Нерадостное возвращние
Изматывающая, нервная и невообразимо сложная боевая служба в Средиземном море к великому для всего экипажа счастью закончилась. Хотя… и здесь не обошлось без нечистого.
Уже вдали замаячил мыс Фиолент, когда раздался душераздирающий скрип и обездвиженный корабль встал.
Он как смертельно раненый зверь ещё пытался идти по инерции, но вскоре и она у него истощилась.
Все мгновенно поняли, что на корабль пришел не просто «пипец», а «полный пипец», и как по взмаху дирижёрской палочки сразу изрекли только одно ёмкое и абсолютно подходящее для этой ситуации слово – слово, вобравшее в себя всю боль многовековой истории человечества.
И только старший помощник, для которого это слово было обиходным, с горькой ухмылкой прошептал: «Как тут не согласиться со словами приверженца атомистического материализма, римского поэта и философа Тита Лукреция Кара, что хорошее настроение передаётся только половым путём».
Доктор при этих словах отвернул в сторону голову, чтобы не осквернять вселенскую скорбь своей гнусной ухмылкой, а замполит, считая себя самым умным, многое из услышанного не понял, особенно про атомистический материализм, поэтому с такой силой собрал морщины на лбу, что на лобной кости возникли глубокие и неизгладимые борозды. Он давно считал старшего помощника вольнодумцем и контрреволюционером.
Уже на полной скорости сюда шли два катера с представителями штаба флота, дивизии и бригады, а по-простому – говнокопатели. Это уже потом, спустя длительное время, они вспомнят, что корабль старый и пятнадцать лет не ремонтировался, что люди, служащие на нём, – герои. Но сейчас об этом никто не помнил, точнее, не хотел помнить. Нужны виновные, а если их вдруг не окажется, значит таковых следует назначить. Должна обильно пролиться кровь из отсеченных голов!
Одних снимут с должности, других разжалуют, третьих наградят выговорами, а четвёртых переведут на другие корабли или места, где тюрьма кажется сказочным раем.
А в это время разнаряженные, с выскакивающими из дорогих бюстгальтеров сердцами, ничего не ведавшие жены и боевые подруги, излучающие мощным потоком флюиды любви, страсти, вожделения и аромата божественных духов, с букетами цветов в окружении снующих и потерявших всякий контроль детей с нетерпением ждали, когда в бухту войдет их корабль. А он всё не шёл и не шёл. И никто ничего толком не мог сказать.
Работники политического отдела, приверженцы светлых идей пролетарского интернационализма, с умным видом повторяли одну и ту же фразу: «Никакой информации нет».
А там, за мысом Фиолент, моряки ждали «дорогих» гостей: обильно покрывали палубу пеногоном, боцманы закрашивали ржавые подтёки, а офицеры лихорадочно работали с документацией, прекрасно понимая, что уже поздно пить минеральную воду, если вскоре напоят до отвала забортной водой. И лишь корабельные политработники ещё теснее сомкнулись вокруг коммунистической партии и её местного высшего руководителя, заместителя командира корабля по политической части. Сейчас они сидели в каюте замполита и строчили компроматы на всех офицеров и мичманов. На командира и особиста писал сам замполит. Здесь ничего нельзя забыть, упустить. Партия – рулевой, и от её незримого ока ничто не должно уйти незамеченным.
В число неблагонадёжных попал даже доктор. К его операциям по удалению гнойного аппендицита привыкли, а вот то, что он у единственного специалиста СПС (секретная правительственная связь) вырезал на ухе атерому, и тот ходил с забинтованным ухом, неделю ничего не слыша, это факт.
Замполит не знал, как пишется это слово, и написал его через «о». Да какая разница, «о» или «а», если старшина был выведен из строя. Это походило на диверсию, а особист – ни сном, ни духом.
Кто сочинял пасквиль на замполита, оставалось загадкой, но, естественно, писали, скорее всего, однопартийцы, стремящиеся занять это тёплое место.
Время живо приближалось к вечеру, и энергетика радости, счастья и любви у встречающих давно иссякла, к тому же мичман со стоящего у причала корабля сказал, что там поломалась машина, и когда корабль заведут буксирами в базу, неизвестно, и что его сразу потянут в завод, так что… А работники идеологического фронта дивизии, заперев здание политотдела, куда-то все исчезли. Так что ждать что-либо было бессмысленно, и все разошлись. Женщины огорчались, что и сегодня ложе любви не превратиться в театр необузданной страсти. Переживали, правда не очень долго, и дети, ждавшие обещанной от отцов жвачки.
2
Начмед сидел в каюте за столом, выложив на него бесчисленное количество папок, и курил. Дверь с шумом отворилась, вошёл старпом и сел на койку, – Что, пособник смерти, пригорюнился?.. Ты приготовился к однополой любви со своим флагманским?.. Предупреждали же, зачем грелки и спринцовки надувал? То, что меня снимут, это знаю даже я, тут к замполиту не ходи, а вот тебя изгонят за порчу государственного и военного имущества, и ждёт тебя гуманный советский суд.
– Какие грелки, какие спринцовки?..
– Штаны мокрые стали? Не боись!.. Пойдёмте встречать дорогих гостей на ют, уже едут, родимые… И запомните, мой юный друг, тупиковых ситуаций не бывает, бывает только тупиковое мышление. Радует в этой ситуации только одно – что расстрелы запрещены.
– Всё будет нормально, посучат ногами, объявят организационный период и забудут. Всем им глубоко насрать на людей, которые полгода утюжили моря, что их жены с детьми ждут...
– И любовницы…
– И любовницы. Пойдёмте. Между прочим, Владимир Михайлович Бехтерев, советский невропатолог и психиатр, сказал, что если больному после разговора с врачом не стало легче, то это не врач. Вам от беседы со мной стало легче? – начмед утомлённо улыбнулся.
– Алё! – старпом пощелкал пальцем возле лица начмеда. – Это вы сейчас случайно не о себе? Эко куда понесло… Запомните, в могущество врачей верят только идиоты и здоровые люди. А вы хоть знаете, товарищ военврач, что смерть Бехтерева связана с тем, что при встрече со Сталиным, которому Бехтерев оказывал врачебную консультацию по поводу сухорукости, тот неосторожно обмолвился, что верный ленинец страдает тяжёлой паранойей… И был отравлен. В некрологе, правда, написали, что Бехтерев скончался в результате острого пищевого отравления.
В громкоговорителе затрещало, и голос дежурного по кораблю объявил: «Офицерам и мичманам построиться, шкафут, правый борт». Вопрос о кончине великого невропатолога остался открытым.
3
Начмеду несказанно повезло, никто из его начальников не прибыл, один приболел, второй, вроде бы, загулял. Это вызвало у доктора неописуемый восторг. Оказывается, и в пору торжества нечистой силы, её шабаша сквозь нависшие чёрные тучи изредка пробивается золотой лучик солнца.
Чтобы ни у кого не вызывать своим гнусным видом тошноту, он пошёл в лазарет, заперся изнутри, лёг в койку, раскрыл книгу и углубился в чтение.
– Не обязательно быть умным, чтобы тебя посещали гениальные мысли, – подумал он, медленно погружаясь в ласковое царство Морфея.
Это только в «Моральном кодексе строителей коммунизма» написано: «Гуманные отношения и взаимное уважение между людьми: человек человеку – друг, товарищ и брат».
– Может быть, среди людей это и так, хотя тоже сомневаюсь, – подумал он, – а вот на военной службе этих людей точно нет. Есть военнослужащие. А им до человека расти и расти.
________________
Свидетельство о публикации №224101300478