Гештальт. Новый эпизод

3

На самом деле говорить с сыном-подростком на тему испорченных штор Вадиму не хотелось от слова совсем. Профессионал высокого уровня в своём деле, он не собирался брать, как говорят «работу на дом». И на это имелось несколько веских оснований.

Во-первых, как парапсихолог он никоим образом не желал влиять на взросление и становление личности сына, считая, что каждый должен на собственном опыте получать некоторые жизненные уроки. А их с Никой забота состоит в обеспечении безопасности и удовлетворении основных потребностей ребёнка. Также важен достойный личный пример в том, что есть хорошо и правильно. А что их семейная жизнь – пусть не без некоторых забавных нелепостей и милых нюансов, что в целом только добавляет ей прелести – легка и приятна обоим супругам и является для Петра прекрасным «примером», мужчина не сомневался. Вадим, как ни странно, не считал нужным вести так называемые профилактические, а тем более показательно-назидательные беседы с подрастающим сыном. Ему хватало этого на работе. А целостная личность, по его мнению, может гармонично сформироваться только путём собственных размышлений, проб и ошибок. Конечно, он никогда не уходил от ответа, если Петя сам о чём-то спрашивал, стараясь донести до сына любую запрашиваемую тем информацию максимально правдиво и подробно (конечно, в соответствии с возрастным цензом). Опять же без поучающе-назидательных тонов и акцентов.

Во-вторых, резонно полагая, что если человеку не требуется психологическая помощь – самый лучший принцип в отношении такого – отойди и не мешай ему самому разобраться и справиться с задачей. Если же сыну помощь, причём любая, потребуется: он всегда знает, что отец рядом и на него во всём можно положиться.

А в-третьих, как врач, он старался всегда держаться и действовать по отношению к клиенту абстрагировано, считая, что эмпатия – не помощник, а помеха в психологической, и не только, помощи. Личная симпатия к пациенту заслоняет, как бы зашоривает, сознание лечащего, не позволяя в полной мере раскрыться врачебному таланту и не даёт интуиции шанса предоставлять информацию напрямую.

Эти важные для него в отношении с близкими, и не только, принципы Вадим старался не нарушать. Однако… сейчас-то сам предложил. А своё слово мужчина держал и с детства умел отвечать за собственные поступки.

Самое лучшее – решил Вадим – отдать сыну пальму первенства: предложить высказаться, не перебивая и не выражая оценочных суждений. С этими мыслями мужчина подошёл к двери Петиной комнаты и издал «клич индейцев».

Юмор и самоирония – ещё один из «китов» на котором зиждилась этика семейной жизни парапсихолога. С угрюмым видом подросток открыл дверь, однако в уголках его губ была заметна с трудом сдерживаемая улыбка.

- Ну, те-с, - начал отец, присаживаясь в удобное кресло за письменный стол и вперивая серьёзный взгляд в сына, - что же школьные шторы… хорошо горят?

Петя в смущении поднял глаза на отца, не сумев разобраться шутит он или всё-таки сейчас ему «прилетит»:

- А… э-э… посредственно. – Наконец выдавливает из себя.

Вадим некоторое время молчит, глядя непроницаемым взглядом поверх стола куда-то за окно, а потом неожиданно выдаёт:

- В моё время мы проверяли другие гипотезы на предмет…

Он умолкает и снова обращает взор в одному ему известную даль. Сын нетерпеливо ёрзает на стуле, наконец не выдерживает:

- Да, нет, пап… всё совсем не так… П-прости. Я это не специально сделал. Просто надо было помочь другу.

К окончанию беседы пошатнувшееся доверие между отцом и сыном было полностью восстановлено, о чём возившуюся с дочкой и псом на ковре в гостиной Нику оповестил весёлый смех, донесшейся спустя время из комнаты Пети. Женщина облегчённо вздохнула и, подхватив брыкающуюся малышку себе на бедро, поспешила на кухню разогревать ужин.

Продолжение на днях...