17. На костях

17. НА КОСТЯХ.  Еще раз оговоримся – многое с этой величайшей в истории нашего народа битвой до сих пор остается невыясненным. К примеру, неизвестно точно, где именно на Куликовом поле произошло сражение. Протяженность поля составляет около 100 километров в длину и 20 - 25 километров в ширину, и участков, подходящих по описанию к тому, что указан в летописях, там не счесть. Существует, к примеру, мнение, что, переправившись на правый берег, войско, дабы не быть опрокинутым в Дон или Непрядву, не стояло всю ночь на одном месте в ожидании появления врага, а двигалось ему навстречу в боевом построении, и, значит, сражение произошло гораздо южнее, на довольно значительном отдалении от устья Непрядвы. Другие уверены, что на правый берег Дона русская армия переправилась севернее Непрядвы, и уже там поджидала Мамая. А есть даже мнение, что битва шла по обоим берегам этой реки, и именно в Непрядве, а не в Красивой Мече, россияне топили потом остатки Мамаевой орды.

Считается, что окончательную точку в этих спорах сможет поставить только обнаружение братской могилы с останками погибших воинов Дмитрия Донского, местоположение которой до сих пор неизвестно. Впрочем, это «беда» почти всех величайших сражений прошлого. Все знают, что они имели место быть, но не всегда знают в каком именно месте, и где захоронены десятки тысяч павших в них бойцов. Тому есть вполне очевидные объяснения. Во-первых, в сражениях с использованием холодного оружия большинство смертельно раненых умирали не сразу, а спустя какое-то время. Это только в кино мушкетеры, перебив у стен монастыря Дишо гвардейцев кардинала, с веселыми песнями уходят с заваленного трупами пустыря. В реальности же их жертвы прежде, чем отойти в мир иной, успели бы добраться до дома или до казармы и уже только там умереть тихо от кровопотери или в муках - от перитонита. И после больших сражений всё было точно так же. Тяжело раненых простых ратников одного за другим хоронили по дороге домой, а тех, кто умер сразу, однополчане могли предавать земле по всему полю, где придется. Ведь это все же было ополчение, а не регулярная армия с похоронной командой и запасом негашеной извести в обозе, чтобы рыть громадную общую могилу. Во-вторых, такие сражения с привлечением большого числа пехоты чаще всего происходили не в безлюдных пустынях, а на рубежах или в пределах более или менее заселенных земель, и местные жители потом развозили павших по окрестным погостам иногда задаром, а иногда и за плату. Убитых же в бою князей, бояр да воевод и вовсе забирали с собой и погребали уже в родных пенатах. Ну а мертвецов разгромленного врага вообще не принято было прибирать. Ими потом занимались крылатые падальщики, лесные хищники ну или вечно голодные раки с рыбами.

…Над заваленным телами полем, меж тем, стали опускаться сумерки. Владимир Андреевич Храбрый приказал поднять великокняжеский стяг и трубить сбор. Со всего поля на звуки трубы начали сходиться уцелевшие воеводы и ратники. Обеспокоенный отсутствием брата серпуховской князь велел всем искать тело Дмитрия. Несколько раз ошибались, приняв за великого князя сначала мертвого Михаила Бренка, затем Федора Белозерского. Наконец костромские ратники Федор Сабур и Григорий Холопищев нашли у самой кромки леса еле живого Дмитрия Ивановича. Кто-то помог тяжелораненому государю уйти подальше от боя, и заботливо укрыл его от чужих глаз срубленным деревцем, под которым он и пролежал потом несколько часов в забытьи.

Такая, казалось бы, незначительная, в чем-то даже бытовая, но, вместе с тем, весьма знаковая деталь – срубленное деревце. Этакий своеобразный ответ из далекого прошлого всем борцунам с «русским лжепатриотизмом», которые считали и считают «Сказание о Мамаевом Побоище» и «Задонщину» обычными пропагандистскими документами, написанными исключительно с целью возвеличивания московских государей и потому не содержащими в себе и десятой доли истины. Ну что ж, давайте еще раз вместе посмотрим на то, как древние пропагандисты возвеличивали образ Дмитрия Донского. Итак, что же получается? Дмитрий был ранен, причем, возможно, почти сразу, может даже и в бою не успев поучаствовать. Почему-то древние «пропагандисты и лжепатриоты» не сочли необходимым описать во всех подробностями, как махал он булатным мечом или вострой сабелькой направо и налево, как косил вражьи головы десятками и сотнями, яко Илья Муромец или Добрыня Никитич, и как упал на сыру землю, пронзенный стрелой, а то и десятком стрел. И нашли его потом почему-то не в громадной куче поверженных им врагов, а под срубленной березой. На самом же деле все было буднично и по-крестьянски незамысловато – выдернули телохранители помятого князюшку из гигантской драки, оттащили подальше, замаскировали, как смогли, ветками и обратно в драку полезли. Великого князя и найти-то долго не могли только из-за того, что те, кто его спасал, сами спастись не сумели. Что же в этом пропагандистского и преувеличенного? А что до пафоса… Так куды ж без пафоса-то, когда такая победа?!

Восемь дней сильно поредевшее русское воинство стояло «на костях». Хоронили мертвых, рубили кладбищенскую церковь Рождества Богородицы, считали живых. Говорят, что насчитали 40 тысяч. Сколько погибло или было покалечено, остается только догадываться. Кто-то высчитал, что с учетом умерших от ран их было никак не менее 25 тысяч. Сколько было убито ордынцев, вообще никто не считал. Часть погибших россиян решили увезти с собой в дубовых колодах: Александра Пересвета, Михаила Бренка, Микулу Вельяминова, Михайлу Ивановича Акинфова, воевод Тимофея Волуя Окатьевича, Андрея Серкиза, Льва Морозова, Семена Мелика, князей белозерских Федора и Ивана, князей тарусских Федора и Мстислава, князя дорогобужского Дмитрия Монастырева.

Сторожи отправленные вдогонку за Мамаем, сообщили, что орды нигде нет, и в степи видны лишь следы панического бегства огромной армии. Тем не менее, на Русь войско шло осторожно, поглядывая с опаской в сторону Одоева, где торчал с войском Ягайло. Великокняжеское ополчение было обескровлено, отягощено раненными, пленными и огромной добычей. Новое сражение ему было бы сейчас не ко времени. Впрочем, и Ягайло оно тоже было не нужно. Узнав о катастрофе, постигшей его союзника, он свернул лагерь и ушел в Литву. Лишь небольшие отряды литовцев остались в прифронтовой полосе с тем, чтобы пограбить русские обозы, отставшие от основного войска или шедшие отдельно от него. При этом литовские шакалы особо не интересовались, что именно там везут - раненых или добычу.

Олег Рязанский тоже не стал ждать дальнейшего развития событий, быстро собрался и ускакал в Литву. Впрочем, по Рязанской Земле великокняжеские полки шли без крови.

В Коломне караван великого князя застрял на четыре дня. Дмитрий был еще очень плох, и его спутники начали даже сомневаться: «Довезем ли?». В Москву великий князь вернулся лишь через три недели. Его обоз встречала громадная толпа.

Такого ликования и такого небывалого подъема духа Русская Земля не испытывала уже давно. Как верно заметил Л. Н. Гумилев: «Суздальцы, владимирцы, ростовцы, псковичи пошли сражаться на Куликово поле как представители своих княжеств, но вернулись оттуда русскими, хотя и живущими в разных городах». За «праздник со слезою на глазах», подаренный всей Руси Дмитрием и Владимиром Храбрым, народ нарек своих героев Донскими. По возвращении в Москву еще хворый князь велел выдать из великокняжеской казны небольшое пособие вдовам погибших ратников и покалеченным воинам. По просьбе Сергия Радонежского одну из суббот накануне дня Дмитрия Солунского объявили поминальной и вселенской. В этот день на Руси ежегодно стали поминать воинов, сложивших свои головы за Отечество. В память о победе на Куликовом поле был заложен новый монастырь.

12 октября Дмитрию Донскому исполнилось 30 лет.

1 ноября 1380 года во Владимирской Руси состоялся всекняжеский съезд, на котором русские князья «велию любовь учинили между собой». Выморочное Белоозерское княжество, лишившееся обоих своих князей, было закреплено за Москвой. К этому времени уже стало известно о гибели зловредного Мамая. Сарайский повелитель Тохтамыш настиг «второго Батыя» на Калке и истребил остатки его орды. Мамай бежал к своим дружкам генуэзцам в Кафу и там был ими «по-дружески» зарезан, чтобы, значит, и сам не мучился и другим проблем не создавал. Дети Мамая перебрались в Литву, где позже, как говорят, превратились в князей Глинских, с которыми нам с Вами в будущем ещё предстоит встретиться.

Вскоре в Москву к великому князю прибыли послы великого хана Тохтамыша, с известием о том, что волжские и донские степи вновь объединены под властью сарайского царя. В Сарай тут же отправился Дмитриев киличей с приветствиями и богатыми дарами. Правда о возобновлении выплат ордынского выхода «волжскому царю» речь на переговорах не велась.

Той же осенью в Литву к Олегу и Ягайло отправились московские послы с предложением мира. Олег немедленно вернулся на Русь, а Ягайло позволил одному из героев Куликовской Битвы, Андрею Ольгердовичу, вернуться в Полоцк. 

Весной 1381 года из Константинополя на Русь вернулся самопровозглашенный митрополит Пимен. Сразу по прибытии в Москву он был взят под стражу, лишился своего белого клобука, всех митрополичьих регалий и отправился по этапу в Чухлому.