16. Битва

16. БИТВА.  8 сентября Дмитрий еще раз объехал полки, затем на виду у всего войска отдал свои золоченые доспехи Бренку, тем самым практически превратив боярина в мишень, а сам в простом вооружении отправился в Передовой Полк. Почему именно боярину-воеводе Михаилу Бренке была оказана «честь» умереть за князя, - ответа на этот вопрос у автора нет. А вот зачем это было нужно самому Дмитрию, понять, в принципе, не сложно. Гибель полководца на глазах у всего войска рождает в войске смятение и панику. Поменявшись прилюдно доспехами с Михаилом Бренкой, Дмитрий тем самым поставил исход сражения вне зависимости от своей собственной судьбы. Если ему суждено погибнуть, о его смерти до самого конца никто не узнает. Ратники будут уверены в том, что князь еще жив и по-прежнему руководит битвой. Бренко же, добровольно приняв на себя роль позолоченной мишени, прекрасно понимал, что теперь враг будет метить именно в него. И хоть его гибель не будет воспринята в войсках, как катастрофа, ибо все будут знать, что был убит не князь, а всего лишь воевода в княжеском облачении, самому боярину легче от этого не станет.

В одиннадцать часов дня, как спал туман, появились ордынцы. Их численность также оценивается по-разному. Но если учесть то, с какой настойчивостью Мамай зазывал к себе Ягайло и Олега, то вряд ли стоит всерьез рассматривать версию о сотнях тысяч. Скорее всего, ордынцев и генуэзцев было от силы тысяч 70, и уж никак не 100 и не более.

На русский строй передовые отряды ордынцев надвигались по-гречески - в плотном пешем построении. Впереди, задавая ритм, шла генуэзская пехота. На расстоянии полета стрелы орда остановилась. Откуда-то из задних рядов по живому коридору из раздавшихся в обе стороны пехотинцев на «ничейную» полосу вымахал на коне известный на всю половецкую степь драчун и задира Челубей. Он начал носиться вдоль русских рядов, щедро осыпая россиян оскорблениями и насмешками и требуя себе поединщика. Выглядел Челубей и вправду весьма внушительно. Согласно преданию, ни среди князей, ни среди бояр, ни среди рядовых дружинников желающего померятся с ним силами не нашлось. Большинство россиян к этому времени уже успели свыкнуться с той мыслью, что сегодня их, скорее всего, убьют, но проиграть последний в своей жизни бой на глазах у всего православного воинства не захотел никто. Наконец под общий вздох облегчения – что такой храбрец все ж таки отыскался – из русских рядов выехал боец. Это был посланник Сергия Радонежского инок Пересвет. Из доспехов на нем, как говорят, были только большой железный крест на груди да легкая кольчуга под рясой. Александр Пересвет уже точно знал и то, что сегодня он умрет, и то, что свой последний бой он ни за что не проиграет. Дальше - никакого пафоса, никакой патетики, никаких искр и звона мечей, никаких блоков и хитрых выпадов, никаких напутственных слов умирающего героя столпившимся вокруг товарищам по оружию. Бойцы разъехались в стороны для большего разгона, затем, выставили копья и на полном скаку сшиблись. Их кони тут же начали заваливаться, а сами поединщики замертво рухнули на землю, не выиграв, но и не проиграв последнюю в их жизни схватку. Если этот легендарный поединок действительно имел место, то Пересвет и Челубей стали первыми жертвами одной из величайших битв в истории нашего с Вами Отечества и одного из самых масштабных сражений Средневековой Европы.

Сразу после гибели единоборцев орда пришла в движение и бросилась в атаку. Русские, дабы не быть смятыми, кинулись навстречу. Грохот железа и топот ног смешались с криками тех, кто, не успев даже замахнуться для удара, был убит или ранен в первые же секунды страшного столкновения двух человеческих лав. Уже через час передовые части обеих армий были истреблены. Оскальзываясь о покрытую кровью траву и запинаясь о разбросанные повсюду мертвые и еще живые тела, в бой с обеих сторон пошли главные силы. По всему фронту началась яростная рукопашная. Десятки тысяч дерущихся людей не могли втиснуться в узкое пространство поля и были вынуждены сражаться в неимоверной тесноте. Иногда весь успех одной из сторон заключался лишь в том, что задним рядам удавалось посильнее надавить на передние, и линия соприкосновения противоборствующих армий перемещалась в сторону противника. Раненные валились под ноги своим и чужим и их не столько добивали, сколько дотаптывали. Впрочем, кое-где скученность была такой, что даже мертвые не могли упасть и оставались стоять, а живые пытались поразить друг друга через их головы. Ни о каких обходных маневрах или расчленении сил противника не могло быть и речи.

На 3 или 4 часу боя свежие ордынские тумены усилили натиск в центре и на правом фланге русской армии. Михаил Бренко, золоченые доспехи которого словно магнит притягивали к себе стрелы и копья врагов, погиб одним из первых. Великокняжеский стяг несколько раз падал, но затем под торжествующий рев россиян вновь вздымался над рядами сражающихся. Ценой колоссальных потерь ордынцам удалось потеснить Большой Полк, но опрокинуть его они не смогли. Устоял и Полк Правой Руки, в котором было много опытных и хорошо экипированных литовских и новгородских ратников. На левом фланге дело обстояло гораздо хуже. Полк Левой Руки, где доспехи и щиты были лишь у ратников, стоявших в первых рядах, лег под уларами ордынских сабель почти весь. Чтоб закрепить наметившийся успех, Мамай бросил в прорыв резерв - тяжелую конницу, и орда, смяв обескровленный левый русский фланг, обратила в бегство московских ополченцев, среди которых абсолютное большинство составляли новобранцы. Оттеснив ярославских князей, пытавшихся с остатками полка занять круговую оборону, ордынцы большими силами начали вливаться в огромную брешь, образовавшуюся на левом крыле русского строя.

Появление у себя в тылу отборной Мамаевой конницы, заставило московских воевод срочно разворачивать Большой Полк и Полк Правой Руки фронтом к месту прорыва. Ордынские всадники попытались было зайти главным силам русских в тыл, но стоявший в четвертой линии резервный полк Дмитрия Ольгердовича выдавил их обратно. Восстановив целостность своего строя, русское войско развернулось спиной к речке Нижний Дубяк, уперлось левым флангом в Непрядву, и вновь стало неуязвимым. При этом ордынцы, продолжая по всему фронту теснить россиян, открыли свои тылы Владимиру Храброму, Андрею Серкизу и Дмитрию Боброку, которые с Засадным Полком укрывались за Зеленой Дубравой. Вне всякого сомнения, этот крайне опасный маневр был просчитан русским командованием заранее. Не исключено, что именно поэтому в Полку Левой Руки было так мало «доспешных» ратников, как не исключено и то, что все планы строились именно на том, что полк не выдержит натиска и побежит.

Все, что произошло дальше, Вы уже наверняка знаете. Мощный удар Засадного Полка стал для ордынцев полной неожиданностью. За какие-нибудь полчаса отборная Мамаева конница была вырублена под корень. Русская пехота немедленно перешла в наступление, и разрезанная на две части орда побежала. И хоть ордынцы по-прежнему превосходили россиян числом, о сопротивлении никто, кроме Мамая, уже не думал: одни кинулись на север, к Непрядве, остальные побежали на юг, к Красивой Мече. Отступающие тумены благополучно смяли свой собственный заслон, собранный Мамаем из резервов, и это еще больше увеличило всеобщую панику, разом удвоив количество бегущих. Русская конница и Серкизовы татары гнали ордынцев так долго, как только могли, и напоследок устроили им резню на берегу реки Красивая Меча. Самому Мамаю удалось спастись. Вечером того же дня, гоня перед собой толпы пешего полона, погоня вернулась к Непрядве.