Счастье в рюкзаке

                Сердечно благодарю Николая Н.
                за идею, за ценные мысли и за вдохновение.







     Дождливым сентябрьским утром такси везло её в аэропорт. До этого дня погода была прекрасной и тёплой, но на душе у неё все последние недели было пасмурно и сумрачно, поэтому увидев утром тучи на небе, особой перемены она не заметила.
     Осенняя Москва пролетала за окном, взмывая вверх небоскрёбами и разливаясь в каплях дождя светодиодными огнями вывесок. Город жил своей обычной жизнью, в которой люди куда-то спешат, автомобили несутся нескончаемыми потоками по равнинам и холмам постоянно строящихся магистралей, а электрички то и дело разрывают серую дождливую мглу пестрой лентой проносящегося и исчезающего в дали состава.
     Она ехала к нему. И лишь умом понимала, что это хорошо, что это то, чего она долго ждала, а чувства её были будто выключены, введены в режим экономии и энергосбережения, из-за чего в душе царил тихий полумрак.
     Этот год – год две тысячи двадцать четвёртый – был годом больших планов и надежд. Но одновременно с этим это был год больших крушений - внешних и внутренних.
     Она знала, чтобы что-то получить, необходимо прилагать усилия. Она не боялась трудностей, она хорошо умела разрабатывать стратегии и планировать, умела идти большими и маленькими шагами к поставленной цели, не отчаиваясь и не обесценивая результатов. И она уже многого достигла.
     Но кроме жизненных планов почти у каждого есть ещё мечта. Заветная мечта, как что-то очень личное, связанное с самым нутром, и потому уязвимое. Мечта, которую лелеют в самом сердце и прикасаются к ней очень бережно, очень осторожно, чтобы не поранить то, что живет в сердцевине души, зная, что рана разочарования приведет к потере самых важных смыслов – смысла самой жизни. И вот, когда она уже так много достигла, наконец, появилась возможность аккуратно посмотреть в сторону своей заветной мечты.
     И оказалось, что он смотрит туда же, ему тоже было бы это интересно, и, объединив мечты, они могут получить даже нечто большее, о чем мечталось сначала. Поддерживая и подбадривая друг друга, они стали делать шаги – один за другим – навстречу заветной мечте. А когда до мечты было уже рукой подать, мир изменился до неузнаваемости, белое стало черным, а черное белым, гигантской волной обстоятельств их мечту отбросило далеко за горизонт, а то уязвимое и ранимое, что было с мечтой связано, заискрило обугленными краями, пугая глубиной своей боли и забирая у неё последние душевные силы.
     Раскидало и их – её и его – по разным городам, и остались им только телефонные звонки и переписка.
     Наконец, пробравшись через разные обстоятельства, через проблемы со здоровьем, через отчаянье и отсутствие сил, она всё же купила билет на самолёт, чтобы во всём этом водовороте тревог и крушений хотя бы увидеться с ним и, положив голову ему на плечо, почувствовать, что она не одна в этом мире, где происходит столько страшных событий, и где мечты в один миг разбиваются в дребезги.
     Она смотрела как проносится Москва за окном и постепенно её отпускало, будто в сонный полумрак её души начинали проникать утренние лучи, подсвечивая пока еще слабым тусклым светом контуры и очертания её эмоций. После долгих недель отчаянья, боли, страха и одиночества, она будто начала вспоминать из чего состоит жизнь – её жизнь.
     Сначала ей казалось, что как только она увидит его, сразу расплачется и сможет только плакать, как маленькая девочка, уткнувшаяся в плечо родителя, которого долго-долго не видела. Но, поднимаясь среди суетящихся пассажиров по трапу самолёта, она стала обнаруживать внутри себя удивительное, почти торжественное спокойствие. И это спокойствие возникало от мысли, что всего через два с половиной часа она не просто увидит, но и обнимет того, кто ей дорог. Её спокойствие возникало из понимания, что хотя бы эту неприятность – расстояние – она вот-вот преодолеет.
     Она вошла в самолёт также буднично, как вошла бы в метро, села у окна и выдохнула. Серые дождевые тучи встречали стальной корпус самолёта плотным влажным сопротивлением, отчего самолёт трясло, а пассажиры волновались. Но не она. Она смотрела, как по ту сторону иллюминатора роящиеся тучи начинают светлеть, белеть, рваться и постепенно превращаться в проплывающих мимо пушистых белых барашков, подсвеченных солнечными лучами.
     Её сердце билось всё ровнее. Её сердце билось! И жизнь будто возвращалась в уставшее тело.

     Он ехал в аэропорт, утешая себя мыслью, что всех дел всё равно не переделаешь, и работа никогда не кончается, а его главное сегодняшнее дело впереди – встретить её. Дорога летела ему навстречу, обнятая с двух сторон еще не отпустившими лето лугами, а над горизонтом кружевными фигурными стаями распластались облака. Прямо сейчас где-то там в нескончаемой череде этих стай заходил на посадку самолёт, который всей мощью своих двигателей приближал их встречу – встречу двух близких людей, раскиданных ураганом обстоятельств по разным городам.
     Время парадоксально, оно и летит, и тянется одномоментно. В его переживании они не виделись очень давно. Месяц? Можно подумать – всего-то месяц! Но, когда месяц отделяет тебя от того, кого любишь, кажется, что каждый из тридцати его дней похож на гигантский шлюз, дыру, через которую выплёскивается, уходит, утекает в никуда твоя жизнь, унося последние силы и возможность радоваться. В тоже время нельзя не заметить, что этот месяц, доверху заполненный работой, пролетел стремительно! Впрочем, как и два года, которые прошли с их первой встречи. За эти двадцать четыре невероятно насыщенных месяца они успели очень много, иные столько не успевают за жизнь. И их жизнь до встречи, у каждого такая большая, полная успехов и промахов, впечатлений и усталости, событий радостных и трагичных – такая сложенная уже и понятная жизнь будто отступила на задний план, уступая место чему-то завораживающе новому, стремительно разворачивающемуся в мире полном бурь.
     Он смотрел на дорогу, на облака, плывущие ему навстречу, и с улыбкой думал о том, что в этом вся она – в его глазах стремительная, ослепительная, великолепная! У неё всегда масса идей! И не успеваешь моргнуть глазом, как эти идеи уже обретают форму и начинают превращаться в события, о которых ещё вчера не мог и подумать. Но одновременно с этим - такая хрупкая…
     Он знал, что все последние недели ей было плохо. Ему тоже было плохо. Плохо было от того, что их мечта, словно птица, выпорхнула прямо из рук, испуганная событиями, которые происходили в мире. И плохо ему было от собственного бессилия что-либо изменить, повлиять на ситуацию — всё это время он судорожно искал выход, какое-то решение, однако все двери были заперты. Но его «плохо» меркло при мысли о том, что где-то там, в другом городе плохо ей, и он, тот, который любит её, и тот, которого любит она, ничего не может с этим сделать. То, что плохо ему, он готов был принять, ему не привыкать было справляться с трудностями. Но осознавать, что и ей плохо, было очень тяжело.
     И как же хорошо, как невероятно хорошо, что совсем скоро, уже меньше, чем через час, она окажется в его объятиях.

     В полёте она пыталась спать, но сон не шёл. Вместо него шли мысли. Будто на киноплёнке - кадр за кадром - пролетали её последние два года: те планы, которые она строила, то воодушевление, с которым она преодолевала все преграды, те амбиции, с которыми она покоряла вершины, и те события, которые всё рушили и вносили хаос не только в её жизнь, но и в жизнь вообще, вступая в противоборство с самим фактом жизни. Она думала о том, как под натиском непреодолимых обстоятельств рушатся устои, как привычное и понятное превращается в прах, как чувства перемешиваются в душе, и как сгорают силы в попытке удержать пошатнувшуюся и посыпавшуюся конструкцию. И вот - как мало ей теперь нужно… Просто обнять того, кого любишь, почувствовать его тепло, потереться холодной бледной щекой о его небритую колючую щёку. И, может быть, еще немного моря, у которого они так любили сидеть вместе и слушать песни набегающих волн.
     Она открыла глаза и посмотрела в иллюминатор. Далеко внизу в разрывах перистых облаков оно - Балтийское море - уже раскинулось во все стороны. За последние два года она видела эту картину много раз, но привыкнуть к ней было невозможно. Самолёт снижался и море становилось всё ближе – во все стороны уходящее за горизонт, расчерченное по диагонали мелкими извилистыми линиями бегущих волн, отражающее в себе небо и редкие облачка, и – о, торжество! – вмещающее в центре себя всю мощь солнечного диска, выплёскивающего в морские глубины янтарное золото своего волшебного света, благодаря чему море начинало светиться изнутри, а гладь его становится зеркально-золотой.
     Она ощутила, как её охватывает приятное волнение, переходящее в восторг. Это чувство ей было хорошо знакомо, она знала, что стоит только впустить красоту внутрь себя и она тут же начинает заполнять целебным мёдом все уголки твоего существа и буквально выталкивать из одеревеневших лопаток, расправлять, распахивать навстречу ветру твои крылья! Она не стала сопротивляться этому нарастающему ощущению и позволила красоте обнять себя.
     Радость потоками чистой воды потекла по артериям и венам. Почти три дня вместе, рядом! Рядом с ним и рядом с морем. Три дня, в которые можно просто протянуть руку и прикоснуться. Три дня, в которые не нужен телефон, потому что тот, чьего звонка ждешь больше всего, не будет звонить, он просто будет шептать на ухо всё, что у него на сердце, а она будет чувствовать тепло его дыхания. Три их дня.
     Она почувствовала, что солнце, так щедро окрашивающее янтарным глянцем поверхность моря, пробралось и в её душу. Грудная клетка распахнулась ему навстречу и, наконец, появилась возможность дышать.

     На гостевой парковке возле аэропорта, как всегда, не было свободных мест. Он медленно рулил между плотно припаркованных автомобилей в ожидании, что кто-то начнет выезжать и тогда ему будет, куда поставить машину. Никто не выезжал, и он начинал немного нервничать. Самолёт должен был вот-вот приземлиться. Ему не хотелось, чтобы она его ждала, она, итак, ждала слишком долго. Они оба слишком долго ждали и сейчас, как никогда, ему хотелось радовать её и заботиться о ней.
     Все предыдущие дни в предвкушении их встречи, он думал о том, как провести с ней время так, чтобы ей было хорошо, чтобы ей всё нравилось, чтобы она чувствовала его заботу и чтобы душа её хоть немного оттаяла, отогрелась в его горячей любви. Интересно, чего бы она сама хотела сейчас больше всего? Он знал, чувствовал, что самое важное сейчас для неё, так же, как и для него, быть вместе. Но как это такое важное «вместе» сделать особенным?
     Он вспоминал фразы, оброненные ею в телефонных разговорах, слова из её размышлений в переписке, он вспоминал, что радовало её прежде, и у него уже не было сомнений, что лучший подарок для неё – это пикник на берегу моря, и не просто пикник, а пикник у костра. Две её важные стихии – вода и огонь. Море всегда зовёт её – уравновешивает и вдохновляет. Но когда её душа замерзает от тоски, одного моря недостаточно, ей нужен огонь. Нет, не так. Им обоим сейчас нужен огонь, огонь их любви, их личный костер, объединяющий и связывающий теплом и светом. Их личный костёр на берегу моря, которое они оба любят.
     Он решил, что это будет сюрприз – она любит сюрпризы, потому что слишком устает от постоянного планирования и контроля. А раз это сюрприз, то она не должна догадаться, что на берегу её будет ждать костёр. Вернее, костёр должен неожиданно для неё появится, когда они будут сидеть на берегу.
     Мысленно перебирая, всё ли необходимое для костра и пикника находится в багажнике его автомобиля, он заметил, что чуть впереди освободилось парковочное место. В это же время прилетело сообщение от неё, что самолёт приземлился. Сердце замерло на мгновение, а потом забилось чаще, и уже через десять минут слегка волнуясь он входил в здание аэропорта.

     Она не сразу увидела его среди встречающих, но точно знала, что он здесь. Она остановилась, чтобы дать ему возможность самому найти её и почти тут же ощутила, как кто-то забирает тяжелую сумку из её рук и мягко разворачивает к себе
— Ну, привет!
Она увидела, как в его глазах танцуют веселые искорки, словно солнечные блики в жаркий полдень, когда на море штиль. Обняла его, выдохнула, уткнулась щекой в родное плечо и будто позабыла в один миг о всех тревогах и заботах – слёз, которые то и дело подступали к глазам в Москве, как и не было. Её всегда поражала эта перемена - каждый раз, когда они встречались, в ней будто переключался тумблер. Она знала, что прямо сейчас где-то рядом бушуют ветра и льют дожди, но для неё мир становился тёплым и прекрасным. Сентябрьское солнце начинало вдруг светить ярче, ветер больше не бил, а обнимал встречая, птицы пели звонче, и даже дождь, вырывавшийся из налетавших туч, приятно освежал разгорячённые щёки и руки. Но сегодня не было дождя.
     Он обнимал её всю дорогу, пока они шли до машины, вдыхал её запах, аромат её духов, и чувствовал, что самое важное уже случилось – она рядом, остальное не важно. В машине он тоже не хотел отпускать её ни на миг, поэтому рулил одной рукой, в то время как второй удерживал её руку, бережно сжимая, перебирая пальцы, и, время от времени, поднося к губам, чтобы поцеловать тыльную сторону ладони.
     Она дышала. Дышала солнцем, которым в этот раз щедро встречала её Балтика. Дышала свежим ветром, врывающимся в окно. Дышала зелеными лугами, обнимающими дорогу. И дышала присутствием того, кто был ей так дорог. Она любила смотреть, как он ведёт машину, любовалась его свободными уверенными движениями, ей нравилось на мгновенье встретится с ним глазами и снова лететь вдоль дороги навстречу странствующим облакам.
— А давай сразу на море? Погода просто волшебная!
— Вот так прям сразу? – он с улыбкой посмотрел на неё.
— Давай завезём вещи, возьмём какой-нибудь перекус и сразу пойдём на берег, чтобы насладиться этим последним сентябрьским теплом, и чтобы закат не пропустить.
 — Хорошо, - кивнут он ей в ответ, а внутри ему стало тепло от того, что угадал её желание.
     Счастье всегда ощущается таким большим, а на самом деле складывается из мелочей, из крошечных капель ощущений, которые, как роса по утру, проступают на траве нашего сознания. Оставив вещи в квартире и взяв с собой всякие вкусности и фрукты, они, то и дело обнимаясь, шли узкими улочками мимо маленьких кафе, из дверей которых пахло жареной рыбой и глинтвейном, шли мимо палаток с янтарём и сувенирами, мимо прогуливающихся отдыхающих, фотографирующих разомлевших на солнышке котов, и, наконец, вышли на набережную, за которой, не стыдясь своего предзакатного великолепия, раскинулось-распласталось море. Оно красовалось в янтарных солнечных лучах, как актриса на сцене, и неспешно катило длинные меховые волны, выталкивая бурлящую воду на плотный бронзовый песок, выводило на нем пируэты и рисовало песочные узоры, похожие на крупные косы.
     Не выпуская руки друг друга, они шли по мягкому песку у самой кромки воды, время от времени играя в «догони меня» с набегающими волнами. Стаи чаек то и дело взлетали над морем, парили в вечерних потоках еще теплого ветра и вновь усаживались на колыхающуюся гладь. Он подбирал цветные блестящие камушки, обнажённые волной, и отточенные морем кусочки дерева, похожие на диковинных животных, вкладывал в её ладони, и они вместе разглядывали их, не переставая удивляться мастерству искусницы-природы.
     Когда солнце было уже совсем низко и море окрасилось в цвет янтаря, они нашли уютное местечко рядом с огромными валунами на берегу. Он достал из рюкзака небольшие прямоугольники из плотного полипропилена и положил на песок, чтобы можно было сесть.
— Ух ты! – воскликнула она. – Откуда это?
— Специально вырезал для нас, чтобы удобно было сидеть и на песке, и на камнях.
     Они сели рядом, достали фрукты, бутерброды. Набегающие волны рисовали узоры всего в каких-то двух метрах от них. Перед ними на горизонте всеми оттенками багряного и оранжевого переливались облака. Над самым морем они укладывались длинными плотными слоями, разрываясь лишь для того, чтобы, будто в колодец, впустить заходящее солнце, раскалённое до ярко-золотого блеска. Но выше и ближе облака были редкими и торжественно плыли, словно небольшие бело-розовые подсвеченные праздничными огнями солнечных лучей парусники, вышедшие на парад. Солнце все глубже опускалось в колодец и на небесном холсте одна картина сменяла другую, цвета смешивались и переплетались, размывая линию горизонта. Волны пели и каждый куплет этой песни был неизменно прекрасен.
— Как же это красиво! Эти картины достойны лучших музеев мира, жаль, что сохранить их никак невозможно…– она восторженно смотрела перед собой.
     А он смотрел на неё. Кожа его любимой светилась в золоте закатных лучей, а глаза сияли. И он обожал её такой – живой и восторженной, естественной, как сама природа, слегка озорной, как эти волны, что то и дело пытаются догнать идущих по берегу людей. Он смотрел на неё и на закат вновь думая о том, что все обретает смысл, когда они вместе – вместе строят планы, вместе готовят ужин, вместе идут по берегу и вместе становятся свидетелями этого невероятного закатного чуда. Все легко, когда они рядом. Все кажется преодолимым, возможным, и силы приходят откуда-то из глубины, и решения находятся. И так хочется жить!.. Жить несмотря ни на что, жить долго и счастливо, черпая это счастье из самого простого и доступного каждый день.
— Сударыня, извольте бокал просекко. – Он протянул ей бумажный стаканчик с ее любимым игристым. Она рассмеялась и поцеловала его.
— Помнишь нашу песню? «Вокруг вода песок и камни. И время, меряя глотками, Мы изучаем этот берег. Волна бежит и что - то бредит…»*
     Он продолжил:
— «Еще глоток и мы горим - На раз, два, три. Потом не жди и не тоскуй, Гори огнем твой третий Рим, Лови мой ритм. Танцуй, танцуй, танцуй…»
   Они смеялись и обнимались, будто впитывали каждой клеткой тепло друг друга и это невероятное ощущение – быть вместе. Реальность с её бурями, несправедливостью и агрессией отступила, освободив место для любви. Каждый из них знал, что это ненадолго, через два дня она улетит обратно, и им обоим снова придется решать сложные задачи, преодолевать трудности и любить друг друга сквозь толщу расстояния и обстоятельств. Но сейчас – сейчас их сердца бились рядом, их руки были сплетены, их запахи смешались, для них пело море, а над их головами на потемневшем небе одна за другой вспыхивали звезды.
     «Пора», - подумал он.
     Она увидела, что в его руке появилась пара тонких деревяшек. Он начал разгребать ими рыхлый мягкий песок перед собой, ровнять его, затем воткнул деревяшки в центр. Она удивленно смотрела, не понимая, что он делает, ей было любопытно. В его руках снова появились деревянные палочки, и снова. Он строил из них что-то похожее на шалаш.
— Где ты их берешь? – она изумленно огляделась, но из темноты на нее смотрели только большие валуны.
     Он улыбался и молчал. Ему нравилось её удивление. Под куполом ровных деревяшек появился кусок бумаги, и тут она догадалась, что он хочет разжечь костёр! Костёр! Она давно хотела костёр на берегу, но такой возможности никак не представлялось. Когда-то давно больше года назад у них был пикник с костром на берегу, они жгли еловые ветки, вспыхивающие в сумерках миллионами искорок, и загадывали желания. Это был один из самых чудесных их вечеров, окутанный запахом дыма, еловой смолы, моря, апрельской прохлады и счастьем.
     Костёр уже разгорался, а её сердце взволнованно билось.
— Откуда ты все это взял?! – продолжала удивляться она.
— Приготовил заранее.
— С собой принес?
— Да.
— Как? Где? Неужели все это было в рюкзаке?
— Да. Тебе нравится?
— О-о-чень!
     Он крепко прижал её к себе. Он был рад, что так рада она. Весь вчерашний вечер он думал о том, как осуществить свою задумку, понимая, что по берегу они будут идти пешком, и, возможно, довольно долго, а значит все необходимое нужно было поместить в небольшой рюкзак. Он специально наколол дрова небольшого размера, чтобы ей и в голову не пришло, что он несет их с собой, подумал на чём сидеть, компактно всё уложил таким образом, чтобы сегодня легко и непринужденно, как факир из своей волшебной шляпы, доставать всё необходимое и видеть радостное изумление на её лице.
— Этот костёр только для тебя, Солнышко. – прошептал он ей в самое ухо.
     Она обняла его еще крепче, помолчала немного и, встретившись с ним глазами, прошептала в ответ:
— Для нас. Он наш.
     Балтийский ветер на мгновенье окутал их дымом от костра, будто спрятав их поцелуй от всех за матовым стеклом. Море с шумом плюхнуло на песок большую пушистую волну. Дрова в костре затрещали. Счастье вспыхнуло в груди и полилось через край.
     Он смотрел, как она смеётся, как бросает веточки в костёр, как босыми ногами бежит по остывшему уже песку в ещё не остывшее после лета сентябрьское море, как восторженно встречается с брызгами набегающей волны, как греет замерзшие в воде ноги и руки у огня. Он смотрел в её сияющие от удовольствия глаза и чувствовал себя по-настоящему живым, живущим, обладающим по праву рождения этим прекрасным миром. И он знал, что мир, в котором они могут заботиться друг о друге и радовать друг друга, всегда будет прекрасен, несмотря ни на что.
     Она чувствовала тоже самое. Вдыхая запах любимого, перемешанный с дымом и морским ветром, ощущая его дыхание на своих щеках и губах, слушая его голос, вплетающийся в шум прибоя и треск костра, она чувствовала себя бесконечно богатой, уже обладающей самым важным – возможностью видеть, слышать, ощущать так много всего и сразу. И не важно, что будет завтра, потому что жизнь случилась уже сегодня, она происходит прямо сейчас.
— Смотри, сколько звезд! – сказал он и они оба откинулись чуть назад, чтобы весь небосвод распахнулся им навстречу. Темно-синий бархат ночного неба был усеян серебряными и золотыми слитками звезд. – А прямо над нами ковш большой медведицы, видишь?
— Вижу… «…С тобой мне больше здесь не тесно, И ковш на небе стал на место…»

     Самолет стремительно набирал высоту, оставляя далеко внизу чуть подернутые осенней желтизной луга, молчаливый слегка зеленоватый залив, грациозно вытянувшуюся красавицу Куршскую косу с её дюнами и лесами, и испещренное мелким рисунком бегущих волн море, уходящее в невидимую туманную даль. Вскоре внизу остались и стайки облаков – был час заката и с запада облака светились розово-жемчужным светом.
     Она думала о том, как щедра природа на красоту! Словно волшебница в этот раз распахивала она перед ними свои просторы, полные сокровищ. И сейчас, когда так грустно расставаться с любимым, природа обнимает красотой небес. Когда открываешь сердце для любви, когда находишь в себе мужество мечтать, одновременно открываешь свое сердце и для разочарования, для утраты, для боли разлуки. Но за пазухой у природы в объятиях красоты эта боль становится осенним дождем, снежинками, обездвижившими капли воды холодным утром, белым зимним сном, окутавшим луга до весны. И пока вокруг снега и метели, в сердце, как в хижине, горит костёр, рядом с которым тепло и уютно. Костёр их любви. Их костёр на берегу бушующего моря.

     Он тоже смотрел в небо. В вечернее небо с облаками, подсвеченными закатным солнцем, неспеша проплывающими с запада на восток. Где-то там за этими облаками большая железная птица уносила его любимую в дальнюю даль. Он стоял рядом с машиной у обочины дороги, провожая глазами и облака, и её. Но в памяти у него все еще был запах дыма от костра в её волосах, тепло её рук в его руках, вкус её губ на его губах, шелест волн и успокаивающий стрекот огня. Он все еще был согрет её объятиями. Его сердце билось ровно-ровно, будто он оказался внутри, в самом центре, урагана, бушующего на этой прекрасной планете. В центре урагана под бархатным звездным небом он и она сидели у костра, согретые огнем своей любви.







* Песня "Танцуй" группы "Сплин", автор Александр Васильев.