– Алло.
– Здравствуй, Мишель! – В голосе Юлия слышался восторг. – Чего молчишь? Поди не узнал? Это анекдотическая почта!
На том конце провода было слышно целое ничего: Миша молчал, даже не пыхтел, и казалось, что слушал друга он без былого энтузиазма.
– Ты что, не рад меня слышать?
– Я просто плачу от счастья, Юлий, – обречённо выдохнул Миша.
– Ничего страшного, сейчас ты заплачешь от смеха! Мишель, – игриво начал Юлий, – хочешь анекдот про грибы?
– Нет…
– А в анекдоте мужчина тоже отказался от грибов! Сказал, что любит их только собирать. А знаешь, что было дальше?
– Нет, не знаю и знать не хочу. Юлий, зачем ты мне звонишь?
– Нет, ну ты послушай! Ему предложили эти грибы… – Юлий прыснул от смеха, – раскидать по полу! Ха-ха-ха, вот умора! Просто обхохочешься!
– И не говори, – безэмоционально выдал Миша под гогот товарища. – Это всё?
– Нет. Погоди, я сейчас ещё найду про лошадь и червяка…
– Не надо, я его знаю. Ты мне его уже рассказывал.
– Это неправда! Я его вчера прочитал! – возразил Юлий. – Было воскресенье, а я тебе только с работы звоню анекдоты рассказывать.
Миша отчаянно сдерживался, чтобы не нагрубить Юлию. Его звонок был как всегда некстати: он знал, что звонок будет, но очень надеялся, что случится чудо и Юлий забудет его номер хотя бы на одни сутки. К сожалению, память у него была хорошая. Впрочем, как и телефонная связь.
С самого утра Миша был на взводе. На столе его нежно поджидала стопка самых разных документов, начиная квитанциями и заканчивая договорами. Всё бы ничего, но если обычно Миша мог разложить эти бумажки по степени важности и потом спокойно с ними разобраться, то сегодня у него был аврал: всем он был крайне необходим и очень нужен прямо сейчас. Миша, как лошадь в мыле, прыгал по этажам, с каждым разом заводясь всё больше и больше. Вишенкой на торте оказался Пашка Циркуль, обивающий порожки его кабинета. Столько ужасов за один час на работе врагу не пожелаешь, но Миша с этим как-то справлялся.
К обеду он таки разделался со всеми неотложными делами, отвадил ненавистного Циркуля и уже приготовился отведать вкусного супчика в столовой, как раздался звонок. Миша всё понял.
– Юлий… – Миша очень устал и хотел побыстрее распрощаться с другом, выбрав самый простой путь – путь лжи. Может быть, наврав побольше, он сможет убедить Юлия в своей правоте. – Ну ты чего, дружище, забыл, что мы вчера виделись? Кто у нас в гостях проторчал четыре часа?
– Вы сами меня пригласили. Вообще-то я…
– Юлий, не переводи тему, – перебил его Миша. – И что мы с тобой обсуждали?
– Ну точно не анекдоты!
– Как это не анекдоты? А та история о Женьке Лебедеве для тебя что, не анекдот? Что-то это не я вчера от смеха писался и в припадке хохота по полу катался.
– Неправда! – возмутился Юлий. – Не так всё было!
– Это ты так думаешь!
– Ну подумаешь, я там… хихикнул два раза. Признаюсь, забавно было. Не каждый день от тебя услышишь такие увлекательные истории!
Миша с облегчением вздохнул. Ему удалось сместить фокус внимания Юлия. В отличии от своего болтливого товарища, который, впрочем, открывал рот только по делу – даже если это было не к месту, хотя ему так не казалось, – он умел интересно и смешно рассказывать истории. И этот «анекдот» про Женьку Лебедева был его коронным.
1 сентября 1977 года Максимка пошёл в первый класс. Событие было радостное и важное. На линейку его вели родители, за компанию пришли чета Романовских с двухлетней Леной, которую не с кем было оставить, отчего-то грустный дядя Макар и бабушки и дедушки. Юлий был на работе и очень по этому поводу печалился. И даже не догадывался, какой «позор» он пропустил.
Погода стояла чудесная, в безоблачном небе светило солнышко, нарядные дети стояли с большими букетами и галдели наперебой, все были счастливые и довольные. Миша старался задокументировать всё: сын с портфельчиком переходил от мамы к дяде, а затем к бабушке и дедушке – сначала к маминым, чтобы деда Наум не обиделся, потом к папиным, – ну и наконец он сфотографировался со своим крёстным. Фотосессия была недолгой, линейка началась, но совсем не так, как того ожидал Миша. Как раз в небольшую паузу в директорской речи за спинами собравшихся раздался грохот. Все обернулись, Аня дёрнулась, едва не выронив Лену, какой-то особо впечатлительный ребёнок тоненько взвизгнул от ужаса. Директор прислушался на секунду и продолжил. Но Миша не успокоился. Он аккуратненько протолкнулся в задние ряды и обнаружил причину всеобщего переполоха – некий растяпа растянулся в клумбе, очевидно грохнувшись туда спиной. Паренёк прижимал к груди портфель, явно спасённый от участи быть уроненным, чего нельзя было сказать о роскошном букете, который мирно плавал в грязной луже, натёкшей из недавно и обильно политой клумбы. Встретившись с ледяным взглядом Миши, этот растяпа отчаянно покраснел как маков цвет и закрылся портфелем, пряча за ним свой стыд. Миша перевёл взгляд с этого позорника на букет, закатил глаза, цокнул и отвернулся, но не ушёл – что-то внутри требовало досмотреть это представление до конца. Он слушал, как этот недотёпа поднимался, по-свинячьи копошась в земле и обломанных цветах, судорожно пытался привести себя в божеский вид, оттереть грязное пятно со штанов и вернуть букету его былую красоту. Если с букетом всё мало-мальски получилось, то брюки надо было очень срочно менять. Эта каланча пыталась скрыться в толпе родителей, прикрывая задок портфелем сына, но получалось откровенно плохо – незаметным с ростом почти два метра быть ну очень тяжело.
Казалось, беситься из-за какого-то незнакомца, попавшего в неловкую ситуацию, было странно и глупо, но Миша ничего не мог с собой поделать. По иронии судьбы этому человеку предстояло навсегда застрять в Мишиной жизни: этот простофиля оказался отцом лучшего друга его сына, злосчастным папашкой Степашки Женькой Лебедевым.
– Да и вообще, Юлий, заканчивай со своими «неправдами». Ты мне лучше вот что скажи: ты сегодня пойдёшь?
– Куда? – озадаченно спросил Юлий.
– Я не понял, мы для чего тебя засланцем отправляем?
– Миша, – Юлий сделал паузу, – за каким сланцем?
– За-сла-нец! – рявкнул Миша по слогам. – Крот! Шпион! Ну Штирлиц! Юлий, как будто не с тобой вчера разговаривали…
– Ну ты бы сразу так и сказал, а то за нос меня водишь, про пляжные туфельки рассказываешь…
– Ты сегодня пойдёшь?! – настойчиво повторил Миша. – Я от тебя дождусь ответа или нет?
– Пойду я, я же обещал. Всё утро наряд подбирал, с Поплавочком репетировал, тренировался говорить в меру… Вот работать закончу и сразу поеду. Ты не переживай, друг, – попытался утешить Мишу Юлий, – всё сделаю как надо.
– Очень на это надеюсь. Не забудь – ты нас не знаешь! Ты – друг Макара и только его! Я тебя прошу, не сболтни лишнего. Даже если спросят – молчи!
– Я сделаю всё, что в моих силах.
– Юлий.
– А?
– Так зачем ты мне звонил? Просто анекдот рассказать? Или напомнить чего? Никак в толк не возьму.
– Порадовать тебя хотел добрыми шутками.
– Я очень рад. Пока!
Миша бросил трубку, не дожидаясь ответа Юлия, и снял ее с рычага, чтобы никто больше до него сегодня не дозвонился. Особенно Юлий.
Впервые в жизни Юлий переживал. Он сидел в своих рыженьких «Жигулях» напротив отделения милиции с абсолютно пустой головой. Он полтора часа ехал сюда с работы, репетировал, что скажет товарищам милиционерам, но стоило ему нажать на тормоз, как он всё забыл. Юлий отчаянно пытался вспомнить хоть пару фраз из запланированной речи, но тщетно. «Штирлиц никогда не был так близко к провалу», – подумал он, сжимая вспотевшими ладонями руль.
Юлий действовал по поручению Миши. Вчера Погарские настоятельно рекомендовали ему наведаться в милицию к Женьке Лебедеву с заявлением, скосить под дурачка и поиграть в какого угодно детектива, лишь бы выяснить у этого полоротого растяпы детали происшествия и по возможности уличить его во лжи. Задачка со звёздочкой, но прелюбопытная… Юлий, конечно, согласился, тем более можно было интересно нарядиться и примерить на себя образ сыщика.
Он всегда был любознательным авантюристом, в потоке азарта он поддерживал любые идеи, даже самые безумные. Казалось бы, здорово – новое интересное приключение в неизведанном ранее пространстве, яркие эмоции и впечатления гарантированы. Но было несколько «но». Во-первых, сейчас Юлий впервые приехал куда-то действительно по делу, а не потехи ради. И во-вторых, из-за этого он нервничал. Это было не ненавязчивое желание сварить суп из камней, узнать, что будет, если вымачивать их в молоке, или попробовать на спор подняться на велосипеде по лестнице, с гонкой, кто быстрее. Дело было серьёзное. Не в характере Юлия было глумиться над чьей-то бедой, тем более над своей собственной.
Юлий мог понять Мишу, у него пропал брат, но и сам Юлий был не последним человеком в этой истории. Он был намного ближе Макару, чем Миша, который их и познакомил. Впервые встретились они на дне рождения братьев Погарских, куда те созвали всех своих товарищей. Компания получилась разношёрстная: за одним столом собрались школьные и институтские друзья парней.
Дело было в конце декабря, приближался Новый год, а вместе с ним и день рождения мальчиков. Юлий всегда был смекалистым и решил убить двух зайцев одним выстрелом, поэтому напросился в гости с длительной ночёвкой к Мише и Владе. Взамен на эту щедрость – ему разрешили пожить в зале аж целую неделю! – Юлий предложил свою помощь в подготовке к обоим праздникам. День рождения Погарские отмечали 29 декабря, чисто в теории празднование можно было бы совместить с Новым годом, но грешно пропускать такую важную дату, как восемнадцать лет.
К своей задаче Юлий подошёл ответственно: помог навести порядок в доме, разложил стол, бегал к своей бабушке в погреб за продуктами, вместе с Владой потрошил курицу и усердно мастерил по семейному рецепту сыр из птицы. К началу вечера он уже подустал и изнывал от желания пообщаться с кем-то новым, потому что Владе он уже надоел, а Миша надоел ему. Радости Юлия не было предела, когда наконец пришли первые гости.
Пунктуальности девочкам было не занимать. Это были одноклассницы Миши и Макара. Пока Влада встречала подруг, Юлий на пару с Рэмбо радостно маячил в коридоре, предвкушая новые знакомства. Но он даже и представиться не успел.
– Юлий! – рявкнул Миша где-то в глубине квартиры. – Иди сюда!
Юлий малость струхнул. По голосу Миши он понял, что сильно где-то провинился. Юлий смиренно опустил голову и пошёл в зал, прикидывая, где же он напортачил. Напортачить было негде: он даже ничего не сломал, не порвал и не разбил.
– Миш, что я ещё не сделал?
В комнате, которую Юлий пару часов назад отполировал до шика и блеска, всё было вверх дном, она напоминала не зал, а свинарник. И посреди всеобщего хаоса стоял рассвирепевший Миша, похожий на дикого борова: от сдерживаемой злости у него раздулись щёки, волосы были взъерошены, на лбу проступил пот, а на виске пульсировала вена. Миша сжимал диванную подушку, готовый вот-вот разорвать её как Тузик грелку. Юлий огляделся по сторонам.
– Миша, – аккуратно сказал Юлий, – ты же помнишь, что я убирался.
– Да.
– Ты зачем диван разобрал? Я его как-то не так заправил? Можно было просто сказать… Зачем всё портить?..
– Это я порчу? Да чья бы корова мычала! Это ты мне праздник портишь! И моему брату!
– Блин, да что я сделал?! – Юлий замахал руками.
Миша бросил подушку на диван и двинулся на Юлия. Он неудержимо тряс пальцем перед его лицом и ругался сквозь зубы:
– Тебя просили убраться, а не клад закапывать. Я в своём же доме не могу ничего найти! Зачем ты решил устроить мне поисковую экспедицию «Юный археолог»? Я похож на человека, который души не чает в раскопках? Почему я должен искать книгу, чуть ли не отковыривая паркет с пола?! Куда ты её спрятал? Она лежала на диване, когда ты приехал. Как можно заметить, – Миша истерично всплеснул руками, – на диване её нет, в диване её тоже нет, под диваном её нет и даже за диваном её нет! Стол ты ей не подпёр – я проверил, он прекрасно стоит на своих четырёх. На балконе её тоже нет – и слава богу! – а то она уже давно бы раскисла и расклеилась. Книжка не молодая и не дешёвая. – Миша сделал акцент на последнем слове. – Из тебя вышел бы великолепный спекулянт, никто в твоём доме ни черта не найдёт! И где мне теперь Гумилёва искать?
– Ты его пригласил? – просиял Юлий. – Как это у тебя получилось?
– Юлий, где чёртова книга?! – во всю глотку заорал Миша.
На крик прибежала перепуганная Влада с девочками.
– Что вы творите? – рявкнула Влада. – Мне куда гостей девать прикажете? Мне пикник на лестничной площадке устраивать?
– Только после того, как Юлий отдаст мне мою книгу! А там хоть на улице в сугробе. Всяко мягче, чем на кафельном полу.
– Какую книгу?
– Гумилёва! – воскликнул Юлий.
– Миша, а ты в спальне смотреть не пробовал? – Влада взглянула на него, как на самого недалёкого человека в мире. – Рядом с моим подарком. На полочке. Куда мы вместе всё убрали, чтобы Макар в зале случайно ничего не увидел.
– Мишель, – Юлий довольно развернулся, уже предвкушая дружеские извинения, – ты ничего не хочешь мне сказать?
– Заткнись.
– Ну и пожалуйста! Кроме тебя у меня есть с кем поговорить.
Юлий обошёл Владу, взял девчонок под локоток и повёл их на кухню.
– Дамы, рад видеть вас на этом празднике жизни. Я Юлий, а вас как прикажете величать?
***
Кроме Миши и Влады Юлий тут никого не знал, и это его, конечно же, не испугало. Назойливый Назаров-Котт перезнакомился со всеми.
Начало вечера он провёл в компании девчонок, сидя за столом на кухне, пока Миша под чутким руководством своей девушки суматошно убирал устроенный кавардак. Юлию Лида Теплостанская и Полина Чудова понравились. Лидочка была, конечно, очень милая и симпатичная: стройная блондиночка, с короткой стрижкой, ну прямо советская Мэрилин Монро, но наповал сразила Юлия Полина. В ней был шарм его обожаемой кинозвезды Фатеевой, и Юлий практически сошёл с ума, глядя в её голубые глаза. Как на киноплёнке, перед ним замелькали кадры их будущей жизни: вот они женятся, уезжают в столицу покорять Мосфильм, обустраивают свою уютную квартирку, заводят пятьдесят девять детей, попугая и три собаки, переезжают в замок, каждый день запускают в небо воздушные шарики и смеются от того, как они счастливы вместе. Но счастье Юлия было недолгим – его королева красоты оказалась замужем. Он, конечно, был рад за Полину, но не от всего сердца.
Желание болтать с девчонками резко поубавилось: Юлия накрыло волной печали, сегодня он не планировал разочаровываться в любви. На удачу пришёл кто-то ещё, и Юлий, сконфузившись, ретировался в коридор встречать гостей. Кроме него дверь было открыть некому: Миша с Владой всё ещё копошились в зале.
– Я открою! – крикнул Юлий и кокетливо продолжил: – Кто там?
Он понимал, что знакомых лиц ему ждать не стоит, – Романовский, как назло, заболел – а Юлий был человеком любопытным, но осторожным, поэтому просто так дверь неизвестным не открывал.
– Я.
Голос за дверью показался Юлию уверенным, и он распахнул дверь, пускай его сейчас бы и зарезали прямо на пороге. Он был готов принять свою судьбу, но это были всего лишь мальчики.
До этого Юлий ни разу не видел Мишиного брата, но сразу его узнал. Они были очень похожи, но в то же время были разными. Лицо у Макара будто было мягче, глаза добрее, да и выглядел он поспокойнее. За его спиной стояло ещё четыре парня. Никого из них Юлий не знал, но сразу понял, что они подружатся. Как оказалось, это были самолётные товарищи Макара и один общий одноклассник – Бисквит.
Лёня Бисквит был самым неловким и скромным из всех. Казалось, что он чувствует себя не в своей тарелке. Зато лётчики веселились на полную катушку: шутили, гоготали, знакомились и пили без капли стыда. Юлию безусловно приглянулся Герман Шапиро, в нём он почувствовал родственную душу – наверное, это говорили еврейские корни. Впрочем, вскоре он его ненадолго невзлюбил: Герман так мило щебетал с его Полиночкой в уголочке, что у Юлия скрипели зубы. Вдобавок ко всему, он убедил себя в том, что эти двое ещё и женаты – у Германа на пальце обнаружилось кольцо, очень похожее на Полинино. Юлий грешным делом забыл, что все обручальные кольца одинаковые, и ещё сильнее раскис. Он пытался отвлечься на разговор с другими лётчиками – Борей и Никитой, – но всё равно грел уши. Если Боря ещё более-менее интересно рассказывал, как он бегал по всему городу и стрясал со спекулянтов свою новую олимпийку и модные джинсы, то слушать Никиту было невыносимо: создавалось впечатление, что он всегда говорил с набитым ртом, нескладно и нёс околесицу. Юлий сумел вычленить только тот факт, что этому бритому коренастому шкафчику жмут штаны.
За столом кипели разговоры, Юлий то и дело поглядывал на девочек. Полина с Германом не отлипали друг от друга, Лидочка настойчиво пыталась втянуть Лёню в общую беседу, но тот не давался. Миша и Влада до сих пор наводили порядок, Макар привёл ещё двух гостей и убежал за стульями для них, и тогда Юлий решил, что его оставили за главного. Гостям скучать было нельзя, так что он придумал игру: Юлий заставил всех сесть в круг, а потом объяснил правила игры и решил показать, как надо.
– Мадемуазель, вот как вас зовут? – обратился Юлий к девушке, с которой ещё не успел познакомиться.
– Саша, – настороженно и немного грубо ответила она. Видимо, игра ей уже не нравилась.
– Саша… Все слушайте! Саша – седая, ароматная, шершавая… – Юлий задумался, все прилагательные на «а» он забыл, – акула!
Тишина продолжалась секунду, потом громко заржал Лёня – это был его первый звук за вечер. Затем он ещё более шокировал Юлия и сказал:
– Какая классная игра! Я следующий! Саша… Стерв…
– Нет! Надо другое имя! – запротестовал Юлий. – Кого дальше описываем?
– Ладно. – Лёня обвёл всех взглядом и остановил свой выбор на Лидочке. – Лида – ласковая, игривая, добрая, ангел.
Юлий снова удивился: Лёня казался всё более интересной личностью. Оказывается, он умел разговаривать, острить и даже флиртовать.
– Молодчина! Очень хорошо! А теперь дадим слово супружеской паре, пусть они опишут друг друга. Ну что, Герман, что ты молчишь? Даме уступаешь? Полиночка, вам слово!
– Так мы с ним, – Полина недоумённо показывала пальцем то на себя, то на Германа, – мы не с ним, то есть, мы нет. То есть да, но не с ним. У меня муж дома остался, и вообще он не Герман, а Стас.
– А у меня Даша. Что-то ты, Юлий, перепутал.
– Ну ничего страшного, все ошибаются! – приободрился Юлий. – Полиночка, выбирай жертву. Вон мальчик безымянный сидит около Саши, давай его.
– Вадим я.
– Какой ты Вадим, кто тебя вообще так называет, кроме матери? – встрял Лёня и, повернувшись к Юлию, пояснил: – Белоручка он.
– Да хоть Черноножка. Давай, Полиночка, расшифровывай.
На кухню забежал Миша.
– Ребята! Пойдёмте праздновать!
***
Все сидели друг у друга чуть ли не на головах – для двенадцати человек места было маловато. Юлий всё ещё чувствовал себя важным в этом доме. Он рассаживал гостей. Во главу стола посадил именинников, Макара поближе к телевизору, а Мишу – к дивану, потому что туда он посадил Владу. Даме должно быть удобно, а мужчина всегда должен быть рядом со своей женщиной. Именно поэтому Полину он посадил рядом с собой. Всех лётчиков он забавы ради рассадил по росту на табуретки вдоль стенки. Лёню и Лиду Юлий отсадил подальше от Саши, ей он выделил «одиночную камеру» – место у двери.
Когда все дарили мальчикам Погарским подарки, Юлий наблюдал. Ему очень нравилось читать личность человека через его подарок, а ещё ему нравилось узнавать своего друга Мишу с другой стороны: сам Юлий подарил ему особенный альбом – подарок практичный и добрый, полный воспоминаний, которые они с Мишей успели нажить аж за четыре месяца знакомства. Но другие ребята знали его сильно дольше. И лучше. Но признавать это Юлий не хотел.
Помимо дружеского альбома Мише подарили ещё много всего: Белоручка – ручку, Макар – портсигар, Александра – какие-то крестьянские тряпки, которые она гордо именовала кухонными полотенцами, а Лидочка, Полиночка и Лёня – очень красивый сервиз. Юлию сразу же захотелось выпить чай из этих очаровательных чашечек. Сомнений не было – их выбирала Полиночка. У кого же ещё может быть такой прекрасный вкус?
Макара Юлий знал часа полтора, но судя по подаркам, им определённо стоило подружиться. Во-первых, Макару подарили шахматы. Получается, он был умным и нескучным. Во-вторых, книжку Гумилёва. Это говорило о нём, как об образованном человеке с изысканным вкусом, и совсем не делало Мише чести, ведь тот обвинил Юлия в краже книги. Друзья-лётчики проявили сообразительность и вручили Макару конверт. Саша и Белоручка не особенно блистали, их подарки показались Юлию скучными: у Белоручки явно отсутствовала фантазия, подарить ручку мог любой дурак, да и Сашины галстуки оригинальностью не отличались, но всё же они были получше тех крестьянских тряпок, которые она подарила Мише. Одеколон от Влады не впечатлил. Запах был резкий и не шибко приятный – разумеется, на вкус Юлия, – и чем-то прям фонило… А может, Юлию показалось, ведь так же пах его покойный дед: тройным одеколоном, машинным маслом и лёгкой ноткой сивухи.
Юлий мог сколько угодно осуждать, но главное, что именинникам понравилось. Но что должно было понравиться им ещё больше, это торт, который он стряпал на пару с Владой всё утро. Все уже всё съели, даже странный и не очень-то аппетитный сыр из птицы, и Юлий предвкушал, как обрадуются Миша с Макаром, когда он сейчас внесёт в зал блюдо с тортом и торжественно пройдёт с ним к именинникам, будто это и не торт вовсе, а запечённая свинья с яблоком во рту. И вот все ликуют, рукоплещут, утирают текущие слюни, на фоне гремят фанфары, счастливый Юлий раскланивается во все стороны – его труд оценён по высшему разряду. Но тут яркие фантазии Юлия померкли – звучали вовсе не фанфары, а дверной звонок.
Явившийся с трёхчасовым опозданием некий двухметровый неповоротливый мужлан по имени Фёдор Гармидер был ещё одним одноклассником Миши и Макара. Таким же противным, как и Саша. Гармидер, сам того не зная, бессовестно перетянул на себя всё внимание гостей от шедевра шоколадно-кондитерской роскоши. Юлий скромно поставил блюдо на опустевший стол, пока высившийся в коридоре Фёдор раздавал постельное белье и зажимы для галстуков. «Картина маслом: барин и холопы», – промелькнуло у Юлия в голове. Решив не лезть на рожон, он спокойно принялся нарезать торт – в этой комнате и так не развернуться, так ещё с Гармидером впридачу вообще дыхнуть будет негде. Первым – и пока единственным – вернулся Макар.
– О! Уже порезал! – Макар пальцем снял с ножа остатки крема. – Вкуснотища… Это ж ты готовил?
Именно в этот момент Юлий понял, что Макар – его новый лучший друг.
– Я! – кивнул Юлий, светясь от счастья и гордости.
– Улётный! – хохотнул Макар со своей шутки и добавил: – Пойдём чай поставим, пока они там… хороводы водят.
– А пить мы будем вот отсюда! – Юлий махнул на стоящий в сторонке подаренный Мише сервиз. – Пошли на кухню.
***
Весь оставшийся вечер Юлий провёл с Макаром, даже немного забыв про Полиночку и свою к ней безудержную любовь. Он благополучно перемыл всем кости, отвесил комплименты приглянувшимся ему гостям и наградил Полину самым первым орденом Юлия Модникова.
Юлий решил, что они с Макаром уже на том уровне доверия, когда можно как из автоматной очереди вывалить на него свои сокровенные мысли и непопулярные мнения. Макар узнал, что Полина и Лида были ну очень приятными девушками, а вот третья подружка, Саша Акулова, Юлия скорее пугала. Она была прямолинейной и резкой, и чётко дала Юлию понять, что он её раздражает. На каждую его фразу она закатывала глаза и издевательски передёргивала каждое его слово. Юлий справедливо решил про себя, что эта зазнайка была Мишей в юбке – пусть юбки она никогда и не носила.
– Или этот! – Юлий ударил по столу ладонью. – Человек «Моё мнение»! Да никому не интересно твоё мнение, Феденька! Пришёл важный-трёхэтажный, позволил себе низость – опоздал! Он что, надеялся, что все за ним хвостом будут виться?
– Но ведь так и было, – мимоходом заметил Макар.
– Это неважно! Если так было, не значит, что так должно было быть. Что поделать, не у всех в этом мире такой высокий интеллект и уровень нравственности, как у нас с тобой.
Макар засмеялся. В его представлении нравственность была чем-то иным, немного более возвышенным, чем вылитый на каждого присутствующего ушат отборных помоев.
– А пойдём ещё раз посмотрим, что мне подарили? – сказал Макар и на удивлённый взгляд Юлия пояснил: – Тут шумно, я устал, давай лучше в шахматы поиграем. Умеешь играть?
– Научишь. Ну там же легко? Фигурки двигать всякие, на коняшке ехать… Короля свергать…
– Почти, – ухмыльнулся Макар. – Сообразишь по ходу.
Они ушли из зала в какую-то маленькую, пустую, совсем не обжитую комнату с кучей коробок по углам. Усевшись на пол, Макар разложил доску, расставил фигуры и принялся учить Юлия шахматным азам: рассказывал, что белые начинают партию, что конь ходит буквой «г», а слон, которого Юлий величал башенкой, по диагонали, что ферзь любит свой цвет и что задача игры – не съесть все фигуры противника, а поставить мат.
В процессе игры, пока Макар отчаянно поддавался, чтобы Юлий хоть раз выиграл, они обсуждали всё подряд: и свои институты, и любимую еду, и домашних животных, и несправедливость жизни, потом упёрлись в обсуждения искусства, музыки, кинематографа, поэзии. Юлий сразу вспомнил, как он разбирал дедовские пожитки и нашёл какие-то книги, которые весьма заинтересовали Макара. Но у деда в загашнике было кое-что поинтереснее старого барахла – катушки плёнки с прелюбопытной инструкцией по проявке фотографий.
Юлий Макару всё рассказал. Его реакция была предсказуемой – он всё понял, но посчитал Юлия малость безумным.
– Ну ты и сказочник! Это ж надо такое придумать! Будто бы мне Миша не рассказал.
– Ну видишь, не рассказал. – Юлий пожал плечами. – Хочешь, покажу как-нибудь? Тебе понравится, потом за уши тебя от этих картинок не оттянешь. Ой, шах и мат!
Игра в поддавки удалась. А посмотреть фотографии они договорились после Нового года. Юлий был готов притащить всё на праздник, но Макар уже пообещал родителям, что проведёт его вместе с ними.
– Ладно! – Юлий решительно распахнул дверь «Жигулей» и вышел из машины. – Что-нибудь соображу! Сижу, не молодею тут.
Он взбежал по лестнице, желая поскорее спрятаться от дождя, и бодрым шагом направился к окошку дежурного. Там никого не было. В отделении его встретила мрачная тишина и пустые коридоры. Юлий поник – всё уже пошло не по плану, одно хорошо, Мише не надо было переживать, что он сболтнёт лишнего, говорить было не с кем. Всё отделение будто вымерло, даже лампочка уныло помигивала. Отчаявшись, Юлий сунулся в окошко дежурного, вслепую нащупал какую-то бумажку и решил импровизировать.
– Гражданин товарищ!
Юлий от испуга стукнулся головой о раму окошка, выронил листок из рук и обречённо проводил взглядом слетевшую шляпу, которая приземлилась куда-то под стол заоконья. Он развернулся на голос в надежде увидеть миловидную тётеньку со шваброй, но перед ним стояла суровая высокая женщина с тростью. «Ведьма!» – замерев в суеверном ужасе, подумал Юлий. Вот сейчас всё-то и всплывёт, и ему напишут в личном деле: рецидивист-клептоман. А всё из-за какой-то бумажки!
– Я не вор! – выпалил Юлий и в панике начал оправдываться: – Мне просто нужна бумага! Вообще-то это вам нужна моя бумага! Я тут помогаю… правосудию! – срываясь на фальцет, возмутился он. – Я не сяду! Я не сяду за кражу бумажного листа!
Женщина смотрела на Юлия, как на умалишённого. Её серьёзный и отчасти суровый взгляд сбивал Юлия с толку. Он не знал, считает она его дураком или уже прикидывает ему тюремный срок.
– Что вы на меня так смотрите? Ну виноват! Не буду я ваш листок брать! Дайте мне его сами, чтоб всё было честно. Вы и без того в заложники мою шляпу взяли. Пожалуйста, вы мне её верните только. У меня и так стресс, меня сейчас вывернет вам на прилавок, и я умру прямо здесь замертво…
На шум голосов из комнаты дежурного выбежал перепуганный паренёк в форме. В одной руке он сжимал кружку, в другой – кипятильник, очевидно только что вырванный из розетки.
– Пётр! Ты почему не на месте?!
– Екатерина Дмитриевна, никого не было, я хотел попить! – жалобно протянул дежурный.
– Пока ты чаёвничаешь, у нас тут городские сумасшедшие бумагу воруют.
– Во-первых, я ничего не воровал! Во-вторых, я не сумасшедший! – возмутился Юлий. – И почему это я виноват в том, что вы не умеете работать?
За эти слова Юлия посадили в обезьянник, где он провёл два часа своей жизни в компании по-настоящему безумных людей. Юлий очень надеялся, что сидеть он будет вместе с такими же добряками, как и он: с каким-нибудь курильщиком на детской площадке или трамвайным зайцем. Но реальность оказалась более жестока – Юлий делил кутузку с особо злостными хулиганами. Один бритый бугай хвастался, что поджёг «ментовской агрегат», дёрганый сально-патлатый молодой человек с бешеными глазами метался из угла в угол, два мужика выясняли отношения путём рукопашного боя, громогласно покрывая друг друга отборным матом. Интеллигентный физик Юлий впервые в жизни не находил слов. Он был обескуражен этой обстановкой. Все два часа он просидел на краешке скамейки, стараясь не отсвечивать, ни с кем не говорить и даже лишний раз не дышать. Юлий понял, что изначальный план провалился, и чётко решил, что подбираться к Женьке Лебедеву через милицию бесполезно, и всё это время слушать надо было не Мишу, а Владу. Что-то подсказывало Юлию, что она снова права и та «рыжая курица» – действительно сестрица Лебедева.
– Течёт по щеке-е-е слеза-а-а, – затянул Юлий, – мой котик голо-о-одный плач-е-е-ет. Казалось бы, ерунда-а-а, хотел написать на удачу-у-у я заявление про друга и себя-я-я, но злая судьба моя проти-и-ив, течёт и течёт слез-а-а-а по щек-е-е-е мое-е-ей и котьей! Аркаша, давай вместе! На раз-два: бе…
– …да, беда, беда-а-а, – покорно загнусавил Аркаша, – случи-и-илась вдр-у-уг со мною. Беда, беда, беда-а-а… Да что-о-о же это такое?! Беда, беда, беда-а-а… Что же де-е-елать, скажите люди-и-и! Беда, беда, беда-а-а… Ну что же со мно-о-ою буде-е-ет?
Всю свою жизнь Аркаша кого-то слушался. Сначала учителей и маму, потом преподавателей и маму, а теперь – своего начальника Юлия Юрьевича. И маму. Начальник был человеком интересным, не без странностей, с изюминкой, так что для Аркаши было совсем неудивительно, что с утра во вторник ему пришлось назубок выучить написанную начальником песню о том, как тот вчера посидел в клетке. Несмотря на уникальность и неординарность личности Юлия Юрьевича, Аркаше нравилось быть его подручным. Все в лаборатории относились к Аркаше так, будто он и не был двадцатидвухлетним молодым специалистом, только-только выпущенным в большой мир из институтских стен. Аркашей даже восхищались – не каждый мог вынести Юльевские причуды. Но в то же время за спиной похихикивали, делая ставки, сколько он ещё протянет. Стажёры у Юлия Юрьевича дольше месяца не задерживались.
– Ну всё, Аркашка, беги! У тебя дел много, да и у меня тоже. Всё, иди. – Юлий махнул рукой в сторону выхода и добавил: – У меня важный звонок! Спасибо за справочник, потом отнесёшь обратно.
Аркаша послушно кивнул и скрылся за стеллажом. Юлий тут же подскочил, проследил, чтобы Аркаша вышел, и закрыл дверь на ключ. Решать свои дела Юлий предпочитал в одиночку, поэтому каждый обед он запирался в своём кабинете и устраивал деловые обзвоны – иногда действительно по работе, но в основном Юлий третировал Мишу, тестировал на нём свои новые шутки и приколы. Сегодня у Миши случился праздник – Юлий ему не звонил. Он, конечно, не забыл, ему просто было некогда. После тоскливого вечера за решёткой Юлий поклялся себе, что любыми путями, кроме милицейских, доберётся до загадочного Лебедева, так что он уселся за стол, открыл телефонную книгу и принялся искать номер второй школы. В учительскую он звонить опасался, так что решил набрать прямиком директору.
– Алло?
– Алло.
– С кем имею честь говорить?
– Назаров-Котт Юлий Юрьевич. А вас как величать?
– Нецветаев Роман Алексеевич.
– Роман Алексеевич, – растягивая гласные, сказал Юлий, – я хочу поговорить с Юлей.
В своей взрослой жизни Юлию доводилось общаться только с двумя учителями, и это были Влада и Макар. Но был нюанс – он знал их не как Макара Константиновича и Владиславу Наумовну, а как обыкновенных Макара и Владу, своих друзей. Да, он знал сплетни, да, он заочно не любил определённых личностей, но чтобы с ними разговаривать… Такого не было. А тут – аж целый директор, важная шишка, как ни крути. И как общаться с подобными власть имущими людьми Юлий не имел ни опыта, ни понятия. Вряд ли этот Нецветаев принадлежал к тому узкому кругу интеллигенции, к которому относил себя Юлий. По каким-то мельчайшим интонациям Юлий понял: человек на том конце провода не очень-то блещет умом.
– У нас таких нет, – отрезал Нецветаев. – Я бы запомнил такую, с фамилией двойной. Вы дочь потеряли и школы обзваниваете?
– У меня нет дочери! У меня вообще детей нет, – возмутился Юлий. – Мне нужна ваша Юля, ну Юлия, учительница ваша. Рыжая! Музыку ведёт.
– Зачем она вам нужна?
– Я звоню по делу о пропаже вашего учителя. – Юлий откинулся в кресле и закинул ногу на ногу. – У вас ведь пропадал трудовик, не так ли? Она подавала заявление от лица коллектива. Я всё верно говорю? – В эту секунду Юлий ощутил силу своего слова и несколько язвительно и нарочито ласково продолжил: – Так могу я с ней пообщаться?
– Не можете, – так же язвительно ответил Нецветаев. – Она на уроке.
– Ничего страшного. Телефон у вас не убежит, наберите мне в переменку. Поверьте, это очень важно.
Юлий продиктовал свой номер Нецветаеву и бросил трубку.
***
– Юль Пална, – Полянский распахнул дверь кабинета музыки и завёл внутрь трёх мальчиков, – шёл к вам проверить, явились ли эти два лоботряса на урок. Полюбуйтесь на них, – он похлопал по спине двух «любимых учеников», забияк Феоктистова и Терёхина, – они вместе с Пашкой и Сашкой заперли своего товарища в туалете и радостно гоготали. Пашку и Сашку я сразу к директору отправил, им не впервой, дорогу наизусть знают, а этих – к вам. – Полянский обратился к мальчикам: – Как вам не стыдно? Поступок, не достойный пионера! Вы же будущие комсомольцы! А кто вас таких туда возьмёт? Бедный Витюшка! Запугали мальчонку! – Полянский посмотрел на несчастного семиклассника Витю, которого застращали хулиганы. Лицо у него посерело, коленки дрожали; бедолага то и дело поправлял очки, чтобы не заплакать от обиды.
Дети в классе резко притихли. Витя сел за свою первую парту, а Феоктистова и Терёхина Полянский расцепил, повёл за руку в центр класса и рассадил их подальше друг от друга. Юля подумала, что дело решено и урок можно продолжать. Она повернулась к пианино, занесла руки над клавишами, но не успела начать играть, как Полянский её перебил:
– Юль Пална, можно вас на минутку? – Он подошёл к ней и вполголоса добавил: – Это очень важно.
Юля оторвалась от пианино и посмотрела на завуча: Андрей Иванович был серьёзен и немного бледен. Возможно, это были последствия общения со школьными хулиганами, а может быть, что-то более весомое. Юля насторожилась и вышла из кабинета, сказав детям посидеть тихо и повторять слова песни.
– Что-то случилось, Андрей Иванович?
– Вас вызывает директор. Причины мне не назвал, но очень ждёт вас, как можно скорее. Зайдите на перемене. А я пошёл.
И Полянский развернулся и зашагал по коридору. Юля вернулась в класс, но думала совсем не о музыке.
Ещё во время урока она начала перебирать причины, почему её мог вызвать директор. На ум пришёл только один вариант – её увольняют из-за Толика. Её муженёк наверняка что-то прознал про неё и Макара и поспешил доложить директору о творящемся под его носом блуде. У неё отберут партийный билет и рабочее место, заклеймят изменщицей и шлюхой за то, что она, будучи замужем и имея ребёнка, связалась с другим. В этой стране никого не волнует, насколько ты несчастлива в браке, какой у тебя плохой муж, алкоголик, или пьяница, или наркоман, или вообще всё сразу, и тебе не дают развод! Ведь семья важнее всего! Стерпится-слюбится! Ты должна быть ему верна! А если я не хочу подставлять вторую щёку! Что, если я хочу быть с хорошим мужчиной? Который любит меня и которого люблю я? Прозвеневший звонок вывел её из безрадостных мыслей. Надо было идти к директору и принимать свою судьбу.
– Ребята, не бегите.
Юля проследила, чтобы дети, не толкаясь, вышли из кабинета. Она сложила свои партитуры и убрала их в сумку, мысленно простилась с кабинетом, который служил ей верой и правдой два года, и, выйдя в коридор, закрыла дверь на ключ. Ей было жаль покидать это место, и её накрыли воспоминания.
Вот ей двадцать один год, она закончила свою институтскую практику, скоро у неё день рождения, симпатичный физурк принёс ей цветы, и ей кажется, что она ему нравится. Да и он ей тоже. Вот ей уже двадцать два, её взяли в эту школу работать. Впервые за много лет ей не нужно играть на скрипке, детям достаточно фортепиано и пары задорных добрых песен. Физрука зовут Толя, и он позвал её на свидание. Всё так славно, что даже не верится. Ей всё ещё двадцать два, и всё уже не так славно: она беременна. Весь ужас состоит в том, что она не замужем, работает полгода, и вообще не готова заводить семью. Ужас продолжается: она разругалась с родителями, переехала в коммуналку к Толе, который отговаривает её делать аборт и хочет на ней жениться. Ей двадцать три. Свадьбы как таковой не было. У неё уже есть дочь и муж, который встал в очередь на квартиру. Вроде бы всё хорошо, но она несчастлива, её не выпускают из дома и держат взаперти, как собаку на привязи. Муж внезапно охладел, всё время где-то пропадает, но говорит, что любит. И она верит, но с каждым днём верится всё слабее. Ей всё ещё двадцать три, она впервые серьёзно поссорилась с мужем и сбежала от него к брату. Во всех её горестях её поддерживает всего один человек – не брат, что удивительно, а трудовик. Ей двадцать четыре. Она наконец-то вышла на работу. Подруг так и не завела. Везде ходила одна, пока к ней в столовой не подсел трудовик, чтобы развеселить её и пообщаться. Макар Константинович оказался невероятно чутким и понимающим человеком: поддержал, успокоил, помог влиться в коллектив и стал ей настоящим другом. Они сблизились настолько, что она даже ходила к Макару за пельменями для дочери. Потом случилось страшное – Макар мастерски играл на баяне, и не что-нибудь, а Вивальди! После этого в её картине мира остался один мужчина, про мужа она и не вспоминала, а в общем-то была и рада забыть про все его странности и непонятные отлучки. Ей двадцать четыре. Макар ходит к ней на уроки: ему очень нравится, как она играет. Ей двадцать четыре. Она ходит к Макару пить чай. Ей двадцать четыре. Она врёт мужу и брату, где проведёт ночь. Ей двадцать четыре. Она влюбилась.
Сейчас ей двадцать семь. Юля шла по коридору и ещё сильнее убеждала себя, что через пять минут всему придёт конец.
По коридорам носились бешеные школьники, они едва ли не танцевали друг у друга на головах и кувыркались по лестницам. Надзирательница по призванию, учительница математики Оксана Анатольевна ревностно оберегала дверь своего кабинета на третьем этаже, мимо которого Юле ещё предстояло пройти.
– Карелин! Еремеев! – взвизгнула Оксана Анатольевна. – У директора давно не были?
– Да вот, знаете, только вернулись, – огрызнулся Пашка Еремеев.
– Поговори мне ещё! На горох бы вас поставить в угол и розгами лупить!
– Ничего-ничего! – весело воскликнул Сашка Карелин. – Ещё полгодика и аривидерчи! Прощай, родная школа! Гудбай, Америка!
Пашка и Сашка пробежали мимо Юли и понеслись вниз по лестнице, где эхом раздавался их топот и нечленораздельные слова песни «Наутилусов».
«Ну и денёчек, – подумала она. – Уволят, так больше никогда в жизни этих бандитов не увижу».
В кабинете у Нецветаева она ожидала худшего. В приёмной на неё обязательно косо посмотрит секретарь, завуч, прежде относившийся к ней довольно хорошо, даже не поздоровается, а Ленин с портрета окинет её презрительным взглядом. И все будут её молчаливо осуждать. В голове промелькнула мысль, не сказать ли ей с порога, что она пишет заявление по собственному, дабы не позориться ещё и секунды в этом учебном заведении.
В приёмной Нецветаева секретарь отбивала печатью какие-то документы и даже не думала поднимать взгляд на вошедшую Юлю. Нинель Петровна за сегодня насмотрелась на таких циркачей, что учитель вызывал только волну спокойствия и умиротворения. Юля тихонько прошмыгнула мимо её стола и постучалась к директору.
– Войдите.
В кабинете у Нецветаева было просторно и тихо – окна выходили на парк. В своих мечтах Роман Алексеевич был не в школе, а в деревенском домике на лоне природы, ходил в высокой траве по пояс, сажал картошку и прямо с куста ел малину, тёплым вечерком собирал полевые цветы для своей жены, а потом они пили чай и смотрели, как за их окном танцуют мотыльки, привлечённые светом одинокой лампы. Увы и ах, цветы он мог позволить себе только в горшках, поэтому заставил ими весь кабинет, сделав из него оазис тишины и спокойствия. На столе друг за другом, ровненьким рядком стояли мраморные слоники, справа и слева стол украшали два пресс-папье, которые Нецветаев использовал вместо тренажёра для рук. На спинке кресла у него висел аппликатор Кузнецова для борьбы с болями в спине, поэтому лишний раз директор с рабочего места не вставал.
– Роман Алексеевич? – Юля подошла к директору. – Вы хотели меня видеть?
Нецветаев лениво развернулся в кресле, нехотя оторвав взгляд от окна.
– Я? Нет. – Он отпил чай из кружки с ласточками, потушил сигарету и томно возвёл взгляд к потолку. – Какой-то мужчина вас искал. Фамилия у него интересная… Какая-то крестьянская или звериная, не упомню… Вы таких знаете? Да мне не важно! Вот вам бумажка с номерком, – он протянул ей тетрадный листочек с чьей-то старой объяснительной, – идите к Нинель и сидите на телефоне. Тот чудак сказал, что это очень важно.
Поразительная важность этой загадочной персоны Юлю ошеломляла. Если даже начальство верило, что это важно, что же такое ей предстояло услышать.
– Алло? – Юля сидела у секретаря, прижимая трубку к уху, не зная, чего ей ждать. – Алло? Меня слышно?
– Слышно-слышно, – задорно ответил Юлий. – А с кем я говорю? С рыжей Юлей?
– Эм, мгм, – шокировано промычала она.
– Приём-приём! – пропел Юлий. – Не слышу вас! Мой голос так долго до Ульяновска долетает? Да я быстрее за полтора часа сам приеду…
– Да, это Юля. – Голос у неё дрожал. – Мне два человека сказали, что это важно. – Нинель Петровна покосилась на неё, не отвлекаясь от своих бумажных дел. – Что важно?
– Как что? – Слышно было, как человек улыбнулся и будничным тоном ответил: – Макар.
Незнакомец казался Юле жутким, пугающим и крайне подозрительным: он знал, как она выглядит, где работает, как её зовут, и самое главное – он знал про них с Макаром. Чем больше этот мужчина говорил, тем больше он её напрягал. Он не представился, но настойчиво предлагал встретиться, чтобы наедине обсудить «все моментики», касающиеся Макара. Юля не знала, с кем говорит, и на том конце провода ей виделся угрюмый чекист или агрессивный головорез. В любой другой ситуации она бы уже давно положила трубку, но загадочный собеседник умело держал её на крючке: ради Макара она была готова поехать даже в Колыму и поэтому согласилась на встречу в ресторане «Венец».
***
– Сиди тихо, – Еня придвинул зонт поближе к сестре, чтобы она не промокла, – лучше вообще молчи. Не говори с ним. Просто послушай и уйди. Мало ли, кто это и что он тебе набрешет.
Еня и Юля свернули на улицу Ленина, до «Венца» оставалось минут десять ходьбы, встреча с таинственным незнакомцем была всё ближе. Юля должна была узнать его по оранжевой шляпе с павлиньим пером. Эта скромная деталь гардероба, скорее напоминающая вещицу циркового артиста, отвела у Ени мысль о том, что мужчина, желающий поговорить о Макаре, преступник или убийца, скорее, пациент психбольницы.
Они условились, что Юля соберёт волю в кулак и пойдёт выискивать этого безумного шляпника в ресторане, пока Еня будет дежурить у входа. Сегодня он был в гражданском: Еня натянул на себя чёрную кожаную куртку, предварительно сняв с неё подстёжку, чтобы не употеть в своей серой водолазке-лапше, надел брюки от своего парадно-выходного костюма и самые обычные кирзачи. На его фоне Юля выглядела английской леди. В ресторан она оделась сдержанно, но со вкусом: белая блузка, новенькая, сшитая по выкройкам из летних выпусков «Бурды», модные брючки, любимый габардиновый плащ и полусапожки. Её как-никак позвали в ресторан, а не во двор семечки щёлкать, – нужно было соответствовать.
Еня довёл сестру до «Венца», открыл ей дверь, проследил, чтобы её проводили в зал, и отошёл в сторону. На улице «распогодилось». Еня встал под козырёк, чтобы не сидеть на лавочке под дождём. Он закрыл зонт, застегнулся и закурил. Он даже представить себе не мог, что в ожидании докурит открытую пачку сигарет.
Юля осторожно шла между столиками, высматривая треклятую оранжевую шляпу. Её она, может, и не увидела, но поняла, куда ей надо идти. Стоило ей на секунду задержать взгляд на мужчине за столиком у окна, как тот подскочил и замахал ей той самой шляпой. Юля обомлела: да, павлинье перо было, шляпа была оранжевая, но загадочный мужчина умолчал, что костюм тоже будет оранжевый.
– Юля! Бегите сюда!
Этот товарищ безусловно выделялся на фоне посетителей, он был одет очень странно, но очень изысканно и даже роскошно: костюм будто скроили по нему, чудной оранжевый цвет на удивление подходил этому человеку. Зелёный жилет с золотым узором и такими же золотыми крупными пуговицами скрывал жёлтую рубашку. Но поразило Юлю не это. Шейный платок из фиолетового шёлка был аккуратно заколот изящной булавкой, головку которой венчал маленький всадник. Удивительным образом этот наряд не перетягивал на себя внимание, наоборот, подчёркивал внешность незнакомца, особенно выделяя его огромные голубые глаза.
Когда Юля подошла к нему, то поняла, насколько он высокий. Она протянула ему руку для товарищеского приветствия, но и тут он её удивил: вместо того, чтобы ответить на рукопожатие, он наклонился и поцеловал ей руку.
– Присаживайтесь, – сказал он остолбеневшей Юле. – Будете «Шартрёзик»? Макар его очень любит.
Юлий сел, протянул ей раскрытое меню и подозвал официанта.
– Молодой человек, – он посмотрел в меню, особо не задерживаясь ни на чём взглядом, – мне пожалуйста яичко с икрой, или как оно у вас там называется. И давайте, м-м-м, голодный я… Давайте мне цыплёнка табака, всего съем! Ну, пожалуй, всё, – он улыбнулся официанту и протянул ему меню. – А нет! Стойте! – Официант почти уже взял меню, но тут Юлий выхватил его обратно. – Мне ещё салат «Столичный». И давайте «Дюшесу».
– А вам? – Официант посмотрел на Юлю.
Она всё ещё не понимала, что происходит, и слегка опешила.
– А ей… – Юлий вопрошающе посмотрел на Юлю. Не дождавшись от неё реакции, он сделал заказ сам. – А ей салат белковый «Океан» и антрекот. И рюмочку «Шартрёзика». Юля, вы же будете? Конечно будете. Теперь всё.
Официант кивнул, спокойно забрал меню и ушёл. Юля, может, и была в шоке, но не могла не заметить, что в ресторане на этого чудика никто даже косо не посмотрел. Она поняла, что он завсегдатай в этом заведении. И по количеству заказанных блюд явно не лыком шит. Рядом с этим импозантным мужчиной она выглядела как нищенка, словно свою модную блузку она сшила из старой скатерти. Брюки показались ей ношеными-переношенными, а полусапожки – потертыми, в каких-то пятнах, будто она и не мыла их никогда.
Юля стыдливо скрестила ноги под стулом, чтобы никто не заметил её позорной обуви. Её собеседник чувствовал себя превосходно: он вольготно откинулся на спинку стула, посмотрел в окно, иногда нервно поглядывая на часы. Юля заметила, что они были мягко говоря недешёвые: «Восток» с коричневым кожаным ремешком. Мужчина точно был обеспеченный.
– Вы меня извините, – вдруг сказал он, – я сегодня в повседневном, только с работы. Сразу к вам, переодеться не успел.
– Да ничего, – в замешательстве ответила Юля и кивнула на его правую руку. – А вы торопитесь куда-то? На часы постоянно смотрите. Жена ждёт?
– Нет, – как от назойливой мухи отмахнулся он. – Кот. Бедный мой, я его только утром покормил.
– А можно нескромный вопрос? Как вас зовут?
– Ой! А я забыл! – Он хлопнул себя по лбу и протянул ей руку. – Юлий Юрьевич Назаров-Котт.
Юля потянула руку в ответ, но запнулась: она протянула правую, а Юлий левую. Ему, видимо, было не привыкать: на ступор Юли он отреагировал оперативно – взял её за пальцы и легонько потряс.
– Юлия Павловна Миронова. Но вы, кажется, и так это знаете.
– Ну почему же. Отчества я не знал. Будем знакомы! – просиял Юлий. – Вы, наверное, голодная? Возьмите яичко, – он подвинул ей свою тарелку, – не стесняйтесь. Я угощаю!
Юля взяла последнюю половинку яйца. Очевидно, что Юлий не собирался травить её яйцами, которые сам же ещё и ел. Она тихо поблагодарила, съела несчастную закуску и нервно поправила волосы. Отвела взгляд от Юлия и уставилась в окно – ей было неловко смотреть на этого странного мужчину.
– Любите дождь? – спросил Юлий, подперев подбородок кулаком. – Я вот не очень. Грустно оно как-то и мокро, хотя, наверное, романтично. Но я этого не знаю, проверять не приходилось. Детям точно нравится, надел дедовские калоши и побежал по лужам прыгать. Домой вернёшься грязный, мокрый, но довольный, – протянул Юлий и радостно зажмурился, предаваясь воспоминаниям.
– Ненавижу дождь, – отстранённо ответила Юля. Она вспомнила, как мчалась под проливным дождём к Макару, как она стояла в его пустой квартире, как вся одежда липла к ней, и её накрыло гадкое чувство. Она подумала про Макара и поняла, что тянуть больше нельзя. – Вы хотели со мной поговорить?
Тут им принесли еду и напитки. Пока официант ставил перед ними салаты и закуску, Юля теребила салфетку, выжидая, когда их оставят наедине. Сдавать позиции было нельзя: Юля смело опрокинула свою рюмку «Шартрёза» и уставилась на Юлия.
– Кто вы такой?
– Я вам друг. Я всё знаю.
– Что всё?
И тут Юлий понял – надо идти ва-банк. Может быть, он и не знал наверняка некоторые вещи, но кто не рискует, тот не пьёт «Шартрёз».
– Я знаю, что вы с Макаром вместе, и уже давно. Я знаю, – Юлий замялся, не понимая, с чего начать, – что летом вы ездили в Кисловодск и никакую трубу у Макара не прорывало, что вот весной вы были в Куйбышеве, фотографировались у моего любимого дома. Церковь такая, красивая, большая, красная. Да я много чего знаю! Вот ещё на день рождения он вам подарил жемчуг. Это я придумал! И я помогал выбирать! Там такие серёжки и бусы… Да вот же они на вас! – Он ткнул в неё пальцем. – Что вы на меня так смотрите? Вы мне не верите? Да я…
Юлий отпил «Дюшеса» и, задыхаясь от возмущения, продолжил:
– Да он в вас влюбился давно! Вы не знаете когда… Я знаю! Думаете, вам на восьмое марта всем просто так цветы дарили? И не абы какие, а розы! Да я эти розы заранее у Маруси застолбил! Макар, понятное дело, к ней не пошёл, а то, сами понимаете…
– Я ничего не понимаю, – слабым голосом ответила Юля, внутри замирая от страха. Сердце у неё колотилось бешено, в ушах звенело. Этот Юлий знал абсолютно всё – и даже больше, – и её это очень пугало.
– Да что тут непонятного? Вы замужем, как он может вам одной нести цветы на восьмое марта? Да ещё и при всех, тем более на глазах у мужа.
«Господи, какой ужас! Он всё знает!..»
– Я знаю всё! Как всё начиналось! И про пельмени, и про баян, и про шарф, который вы «забыли». Это вы правильно, он бы сам никогда первый шаг не сделал. Ну что вы на меня так смотрите? Не плачьте, возьмите платочек.
Юлий вытащил из нагрудного кармана платок и протянул его Юле.
– Поешьте что-нибудь, а то вы бледная, как смерть. Так, я сейчас тоже закушу. – Он засунул в рот половинку яйца и пару ложек салата, снова глотнул «Дюшеса». – Давайте поедим немного, а то я что-то голодный. Но вас если не смущает, я и с набитым ртом могу разговаривать.
– Давайте поедим.
Она обречённо выдохнула и принялась ковыряться вилкой в салате, выуживая морских гадов.
Юлий не оказался ни чекистом, ни голововрезом, даже на умалишённого похож не был, ну если только совсем чуть-чуть. Постепенно Юля расслабилась, поняв, что никакой опасности от Юлия ждать не стоит, но её всё ещё напрягало, в каких подробностях он знал всё про её отношения с Макаром, и боялась представить, сколько ещё людей было в курсе.
Пауза в их разговоре изрядно затянулась – не успели они доесть салаты, как им принесли горячее. Юля в тупом оцепенении наблюдала, как Юлий уплетал своего цыплёнка, задорно и с огромным удовольствием обгладывая косточки. Она принялась за свой антрекот, размышляя о том, что не мог Юлий позвать её в ресторан просто чтобы сказать, что он всё знает. Было что-то, о чём он умалчивал. Или просто не успел сказать.
– А как давно вы знакомы с Макаром?
– Ой, а сколько?.. Много, сейчас посчитаю, – и Юлий стал загибать пальцы. – Так, ну мы познакомились… ему восемнадцать исполнилось… это двадцать четыре? Да, ну почти. Без двух месяцев двадцать четыре года. Мы лучшие друзья. – Юлий улыбнулся и вдруг расстроился: – А что, он про меня не рассказывал? И что фотографии вам я проявляю, тоже не говорил? Ну как так.
– Да нет, рассказывал, но не это. Он говорил, что дружите давно, что он вам кота подарил на день рождения, чёрного и кудрявого.
– Да, мой Поплавочек, хороший мой. Ладно, вы меня успокоили. А то было бы странно, если бы он о лучшем друге ни слова не сказал. Я вас, впрочем, не для этого сюда позвал.
– А для чего?
– Не сочтите меня невежливым, но почему вы врёте?
– В смысле…
– Ну не вы. Ваш брат. – Юлий снова пошёл ва-банк, вспоминая всё, что наговорила ему Влада два дня назад. Оставалась малая вероятность, что Женька Лебедев не был Юлиным братом, но Юлий, в отличие от Миши, Владе верил всегда. У неё было поразительное чутьё на ложь, людей она видела насквозь. – Ну вы же были у Макара в тот вечер, когда он пропал. Вы и ваш брат.
Юля так и застыла. Как бы Еня ни пытался замести следы, ничего у него, видимо, не вышло. Если в придуманную ими версию с ограблением и соседями-психопатами поверила даже милиция, то этот абсолютно незнакомый ей человек каким-то магическим образом знал всю правду. Юля впилась ногтями в ладони и аж вспотела от страха, блузка предательски прилипла к спине.
– С чего вы это взяли?
– Давайте сопоставим факты. Макар не явился на именины Влады. А я был там. И знал, что вы тоже должны там быть. Я даже намекнуть всем пытался, что Макар придёт не один, чтобы не так сильно шокировать, но никто ничего не понял. Глупцы! Но не в этом дело. Миша, может, и был пьяненьким, когда звонил Макару, но Влада в это время была с ним. А жена у Миши ого-го! Да вы, наверно, знаете, работаете же вместе. – Юля, не моргая, смотрела на Юлия, и тот, видя её ступор, продолжил: – Если мужиков водить за нос легче лёгкого, то с женщинами сложнее. Вы сама женщина, вы должны это понимать. Влада прекрасно знает, когда и сколько раз Миша дозвонился до Макара. Я ещё могу понять, что вы у Макара забыли, может, вы договорились у него встретиться, ну я не знаю. Но что там делал ваш брат-милиционер? Я у Макара частенько бывал, нет у него на этаже никаких соседей-психопатов, только пожилая дама с собачкой, я других не знаю. Ну так что Женька Лебедев там забыл?
На этих словах Юля вздрогнула и слишком сильно царапнула вилкой по тарелке. Тактика молчания, предложенная Еней, уже стала невыигрышной. Если она и дальше будет молчать, то кто знает, что Юлий расскажет ещё. Она отложила приборы и начала:
– Да, вы правы. Мы были там. А что вы мне предлагаете делать? – Юля разозлилась. – Вы представьте себе, мы договорились встретиться в семь, он опаздывает и не отвечает на телефон, – а Макар не опаздывает! – я бегу к нему. Мало ли он там упал, сознание потерял или ещё что похуже. Прибегаю – дверь закрыта, я своим ключом давай её… – Она нервно потрясла рукой в воздухе. – Естественно у меня есть ключ. А в квартире никого. Зато ключи на месте, обувь тоже, пальто, документы… Как будто он испарился! Я бы одна там с ума сошла, у меня истерика, я брату звонить, может, он что придумает, объяснит, успокоит. Вы поймите моё состояние! – Юля уставилась на Юлия с вызывающим упрёком. – Ну вот у вас кот пропадёт из закрытой квартиры, что вы будете делать?! Вот и у меня паника. И не делайте такое лицо. И вообще! Всё было странно. Везде чистенько, вылизано всё, зато на кухне… свинарник! На полу обрезки, на столе обрезки, коробки какие-то, альбомы…
– Конечно альбомы! – поддакнул Юлий. – Я ж ему сам в среду фотографии принёс. Ваши, между прочим, из Кисловодска!
Юлий вытер руки салфеткой, допил «Дюшес» и решил разложить всё по полочкам. Если Юля не могла понять, что он ей друг, то нужно было объяснить это подробнее. В среду вечером, после работы, Юлий приехал к Макару и привёз ему свеженапечатанные фотографии. К восьми вечера Макар уже успел поесть и превратить свою кухню в аппликационный цех. За ужином, который Макар устроил Юлию, они обсудили подарок на день рождения Влады, который внезапно нужно было нести уже завтра, хотя день рождения у неё был тридцатого числа – празднование именин пришлось перенести на две недели, а смысла собираться заново ещё через неделю не было. Макар бывал у Влады на днях рождениях больше двадцати раз, и выбор подарка стал непосильной задачей, потому что всё, что можно было подарить, уже было подарено. И если не Макаром, то Мишей. Юлий с Макаром долго думали, что можно подарить женщине, и остановились на безопасном и практичном варианте. Завтра Макар купит вазу и рамку для коллажа, который Юлий сейчас поможет ему сделать. Чтобы успеть склеить Владе фотоколлаж, Макар отложил альбом, который он делал для Юли, и за этим они просидели с Юлием до десяти вечера. Для коллажа «Влада сквозь года» они вытащили коробки со старыми вещами и долго и тщательно подбирали нужные фотографии. Потом Юлий уехал. С Макаром они должны были встретиться на празднике.
– Я уехал домой и больше Макара не видел. А вы?
Слова эти были сказаны без претензии и упрёка, и Юля почувствовала человеческое отношение: Юлий хотел как лучше.
– А что я? Я его со вторника не видела. У меня в среду уроков нет. Он должен был зайти за мной, и мы должны были пойти к вам – на именины.
– Получается, что он исчез после десяти вечера, когда я был у него, и до семи, когда он не пришёл к вам.
– Вы не намного сузили круг поиска. Да, Еня наврал тогда. Но без этой лжи Макара бы вообще никто не стал искать. Подумаешь, «потеряшка». Вы знаете, что они их так называют? Пропавших людей.
– Вы знаете, – Юлий перевёл тему, – я не очень поддерживаю радикальные суждения Влады – сразу видно, у неё мать немка, – ну, во-первых, я сейчас с вами поговорил, вы адекватная. Я думаю, брат у вас тоже нормальный мужик, не то что некоторые в этой вашей милиции. И во-вторых, вы с Макаром вместе два года. А за это время он сто процентов познакомился с вашей семьёй, и уж если бы вы ему чем-то не понравились, мы бы сейчас здесь вместе не сидели. Это я к чему. Я вам верю. Потому что Макар вам верил. А Макар – мой лучший друг, у меня нет причин ему не доверять.
Юлий резко вскинул руку, подзывая официанта.
– Принесите счёт.
– П-подождите! – засуетилась Юля. Она удивилась, что разговор кончился так быстро и внезапно.
– Я заплачу, не переживайте, – отмахнулся Юлий. – Я же сказал, что угощаю.
– Я не про это. – Юля подалась вперёд. – Давайте ещё встретимся. Мне тоже есть, что вам рассказать.
– С вас восемь двадцать два, – монотонно проговорил выросший как из-под земли официант.
– Держите десять. – Юлий протянул официанту две пятирублёвые купюры и обратился к Юле: – Пойдёмте? О встрече сейчас договоримся. И давайте я вас подвезу, там всё-таки дождь.
Они прошли через зал в гардероб. Юлий помог Юле надеть её плащик, сам накинул на плечи коричневое пальто и ловко надвинул на брови любимую оранжевую шляпу. На улице толпились люди – всем непременно нужно было поесть в ресторане, – но Юля заметила их только сейчас, на выходе. Когда они с Еней пришли туда, она думала не о том, где идёт и что вокруг неё происходит, а об оболдуе-знаткое, назначившем ей встречу. Еня, который обещал караулить сестру, так и остался мёрзнуть под козырьком. Он от скуки крутил в руках уже пустую пачку «Явы» и в который раз перечитывал, на каком табачном заводе выпустили его курево.
– Еня! – окликнула брата Юля. – Всё, пойдём. Пойдём домой!
– Зачем идти?! – вклинился Юлий. – Я же сказал: я вас подвезу!
– Не надо, – сухо отозвался Еня. – Мы сами дойдём.
Он подошёл к сестре, взял её под руку и потянул. Этот незнакомец Ене доверия не внушал: тот действительно походил на пациента психлечебницы или стационара для душевнобольных.
– Нет, что вы! Поехали! Я же не на велосипеде вас повезу! Или чего хуже – на мотоцикле с коляской. Хотя что это я? – Юлий призадумался и обратился к Ене: – Вы, наверное, каждый день так развлекаетесь, мотогонки устраиваете по городу за преступниками…
Юлий посмеялся. А вот Еня шутку не оценил. Этот щегол-повеса забывался. Он всё-таки говорил со стражем правопорядка.
– Это Юлий! – Юля представила брату своего нового приятеля. – Лучший друг Макара. А это…
– А я знаю! Женька Лебедев!
– Для вас я Евгений Павлович, – отрезал Еня.
– Как скажете, товарищ милиционер. – Юлий приподнял шляпу и весело улыбнулся. – Не стесняйтесь, запрыгивайте! Вон там, лисонька… – Лицо у Ени внезапно побелело и вытянулось. – Моя. Стоит. Ну чего вы замерли? Пойдёмте в мои «Жигули»!
Юля высвободила руку и, пихнув брата локтем, направилась к машине Юлия. Еня, шаркая ногами и закатывая глаза, поплёлся за ней.
– Веселее! Шагом марш! – скомандовал Юлий.
Еня фыркнул. Поутихший было дождь полил с новой силой. Юля уже успела куда-то убежать. Еня повертел головой – в нём проснулось беспокойство за сестру. «Это ж надо было… Упустил её из виду, а она сразу в машину. Я кому каждый день талдычу: с незнакомцами не общаться! Посадят в машину, увезут в лес резать её на шашлык, а она и рада. Что была в детстве дурой, что сейчас осталась!» Растерявшийся Еня брезгливо пробирался мимо толп людей на лестнице. С их мокрых зонтов, которые они почему-то не догадались закрыть, стоя под козырьком, на него стекали противные капли. Все галдели, толкались, выясняли отношения, пытались прорваться без очереди, тряся купюрами у лиц охранников. Еня торопился, высматривая свою сестрицу в этом море обрюзгших рож. Юля же тем временем преспокойно расположилась на заднем сидении Юльевских «Жигулей».
– Ну где там ваш сержант? – поинтересовался Юлий, намекая, что пора бы ехать.
– Ха-ха, он капитан, – посмеялась Юля. – Вон идёт. Копуша.
Юлий опустил окно и помахал хмурому Ене, который наконец выбрался из толпы и, раскрыв зонт, нехотя шёл к машине.
– Капитан, капитан, улыбнитесь! – фальшиво затянул Юлий, жестом приглашая его сесть вперёд.
– Он не любит эту песню, – шепнула ему на ухо Юля, пока Еня садился к ней на заднее сидение.
– Как так… – Юлий притворился глубоко опечаленным и стукнул ладонью по баранке. – Ну это ничего! Я знаю, что ему понравится!
Юлий включил магнитолу, вставил туда кассету, покрутил регулятор громкости и выехал на дорогу. На весь салон заиграла его любимая песня. Еня весь скривился: за два года он успел забыть, как ненавидит эту песню. Его сын Стёпа не только отжигал под неё на школьной дискотеке, получив за свои танцы приз зрительских симпатий, он сделал жизнь Ени невыносимой: Стёпа выменял у Макса пластинку со злосчастным «Лилипутиком» Малежика, отдав за неё «Поверь в мечту» Юрия Антонова. Еня каждое утро просыпался под этот танцевальный хит, без которого не обходилась ни одна зарядка Стёпы. Пережить утрату любимой пластинки Еня не смог и не придумал ничего лучше, чем просто пойти к Погарским и выменять её обратно за блок «Явы». Макс не курил, но Еня об этом не знал. Как не знал и о том, что Макс отдал эти сигареты своему отцу.
– Леденец большой, как дом, а у лили-лилипутика ручки меньше лю-ти-ка! – Юлий дождался проигрыша и спросил: – Юленька, а куда ехать-то? А то я что-то покатил по привычке в свою сторону…
– А мы вообще где?.. Дождь же, ничего не видно, – ответила Юля.
– Мы на Советской, нам на Толстого, – с толикой злобы вставил Еня. – Вы вообще знаете, где это?
Юлий посмотрел на Еню в зеркало заднего вида – лицо у того было серьёзное, напряжённое и немножко сердитое.
– Ну вы меня за дурака не держите, я этот район как свои пять пальцев знаю. Улица длинная, вы мне дом назовите.
– Восемьдесят девятый. Там, за углом, с Гончарова. А ты, – шикнула Юля брату, – веди себя повежливее. Ты не на работе. Человек нам по доброй дружбе услугу оказывает, а ты! Улыбнись ему хотя бы. Улыбнись! – повторила она и пихнула брата в колено.
Еня широко и совершенно неискренне улыбнулся.
– Ну просто кинозвезда! По вам Голливуд плачет, товарищ капитан! Поди, женщины перед вами падают, устоять не могут, – начал рассуждать Юлий. – Ну а что? Высокий, блондин, улыбка голливудская, глаза… какие там у вас глаза, ну-ка посмотрите в зеркальце. Голубые! Чудесно! Как с картины, ну просто песня!
Еня покраснел от стыда, злости и желания выпрыгнуть из этой машины, в которой как назло до сих пор играл «Лилипутик». Ене казалось, что он играет по кругу, один и тот же отвратительный мотив, как шарманка, прямо в мозг.
– Никто на меня не вешается, никому я не нужен. И вообще, это моя личная жизнь, которая вас нисколько не касается.
– Хорошо-хорошо! – Юлий вскинул руки.
– Держите руль! – рявкнул Еня.
– Хорошо-хорошо! Да что вы злой такой сегодня? – повёл плечами Юлий. – На вас начальница эта с палкой, что ли, напала? Злая как собака. Ведьма!
– А, хромоножка!
– А что вы смеётесь? Она так на вас похожа, тоже высокая и блондинка. Глаза, увы, не разглядел. Они были красные от ярости, и вряд ли это их натуральный цвет. Не ваша жёнушка, случаем?
– Ха-ха-ха, какой вы остроумный, – огрызнулся Еня. – Да я с этой Екатериной Дмитриевной вовек бы не виделся, но по долгу службы приходится.
– Да? А кем вы работаете?
– Ну если я капитан милиции, – язвительно начал Еня, – вы думаете, что я колбасу кручу на мясокомбинате или обувь подбиваю? Нет!
– Ой, да понял я всё, – отмахнулся Юлий. – Катаетесь по городу на мотоцикле, жуликов отлавливаете.
– Вы совсем с ума сошли? – посерьёзнел Еня. – В обезьяннике захотели посидеть за дискредитацию чести советской милиции?
– Мальчики! – вклинилась Юля в попытках усмирить мужчин. – Спокойно едем дальше. Столько тем есть для разговора, а вы в работу вцепились. Ей богу! Как дети малые!
– Извините, Юлия Павловна! – пародируя школьника, протянул Юлий. – Мы больше так не будем. Да, Женька?
– Да, как тебя там…
– Юлий!
– Юлий.
– Юлий! – Юля вспомнила, что хотела переговорить с ним по поводу следующей встречи. – Когда вы свободны? Нам нужно ещё раз встретиться.
На этих словах глаза у Ени округлились и он посмотрел на Юлю как на конченую идиотку.
– Юль, ты куда собралась? – Еня повысил голос, чтобы сестра точно поняла, насколько она заблуждается в правильности своих решений. – Тебе заняться нечем?
– Как раз таки есть чем! В отличие от тебя и твоих дружков мы с Юлием…
– Что вы с Юлием?!
– Заинтересованы в поисках! – закончил вместо Юли Юлий. – Вы думаете, вы тут больше всех знаете? Так вот смею вас заверить, это не так. Юленька, давайте в субботу я за вами зайду. После уроков. Согласны? Вы мне только ближе к делу наберите. В пятницу, в обед. У вас телефонная книга есть?
– Есть.
– Там мой номерок найдёте. Город Димитровград, Научно-исследовательский институт ядерных реакторов. Вам в ОМВиТ! Обязательно соединят. Буду ждать звоночка.
Еня ожидал от Юлия чего угодно: и циркового образования, и того, что он работал на почте или пел в филармонии. Он был убеждён, что в НИИ работают умные и приличные люди. Был ли Юлий умным, Еня знать не мог, но манер тому явно недоставало. «Неужели все гении реально безумные? – промелькнуло у него в голове. – Потому что глупцов в таких местах точно не держат».
– Ну всё. – Юлий остановил машину во дворе у Лебедевых. – Юля, с вами до встречи, а вам, – он посмотрел на Еню, вскинув брови, – до свидания!
– Авось, не свидимся! – ответил Еня и захлопнул дверь «Жигулей».
***
День у Юлия сегодня был полон забот. В субботу вместо просмотра телевизора в компании любимого кота он приехал расстраивать своих друзей.
– Угадайте, кто пришёл!
Юлий, в нетерпении приплясывая перед дверью, закрыл глазок шляпой, которую принёс Владе на день рождения. Эту красную «шляпку-красотульку», которую Влада увидела в модном журнале и немедленно захотела, Юлий выписал аж из Москвы. Он знал, что подарок Владе придётся по вкусу и что она не будет сильно гневаться на него за неявку на праздник, потому что положительные эмоции от обновки притупят её недовольство.
Дверь никто не открывал, и Юлий уже начинал раздражаться. Он слышал, что в квартире кто-то разговаривал, и это явно были не собаки – их он тоже слышал. Юлий понял, что стучать больше нет смысла, и со всей силы вдавил кнопку дверного звонка.
– Алло! – возмутился Юлий, поколачивая дверь коленом и упрямо тыча в звонок, и повторил: – Кто пришёл?!
– Ты что за представление тут устроил? – Миша, придерживая собак за ошейники, наконец высунулся из-за двери. – Ты зачем пришёл?
– Миша, кто пришёл? – Из квартиры послышался голос Влады.
– Это я! – крикнул Юлий, протискиваясь мимо Миши внутрь, и прямо с порога завыл: – Влада, прости меня, грешника судьбы! Я не приду в понедельник к вам в гости! Фортуна от меня отвернулась, и вот уже второй понедельник подряд я проведу в милиции. Я такой мытарь!..
– Тебя никто и не звал, мы уже отпраздновали, – пробубнил Миша.
Юлий накинул ему на голову Владину шляпу, будто тот был вешалкой, а не человеком, снял с себя оранжевое клетчатое кепи, стянул тёмно-серое пальто, развязал полосатый шарфик, разулся и присел в реверансе перед собаками.
– Спасибо, что подержал. – Юлий дружески хлопнул Мишу по плечу, сдёрнул с него шляпку и прошествовал в зал.
Влада сидела на диване, поджав под себя ноги, и читала Марине «Тараканище»:
– «И вскричал Гиппопотам: “Что за стыд, что за срам! Эй, быки и носороги, выходите из берлоги и врага на рога поднимите-ка!” Но быки и носороги отвечают из берлоги: “Мы врага бы на рога бы, только шкура дорога, и рога нынче тоже не дёшевы”».
– Батюшки, как страшно! – Юлий картинно схватился за сердце и бросился к дивану. – Маринка, спасай, спрячь меня! У вас там в коридоре… Та-ра-кан!
– Дядя Лю;ля, сюда! Пясся! Мама, мнгх-а, – Марина пыталась сдвинуть маму с места, хлопая её по ноге, – а-а-а-а! Люля, беги!
– Ну беги, чего уж делать, – сказала Влада и выжидающе и обречённо посмотрела на Юлия, который с энтузиазмом забирался на диван.
– Какие вы смелые, девочки! Совсем не боитесь ужасного страшилы.
На этих словах в зал хмуро заглянул Миша и проворчал:
– Вообще-то я тебя слышу. Какой я тебе таракан?
– Ну ты же там шуршал усиками. – Юлий поджал губы и поелозил ими туда-сюда.
– Ку-ку, разиня. Я их лет шесть назад сбрил.
– Иногда я всё ещё слышу их шелест, – мечтательно протянул Юлий.
– Папа талакан? Где усы? Папа, папа, покажи! Дай усы! Дай!
– Папа подарил их другому дяде, – начал рассказ Юлий. – Папе не нравилось, что он был очень важным и нужным всем.
– На работе за папой гуськом ходили все, Марина! – Миша подхватил дочь на руки и сел рядом с Юлием. – Проходу не давали. Поэтому усы я подарил. И никакой я не таракан.
– Ага, ты – мишка. – И Юлий заржал.
Миша перевёл злой взгляд на друга.
– Апчхи!
– Ну вот, правду говорю!
– Вечером снова над картошкой дышать будем. – Влада помрачнела, засуетилась и обратилась к Юлию: – И ты ещё холода принёс…
– Ну Влада, – устало протянул Миша, когда его жена, беспричинно огрызаясь на Юлия, подорвалась искать носовые платки, шерстяные носки и тёплые одеяла. – Он тебе подарок принёс.
– Подалок? Мне?
– Не тебе, маме твоей. Но тебе я дам поносить, пока она не видит. Только тс-с. – Юлий нахлобучил на Марину шляпку, которая была ей очевидно велика. – Ну просто Красная Шапочка. Давай, Марин, станцуй! А я спою!
Марина спрыгнула с коленей отца и начала вприпрыжку ходить по кругу, а Юлий заголосил:
– Если долго, долго, долго, если долго по тропинке, если долго по дорожке топать, ехать и бежать, то, пожалуй, то, конечно, то, наверно-верно-верно, то, возможно, можно-можно-можно в Африку прийти!
– А-а, в Аф… – начала Марина, но закашлялась.
Миша знал, что сейчас произойдёт: Влада возникнет перед ними, как чёрт из табакерки, в одной руке кружка с молоком и мёдом, в другой – мерзкая микстура от кашля. Она приволочет одеяла и тёплую одежду, шестьдесят три платочка и несметное количество носков – Влада была готова сделать что угодно, лишь бы Марина не болела. А болела она очень часто.
У Марины проблемы со здоровьем начались с пелёнок: за первый год своей жизни она успела переболеть пневмонией, пару раз подхватить грипп, а потом и коклюш. Влада намучилась с дочерью настолько, что после декретного отпуска она не вышла на работу, а была вынуждена уволиться, чтобы лечить дочь, которая так и норовила умереть от приступа кашля. Ей, конечно, директор пообещал придержать место, но Влада в это слабо верила. Считай, почти год она сидела дома, изредка выбираясь повидаться с Валечкой или заглянуть к бывшим коллегам в школу.
– Что за цирк вы тут устроили? – Влада вернулась в зал, присела перед Мариной, развернула её к окну и принялась смотреть ей горло. – Спасибо за шляпу, красивая.
– Я вообще не за этим пришёл, – признался Юлий.
– А зачем? – непонимающе спросил Миша.
Юлий очень долго сомневался, стоит ли говорить всю правду. Он вообще не оправдал ожидания своих друзей: в доверие к Лебедеву он не втёрся, скорее, наоборот, вызывал у него лёгкое омерзение, зато вместо этого подружился с «рыжей курицей», которую наперёд ненавидел весь честной народ в лице Погарских. Может, всё и шло не по плану, но так даже было лучше: от Юли он сегодня узнает намного больше, чем от её непутёвого и злого братца.
– Эх… – начал Юлий. – Вы меня извините… Я пока ничего не раскопал… Лопатка затупилась, копается плохо…
– Ну это мы поняли, – ответила Влада, всовывая Марине кружку с молоком. – С органами у тебя откровенные проблемы.
– Не скажи! «Шартрёзик» мою печень не убил. Он только стимулирует её работу и поднимает мне настроение.
– Юлий, прекрати своё шапито. Неужто так понравилось в обезьяннике сидеть, что аж тянет в ментовку ещё разок за решётку?
– Влада! Помилуй! Там такие злые люди. Страшные…
– Да какие они страшные. Медленные балбесы! – не сдержалась Влада. – Ходили мы к ним на допрос…
– Опрос, – поправил жену Миша.
– Какая разница, Миш? Сидел какой-то там хлюпик, чёрненький, глазки, как у мышки, на крота похож. Видал такого? Пешеходов Тимур Данисович. Мы, небось, первые люди в его жизни, которых он опрашивал.
– Влада! Что ты вцепилась в бедного мальчика?
– Хочу и цепляюсь! Тебе до Женьки Лебедева цепляться можно, а мне до какого-то там мальчугана нельзя? – Влада забрала кружку у дочери, заставила её высморкаться в платок, усадила рядом с собой и укутала одеялом. – Юлий, ты не понимаешь, какой он недалёкий. Он вообще не знает, что спрашивать! Я надеюсь, из-за этого тормоза они нас во второй раз не позовут одно да потому им твердить.
– Ну, Влада, ты, конечно, немножко погорячилась, но в целом… Да. – Миша провёл рукой по волосам. – Бестолковый вышел визит. Я этому Тимуру раз двадцать сказал, что Макар мой брат, что не пришёл на именины он, что должен был и что никогда не опаздывал. И про работу его рассказал, даже про самолёты его и фрикадельки.
– Пельмени, – поправила Мишу Влада.
– И про пельмени! Какая разница!
– О-о-о, – протянул Юлий. – Может, мне Лебедев и не нравится, но он потолковее и покомпетентнее будет этого вашего Пешеходько. Или как его там…
– Да какая разница! – в один голос воскликнули Погарские.
– А мне навятся лебеди, – встряла Марина. – Босие, белие, с кыльями! Класивые дузья!
– Лебедев, говоришь, получше? – игнорируя дочь, спросила Влада.
– Ну он тоже большой, белый и красивый. – Юлий подмигнул Марине. – Может, и не дурак. Но это я только в понедельник узнаю. У меня с ним свидание после работы.
***
У Юли в субботу уроков не было, поэтому с Юлием они договорились встретиться после обеда. Не успело пробить двенадцать, как Юлий уже стоял во дворе у Лебедевых и сигналил. Он подумал: чем раньше они выйдут, тем больше времени у них будет на разговор. Он не особо понимал, о чём они будут разговаривать, но свято верил, что встреча в Винновской роще на многое прольёт свет.
Место они выбрали не случайно: от центра города роща находилась далековасто, и Юлий очень сомневался, что Миша в свой выходной захочет снять любимую, прожжённую сигаретой, домашнюю, затёртую до дыр кофту и поедет в непонятные дали с сопливой Мариной, которую Влада никуда не выпустит. И слава богу! Юля была того же мнения. Ей лишние глаза и уши были не нужны.
Юлий ещё раз надавил на клаксон. Шедшая мимо бабулька нервно дёрнулась и погрозила ему клюкой. Юлий, конечно, извинился, но стыда не испытывал. Он не отрывал взгляда от подъездной двери и каждый раз, когда она открывалась, в нетерпении торкался вперёд. Спустя минут пять Юля наконец спустилась. И не одна, а с ребёнком. Юлий удивился, но не сильно: эту девчушку он помнил по последним фотографиям с отпуска Макара. В жизни она была ещё смешнее, чем на фото: тёмные косички, торчащие в разные стороны, джинсовый комбинезон, заправленный в резиновые сапоги с каким-то абсурдным узором и зелёная куртка, которая ей была велика – на вырост, подумал Юлий. Юля то и дело одёргивала дочь, чтобы та не стучала зонтом по ступенькам и не вертела им над головой, так и норовя «выколоть маме глаз».
– Юленька, здравствуйте! – Юлий вышел из машины и открыл заднюю дверь. – Это, должно быть, Вера?
– Всё-то вы знаете, и откуда только… Верочка, что надо сказать дяде?
– Здравствуйте! – Вера задрала голову и захлопал глазами. – А вы кто?
– Залезайте в машину, там и познакомимся.
– Я к незнакомым дядям в машину не сажусь! – Вера исподлобья посмотрела на Юлия.
– Верочка, дядя Юлий хороший. Он друг.
– Приятно слышать эти добрые слова, Юленька. Их да вашему брату бы в рот… – ухмыльнулся Юлий и присел перед Верой. – Меня зовут Юлий, мы с твоей мамой дружим. Уже пять дней.
– Тогда ладно. Вас так одинаково зовут с мамой, вы же мальчик? Думаю, да. – Вера сразу повеселела и запрыгнула в машину. – Куда вы нас повезёте?
– В Винновскую рощу, – ответила Юля, усаживаясь рядом с дочерью и пристёгивая её.
Юлий не был готов к поездке с ребёнком: он думал, что они с Юлей покатаются по городу, обо всём поговорят, может, покушают разок-другой, а потом он просто подбросит её до дома, а сам помчится к некормленному чёрному коту-бедолажке. Реальность оказалась жестокой – маршрут был перестроен. В Винновской роще он не был со времён, когда бегал в пилотке и красном галстуке. Бабушка с дедушкой водили его туда кататься на колесе обозрения, покупали ему мороженое и газировку. Воспоминания об этом месте у Юлия были очень приятные, и он надеялся, что там ничего не изменилось.
– Вера, – начал разговор Юлий. – А сколько тебе лет?
– Четыре.
– Какая ты уже взрослая… Серьёзная девочка. Вижу, характер у тебя… – Юлий одобрительно покивал.
– Угу. Характер у неё, – встряла Юля, – не то слово. Шило в попе.
– Нет у меня там ничего!
– Это потому что она от сладкого слиплась.
– Ну мама!
– Отставить ссоры, друзья, – перебил Юлий. – Давайте лучше споём. У меня тут на кассете как раз клёвые песни!
– Ненавижу музыку! – крикнула Вера. – В садике музыка, дома музыка. Фу! Я копать люблю, а не музыку слушать!
– Ну у тебя же мама музыке учит!
– И что?! – Вера непонимающе уставилась на Юлия. – Дядя Еня любит работать. А я нет. Мне не нравится фуражка. Она некрасивая. Мне такую не надо! Дядя Макар любит самолеты. А я нет. Я люблю только пельмени и копать. Много копать! Я хочу стать ахерологом! Мама говорит, это для умных.
– По тебе сразу видно – светило науки. Я это тебе как учёный говорю.
– Вы тоже ахеролог? – У Веры заблестели глаза от восторга.
– Увы. Я просто ядерный физик. Знаешь таких?
– Это как?
– Вера, хватит докучать!
– Нет-нет! Мне нравится. – Юлий посмотрел в зеркало заднего вида и отмахнулся. – Верочка, это когда умные дяди и тёти ходят в белых халатах и много считают. Иногда проводят опыты и ищут новые элементы.
– Это что?
– Это… – Юлий замялся. Он осознал, что слово «вещество» ребёнок тоже не поймёт, поэтому надо было всё объяснить максимально просто. – Представь себе хлеб. Когда ты его режешь, появляются крошки. Вот вы дома едите разный хлеб. Или булочку.
– Баранки!
– И баранки тоже. И вот получается, что вы поели и осталось много крошек.
– Врушка! У нас нет крошек. Я всё ем до конца!
– А ты представь, что мама не доела крошки. Вот у неё их много. И тебе их надо все найти, понять где какая и съесть. Вот я так же, только элементы, которые мы ищем, ну физические крошки, их есть не надо. А то будет болеть живот. Наверно. Я не пробовал.
– М-м. Понятно. Как-то скучно. Зачем есть хлеб в халате?.. – вслух задумалась Вера.
Воспользовавшись паузой, Юля виновато улыбнулась Юлию и спросила:
– Долго нам ещё ехать?
– Не знаю. Я там лет тридцать не был. – Юлий пожал плечами. – Интересное вы местечко выбрали. Что ж так далеко?
– Зато нас там точно никто не увидит.
– Да мы вроде не в розыске, чтобы нас искали, – хохотнул Юлий. – Или ваш братик настолько меня невзлюбил, что по всему городу рыскает, меня ищет? Не знаете, патруль нас в роще не поджидает?
– Юлий! – с укором цокнула Юля. – Он на работе. Вообще не догадывается, что мы тут с вами катаемся. Вера, – она обратилась к дочери, – дяде Ене об этом знать не надо. А то он будет злой и перестанет с тобой играть.
– Верочка, – пропел Юлий, – это будет наш маленький секрет. Эту тайну мы закопаем поглубже, чем динозавров. За молчание с меня любая сладость. Тебе что нравится?
– Пельмени, баранки, колбаса, сало… Котлеты нравятся… – мечтательно протянула Вера. – Ещё вкусно хлеб. Любой. С вареньем просто ням-ням…
– Варенье в парке не продают. На мороженое согласна? Или сладкую вату?
– Да. Я буду очень молчать, если вы мне купите три эскимо. И фруктовое.
– Вера! – шикнула Юля. – Как тебе не стыдно! Ей хватит одного!
– Посмотрим по ситуации. Но мне вообще-то не жалко. Будет есть, молчать и радоваться. А мы с вами поболтаем. О нашем, о взрослом.
Когда они доехали до Винновской рощи, немного распогодилось. Зонтик они оставили в машине, Вера сразу же побежала прыгать по лужам, Юля бросилась за ней, а Юлий с открытым ртом оглядывался по сторонам, любуясь местами своего детства. Он уже не был уверен, было ли тут колесо обозрения, в Ульяновске ли вообще его водили кататься на аттракционах. Но ясно было одно – место было славное.
Юлий пошёл за Юлей, которая пошла за Верой. Двигались они в непонятном направлении, куда-то в глубину лесопарка. Пахло хорошо: мокрой палой листвой, природной свежестью и немного сладковатой землёй.
– Вера, смотри, белочка! – Юлий ткнул пальцем в какую-то ветку высоченного дерева. Почти ничего не было видно, но зверушку он разглядел.
– Где? Дядя Юля, я не вижу! Ну где?
– Убежала, потому что ты себя плохо ведёшь, – недовольно пробубнила Юля. – Белочки с невоспитанными девочками не дружат.
– Не расстраивайся. Ещё найдём. – Юлий заприметил первую на их пути скамеечку и решил удачно избавиться от детской компании. – А ты знаешь, что белочки живут на опушках? Вот там есть одна, все белочки будут там. Ты беги их искать, а мы с твоей мамой вот тут сядем и будем следить, чтобы ни одна белочка не убежала.
– Хорошо! Только если вы первые найдёте, вы мне скажите.
– Обязательно! Ну всё, беги.
Юлий уселся на скамейку, блаженно зажмурился и вытянул ноги.
– А это правда? – растерявшись, спросила Юля.
– Не знаю, наверное. Я это только что придумал, – признался Юлий и принялся обмахиваться кепи. – Ну что вы мне расскажете?
– А что вам рассказать?
– Ну это не я звал себя сюда, на встречу. А вы меня. Чем порадуете или опечалите?
– Даже не знаю, с чего начать. – Юля расстегнула ворот пальто и вздохнула.
Она хотела рассказать о Макаре, как она о нём беспокоится, как ей страшно, что с ним что-то случилось. Но начала почему-то совсем о другом.
***
5 августа 1987
– В чём ты запуталась?
На Толе не было лица. Юля зачем-то позвала его в ресторан, и не просто так, а серьёзно поговорить. Денег ходить по таким заведениям у них не было, особенно без веской на то причины. В представлении Анатоля, серьезный разговор – это разговор только вдвоём, за закрытыми дверьми, этакий тет-а-тет, желательно дома, а не в центре города, вечером, где все их обязательно услышат и пустят сплетни. Они никогда не были образцово-показательной семьёй, так что лишнее внимание было им ни к чему.
Жили они скромненько. В коммунальной квартире у них была небольшая комнатка, – зато с балконом! – с раскладным диванчиком, собственным столом, недурным обогревателем, который им подарили Юлины родители на свадьбу, табуретки и кровать дочери Анатоль сколотил сам из досок, которые выпросил у трудовика в школе, шкаф – вместе с покоцанными обоями – достался от прошлых жильцов. Дверцы скрипели, занозили, но шкаф был шкафом. И на том спасибо.
Соседи, однако, оставляли желать лучшего. Самую большую комнату занимала безумная семейка Себейкиных: флегматично-недалёкие муж с женой средних лет, причём мужик был вылитый кнур, такой же крепенький и коренастый, даром что грузчик, а жена его будто вышла из рассказов сатириков, длинная, косолапая, с лошадиными зубами, был у них вонючий крикливый пацан лет пяти, который безумно орал и постоянно топал, а сила его лёгких была пропорциональна слабости его кишок – в этой комнате всегда стоял благоухающий аромат детской неожиданности, – и полоумная бабка, которая то и дело заглядывала ко всем в гости и в припадке амнезии пересказывала свою биографию по кругу. Желая сохранить твёрдость своего ума, Анатоль поставил на дверь шпингалет. И цепочку. На всякий случай. Но все эти «закрывашки» вряд ли спасли бы их от прочих обитателей этой злачной квартиры.
За стенкой у Себейкиных жили братья: местный писака Лёсик, не самый талантливый, но очень упрямый, периодически успешно штурмующий городскую газету своими никому ненужными рассказиками, и его не обременённый умом братишка Афоня, довольно тихий и безобидный, улыбчивый до невозможности, но всё равно пугающий. Анатоль никогда не забудет, как однажды ночью он хотел выйти из комнаты, уже открыл дверь, но отшатнулся и замер в ужасе – перед ним высился двухметровый, радостно улыбающийся Афоня. Лунный свет красоты ему не прибавлял, наоборот, только подчеркивал каждую клеточку пугающе-притягивающего уродства его лица. Соседи поговаривали, что этот Афоня кого-то убил, а присел за него папаша и сейчас мотает второй срок в Харпе. Слухами земля полнится; Анатоль, конечно, в это не верил, но лишний раз к Афоне не подходил. И жене не советовал. Удивительным образом, эти соседи были самыми нормальными в их квартире.
Мироновым не посчастливилось жить через стенку с очень любвеобильной парой. Громкая ненасытная девица, казалось, не слезала со своего мужика, который днём и ночью во всю глотку орал: «Шура! А! Давай! Да!» Выносливости соседа можно было только позавидовать, что Анатоль тихонько и делал. Об этом персонаже известно было мало, никто в квартире даже не знал, как его зовут. Был случай, когда к этому товарищу в комнатушку наведались гости – мрачные, побитые бугаи. Через стенку Анатоль слышал, как некие Бульдозер и Пупс угрожали «в этом инкубаторе Поросёнку потушить бебики, если он им не даст баян и перец, в противном случае они Ляльку его разломают». Анатоль ничего не понял, но зарубил себе на носу, что с этими людьми лучше не связываться, а с так называемым Поросёнком неплохо бы завести какие-то деловые отношения. Мало ли, куда жизнь завернёт.
Но самыми приметными жителями этой квартиры были два друга-алконавта. Пили они без продыху, кошмарили весь подъезд и чуть ли не каждый день устраивали концерт по заявкам, только заявки не принимали. Их терпели безропотно, всё-таки бывшие афганцы, уж лучше пусть пьют, чем душат соседей и разгуливают с автоматами наперевес. В это Анатоль верил – своими глазами видел, как они уехали, а потом вернулись с интересным загаром, один без уха, другой с пробитым коленом.
Жизнь на Марата, 14 била ключом. Анатоль спал и видел, как ему вручали ключи от квартиры, в очередь на которую он встал два года назад.
Жить в таком месте было как будто не очень безопасно. Но разве этот вопрос стоил вынесения за пределы их комнаты? Анатоль как мог пытался оградить Юлю и Веру от этих безумцев, но её братец дал ему чётко понять, что Юленьке это не нравится. Анатольке ничего не оставалось, кроме как молча бояться за свою семью и исподтишка приглядывать за ними – защищать в тылу и не вызывать подозрение у жены.
Мотив встречи всё ещё был неясен. После драки с трудовиком у них в семье вроде бы всё устаканилось. Анатоль посмирнел, Юля обрела желанную «свободу», значит, дело явно было не в квартирном вопросе. Видимо, что-то случилось. Но что? Вера здорова, одета, обута, сыта, сейчас в гостях играет с бабушкой, дедушкой и кошкой Вильгельминой, они ужинают котлетами с пюре, слушают радио и поют добрые песни. Анатоль тоже здоров, ни на что не жалуется, имеет работу и не имеет вредных привычек. У Евгешки сын школу закончил ударником и поступил в МГУ, а сам Евгешка недавно получил капитана. У всех всё хорошо, значит, плохо у Юли. «Что с ней случилось? – размышлял Анатоль. – Может, она как-то страшно заболела, а мне не говорит? И поэтому так часто у брата бывает, не хочет меня расстраивать. Но как мне не сказать? Я же ей муж, люблю её. Как мне быть, если с ней что-то случится? А Вере? – Он задумался. – Хоть бы не рак…»
Они сидели за столом. Юля так и не притронулась к своему салату, она просто сжимала в руке вилку так сильно, что костяшки у неё были белые.
– Толь, – выдавила из себя она.
– Ты умираешь? – дрожащим голосом спросил Анатоль.
– Толь, – уже озадаченно ответила Юля. – Ты с дуба рухнул?
– Юль, от меня не надо ничего скрывать. Я твой муж, я тебя люблю, я твоя опора. Пожалуйста, давай…
– Со мной всё нормально! – перебила его Юля.
– Тогда зачем мы тут? О чём ты хотела со мной поговорить?
Анатоль разглядывал лицо жены, силясь увидеть в нём хоть что-то, но не мог считать ни одной эмоции. Юля сидела с каменным лицом, белая, как простыня, и молча сжимала приборы.
– Юль, да брось ты её уже, – Анатоль кивнул на вилку в её руке. – Говори как есть.
– Я запуталась.
– В чём ты запуталась?
– Я не знаю, – тихо ответила Юля. – Я вообще ничего не понимаю. Мне кажется, я где-то ошиблась. Как будто живу не свою жизнь.
– В смысле? Теперь я ничего не понимаю.
– Вот я думаю иногда, если бы мы с тобой не были вместе, может, мне было бы лучше?..
– Юль, ты чего?
– Мы же ничего не понимаем в жизни. Мы совсем молодые. Как так угораздило?
– Что ты этим хочешь сказать?
– Мне нужно время. Мне надо подумать, пожить одной.
– Это как-то быстро всё, я не могу так.
– А я не могу так! – заплакала Юля. Она схватила салфетку, прижала к лицу и провыла: – Толь, я так больше не могу!
Не понимая вообще ничего, Анатоль подорвался и пересел к Юле, нерешительно погладил её по спине. Поняв, что она его не отталкивает, он приобнял её, уложил её голову себе на плечо и поцеловал в макушку.
– Всё, не плачь, – вполголоса сказал ей Анатоль. – Не плачь. Если хочешь, поживём отдельно.
***
– Вот после этого мы и жили отдельно. Толик в тот же вечер помог мне сумку собрать, вещи в квартиру отнёс и даже не думал вернуть меня обратно. Знаете, Юлий, мне в какой-то момент даже стало обидно, будто я ему и не нужна вовсе. И вот жили мы отдельно. И до сих пор живём. И даже всё было хорошо первые месяцы. Пока он не заявился к нам домой…
– К кому? – перебил Юлий. – Вы ж не живёте вместе.
– К нам с Еней. Он как обычно пришёл к Вере, а там Макар. Как я его впущу? Что бы я ему сказала? Как я объясню, что у нас дома делает трудовик? – Юля всплеснула руками. – Ну что мне оставалось делать? Конечно я его никуда не пустила! А потом и побоялась, что такое повториться может. Нет, вы себе представьте: меня нет, дочери нет, а Макар есть. Клоунада!
– Да… Ну и кашу вы заварили…
– Так это ещё не всё! Я побоялась, что он что-то с Макаром сделает. Вот вы запомнили, этот наш свинячий сосед? Ниф-ниф, Нуф-нуф, как его там? Не суть! Вот с ним Толик-то и спутался! Видела я, как они на кухне чай пили и что-то подозрительно долго обсуждали. А потом и вовсе стали пропадать вдвоём с этим Хряком. Куда? Молчит. Единственный ответ – гулял. Странно всё это… Сосед наш явно из тех, – Юля провела пальцем по горлу, – из этих, криминальных элементов.
– Никогда бы не подумал, что человек с именем Поросёнок может быть плохим.
– Я тоже не думала, что Толика разлюблю. Всякое в жизни случается.
– Никогда не знаешь, что удивит тебя завтра… – Юлий посмотрел по сторонам. – О, Вера бежит. Неужто белку поймала… Так, значит, вы его не любите? Мужа вашего?
– А это не очевидно? – Юля устало откинулась на спинку скамейки. – Я даже не знаю, любила ли я его вообще. Вышла замуж дурочкой, боялась, что засмеют. Всё-таки ребёнок вне брака – не самое престижное достижение. – Она перешла на шёпот. – Да и аборт боялась сделать. Застыдили бы, век бы потом не отмылась. Да и больно это, говорят.
– Мам, смотри, шишки! – Вера восторженно протянула маме горсть маленьких еловых шишек. – Давай кто дальше кинет поиграем?
– Зачем кидать, Вера? – возмутился Юлий. – Ты знала, что белочки обожают аромат маленьких шишек и всегда прибегают, когда чуют их? Ты собери побольше, ямку вырой на опушке и положи туда шишки. Это будет приманка. Все белочки Ульяновска прибегут туда и будут с тобой играть. Только надо быть осторожной и не спугнуть их. Давай, быстрее собирай шишки, а то белочки устанут ждать тебя и лягут спать. Смотри! – Он постучал по циферблату своих часов. – Уже два! У животных скоро тихий час. Поторопись! А то всех друзей проворонишь.
– Ах! Мама, я пошла! Мне так нужны белочки!
И Вера убежала.
– Какой вы дивный сказочник! – искренне восхитилась Юля. – Мне она никогда не верит.
– Верьте в то, что вы говорите, – задрав нос, поучительно сказал Юлий, – и остальные поверят.
– Юлий, вы мой спаситель! – хохотнула Юля. – Бесценная помощь! Чтобы она так слушалась – да никогда.
– Да какая это помощь! У вас вон, помощников, целая орда. Брат, родители…
– Какие родители! Я вас умоляю! Они со своими детьми общаться не хотят и не умеют: мы их якобы подвели, всё сделали им назло, сами во всём виноваты и им вообще не сдались. Зато Толик у них самый молодец! Любят его больше, чем родных детей.
– А что, вы не общаетесь? Мне Макар говорил, что вы им пельмени относили…
– Да когда это было? Сто лет назад! Они меня с весны видеть не хотят. А всё почему? Правда глаза колет. Рушит их идеальный мир! Ну сказала я им, что хочу развестись с Толиком, что другой у меня появился. И я сразу из примерной дочурки стала проституткой. Отпад!
У Юлия на этот счёт было своё мнение, но сказал он следующее:
– Это всё, конечно, печально. Но, знаете, вы в этом не одна! Макар у вас всегда рядом. Вот мы его скоро найдём, познакомим вас всех. Всех-всех-всех! И всё будет волшебно.
– Такой вы оптимист… – безрадостно протянула Юля. – Мне бы вашу уверенность в светлое будущее. Понимаете… Я, может быть, сейчас буду вам слишком откровенные вещи говорить. Но вы меня заранее извините. Что-то мне подсказывает, что тут Толя во всём виноват. Только не смотрите на меня, как на дуру. Ладно, он с этими бандитами якшается, так он в Ульяновск попал очень интересным образом! Папашка у него, изверг, мать до полусмерти забил, она его покрывала, даже заявление не писала ни разу. Никто не верил, что она на льду поскользнулась, лбом стукнулась неудачно или книжный шкаф на себя опрокинула, но ничего с этим не делали. У Толи пар из ушей шёл, когда он мне это рассказывал. Говорит, еле ноги от него унёс, когда отец и его начал колотить и на горох ставить. Вот Толя и сбежал из Сызрани с цыганами. И это я думала, что у меня детство плохое! А муженёк мой три года на рынке жил с этим табором. Сколько ему лет тогда было, боже мой… Хорошо, хоть отучился, вылез из этой дыры, приличным человеком стал, учителем!
– Так исправился же он! – Юлий нахмурился. – Вон какую хорошую жизнь себе организовал. Жена, дочь, работа, угол свой, очередь на квартиру. Не пьёт, не курит. Чем не мил?
– Не знаю я! Насильно мил не будешь! Мне нужен только один, и это не Толя! Да и вообще, у них с Макаром какой-то вечный конфликт. Сначала подрались прилюдно…
– А потом что? – поинтересовался Юлий.
– А потом – Макар пропал! Интересное совпадение, не находите? И родители мои наверняка ему рассказали, что хочу с ним развестись. Вот он взбесился, с цепи сорвался и… И вот мы тут.
– Значит, во всём виноват Толик?
– Я думаю, что да.
***
Юлий шёл по коридору в отделении милиции, выискивая нужный кабинет. Двери были одинаковые и невзрачные и наводили на него тоску. Он даже успел взгрустнуть, что сейчас он бродит здесь, а не веселится на неслучившемся празднике у Влады, но выбора не было – ни один сотрудник не изъявил желание ехать к Юлию в Димитровград. Таки добравшись до нужного кабинета, Юлий постучал в дверь и сразу же открыл её.
– Тук-тук, можно к вам?
Еня оторвал взгляд от бумаг, исподлобья посмотрел на Юлия и потянулся за сигаретой.
– Присаживайтесь.
Юлий сел на зелёный потёртый стул, поёрзал и принялся вертеть головой. Кабинет Лебедева его не впечатлил, он был самый обычный, «без души»: два стола, стулья, сейф в углу, телефон, печатная машинка на тумбочке, графинчик с водой, стаканы и пепельница, вот и всё убранство. «Хоть бы цветок поставили, а то совсем тухло», – подумал Юлий.
– Ваш паспорт.
– Зачем? – искренне удивился Юлий. – Вы что, меня не помните?
– Вопросы здесь задаю я, – с нажимом сказал Лебедев. – Ваш паспорт.
– Ну возьмите, пожалуйста. Мне не жалко. Я думал, мы с вами разговаривать будем.
– Ваше имя? – спросил Еня, открывая паспорт.
– Юлий…
– Полностью.
– Юлий Юрьевич Назаров-Котт.
– Проживаете где?
– Улица 12 сентября, дом 1, квартира 67.
– Тогда приступим. – Еня записал что-то, поджёг сигарету, затянулся и уставился на Юлия. – Кем вы приходитесь Макару Константиновичу Погарскому?
– Я его лучший друг. Уже, – Юлий задумался, – уже… с шестьдесят пятого… почти двадцать пять лет.
– Угу. Лучший друг, значит. Когда видели его в последний раз?
– Восемнадцатого октября, в среду вечером. Да ведь? Ну да. Макар пропал в четверг, а мы виделись в среду. Я ещё ему фотографии принёс. Мы поели, потом подарок Владе делали. Ну, Владиславе Наумовне Погарской. Вы же знаете, почему мы так рано подарок делали? У неё ж день рождения сегодня, а тащить пришлось к девятнадцатому числу! Вот у неё именины седьмого числа, но Марина, это их с Мишей, с Михаилом Константиновичем, дочь заболела, а она так болеет всегда…
– Давайте по сути.
– Бедная девочка! Ну вот и решили перенести. А праздновать через неделю опять, смысл разве есть? Вот мы всё сразу и организовали. Мороки правда было… Макар ещё хотел Юлю вашу привести, ну, вашу Юлю, познакомить всех. Вот это был бы праздник на пороховой бочке. В общем-то и был, но совсем не так, как мы планировали.
– А как вы планировали?
– Ну как? Макар хотел, чтобы все собрались вместе, семья, друзья, порадовались за него, что он наконец нашёл себе спутницу жизни, не абы какую, а хорошую. Намерения у Макара серьёзные были, он со мной кольца обсуждал, предложение делать собирался. – У Ени вытянулось лицо, и Юлий поспешил его успокоить: – Ну не прямо сейчас, потом. В марте, на их годовщину! Это я дату предложил! А он раньше хотел, да я отговорил. Глупо как-то предложение в Новый год делать, всё внимание на него, так у него ещё и день рождения под боком… Некрасиво было бы. Юля всё равно обрадовалась бы, я думаю, тут я прав, но в марте как-то лучше. И вообще, весна – это ж про любовь!
– Замечательно. То есть вы с ним виделись за день до его исчезновения?
– Да.
– И больше он на связь не выходил?
– Нет. Мы ему с праздника звонили, но трубку взяли вы. В общем, нет, мы не разговаривали. Я вообще в зале «Шартрёз» пил и детей рыбой кормил. Я ничего не знаю.
– Скажите, в последнее время…
– О! Вот утром, после праздника, я к нему заглянул, а там дверь опечатана и женщина с собачкой говорит, что какое-то буйство страшное случилось. Про психопатов каких-то рассказывала, а дальше вы всё знаете. А что вы спросили? Извините, я перебил. Но если б не сказал, я бы забыл.
– Вёл ли он себя странно в последнее время? Может, деньги у вас просил?
– Странно? Да нет. Самое странное, что он мог сделать – это рискнуть привести Юлю. А так всё. Да и какие деньги? Не подумайте, у меня нормальная зарплата. Но ему-то зачем? Макар не бедствует, бывший лётчик, вы должны понимать…
– Вы заговариваетесь.
– А вот о деньгах-то кстати! Не знаю, купил он или нет, но должен был купить хрустальную вазу Владе в подарок. И рамку хотел купить ещё. И копейки у меня не попросил!
– Понятно. Значит, всё было нормально. Может, круг общения у него изменился? Общался ли он с какими-то подозрительными людьми?
Юлий начал прикидывать, про кого стоит рассказать, потому что Макар был человеком добрым и общительным, с огромным множеством друзей и приятелей.
– Вам про коллег, одноклассников, друзей или бывших… подруг?
– Давайте по порядку.
Юлий набрал в грудь побольше воздуху. Рассказать предстояло о многом.
– Друзей у Макара достаточно, но не со всеми он общается так хорошо, как со мной. Давайте начнём со школы.
Вот, например, Лида Теплостанская, может, она уже и не была Теплостанской, Юлий не знал, зато знал, что она была врачом-педиатром. Про Полину Чудову Юлий знал только то, что на момент их знакомства она уже была замужем за электроконструктором, а сейчас работала мамой. Лёнька Бисквит, который всегда ходил за девочками хвостом, сейчас трудился в Ленинском мемориале, водил взрослые и детские экскурсии. С особой желчью Юлий вспомнил Фёдора Гармидера и его уже жену, Александру, когда-то Акулову. Партийный деятель, юрист, шахматист с разрядом, Фёдор души не чаял в своей ненаглядной Сашеньке, звезде не самого популярного телеканала. Она была новостным корреспондентом, снимала репортажи, в основном про культуру и искусство области. Семейка у них получилась восхитительная: оба остры на язык, с огромным эго и чувством собственной важности, скандалисты. В общем, пренеприятные личности. У Макара с ними конфликта как такового не было, виделся он с ними только на родительских собраниях, где на повестке дня стоял вопрос отчисления их сыночка Захара. Мальчонка был натуральный недотёпа, и это говорил не только Макар, но и остальные учителя. Может, мальчик и не имел особого таланта к ручному труду – ну ронял он постоянно лобзик, – но простую арифметику в пятом классе надо было знать. Захар не знал, и потому в пятом классе он сидел уже второй год. Был ещё Вадим Белоручка, ныне водитель автобуса. С Макаром он как будто не общался, больше дружил с Мишей. Он был бесхарактерным и даже безликим, в компании его особенно не замечали, да и Юлию нечего было про него вспомнить.
– Я их всех не видел уже, наверное, двадцать лет. Макар-то другое дело – у них и встречи выпускников были, и вместе они куда-то собирались, да и Миша с Владой там были. Они все одноклассники. Ещё были лётчики!
– Только давайте коротко и по делу.
У Макара в институте была компания – всего их было четверо парней, будущее гражданской авиации. Юлию не приходилось слишком много с ними видеться. После того, как ребята отучились и разъехались кто куда, общение сошло на нет. Изредка Макар с ними переписывался, вспоминая студенческие годы и как в институте к ним приклеились дурацкие клички: Утка, Жмурик, Жид и Гагарин. С Жидом, кстати, Макар общение не прервал. Герман регулярно слал другу посылки из Витебска, куда он переехал с семьей. Семья, к сожалению, распалась два года назад, дети остались с матерью, а сам Герман улетел, помахивая крылышками, в Израиль. Так сказать, вернулся на историческую родину.
– Ну вот пишет периодически Герман Макару, обо всяком еврейском рассказывает. В гости зовёт, говорит, жениться собирается. Нашёл себе какую-то прибалтку на курорте, завязался у них роман… Макар ещё шутил, что всё у них как в кино: случайная встреча, прогулки на закате, на самолёте он её покатал…
– Ну вы, конечно, знаток. Что-то по делу будет?
– Да это ж только начало! Я вам ещё про женщин ничего не говорил. – Юлий постучал пальцами по столу. – Вот на них-то я бы внимание заострил.
Макар никогда не был бабником и за каждой юбкой не бегал. За сорок лет у него было всего пять отношений, четыре из которых – серьёзные, с большими планами на будущее. Свои первые отношения он начал в двадцать пять, да и то только чтобы залечить душевные раны: девушка, которую он очень любил, вышла замуж и разводиться не планировала, вместо этого она завела себе ребёнка. В отместку Макар завёл себе другую женщину – стюардессу Аню, с которой вместе летал в рейсах. Союз успешным не был: провстречались они три месяца, поняли, что не подходят друг другу, и полюбовно разошлись.
Ещё через год Макар стал встречаться с Людой, которую ему представил Юлий. Она была официанткой в кафе, куда они часто ходили пить «Шартрёз». Закрутилось всё как-то очень быстро – стоило Макару заявиться на ужин одному, а не в компании своего друга, как Люда тут же начала строить ему глазки. Он проводил её до общежития – «Квартирного типа!» – хвасталась Люда, – и зашёл на чай. Вместо чая был припрятанный, втихушку слитый на работе в свою тару ликёр. Они любезничали, чокались рюмочками, а утром уже начали дружить. Всё-то у них было хорошо, встречались они четыре года, и Макар даже думал жениться на ней. Но оказалось, что Люде была нужна не любовь Макара, а его деньги. Как только у него начались проблемы с глазами, Люда собрала свои пожитки, помахала ручкой и исчезла. Макар остался у разбитого корыта: ни работы, ни зрения, ни дамы.
Юлию было страшно грустно смотреть на своего товарища – Макар поник. Хорошо хоть работу нашёл, а то совсем бы загнулся. Выяснилось, что он недурно готовил. А какие у него получались пельмени! В столовой очередь выстраивалась до улицы, когда этот пельменолог (или доктор пельменных наук – Юлий не мог определиться, ему нравились оба звания) стоял на раздаче своих шедевров. Как-то раз Юлий в свой выходной решил полакомиться знаменитыми пельменями в этой столовой и попал в такую очередь. Коротая ожидание за разглядыванием посетителей, Юлий увидел знакомое лицо – это была цветочница Маруся, у которой он постоянно покупал букеты для любимой бабули. Она стояла очень близко к раздаче и как будто так и звала его присоединиться. В порыве джентльменства Юлий поспешил занять столик и, довольный своей сообразительностью, подбежал к Марусе, предлагая ей пообедать вместе. Пока они ждали свою еду, Юлий счёл необходимым рассказать Марусе про своего лучшего друга – расхвалил его кулинарные способности, в красках описал, какой Макар талантливый, как хорошо играет на баяне, и вообще, сколько у него достоинств! Стоило Марусе увидеть Макара воочию, как она поплыла. Ещё больше она поплыла, когда они уже встречались и Макар играл ей на баяне «Кап-кап-кап» и «У самовара я и моя Маша». Часики тикали, но не у Маруси, а у Макара – ему было уже тридцать три и пора было что-то делать. Эта красивая история закончилась не очень красиво и совсем не романтично. Юлий только через несколько недель узнал, какая кошка между ними пробежала: Маруся решила не обременять себя материнством, а Макара – новостями об этом, но правда как-то всплыла, Макар счёл себя никчёмным человеком, с которым стыдно заводить семью, он сам навёл на себя позор и впал во всепоглощающую меланхолию.
После этого Юлий решил никогда его ни с кем не знакомить. Макар и сам прекрасно справлялся с поиском милых дам. Следующей его избранницей стала Маргарита. Это была высокая, черноволосая, колоритная женщина, во многом напоминавшая булгаковскую героиню. Да и история их любви была будто списана с романа. Они так же неожиданно встретились, ветреным осенним днём: Риточка шла по набережной с букетом гвоздик, разозлённая и хмурая, и налетела на Макара, который особо не смотрел, куда шёл. Врезавшись в неё, он выбил у неё букет, и тот улетел в Волгу. Макар рассыпался в извинениях, предлагал купить ей новые цветы, но Рита была холодна и равнодушна к его потугам. Эта её отстранённость удивительно притягивала Макара. Было в ней что-то такое магнетическое, не позволяющее отвести взгляд от её серых глаз. Рита недовольно выдохнула и пошла дальше, а Макар, как заколдованный, поплёлся за ней. Не проронив ни слова, они добрели до Старого вокзала. «Товарищ, что вам надо? – Ничего. – Тогда зачем вы за мной идёте? – Мне приятна ваша компания. – Вы хотите меня проводить? Ну проводите. Только живу я вовсе не здесь». До её дома они шли час, через весь город; слово за слово, они разговорились, не замечали никого вокруг, словно в мире были только они вдвоём. Как оказалось, Риточка действительно была очень булгаковской: богатой, загадочной и замужней. Юлий на всю жизнь запомнил, каким к нему явился Макар в новогоднюю ночь в восемьдесят седьмом году. Пока все праздновали, жгли бенгальские огни и запускали салюты, Юлий со своей бабушкой водили хороводы вокруг Макара, прикладывая к его подбитому глазу то снег в марлечке, то травяную примочку – вернувшийся сюрпризом Володя, муж-моряк Риты, отмутузил Макара, застав его на своём супружеском ложе, со своей женой, в своей квартире.
– Ну а дальше была Юля. Рассказывать мне тут смысла нет.
Юлий закинул ногу на ногу и, сложа руки на груди, возвёл взгляд к потолку. Вроде бы, он рассказал про всех. Еня всё ещё что-то строчил, попыхивая второй или третьей сигаретой.
– То есть новых знакомых у него не появилось?
– Нет. Ну разве что в школе у них этот новый появился…
– Коллег мы уже опросили, – перебил Еня. – А сами вы как часто виделись с пропавшим?
– Я ему звоню часто с работы. Видимся мы раз в недельку, иногда раз в две. Когда как, но хотелось бы чаще, конечно.
– Вы говорили, что за день до исчезновения вы были у него в гостях. Во что он был одет, были ли в квартире какие-то ценные вещи, деньги? Какие у него были планы? Про вещи поподробнее. Судя по всему, вы видели его последним.
– Я же уже говорил! Деньги у него были, на сберкнижке точно. Наверное, он их ещё не снимал. В четверг должен был пойти купить рамку и вазу. Я не знаю, купил он или нет, дома у него посмотрите. А одет во что был? Да я не помню. Штаны какие-то, рубашка или кофта… нет, свитерок, голубенький! Я тогда тоже в голубом был, потому запомнил.
– А планы?
Юлий громко и недовольно вздохнул.
– Купить вазу и рамку, – чётко проговорил он каждое слово, – а потом пойти на праздник со своей девушкой! Юлей!
– Угу, – не отрываясь от своего документа и легонько кивая, промычал Еня. – Тогда всё. Всё, что мне надо, я узнал.
– Я могу идти?
– Пока нет. Надо ещё протокол составить.
Пока Лебедев что-то записывал, Юлий втихаря подсматривал, что же там, и очень расстроился, что от его красочного рассказа в сухом остатке получился один листок. И почерк у Лебедева был довольно крупный и размашистый.
– Вот, возьмите, – он протянул Юлию протокол, – внимательно прочитайте. Если всё так, то пишите внизу: «С моих слов записано верно, мной прочитано, замечаний нет». И подпись. И бумагу оставляете мне.
***
6 ноября 1989
Еня шёл с работы домой. На улице было премерзко: за последнюю неделю погода резко испортилась и приятная осень сменилась внезапной зимой. Выпал липкий снег и за ночь смёрзся в кривые колдобины. Все дороги были покрыты непонятной ледяной глазурью, по которой невозможно было ни ходить, ни ездить. И поэтому каждый свой шаг Еня делал с большой осторожностью: он не хотел случайно свернуть себе шею или сломать хребет. Со стороны он был похож на сгорбленного старика, который передвигается со скоростью двенадцать шагов в час и для надёжности опирается на клюку. У Ени клюки, конечно, не было, добирался он на своих двоих – на полусогнутых. В этот холодный вечер его грело всего две мысли. Первая – что он сегодня не на сутках, и вторая – что сейчас он вкусно поест.
Еня даже не надеялся, что сегодня придёт домой. Утром он шёл на работу с твёрдой уверенностью, что просидит в отделе сутки, но Ожоганич очень сильно попросил Еню подменить его. А Лебедев был только рад.
Кое-как дойдя до дома по этой гололедице, Еня, перешагивая через ступеньку, поднимался в свою квартиру, уже предвкушая, как он натрескается драников и запьёт всё Веркиным киселём. Но стоило ему открыть дверь, как его накрыла волна ярости. Еня замер. На тряпочке у входа красовались импортные мужские ботинки размером с лодку. Он прекрасно понимал, что это не блудный Макар вернулся в родные пенаты, и это понимание отравляло ему жизнь. Еня поднял взгляд на вешалку, увидел поеденную молью старую меховую шапку, и тут же из кухни громыхнул голос Юлия – он запевал колыбельную:
– Ло-ожкой снег меша-ая, но-очь идёт больша-ая…
Еня не выдержал пения нежданного гостя, быстро разулся, разделся и пошёл устраивать разбор полётов.
– Вечер добрый.
Юля, замерев, посмотрела на брата, как на призрака. Юлий, мельком оглянувшись на него, продолжал как ни в чём ни бывало петь. Вера сидела у него на коленях и в полудрёме облизывала баранку.
– А ты чего здесь делаешь? – на выдохе прошептала Юля.
– Я здесь живу, – натянув улыбку, ответил Еня. – А вот что он здесь делает, я очень хотел бы знать.
– Евгений Палыч, вы что, не видите? Ребёнка спать укладываю. Верочка, ты спишь?
Юлий наклонился к Вере – она уже уснула и выпустила баранку из рук. Он тихонько кивнул Юле, чтобы та отнесла дочь в комнату на нормальную кровать. Когда Юля ушла, Еня сел напротив Юлия и, демонстративно разгладив скатерть, скрестил руки на груди. Немного помолчав, Юлий неохотно заговорил:
– Она не хотела вам рассказывать…
– Рассказывать что? – брови у Ени медленно поползли вверх.
– О нас…
– О вас что?
– Что мы дружим.
Еня вытаращился на Юлия. У него появились сомнения в собственной адекватности. Весь этот день походил на абсурдный температурный сон: ему считай что подарили выходной, непутёвая сестрица завела безумного передруга-недолюбовника, не хватало ещё, чтобы из-за угла выскочил Стёпа и сообщил радостную весть об отчислении из университета по причине поедания сырого картофеля прямо с земли, а вишенкой на торте стала бы вернувшаяся к нему бывшая благоверная, которая бросилась бы ему в ноги и заверещала, какой он достойный и великодушный, и как она раскаивается, что ушла от него.
– Юлёк! – позвал Еня Юлю, чтобы она ему всё объяснила.
– Женёк?.. – тихо спросил Юлий, не понимая, когда они успели перейти на «ты».
– Какой я тебе Женёк?! – прошипел Еня в лицо Юлию, потом развернулся к дверному проёму и погромче окликнул: – Юля!
– Что ты кричишь? Тут я. Веру разбудишь. – Она выглянула из комнаты, какая-то мысль промелькнула у неё в глазах, и она ушла обратно. – Ну, раз вы оба здесь…
Она замешкалась, заходя на кухню и что-то пряча в руках. Юлий нахмурился. Еня внимательно смотрел на сестру. Он не понимал, к чему она клонит.
– Я кое-что вам не рассказала. Еня, извини, я не хотела тебе говорить, потому что знала, что ты меня осудишь.
Она подвинула брата и села напротив Юлия. Мужчины смотрели на неё несколько недоумённо и выжидающе. Юля быстро положила перед ними сердечко.
– Я забрала это из дома Макара.
Юлий обомлел. Он ожидал чего угодно, но не увидеть в руках у Лебедевых эту фотографию. Он переводил шокированный взгляд с Юли на обрезанный снимок. Он знал, кто был на фотографии, он даже знал, что было написано на обороте, потому что этот кадр сделал он сам.
Глава 7. Чёрт из табакерки
© Copyright: Волкова Екатерина, 2024
Свидетельство о публикации №224101300129
Свидетельство о публикации №224101300129
Рецензии