Трофимов М. М. Судьба

В середине «лихих 90-х», в связи с уходом моих родителей из жизни, передо мной остро встал вопрос о вступлении во владение участком земли и родительским домом в Ленинградской области. Остро, потому что иссякали отпущенные законом сроки, в которые я должен был это сделать. Мы, я и моя супруга Елена, рассчитывали, что за время моего отпуска, в августе месяце, мы решим этот вопрос. Однако, мы не знали нашу бюрократию. Бумажная волокита растянулась на два с половиной месяца, так как конторы, занимающиеся подобным делопроизводством, принимали посетителей только в понедельник и пятницу, а остальные дни недели работали, как они объясняли на «местности», то есть выезжали на места участков и домов. Таким образом, у нас появилось два-три дня в неделю свободных от очередей в конторах, которые мы использовали для посещения родных и близких нам друзей, а также любимых с детства уголков родной природы.
Однажды, в погожий осенний денек, мы устроили прощальную прогулку по левому берегу реки Тосна – от железнодорожного моста до Гончарки. Река местами сильно изменилась за тридцать с лишним лет, которые я не бывал здесь. Там, где раньше была наша детская купальня, с тихим течением, песчаным дном и берегом, теперь была быстрина с камнями и бурлящим потоком, а Тосненский водопад ушёл со своего места почти на метр. Но, всё равно, она была мила и дорога мне! Здесь я поймал своего первого окуня и первую щуку, здесь мы с Юрой Кузьминым, однажды наловили ведро раков, наконец, здесь я научился плавать. На берегах этой реки выросло три поколения нашей семьи. И все братья и сестры отца любили нашу небольшую речку. И, когда приезжали к нам в гости, или летом в дачный сезон, с удовольствием, обязательно шли на реку, если не искупаться, то хотя бы посмотреть!
Наша прогулка уже заканчивалась. Мы подходили по нижнему краю берега к дороге, которая шла от Гончарки – бывшей мастерской глиняных изделий, на высокий левый берег реки. И вдруг я увидел на верху берега, на дороге, знакомую с детства, маленькую, стройную женскую фигурку в домашнем халате с сильно постаревшим лицом и головой, обрамленной копной серебряных волос. Годы не согнули эту женщину, но безжалостно состарили. В лучах низкого осеннего солнца, на фоне голубого неба она выглядела как святой лик на старинной иконе. Еще, будучи окончательно не уверенным, что я точно узнал её, я окликнул: Тётя Шура?!
-Да, Миша, это я. Я тебя тоже сразу узнала, – ответила она.
Это была супруга нашего любимого водителя, дяди Коли. Когда-то, летом 1951 года, после тяжелого рабочего дня, он отвёз нас с друзьями в Колпино, на просмотр итальянского художественного фильма «Утраченные грезы», на который дети до 16-ти не допускались. Тогда нашу просьбу горячо поддержала тётя Шура…
–Вы кого-то ждёте здесь? – спросил я.
–Нет,– сказала она, – я сюда часто прихожу, полюбоваться на речку и вспомнить былое. Вся моя жизнь прошла на этих берегах. До войны – на правом, в деревне Большое Гертово, после – на левом, в Малом Гертове. Здесь Николай построил наш второй дом, вместо сожженного немцами, на правом берегу.
–Сколько же Вам лет? – спросил я.
–Девяносто, – последовал ответ.
–Как поживает Ваша большая семья? – продолжал я интересоваться.
–Семья, Миша, у меня сейчас маленькая – я, да дочь Галя, но она живет в другом городе, – сказала тётя Шура.
–Как так? – удивился я – А где же…?
Она не дала мне закончить фразу, а стала сама рассказывать.
–Ваш любимый водитель, дядя Коля сгорел вместе с сараем. Решил летом отдохнуть на сеновале и лёг с зажженной сигаретой. Уснул. Сигарета упала в сено – пожар! Всё сгорело дотла. На фронте он дважды в машине горел – не сгорел! Видно, от судьбы не уйдёшь! Старшие дети, Нина и Сережа, умерли от болезней. Нина – от внезапной сердечной недостаточности, а Серёжа – от болезни почек. Твой друг детства «Коляба» - Николай Васильев, тоже умер от болезни почек. В нашем роду многие страдали этим недугом. Вот и остались – я да речка. Прихожу сюда и вспоминаю всю свою жизнь, глядя на её спешащие струи. Она старше и мудрее меня.
Мы стояли уже на верхнем краю берега. Я обвел взглядом открывшееся нам русло Тосны и задумался… Одиннадцать тысяч лет эта река вырабатывала и обустраивала свой знаменитый тридцатиметровый каньон. Здесь в обрывистых берегах располагаются уникальные обнажения древних нижнепалеозойских пород, имеющих международное значение. Но, люди не смогли сохранить первозданную красоту природы. Человек провел мелиорацию, лишил реку многих водных источников, и она обмелела, была уже не такой полноводной как когда-то. Человек провел индустриализацию – построил на берегу одного из притоков реки химкомбинат, который загрязнил воду отходами производства и исчезли её обитатели – раки и многие ценные породы рыбы. На берегу другого большого ручья «новые русские» построили свои дачи, а сброс сточных вод отвели в русло притока реки. Вот и стал, чистейший, когда-то ручей, клоакой. От подобных ошибок человека и гибнет река и судьба её, как у человека, складывается независимо от её воли.
Так, рассуждая о судьбах человека и реки, мы дошли до дома тёти Шуры, который построил замечательный человек, дядя Коля, умевший в тяжелое, послевоенное время, доставлять нам, ребятишкам, маленькие радости.
Здесь мы тепло распрощались с тётей Шурой и, вскоре закончив все дела, уехали в Одессу.
Через несколько лет, три или пять, сейчас уже точно не помню, мне позвонил мой старый друг, еще живущий в Малом Гертове, и сказал, что младшая дочь тети Шуры, Галя просила его передать мне, что мама умерла. Так ей наказала перед своей кончиной тетя Шура: «Сообщите Мише о моей смерти».
В теплый летний день, тётя Шура, пришла на берег Тосны - «пошептаться» с рекой о своих делах, но, видимо почувствовала себя плохо и присела, прислонившись спиной к старой вербе и глядя на правый берег – туда, где был дом её родителей, где она выросла и была счастлива. Такой, со спокойным лицом, и нашли тётю Шуру рыболовы, спешащие на утренний клёв рыбы.