки о здоровье, характеристики с места работы. А остальные типа – об отсутствии судимости, что не стоишь на учёте у психиатра, от участкового и т.п. На документы, в основном, и ориентируются. Нас с Сашей, например, не очень-то «прощупывали».
  -- Вас-то опытным людям и без характеристик сразу видно, что там «прощупывать»! А те, у кого подлые планы, этих «документов» сколько хочешь настряпают!  Да-а-а.  Какие у вас тут потрясающие события в семье! То-то у Ильи Никитича глаза, наверно, на лоб вылезли, когда подписывал тебе характеристику для такого случая?!
 -- Уж и вылезли!.. Ты же его знаешь, нашего отца-декана. Удивился, да, но не очень…

Глава 6
 
-- Ира, а ты любишь рыбалку? У нас тут, знаешь, какие караси в озере ловятся! Но сама я тебе их ловлю не организую, тут я полная дилетантка. Это  Саши и Влады – пламенная страсть, они -- заядлые рыболовы, всю снасть готовят. В пятницу приедут все, устроим! До пятницы всего три дня! Оставайся, Ира!
  -- Нет, я не рыбачка. Так, для созерцания могу при случае с удочкой посидеть. У меня сильный пол на этом крючке.
  -- Да что нам эта рыбалка! И без неё тут можно отлично отдохнуть! Отсыпайся в тиши, изучай наши окрестности, смотри, какая природа вокруг! Тебе теперь нужна спокойная красота, созерцание, умиротворённость, тишина. У нас этого  -- без конца и края! Вот в поля и луга ещё тебя свожу на прогулку. Дух захватывает от тишины и простора! А то грейся на солнышке, купайся, июнь у нас в Сибири, как и раньше, по-настоящему летний! Молока парного попьёшь, у соседки берём, творожку, сметанки поешь настоящих! Тебе же опять-таки и надо сейчас! Да хоть на месяц оставайся! Я тебя стеснять не буду. С утра до шестнадцати ноль-ноль работаю, не смотря ни на что! Мои наезжают только в выходные. А ты занимайся, чем хочешь. Готовь себе завтрак и обед на свой вкус. Полный холодильник, погреб и огород в твоём распоряжении. В общем, пользуйся полной свободой и живи, как твоей душе угодно. А ближе к вечеру можем погулять вместе, поговорить. Мне, кстати, с толковым коллегой надо бы некоторые спорные моменты моей темы обсудить. А где взять толковее тебя?
  -- Спасибо, Женечка! Недельку я, конечно, у тебя погощу. Хочется мне с тобой побыть, с твоими познакомиться. Да и подумать, отфильтровать среди твоей благодати свою житейскую муть. Надеюсь, получится. Правда, хорошо тут у вас… как-то удивительно всё однозначно: и красота, и природа, и покой. И добро, и зло тоже видятся как-то понятнее, без подтасовки и мошенничества. Легче ухватить главное, настоящее...
  -- Да, Ира, уже хочется жизни простой и цельной…
  -- Вот и я также настроена! Поразительно, но оказывается и вправду есть разлука, которая не разлучает. Как хорошо, что ты у меня есть, Женя!
  И она крепко сжала руки подруги в своих руках. Потом, задумавшись на минуту, Ирина вдруг решительно сказала:
  -- Слушай, а я сейчас на выходные своего Мишку выпишу сюда! Он тоже рыбак, с друзьями на Волгу ездят. И познакомимся! Должны же мы все друг друга знать в лицо! А наше молодое поколение может сдружиться.
  -- Отлично! И что вот так позовёшь – и сын приедет?
  -- Думаю, что да. В пятницу вечером прилетит. В воскресенье вечером вернётся. А билеты теперь свободно можно приобрести. Да у нас и хорошая знакомая есть в кассе аэрофлота. Я ведь постоянно летаю. И за границу, и по России.
  -- Я имею в виду, Ира, что твоё желание для него такой обязательный закон? Ведь он уже взрослый, самостоятельный. И мужчина. У него, наверно, свои планы на выходные?   
  -- Что ещё за взрослый мужчина для меня? Это мой сын! И я, честно сказать, его практически не обременяю своими просьбами. Да и вниманием никогда не баловала. И теперь не балую. Он моё внимание ценит. Вот посмотришь, какой у меня сын вырос, потом мне честно скажешь, что про него думаешь?
  -- А ты что думаешь сама?
  -- Думаю, что повезло мне ни за что ни про что!
  -- Ну, так уж ни за что?
  -- Да так уж получилось, такая вот я мама. Но теперь я исправлюсь, теперь всё будет иначе! Я уже сейчас со своей лялечкой контакт установила. У нас с ней такая любовь! И с сыном тоже, как ни странно. Хотя и запоздалая. Но лучше позже, чем никогда!
  -- А ты прямо так уверена, что дочка?
  -- Да, чувствует моё сердце, что девочка!
  -- Андрей, наверно, на седьмом небе? 
  -- А он и не в курсе ещё.
  -- Неужели ты могла ему не сказать!
  -- Некому было говорить.
  -- ???
  -- Пришла из консультации, а на столе записка…
  Ира, немного помолчав, встряхнула свои уже подсохшие немного на ветерке прекрасные волосы, и, улыбнувшись, сказала весело:
  -- Но это тема не на голодный желудок. А мы с моей лялькой проголодались! Пойдём домой, Женя.
  Тропинка была узкая, надо было идти друг за другом. Но Женя взяла подругу под руку и пошла рядом с ней, по неудобью, по колено утопая в траве. Ира подвинулась в сторону, уступая ей тропинку. Так они и шли вдвоём: каждая ступала одной ногой по удобно проложенной тропке, а другой – по заросшей, неровной целине холма, на который они поднимались от озера к пятистенному деревянному дому Павловых.
  -- А про записку расскажу позже, сама ничего не пойму с ней, может, ты мне что подскажешь?
  Именно здесь, в деревне, Ире вдруг пришла в голову очевидная вроде бы в этой ситуации мысль: вдруг у Андрея кто-то есть? Да, эта мысль могла быть очевидной для кого угодно, но только не для неё. Она как-то об этом никогда не думала, самоуверенно считая, что любовь и верность Андрея принадлежат ей раз и навсегда по определению – таким было всегда его отношение к ней. Да и себя она как красивую и умную женщину высоко ценила. И по правде сказать, мало она встречала в своей жизни таких привлекательных  особ, которые могли бы с ней конкурировать. Тем более, по её убеждению и опыту, умная женщина в сорок лет становится ещё красивее, чем в двадцать. И вот на её умную, красивую голову свалились практически одновременно нечаянное счастье и нежданная угроза, а, может, и беда? Угроза и этому счастью, и всей её налаженной, причём так непросто и долго налаживаемой, жизни! Только сейчас, рядом с Женей, в этой тихой деревушке, она в полной мере оценила эту угрозу как катастрофу. До этого она, бравируя сама перед собой своей самоуверенностью, сознательно не признавала для себя существенными ни значения этой записки, ни даже самого Андрея. А ведь именно эта угроза, отчётливо сказала себе, наконец,  Ирина, и погнала её в Сибирь, к подруге юности…

Глава 7

  Тёплый летний вечер был удивительно тихим и нежным. Такими не бывают даже самые прекрасные вечера в большом городе. Там для них нет ни панорамы, ни тишины, ни настоянного за день на ароматах цветов и трав чистого, а ко времени освежающего заката просто благоухающего воздуха. После знойного дня всё вокруг с блаженством встречало вечернюю прохладу, которая медленно разбавляла жару и удлиняла тени. Вдали послышалось мычание и звон колокольчиков, которые всё ещё некоторые обстоятельные хозяева по старинке навешивали на шеи коров. Вскоре стадо медленно и устало прошло мимо их палисадника. И Ирина даже высунулась из окна, чтоб полюбоваться бурёнками, которых встречали хозяева: кого взрослые, кого ребятишки, а кого даже кошки и собаки в придачу.
  -- Женя, а пахнет не навозом, а молоком, парным молоком! Как я одичала в Москве!
  Женя только понимающе улыбнулась, готовя стол к вечерней трапезе.
Стадо разбрелось по дворам, и опять наступила тишина. Такая, что даже сидя у окна можно было то ли услышать, то ли почувствовать дыхание земли, честно отработавшей свой день и вкушающей заслуженный покой… 
  Подруги уже второй час сидели на веранде, разговаривая и попивая ароматный чай с травами и свежим земляничным вареньем. Соседка, отдоив корову, принесла банку ещё тёплого молока. Женщины с удовольствием и немного дурачась, как девчонки, выпили по кружке, стукнув их, как бокалы с вином, друг о друга.
  -- За твоё драгоценное здоровье, моя непраздная, но всегда, как праздник, подруга!
  -- Спасибо, родная! И за твоё, Женечка! Тебе с твоим Игорьком, его надо, как я предполагаю, побольше, чем мне. Вот уж напиток, который, несомненно, можно пить за здоровье!
  Обращение «родная», впервые произнесённое между ними, произвело такое же действие в душе каждой, как заветное слово «люблю» от любимого человека: всё внутри стихло и, молча, расступилось перед ним, бережно пропуская в свои глубины. Пролетел лёгкий, приятно тёплый ветерок. И, коснувшись щёк подруг, словно погладил обеих одновременно. И, не мешая их разговору, полетел дальше, спустившись к траве и клумбе с цветами, чтоб пожелать и им спокойной ночи. Кто-кто, а он-то точно знал, что эта ночь в природе будет спокойной. А какой она будет в мире людей – не его забота.
  -- Знаешь, Ира, у меня, в отличие от тебя, никогда не было родной сестры. Но мне кажется, я чувствую к тебе то же, что могла бы чувствовать к ней!
  -- Мне тоже хочется считать тебя сестрой!
  Ира протянула к Жене обе руки, ладонями кверху. И Женя накрыла их своими ладонями.
  Как прекрасна бывает настоящая дружба! Может быть, не менее прекрасна, чем любовь! Ведь к любви мужчины и женщины примешиваются желания плоти. А дружбу сплетают только душа, разум и дух. И они различают, как и почему рождается к этому именно человеку безусловное и полное доверие, оценивают, откуда и почему растёт понимание и эта несущая утешение неразрывность, угадывающая родную душу…
  -- Пусть так и будет!
  -- Ничто нас теперь не разлучит! Что бы ни случилось, я ни на миг больше не усомнюсь в нашей дружбе! Прости меня за прошлое. 
  -- И ты прости меня, Ира!
  Ира не спросила, за что? Тут не нужны были слова. Иногда выговоренное не  в состоянии  передать то, что так полно и ясно передаёт не выговоренное, но понятное сердцам тех, кто всегда на стороне друг друга. Она просто прижалась к подруге, бессознательно чувствуя в ней сейчас старшую сестру, которая знает, что ей делать? Пожалуй, впервые Ирина осознала, что и она может испытывать беспомощность перед жизнью.
  -- И вот, взвесив всю свою семейную жизнь, я решила, что пришла пора мне выполнить то своё первоначальное намерение – развестись с Андреем.  По-моему он созрел. А, может быть, у него кто-то и появился? Иначе, что бы ему обдумывать без меня, как он пишет в этой злополучной записке? Не буду же я ждать, когда он мне предложит развод? Моё самолюбие этого не вынесет!
  -- Ира, мне кажется, что самолюбие в семейной жизни не советчик. И ещё сердце моё чувствует, что ты его любишь… ты его всё-таки полюбила! Да и, честно сказать, о таком муже, как у тебя, женщины мечтают.
  -- Это о таком, как у тебя, мечтают!
  -- Видишь, как нам с тобой повезло!
  -- Да уж, моё «повезло» ещё то!.. А знаешь, как мы жили первые два года? Я тебе об этом сейчас подробнее расскажу. Я ведь хотела аборт сделать, и забыть и эту пасеку, и Андрея как страшный сон. Всё во мне противилось и ребёнку, который зародился при таких кошмарных обстоятельствах и от такого чудовищного отца! А он меня всё подкарауливал да выслеживал, хотя и понимал, что я видеть его не могу.
  -- Помню, как он поджидал тебя около университета. И ко мне подходил, просил уговорить тебя встретиться с ним. Но ты тогда меня в упор не видела, да и никого.
  -- Не могла по-другому, Женя, справиться с собой и со всем свалившимся на меня отчаянием. Никто мне не был нужен, все стали чужие…  Так вот выследил он меня всё-таки – и увёл прямо из абортария!
  -- Слава Богу!
  -- Сейчас вспоминаю и теперь только поражаюсь, как он, не жалея себя, унижался, можно сказать, передо мной.
  -- Смирялся.
  -- Назови, как хочешь, если тебе это слово больше нравится. А, по-моему, унижался. Смирение, я считаю, это знание своей меры и мир в душе от этого при любых обстоятельствах. А он именно унижался. Я понимала, что он так хотел искупить свою вину. Просто умолял меня не делать аборт! Предложил расписаться формально ради ребёнка. Обещал мне все заботы отца и мужа и никаких супружеских прав на меня. А потом, мол, разведёмся, а ребёнка мне оставишь, раз он тебе не мил. Даже пугал всякими ужасными для жизни и здоровья последствиями аборта.
  -- Правильно делал! Да ведь и боялся за тебя!
  -- Да уж, такой вот правильный стал и боязливый! Но он на меня тогда и вправду страха нагнал такого, что поневоле призадумаешься…  В общем, я пошла поперёк себя, мы расписались. Что я пережила, Женя! Сама себе была противна!..
  Ирина замолчала и прикрыла глаза. Женя взяла в свои ладони руку подруги, бессильно лёгшую на край стола. И с нежностью стала её гладить, словно успокаивая и растворяя в своём сочувствии её горькие воспоминания. Ирина доверчиво откликнулась на эту дружескую, молчаливую ласку. И как будто успокоилась.
   -- А Андрей, довольный, с шутками и улыбками, перебрался со своим чемоданом к нам с тётей. Потому что я не хотела с ним жить вдвоём ни на каких съёмных квартирах. Тётю он, конечно, обворожил. Да её и нетрудно, -- добрая до неправдоподобия!
  -- Да, я её помню. Святая душа! Жива-здорова?
  -- Да. Ангел, а не человек! Я сначала к ней заехала, а потом уж тебя поехала отыскивать.
  -- Прости, я тебя сбила.
  -- Ничуть. Тётушка тут к месту. В её маленькой двухкомнатной квартирке мы устроились, как я хотела. То есть я жила, мало обращая внимания на своего законного мужа. Вся погрузилась в учёбу, в книги. Благо, беременность протекала благополучно, отвлекая меня только на ежемесячные контрольные осмотры. Библиотека всегда была моим вторым домом. А теперь и подавно. Я, конечно, опасалась Андрея, как мужчины. Даже мысль о физической близости с ним вызывала во мне отвращение и ужас! Он это чувствовал. И, надо отдать должное, никогда не делал никаких дерзких поползновений нарушить своё обещание. Так мы прожили три года. Это тогда мне казалось естественным и незыблемым между нами. Жизнь с тётей на таком маленьком пространстве благоприятствовала формальности нашего брака. А она сама, всю жизнь прожившая старой девой, прекрасно вписывалась со своим незнанием обихода супружеской жизни в наш своеобразный брак. Андрей в её глазах, да и не только её, был любящим, заботливым, покладистым  мужем, как мне и клялся. И вроде всё у него без напряга выходило, такая вот натура. Я же в отношениях с ним была похожа, наверное, на змею, всегда готовую зашипеть, укусить. Или, в лучшем случае, молча скрыться в свои заросли. Тётушка иногда мне тихонечко со своей доброй улыбочкой грозила своим пальчиком и качала головой. Но и только. А когда родился Миша, она так была воодушевлена своей и вправду незаменимой миссией при нём, что ей уже было не до наших отношений.
  -- Какую епитимью ты на Андрея наложила! Ни один самый строгий священник не отважился бы предложить ему такое покаяние!
  -- Смотри, какой у тебя церковный словарь! Как будто выросла со всем этим! Ну да ладно…  Я о его покаянии и не думала, Женя! Я думала, как мне самой выжить после всего во всех этих обстоятельствах, как себя сохранить и не сломаться. Да, он изо всех сил старался искупить свою вину! Не знаю уж, как с собой справлялся? Но тогда я этого не понимала совсем. Я, повторяю, думала только о себе, о своей жизни, о своих жизненных планах и поприще. Отношения с мужчиной в них никак не вписывались. Скажу тебе ещё более неестественное о себе. Даже о своём будущем ребёнке я думала как о каком-то чужом для меня существе, которое я через год-два отдам с рук на руки его отцу и на этом свои обязательства посчитаю перед ним выполненными. Я только перед родами очень хотела, чтобы был мальчишка. Чтоб всё для себя упростить. Мальчишка и родился. Я положила себе три года нашего брака. Не более. И поставила это Андрею условием перед его заключением. Он был согласен на всё, лишь бы его ребёнок родился, лишь бы я была с ними хотя бы этот выпрошенный им у меня чуть ли не слёзно период!
  Мишу через полгода переселили к родителям Андрея, что казалось мне очень удобным. И эта разлука меня ничуть не тяготила.
  Ирина посмотрела прямо в глаза подруге, понимая, что она может увидеть в них.
  -- Наверное, я тебе кажусь не матерью, а чудовищем? Бабой Ягой?
  -- Я люблю тебя, Ира! Ты моя сестра навсегда! И я от души сочувствую тому, что ты пережила! И не называй себя Бабой Ягой! Ты была просто очень раненым человеком, ещё больше – раненой женщиной! Наоборот, я ещё сильнее люблю тебя!.. Как с гуся вода такая напасть не стекает с нас, с нашего характера, с нашего житья-бытья…
  Глаза Ирины неожиданно даже для неё самой наполнились слезами. Любовь подруги, принявшая без всяких колебаний даже и сейчас её сторону, ни в чём не осуждающая и согревающая своим теплом просто так, по велению сердца, настолько тронула, что в её объятиях она, полностью оправданная этой любовью, заплакала так, как не плакала во всю свою жизнь! Навзрыд!
Сколько они потом вместе плакали и вместе смеялись сквозь слёзы, и говорили обо всём, что наболело с такой открытостью, которая навсегда меняет душу и сращивает сердца между собой такой дружбой, которую впоследствии ни испытания, ни расстояния не в силах разрушить!
  -- Знаешь, Ира, мне кажется, что Андрей тебя по-настоящему любит. Да ты бы и не осталась с ним, если бы не чувствовала этой любви. Просто он уже устал быть виноватым. Его ресурс, честно, по-взрослому признаемся – очень большой, но всё-таки, должно быть, истощился. Как бы сильно он тебя ни любил и не радовался тому, что ты рядом, но…  Он тоже хочет быть любимым. Наверно, он надеялся на это. А теперь потерял надежду. Иссякли его душевные силы.
  -- Конечно, так оно и есть… Он меня приручил своей любовью только наполовину… Я стала её принимать. Мне казалось, что этого более чем достаточно для наших с ним супружеских отношений. Для меня они никогда не имели такого значения, как для него. И моя научная и творческая работа была для меня всегда в приоритете. Даже преподавание меня больше волновало и вдохновляло, чем семейная жизнь.
  -- А не для того ли Бог послал вам свой щедрый дар, -- и Женя погладила с нежностью живот подруги, -- чтоб не смотря ни на что смогла родиться в твоём сердце настоящая любовь к мужу?.. Наверно, он всё-таки сумел её заслужить в очах Божиих. Ведь Бог милосерднее к нам, чем мы сами друг к другу…  Что-то мне подсказывает, что твоя душа уже готова любить его полной мерой!
  Она заглянула в глаза подруги. И та не сказала «нет» и даже не сделала протестующего жеста. А только словно бы, позволив этим словам войти внутрь себя, сама замерла в ожидании ответа оттуда, из глубины своего сердца…

Глава 8

  Простившись перед сном, Ира легла в отведённой ей комнате в постель и вся словно бы притихла, прислушиваясь к себе. Слова Жени об их с Андреем отношениях  легли ей в душу, словно зёрнышки в весеннюю землю. И наполнялись там, в невидимой глубине, новой жизнью. Нежной и бодрой, хрупкой и несокрушимой одновременно. Звёзды смотрели на неё в открытое окно. Ночь была непривычно для её городского уха тиха, ласкова и проста. Казалось, и жизнь может быть такой же тихой, ласковой  и простой. Но сна не было. «Если утром я проснусь и буду чувствовать то же, что сейчас, то позвоню ему! Утро вечера мудренее…»
  Но почему-то душа взволновалась перспективой этого ожидания и воспротивилась ему, настойчиво требуя: звони сейчас, ночью! Только в такой тишине и можно всё услышать и понять!
  Впервые ей стало страшно от того, что Андрей, который всегда был готов откликнуться на любой её зов, может не ответить. Именно сейчас, когда это впервые так важно для неё! Она посмотрела на икону с ликом Богородицы с Младенцем на руках, слегка подсвеченную горящей лампадой. Безмятежное, очень трогательное своей чистой женственностью мягких и округлых линий  красивое юное лицо. Голова, с нежностью склонённая к Сыну-Младенцу, которого она бережно поддерживает правой рукой, а на левой её руке он удобно устроил свои маленькие босые ножки, обнажённые до колен. Как доверчиво прижимается ребёнок своей щёчкой к лицу матери! А она вся – воплощённая ласка и безмятежность. Такого материнства Ирина не знала. И впервые затосковала по нему. Но разве женское, материнское умиротворение, хотя бы отчасти похожее на это, возможно, если женщина не будет за мужем нравственно, как за каменной стеной? Конечно, нет, будь она самой состоятельной  и независимой, будь она хоть семи пядей во лбу! Ни эта самостоятельность, ни эти пяди не смогут дать света этой тихой, ясной, разлитой во всём любви. Где-то внутри у неё родилось не очень уверенное и не очень внятное: «Если Тебе есть до меня дело, будь со мной! Помоги!» Она не произнесла ни слова «Бог», ни слова «Богородица», благоговейно замерев перед их великостью. Но мысли её были обращены именно к ним. Женщина не сомневалась, что они это понимают. И говорила с ними не словами, а всем своим существом. И всё-таки не могла понять, слышат ли её?
  Ирина прошла на кухню, к телефону и набрала номер, оставленный ей мужем в злополучной записке.

 Глава 9

  -- В субботу прилетит «вся моя королевская рать», -- весело сообщила Ирина подруге утром. Она успокоилась вчера после разговора с мужем и крепко уснула, осторожно положив руку на свой живот. Сейчас она шутливо, но не без удовольствия воспроизвела Жене слова мужа о том, что они с сыном всего лишь придворные при «её королевской особе», «её королевская рать». И, конечно, готовы по первому её зову в огонь и воду, а не то, что в родную Сибирь! Ирина понимала, что не всё так просто, как сказано этими словами. Но, должно быть, и не всё так бедственно, как она себе вообразила после этой вызывающей записки и исчезновения мужа из дома. Да и как с ней может случиться что-то бедственное здесь, среди этой благодати?  Она не забывала и свой «разговор с Ними». Вчера вечером, спокойно засыпая и чувствуя, как всё в ней пришло в какое-то «блаженное», иначе и не скажешь, равновесие, поняла, что Им до неё всё-таки есть дело. А раз так, то всё у неё будет хорошо. И в этом не было сомнений, когда она растворялась в сонной неге, как в обретённом раю...
  Сегодня сомнения снова потихоньку закопошились. Хотя Андрей вчера тут же после вызова межгорода поднял трубку в берлоге Шаповалова, словно ждал её звонка. Но для него было полной неожиданностью, что жена звонит ему из Сибири. Что в субботу к ней летит сын. И что она хочет и его там вместе с Мишей видеть. Он тут же, практически не раздумывая, отчеканил свою привычную, полушутливую, но давно уже вменённую им себе самому вполне обязательную фразу: «Будет в точности исполнено, моя королева!». Муж постарался отчеканить эти слова как всегда по накатанной колее, просто и весело. Но она уловила это старание. А ведь оно не сегодня появилось, подумала она. А когда? Ирина не могла бы себе ответить на этот вопрос. Потому что только сейчас чувства Андрея приобрели для неё такое значение. И подворачивавшийся на язык вопрос: «Что это за игру в прятки ты устроил?» так и остался вертеться в её голове. Он, этот вопрос, был высокомерным и уничижительным, тоже из её «накатанной колеи» взаимоотношений с мужем. Теперь она не желала туда возвращаться. Понимала, по ней опасно дальше двигаться. Да и не хотелось Ирине больше двигаться по ней.
  Беспечный  в его привычном стиле ответ на её незаданный вопрос у Андрея тоже в голове был готов: «А я и не думал, что ты заметишь моё отсутствие! Это такое супружеское тестирование современных психологов. Подвернулось на глаза – решил с тобой поиграть, обратить на себя внимание». Конечно, не так уж умно он придумал. Но у него ведь умная жена. Если захочет найти для него выход и вход, всегда найдёт. Но каждый остался при своём вопросе и при своём ответе. Пока. И по отсроченному вопросу Ирины Андрей понял, что шуточками дело не обойдётся. «Тем лучше, - решил он, - нам давно надо поговорить всерьёз. Как взрослым людям». И если для этого жена назначает ему свидание в любимой Сибири, правда, в неизвестной деревне, он, конечно же, явится в назначенный срок в назначенное место. Многолетняя привычка проявлять в отношении жены самое лучшее, на что он способен, никуда не делась.
  -- Вот видишь, Ира, никого у него нет! Среди ночи позвонила – и он весь твой!
  -- Это, навряд ли, чтоб весь, Женечка! Как говорит моя мама, времечко покажет.
  Но слова подруги согрели и ободрили надеждой, что всё так и есть, как она говорит. Душа её повеселела. Ира бережно положила правую руку на свой живот и мысленно проговорила своей дочке: «Скоро я познакомлю тебя, моя крошка, с твоим сногсшибательным папочкой».

Глава 10

  С приездом мужа Жени, дочерей Софьи, Влады и её друга Максима вся деревенская усадьба Павловых, словно очнулась от приятной дрёмы. И очнулась с удовольствием! Кругом зазвенели молодые, жизнерадостные голоса, смех, рокот коротких уверенных фраз. Сразу стала ощутимо присутствие рядом мужской, деятельной энергии. Всё словно бы наполнилось  движением, которому радовалось даже то, что по определению является недвижимостью.
  Максим у Павловых был уже своим человеком: официально ходил в женихах. Месяц назад состоялся семейный ужин, на который Макс должен был прийти, как он сказал, «официально, с мамой». При полном семейном кворуме, смущённо став на одно колено перед Владой, (она сама накануне поставила ему условием «эту архаику»), он сделал своей избраннице предложение. И когда та благосклонно посмотрела на него, он встал, взял неожиданно появившуюся в руках его матери матрёшку и протянул её девушке. Она удивленно подняла брови вверх, потому что по её сценарию здесь Максу было положено дарить ей кольцо. Но он тоже решил ей приготовить свою архаику.
  -- Это что – вместо кольца?
  -- Может и так оказаться, всё от тебя зависит.
   Все с некоторым напряжением смотрели на яркую матрёшку, на недоумевающую Владу и довольного Макса. Что за парочка! Всё они готовы превращать в причуду. Влада повертела в руках глазастую, деревянную куклу. И вдруг её озарило! Она начала одну за одной открывать и вытаскивать матрёшки. Их оказалось семь. А в самой маленькой её ожидало заветное колечко с голубым, как её глаза, камешком, похожим на сапфир. Драгоценный камень, в котором прочность сочетается с хрупкостью.      
  -- Ну, Макс,  ты у меня молодец!
  -- А я и у себя молодец!
  -- И обратите внимание – семь матрёшек! – заметил Александр.— И где ты нашёл такую?! Это очень редко бывает. 
 -- Так ведь для редкой девушки!
  Его ответ всем понравился. А сдержанная Соня даже зааплодировала. Все подхватили.
  -- Дай, Влада, я сам тебе на руку одену. А то, смотрю, ты уже примеряешься, самостоятельная моя. Я для чего тогда опускался на колено?
  Влада пригрозила ему пальчиком и тут же улыбнулась, протянув правую руку.
  -- Твоё законное право!
  -- Вот именно!
  После этого дня Евгения Евграфовна стала называть Макса исключительно Максимом, тем самым как бы подчёркивая его новый статус в их семье.

Глава 11

  Познакомившись с гостьей, напившись чаю, все привычно занялись своими делами. Впереди простирался длинный летний вечер, на который у каждого были свои планы. Глава семьи и Максим взялись за сборку ещё одних двухэтажных нар в мужском флигеле. Благо, для  этого всё было готово. Александр соорудил этот спартанский барак, чтоб семьи, с которыми они дружат, могли оставаться на оба выходные и ночевать у них в деревне со всем комфортом деревенского лета. Женщинам отдавался тогда в распоряжение дом, а мужчинам этот флигель. Так что сообщение жены о прибытии к вечеру московских гостей не застало его врасплох. В подготовленные матрасовки набили свежего, душистого сена. Соорудили для всех мужчин спальные места на деревянных нарах по-армейски, без излишеств. Даже без подушек. Они бы, наверное, готовы были обойтись и этим. Но хозяйка принесла постельное бельё, одеяла и две подушки, больше в доме для этой мужской хижины на данный момент не оказалось.
  -- Женечка, да мы и без подушек обойдёмся! Нам на армейский манер -- хоть шило, лишь бы брило!
  -- Ну-ну, знаем мы вас, десантников, способных выживать в любых условиях! Вы-то с Максимом само собой обойдётесь, а гостей уложите на подушках, -- распорядилась жена.
  -- Хорошо, Женулечка! Как же я по тебе соскучился! По твоему командному голосу! – Саша улыбнулся и обнял жену, -- всё сделаем, как прикажешь, мой политрук! Действительно, незнакомые мне люди, не знаем, что у них за привычки? Хотя ты-то мужа подруги помнишь по юности? Как он, на сено не обидится?  --
  -- Не думаю, что будут проблемы. Парнем он был покладистым.  Да ведь и деревенский. Каким сейчас стал, посмотрим.
  Ближе к полуночи приехали из аэропорта на такси Андрей с Мишей. Их ждали все. Но встречали в это позднее время, как было оговорено хозяйкой и её гостьей, только глава семьи и Максим. Предполагалось, что все девочки уже спят. Хотя из тёмных окон дома на них были устремлены всевидящие и невидимые со двора четыре пары испытующих женских глаз.
  -- Будем без церемоний. По-простому, тем более в деревне. Заочно знаю. Рад личному знакомству. Павлов, Александр.
  -- Медицинская фамилия! И, как меня проинформировала жена, по адресу. Конечно, будем без обрядов! К чему нам, мужикам, ритуалы? Андрей, Стрелков, коллега, широко известный в узком кругу моих пациентов как доктор Айболит, -- ответно и весело в своей манере представился гость, протянув для пожатия руку. -- Правда, я, ветеринар, до настоящей медицины не дорос. Зато сын – кардиолог.
  -- Папа, что-то ты скромничаешь. А как же твоё знаменитое «врач—лекарь для человека, а ветеринар – для человечества»? Сын подмигнул отцу и представился хозяину:
  -- Михаил. Можно и покороче, Миша. А друзья зовут меня Михай и Мик. Присоединяйтесь к их компании. У меня все, как  на подбор!
  -- Спасибо, Миша. Хотя, конечно, кардиолог – это уже по определению  Михаил Андреевич! 
  Хозяин, конечно, пытался, как и гости, пошучивать. Удачно не очень у всех получалось – но дело ведь не в этом. Главное – взаимная демонстрация доброжелательности и непринужденности с первых секунд знакомства.
  -- Ладно, по блату буду называть тебя Мишей. Блат у кардиолога – большое подспорье в будущей старости. Хотя она и за горами. Кстати сказать, у нас старшая, Софья, тоже учится в медакадемии. А что касается профессии доктора Айболита, -- обратился  он к Андрею, -- я о ней высокого мнения. У меня есть друг, хороший ветеринар. Так он свою специальность сравнивает с педиатрией. Мол, на приём к нему попадают пациенты, которые сами не умеют рассказать о своей болезни, не понимают, зачем их тормошат и заставляют то рот открывать, то живот щупают? И так же, как дети, не ведут себя спокойно. Кроме того, ветеринару надо быть отважным человеком – не бояться животных и зверей.
  -- Здорово! Я это запомню! Интересный у Вас друг, Александр.
  -- Можно, «у тебя»,  -- улыбнулся тот. -- А у меня друзья, как у Миши, тоже все как на подбор, интересные!  Может, когда и познакомимся?
Он обернулся к Максиму.
  -- А это однокурсник и друг нашей младшей, Влады. Даже больше, чем друг -- жених, почти член семьи. Будущий юрист.
  Тот улыбнулся почему-то как заговорщик. Наверно, смущение, что он жених, так у него маскировалось солидарностью с взрослыми мужчинами, которые понимают, что это значит. Будущий юрист крепко пожал руку приезжим.
  -- Макс. Не боюсь не только животных, но и людей.
  -- И даже жениться не боится, представляете, Андрей? А то нынче все холостякуют, боятся свободу потерять, не то, что мы в своё время.
«Почти что тесть» дружески похлопал Максима по плечу.
  -- А какой нормальный парень боится этого! Эх, «где мои семнадцать лет»! Да, наше поколение мужиков было не из пугливых. Только почему опять на «Вы», Александр? К нам с сыном «вы» только во множественном числе!
  -- Идёт! Только почему «Александр»? Называй меня просто Саша.
  -- По рукам! И ты можешь называть меня попроще. Хотя у меня имя не укоротишь! А если укоротишь, будет уж по-детски --  «Андрюша». Меня моя красавица в пору жениховства называла «Андрюха». Думала, так выразить своё высокомерие. А мне нравилось: просто и дружески. И сейчас, когда я от неё слышу «Андрюха», я чувствую, что молодой и впереди у меня захватывающая жизнь!
  -- «Андрюхой» не назову, но захватывающие впечатления обещаю. Для начала мы вам ночлег спартанский приготовили, чисто армейский.
  -- Здорово!
  -- И нам с Максимом нравится. Надеемся, и вас наша бытовка не разочарует! А пока пойдёмте, перекусим на сон грядущий. И спать! Встать нам с Максимом желательно не позже шести. Деревня! А деревенские люди, как известно, даже если хотят побездельничать, начинают это делать с раннего утра. На гостей наш режим не распространяется. Вставайте, когда пожелаете.

Глава 12

  Около шести Саша проснулся. Как всегда, с удовольствием потянулся, чувствуя приятную волну пробуждения во всём своём сильном, здоровом теле. С армейских лет у него выработалась привычка вставать в это время. И редкие обстоятельства могли нарушить привычный ритм раз и навсегда заведённого в его мозгу будильника. Он тихонько, но без особой нежности толкнул в бок будущего зятя. Тот, как по команде, открыл глаза. Но лежал ещё несколько минут, словно бы очухиваясь после сна. Потом быстро встал, словно прыгнул в холодную воду, и потянулся, почти достав потолок руками – парень был рослый.
  -- Доброе утро, мужики! – громко поприветствовал их Андрей, открывший глаза.
  -- Доброе - доброе, Андрей! Разбудили?
  -- Моё контрольное время – пора вставать. Я в шесть, как ванька-встанька много лет. Выспался-не выспался, голова трубит: подъём, Андрюха!
  -- Да у нас с тобой одно контрольное время!
  -- То-то я сразу понял, что споёмся! Ох, и хорошо спать на сене, сладко, как в детстве! Перенимаю твой ценный опыт, Саша, для своей дачки! Как я сам не дотункал? Я же в деревне вырос! Мог бы вроде… Да, Москва-паразитка  мозги выбивает! А ты, засоня, что притворяешься? – обратился он к сыну, -- хватит дрыхнуть!
  И как следует потряс сына за плечо.
  -- Ты же не в своей берлоге, Михайло Засоныч! Подъём! Мужикам уже положено в это время быть на ногах!
  -- Доброе утро всем!
  -- Вот, так-то лучше!
 -- Мы с Максом на реку, умываться. С нами?
  -- Конечно! – за себя и сына бодро ответил Андрей.
  После освежающего утреннего заплыва мужчины вернулись весёлые и бодрые, по их поведению чувствовалось, что за столь короткое время у них сложилась, что называется, своя компания.
  -- Пьём кофе с парой бутербродов, чтоб не перегружаться до завтрака. И траву косить и ямки под столбики копать – беседку наметил соорудить. Вон Влада с Соней уже на огороде, грядки полют, ягоды берут, пока нежарко. А наши благоверные завтрак готовят.
  Выпив по чашке кофе, который их ждал на дачном столике под яблоней, и с удовольствием уничтожив тарелку с бутербродами, все двинулись «ко двору своих дам сердца», как выразился неунывающий Андрей. Но сын видел, что отец волновался, хотя и старался не показывать вида. Про свой якобы тест он Мише на всякий случай в самолёте наврал. И чувствовал себя от всей этой авантюры виноватым перед сыном. Поэтому старался быть бодрячком и вида не подавать. Когда он взъерошил Мишины волосы, с завитками, как у него самого, сын улыбнулся ему по-дружески, но тут же привёл свою кудрявую густую шевелюру на исходные позиции.
  -- Пошли маме рапортовать о нашем прибытии.
  Отец старался оставаться самим собой. И это Мише нравилось.
  Встреча прошла без сучка и задоринки, по-семейному. Оба, и Андрей, и Ирина, понимали, что все «задоринки» впереди. А пока здоровались, мужчины и дети знакомились и все вживались в новые отношения, всматривались в новые лица. Особенно молодёжь.
  -- Значит, поднимаем флаг. По-пионерски!
  У них и в самом деле был оборудован флагшток.
  -- Честь предоставляется нашим молодым орлам. Вперёд, Михаил и Максим!
  -- Спасибо! Здорово тут у вас! Как на сборах.
  -- А у нас и есть сборы! Даже горн в наличии из тех времён. Но это на будущее, для внуков.
  Чувствовалось, что Миша не без удовольствия принимает «правила игры» этих новых для него людей.
 -- На правах хозяина объявляю распорядок на субботу-воскресенье, -- уверенно, по-военному продолжал Александр. – Завтрак в 9-00. До завтрака и после до 12-00– ударный труд! С 12-00 до 13-00 прохлаждаемся, кому как по вкусу. Затем дружно готовим обед под командой хозяйки, вся молодёжь у неё на подхвате. А мы с Андреем жарим шашлыки.  Обедаем. И все до 17-00 валяем дурака. Я про мужиков. Наши красавицы сами своим временем распорядятся. Можем устроить блиц-турнир по шахматам, если гости не против. Вечером ещё пару-тройку часов потрудимся на благо хозяев-эксплуататоров. И всё! Отбой в 23-00. В воскресенье с утра подъём в пять для всех, кто желает порыбачить сетями или с удочкой. Подготовка снасти и приманки для завтрашней рыбалки на Максе и Владе. А сейчас всё, труба зовёт! За дело, ребята!
  Александр предложил Андрею выбрать косу.
  -- Держал в руках?
  -- А как же! У меня активы ещё те! Деревенское босоногое детство!
  -- Не разучился?
  -- Да что ты, дорогой хозяин! Мастерство, как говорили мужики в моём селе, не пропьёшь, не прогуляешь!
   -- Ну, тогда вперёд, дорогой гость! Показывай твоё мастерство вот на этом, как сказала жена, «уголке дикой природы». Тут есть, где размахнуться!
  Андрей окинул взглядом веселые заросли травы.
  -- Да, зелёный наряд – радует взгляд, как говаривал мой любимый дед, когда брался за косу, -- но у хозяина свои планы на него.
  Он был рад и многолюдству, и общему хорошему настроению, и занятости. После совместной работы всегда легче общаться. Труд бок о бок как-то быстро раскрывает человека человеку и сокращает между незнакомыми людьми естественную на первых порах дистанцию. У Андрея было такое чувство, как будто он попал к своим, которых просто давно не видел.
  -- А вы, молодые силы, -- обратился Александр к Максиму и Михаилу, --берём по лопате и копаем ямки вот в этих местах, где колышки вбиты. По себе знаю, что после трудовой недели, проведённой в городе и, в основном, на пятой точке отдых с лопатами в руках -- в кайф! Так что кайфуем! Глубина  ямки – 70 сантиметров, в диаметре – 30. Я сейчас баню заряжу водой и дровами и к вам вернусь на подмогу. Максим, ты наведывайся на кухню и огород время от времени. Вдруг у слабой половины есть надобность в грубой мужской силе? Дел для их нежных ручек, как всегда, невпроворот. И на кухне, и на огороде. Диву даюсь, как они столько всяких мелочей помнят!
  -- Это точно, -- подхватил Максим. – Не то, что у нас: бери больше, бросай дальше. Я однажды побывал на этих лёгких женских работах – больше не манит! Лучше уж по-простому: с лопатой, топором, молотком.
  -- Или с косой! – весело подхватил Андрей.
  -- Точно! –  В деревне на наше счастье ещё по старинке – разделение труда. На мужской и женский.

Глава 13
 
  Ко времени завтрака мужчины проголодались. Когда Влада ударила в импровизированное било, подав сигнал к сбору за столом, все они с удовольствием оставили свои «орудия труда» и энергично двинулись по предложению Александра к душевой кабине под открытым небом, оборудованной для летнего сезона, – смыть с себя трудовой пот.
  Свежие, мокроголовые, мужчины удовлётворённо окинули стол, густо уставленный закусками. А что-то ещё горячее из кастрюль и со сковород издавало аппетитный аромат!
  -- Как говаривает в этих случаях мой отец: «Любимая весть, как скажут, что пора есть»!
  -- Пора, пора, Саша! Тем более, вы не нагуляли свой аппетит, а заработали! – подхватила Женя.
 -- И, что особенно замечательно, честным, крестьянским трудом!
 -- Только ещё минутку терпения! -- Остановил Андрея Саша. -- Мы по привычке помолимся перед едой, а вы как хотите.
  И все Павловы, Максим тоже, перекрестились легко и привычно. И вместе по-церковному, но без уныния, жизнерадостно и как-то молодо запели «Отче наш». Потом коротенькую песнь радости Богородице. Андрей не представлял, что можно так  жизнеутверждающе молиться. Он считал, что молятся всегда тоскливо. Мажор Павловых ему понравился. И он перекрестился, практически не делая над собою усилия. Глазами он предложил сыну последовать его примеру, чтоб не отрываться из коллектива. Что тот сделал, правда, спутав последовательность нанесения крестного знамения. Ирина одна из всей компании стояла с опущенными руками. Однако, с весёлым и довольным лицом. В сольном исполнении Жени эти молитвы имели этот же мажорный тон, к которому за три дня она привыкла. Но усиленный ещё четырьмя согласно спетыми голосами этот квинтет звучал так убедительно и энергично в своих земных надеждах  на милости свыше, что и её душа стала с ними заодно. А крестное знамение мужа и сына словно бы облегчили  её внутреннее напряжение в ожидании разговора с мужем.
  После такого вступления беседа за столом сразу же пошла вокруг детских воспоминаний о верующих бабушках и тётушках, о пасхе с крашенными яйцами, которые никакой атеизм отменить был не в силах ни в городе, ни тем более, в деревне. О тайнах разорённых храмов и жестоких судьбах их разорителей. Андрей, как всегда, блистал своим остроумием, эрудицией  и находчивостью. И рассказчиком он был интересным. Да и никто не отмалчивался, кроме Ирины. Но и её молчание было доброжелательным.   
  По правде сказать, женщину больше интересовала не эта тема, а то, как её «сногсшибательный муж» ведёт себя с Павловыми, с ней, с сыном, как смотрится в новой и неожиданной для него обстановке? И, как ни критически она пыталась оценивать его, всё же не могла с чувством облегчения и благодарности не отметить, что её супруг легко вписался в новую среду и никому не был в тягость. Даже напротив! Надо признаться, с Павловыми и впрямь было легко и просто. Тем более, Андрею, который умел практически в любых ситуациях чувствовать себя легко и просто. Но её целенаправленные наблюдения за обаятельным мужем снова обострили её тревогу: такой может легко нравиться женщинам. Раньше это её так не волновало. Ирина чувствовала, что смотрела теперь на мужа другими глазами. И не только своими. Но и глазами их дочки.
  -- Уплетаем за обе щеки, как будто, так и надо! Говорим о чём угодно. И молчим о самом главном – о том, что наш завтрак – пища богов! А те, кто готовил его, богини! Ваше здоровье, Весты, Гестии и Деметры!
  Конечно, это мог сказать в православной семье только её эклектичный муж! Без задней мысли, разумеется. Да и без передней тоже. Так по привычке язвительно подумала Ирина. Однако ей самой тут же стала неприятна эта собственная  язвительность в отношении Андрея. Но неофиты Павловы и виду не подали. Хорошо всё-таки находиться среди воспитанных и тактичных людей, подумала Ирина с облегчением.
  -- Так не до разговоров -- такая вкуснотища! Вроде и омлет, и сыр, и масло, и буженина, и овощи – всё знакомое. Но как вкусно! – подхватил сын, -- прямо как у бабушки в Отрадном!
  -- Рады, что вам нравится наша деревенская кухня. Все приложили ручки. А ещё на десерт -- пирог с жимолостью от Влады и домашний йогурт с клубникой от Сони.
 -- Вот это завтрак! И когда вы всё сумели сделать?
 -- Так у нас же восемь рук!
 -- У нас тоже восемь! Но вряд ли мы сумеем так поразить вас их делами за такой короткий промежуток времени, как вы поразили нас!
 -- Поражать сильный пол – это призвание слабого! Правда, девочки? – весело сказала Ирина, глядя прямо в глаза мужа.
 -- Да уж! Не в бровь, а в глаз! Мы на такой завтрак не заработали! Правда, мужики? Дед мой говаривал в таких случаях: того не намолотил, что проглотил.
 -- Ну как сказать, Андрей… На стахановцев, может, и не потянем. С прекрасной половиной нам в усердии и выдумке не сравниться. Но, по-моему, мы тоже не лежали на печи, да не гладили кирпичи! – подхватил фольклорный настрой гостя Александр. – Четыре ямки выкопано? Выкопано. Лужок скошен? Скошен. Баня топится? Топится.
  -- Молодцы, молодцы! Всех – на доску почёта! Андрей, а ты по-прежнему такой же заводной!
  -- Да уж, завод пока не вышел!
  -- И за словом в карман не лезешь -- с античными богинями нас сравнил!
  -- Муж у меня – кладезь эрудиции, -- не удержалась всё-таки Ира.
  -- А что, вам не понравилось, что я назвал вас богинями?
  -- Почему же! Ты же хотел нами восхититься – а нам, слабому полу, всегда кому нравится искреннее восхищение!
  -- Ирочке моей, чувствую не понравилось.
  -- Да просто ты её своим вниманием избаловал. Но её и нельзя не баловать! Ты же её с первой встречи назвал Жар-птицей. Помню-помню…
  Женя старалась сгладить возникшую между подругой и мужем десинхронизацию. Она понимала состояние Ирины.
  -- Это ты, Женя, в точку попала! Привык  восхищаться – и не могу остановиться! Даже брак не лечит!
-- Опять мы с тобой на одной волне, Андрей! Меня тоже брак от любви не лечит, ещё больше любуюсь женой, чем в пору влюблённости.
 
Глава 14

  -- Ну что, кто с нами на вечернюю зорьку за карасями к завтрашней ухе?
У нас озеро в двух километрах. Так и называется Карасиное.
  -- Я с большим удовольствием! – сразу откликнулся Миша на предложение Александра составить компанию им с Владой и Максом, -- как раз жара спала, солнышко за тучками. А по моему опыту карася в жару, когда солнце просвечивает озеро, не поймаешь! Уходит на дно.
  -- Что называется, рыбак рыбака видит издалека! – довольно отреагировал хозяин. – В самую точку глядишь, Миша! Да, в пасмурную погодку, а ещё лучше, когда крупный, с увесистыми каплями дождь, тут самая ловля начинается! Сейчас, конечно, дождём не пахнет. Но тихое, тенистое местечко, где караси любят об эту пору рот разевать, я знаю!
  -- Есть ещё одна свободная удочка.
  -- Это уже, как видно, для меня! – подхватил Андрей. -- Я хоть к заядлым рыбакам, как мой сынуля, не отношусь. Но мальчишкой таскал из нашей речки окуньков и щурогаек с большим удовольствием! Да и сейчас не отказываюсь друзьям компанию составить.
  -- Эх, я однажды такую щуку упустил, не поверите!.. -- начал Макс.
 -- Не поверим! Знаем мы эти рыбацкие байки, -- рассмеялась Соня. -- Правда, мама?
 -- Ну, теперь уже мой улов -- дело чести. Соня, приглашаю тебя быть секунданткой  на моей дуэли с карасями!
 -- Я по результату всё увижу.
  -- Нет, в рыбалке главное – процесс. 
  -- Хорошо. Удочку мне не надо. Беру секундомер. Чтоб соответствовать статусу.
  -- Ирина, а тебе я предлагаю тоже с рыбаками прогуляться, для моциона. Понаблюдаешь заодно с Соней за тем, как ловится рыбка, большая и маленькая. Откорректируешь потом фантазии наших рыбаков. А ужин я и одна приготовлю.

Глава 15

  -- Ирочка, как видишь, я всегда готов за тобой хоть на край света! Тем более «край света» тебе под стать – роскошный и восхитительный! «Как упоительны в России вечера…» … Но всё-таки, как ты здесь оказалась?
 -- Захотела повидать подругу. А тебе что, не нравится это намерение?
 -- Подруга у тебя прекрасная. И вообще я от этих людей в восторге. Настоящие сибиряки! Свои, со здоровой психикой, нормальными отношениями. Но меня больше интересуешь ты.
  -- Неужели? Так интересую, что ты вдруг написал мне свою дурацкую записку и испарился? Или не вдруг? А, может быть, ты надеялся на какое-нибудь иное развитие событий?
  -- Честно? Или по сценарию: «Мы, женщины, любим искренних мужчин. Нам нравится, когда они говорят о нас то, что мы сами о себе думаем»?
  Андрей посмотрел на неё просто, грустно и вопросительно. Ирина переменила тон. И тоже посмотрела ему прямо в глаза:
  -- Андрюша, хватит изображать из себя продвинутого мужа. Я знаю, ты умеешь. Выкладывай всё начистоту. Печатными буквами. Без красивой каллиграфии.
  Он, непривычно молча, глядел на свою ухоженную и в деревенских условиях жену. Они были вдвоём. Все рыбаки рассредоточились по окоёму большого озера. В зоне видимости, но не слышимости. И так получилось, что все парами, кроме Александра. Вечер был тёплый, ласковый, местность красивая. Ирина присела на мягкую, душистую травку. Согнула в коленях длинные, стройные ноги, обтянутые модными брючками, обхватила их руками, положила голову себе на колени и, зная, что очень хороша, с вызовом не отрываясь, смотрела на мужа. Кольца блестящих, как начищенная медь, Ирининых волос рассыпались по тоненькой, в нежный мелкий цветочек трикотажной блузке. Как обычно, всё ей шло: и одежда, и поза, и окружающий мир. Ему всегда хотелось, чтоб и он «шёл» к ней. И он вроде как «шёл». Никто бы со стороны не сказал, что они не пара. Когда он начал понимать, что вся его любовь уходит словно бы в песок? Конечно, не сейчас. «Мы ехали-ехали, и, наконец, приехали», -- мелькнула в сумятице его мыслей спокойная дедушкина поговорка…
  -- Наверно, я просто выдохся, Ирочка…  Почему-то был уверен, что настоящая любовь настоящего мужчины не может остаться безответной… а я считал, что у меня всё настоящее. Но жизнь идёт и проходит… Для тебя же я так и остался мальчиком для битья…
  Он замолчал, покусывая травинку и глядя теперь не на жену, а куда-то в даль озера. Ирина молчала и продолжала внимательно смотреть на мужа.
  -- Мне трудно оторваться от тебя. Ты – моя любимая… Но, чувствую, надо… Пока живой… Всё стало для меня терять интерес… Ещё можно попробовать начать новую жизнь. И мне, и тебе. Отдельно… Может быть, она будет счастливее?..
  Он посмотрел на жену, сам не уверенный до конца в том, что сказал.
А она почему-то улыбнулась ему совершенно особенно и незнакомо – доверчиво, очень доверчиво. Он не знал, что жена умеет так улыбаться. А, может быть, она и сама не знала?  Ирина неожиданно для Андрея подвинулась ближе к нему.
  -- А я уже начала новую жизнь. И не сомневаюсь, что она будет счастливее прежней.
  Ирина и в самом деле выглядела счастливой. И спокойной. Андрей же от этих её слов побледнел. Он почувствовал, что разговор принимает оборот, к которому он всё-таки оказался не готов, хотя сам и затеял. Кроме того, он плохо понимал сейчас не только жену, но и себя. Потому что от слов жены о её новой счастливой жизни, которой он только что сам ей и пожелал, ощущение катастрофы своей собственной жизни было у него неожиданно сильным. Шоковым. Будто в нём перегорели какие-то лампочки, и наступила внезапная темнота и немота. Андрей сильно побледнел, сел тут же, закрыл глаза и почувствовал резкий щелчок в ухе, после которого внутри него образовалась холодная пустота. Ирина была поражена и даже встревожена произошедшей в муже перемене. 
  --  Андрюша, что с тобой? Ты что подумал?
  -- А что можно подумать, Ира? Разве есть варианты?
  -- Конечно, есть, родной мой!
  И она внезапно обняла и поцеловала его. И от слов её и поцелуя Андрей немного пришёл в себя и даже улыбнулся ей. Правда, как-то вяло.
  Она засмеялась в ответ. И посмотрела на него озорно и уверенно. Словно приглашая радоваться вместе с ней. Андрей ничего не понимал. И только видел, что она вся светится. А себя чувствовал потухшим, перегоревшим.
  -- Какие же у нас варианты?
  -- Такие же, как у всех.
  -- Всё у всех по-разному, Ира.
  -- Может быть. Но итог один.
  Она сделала хорошую паузу, улыбнулась мужу, потом  быстро и чётко, почти с вызовом, сказала:
  -- У нас с тобой будет дочка, Андрюха! Вот про какую новую жизнь и новое счастье я тебе, дуралею, толкую! И я очень хочу родить твою и свою дочку! Я беременна.
  Она положила его руку себе на живот.
  -- Вот, моя крошка, знакомься – твой папа. И он у нас -- настоящий мужчина! Которого стоит любить. Уж это я, твоя мама, теперь точно знаю! Так что начинай, малышка!
  -- Ирочка, девочка моя! – Андрей смотрел на жену растеряно и глупо, как смотрят только счастливые влюблённые мальчишки. И чувствовал, как по всему его телу разливается весёлый ток радости и жизни. Как снова зажглись внутри все лампочки и залили его душу светом. Но он от этого возвращения к жизни как-то вдруг непривычно обессилел. Андрей безотчётно положил голову на колени жены, успокоился, а потом начал нежно целовать и гладить её  живот. «Девочкой»  он называл её только в самые лучшие мгновения их отношений, не обязательно только интимные. Тогда он чувствовал жену как неразрывную часть себя самого, существенную часть, без которой, в большей степени, чем без руки, или ноги будешь сознавать себя калекой. Или уродом.
  -- Ириночка, девочка моя! Ты для меня всё! Вся моя жизнь, всё моё счастье! Ты же знаешь -- это всегда и навсегда!
  -- И ты, Андрюшенька – моя жизнь и моё счастье. Мы теперь совсем по-другому заживём!
  -- Дочка! Доченька! Дочь! Да моя жена  просто восьмое чудо света! Я, наверно, сейчас с ума сойду от счастья!
  -- Не надо сходить с ума! Не забывай, ты вот-вот станешь единственным нашим кормильцем! Лет на пять, не меньше. Я хочу, чтоб ребёнок рос на моих руках и глазах!
  -- Родная моя, неужели ты готова на такие жертвы, ушам своим не верю?!
  -- Нет, на жертвы я не готова. Я готова на счастье. Быть матерью. Примерной любящей женой и образцовой хозяйкой.
  -- Неужели это не сон?
  -- А ты думаешь, Андрюха, мне это будет слабо?
  Взрослая, умная женщина, она разговаривала и вела себя сейчас как девчонка, которая может отколоть любой номер. Это бывает даже с самыми  авторитетными и серьёзными дамами, когда они чувствуют себя дамами сердца. А таким, любимым, всё позволено. И, глядя прямо в глаза мужу, она начала читать стихи:
  -- Как хорошо быть чьей-то навсегда.
И знать, что это не слова пустые.
Как хлеб делить и душу и года.
Глядеть в глаза безмерно дорогие.
Как хорошо быть чьей-то навсегда.
И знать, что не оставит, не обманет.
И вытащит из-под любого льда.
И никогда любить не перестанет…
 Андрей встал. Ему, по натуре активному человеку, сейчас хотелось просто горы ворочать от переполнявших его сил!
-- И вытащу! И никогда любить не перестану!
  И он пошёл колесом по траве вокруг Ирины!
  Она сидела в центре этого очерчиваемого им круга, вертела головой и вдруг смеясь, сложила экспромт:
Со мною вот что происходит
Какой-то парень кругом ходит.
Он вверх ногами в суете.
Ох, нынче рыцари не те!
  Встав на ноги, он с грозной весёлостью пошёл на жену:
  -- Ах, не те!
  -- Конечно, не те! Носишь себя на руках вместо того, чтоб нас с дочкой носить, - смеясь, стала поддразнивать его Ирина.
  -- Да я действительно дурак! Ирочка, любовь моя, сейчас исправлюсь!
  И подхватив её на руки, как свою драгоценную добычу, понёс и зарычал, как дикарь: «Моя! Никому не отдам! Никаким рыцарям никаких веков! »
  -- А я и сама никому не отдамся, кроме тебя, варвар!..
  Она обнимала его за шею, а Андрей покрывал поцелуями её лицо, волосы, шею.
  -- Ладно, Андрюша, поставь меня на место. А то дочку напугаем! Нам с ней  сейчас твои «вверхтормашки» противопоказаны. Нужны тишина и покой, ласковый и спокойный голос отца. А ты зарычал, как янычар. Забыл, что мы у тебя – девочки, нежные создания?! Хочешь тебе стихи дочитаю до конца?
-- Да какой же муж не хочет, чтоб любимая ему стихи читала? Классика?
-- 19 век. Мирра Лохвицкая. Открыла это имя буквально за два часа до твоей записки… И нашла у неё стихотворение, прямо для нас с тобой написанное…

КАК ХОРОШО БЫТЬ ЧЬЕЙ-ТО  НАВСЕГДА!

Как хорошо быть чьей-то навсегда.
И знать, что это не слова пустые.
Как хлеб делить и душу и года.
Глядеть в глаза безмерно дорогие.
Как хорошо быть чьей-то навсегда.
И знать, что не оставит, не обманет.
И вытащит из-под любого льда.
И никогда любить не перестанет.
Родное тело обнимать в ночи
И знать, что будет так уже навеки,
Сливаться вместе, как весной ручьи,
Тонуть в родном дыхании и смехе.
И освежать, как летняя гроза,
И чувствовать, как греешься и греешь,
И знать, что в этих дорогих глазах
Ты никогда уже не постареешь.

Глава 15

  -- Это что у вас тут происходит? Смотрю, отец колесом ходит! На удочку – ноль внимания! А рыба-то клюёт вовсю. А вам и дела нет, дорогие родители? Ну, ладно, мама рыбалкой не интересуется. А ты-то папа куда смотришь?
  -- На ту, которая рыбалкой не интересуется. На твою мамочку. На свою золотую рыбку!
  -- Конечно, мне приятно, дорогие родители, что у вас лирическое настроение. Но посмотрите, какой карась вам на крючок попался! Прямо как на картинке!
  Ирина лёгким движением руки приводила в порядок свою причёску, а Андрей, любуясь женой, спросил её:
  -- Откроем взрослому сыну наш секрет?
  -- Да ты что, Андрей, будто тебя кто за язык тянет!
  -- Теперь уж всё, обратного хода у вас нет! Колись, отец, до конца, – с интересом глядя на них, сказал Миша.
  Ирина стала зачем-то перешнуровывать кроссовки, опустив  почти незаметно порозовевшее лицо.
  -- Ладно, сынок, потом, дома. Видишь, мама от меня отвернулась. Проштрафился я, болтун.
  Он наклонился к ногам Ирины, и сам стал дошнуровывать её спортивный башмак, осторожно гладя его кожу, которая прятала ножку жены. Она ласково взъерошила его волосы.
  -- Хорошо, скажи сейчас. Но болтуном себя больше не называй. И не будь им.
  -- Да ты моя великодушная!
  Андрей в порыве чувств поцеловал кроссовок, который стал просто отдельным действующим персонажем этой семейной сцены.
  -- Мишка! Держись теперь!
  Андрей сделал глубокий вдох:
  -- У тебя скоро появится сестрёнка!
  -- Ну не так уж скоро. Через семь месяцев, -- счастливо улыбнулась Ирина.
  -- Что такое семь месяцев! Пролетят, не заметим! А нам же надо подготовиться к встрече нашей принцессы.
  -- Ещё протокол разработай, -- счастливо засмеялась Ирина.
  -- Протокольная часть за тобой, Ирочка! А я буду по своей части -- исполнителем!
  -- Да, папа-мама, вы у меня супер-родители! А ты что, только что узнал? – обратился он к отцу.
  -- Именно, Миха, на этом вот бережке!
  -- Ну, тогда понятно, что тебе не до рыбалки. А точно сестрёнка, да? – спросил он с интересом. – Я тоже рад!
  Он наживил червяка на крючок и умело забросил отцовское удилище.
  -- Пока не знаем точно, но мама говорит, что чувствует дочку, -- гордясь собой и женой, сказал Андрей.
  -- Вот бы вы её родили пораньше, дорогие родители, когда я мальком был. Как я завидовал тем, у кого брат был. Или сестра. Или ещё лучше -- брат и сестра…  Но ничего, сейчас тоже хорошо.
  -- Пройдёшь курс молодого бойца на досуге. Когда свои появятся, будешь уже папашей, подкованным на все четыре. Хотя я, например, не боялся тебя с первой минуты на руки брать!
  -- Конечно, так я и разрешу вам курсы молодого бойца на нашей принцессе проходить!
  Ирина довольно улыбнулась. И задорно посмотрев на сына, сказала:
  -- Пора уже для этих курсов нашему сыну своими обзаводиться, как считаешь, отец?
  -- Конечно, пора. Парень у нас хоть куда вымахал!
  -- И невеста, кстати, рядом. Мишенька, ты заметил, какая Софья? – Ирина вопросительно взглянула на сына.
  Он промолчал.
  -- Таких девушек надо замечать, сынок. Как мать тебе говорю и как женщина. Это счастье чьё-то расцветает. Смотри, не пропусти, может быть, твоё?
  -- Раз мама говорит, смело делай предложение.
  -- Ну ты, «ямщик, не гони лошадей»! – весело осадила его Ирина.
  -- А в чём заминка? У тебя материнский глаз – алмаз. У меня тоже отличное зрение  – хороших кровей дочь!
  -- Ну, это какой-то ветеринарный взгляд, отец, -- Миша почему-то смутился от этой вроде как игры.
  --  А я – кто? Ветеринар и есть! Вот, значит, у них – товар, у нас – купец. Очень занятый, между прочим, купец! И в Сибирь не наездишься. А так в этот раз кольцо надел. Невеста. Приехал через месяц или полгода, как там решите, и честным пирком да за свадебку. Вот и жена. И счастлив будешь наверняка!
  -- Наверняка только обухом бьют, отец. 
  -- А чего рассусоливать, если видишь, как мама говорит, «чьё-то счастье расцветает!» Почему не твоё? Зачем его кому-то оставлять! Охотники и рыбаки, они всегда найдутся, клюнут. А ты пока сертификации, квалификации да диссертации разводишь, проморгаешь свою грацию!
  -- Да ты, отец, поэт!
  -- Я просто в ударе нежных чувств!
  -- Тогда ты – природная стихия! Типа незатухающего вулкана. Сицилийский Этна!
  -- Этно что ещё за Этна, сын? Я знаю только про сицилийскую мафию, сицилийскую защиту и сицилийскую пиццу.
  -- А Этна – этно самый большой вулкан в Европе. Превосходит своего ближайшего соперника Везувия в 2, 5 раза.
  -- Ну, про Везувия все знают. Хотя, оказывается, он слабак по сравнению с твоим Этной. И даже не соперник ему. Какой же это соперник, если ты его почти в три раза сильнее?!
  -- А я вижу, папе понравилось быть Этной. Пусть это будет твоим тайным именем для нас с сыном. Но я хочу вернуться к началу разговора, к более, так сказать, камерным масштабам жизни, к семейным. Ты всё-таки присмотрись к Соне, сынок.
  -- Да я уж присмотрелся…
  Миша вытащил удилище, проверил наживку. Снова забросил.
  -- Вообще-то наш МИЦ заключил договор с тюменским департаментом здравоохранения на чтение нынешней осенью 40-часового курса лекций у них в медакадемии по одной из проблем кардиологии в свете последних научных исследований. Я их взялся читать. Чтоб на выходных к бабушке с дедом наведываться.
  -- Так-так, сын. А 40 часов – это на какое время рассчитано?
  -- Где-то на месяц. Два часа в день 5 дней в неделю. И ещё буду оперировать у них в кардиоцентре. 
  Андрей поцеловал жену и обнял её за плечи.
  -- У него уже всё схвачено, Ирочка! Моя кровь!
  -- Да уж – точно сын Этны!
  -- О чём вы говорите! Я же тогда, когда решал вопрос с этими курсами, вообще о существовании Сони не знал!
  -- Небесная канцелярия всё знает и работает без выходных. Не то, что мы.
  -- Что-то, мальчики мои, у нас много событий сразу!
  -- Так это же хорошо, Ирина! О таких событиях люди мечтают! И молятся даже! А у нас они происходят запросто! Вот дочка родится. А там и невестка появится. А за этим – внук или внучка. Или наоборот, сначала невестка, а потом дочка? Но дочка всё равно вперёд, чем внучка! Это уж точно!
  -- Ох, и живо у тебя всё, Андрюша! Прямо буря и натиск!
  -- Золотые твои слова, умница моя! У меня именно всё – ЖИВО! К тому же я просто твой же собственный  протокол описываю в реальной жизни! Ты же сама – источник всех этих событий! Так?! И с появлением  дочки, и с появлением  невестки. А где невестка, там жди прибавления в семье! Я так понимаю, у сына с детства планы наполеоновские! Он на одном ребёнке не остановится. И на двух, наверное, тоже. Так что начнётся у нас не жизнь, а сплошные семейные праздники! Именины! Даже можно сказать, как  у Гоголя – «именины сердца»!
  -- Как ты всё расписал, Андрюша! Не хуже Манилова. И с вулканическим напором. Ещё захочет ли Софья стать многодетной матерью?
  -- Мамочка, а ты считаешь, что она захочет стать моей женой?
  -- Девяносто процентов из ста! Говорю тебе как отец. Но, конечно, не сразу. Присмотрится. Такая торопится не будет. В общем, действуй! Всё будет хорошо, Миха! 
  -- Мама…
  -- В этом я с папой согласна! Действуй, если сердце лежит, Миша, но без папиного напора, бережно, осторожно.
  -- И про много деток не сомневайся, Мишка. Соня же из семьи верующих людей. А у них закон простой и правильный– детей будет столько, сколько Бог пошлёт. А вам-то Он уж пошлёт, будь спок, сын!
  -- Ты, Андрей, уже и мне голову закружил. Даже Бога в свои союзники взял. Смело!.. 
  -- Это я от радости, Ирочка!
  -- Вообще-то мы с тобой, Этна, сегодня точно головы потеряли. Говорим о том, что на воде вилами писано, как будто писано на скрижалях. Слышала бы нас Софья! Да и Женя с Сашей!
  -- На скрижалях и писано, вот увидишь, моя золотая, так всё и будет! Причём, как по маслу дело пойдёт! Потому что Бог всегда союзник в добром деле, это ты точно подметила!
  -- Да я ничего такого не подмечала!
  -- Да? А мне так показалось! Ириночка, счастье моё, не придирайся к словам! «Шёл в комнату – попал в другую»! И как раз туда, куда надо! В этих делах без Бога нельзя. Браки совершаются на небесах – не нами сказано! А жаль, что не нами! Могли бы и мы сказать!
  -- Да ты остановишься сегодня, неумолкаемый муж?
  -- Всё! Рот на замок, моя королева! Умные люди говорят, что счастье должно быть молчаливо, его нужно хранить в глубине души! Для меня это трудный предмет – «Искусство жить в глубине души». Моя душа так и просится наружу! Но буду учиться, раз жизнь заставляет! И не учительский ли я сын и муж?!!  Вот, сын, имей ввиду, всю жизнь, приходится чему-то учиться! Но как же хорошо учиться у тех и ради тех, кого любишь!
  -- Ладно, ладно, мой огнедышащий Этна, не очень-то обжигай своим альтруизмом! Чему бы мы ни учились, мы учимся, в первую очередь, для себя!

ЭПИЛОГ

  Дорогие читатели, вот я и закончила, наконец, свою повесть. Поставила точку.
  Хотя мои героини, живя на этих страницах и в моём воображении, тем не менее (реально это чувствую!), желали бы как продолжения своего бытия, так и введения в него очень многих важных подробностей своей жизни. Это могло бы, на их взгляд, существенно дополнить и углубить моё повествование. Вполне возможно. И я с ними не спорю, потому что каждый человек объёмнее, рельефнее, содержательнее и тоньше, чем другие люди, представляет свою личность и все посланные ему обстоятельства и перенесённые им драмы. Даже если человек этот – просто литературный герой, образ, возникший в уме сочинителя. Но, как известно, всё, что возникает в наших умах, начинает жить, часто даже независимо от нашего желания. Вот и литературные герои с какого-то предложения-икс начинают жить самостоятельною жизнью и по-своему корректировать и даже двигать сюжет. И если сотворивший их хочет видеть своё создание настоящим, живым, он должен им это позволять. Я позволяла. И старалась прислушиваться к тому, что нашёптывали мне о себе мои главные героини. И излагать это, как у меня получалось -- по правде. «Каждый пишет, как он дышит»…
  Они мирились с моим, прямо скажем, не так уж чтобы мастерским изложением, если это не шло поперёк них. Выбора-то не было. Автора герои, как дети родителей, не выбирают. Ценили то, что им досталось. И даже почитали меня за то, что по-хорошему со мной всегда можно договориться.
Мои героини, я чувствую, готовы ещё жить и жить! Им понравилось! И они не хотят останавливать радость своего существования на какой-то маленькой  точке, до которой дописался автор. И не надо.
  До сих пор мы были вместе. А дальше каждая может идти своей дорогой. Вселенная огромна и населена. Да и наша Земля с её возможностями жить-поживать да добра наживать, верю, ещё и для всех нас покрутится вокруг своей оси и вокруг Солнца.
 
12 сентября 2021 – 29 сентября 2023.   
Деревня Битюки