Бронепоезд Пролетарий и Черевички

               
     Любезному Читателю  предлагается к ознакомлению отрывок из рассказа "Бронепоезд "Пролетарий" и Черевички" о новых похождениях Председателя А.М. Лиги горпсихбольницы Профессора Сергеича. Автор, Журналист Егор Убаров.
                *****

     Председатель "А.М. Лиги" столичной горпсихбольницы Александр Сергеевич, как ему показалось, сумел обнаружить сокрытые смыслы романа Михаила Булгакова "Белая Гвардия",— романа, который Профессор прочёл впервые и слишком поздно… Используя изобретённый им метод, Профессор решился на новый литературно  исторический эксперимент. Перед тем, как покинуть Мир Настоящего, Александр Сергеевич даже попытался сообщить нечто важное своему другу и коллеге Георгию...

                Глава
          ГОРЯЧАЯ ВЕСНА ВОСЕМНАДЦАТОГО...

                "Мы наш, мы новый мир построим!"
                (Интернационал)

"Дело сделано. Большевики могут торжествовать. Немецкие деньги взяты не даром. Россия не только изменила своим союзникам, не только предала европейскую демократию реакционному хищнику, но для высшего торжества этого хищника пошла через своих уполномоченных умолять торжествующего победителя о мире, очевидно „похабном“(Астраханский вестник)
"Наступил последний акт трагедии. Окровавленная и обессиленная Россия лежит у ног кайзера Вильгельма. Теперь уже не остаётся никакого сомнения, что «пломбированные» диктаторы из Смольного являются сознательными изменниками и предателями". (Из газет 18-го года)**

    Утром, когда члены делегаций стали занимать места в зале, Александр Сергеевич уже преспокойно восседал на скрипучем венском стуле в самом заднем ряду. Справа от него важно и с деланым спокойствием рассаживались делегаты от УНР. Они посмеивались, шутили и чувствовали себя при этом абсолютно уверенно. Время от времени, они обменивались короткими репликами, смысл которых понимали только они сами. Профессор ожидал услышать из их уст красивую  мелодичную украинскую "мову", однако делегаты разговаривали между собой на чистом русском языке.
    —И всё-таки, мы опередили Троцкого! После ультиматума ему уже ничего не останется, кроме того, как подписать соглашение! Мы отрежем Советы от наших богатств. Хлебушка захотели, господа большевики? — А вот вам дулю!
    Но такие доводы не казались убедительными для остальных депутатов Центральной Рады — делегатов от УНР.
    —Пан депутат, по-видимому, забыл или нарочно не договаривает. Господа, а ведь по факту получается, что вместо того, чтобы снабжать Москву, Украина подписалась под  поставками продовольствия Центральным Державам? Вы настолько доверяете германцам?
    —Если Вы были не согласны с мнением большинства делегатов, то почему голосовали "за"? Всё! Договор нами подписан, и теперь Германия поможет нам спокойно налаживать новую жизнь и экономику в новой самостийной и незалежной Державе! И давайте-ка завершать наши внутрипартийные споры, глядите в будущее Украины веселей, панове!— буйно продекламировал на суржике и по-русски один из делегатов, поправляя рукой "бабочку" на сверкающей белизной дорогой сорочке.
    —Лишь бы они выполнили свои обязательства…— не удержался предыдущий оратор.
    —А куда ж им теперь деваться-то, господа? Ведь в том положении, в котором оказалась Австро-Венгрия, им уже не до шуток. Без украинского зерна нашим союзникам грозит страшный голод. Да, теперь у нас на руках поистине очень сильные козыри, и пришла пора наконец-таки ими воспользоваться в полной мере!
    —Тише, тише господа!— член украинской делегации осторожно огляделся вокруг, опасаясь, что кто-нибудь мог подслушать словопрения коллег. Но обнаружив взглядом лишь одиноко сидящего старика с седой густой шевелюрой в тёмном длинном пальто, он успокоился.
    Александр Сергеевич старался, не показывая вида, подробно уловить суть разговора соседей по конференции.
    —Слушайте, слушайте внимательно, Алексей Васильевич! И запоминайте! Через какой-нибудь десяток лет это может Вам сильно пригодиться.— Мысленно обращался он к своему спутнику доктору Турбину.
    Алексей пытался вслушиваться в слова делегатов и напутствия Профессора, но всё было тщетно, болезнь усиливалась и рана приносила мучительную боль. Видения проносились перед глазами Турбина, мешаясь с явью: лицо сестры Елены, полёт в морозном небе, полковник Малышев, бегство Тальберга, Гетман и…жар во всём теле.   У больного начинался кризис…

"Турбин стал умирать… День этот был мутноват, бел… Он лежал, источая ещё жар, но жар уже зыбкий и непрочный, который вот-вот упадёт. И лицо его уже начало пропускать какие-то странные восковые оттенки, и нос его изменился, утончился, и какая-то черта безнадёжности вырисовывалась именно у горбинки носа…"*.

    Турбин не догадывался;  ему даже не могла прийти в голову мысль о том, что такие самые невероятные физические мучения,— даже они(!) никогда бы не остановили Профессора Сергеича на его пути в почти маниакальном стремлении к постижению "исторической истины". Его не могли остановить — ни трубный глас Ангелов над проливом Дардан  у крепостных башен города, ни галактические ветры над Храмом Иерусалимского Королевства, ни плаксивые протесты Ванюши-поэта и даже эпатажная бравада "правдореза" Егорши — короче, ничто!
    —Терпите, милейший! Поверьте, что всё образуется, боль пройдёт; пройдут годы, исчезнут суетность и раздражение, и вот тогда Вас осенит самая главная догадка, и  Вы станете величайшим писателем эпохи! — приговаривал Александр Сергеевич, словно предлагал больному выпить волшебное, целительное, но очень-очень горькое снадобье.
   —Где я, Профессор? Ах, да…на конференции. Так значит, Вы твёрдо убеждены в том, что…— слабо прошептал Турбин и не договорил.
    —Не разговаривайте так много, берегите силы. Они Вам ещё понадобятся!— убедительно настаивал на своём Профессор Сергеич и в целях конспирации активно дышал на стёкла своих очков со сломанными дужками, протирая их шерстяным вязаным шарфом.
   
    А тем временем за столом переговоров происходило что-то невероятное; представитель Германии зачитывал письмо кайзера Вильгельма Второго, очень смахивающее на ультиматум.
"Сегодня большевистское правительство напрямую обратилось к моим войскам с открытым радиообращением, призывающим к восстанию и неповиновению своим высшим командирам. Ни я, ни фельдмаршал фон Гинденбург больше не можем терпеть такое положение вещей.
Кайзер Вильгельм II"**
    "Наберитесь терпения, сиятельный Цезарь Вильгельм,  и очень скоро Вам также сделают некое предложение, от которого Вы уже не сможете отказаться…— думал Профессор. — Не унывайте, Вилли, Вам хотя бы сохранят жизнь, в отличие от Вашего коронованного кузена."
    Соседняя делегация уже потирала руки от предвкушения победы.
    —Ну-с, что я вам говорил?! Доигрались большевики, доигрались!
    —Да не кричите Вы так, дайте послушать!
"Германия предъявляет советской делегации категорическое требование немедленно подписать мир на германских условиях: «Россия принимает к сведению следующие территориальные изменения, вступающие в силу вместе с ратификацией этого мирного договора: области между границами Германии и Австро-Венгрии и линией, которая проходит…"**
    —Вот и началось, господа!
    —Тсс! Вы мешаете!
"… впредь не будут подлежать территориальному верховенству России. Из факта их принадлежности к бывшей Российской империи для них не будут вытекать никакие обязательства по отношению к России. Будущая судьба этих областей будет решаться в согласии с данными народами…"**
    Александр Сергеевич внимательно слушал ультимативное предложение, которое зачитывал вслух представитель немецкой делегации, человек средних лет с высоким благородным лбом и ровно подстриженными до уголков рта усами. "Ну, прямо вылитый доцент научной кафедры…"— с изумлением глядя на выступающего, подумал он и, обращаясь к Алексею добавил:
    —А теперь глядите внимательно, коллега! Сейчас на сцене будет происходить настоящая театральная постановка.
    И тут, сразу же после предупреждения Профессора, слово взял руководитель делегации от Совнаркома и стал зачитывать письмо Троцкого!

"Мы выходим из войны. Мы извещаем об этом все народы и их правительства. Мы отдаём приказ о… полной демобилизации наших армий… В то же время мы заявляем, что условия, предложенные нам правительствами Германии и Австро-Венгрии, в корне противоречат интересам всех народов".

    Немецкая делегация в ответ изобразила бурное негодование, заявив при этом, что такое безответственное заявление повлечёт за собой прекращение перемирия. Советских дипломатов, казалось, ничто не могло напугать, и даже эти "страшные" слова. Не обращая никакого внимания на  театральный пафос Российской делегации и такую же ответную реакцию Центральных держав, руководитель переговоров Рихард фон Кюльман успел обменяться с возмущёнными "совнаркомовцами" еле заметной улыбкой.
   Ни эта загадочная улыбка Кюльмана, ни лёгкий кивок головы руководителя делегации Советов — ничто не ускользнуло от внимания Председателя А.М. Лиги Сергеича. Однако соседняя делегация УНР вскочила со своих мест в едином порыве. А затем, под громкий топот ног, улюлюканье и оглушительный свист переговорщики от Совнаркома с возмущением покинули зал переговоров.
   —Ну, наконец-то немцы разотрут Советы в порошок и захватят Москву и Питер! Большевикам — капут! — представители Рады с удовлетворением откинулись в своих креслах, пуская кольца сигаретного дыма в потолок и поминая недобрыми словами "инородцев" и большевиков.
    Глядя на бурные дебаты и быстро меняющиеся мизансцены этого удивительного спектакля, Александр Сергеевич думал о своём…
    В голове Профессора мелькали заголовки из газет той далёкой весны, тексты договора о мире и условия тайных сепаратных договорённостей; размеры контрибуций и сотни тысяч километров отданных территорий… "Как? Как рассказать обо всём этом Алексею Турбину, — размышлял Александр Сергеевич, — да ещё так, чтобы он мне поверил?"
    И в этот самый момент доктор Турбин попросил папиросу...