Город над полостью

Синопсис.

Артемий Головин, 25 летний студент, получающий степень бакалавра по геофизике, отправляется в город Заречный, что бы написать диплом на тему «удивительной породы», по наводке научного сотрудника. Однако, Артемий не подозревает, в какой кошмар ему предстоит окунуться, ради раскрытия страшной загадки.

Пролог

Здравствуйте, Александр Петрович, меня зовут Головин Артемий Леонидович, вас порекомендовали в моих дружеских кругах, как одного из самых выдающихся психиатров Свердловской области. Я ничуть не сомневаюсь в вашей профессиональной деятельности, достаточно объемно мне довелось изучить исследования и практику, которую вы применяете на пациентах и как преподаете в высших кругах студенческого общества.

Мне жаль, что я вынужден писать на почтовый адрес, когда как лучшее решение – личная встреча у вас в клинике. Я готов оплатить последними средствами ваш визит ко мне (адрес отправлю другим сообщением), но лишь бы вернуть свою жизнь в прежнее русло. Причину, по которой не могу явиться изложу ниже, тем самым дав краткую характеристику того, что меня беспокоит и событий, имевших прямое влияние на мое ментальное и физическое здоровье.
По ночам мне совершенно не спиться, а если и удается, то снятся кошмары, обволакивая сознание с неистовой силой, что поутру вся постель в поту. Я читал его принцип действия как на здорового, так и на больного, но все эти статьи не принесли пользы, наоборот – усугубили положение. Этот чёртов кошмар должен был непременно выталкивать меня из сна, завершая страдания в нем, однако, он удерживал мертвой хваткой, как бы пытаясь донести важную информацию или погубить рассудок раз и навсегда.

Но одним кошмаром не ограничивалось. При дневном свете, в совершенно разные интервалы времени, я как бы терял связь с реальностью, связь с собственным телом, будто бы оно – клетка из плоти и крови, мешающее полету птицы – душе. Реальность искажалась настолько, что перед моим взором, словно вспышкой приходили диковинные образы: будто я несусь через временную шкалу, сквозь мириады звезд в холодном космосе и что меня ведут по этому коридору разного рода фракталы, меняющие цвет и форму каждый раз, когда я стараюсь заострить внимание на них.

Всё это напоминало действие мескалина, которого я ни разу в жизни не то, что не пробовал, но и не видел. Благо, есть подробное описание у Олдоса Хаксли и то, оно в некоторых пунктах отличалось от моих «видений». Переживания у Хаксли в его «Дверях восприятия» были с положительной стороны, мои переживания приносили лишь неистовую, острую и жгучую боль, импульсом проходившей из мозга по позвоночнику и в конце под ребра – словом ощущения трансформировались в межреберную невралгию.

За год я исхудал, когда как раньше был вполне спортивным молодым человеком; волосы стали жиденькими, тоненькими, вместо модной прически темных волос – шевелюра ниже плеч. Кожа вся осыпается, она побледнела с синим оттенком трупа, из-за этого мне не хочется выходить на улицу. Зрение совершенно ухудшилось, линзы очков толще мизинца. Я сижу в абсолютной тьме, навешав шторы в квартире. Солнце мне не враг, но тьма комнаты привлекает куда больше. Я стал сильно горбиться, когда как раньше ходил во весь рост, со своими сто семьдесят семь сантиметров. В свои двадцать пять лет, я выгляжу как старик.

Следующие описания из моей жизни, право не знаю, как воспринимать человеку научного сообщества, Александр Петрович. Если я приму невероятную позицию, даже фантастическую, то рассказ вами будет воспринят как шизофренический бред, и вместо помощи меня запрут в лечебнице Соснового бора. А еже ли сам попытаюсь противиться той действительности, что сгубила моё тело и рассудок, то в конечном итоге обману самого себя, ухудшив положение вдвое. Я старался описать все подробно, без прикрас, в первозданном виде, что бы вы сами решили к чему отнести мой рассказ, следовательно, решив дальнейшую мою судьбу. Поэтому, Александр Петрович – вы моя последняя надежда.

Часть 1

Глава 1

Все началось год назад, в июле. Я получал степень бакалавра по геофизике в одном институте Екатеринбурга и был твердо намерен получить после него работу в «Институте Геологии и Геохимии». Выбирать в нём отдел, точнее лабораторию можно бесконечно, и мой выбор пал на «лабораторию физики минералов и функции материалов». Таким образом я стал скрупулёзно искать тему для своего диплома; благо мой руководитель, Валентина Дмитриевна, с которой я был в хороших отношениях познакомила меня с одним из сотрудников института. Его звали Рудковский Валерий Михайлович, белорусского происхождения, флегматичный, статный мужчина пятидесяти пяти лет, работающий в «лаборатории физических и химических методов исследования». Мы подружились довольно быстро, имея при этом разные взгляды на жизнь, однако тема диплома, предложенная Валерием Михайловичем, перевесила философские диспуты.

Он предложил ее на пятой нашей встрече, в учебном классе института, куда пригласил через неделю после знакомства. Тема была следующей: «геофизические методы поисков полезных ископаемых». Валерий Михайлович, с глубоким уважением предложил мне так же свою помощь в исследовании и написании диплома, на что я на отрез отказался, аргументируя тем, что он и так для меня много сделал. Но его флегматичность и упор сделали дело, вскрыв мою маску застенчивости, за которой прятались другие чувства. Через какое-то время он смог уговорить меня, хотя бы на помощь в исследовании.

Я не любил, что мне помогают без моего согласия, более того, я не любил, когда мне указывают что делать, как котенка перед лотком. Однако, поиск темы диплома мне действительно не приносил результатов, и помощь Валерия Михайловича я принял как спасательный круг не имя претензий. Но навязывать мне, что делать в моем деле – верх наглости, поэтому пришлось идти на сделку.

Сделка состояла в том, что я отправлюсь на юго-восток от Екатеринбурга, в город Заречный, где проведу все необходимые геологические изыскания в поисках, как он сказал «удивительной породы». При этом отправляя образцы грунта прямиком ему, для химических и физических исследований. А он в свою очередь присылать результаты и наблюдения, не вмешиваясь в написанное моего диплома. Его результаты я волен написать, как захочу.

Об этой породе, Валерий Михайлович мне ничего не рассказывал, и кажется, сам был в неведении. Однако, меня интересовало, как он узнал, что порода именно «удивительна», не имя при себе образцов, и почему так точно назвал место ее расположения? Как бы я его не расспрашивал, он все время уходил от ответа или вообще ничего не говорил, притворяясь занятым, обещая мне всё рассказать после получения диплома. В какое-то время мне самому стало тошно от бесконечных расспросов, и я принялся изучать информацию своими силами, начав с места моего будущего пребывания.

Информация в интернете самая заурядная, в основном описывающая зарождения города Заречный и его причины основания – стройка атомной электростанции. Не вдаваясь в подробный экскурс, опишу кратко: город, точнее тогда поселок, был освоен в 1955 году при строительстве Белоярской атомной станции имени И. В. Курчатова, статус города присвоен в 1992 году. Гидроузел закончен к 1964-му году, соответственно пуск первого энергоблока осуществили в этом же году. А уже в 2016 запустили четвертый энергоблок. Из всего этого я делаю вывод, что город, находящийся в провинциальных краях России с момента основания цвел и пах. И нет ни единого упоминания о поисках и тем более нахождении полезных ископаемых в их районе; я понимал, что делать там совершенно нечего, сомневаясь в достоверности данных Валерия Михайловича. Однако, он с пылкостью в сердце утверждал, что информация достоверная.

Поиск в интернете не привнёс ясности в моих тщетных потугах, тогда за сбором сведений я отправился за день до отъезда в «Свердловскую научную библиотеку имени В. Г. Белинского», где провел более половины дня в поисках интересных документов, сводках и вырезках газет, датированных от 1980 года. Я не был записан в эту библиотеку, поэтому решил взять временный абонемент на один день. Меня провели в главный зал, устраивая экскурсию, однако, слушать их истории о порядках, и где лежит художественная литература, мало хотелось. Я прервал библиотекаршу и кажется, задел ее любовь к работе. Кратко изложив что нужно, она провела меня в архив, оставив в темном и сухом помещении один на один со множеством железных шкафов.

– Удачного поиска, молодой человек, – сказала она надменно.
Я и правда, задел ее чувства.

***

Близился вечер, на часах пол восьмого, я просидел безрезультатно в библиотеке почти пять часов. Меня предупредили о скором закрытии; хотелось бросить потуги, вернуться домой и лечь спать, дабы со свежей головой начать рабочие дни. Такой расклад не устраивал, жаль упущенное время; я продолжил сидеть до упора, нервно добиваясь найти хоть крупицу занимательного материала, как невооруженным взглядом увидел одну примечательную, газетную статью датированной от 2018 года. Содержание было следующим:

«17 июня 2018 года, в 19:32, автобус 702Б, следующий из Асбеста в Екатеринбург, попал в аварию на трассе P-351, в двух километрах от города Заречный. Из отчета ГИБДД сказано, что происшествие произошло в следствии нарушения целостности дорожного покрытия. Автобус двигался со скоростью 85 км/ч, по прямой, не выезжая на встречную полосу, как со слов водителя, перед ним резко образовался провал размером два метра. Водитель попытался сделать маневр в левую сторону, но потеряв управление зацепился колесом о край провала и улетел в кювет со стороны встречной полосы, не повредив встречных машин. Автобус перевернулся три раза продолжая двигаться по склону до тех пор, пока не остановился ударом крыши о дерево. Три человека погибло на месте, десять получили тяжелые ранения, восемь легкие ушибы и ссадины. Два оставшихся пассажира: Юрий Дубровский 01.11.1992 года рождения и Максим Дубинин 25.08.1991 года рождения пропали без вести (фотография прилагается). Решено провести поисковые мероприятия по данному району.

Прибывшие на место сотрудники ГИБДД подтвердили наличие дорожной ямы, так же ими найдено еще несколько ям похожих размеров неподалеку от найденного автобуса».

Статья показалась весьма интересной, я заключил, что содержимое может чем ни будь помочь в деле.

После статьи так же найден документ о результатах поиска пропавших без вести. Но я не успел его изучить – библиотекарша, вновь надменным голосом напомнила о закрытии и показала на свои старые часы. Я попросил у нее еще пятнадцать мину, на что та отрицательно крутила головой.

– Можно тогда в аренду взять?
– Ни в коем случае! Нам нельзя выдавать архивные документы. Только поставленные лица могут ими заниматься, – язвительно ответила она.
– А если так? – положил я на стол пятитысячную купюру. – Простите за прошлую выходку, не хотел; мне тоже нравиться литература, только работа кипит, понимаете? Может забудем и вы дадите этот документ?

Фыркнув, она взяла деньги, сделала вид, что ничего не видит и вышла за двери архива.

Глава 2
30 июля 202* года, после полудня.

На следующий день, я прибыл в город на автобусе с четким планом действий: выбрать несколько мест для изучения, попросить на это разрешения у мэра и в конце дня найти гостиницу, так как намеревался остаться минимум на четыре дня, а на следующий день отправить посылкой образцы Валерию Михайловичу. Только от него зависело моё время пребывание здесь.

Синоптики передавали удручающий прогноз: с 1 по 3 августа — жуткий ураган. По этой причине я оделся как раз по погоде: коричневый тренчкот, высокие кожаные ботинки с не менее высоким каблуком, резиновые сапоги, лежавшие в рюкзаке вместе с зонтом и серые джинсы. Правда, это и усугубило моё положение, потому что нынешняя погода была очень сухая и жаркая, что пришлось распахнуть тренч и терпеть как ноги потеют в ботинках. Из содержимого в рюкзаке лежала еще макулатура для работы с дипломом; те документы, которые я взял из библиотеки; емкости для забора грунта и средства личной гигиены. Соглашусь, что походный рюкзак к относительно классическому виду шел также, как пиджак колхознику, но выбирать было не из чего.
 
Выйдя из автобуса, я отправился в ближайшее кафе, дабы спокойно, рассудительно и точно по картам в телефоне определить, где полезнее, а главное удобнее всего провести изыскания.

Город выглядел, как и все типовые застройки советского времени: пятиэтажные хрущёвки, не превышающие собственный рост; разноцветные покрышки в виде клумб и лебедей, ставшие истинной красотой эпохи модернизма; площадь с осквернённым птицами Ильичом, и всякими другими прелестями провинции. Всё это отнюдь не вызывает отвращения, наоборот навевает детские воспоминания — до десяти лет я жил в точно таком же городе, на южном Урале.

Переезд многим был обусловлен закрытием градообразующего предприятия, где работал отец, мать же трудилась в бакалее и кажется, переезд не сильно задел ее, а вот отцу потребовалось достаточно много времени дабы найти новое поприще, до того, как закончатся сбережения. Но всё уладилось. После совершеннолетия, с полной уверенностью в себе, я съехал от них не желая мириться с чрезмерной материнской опекой и деспотичностью отца; конфликты в столь пылком возрасте только вредили, а энергию хотелось девать в более правильное русло. Так, живя в университетском общежитии я учился и неофициально трудился в захудалом прокате электроинструментов, стремясь скопить достаточно денег на съем квартиры, и параллельно стараясь лавировать между учебными долгами, пока те не перевалили за десяток. Из-за этого меня оставили на второй год, благо не исключили.

Просидев в кафе не более полу часу, я нашел три основные точки, где хотел провести свои исследования: одна находилась в трех ста метрах от автовокзала, за гаражами; другая в центре города, а последняя на юго-западе, за городом среди коттеджного посёлка. Выбрав самую ближайшую – за гаражами, я отправился туда, одновременно пытаясь дозвониться до мэра, номер которого я с лёгкостью нашел на просторах интернета, в надежде, что он даст разрешение моим геологическим изысканием. Мне было достаточно устного разрешения, так как работа не являлась коммерческим проектом и была не столь масштаба, чтобы проходить весь бюрократический путь. Однако, в институте пару бумаг всё же выдали на всякий случай. Эта устная договоренность обезопасила бы меня со стороны обыватель и блюстителей закона, которые могли подумать, что я совершаю противоправные действия. И если бы кто предъявил претензии, то я бы их направил прямиком к тому, кто дал разрешение для проведения работ. Так по крайне мере идеально складывалось в моей голове.

Дозвонившись с пятой попытки, трубку взяла секретарша. Она говорила с явным оттенком недовольства, словно ее прервали от очень важного занятия. Кратко представившись, я так же кратко обрисовал все свои желания и просьбы ей, но намекал, что желаю поговорить с мэром лично, на что она мне наотрез отказала.
 
– Егор Эдуардович сейчас очень занят, чтобы обсуждать такую чепуху, молодой человек, – говорила она с оттенком злости и голосом вечно недовольной старухи лет шестидесяти.
– Мне позже перезвонить? – язвительно ответил я.
– Нет, у него сегодня весь день запланирован, попробуйте завтра.
– Печально, пусть тогда сам перезвонит, вдруг время будет, – с примесью насмешки и злости заключил я и бросил трубку, не дожидаясь ответа от секретарши.

Ждать, когда мэр перезвонит, означало, что я выжил из ума, надеясь, что такая важная шишка, найдет время и поговорит со студентом, какого-то там института. Почему я сразу об этом не подумал? В конце концов, вдоволь насладившись выходкой, я отправился делать геологические изыскания без его ведома.

От кафе до автовокзала не более ста метров, миновав их, я за пару минут вышел к гаражам, которые выглядели не то что бы используемыми, а скорее заброшенными. Эта картина гнилых, разрушенных и где-то сожжённых гаражей будоражило воображение, держа в напряжении, меня не покидало чувство, что из-за угла выйдет компания алкашей и потребуют мобильник или того хуже – деньги. Но абсолютная тишина намекала, стараясь успокоить: здесь нет ни единой души.

Я шел не по асфальту, а по голой и пыльной земле, на которой проходила бесконечная калия оставленная автомобилями, более десятка лет назад. Справа от меня медленным темпом гнили сталинские бараки, слева чередуясь по своему качеству существования стояли гаражи, а вдалеке среди бесконечно-мертвого пейзажа виднелось поле и кажется его невозможно достичь. Это место навязывало свою жалобную мысль. Оно хотело, чтобы его пожалели, как жалеют единственного безобразного ребенка в большой семье:

– Пожалей нас, незнакомец, пожалей, пожалуйста, – рыдал голос улиц.

Место бьётся в агонии, в своем предсмертном желании, горе, его никто не искупит.
И я хотел пожалеть, но этому рудиментарному органу суждено кануть в небытие, так что я отбросил мысль и зашагал быстрее.
Едва слышимый, еле уловимый звук заставил меня резко остановиться. Интерес подбивал идти дальше на этот шум, кой всё сильнее усиливался; форма его волны приобрела музыкальный оттенок.
Впереди сидел в грязной спецовке, полный мужчина пятидесяти лет, со шрамом на правой щеке; он копошился в детали бежевой девятки, слушая «Сектор Газа» совершенно меня не замечая. Подойдя ближе, я так же заметил недалеко от гаражной двери среднего размера саперную лопатку и кажется она вполне могла складывается и раскладываться. Меня осенило, что в деле сие инструмент будет очень полезен, и как я не додумался взять свою, чем собирался копать, руками, как собачонка?

– Прошу прощения, – обратился я к мужику.

И поднимем мы бокалы
в самых лучших ресторанах
не боясь за эту шутку
получить 15 суток!
Демобилизация!

Пел во весь голос Юрий Николаевич; я выждал конца припева и крикнул мужику что есть силы дотрагиваясь до его плеча.

– А?! Что?! – испуганно поднял он голову, осматривая меня с ног до головы.
– Вам чего молодой человек? – продолжил мужчина угрюмо, убавляя громкость на радио.
– Простите что отвлекаю, я бы хотел поинтересоваться об одном деле, не возражаете?

Он посмотрел неодобрительным взглядом в мои глаза, опустил голову и принялся вновь копошиться в детали, показывая всем видом, что не заинтересован в разговоре. Я сразу понял это, поэтому решил спросить совсем не то, что хотел изначально, а начал расспрашивать о здешних местах, безопасно ли здесь одному бродить.

– Я вам экскурсовод, не пойму? С чего вы взяли, что это покинутое место? Вон на октябрьской должна молодежь отдыхать; сосед напротив, гараж снимает. Много кто пользуется этим местом несмотря на то, что оно и выглядит заброшенным, были бы вы здешним, то знали, что жизнь кипит, а так видно – столичный пацан.

От такой наглости я немного опешил.

– Я не столичный.
– Столичный, столичный. И повадки Московские и одеваетесь соответственно, а как завидите всё, что находиться за мкадом, так сразу чуть ли не в ужасе начинаете здешних обитателей расспрашивать, как им тут живётся, видите ли! Зарубите себе на носу: ваша «столичная Россия» отличается от настоящей России. Роскошные дома, музеи, памятники архитектуры Петербурга и Москвы, для вас стали обыденностью, вы возомнили себя сливками общества, считаете, что вот она европейская красота России! А что находиться дальше, в сторону Азии, лишь варварская пустота: бараки, бомжи, алкаши и падаль. Вот ваши представления. Они никакие. Совсем никакие. Даже не старайтесь меня переспорить.
– Еще раз повторю: я не столичный, а из Екатеринбурга, – с нотой раздражения опять возразил я мужику.
– Да?! – посмеялся он. – То, что вы, молодой человек из Екатеринбурга еще ничего не значит. Вы всем своим видом показываете столицу, она пропитала вас, в голове сидит, брызжете ее желудочным соком; не особо важно, родились вы там или ранее жили, вы не русский человек.
–  Как не русский?! – раздвинул я машинально руки от удивления. – А кто тогда по-вашему?
– Да хоть поляк, хоть болгарин, выбирайте сами, мне то какая разница? Поймите: западная, буржуазная культура, через все возможные средства массовой информации изменила вас. Не за это воевал мой дед с немцами, не за это я прошёл две чеченские.

Я совершенно не ожидал к чему приведет этот безобидный на первый взгляд разговор. Не следовало поддерживать его возбужденную беседу, оставаясь на короткой ноге молчания; может он был бы более сговорчив на дело. Его пылкость, сидевшая годами внутри, искала любую возможность высказаться; у несчастного ветерана никого не осталось, кроме боли, которую он притупляет за машиной и эти высказывания, подкрепляют мои догадки его одиночества. Надеюсь ошибаюсь.

– Простите, – мужчина лишь усмехнулся и замолк.

Выдержав небольшую паузу, в надежде сбавить градус нашего знакомства, я всё же спросил:

– Прозвучит странно, но не одолжите на время вашу саперную лопату? – я достал листок, выданный мне для геологических изысканий и показал мужику. – Вот бумажка, я просто студент; приехал работать, а часть оборудования по глупости оставил дома.
– Нет.
Ожидаемый ответ и в самом деле, на что я рассчитывал?
– Можно тогда в аренду?
– Нет.
– Купить?
– Не продается.
– Господи, из-за такого пустяка вы не можете помочь? Я заплатить готов.
– Господи… в одно ухо влетело из другого вылетело. Чем голова забита у молодежи? Ладно, тогда не дам из-за принципа, раз не понимаете. А если что ещё нужно – идите в рыболов на красноармейской, там точно такая же будет лопата.

Красноармейская находилась не по пути, а в самом центре города. Взбесившись от наглости, я быстрым шагом пошел дальше к первой своей точке исследования, старясь сдержать мат.

– Отличное начало дня, – бубнил я под нос.

До места оставалось буквально два шага, вдруг меня осенило, что нужно сделать. Этот импульс эгоизма и самовлюбленности не отпустил бы, если бы я его проигнорировал. Я резко повернул назад к мужику с еще большей агрессией, чем с которой ушел.

Он уже отсутствовал на прежнем месте; музыка продолжала играть для невидимых ушей; я осмотрел местность, думая застать мужика где-то поблизости, тишина – нигде не было. Тогда я подошел к лопатке, осмотрелся, взял ее, затем сложил и спрятал за пазуху убегая обратно к своей точке.

До сего дня я и думать не мог о кражах, но некая сила в глубине разума навязчиво заставила сделать это, объясняя тем, что всё для дела. В конце концов я собирался вернуть лопатку на прежнее место, после изысканий. Отнюдь, клептомании во мне столько же, сколько безумия — ноль, однако, удивительно на что способен мозг в разных ситуациях, но такие выводы, сделанные им, меня напугали.

Я добрался. Это было небольшое поле, усеянное низкими кустами и одним старым, сухим деревом, возле которого думал начать работу. Дерево выглядело не совсем обычно, я не понимал к какому семейству оно относиться. Внешний вид его довольно уродлив: ствол скрючен, сухие и мертвые ветви смотрели вниз, будто тянулись к земле, а не к солнцу, из коры виднелся смердящий сине-черный сок.
Поморщив лицо, я отошел от него на пару метров, положил на траву пальто, взял лопату и наконец принялся реализовывать свои геологические изыскания.

Глава 3

Небо было ясное, солнце находясь в зените палило сильнее обычного, пришлось снять рубашку и повязать ее на голову оставаясь в одно майке. Работал я примерно час, с уверенностью приближаясь к завершению, ничего не предвещало беды пока по спине не пробежал холодной пот. Я совершенно четко, без всяких сомнений поймал затылком взгляд чужих глаз, стало жутковато, я обернулся, ища того, кто мог за мной наблюдать, но никого не было. Через промежуток времени я почувствовал тоже самое, но уже не сзади, а спереди, кто-то явно пристально наблюдал; тогда я, набравшись смелости быстро прошелся по кустам в надежде застать там хотя бы животное – бесполезно, никого. В голове промелькнула мысль, что следить мог тот самый мужик, у которого я своровал лопатку; может он выжидал удобного момента? Однако, эта мысль нелепа, ему легче вызвать полицию, нежели нападать, но ничего не происходило. Взгляд исчез, судя по всему, я просто переутомился.

Сейчас я уже не на шутку испугался: колени затряслись, волосы стали дыбом, вновь пробежал холодный пот – я почувствовал полностью, со всех сторон на себе взгляд ни одного, ни двух, а бесконечное число взглядов. Я поднял голову, чувство не пропадало, а только усиливалось, мои органы обострились, готовясь к худшему; подул сильный ветер, вдалеке каркнула ворона, зловещая тишина повисла вокруг, я выжидал дальнейшее развитие событий, но ничего не происходило. Тогда я, довольствуясь тем, что собрал из верхней почвы убрал в контейнер и стал в спешке собираться. Возвращаться решил тем же путем откуда пришел, боясь попасть по нехоженым тропам на то или тех, кто скорее всего на меня глазел. Подойдя к тому самому гаражу, я не застал мужика; музыка не играла, а издавала непонятные истошные звуки, похожие на шипения радио; голос певца невозможно было внятно описать, он замедлялся, храпел, ускорялся, иногда даже пел наоборот. Про лопатку напрочь забыл – я забрал ее с собой не заметив, что не оставил возле гаражной двери, видимо надеясь использовать ее как оружие, как бы нелепо это не звучало. Я чувствовал себя как на охоте, принимая роль добычи, которую гонят в ловушку, где ее поджидает коварный охотник с ружьем. Я понимал это, но чувство страха руководило телом сильнее чем воля разума, подчиняясь неведомой силе, кой гнала меня вон из этих чертовых гаражей прямо в капкан.
 
Тяжкий груз будто упал с плеч: вместо капкана были только проезжающие мимо машины, да одинокие люди, снующие по своим делам. Меня никто не преследовал, взгляд испарился. Один из прохожих косо на меня посмотрел, удивляясь ошалелому взгляду и рубашке на лбу. Я опустил голову, снял рубашку, надел ее на тело и пошел дальше – к следующей точке исследований.
 
Сложно дать себе внятный отчет тому, что только что произошло. Одни из самых рациональных ответов, заключал в себе простую истину – перегрев на солнце, и правда, голова моя была горяча, еще чуть-чуть и мог бы получать солнечный удар; не мудрено что чудилось всякое. Другой ответ менее рациональный, но им не стоит пренебрегать, а иметь ввиду для будущего: я думал, что мог надышаться испарением того сине-черного сока, кой стекал с коры дерева и запах которого мне так не понравился. Но что это был за сок, я не сужусь гадать, ровно как гадать о происхождении сие древа. Нужно соблюдать безопасность, не даром город стоит рядом с электростанцией.

***

Размышляя, я сверялся с картой, продолжая путь следующему месту для работ. Оно находилось в центре города среди жилых зданий. Копать решено было не под окнами людей, а среди не стриженых кустов на детской площадке, где я мог вполне скрыться от взгляда посторонних. Одно мне не нравилось – я находился в пяти метрах от тропы, где проходили люди. Но прежде, чем начать, некоторое время просидел на лавке ожидая прохожих и время, за которое количество человек проходило мимо. В общей сложности, за пол часа прошло только пару человек и несколько дворовых собак, это значило, что каждые десять мину стоило делать небольшой перерыв, чтобы не навлечь озабоченные глаза. Недолго думая, я приступил к делу.

Все шло по плану, люди, проходящие мимо никак на меня, не реагировали, кроме того, удавалось работать без перерыва более двадцати минут. Такими темпами я скоро закончил свои дела убирая в рюкзак контейнер с образцами, как откуда не возьмись послышался хиленький, еле слышимый женский голос.

– Чем ты тут занимаешься, голубчик?

Я повернулся: напротив, стояла низкая старуха с повязанной головой. В этот же момент в ноздри закрался ее старческий запах с примесью гнили, что я невольно отстранился от нее сдерживая слезы. Она смотрела пристально своими черными, уродливыми глазами, с не менее уродливым и морщинистым лицом. Ее кожа была сплошь покрыта, синим оттенком трупа; вены, торчащие из рук, как мне показалось, были черны – она всем видом отталкивала, что хотелось непременно уйти.

– Работаю, – сконфузившись ответил я.
– Не очень на это похоже, – с оттенком злости проворчала она, подходя к небольшой яме, где я собрал образцы. – Зачем яму вырыл, зачем двор портишь? Наркоман? Или наркотики прячешь?
– Что вы, разве я похож на наркомана? Я геолог, провожу тут свои исследования.
Она обошла меня осматривая с ног до головы, пнула портфель и оттуда вывалился контейнер с образцами земли.
– Видно, не здешний ты. Зачем тебе наша земля? Что удумал? Решил полезть в чужой вопрос, найти здесь сокрытую тайну? Нет, голубчик, тебе здесь нельзя находиться, чужим людям здесь не место, особенно тем, кто не принадлежит землям нашей России.
 
Я перепугался от последних ее слов, потому как они напомнили мне слова того мужика с гаражей. Их расизм не имел почвы для таких рассуждений, так как я здешних земель, только проживающий в несколько сот километрах отсюда, что я бабушке непременно сказал.

– А это не имеет значения, – топнула раздраженно она ногой.

Старуха аккурат повторяла слова того мужика. По моей спине пробежали мурашки, я опять почувствовал чужой взгляд со стороны, что невольно стал осматриваться. Бабка продолжала невнятно бубнить в правое ухо, но до нее мне не было никакого дела, нужно было срочно собирать вещи, это уже совсем не смешно. В этот же момент на телефон раздался звонок; я подпрыгнул от испуга, стараясь найти его в одном из карманов.

На том конце линии послышался тихий, испуганный мужской голос:

– Я говорю с Артемием Леонидовичем?
– Да, кто это? – возбужденно ответил я.
– Это Егор Эдуардович, вы говорили сегодня с моей секретаршей.
Чего я в данный момент не ожидал, так это звонок от мэра города.
– Меня поставили в известность, – продолжил он, – что вы собираетесь заняться исследовательской деятельностью на территории нашего города?
– Да, я хотел получить на это у вас разрешения, только…
– С кем это ты там говоришь, – встряла старуха в разговор, – не видишь, что я еще здесь!
– Что за шум? – испуганно спросил мэр.
– Старуха полоумная пристала, не обращайте...
– Как ты смеешь, нахал?! Копает тут, мешает нам, хочет секреты наши узнать, на что не имеет никакого права!
– Что?! Вы там без моего разрешения работаете? – с дрожью в голосе крикнул мэр. – Прекращайте самодурством заниматься, умоляю вас, и приходите ко мне в кабинет, все обсудим!

В одно ухо кричала старуха, в другое говорил мэр, из всей это напряженной вакханалии я понял, что нужно поскорее покинуть место, иначе на крики старухи сбежится толпа народу. Кроме того, взгляд, преследуемый с гаражей и заставший меня в центре города, взгляд неведомых глаз, будто бы следивших за мной из другого пространства и времени, стал давить на мозг все сильнее. Чувства перемешались, мне было страшно, я стал задыхаться, одновременно сдерживая позывы обматерить старуху или того хуже пихнуть ее со всей силы в эту чертову яму.

Положив трубку, я заметил, что из носа старухи потекла красная, с примесью синевы, зловонная кровь. Она медленным шагом приближалась ко мне, открывая беззубый рот и стараясь что-то из него изрыгнуть, и это же мгновение я понял, что ее смрад имел одну и ту же природу с тем странным деревом. Выпучив с ужасом глаза, я подобрал вещи и побежал в офис мэра, абсолютно наплевав на эту чертову старуху.

– Дрянная бабка! – кричал я, убегая за здания.

Глава 4

Умолчать мэру о своих приключения, тем более о параноидальных эпизодах – адекватная идея. В целом, на вопросы, задаваемые им, придется ответить, поскольку он в курсе, чем я занимался. Значит, рассказать ему следовало только об одном месте, где работал – среди хрущевок, а об гаражах, пожалуй, лучше умолчать, так же как умолчать о следующем месте своих изысканий – за чертой города.

Администрация выглядела довольно заброшенной, словно в четырехэтажном здании работало пару человек. Уточнив на вахте где, находиться кабинет Евгения Эдуардовича, я неспешно пошел к нему. Сегодняшняя работа меня изрядно потрепала, неожиданность таких событий отбило всякое желание продолжать работать, но деваться было некуда, нужно поскорее завершить начатое и желательно вернуться завтра домой. Опять же все упиралось в Валерия Михайловича.

Я невероятно вымотался за день, хотелось улечься здесь среди скамеек и уснуть до утра.
 
В конце коридора мерцала люминесцентная лампа, справа от которой располагался тот самый кабинет; я дернул за ручку, но деверь не открылась. В это же мгновение за ней послышались неспешные шаги каблуков, ключ повернулся, дверь отворилась. Меня встретила женщина лет шестидесяти с бордовыми волосами – это была секретарша. Она доложила о моем везите и показала на кабинет мэра, утвердительно сказав, что меня готовы принять.

Войдя в изысканно обделанный кабинет, я немного опешил от размаха и понял: хозяин не избегает своего чиновничьего статуса. Все обделано в стиле ампир. Персье и Фонтен по праву бы им гордились, если бы мэр не изъявил желания намешать в эту кашу старой архитектуры российского, бытового стиля. Т-образный, итальянский стол, восседал в центре кабинета – за ним сидел мэр; справа от него, в углу красовалась Богородица на красном сукне и возле которой тлела свеча – запах кабинета был сплошь заполнен благовониями (видимо хозяин не давно молился). Но самая важная вещь, вещь без которой кабинет чиновника не мог существовать в любых из возможных ипостасей красовалась прямо над его головой, символично руководя всю государственную службу – это портрет президента. Лицо главы государства было свежо, глаза смотрели исподлобья с искренней добротой, но в то же время с какой-то уверенностью, твердостью характера, будто взгляд закрадывался в твои потаенные части жизни. Я с любопытством глядел то на стол, то на Богородицу, то вообще на президента.

– Присаживайтесь, присаживайтесь, – напряженным голосом сказал мэр. – Так как я в курсе о ваших намерениях, то настоятельно хотел, чтобы вы сейчас завершили свою самодеятельность и покинули город, до наступления ночи.
– К чему такая спешка, Евгений Эдуардович, почему я не могу заняться такой безобидной работой?

Он прошелся нервно по кабинету, грызя ноготь на большом пальце. Встав у окна, приподнимая занавеску, Евгений испуганным взглядом старался найти кого-то на улице, заостряя внимание на каждого прохожего.

– Поспешность в таком деле, – продолжил он, – самое главное преимущество, ибо то, что стало происходить в нашем городе более года назад выходит за рамки понимая человеческого ума. Я беспокоюсь не столько за вас, сколько за себя и свое положение; мне в затылок дышит начальство, и нечто страшное, страшнее людей, сидящих в своих креслах. Нет… нет народу тут уже не поможешь, здесь вообще ничем не поможешь.

Я не понимал значения его слов; темп речи обескураживал. Он все так же спешно и нервозно продолжал говорить какой-то бред, описывая расплывчато неизвестных мне людей и товарищей по какому-то их великому и прибыльному делу, то вообще упоминал о проклятии древних времен – в общем, тронулся умом. Я смотрел на него с изумлением, как на дрессированную мартышку в цирке, однако, когда он увидел мой взгляд, то сразу замолк, продолжая сверлить взглядом в окно.

– Забудьте, что сейчас было, молодой человек, – пробубнил Евгений сквозь зубы. – Если вам так нужны эти исследования, то я готов посодействовать в вашем ремесле, при условии, что это выгодно для меня и поможет изменить всё, что по моей вине здесь происходит. В ином случае, если вы потерпите крах, то… то не знаю, что думать, об этом невозможно думать, эти понятия вне моего понимания и понимания ума всякого человека.

– Не совсем понимаю, что вы имеете ввиду.
– Что? Ах, да, не обращайте внимания, просто поток мыслей. Так вы поможете?
– Постараюсь – неуверенно сказал я.
– Хорошо, в таком случае хотел бы знать: вы только на одном участке делали свои изыскания?

Замешкавшись, я не хотел говорить, что помимо центра города ещё работал за гаражами, он слишком темнил.

– Я работал только в центре, среди каких-то хрущёвок, на детской площадке, более ничего.
– Вы нашли что-нибудь… странное? Допустим, то что могло вас оттолкнуть или напугать?
– Нет, – солгал я, – мне довелось собрать только образцы почвы, большего я не видел.

На некоторое время мэр, снова задумался, поглядывая на стрелку часов, которая уже подходила к половине пятого.

– Поступим вот как, Артемий, можно вас просто по имени?

Я утвердительно кивнул.

– Сегодня вы прекращаете трудиться, ибо вижу, что сильно измотаны, кроме того, вечером крайне не советую работать. Следующее, что нужно сделать, это отправиться в коттеджный поселок – там можно арендовать помещение для ночлега. Да, он довольно далеко от города, но поверьте: оно того стоит, чем жить в старом, засаленном отеле среди бараков, хоть и за меньшую цену. Вам необходимо сесть на второй автобус (остановка неподалеку) и доехать до конечной станции, далее пройдете пешком десять минут через поле, и в конце пути увидите небольшой лесок, в нем будет коттеджный поселок. Спросите, на КПП, у кого можно снять комнату, там скажут к кому обратиться. И конечно, там же продолжайте работать.

Мы обменялись рукопожатиями.

– Удачи вам, Артемий, вы – моя последняя надежда – пожелал он напоследок и кинулся обратно к окну.
Выйдя из кабинета, я устало побрел к остановке.

Глава 5

Слабо я припоминаю, как добрался до поселка, так как голову занимали разного рода мысли. Мэр выглядел довольно статно, опрятно, впечатлял как человек непоколебимо стоящий на земле, знающий правила и законы жизни. Вот только сие мужество разбивалось вдребезги об его рассуждения по поводу непостижимых уму человечества вещей; они совсем не предавали ему толику здравомыслия, даже наоборот, в те минуты мэр был похож на пациента психиатрической больницы с ментальным расстройством, который пугается всякой букашки, запираясь в кабинете. Да, пришлось бедолаге подыграть, но главное – я добился разрешения на работы, более мне ничего не нужно.

Что вообще такое «непостижимое уму человечества»? Разве есть такое знание, не усваиваемое человеком? Наша рациональность привела нас в такой мир, каким мы его сейчас видим. Эмпирическим, практическим и теоретическим путем, с помощью научной методологии мы достигли небывалых высот в нашем изучении мира, встав на путь четвертой промышленной революции. Чего говорить, когда человеческая раса побывала за пределами земной орбиты, осуществив контакт с небесным телом – Луной. Следовательно, знание, которое не может постичь человек не существует априори. Природа наделила мозг интеллектом, и я отказываюсь верить, что этого интеллекта недостаточно для постижения всех тайн бытия. Мы есть средоточие Вселенной, дрейфуя в поисках знаний.

Человек дуалистическое существо по своей натуре, каких бы взглядов он не придерживался, всегда найдется другой взгляд, исключающее первый. Один из таких стало ощущение тех неведомых глаз, преследовавших меня до того момента, пока я не попал на прием к Евгению Эдуардовичу. Здесь моя логика не в силах дать ответ на это ощущение, соответственно вот оно, первое исключение. С другой стороны, я бы дал другую оценку неведомому взгляду, описывая его, как симптомы болезни или усталости, где последнее – самое разумное. В добавок, я успел представить еще в кафе, что во время работы, могут иметь место казусы со стороны жителей города, любопытство которых могло привести к непредсказуемым последствиям. Что по итогу и вышло.

Узнав на КПП, что нужно для ночлега обратиться к Рублеву Олегу Ивановичу, я неспешно, размеренным шагом пошел к его дому, параллельно осматривая окрестности. Дома выглядели довольно новыми и одновременно заброшенными, будто застройщик, окончив строительство ждет заселения, но вывески, почти чередующиеся через каждое строение, восклицали: «продается в спешке». Меня это порядком удивило, что из такого милого, уютного с выходом к воде места, люди спешат уехать. В одном из таких домов, я увидел в окне движение силуэта, через следующий дом, опять движение, словно из-под штор подглядывали и осматривали обстановку, «прямо как Евгений Эдуардович» – подумал я.

Я шел по вымощенной гравием дороге, слева и справа чередовались дома, стоящие среди лиственниц; где-то горел свет, где-то электричество вообще отсутствовало; провода линии электропередач валялись обесточенными на земле, медленно ржавея день за днем. Раздался тяжелый лай крупной собаки, время близилось к семи вечера и вот через пару минут послышался звук воды. Передо мной открылась удивительной красоты панорама, завораживая своими видами мое уставшее сознание, где большую часть этого изящества занимала водная гладь белоярского водохранилища. По его берегам цвел густой, хвойный лес, слева соединявшийся с лесом поселка; на горизонте виднелся четвертый энергоблок, с его красно-белыми трубами и кажется, из них шли едва заметные газы, искажая воздух. Любоваться можно бесконечно, но желание упасть на кровать, невозможно пересилить, поэтому сверившись с запиской, выданную мне охранником, где был указан номер дома, я принялся искать его дальше.

Глава 6

Побродив пару минут, я нашел это бело-синее, двухэтажное строение с мансардой, обрамленное гипсом и облицованное деревянным сайдингом. Пересохшая трава всюду ковром проросла на запустелом дворе и кажется никому не было до нее дела. А жуткая, дряхлая лиственница, напоминала то дерево с пустыря за гаражами. Я зашел на открытую территорию и постучал в дверь.

На порог вышел дедушка лет шестидесяти, с подстриженной, седой бородой и с прилизанными назад волосами; он смотрел вопросительно поверх своих круглых очков крутя на указательном пальце левой руки нитку от бежевого халата.

– Вам чего молодой человек? – спросил он, чуть нахмурившись, видимо не ожидая гостей в такой час.
– Здравствуйте, вы Рублев Олег Иванович? – робко спросил я.
– Да, а вас как звать и чего вы тут?
– Меня зовут Артемий Головин, можно просто Артем, я хотел бы снять у вас комнату.
– Конечно можно просто Артем, еще я с молодыми официально не общался. Комнату хотите? Сейчас посмотрю по журналу где вас расположить можно.

Он зашел обратно в квартиру оставив дверь открытой.

– Ты чего на улице стоишь, заходи, не стесняйся.

Перейдя порог дома, меня окутала причудливая атмосфера: посреди большого зала работал старенький, советский телевизор показывая новости – их смотрела по всей видимости жена Рублева. Она никак не отреагировала на мое вторжение, продолжая смотреть в экран, скрываясь во мраке угла. Чуть правее от нее, я приметил красный угол с Иисусом, где вместо свечек догорал ладан, старательно перебивавший странный запах. Перед иконой, прямо за спиной жены красовался большой сервант то ли со стеклянной то ли хрустальной посудой. Сплошь пустые пространства стен закрывали стеллажи со старинными книгами; я подошел к одной из таких, ожидая пока хозяин куда-нибудь меня устроит. Ничего примечательного, весь набор был обыденным для русского человека: четыре тома «Войны и мира»; в порванной обложке «Преступление и наказание» и довольной целый томик повестей Гоголя, в общем, перечислять можно до бесконечности.
 
Вечерами дом отапливался железной печкой с водяным контуром, но мне это казалось не надежным, так как из-за чрезмерного нагрева была вероятность разрыва труб, «экономия, уже ничего не сделать» – подумал я. Затем, возле уборной (где стояла печь), я заметил краем глаза крупную, квадратную дверь с ржавыми петлями. Чертовски, разгорячившийся интерес притягивал меня туда, хоть и было понятно, что там самый обычный погреб.

– К сожалению, мест нет, Артем, – вошел в зал Олег Иванович, громко захлопывая журнал. – Не пойми неправильно, просто как раз сезон, все хотят провести время на природе. Я последнюю комнату в последнем доме отдал семейной паре. Надо бы еще один коттедж покупать, да Вера? – весело обратился он к жене.

«Народ пытается отсюда съехать, а бизнес наоборот процветает – задумался я, – интересная закономерность».

Она повернулась к нам, показывая лишь лицо из тьмы.

– Ты чего, Олежка, смотри какой он уставший, давай у нас, в мансарде устроим. Не отправлять же его по потемкам обратно в город.
– Но ведь завтра Лиза с Колей приезжают.
– Все хорошо будет, давно у нас столько гостей не было, я даже рада новым лицам, – улыбнулась она мне.
– Я не помешаю...
– Ничего-ничего, – весело продолжила она, – меня Вера Константиновна зовут, а завтра к нам дочь приедет со своим мужем, отмечать помолвку, так сказать в кругу самых близких, ты нам не помешаешь.
– Ладно, – сухо ответил Рублев, – пошли покажу комнату.

Напоследок взглянув на погреб и Веру Константиновну, мы поднялись в мансарду. Нечто меня в ней удивляло, нет, не ее жиденькие, кудрявые волосы, не полнота старых лет и даже не тонкая кожа на лице, с виднеющимися венами. Скорее это само отношение ко мне; когда еще выпадет у старикова шанса побыть в крупной компании молодых, здоровых людей; научить их уму разуму, дать дельного совета, когда их с каждым годом медленно забывают? Единственная радость конца жизни стариков – компания. Кой толк от пыльных телевизоров, бесконечных кип газет и стопок книг, если они этим убивают время приближаясь к неминуемому. А умирать в одиночестве никто не хочет.

– Вот твоя комната, – обвел руками мансарду Рублев, – правда не большая, но что есть, как говориться. К восьми спускайся, мы тебя накормим… ах да, аренда у нас по дням, так что с тебя три тысячи.

Я утвердительно кивнул ему и подал три бумажки с изображением памятника Ярослава Мудрому. Олег Иванович оставил меня, и я принялся раскладывать вещи.

***

Оставалось достаточно времени до наступления ужина, идти на который не особо хотелось. С одной стороны, голод медленно подступал к желудку, с другой, этот странный запах напрочь отбивал желание съесть даже сушку; по этой же причине желание улечься на кровать, также пропало. Меня беспокоило, мое положение, учитывая ту дневную историю, благодаря которой сон грядущий, всячески старался отпустить, намекая, что я нахожусь в не самой благоприятной среде. Дабы избавиться от сих мыслей, я позволил себе покопаться среди книг и старых, словно забытых вещах.

Мой взгляд приковала запыленная фотография, стоящая среди книг. На ней были изображены хозяева дома; молодая девушка (видимо Лиза, о которой они говорили) и молодой человек – наверное ее муж. Чуть приглядевшись к чертам его лица, глазам и цвету волос, мнение поменялось – это вовсе не ее муж, а скорее брат, ведь они чертовски похожи. Перевернув фотографию, мелким почерком написано: «От Вани, семье. Ялта 2015». «Значит Ваней зовут…» – подумал я и убрал фотографию на прежнее место.

Там же рядом лежали целые тома на первый взгляд известных мне книг. И правда: все они посвящены геологии и инженерии. Я приятно удивился подобной случайности, и взял в руку, первую попавшуюся: «Геохимия элементов в зоне гипергенеза, Перельман А.П., 1972г.»; следующая: «Геофизика ландшафта, Беручашвили Н.Л., 1990г.»; «Самоучитель по инженерной биолокации, Теория и практика, Болтунов В.А., 2002г.».  Означало ли это то, что человек, которому понадобился самоучитель и все эти тома по геологии слыл дилетантом в таком вопросе, не имея профильного образования? Конечно, самоучитель – лишь капля в море среди огромно пласта знаний; я не исключаю, что обладатель этих книг занимался их изучением и вполне возможно, где ни будь, применял сведенья на практике. «Может от этого человека, Валерий Михайлович узнал об удивительной породе?» – смеясь подумал я. Тем не менее, это только шутки, да посторонние мысли; возможно, книги никак не связаны с моим делом, с Валерием и даже с обладателем этих томов.

За спиной послышался скрип ступенек; испугавшись я быстро убрал книгу и лег на кровать притворившись спящим.

– Ужин готов! – сказал Рублев в темноту.
 Не услышав ответ, он, тихо ступая вернулся к жене.
– Уснул.
– Хорошо, пусть отдыхает, завтра поест.

Тьма опустилась на город; хозяева, закончив ужинать приготовились ко сну. Лишь я продолжал лежать ничком, подводя итог сегодняшнему дню. За окном дул ветер, развивая сухую крону лиственницы, но я ее не видел, лишь слышал отдаленные звуки, где-то позади здания. Единственным видом из окна моей мансарды являлось водохранилище с еле виднеющимися трубами атомного реактора, закрывающие горизонт необъятного Урала.

Глава 7
31 июля 202* года, обед.

Звонкий, энергичный, приятный мужским ушам женских смех раздавшийся снизу разбудил меня. Голова слегка болела, но я списал это на не давний стресс. В гостиной во всю шел оживленный разговор нескольких человек; взяв телефон, я обнаружил что время близилось к обеду, «как можно столько проспать?!» – воскликнул я мысленно.

Спускаться нет никакого желания, тело после вчерашнего невероятно ныло, но дикий голод, будоражащий желудок чуть ли не до тошноты, явно хотел обратного. Я послушался его позывам, накинул рубашку и еле спустился, застав там гостью, видевший ранее на фотографии. Она оживленно разговаривала с мужчиной лет тридцати, не дурно одетым, со светлыми, словно обесцвеченными волосами и широкими плечами. За его спиной явно стоит большее дело, доставшееся либо в подарок, либо в наследство, дело в котором он ничего не смыслил, но то, в чем он точно смыслил – это в очаровании юных девиц, среди которых была Лиза. Она пламенным взглядом водила по его обворожительной улыбке, по его недельной щетине, широким плечам и в конце, всегда останавливалась на голубых глазах, начиная любоваться заново. Эти двоя немного сконфузились перед совершенно незнакомым лицом – мной, что даже девушка немного отстранилась от возлюбленного. И дабы разбавить неудобную сцену, на помощь подбежал Рублев, представляя весьма сдержанным тоном мою персону.

– Значит, Артемий, я Николай, это моя жена – Лиза.
– Очень приятно, – нежно сказала она.
– Надолго в наших краях остановились?
– На пару дней, – ответил равнодушно я.

Закончив знакомиться, меня пригласили обедать в беседке под кроной жуткой и старой лиственницы. Согласившись с предложением, я присоединился к ним, после посещения уборной.

Из окна играло радио, иногда прерываясь на новости и рекламу, все ели, не обращая на него внимания. После трапезы принялись пить чай с пряниками, и, как правило, обсуждать совсем неинтересные и повседневные темы, местами коварно рассуждая о людях, не имевших прямое влияние на внутреннюю жизнь сплетников. Рублевы не говорили о жизни внутри семьи при чужом человеке, так же как не говорили о делах дальних и ближних родственников, а ведь мне жуть как хотелось узнать о брате Лизы – Ване. В том числе я желал знать, кто изучал книги по геологии; возможно их обладателем является сам Иван. Но что завлекало мой интерес больше всего, скорее удивит слушателя, нежели наведет на какую-либо мысль. Поэтому я решил умолчать о вчерашних, странных приключениях, и о том, какие исследования тут провожу. Ежели их интерес перевесит этику, то лучшим решением – упомянуть только работу, без подробностей. Нечего чужим людям знать лишнее. А до тех пор, я был вынужден слушать бессмысленный, пустой звон в виде слов, абсолютно не вдаваясь в подробности.

– А ты работаешь или учишься? – вывел меня из раздумий голос Лизы.
– Работаю, вернее учусь, но сейчас для учебы работаю, – сбивчиво ответил я.
– Это как? Зарабатываешь на учебу? – улыбнулась она, чувствуя, как отлично действует женское очарование.
– Нет, пишу диплом, поэтому и работаю с ним у вас в краях.
– А откуда будешь?

Кратко рассказав толику своей жизни (не вдаваясь в подробности), она с большей силой увлеклась разговором, что явно не понравилось ее кавалеру, поэтому Рублеву пришлось ловко вставить своё слово, дабы русло обсуждения слега пошло в другую сторону.

– Значит геолог, – с деловитым лицом сказал Рублев, – это полезная наука. Если не секрет, что изучаешь или может что-то ищешь?
– Ничего интересного, мне куда важнее написать диплом и закончить с учебой, я и так лишний год учусь.
– От чего же?
– Лень – мое второе я, – посмеялся я, – поэтому быстро усвоив ошибки, стараюсь с удвоенной силой.

Пока я рассуждал, то заметил краем глаза, что Рублев неодобрительно смотрел на свою жену и зятя, и мне не совсем была понятна природа этого взгляда. То ли он догадывался, что я недоговариваю, то ли что, изредка смотрю на Лизу. И не буду скрывать: эта блондинка с узкими плечами и широкими бедрами, с пышными волосами, и изумрудного цвета глазами, которые игриво смотрят то на кавалера, то на меня, выглядела интересно. Эта игривость взгляда сопровождалась простым выражением лица, словно она ничего не задумывала и делала так потому, что это ее природа. И я был уверен, что кавалер всё отлично понимал, однако же в глубине души, ревность овладевала его стоический образ жизни на короткое время.

Лиза поправила воротник белой водолазки и положила голову на плечо Николая, что тот, мгновенно остыл.

– Чем собираешься заняться после учебы? – неожиданно для всех, спросил меня Николай.
– Работать по специальности, – смотря сквозь него, сухо ответил я.
– Это хорошо, мало кто в наше время работает по специальности. Я вот, например, дело свое веду.
– Не забывай, кто тебе с ним помог! – весело влез Рублев.
– И я очень благодарен вам, Олег Иванович.
– Вместе ведет бизнес с арендой коттеджей? – удивленно спросил я Николая, что-то усмехнулся.
– Нет, гораздо большее дело, но тебе знать не обязательно, ты же нас не особо посвятил в свои дела.
– Коля! – возмущенно воскликнула Лиза, убирая свою голову с его плеча.

Он извинился за свой тон и положил руку ей на колено, словно приказывая этим жестом успокоиться.

– Интересно, – решил сменить тему я, – интересно, когда я только приехал в ваш поселок, то заметил, что многие дома пустые или же продаются, почему так, если у вас тут бизнес процветает?
Николай с Рублевым невольно переглянулись.
– Молодые в основном разъехались, – сухо ответил Рублев.
– Да, здесь же инфраструктуры нет, она там, в городе, – потирая руки ответил Николай. – Как бы то не было, но тут в основном поколение средних и старших лет осталось, им то нечего терять, ха-ха.
– А дома их, я с женой просто скупил, и этого мне достаточно.
– Наверное, следует купить еще один, а то один гость надоедает вам в мансарде! – посмеялся я.
– Нет-нет, ты нам совсем не мешаешь! – махая руками улыбаясь воскликнула Вера Константиновна.

Музыка затихла, диктор по радио принялся обсуждать с приглашенным Епископом всякие пустяки, связанные с религией. Я удержался от желания, что бы переключили станцию, как никак отменная еда меня интересовала больше. «Можно переключить?» – набрался смелости сказать Николай, Рублев, нахмурив брови настрого запретил, что между этими двумя вспыхнула жаркая дискуссия о роли религии в нашей стране. Я лишь краем уха замечал их разговор, предпочитая пропускать каждый, искусный аргумент: один упоминал до нельзя убогого чайника Рассела, иногда вспоминая опиум для народа Маркса (я не смог сдержать ухмылку от услышанного), другой приводил онтологические аргументы. Тщетность их доказательств до того рассмешили Лизу, что они, представив себя со стороны, на мгновение затихли, смотря вопросительно на нее. Тут Рублев заметил, что я стараясь скрыть свою ухмылку за кушаньем чая, то того сдерживаюсь, что пускаю пузыри в него; он покраснел как рак от стыда и обратился ко мне.

– А что насчет тебя, Артем, – сделал он ноги накрест, – ты то веришь в Бога?
– Н-н нет, – ответил я в недоумении, поставив стакан.
– А встреться ты с ним лицом к лицу, с этим аморфным существом, ты бы поверил?
– Зависит от восприятия, я думаю, более религиозный или агностический человек примет его, но никак не атеист, никак не я или Николай. Мы все спишем на игру разума или на более научную и материалистическую концепцию, нежели подтвердим существование трансцендентного.
– Нет, опустим все эти типичные отговорки, по типу: в космос летал –Бога не видел, это все не серьезно. Скажи прямо, лично бы ты поверил?
– Это кардинально изменило бы мое мировосприятие, заставляя усомниться в том, во что я когда-то верил.
– Вот как, – улыбаясь почесал Рублев затылок, посматривая то на Николая, то на меня, видимо не ожидая, что я буду более сговорчив, чем зять. – А перед лицом этого могущественного существа, ты бы что спросил или попросил?
– Слишком соблазнительно, не находите? Если так подумать, то перед лицом Бога можно согрешить, будучи живым и попасть после в ад. Ведь получается, сам Господь своим видом может искусить? И мне кажется, что он так просто не даст человеку то, что сам знает или имеет. Так как у Бога должно быть безграничное знание всего сущего, что не для нашего ума. Я бы не стал ничего спрашивать и тем более просить. Все это слишком фантастически звучит.
– Верно… наверное. Ладно, не будем дальше зацикливаться на таких вещах, – заключил задумчиво Рублев, будто бы разочаровавшись в моих уклончивых ответах.
– Олежка, что ты в самом деле начал, – вступилась Вера Константиновна, – пусть лучше о себе побольше расскажет.
– Да, что-то увлекся. Ну-с, расскажи, что ни будь еще о себе.

Меня вновь пытались расспросить об университетских делах, спрашивая про куратора, о выборе места изысканий и почему выбор пал именно на Заречный. Я стал порядком раздражаться: мне совсем не нравилось, как они пытаются вынюхать из моей жизни, хоть сколько-нибудь. Ежели вопросы касались личной жизни, я бы их понял, но они рьяно, пытались добиться ответов из профессиональной деятельности, которая связана с их городом. Выждав удобного момента, я ловко сменил тему.

– Не мое дело, однако я заметил у себя в мансарде, фотографию человека, очень похожего на тебя, – посмотрел я пристально на Лизу, – твой брат?
– Да, Ваней зовут, – угрюмо ответил Рублев.
– А почему он отсутствует сегодня? Такое замечательное событие как помолвка не должна обходить стороной родственников.
– Он не смог приехать, работа.
– Тоже свое дело имеет от вас? – язвительно спросил я, специально целясь в самые слабые точки.
– Тебе какое дело? Прости, что так вопросами завалили, но мог бы скромнее быть! А тут, видите ли, стал в ответную сыпать!
– Папа успокойся, – твердо, с раздражением в голосе вмешалась Лиза.

Кавалер, стараясь успокоить ее, потянул за рукав, но она вырвала руку и села обратно.

– Скажу кратко: отчитываться перед тобой где мой… сын, я не собираюсь!

Он яростным взглядом посмотрел на свою жену, что та опустила голову.

Олег Иванович, раздраженно смотрел, как плавают лепестки чая в его граненом стакане, он что есть мочи стал сдавливать его и казалось, что тот вот-вот лопнет. Неожиданно я почувствовал с правой стороны, что на меня кто-то смотрит. Вскочив от испуга, опрокинув пустой стакан со стола, я стал нервно осматриваться, не принимая во внимание вопросительные взгляды семьи.

– Все хорошо? – спросил меня Николай.

Я испугался еще сильнее, видя, как он смотрит на меня – тоже испугано и вопросительно. Господи, у всех взгляд теперь испуганный; не вопросительный, не удивленный, а именно испуганный, взгляд словно оробевшего ребенка, они чувствую тоже что и я! Нет, вздор. Я путался в своих чувствах, не в силах рационально мыслить, нужно непременно закрыться, изолироваться, иначе еще чего придумаю. Я извинился и побежал в мансарду.

***

Достаточно долго я не мог избавиться от этого стойкого чувства, беспокоясь, что взгляд мог последовать в дом. Но стоило зарыться глубоко в одеяло, как оно сразу отпустило.

У меня развилась паранойя, мне казалось, что Рублевы что-то скрывают. Тяжело было выстроить логическую конструкцию происходящего вокруг, а лезть с расспросами к их семье, означало попасть в тупик. Кроме того, на что я надеялся, показывая грубость и скрытность к людям, которые не поскупились и выделили место для житья, хоть и не с явной охотой?

Я всячески старался не принимать во внимание взаимосвязь неизвестного взгляда и испуганного взгляда семьи Рублевых, это звучало совершенно неразумно. Однако неразумного в последнее время стало куда больше, более того: этим феноменам невозможно дать внятного человеческого объяснения. Действительно, какой взгляд мог преследовать меня: человеческий, животный или целый микроскопический мир со своими микроскопическими глазами? Нет. Ничего не подходило. Я забеспокоился за свой рассудок.

Снизу послышались скрежет, «странно, за мной никто не входил». Шум усилился, как будто двигали шкаф. Громыхало на весь дом и, кажется, послышалось на улице. Я скинул одеяло и спустился на лестницу, высунув из-за угла голову, сканируя любопытным взглядом каждый угол первого этажа. Хотелось спуститься, но неожиданно вбежал Рублев. Он безумным взглядом осмотрелся, отворил погребную дверь и вбежал. Вдруг загремело еще сильнее, показался продолжительный мужской стон, затем крик:

– Вот черт!

Я перепугался, за Олега Ивановича, нужно было спуститься и помочь, но меня опередили: к нему стремглав забежал Николай.

Глава 8

Шум стих. Они через минуту устало вышли из погреба с ног до головы в пыли и отправились на улицу. Уйдя за угол мансарды, я бросился к окну: Рублев и Николай отряхиваясь сели на свои места, просидев в кругу семьи еще полчаса с веселыми видами. Но у Рублева было совершенно другое выражение лица: задумчивое и хмурое. Николай что-то шепнул ему на ухо, и тот посмотрел прямо в окно моей мансарды, я мигом нырнул вниз, испугавшись что меня заметят.

Размышляя о погребе, я пытался понять природу его скрежета: это был шкаф, стеллаж или чего крупнее? Быть может фундамент дома предательски затрещал и решил развалиться не в самый подходящий момент? Хотелось спуститься, проверить самому, однако, это выглядело бы не тактично с моей стороны.

Я встал с постели и заходил взад-вперед, все глубже рассуждая на эту тему, но вдруг вспомнилось, что я чуть не нарушил сделку с Валерием Михайловичем – нужно было отправить ему образцы. Я напряженно взглянул на часы и смутился, утекающему времени. Если их отправить сейчас, то они доберутся за час, два, прибавим ко всему его исследования и результат на лицо: придется как минимум еще день остаться в доме Рублевых, максимум – неделю. Удручает, но деваться некуда.

Пошарив на мансарде, я нашел небольшую картонную коробку; положил туда склянки с образцами, запихнул между ними обрывки старых газет и как следует замотал скотчем. Курьер должен был подъехать прямо к КПП.

Третью часть не извлеченных еще образцов я решил отправить позже, решив дождаться первых результатов исследований. Как только данные Валерия убедят меня в целостности и рациональности проводимых мною работ, то я непременно пойду за поселок делать изыскания дальше.

Собравшись, я еще некоторое время просидел на кровати, дожидаясь пока гости не разойдутся, дабы не дать им повода лишний раз порассуждать о моей жизни. Курьер должен был приехать с минуты на минуту, но никто даже не собирался уходить, я стал нервно отчитывать каждую секунду.

Тайну, скрываемую мной касаемо исследований не следует отправлять в свободное плаванье, не потому что это конфиденциально, а потому что Рублевы сами имеют за спиной некую недосказанность или лучше сказать – загадку (взять те же звуки с погреба). Еже ли я не уверен в арендодателях, то зачем подставляться? Обеим сторонам лучше находиться в неведении, ибо только в ней можно хорошо уснуть большинству, но, к сожалению, никак не мне. До тех пор, пока я не разузнаю всё, что меня беспокоит, вызывая смутные сомнения, мешающие здравой мысли, без параноидальных эпизодов, то до сего момента сон будет неспокойным. Неведомые взгляды; тайна семьи Рублевых; некая, мнимая, удивительная порода, из-за которой я стал так беспокоен и вишенка на торте – диплом – главная моя головная боль. Посему пункты решения вышеперечисленного, следующие: первое – передать образцы курьеру и второе – попытаться разузнать о звуках, которые доносились из погреба. Однако, как быть с последним, не имею ни малейшего понятия; вел бы я себя более тактично и этично с Рублевыми, возможно они сами все и рассказали. Однако, шанс упущен; как ли не шансом являлся обед, где меня радужно приняли для знакомства?

Гости ушли, хозяева вернулись в дом. Я взял коробку и вышел на улицу встретив на пороге жену Рублева.

– Все хорошо, Артем? Выглядишь бледно. Что с тобой произошло на обеде?
– Паническая атака, ничего серьезного, – солгал я.

Она хотела спросить что-то еще, но я проигнорировал ее и пошел на КПП, где через пять минут должен был ждать курьер. На месте встречи, стояла посаженная семерка, с молодым парнем с сигаретой в зубах. Из его магнитолы играла заурядная музыка, выдавливая бас из последних сил. Я смутился курьеру, сомневаясь в целостной доставке, но выбирать было не из чего, я протянул ему коробку и что-то внутри заставило в это же время отдернуть ее из его рук. Он удивленно посмотрел на меня. Почему-то очень не хотелось отдавать ее, будто бы внутри лежало самое личное, драгоценное сокровище, никому по праву не принадлежащее. И от одной мысли, что коробку заберет какой-то-парень и увезет другому человек, меня раздражала, раздражала до такой степени, что я весь затрясся от злости, что вены на лбу мгновенно набухли. Я понимал всю смехотворность своих чувств, но ничего не мог поделать.

Курьер показал на лицо и сказал, что у меня пошла кровь. Я вытер платком нос и нет, это была даже не кровь, а какая-то жижа черно-синего цвета, пахнущая как гнилая картошка. В этот же момент я вспомнил дерево, с первых своих изысканий и бабку, у которой точно так же от злости пошла эта субстанция из носа. Я не на шутку перепугался и в ту же секунду меня осенило, что порода могла каким-то особенным образом влиять на живые организмы и вполне возможно отравлять их. В моей голове родилась теория, и дабы подтвердить ее, я положил платок в коробку, прикрепив рядом записку с обоснованием. Суть ее такова: возможно природа была удивительная в том смысле, что ее основное свойство – токсичность, и что эта самая токсичность могла отравлять не только организм млекопитающих, но и любого другого существа, даже растения, вызывая в нем доселе невиданные изменения, но насколько опасны такие изменения? Не думаю, что Валерий, зная при всем этом стал бы отправлять неотесанного студента губить здоровье ради смутных исследований, неизвестной породы, только ради достижения целей. Ведь никакое знание не стоит человеческой жизни. Следовательно, как бы симптомы со стороны не выглядели ужасно, это не доказывало отрицательного влияния на тело человека. С другой стороны, к неизвестности нужно подходить критично, не цепляясь за кусочки обрывистой информации, кой накидал Валерий Михайлович.
 
Все же искать ответы придется собственным трудом, а пока нужно быть осторожнее.
 
***

Мне пришла в голову мысль собрать образцы дерева за гаражами, дабы таким незамысловатым способом дополнить свою теорию, чтобы у нее образовалась твердая почва под ногами. Ведь, чем больше материала, тем больше шанса найти с помощью него ответы на вопросы.

Однако, курьер наотрез отказывался везти, бубня под нос, что в заказе была только доставка и помочь ничем не может. Но небольшая сумма наличных, сунутая ему в руку все же, перетянула канат в мою сторону.

– Вы здешний? – обратился он ко мне.
– Проездом, а вы?
– Из пгт. Белоярского, вот езжу по области, подрабатываю. Странное это место, не находите?
– От чего же?
– Не знаю, чувствую я такое, как бы сказать... не хорошее, будто земля здесь проклята. Поэтому не хотел задерживаться и отказывал в поездке.
– Да, есть что-то такое. Куда ни ткни вся земля усеяна такими местами, что даже и на карты их взглянуть страшно, не то что изучать.
– Вот-вот! – пальцем в небо указал курьер.

Мы остановились возле поля. Тишина: ни одна птичка не пела, даже ветер не дул; стояла жуткая атмосфера заброшенности, все было совсем не так после моего последнего посещения и кажется трава вокруг совсем пожухла.

– Не задерживайтесь, – перебирая четки, обратился курьер.
– Постараюсь, – иронично ответил я.
– Нет, вы послушайте, здесь энергетика куда хуже, чем мы были в дороге, видите, как все пожухло, земля мертвая, бесплодная, а то дерево, просто жуть!
– Если будете меня отвлекать, то останемся надолго. Дайте быстро соберу образцы и поедем.
– Как подождать? В таком месте? Нет, уж простите, я вас довез, за это вы заплатили, про ожидание разговора не было!
– Тысяча за ожидание, сойдет? – протянул я мятую купюру в окно.
– Ну не знаю… ладно, договорились.

Не теряя времени, я добежал до дерева. Смердело невообразимо сильно, это напомнило мне времена общежития, когда с нами на этаже жила полоумная, лет семидесяти бабка, от которой то и дело воняло недельным поносом, таблетками и всеми возможными мазями на травах. А когда она готовила свои «ядерные» блюда, намешав кучу разных «ингредиентов», превращая дно светлой кастрюли в черное, то жизнь с бомжем Иванычем под мостом казалась не плохой идеей. Воспоминания мигом окутали разум, не выдержав тошнотворного запаха, к горлу стал подступать ком рвоты, который невозможно сдержать, я облокотился на ствол и опорожнил желудок. Голова закружилась, нужно было взять себя в руки, в противном случае – свалюсь. Собрав образцы на меленький, вырванный лист из блокнота, я свернул его и шатаясь побрел к машине.

Тяжело дыша, я попросил курьера какую ни будь емкость, куда можно поместить образцы. Он дал пустую бутылку. Я запихнул в нее сверток, затем убрал приготовленное в посылку.

– Вы в порядке? – испугано спросил он, подергивая нервно ключ зажигания, ожидая команды.
– Вполне… поехали.

***

Высадив меня возле КПП, курьер дал газу, спеша убраться отсюда. Я зашел в дом, поднялся наверх и упал ничком, изо всех сдерживая желание уснуть. «Да… таков наш рок, что вилами в бок – повторял я без ума, сжимая простыню, – таков наш рок, что вилами в бок, таков наш рок…»

За окном мансарды щебетали птицы, снизу, гремела посудой жена Рублева, а сам хозяин, растворившись в течении жизни врос в мягкое кресло, смотря новейшие новости в новейшем мире, через старый советский телевизор. А трубы четвертого энергоблока все так же не спешно отравляли природу города Заречный.

Глава 9

Вечерело. В переднем кармане брюк прозвенела короткая мелодия, я достал мобильник и не знал, как реагировать: радоваться или расстроиться. Написал Валерий Михайлович, рассказывая о своих первичных результатах исследований образцов. Я удивился, что они пришли в этот же день, а не наследующий, как ожидал, поэтому был скептически настроен. Однако скептицизм был в это же время развеян, смутным, но все же каким-никаким подтверждающим ответом, удивительных свойств породы, «но что такого удивительного в ней, какие именно ее свойства?» – спросил я ответным сообщением. «После третьего образца точно скажу… действительно… уникальны, удивительны. Жду их завтра». – ответил Валерий. По всей видимости, он решил раньше времени не распространятся насчет них, боясь, что первичные результаты – ошибочны. Не мудрено, что он так переживает, ведь в нашей профессии точность – номер один. Он писал импульсивно, пропуская буквы и знаки препинания, а то и слова в СМС, воодушевившись работой. Он описывал непонятные абстрактные выводы, абсолютизировав полученные данные, смысл которых тяжело уловить. Это выглядело так, как если попросить аборигена описать увиденный им самолет: «большая, железная птица!», так и тут «удивительно, в высшей степени невероятное, безумное открытие!» На вопрос о взаимосвязи моей крови, смолы дерева и теории, Валерий Михайлович, сказал, что они не имеют и малейшей связи. «Оставим на потом, не переживай… тебе ничего не угрожает. Жду третьи образцы» – писал он. Все, больше ничего! Более я не смог выудить и толики информации.

Стараясь не брать во внимание свою неудовлетворенность и желание релятивизировать ответы Рудковского, я стал готовиться ко сну. И верно, на что можно рассчитывать, за такой короткий срок исследований? Наоборот, я обязан благодарностью за оказанное содействие.

В глубине души, нечто подсказывало, что моя теория о токсичности породы, в конечном итоге имеет почву под ногами, хоть и опирается лишь на догадки. Тем паче, мне не хотелось доказывать свою теорию эмпирическим путем и ставить под угрозу собственное здоровье. Я уверен, что нахожусь в небезопасной местности для здоровья человека. Если перестану проводить изыскания, то возможно куда меньшее подвергнусь воздействию отравляющей породы (благо осталось провести их один раз), однако лучше всего вернуться домой, плюнув на диплом и будущее, зато здоровым. Еже ли выбирать одно из двух: диплом или уехать, то конечно выбор падет на первое; ведь кто не рискует, тот не пьет шампанское, а портить однозначно жизнь, существуя без образования нет никакого желания. Ничего не подпишешь, придется работать.

Настенные часы пробили двенадцать вечера. Спать не хотелось. Я зажег единственную лампочку напротив входной двери и принялся рыться в своём рюкзаке. Достав оттуда блокнот, я хотел записать наблюдения по поводу своих исследований, так сказать, сделать небольшие наброски для диплома. Однако, заметив за ним папку, которую я взял из библиотеки, с результатом поиска пропавших, – сразу отбросил его и принялся изучать документ, предварительно закрыв мансардную дверь на засов.

Строчка за строчкой, я жадно поглощал каждую информацию из документа, ища возможные улики по своему делу. Естественно, пропажа двух мужчин, меня мало интересовала, более внимание приковывало то, что было найдено в районе пропажи. Это были некие провалы в земле, и все абсолютно одинаковы по своему диаметру. На самом деле, я слабо мог связать это дело с исследованиями, однако недостаток информации – главный враг в моем деле. Раз Валерий Михайлович так рьяно от меня что-то скрывает, то я вынужден делать все сам.

Из интересного мало что попадалось. Я дошел до конца файла и остановился. Передо мной было дополнение, в виде обрезков того же самого документа, с закрашенными черным маркером строками. Дыхание перехватило, от увиденного. Документ выглядел так, будто его пытались засекретить, скрыть лишнюю информацию от чужих глаз. Но необходимость оставить часть материала для кого-то – пугала. Кому и главное, зачем нужно было засекретить, общественно важную информацию? Разве родные не обязаны узнать о судьбах, пропавших?

Я подошел к лампочке и направил на нее лист надеясь, что маркер тусклый, и что он худо-бедно сможет показать скрытое под ним. И я оказался прав. Местами текст хорошо просвечивал, что давало надежду для его изучения. Недолго думая, я приступил.

Проблеск истины невозможно закрасить ни одним маркером, ее свет, пронзающий бездну лжи и тайн, всегда ударит в глаз того, кто смотрит. «Если ты долго смотришь в бездну, то бездна смотрит в тебя» – писал Ницше, но что, если в бездне есть свет? Если человек смотрит в бездну, это не значит, что он ищет тварь, сокрытую в ней. Возможно, он в поисках ангела истинны разрывающий тьму; значит ли это то, что любая бездна будет повержена? Однако, как быть с крупицами тьмы, которая не поддаётся свету? Да, той самой безызвестной тьмы, выходящей за порог нашего понимания и представления, где ключ, открывающий ее тайны, абстрактен или вообще не существует. С этой безызвестностью нам пока не справиться, но я уверен: ко всему найдется свой подход.

Захотелось курить, несмотря на то что бросил более года назад. От прочитанного документа организм, невольно сам желал того, что его каждый день отравляло, желал мгновения мнимого спокойствия. Закурю я сейчас и какой от этого будет толк? Это не переведет мне дыхание, не избавит от вопросов и проблем. Однако, эта плотная палочка, набитая до краев слегка мокрым табаком и желтым фильтром, могла быть единственным спасением в данной ситуации. Придется терпеть.

***

Дочитав последние строки документа, я принялся расхаживать по мансарде прогоняя его содержимое через синапсы. «Ага, – подумал я, – найденные ямы на месте аварии шли почти ровной линией друг за другом через всю лесополосу вплоть до территории Заречного, занятно. Затем пара волонтеров нашла часть личных вещей одного из пропавших не далеко от участка Рублева (ДНК тест тому подтверждение), звучит зловеще». Дальше думать не хотелось, а ведь самое странное впереди. «Затем были найдены небольшие останки на участке… (далее зачёркнуто)». Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться чья фамилия зачеркнута. Далее документ обрывался, содержа в себе только обрывки информации, из которой можно сделать вывод, что те волонтеры после своих открытий странным образом тоже исчезли. Их имена, даты рождения и национальность – все было уничтожено, стёрто в порошок, будто их не существовало, и лишь мельком они упомянутые в документе подтверждались в нынешней жизни. Дело замято, но почему? Почему в документе нет ни единого упоминания о заведении уголовного дела, если возле его участка нашли некие останки? Более того, почему у Рублевых не взяли показания? Экспертиза показала, что останки не человеческого подтверждения? Тогда как быть с тем, что на участке были найдены фрагменты одежды?

И тут дыхание мое перехватило, я вспомнил погреб Рублевых, и странное происшествие намедни, значило ли…

Это могло значит все что угодно, расследование, поведение хозяина, геологические изыскания, странный шум снизу, все могло составить либо одно целое, либо быть фрагментированными событиями, сотканными случайностью. Раньше времени делать выводы – большая ошибка, но и сидеть без них – та еще мука.

Погреб – вот что нужно было проверить, вдруг эта запретная для меня дверь содержит в себе ответы. И как ли не сейчас представляется возможность заглянуть за ширму неизвестности, пока хозяева спят?

Надев носки, дабы приглушить шаги я направился к закрытой двери мансарды. Взяв ее за ручку, я остолбенел и задержал дыхание. Раздался слабый скрип ступенек – кто-то поднимался на второй этаж. Шаги тихо приближались к моей двери, затем утихли, и я отчетливо почувствовал, что кто-то напротив стоит, стараясь сдержать томное дыхание. Медленно повернулась дверная ручка, я резко отдернул от нее руку, находясь в замешательстве, не зная, что делать. Благодаря засову – дверь не открылась, посетитель, оставив потуги отворить ее, таким же медленным, тихим темпом принялся уходить. Переборов напряжение, я заскрипел зубами представляя себя дураком в нелепейшем положении и резко выглянул за дверь, в надежде узнать, что нужно было моему посетителю. Но никого не было! Я готов поклясться: как только шаги стали отдаляться, то в этот же момент открыл дверь; человек не мог так быстро спуститься!

Мысли путались, не зная, как реагировать на прошедшее. Кто это мог быть: Олег Иванович или его жена, Вера Константиновна? Чего гадать, логичнее всего было бы спросить у них по утру напрямую. «А сейчас, лучше позабыть о погребе и не привлекать к себе лишнего внимания» – подумал я и улегся на кровать стараясь уснуть.

Глава 10
1 августа, 202* года, ранее утро.

Ответа от хозяев по поводу ночного посещения я так и не дождался. Более того, слушали они без всякой заинтересованности, смотря на меня как на дурачка. В самом деле, не причудилось ли или может не они были моими визитерами? Стало немного не по себе. Я им не верил, однако расспрашивать дальше не имело смысла. Пришлось идти, как говориться, va banque.

– В таком случае, – начал я хладнокровно, – не расскажите ли о пропавших без вести восемнадцатого года?
– О пропавших? – прокряхтела Вера Константиновна, намывая посуду, – насчет пропавших ничего не знаю, хотя подожди… да, кое-что припоминаю!
– А тебе то что с этого, – хмуро обратился ко мне Рублев, попивая кофе с мятными пряниками, – у тебя же другие сейчас заботы.
– Просто интересно, в таких тихих местах, да еще и происшествия.
– Чего тут удивляться? Мало ли народу пропадает. Уходят осенью по грибы или на охоту, и след простыл. Не понимаю, что тебя так заинтересовало? Эти дела быстро заминают.
– Так же как ваше дело?
– В каком смысле? – вспылил, Рублев. – Найденные тут вещи пропавших, поставили на уши поселок, нет, весь город! Нас допрашивали каждый божий день, искали мнимые следы, но естественно ничего не находили. Нас этим мучили почти полтора года! Слушай, нет у меня желания опять ссориться.

Рублев сразу понял, что я читал дело. Однако он не знал, даже не догадывался, что информация мною взята из официально заключения, а не из газетных статей. Поэтому он упомянул только найденные личные вещи, хотя сам наверняка в курсе, о найденных останках. Но он решил умолчать, потому что это нельзя говорить. Он все правильно делал.

– Хорошо, вопрос исчерпан, – ухмыляясь его недосказанности, лжи и нахальству заключил я.
– Ага, – буркнул он и ушел с чашкой к себе.

***

После обеда я отправился за последними образцами. Погода обещала быть ближе к вечеру дождливой, поэтому пришлось приодеться. Решено было иди полкилометра на запад от посёлка, и работать в лесу, «там то мне точно никто не помешает – сладостно представил я себя среди деревьев, – а если повезет, то до начала непогоды успею отправить образцы Валерию, тем самым сокращу свой срок пребывания здесь».

Идеального в моих потугах и решениях никогда ничего не было. Что бы ни делал, все шло наперекосяк, либо совсем отличалось от первоначальных замыслов. То невнятные события в гаражах, то полоумная бабка, мешающая на вторых раскопках, то элементарное житие в двухэтажном доме на отшибе, проживая со странными арендодателями. Неужели, на меня ополчилась вселенная? Неужели, некий вселенский разум мешает мои исследованиям, препятствуя достижению целей на пути? Все старания, так и норовят кануть в небытие, стараясь сломить мой энтузиазм. Ведь это, на сколько себя помню, преследует всю сознательную жизнь: учеба, где я остался на второй год, отношения с женщинами, новые знакомства. Где была та черта, которую нельзя было переступать, дабы не разгневать древних богов?

Подъехала японская иномарка. За рулем сидела с иголочки одетая молодая девушка. Она показалась из-за двери, расправляя свои длинные волосы, никаких сомнений – вот моя следующая проблема.

– Привет, Артемий, – улыбаясь подошла Лиза, встретив меня на пороге.
– Привет.
– Есть минутка? Я хотела ненадолго зайти к родителям, извиниться за вчерашнее, но думаю извиняться больше нужно перед тобой.
– Забудь, сам виноват в этом, – действительно, вчерашняя сцена больше напугала меня, чем обидела.
– Куда-то спешишь? – спросила она, увидев моё «обмундирование». – Ах, да твоя работа, я не помешаю, если пройдусь с тобой пару шагов?
– Нет, не помешаешь, – конечно она помешает; тем более у меня не было желания говорить.
– Вот и славно, – улыбнулась она, поправляя свои волосы.

Мы вышли на опушку леса: сзади дома не спеша скрылись из нашего поля зрения, а колея машин растворилась среди трав. Погода стояла на удивление солнечной, но я знал точно – будет ливень.

– Значит, не сердишься?
– Говорю же, Лиза, не сержусь. Мне даже слега не удобно что именно ты извиняешься за свою родню.
– Нет-нет, все нормально, я не чураюсь и тебе не советую за кого-то переживать. Моя семья, как бы выразиться, слегка надменна, в особенности Коля, он это от моего папы перенял, папенька такое влияние на него имеет, в хорошем понимании этого слова. С работой всем помог, с жильем, в общем мы обязаны папе, всякий родитель хочет помочь детям, понимаешь?
– Да, но почему же тогда твой отец, так разозлился из-за пустяка? Сам же меня донимал.
– Папа, глубоко несчастный человек, Артемий – сказала она с горечью, потирая правую кисть. – Видишь ли, то, что он пережил, теперь отразилось на его нынешнем состоянии: он хочет показать себя только с высокой позиции, что он выше собеседника во всех обсуждаемых вопросах, как и сказала – надменность.
– Мой дед, тоже многое пережил в своей жизни, и старался быть, высоким человеком, прививая родне мысль, что перед ними не дряхлый старик. Однако, такой надменности не испытывал. Я догадываюсь, о чем ты.
– Вот как, и как поживает твой дедушка? – спросила воодушевлённо Лиза, видя, как я целиком и полностью стал поддерживать разговор.
– Он умер, – сухо отрезал я.

Мы помолчали.

– Рак?
– Именно.
– Соболезную, – сделала она паузу, – значит, ты догадываешься, чем послужило изменению характера моего отца?

Я утвердительно кивнул.

– Да, ты прав, рак тоже тому причина, но только от части. Куда более общие жизненные неудачи на пути к цели, возымели на него такое влияние. То в девяностые его маленький рынок прикроют, то бизнес отберут, сам же знаешь, как всем родителям нашей страны в те времена жилось. Но самое главное, ты не поверишь: собственный сын, отказывается от отца, и не пойми куда уходит, громко хлопая дверью. Представляешь?
– Иван? – спросил я осторожно.
– Именно! твой вопрос про моего брата обескуражил отца, так что не держи зла.

Действительно, человек на пороге смерти кардинально меняется на глазах, увидев темноту безызвестности. Она, окромя ужаса не может ничего внушить – это и откликается в характере. Но Рублев, словно всю жизнь прожил в этой пугающей тьме, где потуги в достижении дел оборачивались крахом. Для чего вообще трудиться, если это не имеет эффекта для окружающей среды и массы? Или может стараться для себя, семьи? Отбросьте скучные, сентиментальные семейные экзекуции; собственное эго всегда на первом месте, все делается в первую очередь для себя. Однако, если нет результата, нет намека на победу, то зачем пытаться? Да потому что человеку слаще горе, нежели радость; в последнем он видит себя особенным по сравнению с серой человеческой массой.

– Не расскажешь какие исследования проводишь здесь? – вывела меня из раздумий Лиза, приподнимая меланхолично уголки губ.
– Лучше покажу.

***

Мы пришли на небольшую опушку, окруженную соснами. Достав из рюкзака все необходимые предметы, я постелил Лизе плед. Усевшись поудобнее, она с интересом наблюдала за моей работой и кажется, совсем не отводила глаз.

– Тихо как, – умиротворенно сказала она, – давно я сюда не приходила; кстати, мы неподалеку с мамой за грибами ходили, вот туда, дальше в лес. Ты заметил существенную разницу между твоим и нашим гордом?
– Только инфраструктурой.
– Нет, не это главное, разница в звуке, у вас кипит жизнь, суета, шум. А здесь… все по-другому: жизнь, время. Ты заметишь, когда вернешься домой…
– И снова захочу вернуться, – подхватил я ее мысль.
– Именно!
– Ко всему человек может привыкнуть и к шуму и тишине, я замечу разницу и сразу привыкну, не первый раз.
– А разве не хотел бы так на всю жизнь, такой вот тишины?
– Мне двадцать пять лет, рано о таком еще думать, – улыбнулся я, вытирая лоб.
– Да какая разница сколько лет, – увела она взгляда в небо. – В большом городе ты меняешься и не в самую лучшую сторону, я это по себе знаю. Чувствуешь, что всегда должен успевать, считать каждый час, минуту, секунду, но все равно не успеваешь! Эта бесконечная гонка, гонка на поражение, и кто раньше проиграет, у того меньше беспокойства по поводу потраченного зря времени. Когда я уволилась с государственной службы, то жизнь моя здесь переменилась: здоровье, характер, отношения с партнером – все пошло только на пользу. Раньше я выглядела как домовенок с непричесанными волосами и не припудренной кожей, стыдясь акне на щеках; была импульсивной грубиянкой среди коллег, боясь из-за своего характера ходить на корпоративы.

Она немного смутилась, моему молчанию. Простояла длительная пауза.

– Надеюсь, – прервала она ее, – надеюсь, ты ничего такого не подумал; я ни к чему не принуждаю и не советую. Однако же, разве не больно сознавать, что мы жизнь тратим на суету?
– Я прекрасно понимаю тебя. Но все эти вопросы как мне кажется никогда не найдут ответа, весь смысл таких вопросов просто в их существовании – они риторические. Ты молодец, что задаешь их; темы для разговора всегда должны быть, терпеть не могу неловкое молчание, – заключил я, дабы она не подумала, что я дерзок с ней. Она не заслуживает дерзости.

Лиза ничего не ответила, лишь продолжила наблюдать за моей работой, потирая свою ямочку на подбородке. Я старался не думать об обсужденной теме (и так в голове была каша), так как новую пищу для размышления искал в последнюю очередь.

Поняв мою реакцию, она переменила тему:

– То, что ты в поисках, это я поняла, – встала она и подошла чуть ближе, держа дистанцию, – но какую породу или минерал ты стараешься найти?
– Скорее не саму породу, а ее следы, – запыхавшись, ответил я, вонзив сапёрную лопату в землю.
– Так, и что ты собираешься потом сделать?
– Отдать на исследование моему куратору, Валерию Михайловичу, как и те образцы, найденные в городе. А уже на основании этих исследований писать диплом.
– Но почему именно здесь; насколько я знаю, у нас нет каких-либо ископаемых? А как называется порода?
– А нет названия у этой породы.
– В каком смысле?
– В таком, что порода, как выразился Валерий Михайлович имеет «удивительные» свойства, – переигрывая его тон посмеялся я, – и вот гадай что это за свойства.

Я повернулся к ней и кажется лицо ее, чуть помрачнело. Я не придал этому значение.

Сверкнула молния; угрюмые тучи мигом застлали небо над нашими головами. Лиза, заметив, как начало капать, предложила быстрее вернуться домой. Так мы и сделали.

***

Непогода во всю уже бушевала за окном моей маленькой мансарды. Довольствуясь, что успел вовремя закончить с изысканиями, я безмятежно писал диплом, слушая в наушниках рассказы Лавкрафта, а сладкий аромат будущего ужина нежно щекотал нос. Хтонический ужас, на меня действует как страшилка на ребенка; настолько красив слог у Говарда, что он, как мне думается, сможет обычный, самый заурядный предмет превратить в древний объект зла, почитаемый неизвестным культом. Хотя с его произведениями я скорее создаю специфическую атмосферу, нежели вникаю в историю, стараясь испугаться. Так продуктивность растет с удвоенной мощью.

Лиза, из-за этой непогоды решила остаться с ночевкой. Ей приготовили место в гостиной; только, я ее весь вечер не видел, хоть и спускался вниз.

Наступила ночь, ливень лишь усилился, превратившись в бурю. Вдруг, отдаленно, прогремело, словно что-то взорвалось – я подпрыгнул на месте и подумал об молнии.

Сон надо мной шутил: то удавалось заснуть, то просыпался от любого шороха; с каждым днем его качество стремительно падало. «Связано ли это с образцами? – подумал я, – наверняка. Господи, о чем я думал, приглашая Лизу понаблюдать за изысканиями? Хорошо, что она ни к чему не притрагивалась, держа дистанцию, а то бы и «заболела». Хм, держала дистанцию, – повторил я – не подходила, стояла на раскопках еще дальше, а на обратном пути шла впереди меня». Прозвучал еще один грохот. «Все это не важно, – засыпая, бредил я, – ничего не важно, всё бред, всё это один большой сонный паралич», последний раз я зевнул и забылся во сне.

Глава 11
2 августа, 202* года, ночь.

Перед моим спящим взором предстала неизвестность. Я падал со стремительной скоростью в пугающую пустоту, где отсутствовала тьма. В необъяснимых ощущениях видел отрезки видимой шкалы физических и психических явлений, протекающих за пределами здравого смысла. Концептуальная абстракция, непонятная для человеческих чувств – вот как можно грубо объяснить моё состояние. Далее я увидел, как эта шкала приняла ограниченную форму геометрических фигур, метафизически стараясь сообщить информацию. Хоть убей, но я ничего не понимал. Причудливо меняя форму, геометрия превратилась в химию, где от последнего было только название. Ибо изменения претерпевали ужасающие, искорёженные метаморфозы: абстрактные и сложные. Мои чувства перемешались, не зная, как реагировать на происходящие; так же я слабо понимал, что нахожусь во сне. Мне казалось, что это первородное состояние всякого сущего, а все остальное вне сна – несущественная форма, бесполезная и ограниченная. Все что я видел, казалось наполнено глубоким, успокаивающим смыслом, однако наяву – абсурдом.

Пытаясь отдышаться, я старался ухватиться за любой предмет, дабы подтвердить свое существование вне сна. Под руку попался телефон, я глянул на время: половина четвертого. Кроме того, сонным взглядом удалось заприметить красный крестик связи в углу телефона «вот куда попала молния, – заключил я». Окно трещало под гнетом дождя; буря так и не ослабла. В комнате заметно похолодало, я накинул свитер, брюки, носки и понял, что больше не усну, «значит нужно закончить начатое – подумал я, – сегодня будет идеальным моментом для изучения погреба». Под прикрытием шума дождя и темноты, мне с большой долей вероятности удастся совершить задуманное, одно мне не нравилось: придется лезть как вор без спроса.

Выйдя на лестницу, любопытство, разыгралось новыми красками, я испытывал весь спектр эмоций на пути: от страха обнаружения, до эйфории. Весь первый этаж сотрясался от храпа – идеальная маскировка.

Медленно, со слабым скрипом я отворил погребную дверь, и прежде, чем войти осмотрелся, прислушался и сто крат подумал о правильности своих действий, однако поздно было все спускать на тормоза, процесс запущен, состав уже давно тронулся. Я уверенно вошел, тихо прикрывая за собой. Место было самое обыкновенное: на всех полках стояли соленья и заготовки; чуть правее зиял небольшой проход, где стояли бочки с вином и другим алкоголем, а между всякой утварью, зиждился огромный, невероятных размеров шкаф. Стоило его осмотреть. Не желая привлекать лишним светом внимание, я решил не включать лампочку, а воспользоваться телефонным фонариком.

Как только я направил луч света на полки, из них и задних щелей конструкции вылетели мухи. Я пригляделся к тем местам и увидел тягучую, медленно сползающую субстанцию черного цвета. Чуть наклонившись к ней, в ноздри, словно пулей влетел омерзительный запах, от которого я чуть ли не падая попятился назад, задевая ногами пустые банки. Я замер, стараясь заглушить их звон, слушая обстановку, но все было тихо – никого не разбудил. «Что за черт? – подумал я, – неужели... проход?» Дрожащими руками, я взял первую попавшуюся рейку и попытался намазать на нее эту жижу, но не получалось. Она была намертво приклеена, нет, приварена как металл, хоть по внешнему виду не скажешь; я оставил потуги и зажатым носом принялся осматривать шкаф.

Книги, книги и еще раз книги, куча старой макулатуры захватили хлипкие полки. Всюду стояли рукописи по геологии, архитектуре и добыче ископаемых, достав одну из них, я случайно вместе с книгой вытащил аккуратно сложенные ватманские листы. Изумлению не было предела. Был изображен странный план то ли бункера, то ли шахты, вычурно нарисованный от руки карандашом. В одних местах все было перечеркано, в других стояли знаки вопроса, я слабо понимал, с чем имею дело, но это не отнимало энтузиазма в изучении. Я перевернул лист и внезапно сердце будто насквозь пронзило иглой, я тяжело задышал и не знал, как реагировать, лишь неподдельный страх трактовал свои правила, всего из-за одного, одного абзаца!

«ПОЧЕМУ ОН МОЛЧИТ, ЧТО МНЕ ДЕЛАТЬ ДАЛЬШЕ? ТУПИК. ОБВАЛЫ. НЕОСВЕДОМЛЕННОСТЬ. СМЕРТЬ РАБОЧИХ. ЗАРАЖЕНИЕ. Я РИСКУЮ РАДИ НАС, А ОН БЕЗМОЛВЕН. МЕНЯ ВОТ-ВОТ ПОЙМАЮТ».
 
Опустив ватман, я без всякой мысли, ошеломленно глядел в пол, неосознанно щупая по карманам ища отсутствующую пачку сигарет. Я плюнул на пол и заметил кое-что. Посветив фонариком себе в ноги, я увидел отчетливый след, точно тащили что-то тяжелое, и сразу понял – двигали шкаф.

Позабыв о всякой конфиденциальности, я попробовал отодвинуть его. Раскачивая конструкцию во все стороны, из полок валились книги, плашмя падая на банки, вдребезги разбивая их, однако, кроме книг выпало что-то тяжелое – это был черный саквояж. Я поднял его и уселся на деревянный поддон, всячески наплевав на конспирацию. Всего лишь бумаги, технические, бюрократические бумаги, хитро разложенные, местами скомканные они скрывали дневник за авторством Ивана Рублева. Я открыл первую страницу.

***

Спустя некоторое время, наверху послышались голоса двух человек, медленно приближающихся ко мне. Я вскочил от испуга не зная что делать «всё, попал, пропал – занервничал я, – молодец, нашумел, теперь как-то надо расхлебывать эту кашу… ну зачем, ты сюда полез, Артемий Леонидович, зачем?!» Над головой скрипнула половица, открылись погребные двери.

Часть 2

Глава 1
22 мая, 2017 года.

«О семье, как правило, следует говорить только положительно, иначе кем бы твой собеседник не был, он посчитает тебя неблагодарным и скверным человеком, если отношение твое к близким исключительно настроено критически. Мне наплевать на это. То, что я хочу поведать на страницах дневника – отчаянная попытка на сопротивление. Всё, что крутилось и вертелось за последние годы в моей жизни, касалось только меня. И если бы та самая, хваленая семья Рублевых не посмела мешать, пытаясь узурпировать мое дело, то проблем гляди, не предвиделось бы. Как ли не с критикой относиться к близким? Заслужили они того или нет, решать во всяком случае сейчас тому, кто читает эти записки; а я всё уже давно решил.

Бедный папаша, Олег Иванович Рублев, прослыл человеком дела, работящим и всего добивающийся сам. Почему бедный? А потому что он из-за своей гордости, из-за своей слабости, любви романтизировать неудачи, инфантильный и сентиментальный поставил нас в денежное бедствие, отказавшись от бизнеса, который успел забрать его уже бывший друг. Он обосновывал свои действия тем, что не хотел продавать всю долю и переписывать на другого человека, чтобы тот стал главным директором, а он, якобы правой рукой. Короче говоря, царь не хотел опуститься до барина, желая трон директора, не имя представления как с него управлять. Поэтому, из-за своей неопытности он потерпел крах, отказавшись от подстраховки более опытного человека.

Он набрал кучу долгов, имея ипотеку, поставив всё на бизнес, вспоминая свои мнимые удачи в девяностых. Однако, в те времена, он присосался к чужому впоследствии, чем сделал все сам. До сего момента, к каждому знакомому приходил он, выпрашивать место в бизнесе, воображая себя на коне. Будь то открытие очередного ларька, палатки на рынке или пункт приема. А сейчас, его величество пожелало оседлать собственного, вороного коня, но, увы, не вышло. Такова его природа, быть вторым, приходить на всё готовое; он понимал, и, наверное, из-за этого пытался справиться с судьбой чуть ли, не ломая свою жизнь и жизнь близких. Быть пиявкой – вот его истинная природа.
 
Против чего ты пошел, непременно пойдет против тебя – вот как можно охарактеризовать следующие события.
 
Пытаясь сломить себя, через превозмогание, гнушаясь бесполезности, отец умудрился заболеть на фоне всего этого стресса раком. Считаю, нет смысла описывать, как такая страшная новость повлияла на семью, денежное и психическое состояние, в особенности на самого отца. Лучше сразу к интересному.

К нашему облегчению, у отца была только вторая стадия лейкемии. Он не лежал в постели, не стонал словно умирающий старик, хоть вокруг и терлись женщины. Мать и сестра, не отходили от него; в особенности любимая и почитаемая, святая Лиза. Но святости в ней столько же сколько в сектанте, по причине того, что эта содержанка, стабильно раз в год приводила в дом мужика, не абы какого, а толстосума. «Вот оно наше денежное спасение!» – считала она. «Правильно ли продавать себя этим старым идиотам, ради денег? Разве чистая совесть и чистота нравственности не важнее? – сдерживая злость спорил я с ней», на что та только смеялась.

Таить не буду, мужики очень помогли нам в семейных делах. Закрыв ипотеку с долгами, мы построили дом на берегу белоярского водохранилища, за счет средств каждого нового лица; мы заимели неплохие связи и влияние, короче говоря, каждый привносил что-то новое. Но счастье длилось не долго. Лиза в сей раз влюбилась по-настоящему, в какого-то Колю, который не имеет за спиной ровным счетом ничего. Что ж, до всех нынешних проблем, я всегда противился богатым, толстобрюхим мужикам лет за сорок, выступая за то, чтобы у сестры была настоящая любовь, а не рыночные отношения. Но отцовский рак, изменил мои взгляды. Только после утерянного стабильного дохода от толстосумов, я понял, как ошибался, критикуя Лизу; ведь сам совершенно не справлялся с денежными обязательствами. От меня толку было ноль. А теперь, когда у сестры появилась настоящая, чистая, любовь, меня осенило, что мы опять падаем в ту темную гущу бедствия, с недоделанным домом наперевес.
 
Природа, благоприятно влияет на здоровье человека, поэтому в скором времени было решено переехать в только-только построенный дом за чужие деньги, на берегу Белоярского водохранилища. Работы в нём оставалось порядком больше, чем ожидалось и единственным, кто мог заниматься им оставался я. Остальные же члены семьи продолжали нянчиться с отцом. Женщины слишком чувствительны, способные на большую жертву: что мать, что сестра – обе посвящали себя родному человеку, абсолютно позабыв о собственном здоровье, проблемах и делах, что по итогу вылилось у сестры в ссору с Николаем, а мать впоследствии тоже серьезно заболела.

Не передать словами какую ярость испытывал я по отношении к жизни, с ее страдальческими испытаниями. Счастлив тот человек, кто не выстрадал свое счастье, и я им завидовал, понимая, как жизнь не справедлива.
 
Груз ответственности усилил свое давление на мои плечи: мать была прикована к постели, приходилось стабильно менять памперсы на пару с отцом, пока Лиза решала мнимые любовные проблемы. Лечение отца перестало приносить пользу, лейкемия перетекла в третью стадию, и ему все труднее дышалось. Отчаяние с каждым днём хватало меня за глотку, что руки бессознательно тянулись к лезвию бритвы. Но силы во мне куда больше, чем слабости. И дабы не сломить дух, я старался успокаивать себя работой по дому, в особенности погребом, который выкапывал каждый день, параллельно мечтая хранить в нем дорогие сорта вин, прямо в бочках. Мечтал вставать поутру, спускаться сюда и наслаждаться аперитивом саперави, закусывая маасдамом; забыть обо всем, словно кошмаре; ощущать на губах кисловатый привкус, а наверху ждала бы женщина, одетая в сорочку, читая какую-нибудь беллетристику. Но реальность суровее, мрачнее и агрессивнее сладостных мыслей, от последних больнее, поэтому работа и усердность – верный друг и соратник на жизненном поприще.

Время шло, менялись месяца, а с ними и состояние родителей. Вскоре я обнаружил существенные изменения в собственном поведении: я стал агрессивен, эгоистичен и жаден, сам не понимая почему, когда как с детства был альтруистичным мальчиком. У меня появились обсессии; ярко выраженные кошмары, больше похожие на бред умалишённого, однако бред, точнее бредить я стал наяву. Мне хотелось исписать все стены малопонятными символами, рисовать карту звездного неба, так как на него я смотрел каждую ночь перед сном. Иногда совсем не спалось, лишь хотелось наблюдать за бесконечностью звездного неба, которое выглядело как картина Ван Гога.

Одними психическими расстройствами не ограничилось: я заметил, что чаще болею, стал более старше, если не старее. Выпивка пагубно на меня влияла, от запаха самогона кружилась голова; я ни разу не носил очки, а сейчас заимел ужасное зрение. Мне тяжело находиться на улице, солнце будто выжигает зрачки; кисти рук покрылись пигментными, старческими пятнами. Я не в силах объяснить происходящие метаморфозы с моим телом, даже врач не смог дать аргументированного и внятного ответа, лишь трактуя всякие небылицы. Мне прописали дюжину лекарств, и ни одно не помогло, я действительно заболел вслед за родней; стал стареть еще до третьего десятка. Это было невыносимо.

Вскоре странности явились и на наш участок. В один из типичных вечеров, я вышел прогуляться по берегу водохранилища, наслаждаясь видами, попивая прохладную минералку, как невооруженным взглядом увидел дюжину мертвой рыбы на плаву. Признаюсь, мало придал я этому значения, так как знал, что браконьеры не редкость в наших краях. Но когда на следующий день я увидел тоже самое, наблюдая как одна все еще живая бултыхалась, вся в какой-то сине-черной жиже, то меня по-настоящему пробрал страх. После нескольких соседских жалоб, вокруг водоемов начали копошится экологи в защитных костюмах, доставая рыбу и проводя исследования, огородив зону желтой лентой. Часть соседей, не дождавшись официально заключения, на всякий случай разъехалась кто-куда, боясь навлечь на себя беду. А остальная часть (преимущественно стариков) осталась, ведь тем терять было нечего. Через пару недель дождались ответ и назвать его утешительным, язык не поворачивается. Власти официально заключили, что загрязнение в водоеме отсутствует и влияние АЭС на водохранилище минимально – они скинули всю вину на браконьеров, но я чувствовал, что все не так просто.

Спустя пару дней после этой истории, я заметил: зелень на участке и вне его пожелтела; от деревьев страшно завоняло гнилью, что каждое такое пришлось спилить под корень и сжечь. Соседи, поглядывая косо на нас, спрашивали намеками, не занимаемся ли мы чем-нибудь незаконным? видя выжженную землю вокруг нашего дома. На что я лишь разводил руками их вопросам не сдерживая тон, сам не ведая какая чертовщина обрушилась на нас.

Я был убежденным материалистом, и считал, что Бог не услышит мои молитвы. Считал, что никакое чудо, не способно явиться человеку, а все запечатленные, коих было единицы – надуманные, навязанные церковью поверья. Абсолютно всё можно объяснить физическими и химическими процессами; удивительно, до чего же мы дошли в нашем веке, удивительно до такой степени, что скучно! Вот взять сияющее чудо внутри человека – упование на смысл жизни, веруя, что есть после нее нечто большее, чем просто, как выражаемся мы в молодом обществе: «черный экран» и забрать это у него объяснением одной формулировкой, биологического закона. Прям удар в сердце. Слишком бесчеловечно, отбирать у человека надежду, и это-то – тешет эго. Если есть мизерный шанс насолить ближнему, украсть его маленькую радость, то люди этим воспользуются; никто не рад чужому счастью, всем нужна «вселенская боль». Круговорот бессмыслицы в природе, скука, запиваемая водкой и закусываемая ежедневной рутиной. Как говорилось в одном фильме: «вот в средние века было интересно: в каждом доме был домовой, в каждой церкви – Бог, люди были молоды, а теперь каждый четвертый – старик, скучно».

Таким вот незамысловатым образом я плавно подхожу к самому главному в моей истории, которая перевернула мое восприятие мира с ног до головы, так сильно, что материализм меня совсем перестал интересовать. И да, молитвы были услышаны, но не тем Богом.

Как уже было сказано мною выше, я занимался в одиночку обустройством дома и медитативной работой в погребе. В одном из таких самых обычных солнечных дней, я продолжал кропотливо трудиться, стараясь не отвлекаться на плохие мысли. Однако, в один момент, когда собирался уже заканчивать и идти в душ, то случайно наткнулся среди грунта, земли и всякой слякоти на странное, едва уловимое синее свечение, которое я никогда в жизни не видел. Мне стало интересно, и я постарался вложить последние силы, чтобы добраться до него, желая узнать, не богатство ли ждет впереди. Между тем, мечтая о больших деньгах, славе открытия и надеясь, что передо мной что-то неизведанное, я не сразу понял, как это свечение меня загипнотизировало.

Смутно вспоминаются те события; помню, как наслаждался игрой синего света, понимая, что его источает внушительных размеров кусок залежи непонятной породы. Этот таинственный свет отражался от самого себя, будто внутри существовало миллионы зеркал, похожие на калейдоскоп. И среди них, глубоко, в самых потаенных углах виднелась пустота, бесконечная, безмолвная и ужасающая космическая тьма. Мне казалось, что свечение – язык, инструмент для общения, оно старалось донести информацию в собственном виде. Но кто владел этим языком – я не представлял, меня пугала одна только мысль, о том, кто или что могло владеть этим загадочным средством общения. Мне старались, что-то объяснить, установить контакт, и среди потока бесконечной информации собеседника я улавливал только земную информацию, то, что позволяло усвоить чувственными органами, а остального было как будто недостаточно, словом, существовало вне моего знания и чувственного опыта. Вся информация была настолько сложной в усвоении, что от такой дикой силы меня выбило из потока, и я упал плашмя на землю от усталости, пролежав в этом положении не более получаса, ощущая смутную радость послевкусия.

На следующий день, со странными, руководящими ощущениями, я принялся изучать все возможные книги по геологии и геофизике, надеясь узнать, что за порода это была. Чего скрывать, читал даже эзотерику, таро и книгу перемен, желая объяснить самому себе о значении информации, переданной мне от свечения. Ходить к гадалке не стал, уж до такого еще не упал; мне казалось, что не было такого объяснения, которое могло придумать человечество или шифр, ключ, который мог отпереть знания в моей голове. Я теперь ни в чем не уверен, мой мир изменился. Я не верил, что передо мною зеленая трава, а над головою – голубое небо. Не верил, что любой человеческий язык – самый точный способ (или один из способов) передачи информации, а восприятие – не объективность, но лишь собственное представление, транслирующее внутреннее на внешнее. Есть космический свет, светящийся из недр земли, никаких сомнений он – истинный, он точная математическая, знаковая, система, лишенная погрешностей и ложному восприятию человека; и в то же время есть человеческий субъективизм, обделенный от точных концепций. Такие вот чувства теперь меня преследовали.

Как и следовало ожидать: из всей изученной макулатуры полезного нашлось мало, лишь геология подсказывала, как можно добывать всяк породу для дальнейшего ее изучения. Но так как моя некомпетентность в этих вопросах только усугубит положение дел, то я твердо решил, что за помощью стоит обратиться к институтским светилам науки из Екатеринбурга.
 
Долго искать не пришлось. Обратившись в «Институт Геологии и Геохимии», меня направили в «лабораторию физических и химических методов исследования». На самом деле я мало рассчитывал на помощь ученых, так как проблема имела больше мистический характер. Думал, что они лишь покрутят пальцем у виска и отправят домой, смеясь в спину, но к моему удивлению, приняли с деловитым лицом. Из всех ученых был некий Рудковский Валерий Михайлович, он, услышав мой рассказ, сразу предложил свою персональную помощь, которую трудно было отклонить. Валера отличался от остальных, был совсем не такой, как может показаться с первого взгляда. Эта манипулирующая, эгоистичная и алчная, лабораторная крыса, с самого начала нашего общения влезла мне под кожу, а я радовался, словно ребенок, что нашел себе спасение.

После неформального общения, где мы обсудили все то, что со мною произошло, он неожиданно для меня, предложил собрать образцы породы и передать ему для дальнейшего изучения. Я сильно удивился, тому, что это не сделает, допустим, его подчинённый или на крайний случай он сам, так-как давать такое поручение дилетанту – странное решение. Однако, он смог меня переубедить, аргументируя тем, что загруженность как его, так и подчиненных не позволяет отправить их в командировку «Бог знает за чем», ради неясных результатов. Деваться было некуда, я поступил так, как он сказал: собрав пару образцов в погребе.

К удивлению, в этот раз свечение не говорило со мною – оно молчало, лишь испуская слабые пучки света, что без проблем позволило раздобыть образцы. Однако, в момент, когда я передавал их Валере, каждый раз, когда я это делал, меня охватывала неописуемая паника, беспочвенный эгоизм, словно у меня отбирают сокровище, без которого нежилец. После каждого такого стресса я стал замечать, некоторые изменения в здоровье: из ноздрей могла течь сине-красная кровь, ломать суставы и болеть голова. Перепугавшись неизвестной мне болезни, я принялся глотать все возможные лекарства, проводя мнимую профилактику организма.

Кроме подвальных изысканий, Валера меня еще заставил собирать дюжину образцов по всему городу, однако, ясности в нашем деле, это мало привносило. В итоге, довольствуясь тем что есть, Валера худо-бедно смог выудить частички разрозненной информации из породы. И вот что удалось узнать: порода, после протравливания напоминала структуру Видманштеттенова, и как я писал выше – отражалась от самой себя, словно калейдоскоп. Это означало, что материал – железо, который попал не пойми как на землю, словно упавший метеорит и если бы он таковым являлся, (т.е. метеоритом), то были бы характерные признаки: воронка от его падения, кора плавления и regmaglypts, однако, что странно, все это отсутствовало.

Далее, Валера провел радиоизотопное датирование, которое показало, что все найденные образцы были образованы в одно время и никак не сформированы впоследствии, будто под город искусственно положили цельный пласт неизвестного ископаемого, который уходил вглубь своим существованием в мезозойскую эру. Не мало странных вопросов рождалось в наших умах: «как ископаемое могло таким пластом оставаться единым, если материки на протяжении истории двигались? Возможно ли, что наш экземпляр не единственный на земле?» Но самое ужасное и пугающее предположение: «кто или что положило его под нашу землю, с какой целью? Это сделали пришельцы, Бог или какой-нибудь иной разум, для достижения неведомых целей?» Исследования показывали на искусственность, на тонкую работу с периодической системой, словно кто-то старался вложить из каждого химического элемента понемногу, но и в тоже время выстроить такую структуру, чтобы она влияла на психику. Как сказал Валера: «произведение искусства, даже наша природа не стоит рядом с таким творением!»

Мы сблизились еще больше, обсуждая целыми днями философские темы, разрушая в пыль всякие теории, системы и гипотезы давно умерших ученых. Мы были первооткрывателями, Колумбами, только вместо индейцев было нечто, не первородный, примитивный разум, а что-то огромное, планетарных, космических масштабов. Открыв новый язык, Валера на основе полученных данных, старался расшифровать внеземной шифр в моей голове. Наши исследования держались в строжайшей тайне, боясь неизвестности, паники или серьезного конфликта внутри научного и политического общества. Поэтому ничего лучше не придумав, мы принялись нелегально, из тени продавать добытую породу всем заинтересованным, частным лицам, так как каждый имел персональное блаженство и интерес к этому предмету. И с этим сложно спорить, доход был колоссальный. По началу уходили целые месяца на поиск подходящих клиентов, которые не навредили бы нашей тайне. Но даже тогда, выставив заоблачную сумму, мы смогли окупить все расходы, считая остаток дохода в гараже Валеры.

Клиентура росла, минимальных рабочих сил стало не хватать, тогда мною было принято решение нанимать каждые два месяца новых людей из Средней Азии, пока мои родители лежали в больнице, не ведая чем я занимаюсь за их спинами. Работники трудились в моем погребе, вырывая потихоньку туннель, работая только киркам (порода легко добывалась) и кажется, сами получали от этого удовольствие. Кто-то ночевал на месте, кто-то приводил в туннели друзей, показывая им, будто сокровищницу, и уже все дружно, с улыбками на лицах наслаждались работой. А под покровом ночи, в тихую скидывали отработанную землю прямиком в гидроузел.
 
Вскоре я заметил, что людей стало больше, по моим расчетам количество превышало «официально» записанное, стал замечать совсем уж знакомые лица. Вскоре до меня дошло, что пришли и наши покупатели, те самые люди для которых, мы, по сути, горбатились; они были нашими главными потребителями, а теперь стали рабочей силой. Нет никаких сомнений, что они появились не ради денег или идеи, они тут из-за свечения, породы и трансцендентного общения – они пришли за удовольствием, колоссальным удовольствием. Появились первые товарные излишки. Я забеспокоился.
 
Скрывать раскопки было невозможно. Соседи, жалуясь на нас, грозились написать заявление в полицию, и обратиться во всякие инстанции, в связи с нашей деятельностью. Они совершили большую ошибку: как бы мы не пытались все решить мирным путем, весь спор заканчивался одним – угрозами с их стороны, тогда мы решили пойти на радикальные меры, стараясь уберечь собственные шкуры. Мы обросли большими связями, в том числе и администрации города. Там нам заверили, что к нашей схеме можно подключить самого мэра и что крыша над головой, будет в сто крат лучше, чем у любой ОПГ в девяностых. Это воодушевляло, невероятно тешило нашу безнаказанность, будто сам Бог оберегал нас, стелил красную, ковровую дорожку. И нам действительно повезло, мэр, в прошлом был крупным взяточником, а после распада союза, как некоторые выражались: «вором в законе». Угрюмая рожа, твердый взгляд и голос, обеспечили нас лучшей защитой в области, Евгений Эдуардович, оказался настоящим «вором в законе», принимая наши взятки по любой проблеме, а иногда даже, сам делал предложения. Так он нам и помог решить проблему с жалобами.

За все эти годы, оставшиеся соседи, не желая мириться с нашим присутствием, несправедливостью и отвратительной экологией уехали кто-куда, оставив округ пустовать. И кажется, после их ухода становилось с каждым днём все грустнее и мрачнее. Так наша идиллия существовала не долго, символично подойдя к своему закату, вместе с уехавшими соседями. Всему должен явиться конец.

Люди в моей шахте стали помирать как мухи. Их маниакальное упорство в труде, неземное удовольствие от контакта, словно высушивало их уродливые тела. Они могли днями трудиться без пищи, воды и сна. Они все поголовно посинели, будто ходячие трупы; их кровь окрасилась в синий цвет и загноилась. Взгляд был пуст и безумен одновременно; тела покрывали сухие мышцы, а кости при каждом движении хрустели как лед, но не ломались. Ни один мною приглашенный врач не мог установить болезнь и ее причины, кроме того, никто не желал больше появляться в моем доме пугаясь сумасшествия, которое я развел, а искать новых – большой риск. Я не знал, что делать, отчаяние сдавливало грудь. Я хотел отправить рабочих по домам, запретить им въезд, запретить нанимать новых, но они наотрез отказывались слушать, продолжая работать как ни в чем не бывало.

Однажды, я заметил среди этих полуживых, посиневших и обезумевших лиц, свежего человека: молодого, лет двадцати парня, крепкого телосложения. Меня это порядком насторожило, так как я решительно прекратил нанимать новых.

«Кто это?» – спрашивал я рабочих, но все как один отвечали: «достали». Тогда я подошел непосредственно к новенькому, но тот говорил то же самое. Не понимая всю серьезность ситуации, я вскипел, провалившись в ярость, схватил его за рукав, и матерясь на каждого встречного, поволок по туннелям на выход, надеясь выкинуть подальше от дома. Он не сопротивлялся, лишь шел покорно за мной, спотыкаясь об каждый камень, бубня раз за разом «достали», однако за спиной были и не довольные. Целая толпа рабочих скрутила меня и повалила на землю, новенький, со страхом в глазах вернулся на прежнее место и продолжил колоть, а один из держащих за руку прошептал мне: «так будет всегда, мы умрем, но придут другие. Мы сами проделали целую сеть туннелей для поиска людей, потому что ты, отказался в пополнении, теперь это бремя свалилось на нас. Мы будем красть всех, кто сможет работать, и они сами поймут ради чего стараться в этом райском уголке, нашем подземелье». Меня отпустили, я вернулся наверх, пытаясь отдышаться, ловя воздух ртом. Что со всей этой вакханалией делать, я не имел представления, потому как, груз ответственности висел только на мне.

Бороться с потоком новых лиц было бесполезно, я потерял свой авторитет среди рабочих и не имел на них никакого влияния. Весь товар, как и положено шел куда нужно, невзирая на излишки, а деньги потоком текли в карман. Соучастники знали куда тратить заработанное, но я не представлял, что делать с таким доходом, он медленно накапливался, заполняя крышу мансарды. Заиметь проблем с налоговой не хотелось, но и открывать подставную фирму для отмывания денег, тоже не было желания. Тогда я серьезно задумался эти деньги раздать, чтобы рабочие все до единого ушли из пещер, имея на руках большие суммы, пока все не докатилось до критической точки. Тем не менее, это было бесполезно, деньги их не интересовали. Они все так же бездумно трудились и умирали, друг за другом, приводя все новых мужчин до сорока лет.

Не желая мириться с таким раскладом, я перестал поставлять товар, оборвав со всеми связи; с каждым новым звонком Валеры, приходилось слать его на три буквы, угрожая полицией. Я хотел выйти из дела, разрушить его, и никому не передавать, потому как кровь чужих запятнала руки, это была моя забота и ничья иначе. Решать проблему нужно было радикальным образом, деньги превратили меня в кровавого барона. Узнав это через третьих лиц, Валера внезапно приехал ко мне, желая обсудить все на трезвую голову, только моя голова давно уже не могла думать трезво. Ископаемое кардинально изменило меня, я не хотел переговоров, дипломатии и прочей ерунды, я хотел покончить со всем, уничтожить пещеры, потому, как только разрушением можно очистить созданную проблему. Валера, не сдерживая себя и не желая слушать дальше, накинулся с кулаками; этот жалкий старикан был высокого мнения о себе и не рассчитав силы, он получил от меня со всей силы по своей морщинистой морде и отправился к себе, в свой гнилой Екатеринбург.
 
Через несколько недель случилось то, что я совсем не мог предвидеть, думая, что схожу с ума видя бред наяву. На пороге дома появился отец, совершенно здоровый, без признаков болезни все тот же бодрый отец. Я не верил собственным глазам, не мог аргументированно дать себе ответ, о причинах выздоровления от неизлечимой болезни, читая выписку из медицинской карты. «Ваня, Ванечка, представь себе, ведь это даже не ремиссия! Полное выздоровление, можешь себе представить?!» – кинулся отец в мои объятия, сдерживая слезы радости. «Ни опухоли, ни метастаз – абсолютно ничего нет!» Катарсис его не знал границ, и как мне показалось разделял он его больше не за себя. Как бы то не было, отец смог меня вновь ошарашить: «придержи радость, Ваня, вернется, маманя и все вместе радоваться, смеяться будем!» Я вопросительно посмотрел на него. «Ты чего, не знаешь? Маманя тоже на поправку пошла, можно сказать в один миг выздоровели! Врачи из кожи вон лезут, стараясь заумно объяснить нашу поправку! Ее скоро выпишут, не сегодня так завтра!» Услышанное повергло меня в шок, нет, ступор; все это звучало безумно жутко, даже фантастически. «Невозможно… закономерно, не сомневаюсь, везде закономерность, все подстроено...» – задумался я на плече отца.

Будто прозрев, я поспешил на следующий день к Валере, попутно придумывая извинения и оправдания своего поведения, «сам старый хрыч виноват, что драться полез, а мне извиняться... лишь бы только пустил» – думал я. Валера тогда еще жил в старой пятиэтажке, и я думал, что после колоссального заработка он переедет в частный дом, как того и мечтал, но видимо передумал и кажется, не изменит решения. Он жил все в том же доме, все в том же пятом подъезде на пятом этаже, где старческая вонь, запах таблеток и разложения при открытии входной двери в квартиру заполняли каждый сантиметр угла подъезда. Старикам нет смысла переезжать, они уже выбрали место для своей кончины.

Что и следовало ожидать: впускать он отказался, кроме того, когда я стоял под дверью, то отчетливо слышал за ней томное дыхание и щелканье дверного зрачка. «Скажи результаты дешифровки из моей головы!» – нервно крикнул я в проём, однако, в ответ была тишина. Плюнув на это дело, я собрался уходить, думая достучаться до Валеры через третьих лиц, как вдруг из-под двери показался конверт. Недолго думая, я взял его и спустился по лестнице, лихорадочно разрывая по пути.

Я выбежал на улицу, стараясь держать равновесие, ища диким взглядом лавочку, дабы унять дрожь в коленях. Устало сев на нее, я еще долгое время не мог понять, смысл прочитанного. Я чуть ли не рвал волосы на голове, в это трудно было поверить. Весь смысл событий, возникавших вокруг меня за последние несколько лет умещался всего на пару тетрадных листков в клетку, объясняя смысл каждого моего шага и решения, словно этими решениями руководили. Всю жизнь, мужи ученые, писатели и исследователи, старались расписать смысл жизни на дюжины томов бесполезных книг, приукрашивая их пресловутой серьезностью. Они старались найти истину в своих теориях, создавая школу учений того или иного своего умозаключения, а их слепые, не ведущие собственных потоков мыслей последователи, развивали их субъективные мысли и выносили в свет, заражая этой чумой весь мир, без конца споря о свободе воли и детерминизме.

Прикоснувшись тогда в подвале к сияющей породе, я сам не ведая как заключил сделку, сделку с неизвестностью, с непонятным для человека аморфным существом или потоком сознания. Суть ее или вернее контракта заключался в следующем: мои тайные желания о спасении жизни родителей, богатства и автономности существования выполняются взамен на создания целой сети раскопок, которая должна была тянуться из нашего города по всей планете, создавая своего рода кровеносную или корневую систему земли, только вместо крови – пустое пространство. Каким способом будет выполняться условие – совершенно не важно, сколько погибнет от этого народу – тоже не важно, главное было закончить в срок к 202* году и если я посмею разорвать контракт, то на мое место встанет другой. Я абсолютно точно был уверен, что закончить к такому сроку было невозможно. Моя воля была полностью подчинена этим существам, что бы я делал так, как им нужно, но как я правильно понял, отголоски собственных решений все же оставались за мной, тому пример наем рабочих и первых моих сомнений, когда все пошло наперекосяк.

Так же я узнал истинную суть породы. Она создана искусственно для привлечения внимания (как паразит, который выращивает дополнительные лапы лягушкам, чтобы та стала отличным кормом, для следующего этапа развития паразита), стимуляции и контакта. Она пролежала все эти тысячелетия, ожидая сознательное существо, которое бы нашло его и осуществила взаимный контакт (что произошло в конечном итоге). Все эти куски ископаемого разбросаны в каждом уголке вселенной и ждут, пока их найдут, а те, которые так и не были найдены остаются неподвижно существовать, ожидая своего часа, дабы отправить сигнал о контакте с разумным существом тем, кто эту породу туда и отправил. Порода уникальна по своей сути, даруя целый пласт знаний, соединяя разум двух существ в разных мирах в одно целое, но что это за существа – я не имел понятия. Кроме всего этого, природа действует точно, как наркотик, опьяняя человека каждый раз от потока новой информации, заражая его и уничтожая изнутри. Теперь это объясняло почему рабочие не хотели уходить и падали замертво в моей шахте – это были настоящие информационные наркоманы, добывая себе дозу, которая стимулировала их на дальнейшие раскопки. И правда, в нынешний наш 21 век, отсутствие новостей, новых знаний вызывает ломку, и каждая доза, как правило, должна увеличивать последующую, соответственно усиливая ломку. Человек не свободен в своем выборе, в своих желаниях, он словно собачка действует по одному лишь импульсу в его голове, а этим импульсом достаточно просто завладеть самому примитивному предмету или субъекту держа, его за ошейник, парциально выдавая все новую дозу. Поэтому существа, так просто завладели рабочими, им ничего не стоит сделать это со всем миром, подчиняя человека своей воле. «Я не должен этого допустить, я не должен смотреть как они продолжают рыть туннели. Даже если болезнь вернется к родителям, если все рабочие погибнут, я обязан закончить раскопки, уничтожить все чего бы мне не стоило, я нарушу контракт! Я обменял целое человечество на свою прихоть; связался с тем, чего не понимаю!» – так злобно я думал, разрывая письмо на маленькие кусочки и скрипя зубами. Теперь мной руководил не страх, не потребление, не выгода, а ненависть. И если, кто придет на мое место, я все равно уничтожу то, что создал и буду уничтожать, что создали мои последователи раз за разом до самой смерти».

Запись обрывается.

Глава 2
2 августа, 202* года, ночь продолжается.

В подвал никто не спустился. Входящий человек резко остановился, переступив первую ступеньку.

– Лиза, Лиза! – слышалось полушепотом из коридора гостиной.
– Мама, ты почему не спишь? – обратилась она к ней тоже полушепотом, закрывая дверь.
– Вы спятили на пару с отцом?
– С чего ты взяла?
– Для чего вам Артем нужен? Неужели подозреваете что Валера его сюда отправил что бы дельце себе вернуть?
– А вдруг...
– Успокойся наконец! То, что он тут образцы собирает – ничего не доказывает, кроме того, какой прок от того, что у Валеры они будут?
– Не знаю, – расстроено ответила Лиза.
– Вот! Зови отца и марш в постель, завтра спросим у него напрямую, что он тут ищет, какие исследования проводит, и дальше решим, что делать.
– Не может же это все оказаться совпадением!
– Тсс-с, я не спорю, доченька, но сейчас лучше дождаться утра.

Прижавшись к шкафу, я выжидал, пока все лягут на свои места. И как только дом затих, принялся читать записи Ивана, приведенные мной выше.

Долго еще я находился в ступоре с открытым ртом, не веря прочитанному. Записка обрывалась на самом интересном, но не трудно было догадаться, кто стал новым «приемником». А еще Валерий; кто бы мог подумать, что львиную долю событий прошедших лет займет именно он? Никаких сомнений, что, отправив меня сюда он намеревался таким способом что-то выведать или сделать. С самого начала в моей голове сидело смутное сомнение по поводу «удивительной породы» и смысла пребывания здесь, но, как это всегда бывает в моем случае: беспечность победила. Не был ли я манипулируемой жертвой обстоятельств или все задумано изначально? «Валерий… вот же мразь… обязательно нужно как-то связаться ним» – нервничал я. Однако, единственное что сейчас можно было сделать – это собрать доказательства для их передачи в любое СМИ или инстанцию для разоблачения этих подлецов, однако я не был уверен в результативности подобного решения, из-за того, что все насквозь было пропитано коррупцией. Не знаю по какой причине, сам Иван не сдал своих подельников, имя на руках железные доказательства, но если посмотреть с другой стороны, то вполне возможно, что он сам испугался колоссальных последствий от своего доноса, либо же, ему просто не позволили донести...

Мириться со столь печальным раскладом дел не хотелось. Уехать и позабыть увиденное? Увольте. Я считал своим долгом раскрыть их подпольные сношения с так называемым «аморфным разумом» и покончить с паразитированием нашего мира, иными словами, закончить начатое дело Иваном, и пойти наперекор Валерию, который лгал мне, используя в своих грязных целях. К сожалению, это значило, что я ставлю под угрозу свой диплом. Выбирать в таком случае – дело постыдное, когда кучка алчных стариков решает судьбу людей за какие-то гроши и мнимые удовольствия, поэтому медлить, значило терять драгоценное время, а его с каждой минутой становилось все меньше (в дневнике было написано закончить в срок нынешнего года). Но для начала нужны были доказательства, верить одним запискам никто не будет, а лучшее доказательство в моем случае – фото или видеосъемка. «Если сделаю задуманное, – размышлял я, – то страшно представить, какой поднимется фурор, и истерия в обществе… если конечно поверят. Готов ли я сделать шаг в темное будущее?»

***

Достав телефон, я открыл камеру и включил запись видео, однако в этот же момент выскочила ошибка на экране, которую я машинально закрыл, не успев прочитать. «Хм, если снимает, то ничего серьезного» – подумал я и направил объектив на текст Ивана, схемы и каждый уголок погреба. Тут меня осенило, что нужно спуститься в туннели. Ранее осмотревшись, я твердо знал, что проход скрывается за шкафом. Поискав вокруг него, среди всякого барахла, я надеялся найти какой-либо механизм, ибо догадывался, что такую конструкцию человек не мог осилить. И о чудо, чувство меня не подвело, я нашел небольшой, хитро спрятанный рычаг среди картонных коробок – это был механизм поворота. Взявшись за ручку, я принялся медленно крутить ее, стараясь не шуметь, но это старое, дряхлое и не обслуживаемое годами приспособление начало истошно скрипеть, осыпаясь от ржавчины. Шкаф двинулся с места; омерзительный запах усилил свое присутствие, все больше походя на запах разложения; я мигом достал платок и прижал к носу, сдерживая рвотный позыв. Вдруг, послышался наверху грохот, словно кто-то упал на тяжелые ботинки, затем приближающийся топот.

– Ничего не доказывает – ничего не доказывает! Просыпайся, папа, он внизу! Он лезет в туннели! Он все это время сидел в погребе!

Бросив крутить ручку, я попытался мигом пролезть в щель, пока меня не схватили. Я весь трясся от страха, стараясь ухватиться за каждый выступ по ту сторону шкафа, чтобы пролезть быстрее; погребная дверь открылась, вниз стремглав стали спускаться. Еле как успев пролезть, я заметил с этой стороны еще один рычаг, доля секунды и напротив появилась вся семейка Рублевых, а впереди всех бежала Лиза с вытянутой рукой. Я дернул его изо всех сил, вырвав окончательно с корнем, что он остался в руке; в этот же момент шкаф немедля задвинулся, приняв старое положение.

– Идиот! – разъяренно кричала Лиза в проём, стуча по шкафу. – Ты же помрешь там! Открывай, открывай немедленно!

Я ничего не ответил.

– Ты хоть понимаешь куда полез, Артемий?! Тебе не понять всей сути происходящего, ты хочешь помочь Валерию? Хочешь вернуть что он создал с моим братом?! Отвечай!
– Нет, Валерий тут не причем.
– Тогда зачем ты туда полез?! Ты хоть сам понимаешь, что тебя использовали?!

В сердце неприятно кольнуло.

 – Ха-ха-ха, хочешь все это остановить, я правильно понимаю? Увидел записи брата?
– Да, – ответил я, сжимая подмышкой дневник.
– Он тоже пытался, но не смог…
– И вы от него избавились, убили, да?

Она ничего не ответила, лишь ударила кулаком с той стороны.

– Послушай меня, Артемий, тебе лучше помочь нам отодвинуть шкаф и выйти отсюда, иначе сгинешь там! Ты вообще понимаешь для чего это все было сделано? Брат не понимал, он нарушил контракт и не узнал до конца для чего старался.
– И для чего? Переубеди меня не идти вглубь.
– Да потому что это дом, мы делаем дом для новых наших хозяев, ты должен догадываться для каких, ведь в дневнике описано. Они мигрируют с одной планеты на другую где есть сознание, и живут под ее толщей, питаются ее дарами и покидают пока та не погибнет. А они в свою очередь одаряют сознательных существ всеми благами, бесконечными знаниями в самых разных областях науки, искусства и философии. Так сказать, взаимное существование и ты, ничего с этим поделать не сможешь.
– А мертвые рабочие, такое же взаимное существование, тоже дар?
– Всем чем-то надо жертвовать. Мне жаль, что мы так поступаем, но иначе никак. Брат был избран, но он отрекся от своей судьбы – быть первопроходцем, теперь его место занимает отец.
– То есть хочешь сказать, что на нашей, родной планете будет существовать внеземной род, который существует только миграцией? Ты ведь понимаешь, что это паразитизм?
– Нет, это не так, я же сказала, что взаимовыгодное существование!
– Вспомни биологию, – сдерживая слезы от запаха, кричал я, – это паразиты, которые словно…
– Я читала записи Вани, ты меня этим пересказом не переубедишь!
– Хватит, отойди, – послышался вдалеке крик Рублева.

И в тот же момент, в шкаф прилетел топор. Лезвие смотрело прямо на меня – я испуганно на него. Понимая всю серьезность ситуации, что до меня сейчас доберутся, я чуть ли не падая развернулся и побежал со всех ног в пугающий мрак туннелей.

Глава 3

Непроглядная тьма затмила мои очи, бежать по потёмкам – безумие. Поэтому, я нервно пытался нажать на кнопку вспышки на телефоне, в надежде осветить пространство. И вот луч пронзительно вырвался из телефона. «Твою… теперь понятно, как будет выглядеть для них дом, – подмечал я, светя в каждый угол. – Боюсь представить какие колоссальные размеры они имеют, раз масштаб требуется планетарного уровня. А может эти твари и вовсе не имеют тело? Вдруг это плывущий разум в космическом океане, а материя миров, служит им формой?»

Туннель тянулся бесконечно вдаль, где луч окончательно рассеивался; выглядело все довольно запущенно, словно шахту забросили более десятка лет назад. Рельсы были ржавые, доски гнилые, а от вагонеток остались лишь колеса, напоминая о давно минувших событиях, которым всего пара лет. Я шел вперед, надеясь найти выход на поверхность, но как бы долго не плутал, вид ни капли не менялся – подземелье бесконечно тянулось вдаль. Совсем позабыв, что меня преследовали, я сфокусировался на выживании; с каждым шагом напряжение нарастало, думал, что я никогда не выберусь из проклятого лабиринта. Облегчение наступило, когда я вышел на развилку, но как жаль, что оно длилось мгновение! Сделав пару поворотов, думая, что иду в сторону города, надеясь найти выход к нему, я понял, что потерял ориентир и путь к отступлению, обратно в дом! «Господи, зачем я полез сюда?! Зачем вообще приехал?!» – панически рассуждал я.

Вот наступил мой конец: телефон из-за включенного фонарика и съемки, разрядился за считанные минуты. Я очутился в кромешной тьме, не видя ни зги. Я весь затрясся от страха, отчаяние с неистовой силой надавило на мозг; мне хотелось упасть и свернуться калачиком, ожидая конца, думая, что судьба уготовила конец в виде каменной гробницы. Однако, я не принадлежал к тем, кто поет свои последние, сентиментальные дифирамбы о смерти, хоть и ситуация почти безвыходная. Через все средоточие боли и отчаяния, мне было необходимо двигаться дальше, останавливая зудящее нытье, ибо оно только мешало достичь цели. Любое позволение слабости, плачевно влияет на человека, стремящегося к цели; он обязан претерпевать все невзгоды удерживая слабость мертвой хваткой, в ином случае, слабость одолеет его.
 
Вдалеке я услышал едва уловимый стук. Нащупывая руками холодные, склизкие стены я пошел вперед, в надежде выйти на рабочих. По мере продвижения, под ноги стали попадаться острые, хрустящие предметы, что хорошо ощущалось даже в ботинках с толстой подошвой. И чем больше их становилось, тем чаще шарканье по гравию сменялось на шум чего-то полого, словно фарфора. Испугавшись, я схватился за ногу. Один из предметов, к моему несчастью, продырявил правый ботинок возле мизинца, и не удержав равновесия, я упал на целую груду (повезло, что не проткнул что-то ещё). Тут меня накрыла настоящая, неподдельная волна ужаса: руки затряслись как у запойного; тактильные чувства обострились, перенимая энергию от зрения, и благодаря этим ощущениям я понял, на чем сижу. Ментальное здоровье в тот момент надломилось до критической точки. Я сидел на груде человеческих останков. Трудно описать какие части тел я нащупывал в этой кромешной тьме, но базовые знания анатомии присущие каждому человеку обрисовывали безумную картину. Господи, хоть, мне и было известно, о смерти рабочих из записей Ивана, но о таких числах я не представлял! Здесь оказался целый могильник, едва ли сравнимый с парижскими катакомбами, ничуть не уступавший им. Превозмогая, стараясь держать себя в руках, я медленно, на коленях пополз все к тому же стуку, до которого был всего один поворот.

Появились рабочие. Я лег на спину стараясь отдышаться, не зная радоваться мне их появлению или насторожиться. Тук-тук, гремели кирки, шуршали лопаты. Один за другим они выстукивали бледно-голубые искры, добывая породу, соблазняясь ею. Их было не так много, но те, которые сейчас работали – выкладывались на сто процентов, а тела отработанных во всю уже гнили, накрытые брезентом, и кажется на них никто не обращал внимание. Смерть среди них – обыденность, она для них как мимолетная жизнь солдата на поле боя; они не считали тела, не выражали эмоций, не переживали, трупы им только мешали. Страшно такое видеть в нынешний век, когда как род людской пережил мировые эпидемии и войны, где умершие были лишь числом на бумаге, а не отдельной личностью, с собственным прошлым, интересами и семьей. Я встал, отряхнулся и ломая руки пошел вперед, вглядываясь с испугом в каждое синие, омерзительное лицо, искаженное породой, благо интереса я в них не вызывал. Они ничуть не удивились постороннему, даже не шептались, спрашивая друг у друга, дескать, кто это. Более-менее, я успокоился и свыкся с этим могильником.

Повернув в правый туннель, я заприметил двух рабочих, сидящих на голой земле, они что-то обсуждали между собой и кажется были более трезвы, чем их «коллеги».

 – Сегодня, если не свалюсь, хочу доделать 64-52, а завтра перейти к 65-53, работы столько, что на всю жизнь хватит, это ли не блаженство, а, Максим?!

Подойдя ближе, я узнал этих двух. Это был Максим Дубин и Юрий Дубровский, которые пропали во время поездки автобуса 18-го года!
 
Описанное Иваном подтверждало, что после его запрета на пополнение рабочих, некоторые из них взбунтовались и начали похищать людей, так сказать для продолжения дела. Этих же, по всей видимости, украли сразу же после аварии и утащили под землю. Теперь фраза «сквозь землю провалился» обрела буквальное значение.

– Пожрать бы чего, Максим, а то неделю ничего не ел, Олежка скупой какой-то. Мать меня раньше всяким кормила, когда я после работы приходил: котлет с пюре наделает, компота нальет и оладий со сгущенкой настряпает, а этот старый хрыч, только хлебом кормит. Говорят, прошлый владелец два раза в день кормил! Ты меня слушаешь вообще?!
– Угу, – пробубнил Максим.
– Ты вроде на днях хотел еды выпросить у него? Я слышал, как ты пытался по ту сторону попасть, но потом ничего, тишина от тебя, все ли получилось?
– Дали пряников, и отправили обратно. Подслушал, как они обсуждали, что впервые видят, как кто-то самостоятельно шкаф подвинул... точнее дверь.
– Сам рассуди: смотри как мужики трудятся, им всякие пряники не нужны, они как монахи обет соблюдают. Нам столько же работать нужно и такими же будем.
– И помрём как остальные, Юра. Вот кстати, держи, совсем забыл поделиться с тобой.

С треском Юрий откусил давно затвердевший пряник и проглотил его в свой пустой, наполненный желчью желудок.

Я смотрел на них вопросительным взглядом думая, как бы вывести отсюда, раз они сохранили худо-бедно свой рассудок. Но те не обращали на меня никакого внимания, тогда я решил подойти.

– Работаете, мужики? – спросил я учтиво.
– Работаем, – протянул Юрий.
– Смотрю вы тут перекур устроили, может пойдем, прогуляемся?
– Куда? Нам место оставлять нельзя, начальство разгневается, – показал пальцем вверх Максим.
– Да что вам начальство, – конфузясь пинал я носком ботинка землю. – Я же слышал, что они вас обижают, эксплуатируют, решают за вас, во всем обделяют, кроме того, такие мужики в хозяйстве нужны, а не в пещерах камни долбить.
– Это не они решают! Мы трудимся для высшего блага!
– А может для начальства?
– Вот не заговаривай нам зубы, мужик, ты с проверкой пришел? Кто такой, кем будешь?!
– Проходимец, никто, просто помочь хочу.
Максим и Юрий переглянулись, вопросительно осмотрели меня с ног до головы, но ничего не сказали.
– Ну так что, пойдем? – спросил я, сконфузившись еще сильнее.
– Толя! – прокричали они одновременно.

За моей спиной послышалось тяжелое, похрюкивающие дыхание, я повернулся и остолбенел. Появился двухметровый, с кровоточащими мышцами, самый настоящий мужик. На его левой груди едва виднелась смазанная татуировка солнца, которая подергивалась от каждого движения его мышц.

– Чего надо? – обратился он к ним.
– Забирай, этот тот самый, новенький, его приготовить надо.
– Нет-нет-нет! Какой еще новенький?! Меня не похищали, я не нанимался! – испугался я.
– Ну-ну, хватай его и понесли.

Толя поднял меня за подмышки, а те взялись за ноги и понесли. Я старался вырваться из их нечеловеческой хватки, но все было тщетно, любое мое судорожное движение прерывалось давлением грудой мышц. Я истошно кричал, будто на мертвом одре, не понимая, что сейчас произойдет. Ужасно представить, какая участь была уготовлена; неизвестность разрывала грудь, я сходил с ума, визжа словно зверь в капкане. Правая кисть была чуть более свободна чем все остальные части тела, и я, сжав кулак, что есть силы старался бить в висок Толе, надеясь, что его рефлексы сработают и он уронит меня. Тут я понял, что они уже не люди. Это бездушные рабы, машины на человеческой энергии, а кукловод, их король и царь неземной восседал далеко в недрах галактики, и я ничего не мог поделать.

Меня занесли в просторный, убого сделанный зал, а вокруг лежали трупы, да кости. В самом конце у стены, из которой ручьем сочилась сине-черная слизь, восседал огромный, невероятной красоты кристалл, отражаясь от самого себя и уходящий в пустоту. Завидев это неземное великолепие, я затаил дыхание и перестал брыкаться. Меня поднесли к нему, поставили на колени, взяли за обе руки и приложили к гладкой поверхности.

И я узрел: тьму и свет, рождение и смерть, жизнь и страдание, блаженство и грусть, религию и науку. Все перемешалось в черепной коробке, я улетел далеко за горизонт видимой вселенной и узнал всю сущность мироздания. Я прибывал в моменте блаженства; ужасы и печали оставили, сгинули глубоко внутри. Ничто не могло меня напугать, каждая мелочь была наполненная смыслом – это успокаивало, а если бы была лишена – пугала, как это делали «великие умы человечества» рассуждая о бессмыслице происходящего. Их суждения – суть страха; слова и мысли человека вызывают тревогу, а не событие, ибо субъективность искажает реальность, а объективная сторона мира, настолько проста, что убаюкивала. Я был во времени и вне его, оно мне не подчинялось – я управлял им, возвращаясь в прошлое, отыскивая себя в младенчестве и юношестве. Безобидное, любящее чадо стало черствым, словно мертвое древо и сколько еще таких? Сколько еще вырастет этих рабских существ, нужных лишь для достижения целей чужой воли? Ответ – бесконечно. Свечение говорило прозрачно, ничего не утаивая, и я ему верил; впервые в жизни я внимал, не ставя под сомнения информацию.

Я кричал внеземным криком на все подземелье и кажется, оно содрогалось. Из меня вырывался зверь, блаженство сочилось из недр головы, и я кричал все сильнее и сильнее не в силах остановиться. Но вдруг связь оборвалась, свет блаженства погас, и я упал без силы на груду костей, подмечая каждый момент своего падения чувствуя, как что-то меня покидает, и в последний момент, я вдруг понял: «я забываю увиденное!»

Глава 4 
 
Холодно, едва уловимый свет от кристалла озарял пустой зал, на зубах скрипела пыль, что хотелось плеваться. Я лежал, распластавшись, смотря на уродливые потолки не в силах подняться; голова была пуста, ощущения обострились, любой ветерок в туннелях ощущался как сильный порыв ветра. Вокруг никого не было, даже звуки ударов затихли, кажется, весь мир затих – притаился из-за угрозы. Все это выглядело весьма комичным, бессмысленным и над этой бессмыслицей, над своим положением я смеялся, заливался громким, отдающимся во все углы смехом. Я бился словно в припадке, ударяя себя в грудь и крича в пустоту зала, собирая пыль в кулак. Через мгновение приступ закончился, я продолжил лежать, смотря во все тот же отвратительный, гнилой потолок. Так не должно было продолжаться, нужно было пересилить себя, подняться на ноги и выбираться из этого чертового места, пока еще остались в мозгу отголоски рациональной мысли. Однако, как бы я не силился, тело не подчинялось, что-то сломалось внутри и это были не кости; я хотел просто очутиться в Екатеринбурге, собственной постели, заснуть крепким сном и забыть этот кошмар.

– Вон он лежит! Быстрее, он хоть дышит?! – доносились голоса из туннеля.
– Слава богу живой, поднимай его!

Меня взяли за воротник рубашки и с трудом поставили на ноги. Я разглядел своих спасителей, это оказался Олег с Лизой. Немного покривившись, я постарался освободиться от их рук, но они не думали отпускать.
 
– И что нам с ним делать, папа?
– На месте разберемся.
– Сейчас надо, а то мать влезет. Лучше его вообще не показывать.

Что-то обсуждая между собой, Лиза и Рублев волокли меня куда-то через туннели держа под руки. Разум был затуманен, я плохо соображал, как и двигался, однако худо-бедно понимал местами их разговор. 

– Только не оставляйте меня тут, – жалобно протянул я.
– Замолчи, – ответил Рублев, – сам виноват, что сюда пошел. И зачем я тебя только приютил, чувствовал же, что одни проблемы будут.
– Может отпустим его на все четыре стороны? – спросила осторожно Лиза.
– И речи быть не может! Мало нам проблем, а?! Думаешь если мы отпустим его, то это что-то решит? На наш район и так полиция зуб точит, а дальше давать взятки нам не по карману, вдруг он все проболтает? Ведем его в дом и там решаем, что делать, пока он в беспамятстве после контакта. И не смей мужу говорить, понятно?
– Понятно, – фыркнула она.

Меня привели к выломанному входу, из которого я попал в злосчастные туннели. Вокруг лежали опилки, да куски шкафа; Рублев, осторожно ступая, поднял меня повыше, чтобы не травмировать, а Лиза с трудом поддерживала ноги; затем меня подняли в гостиную и усадили на диван. Вся сцена сопровождалась оханьем и аханьем Веры Рублевой. Она их третировала, материла, щупала мой пульс, в общем мельтешила вокруг, мешая здраво им рассуждать. А я, лежал, словно овощ, смутно пытаясь достучаться до своей опорно-двигательной системы, понимая в каком положении: «нужно бежать… бежать...» – бредил я.

На кухне оживленно велся спор, я же, не особо слушая смотрел на движение маятника часов, с трудом обретая силу ясно мыслить. Кинув взор на маленькую стрелку, я понял, что пролежал в туннелях до самого утра. И действительно, буря за окнами стихла – шел лишь небольшой дождь, а из-за крон деревьев показались первые лучи утреннего солнца.

И тут я услышал действительно страшное:

– Если мы не можем прийти к общему мнению, тогда решает глава семьи, то есть я. Все согласны? Хорошо. Значит делаем вот что: уносим его в подвал, там привязываем к чему-нибудь, а потом я на время заколачиваю проход в туннели, что бы никто не вошел-не вышел. А на утро допрашивать буду, сам, лично, а то вы, бабы с ума сойдете.
– Ты совсем рехнулся, Олежка?! Какой еще допрос, у нас тюрьма по-твоему? Жену свою послушай, что она тебе предлагает…
– Твои предложения – дерьмо!
– Прекратите! Он все слышит, делаем так, как и решили – слушая главу семейства, я помогу тебе, папа, покараулю дверь у подвала, что бы он не выбежал.
– Отлично, тогда за дело, пока он не очухался.

В каком же я был тогда положении! Не мог пошевелиться, перед глазами все плыло, сознание дурило, и еще услышать такое, от какой-то на первый взгляд безобидной семейки! Да, собственная шкура им настолько дорога, что в их обыденных, крестьянских душонках сидела противоречащая человеческому достоинству мысль о допросе; до чего нелепая ситуация, даже сбежать не было сил.

Выйдя, Рублев искривил лицо в отвратительную гримасу, завидев мой ужасающий, трепещущий взгляд, взгляд полный отчаяния и просящий милосердия. Обычному парню такими взглядами никогда не удастся растопить его холодное сердце, еще ни одна человеческая жертва, попавшая в лапы зверю, не смогла сбежать с помощью какого-то взгляда. Но тщетные попытки всегда давали надежду, даже если тело тебе было не подвластно (как в моем случае).

– Что я творю… до чего докатился? – пробормотал он невнятно.
Взяв меня под руку, Олег резко выдохнул и медленно набрал полную грудь воздуха, готовясь тащить обратно вниз. Лиза, стремглав отправилась к двери, придерживать ее, а Вера Константиновна, злая в лице ушла в спальню, матерясь себе под нос.
– Отпусти, старый козел, – бормотал я изо всех сил, стараясь брыкаться. – Ты ведаешь, что творишь? Понимаешь, своим старческим, хилым мозгом на что подбиваешь свою семейку?
– Закрой рот, молокосос. Мне Лиза все рассказала, вплоть до «удивительной породы», понимаешь? Не я тебя приглашал, не я вынюхивал чужие секреты, нечего меня винить, вини себя и свою лабораторную крысу Валеру.
– Да я жертва обстоятельств! Я прямо сказал, что приехал ради исследований, я знать не знал о ваших сношениях с Валерой и «маленькой тайне»! Это получилось у меня так… случайно, от любопытства... дух исследовательский.
– Раньше об это надо было говорить, раньше!

Разрабатывая правую кисть, сжимая ее в кулак, я почувствовал, что силы начали потихоньку возвращаться. На одно грешил – как бы не подвели ноги, так как чувствительность не полностью вернулась. Выжидая удобного случая, я приготовился.
 
Все произошло за считанные секунды. Спустив меня в подвал и прислонив к железной балке, Рублев принялся искать веревку, а Лиза, встав у двери пристально смотрела за каждым моим движением, думая, что телом я еще не окреп. Как же они ошибались! Какой же был удобный случай для побега: спиной ко мне стоял дряхлый старикан, на проходе слабая девушка, а мать и вовсе спала. Вот он, мой шанс. Я резко вскочил, целясь кулаком в челюсть Рублева, чтобы наверняка вырубить; колени подкосились, я чуть не потерял равновесие и вместо удара чуть не упал на него.

– Папа! – заверещала Лиза.

Он повернулся как раз кстати, и я идеально зарядил ему туда куда целился, но он лишь упал, соображая, что произошло. Воспользовавшись этим, я, бешено, держась за ноги помчался к Лизе, но та и не думала защищаться от страха; я скинул ее с лестницы и кажется услышал хруст. Не повстречав в коридоре иного сопротивления, я очутился у входной двери, намереваясь в ту же секунду радостно попасть на улицу, но она не поддавалась, как бы я не крутил замки, и тут меня осенило что заперто на ключ. Времени искать его не было, «значит импровизируем» – сказал я вслух, и выбил ближайшее окно табуреткой.

***

Не полностью еще я восстановил силы; прилив свежего воздуха опьянял, что стало тяжело переставлять ногами. Я медленно попятился в ту сторону, где приблизительно стояло КПП. Голова туманилась, зрение плыло волнами; я не верил тому, что в таком состоянии смог выбраться. «Как бы того не было, самое тяжелое позади. Осталось выйти за территорию и найти попутку» – размышлял я. И в это же мгновение меня повалили на землю.

– Урод, урод, урод! – кричал знакомый голос. – Я из-за тебя, отца инвалидом сделала!

Стараясь сбросить тело, я повернулся и увидел заплаканное лицо Лизы. Она сидела на мне, прижавшись всем весом, что тяжело было вздохнуть и рьяно осыпала пощечинами. Я, пытаясь ухватить ее за руки, однако сам случайно попадал по ней в ответ, на что та лишь больше зверела, переходя на кулаки. Одним ударом она ловко попала мне в челюсть возле уха. Писк мгновенно охватил черепную коробку, зрение затуманилось еще больше, я потерялся в пространстве, лежа беспомощным, принимая страшную кару.

– Теперь ты понимаешь, понимаешь?! – кричала она прямо в мое ухо, зная, что оглушила. – Артемий, Валера отправил тебя к нам для разведки, убедиться, что работы здесь все также идут, что присутствует в земле еще внеземная порода. Не было ему никакого толка, от этих ошметков земли, он тебя использовал! Он знал, что в скором времени ты наткнёшься на наши пещеры, так как использовал полоумного мэра, что бы тот дал наводку! А дальше не трудно догадаться какие планы у этого узурпатора были на наше дело… ты бы ему все рассказал, а потом показал, да-да! А он, потирая руками пустил бы корни, опять же через посредников… ему следовало поставить тебя в известность, но наивно полагал использовать как пешку! Папенька, родненький, из-за этого олуха, я тебя покалечила, прости, прости, я отмщу, да-да, непременно, кровь за кровь, а после и к Валере нагряну, да-да!

Она ухватила меня за горло и с воплями начала сдавливать его что есть силы. Ее ненависть, неумолимое желание отмщения за все прошлое и потери брата, она возложила на Валеру, совсем не зная или не желая знать, что вина не только его заслуга, а всех, кто участвовал в их отвратительном деле, нет, заговоре, заговоре против всего человеческого рода, продавшись целиком и полностью неведомо чему, мнимому богу или разуму, показав тем самым свою рабскую натуру. А мне, как человеку никак не причастному к этой вакханалии за все отчитываться, подставляя щеки.

Я мигом протрезвел, туман сознания очистился, свет разума вновь перехватил управление, подавая сигналы в конечности. Забрыкавшись под Лизой, я изо всех сил стараться высвободиться из ее мертвой хватки; кислорода, катастрофически стало не хватать, я пытался отдернуть ее руки с горла, но такое зверство невозможно было пересилить. Тогда я стал шуршать руками в траве; далее нащупав что-то твердое, похожее на небольшой камень, я огрел ее по затылку повалив наверняка.
 
Она дышала, рана была не глубокой, но кровь текла словно рекою. Вместо ненависти к сопернику я ощущал сочувствие, но помогать сейчас – означало сгинуть самому. Лиза ухватилась за рану и зарыдала еще сильнее, крича в мокрую от крови траву.

– Дура! – сдерживая слезы крикнул я ей и побежал прочь, пока не привлек внимание соседей.

***

Выйдя за пределы коттеджного поселка, я медленно побрел через поле под слабым дождём, иногда ступая в лужи по щиколотку, наблюдая как солнце поднимается над средним Уралом. Примерный путь от поселка до города – минут тридцать, а учитывая непогоду – целый час.

Думать по поводу произошедшего совсем не хотелось, тем более не было сил, однако, этот мысленный сапсан продолжал назойливо мчаться в мозг.

Я был уверен, что мой удар, нанесенный Лизе, был не столь опасен как выглядел на первый взгляд (хоть по количеству крови не скажешь), поэтому надеялся, что в особой помощи она не нуждается. И как бы мне не было ее жаль, она сама виновата в этом побоище; будь у Рублевых хоть капля рациональной мысли – им бы в голову не пришло брать в заложники ни в чем не повинного человека, держа его на цепи, боясь студента-свидетеля.

Продолжая размышлять, я не заметил, как вышел к ярко освещенному фонарями городу. Солнце еще не до конца проснулось, однако в такое ранее время общественный транспорт уже ходил. Держа в голове примерный путь до автовокзала, я пошел в его сторону, решив не пользоваться городскими маршрутками, желая сэкономить последние копейки на дорогу до Екатеринбурга. «Добираться дольше, но возможно хватит: сто, двести, двести пятьдесят рублей… да, вполне».

Вот и вокзал.

«Первый рейс: Заречный-Екатеринбург, отправляется через тридцать минут, – показывало табло». Я купил билет, зашел в автобус и уселся в конце, забившись подальше в угол, отдернув шторки.

Ожидая отправления, я думал, что делать дальше, какие следующие предпринять шаги. Я выстраивал стратегию, вырисовывал каждый пункт объяснений полиции на воображаемом листе, в надежде хоть как-то заинтересовать их своей безумной историей, подкрепляя доказательствами. «Доказательства! – вспомнил я о телефоне и полез в карман, – доказательства, доказательства... твою мать, разбит, разбит вдребезги… чертовы пещеры, как же я не уследил?! Ну ничего, ничего, извлеку карту памяти и на компьютере посмотрю, они так просто не отвертятся».

Немного успокоившись, я думал, что по возвращению в город следовало бы связываться с Валерой, ожидая от него объяснений, (вдруг его оклеветали?) Однако же, если собственнолично собрать весь пазл воедино, принять во внимание рассказ Ивана и все увиденное в туннелях, сложить из этого два плюс два, то его «наводки» приобретают твердую почву под ногами, лишая шанса на оправдание. Поэтому видеть этого ужасного человека, которого, как мне думалось – знал – больше не хотелось, он меня пугал. Я думал, что вижу в нем светило науки, которому чужды современные блага, видел в нем аскета и благодетеля. А на деле, в глубине души в нем сидел гнилой, алчный, манипулирующий дьявол, который не боится замарать чужие и свои руки, пожертвовать чужой жизнью, ради собственной выгоды. «И на кой черт ему нужны были эти пещеры? – размышлял я. – Ради власти, денег, знаний? Пожалуй, все в одном». Я был лишь пешкой в его руках, он использовал мои стремления себе во благо, использовал их в коварных целях, зная, что молодыми легче управлять через их амбиции. А я, не видя лжи перед глазами, сладостно вдохновлялся им, нашими философскими разговорами, вдохновлялся его помощью в моей работе над дипломом.
Что же до Ивана, бесследно пропавшего Ивана, то он оказался такой же пешкой, как и я, только с более трагичной судьбой; мне следовало бесконечно благодарить его, за оставленные записи. Кто знает, как бы повернулась история, если бы я не нашел их или же они бы не существовали вовсе? Погиб бы я в пещерах или вовсе не нашел никакой потаенное двери и вернулся в свою постель, а после уехал бы спокойно в город, помогая Валере реализовывать его планы, не ведая сути. А после получил бы заветный диплом? О последнем можно забыть: время потрачено; диплом остался в доме, свойства породы – фантастичны, а результаты исследований не до конца объясняют его природу. Помощи от Валеры не следовало ждать – к нему я больше ни ногой, легче было найти другую тему, однако пришлось бы остаться еще на год в ВУЗе. Я проиграл.

Из магнитолы автобуса послышалось шипение радио. Водитель, покрутив тумблер нашел заветную станцую с музыкой:

Зерна упали в землю, зерна просят дождя
Им нужен дождь
Прорежь мою грудь, посмотри мне внутрь
Ты увидишь, там все горит огнем.

– Следующая остановка – Екатеринбург, северный автовокзал! – крикнул в салон водитель и нажал на педаль газа.

Автобус тронулся, набирая обороты, унося меня сквозь рассвет и дождь, вырывая из лап тьмы. Впервые за несколько дней я почувствовал спокойствие и умиротворение на душе, знал, что сейчас ничего не угрожает. Поддавшись сладостному чувству, я закрыл веки, и уснул, приложив голову на прохладное окно, слыша сквозь медленно подступающий сон голос Цоя:

Мама, мы все тяжело больны
Мама, я знаю, мы все сошли с ума
Все тяжело больны, мама, я знаю
Мы все сошли с ума.

Эпилог

Вот и подходит к завершению мой рассказ, Александр Петрович. Верить или нет остается за вами, однако, вы, как человек большого ума, ученный и преподаватель всегда можете допустить самые фантастические вещи в нашем мире, иначе никакого прогресса не было.

Тем не менее, как вы прекрасно поняли: вина моего теперешнего состояния, целиком и полностью лежит на «удивительной породе» (да и на Валерии тоже). Его вина была в том, что он использовал меня как расходный материал, наверняка зная, чем грозит контакт; порода же, своею привлекательностью, ощущениями блаженства, маскируясь под этими понятиями и свойствами, разрушала организм. Что из этого хуже: злая воля человека или безволие предмета совершающее зло, который создала космическая воля, преследуя собственные цели, при этом имея правила норм и морали, отличных от наших? Если я говорю, что у них, теоретически есть своя мораль или правильнее выразиться – система существования, подразумевающая паразитирование на других планетах, и для них – это правильно, то я отвечаю: для человеческой морали – это не приемлемо. И я не собираюсь ссылаться на мысли известных философов, дабы доказать точку зрения, ведь она известна всему обществу: «со своим уставом в чужой монастырь не ходят». Ведь подцепив клеща, мы бежим в больницу, так же следует поступить и в данном случае. Я много об этом думал, и сейчас продолжаю думать, так как все что я сейчас могу – это думать. И чем глубже я погружаюсь в собственную голову, тем безумнее возникают в ней вопросы, на которые невозможно ответить. Но я буду дальше надеяться, что можно все изменить, иначе бы не писал вам.

Куда большую проблему я вижу в ментальном здоровье, я уверен, если решить ее, то все сопутствующие болезни уйдут, будто их не существовало. Только вы способны помочь мне, никого другого я не знаю в наших краях, а обращаться в Москву или Петербург и искать врачей там – стоит больших денег, которыми, я не располагаю. Я обязан вернуть свое здоровье, обязан вновь встать на ноги, дабы встретить инопланетных паразитов; не желаю поддаваться судьбе в немощном состоянии, лежать и сидеть, словно скрюченный старик.

Да, Александр Петрович, внешний мир – пугающая клоака. Его средоточие хаотичной жизни, выбивает из равновесия на пути становления и взросления, тем самым отражаясь словно лицо перед зеркалом – вглубь сознания, вызывая противоположную хаотичному – структурированную реакцию. Короче говоря, живя в хаосе, мы стараемся все разложить по полкам, дабы иметь целостное, структурное представление о действительности; если мы не будем этого делать, то осколки мироздания, кружащие в яростном танце, сведут нас с ума. Более того, столкновение с тем, что лежит за пределами познания и опыта, как например первая любовь – пугает, наводит неистовый ужас, вызывая желание избежать этого, но неизбежность событий приводит к смирению, к которому я и за всю жизнь не подготовлюсь. Подготовиться к чему-либо в принципе невозможно, потому ли я второгодник? Из-за ошибок ли мне довелось испытать все эти муки переживаний и приключений? Или же все предопределено судьбой, некими врожденными, не изменчивыми человеческими качествами, такими как: воспитание, гены, восприятие, детский опыт и т.д?
 
Я питал иллюзии, что в силах бороться, изменить все, что натворили эти безумцы за последние годы. Я намеревался использовать все собранные доказательства, молясь, что им поверят, но и тут меня ждало разочарование. Когда я вернулся домой, то первым делом побежал к компьютеру, собираясь с помощью него извлечь все данные из сломанного телефона. Вставив карту памяти в картридер, я обнаружил, что все записи и фотографии, пропали бесследно! Они словно растворились в цифровом пространстве, сгинув в его пучине! Но это меня не остановило: я тщетно пытался через сторонние программы восстановить все данные, надеясь, что карта памяти лишь каким-то непонятным образом отформатирована. Однако, после долгих усилий я понял, что записей никогда не было! Я кричал от злости на весь дом, возможно меня слышали на улице, я вопил и понимал, что все чего добился – втоптано в грязь.
 
Руки совсем опустились, все мои потуги – бессмыслица, они ничего не стоят. Из-за недоделанного диплома, как и ожидалось я остаюсь на второй год, разумея лишь о паразитах, но разве это полезное знание? Как мне его реализовать, если не могу подкрепить доказательствами? Вернуться в Заречный и начать все заново? Может быть, Александр Петрович, может действительно вернуться туда, после выздоровления? Ведь, это проклятое место с каждым днем стало звать все сильнее, завлекая меня в свой капкан. Я не совсем понимал причину, но вскоре вспомнил, что совершил контакт в зале подземелий, и что у того места должен значиться свой хозяин с подчиненными. Значило ли это то, что Рублев каким-то чудесным образом отрекся от контракта или вовсе умер от причиненной мной травмы? Насчет последнего – сомневаюсь, мне следует больше беспокоиться о травме Лизы, как никак удар по голове – серьезное дело. Что в итоге стало с семьей Рублевых я не знал; по правде говоря, я не горю желанием впредь о них что-то знать, но уверен: то место, тот дом, продолжают существовать, туннели и рабочие все еще там и они ждут нового хозяина, в моем лице, Александр Петрович или же я ошибаюсь и меня ждет лишь рабство? Если верно первое, то не думайте, что я пойду по проложенному пути Олега Рублева или Валерия; я закончу то, что начал Иван, и оборву контракт как он замышлял, уничтожу каждый сантиметр, нет, миллиметр этих туннелей. Мне не повезло с доказательствами, значит придется делать самому: я выгоню рабочих, устрою настоящий скандал в городе, если Валера мне не помешает! Да что в конце концов сможет сделать, старикан, спокойно почивающий в постели, когда как подчиненные все делают за него? Пошлет другого? Милости просим, он мне не помеха. Впрочем, сначала, да, сначала нужно выздороветь, встать на ноги, станцевать от радости и уж затем вернуться в Заречный. Вы мне поможете: вы поставите меня на ноги, я уверен! Я покажу инопланетным паразитам, захватчикам планет всю силу и волю человека, покажу им, что поддался зову, обратился в главу подземелья; иными словами, обману их, очень хитро обману, а потом все уничтожу, саботирую, придам очищающему огню! А еже ли стану рабом, то проделаю все тоже самое! Они меня так просто не сломают! Не сомневайтесь, не сомневайтесь!