Память, вишня и мотоцикл с коляской

Михална проснулась оттого, что кто-то рядом завёл мотоцикл.

— Опять храпит, проклятый! — проворчала беззлобно и ткнула локтем куда-то в сторону. — Дай поспать, слышь, повернись на другой бок!

Игнатьич, который в этот момент мчался на огромном сверкающем мотоцикле по широкой пустынной дороге, проснулся и недовольно заворчал:
— У, старая, такой сон испортила. Вот уйду от тебя — будешь знать, как пихаться.
— Да и уйди! Хоть на старости лет посплю спокойно.

Игнатьич плюнул, забрал одеяло, подушку, оделся и полез было на сеновал, но на полпути передумал.
«Уйду. Как есть уйду. Скворцовы вон в город подались, дом со всей утварью оставили. Ключи есть. Живи не хочу».

Наутро вся деревня знала, что от Михалны ушёл муж.
У колодца столпились бабы. Но посудачить не удалось. Михална особо не переживала. Ушёл и ушёл. Как ушёл — так и придёт.

— Слышь, Михална! — подмигивая соседкам, кричала от магазина ехидная Наталья. — Щас возьму самогончику, да и пойду в гости к деду-то твоему!

— Иди-иди. Он на твой самогон и не посмотрит. Ты его никогда гнать не умела.
— Ну, мож чем другим завлеку! — не унималась Наталья.
— Попробуй. Расскажешь потом, — не поддавалась на провокацию Михална.

День прошёл в заботах по хозяйству. Вечером села под старой вишней, которую они посадили много лет назад — как раз в тот день, когда расписались. Спелые ягоды уже начали падать. «Не углядела. Надо бы пирог испечь. И компот сварить. Одной мне много не надо. Как раз сегодня высплюсь, а завтра с петухами и начну».

Легла в холодную постель. Долго возилась, чтобы согреться — привыкла спать у мужа под тёплым боком. Сон не шёл. Тишина давила на уши. Михална занервничала. Но не насчёт ушлой Натальи. Переживала за мужа — как он там один. Голодный, наверное.

Игнатьич, объевшийся на ночь жареной картошки с луком — единственное блюдо, которое он умел готовить — тоже вертелся на чужой кровати, как уж на сковороде. Вспоминал вишню, которую они сажали вместе. Мотоцикл с коляской, на который долго копили. Как торжественно он вёз свою Ирину Михайловну по деревне под завистливыми взглядами соседей. Как заливисто она хохотала и прижималась к нему, когда мотоцикл подпрыгивал на кочках.
Вспомнил, как пела его Ирина у колодца, откинув за спину чёрные косы:
«Ох, вишня моя, садовАя моя!»

Сон не шёл. Вспомнился районный ДК, в котором его Ириша заняла первое место на конкурсе талантов. Он сидел в зале и млел от её хрустального голоса:
«Под окном высоким, под окном широким,
Вишня белоснежная цветёт.
Мимо этой вишни, прямо в эту хату,
Солдат бравый свататься идёт!»

Зал хлопал стоя. Игнатьич сидел красный от гордости и крутил усы. А потом лихо подкатил к ступенькам ДК на мотоцикле и прямо в концертном платье увёз свою красавицу-жену из-под носа набивающихся к ней в провожатые местных ухарей.
Они умчались в ночь и долго целовались у реки...

Теперь его верный железный конь стоял в сарае и ждал ремонта.
Игнатьичу вдруг стало одиноко.
«И чего я взъелся? Подумаешь, сон. Что я, снов никогда не видел, что ли?»

Михална лежала с открытыми глазами и вспоминала, как умчались они в ночь на мотоцикле после концерта и долго целовались на речке. Как часто ловили рыбу вместе. Как ночевали в палатке. Как варили уху на рассвете.
Как нежно и бережно кружил её на руках Серёжа, когда узнал, что у них будет ребёнок. Букеты цветов по всему дому...
«И чего я взъелась? Как будто сама не храпела никогда».

Поняла, что уснуть не получится. Встала в ночи, набрала вишни, сварила компот. Испекла быстрый пирог. Кусок в горло не лез. Отрезала половину — и огородами, чтоб соседи не видели, пошла мириться.

В тот же миг — огородами же, подальше от соседских глаз — ей навстречу выдвинулся соскучившийся Игнатьич.

Шли они огородами разными, и не удивительно, что не встретились.

Михална постучала. Ей никто не ответил. Привычного храпа слышно не было. Сердце у Михалны вдруг ухнуло. Она тихонько зашла в дом и осмотрелась. Зачем-то понюхала остатки картошки. Опустилась на лавку. «Был, ел, ушёл. Куда мог уйти ночью? А, на рыбалку, куда же ещё. Ладно, пойду домой, чего в чужом доме-то сидеть?»

Игнатьич подошёл к дому и прислушался. Тишина его напугала. Храпели-то они оба — будь здоров, но Игнатьич стал глуховат с годами, и храп жены его не беспокоил. Однако сейчас никто в доме не храпел.

Ухватившись за внезапно дрогнувшее сердце, Игнатьич открыл дверь в родную хату. Вкусно пахло пирогом и компотом. Сам пирог лежал на столе, заботливо прикрытый полотенцем. «Вишнёвый, мой любимый... Стоп! А где вторая половина?»

Игнатьич никогда не ревновал жену, да она и поводов не давала. Но что-то неприятно царапнуло. «Выгнала меня, а сама... Тьфу, дурак старый! Что за чушь в голову лезет? Небось, ко мне и пошла, с пирогом-то. Надо подождать».

Игнатьич отрезал кусок пирога, запил компотом… и сам не заметил, как сон сморил его.
Вернувшаяся Михална села напротив и долго с нежностью смотрела на спящего мужа, пока сама не уснула, так же положив голову на стол.

Им снились одинаковые сны — о вишне, которую сажали вместе. О мотоцикле с коляской. О речке. О том, что на самом деле важно. Ведь настоящие ценности — они в памяти. А память у Михалны с Игнатьичем была общая. Одна на двоих. Так же, как и жизнь, и речка, и вишня, и мотоцикл с коляской.

Игнатьич проснулся оттого, что кто-то рядом завёл мотоцикл.

«Ну Михална, ну даёт! Даже меня разбудила».
Но жена спала тихо и, намаявшись за ночь, даже не проснулась.

Мотоцикл тарахтел за окном.

Игнатьич выбежал на крыльцо, да так с размаху и сел: у калитки, сверкая в лучах восходящего осеннего солнца, рычал мотоцикл из его снов. Только на этот раз настолько реальный, что его можно было потрогать рукой.

— Мишенька, внууучек! — закричала из избы Михална и кинулась к улыбающемуся парню в кожаной куртке.
— Бабадеда, я приехал! — привычно отрапортовал внук.
— А я как знала, пирог испекла, — суетилась Михална.
— Погоди, бабуль, пирог потом. У нас тут дед в ступоре.

Игнатьич стоял у мотоцикла, и время застыло для него. В мечтах он уже мчал свою Ирину по широкой пустынной дороге в ночь, на ту самую речку, где они когда-то впервые поцеловались, и где она согласилась стать его женой.

— Ну что, дед, мотоцикл водить не разучился?
— Старая гвардия не ржавеет, Мишка!




         25.09.2024.

Написано в рамках марафона в группе ВК "Четыре рукописи • Писательский клуб".
В рассказе использованы тексты русских народных песен.