Mi torno diabolo esta. Воплощение в тайном ордене

Вручную созданная отголосками веков. 
С шагов истины и божественного
к вратам ереси и богохульства.
Я проделал свой путь. (с) из песни моего БП)


Итак, это была одна из многочисленных регрессий на тему наших общих с моим близнецовым пламенем воплощений. Написано со слов регрессолога. Сакрализировано с моих))

«По ощущениям это Средневековая Европа, склоняюсь к какому-то германскому городку (вообще, тк мы оба с моим первым БП в разной степени владеем немецким языком, и корни моих предков также из Германии, то я тоже склоняюсь к этому варианту – прим. авт. Ну пусть будет например, Гайдельберг или Хайденхайм)

Там я вижу какое-то тайное общество, целью которого не было обогащение и власть. Изначальной задачей их было просветление и просвещение.

Тут я позволю немного теоретической информации этого конкретного общества для понимания процесса (прим. авт.)

***

« …Общество, которое мы хотим создать, действуя самыми искусными и надежными методами, будет стремиться к победе добродетели и мудрости над глупостью и злобой; общество, которое совершит важнейшие открытия во всех областях науки, которое научит своих членов благородству и величию, которое обеспечит им известную награду за то, что они полностью усовершенствуют сей мир, которое защитит их от преследования, от бедствий и от гнета и которое свяжет руки деспотии во всех ее формах.»

Такими были девизы этих собраний, и поначалу собираясь небольшими группками, братства вскоре развились до орденов, с многочисленными адептами. Они назвали себя братья и сестры, собирались в тайном месте, изучали древние тексты, Тору, священную книгу Зоар – из которой узнали об мощных энергетических источниках, называемых сефирами. Каббалу, которая учит первичному коду, позволяющему программировать события на очень высоком ментальном уровне. Читая тексты, написанные каббалистами, человек вызывает на себя воздействие особой силы, скрытой в этих книгах. Эта сила развивает его до уровня понимания законов, действующих на каждой ступени мироздания, вплоть до постижения его самых глубоких тайн.

Поэтому изначально это были общества, созданные для освобождения от оков бытия, для познания и просветления.

Женщины там тоже были, хотя их функция была не управляющая, а скорее ресурсная. Как гласят оккультные учения – женщины могут проводить бесконечное количество энергии, поэтому женщины в братстве были. Проблема в том, что женская энергия неограничнена, но удержать её, или использовать может только мужчина, зрелый, чистый помыслом, служащий этой силе и уважающий женскую роль безусловно. Но это должен быть мужчина, как говорится – более фиксированный, более сильный, более твердый, более внутренне укрепленный, чем женщина.

***

Но если вернуться к истории, рассказанной моей подругой-регрессологом:

Ну вот, век этак 17-18, небольшой немецкий городок.

Имя на М, Маркус, Матиас, ну пусть будет Матиас. Он довольно молод, лет около 35, темноволосый. Я вижу, его отец был кем-то вроде аптекаря, довольно неплохого уровня. И мечтал передать свое дело сыну. Аптеки в средние века были цеховым ремеслом, поэтому скорее всего, сын, не особо стремился заниматься делами конторы и имел массу свободного времени, которое мог проводить в обучении, познании и чтении. Во-вторых, отцовская контора работала и без его пристального внимания. Ну, а самое интересное, что в аптеках того времени продавались различные зелья, начиная от травных снадобий, заканчивая опием, морфином, другими наркотическими настойками, полынной, например, которую мы бы сейчас могли бы назвать абсентом, и все это не считалось зазорным использовать в своих практиках.

Он был одинок, не женат, но девушка у него была.

Ну так, подружка не подружка - официантка в местной пивной-кнайпе, которую он потом вроде приволок тоже в это братство на какую-то невысокую роль. Это была такая типичная немецкая светловолостая фройляйн, грудями которой можно накормить весь Октоберфест, и она собственно так и работала – носила на своей груди огромные кружки пива немцам разного рода добродетельности и нравственной чистоты.

Чаще, конечно, всяким жалким пропойцам и разным люмпенам, поэтому жизнь ее лучезарной не была, но попадались и такие посетители как Матиас – чистенькие, скромные, себе на уме, постоянно проводившие время в философских размышлениях. Поэтому официантка Герти (!? Герда, Гертруда), будучи такой простой немецкой бабой вцепилась в него как энцефалитный клещ, как в нечто единственное светлое в ее жизни и держала его у своей обширной груди.

Он и не возражал, потому что сам он постоянно обитал исключительно в кристальных чертогах своего разума, по молодости туда его выносили морфиновые эксперименты. А потом и вовсе привык пребывать вне земной реальности, там же он приобрел привычку к декадансу и полюбил писать незамысловатые стихи в духе Бодлера.

Но плоть, как известно кормить следовало. И потом она была простой и легкой на подъем хохотушкой, которая видела в нем идеального мужика, за которым она, наконец-то, могла себя почувствовать спокойно, как за каменной стеной. Хотя жениться, он понятное дело не собирался, для готовки была домохозяйка, для стирки – прачка, а для функции погашения жара своих чресл – хватало и этого. Семьи и детей он не хотел и не планировал. Встречался с ней иногда в каких-то доходных комнатах.

Связь эту он поддерживал какие-то пару лет, хотя ее в целом стыдился, избегал афишировать, но все-таки продолжал общаться с ней, даже чаще бывало, что разговаривал с ней с нескрываемой раздражительностью, но все же – он был одинок, и эта связь приносила ему удовольствие и какое-никакое общение. И плюсом – он всегда знал, что у него в пабе будет чистая кружка, и в нее не будет плевать кельнер.

Простые немцы, слыша странные и во многом прогрессивные размышления, его, конечно, принимали больше за дурачка, хотя и высокого положения, не понимали того, чего он им толковал. А он в свою очередь с простыми людьми общаться не умел, да и не любил спускаться в своих беседах на их довольно убогую ступеньку.
 
Не то чтобы прям так чопорно игнорировал – много раз пытался, понимая, что он вынужден обитать в этом довольно диком мире. Но скоро понял, что ему не были интересны ни сальные шуточки убер фройляйн, ни ругань, грубые бранности о собственных жёнах, соседях и прохожих, ни интересны были разговоры о политике и постоянное обсуждение курфюрста и его похождений. Все это казалось таким неотесанным и некрасивым, его мысли занимали прочитанные книги и размышления о судьбе мира, философии и метафизические внутренние расследования о смысле какого-нибудь явления.

Поэтому очень скоро в любых подобных разговорах он терял их нить и уходил вовнутрь, в свой мир. Чем и наскучил большинству окружающих его людей, родственников и соседей. Его считали высокомерным, надменным и заносчивым.
Он же думал, что должно быть нет и не будет в целой земле человека, девушки, которая бы смогла выдержать его интересы и поддержать такие темы. Поэтому со временем он смирился искать в этой по сути каменной деревне себе равных в своем интеллекте, как и разочаровался в поисках невесты.

Единственное время, когда он не нуждался в собеседниках, умных, утонченных, эрудированных – было время его студенчества. Десять лет прошло, как он закончил факультет теологии, во Фрайбурге.

Поначалу он поступил в университет на фармацевта, как и хотел отец, но скоро тайно перевелся на обучение религиозной философии, ведь отец все же справно платил за его обучение, но подробностей обучения знать ему не следовало.

Когда он вернулся, получив степень магистра, конечно, скандал был ужасный, отец грозил выгнать его из дому. Но Матиас клятвенно пообещал одной своей рукой хоть как-то давать частные уроки и приносить хоть доход своими «бесполезным знаниями». Но другой – все-таки помогать отцу и потихоньку перенимать тонкости семейного бизнеса.

Он часто вспоминал былое беззаботное время учебы, как он сидя на Мюнстерплатц, пил пиво, смотрел на готический шпиль Кафедрального собора, фрайбургский Мюнстер и размышлял, что это, возможно, одно из самых красивых сооружений современного мира, даже несмотря на свою хищную и трубную архитектуру, напоминающую оскаленный зуб огромного зверя или кинжал, который как будто разрезает собой небеса. В этом был очень явный богохульский намек и явная насмешка над волей господней.

Она была и в том, что водосточные трубы были сделаны таким образом – что вода вытекает наружу из скульптур, изображавших голый зад. И по слухам, эта задница была направлена каменотёсами в сторону резиденции епископа, задолжавшего им денег.

Матиас и его друзья студенты, частенько гуляли вдоль маленьких средневековых каналов в этом маленьком городишке, который не зря называли солнечным городом, по улице Бехле, полной красочных мозаик, коротких каналов, заросших тиной и кривых темных закоулков. Они часто сидели на закате под огромными раскидистыми буками, беседуя о философском, и он думал, что возможно первый и последний раз так счастлив и свободен. Кстати, немного позже ровно под этими же буками, вдохновившись мюнстером, будет возможно, сидеть и размышлять о бытие и времении Мартин Хайдеггер

Но время студенчества кончилось, и с тех пор среди краснолицых бюргеров, их глупых детишек и надутых женушек редко с кем можно было поговорить о высоком и культурном.

Официантка Герти поначалу слушала его истории раскрыв рот, но со временем стала откровенно зевать, когда он заводил свою шарманку, но и с этим он смирился в конечном итоге.

***

Если говорить про тебя – то здесь была до боли похожая история: городок был слишком маленький, слишком промышленный. Все были заняты только тем, как посильнее обуть другого и продать подороже. Семейные обеды ограничивались обсуждением нового скарба, ненавистью к соседям, сплетен и псевдоморальных сентенций, в духе насколько низко пал Фридрих, крутя романы со столькими любовницами и приглашая ко дворцу разных шарлатанов – алхимиков.

Ты (Лиза) была несколько моложе Матиаса, лет 25-27, возможно, и такой довольно средней неброской дойче внешности, с немного утяжеленными и как будто грозившимися растечься со временем чертами лица. Впрочем, густые каштановые волосы, молодость и задорные зеленые глаза делали из тебя очень хорошенькую озорную девицу, впрочем, довольно неплохо образованную. И это была бы очень хорошая партия для какого-то бюргера, твои родители были довольно зажиточными и рассматривали твой брак в первую очередь как деловой вопрос. Но беда в том, что тебя в первую очередь занимало образование, чем обычные для того времени дела, которыми принято было заниматься молодым женщинам – замужество, дети и кухня.

Kinder, K;che, Kirche – это все ощущалось настолько глупым и лишенным смысла, но папенька не то чтобы сильно возражал и настаивал – он и настаивал, и возражал, но любил свою маленькую принцессу больше жизни. Маменька же была на 100% поглощена хозяйством – и ей было не до увещеваний и уговоров, она вообще мало уделяла внимания детям, как одним из самых низких предметов в ее иерархии ценностей.

И поэтому свою мечту – заниматься обучением, сначала в католической школе, а потом в закрытом пансионе, в котором тебя и познакомили с этим тайным обществом – родители в тебе не убивали. Всех подробностей, разумеется никто не знал, поэтому они позволяли тебе заниматься хоть каким-то делом, лишь бы не мешалась под ногами.

«И рисование, и катехезис, и верховая езда, и японская поэзия, и прогулки – это все капризы твоего мятущегося и невоспитанного ума. Его надо направлять на какое-то полезное дело, а не в глупости. Отец избаловал тебя донельзя», – говорила муттер, «Мужа бы тебе простого да работящего, он тебя воспитает правильно. Да хозяйство побольше. И все эти глупости быстро улетят из твоего ума».

***

Хотя женихи и воздыхатели, у тебя, конечно, были. И однажды даже не в силах совладать с гормонами, ярким и сильным своим темпераментом, и потом, все новое тебе было искренне интересно, и узнать мужчину – это было также забавно, как увидеть удивительного огромного жука на тропинке. И ты отдала свою невинность где-то в вечернем саду на скамейке. Но данный эпизод быстро вспыхнул и также быстро был забыт, ведь вокруг тебя было новых интересных жуков.  И тот парень – славный, но какой-то примитивный и напыщенный, был стерт из твоей памяти.

***
В пансионе вы с и познакомились с Матиасом, он там вел какие-то литературные и религиозные кружки, где вы читали Платона, Аристотеля и Лейбница, Игнатия Лойолу.

И скоро он тебя пригласил на эти тайные встречи. И какая-то твоя дальняя тетка тоже знала какого шурина его брата, который принадлежал к подобному ордену, то родня была не против. И к тебе под предлогом изучения философии и был приставлен сей учитель, твой БП – Матиас.

Хотя он был конечно, немного старше и по возрасту, и по опыту, поэтому ты воспринимала его, как ребенок старшего наставника: просвещенным отшельником, почти что старцем, едва ли не святым.

Поэтому ваши уроки с Матиасом были как глоток свежего воздуха, вы понимали друг друга, это как минимум. Как максимум тебе было интересно и близко то, о чем он рассказывал, его идеи о просвещения, его теории о мироустройстве. Его широчайшие метафизические знания.

Много раз у вас были какие-то совместные прогулки, в которых он читал наизусть целые отрывки из египетской книги мертвых, рассказывал ли какие-то странные и религиозно – мистические факты, например, про то, что поклонение Одину – это возможно отколовшаяся часть буддийского культа. Или что 47 и вытекающая из нее 48 теорема Евклида – это очень важный масонский символ и имеет огромное количество трактовок и значений, основанных на геометрии, символизме и философии. И это настолько великие знания, что на познание некоторых из них может уйти целая жизнь.

Его ум блестел и сверкал тысячью гранями, и тебе начало казаться, что этот немного нелепый с тонковатыми и крючковатыми чертами лица, но с умными и вдумчивыми глазами – само совершенство. Его необычность, интересность, ум вкупе с этими глазами и позволили тому, что из некой скуки и академического долга в тебе родились благоговение и трепет перед этим учителем.

Затем это уважение постепенно вылилось в воздыхание, и разные глупости начали подкрадываться в неуемное воображение, ты все больше краснела при встрече и томно вздыхала. Во время его религиозных высоких речей ты все больше смотрела на его пушистые ресницы и на то, как двигается его кадык, к примеру, или ключичные косточки, уходящие под воротник сюртука. И что на подбородке под шеей у него есть круглая небольшая родинка, и мало кто знает о ней. Но ты-то точно знаешь и неплохо было бы провести рукой по этим тонким косточкам и по этой круглой шоколадной родинке. Провести эксперимент. Почувствовать – будет ли ответный импульс, дернутся ли мышцы, побегут ли мурашки, задержится ли дыхание. Или наоборот участится.

***

Ты гнала от себя эти гадкие мысли и заставляла себя уходить в чтение Талмуда, Торы и Зоара, и тем занимать свой распоясавшийся ум трудными непонятными терминами.

***

Я, кстати говоря и сейчас считаю – что помимо глаз, скул и задницы, самый сексуальный орган и самое большое богатство в мужчине – это его мозг. И сочетание первого второго и третьего – дает наивную, но пагубную девичью взрывную смесь – я начинаю идеализировать его до уровня бога в земном обличье. До уровня совершенства. Причем взаимные чувства и ответный интерес – вообще не имеют никакого значения. За пеленой чувственного западания начинает казаться, что интересные, необычные, умные люди — непременно люди добрые и хорошие. И я всегда считала свое близнецовое пламя К. идеальным, совершенным, хотя конечно, у него в реальности, как и в этом повествовании были черты очень неприятные – в нем были и тщеславие, и надменность, и спесь, и даже сознательная жестокость. (прим. авт.)

И тогда ты тоже лукавила с самой собой. Видела в нем только светлое и хорошее, и не замечала того, что он совершенно не отвечает взаимностью – дыхание у него не перехватывает, мурашки не бегут и глаза по – прежнему холодны, как лед.

Он был тебе опытным наставником, мастером – вы занимались практиками, которые напоминали совместные медитации. В основном медитации на каналы дерева сефирот. Ничего сексуального в этих занятиях не было, но тем не менее вы стали довольно близки, несмотря на то, как было заметно и без монокля – физического ответа на глупые вздохи не было, взаимности тоже. Он всегда держался в рамках учебного плана. Соответственно, всегда был как будто находился там, за крепкой стеной, поэтому героем твоего романа он не был и быть не мог.

Вечерами, время от времени, ты его встречала со своей этой ржановолосой простушкой, конечно, жутко ревновала его к ней, и этот парадокс – обида невозможности и желания обладать соединялся в причудливый гормональный коктейль одержимости, и он становился крепче день за днем, как хороший шнапс.

Однажды, преодолев страх и смущение ты написала ему несколько романтических записок в духе «Мое сердце бьется сильнее рядом с вами. Я мечтаю взять вас за руку» Он их читал, но было понятно, что эти глупеньковые слова никак не затронули его сердце, он их холодно проигнорировал. Даже не то чтобы ругался, или отчитывал, говорил о недопустимости подобного. Абсолютно ничего, поэтому стало понятно – либо он имеет бесконечно каменное сердце. Либо совершенно холодную голову. "Твое сердце - труха, твои слова - тропа мертвой рыбы" - как она вычитала в каких-то стихах, и решила, что это точно описывает его, поэтому часто повторяла про себя, как мантру.

Ты придумала для себя, что он глубоко несчастен, посему закрыт для чувств, не твоего поля ягода и прочее. Что эти занятия для него были данью его долгу, идеологиям и ничего больше. Что к учительству он относился как прилежный ученик к зубрежке, точнее, как высокоморальный и стойкий духом учитель, не допускающий никакой фантазии и вольностей в рамках наставнического общения. И это вызывало твое уважение и стойкий запрет на чувства.

Вольностей между вами не было, но все-таки ощущение общности интересов и равности взглядов было. И вместо рассматривания его ресниц, немного взъерошенных, как будто их разнес озорной ветер, бровей и родинки на шее – ты с рвением грызла гранит сефиротической науки.

Но внутри, в сердце, эти чувства и грезы только крепли, и как в кипящем чайнике этот пар, так и грозил вырваться наружу. И, наверняка, вырвался бы в виде какой-нибудь не смертельной, но угнетающей болезни. Или ты почти что готова была встретиться в темном переулке с его светловолосой фройляйн и навалять ей пару пощечин, посмеяться над ее крестьянским лицом, пухлыми формами или еще чего похуже.

Напряжение в ваших отношениях нарастало, как кипящая лава под слоем горных пород, ты как будто внутренне просила небеса – господи, только дай мне малейших повод, небольшой удар молнии, или землетрясение, которое на дюйм сдвинет эти пласты – и ауффф… тогда всем вам придётся туго.

Но ситуацию спасло то, что обучение подходило к концу, подходило время инициации.

К тому же вскоре с подругой своей он вроде как поссорился – она ему надоела своей непроходимой глупостью. Поэтому лица на нем тоже не было, он ходил задумчивый, погруженный в себя и мрачный.

И понимая, что посвящение будет проводить именно Матиас, ты еще раз, контрольный, призналась ему в своих чувствах, на что он ответил – что между вами только долг, только служение, только божественные эманации, которые как ни крути – относятся никак не к плотскому, а духовному, чувственного здесь ничего быть не может и не должно. А порывы тела – низки, неуместны, и их следует всенепременно держать под контролем и не давать им волю.

Несмотря на всю эту высокоморальную подноготную – это все же таинство слияния, в котором вы телесно должны были находиться рядом. И да, первым мужчиной он не был. Но надо было хорошенько взвесить опасность того, что что-то выйдет из-под контроля: с одной стороны, эмоциональной: внутри бушевали страсти, влюбленность трансформировалась в обиду предательства и гнев отвержения – это все накатывало как грозовые тучи и обещало хлынуть мощным ливнем из твоей обманутой души, грозило вынести напрочь все шлюзы.

Но с другой стороны – рациональной: есть благодарность ему как учителю, благоговение перед ним, перед богом, ареопагом, страх и опасение, что можно своими неуместными чувствами и животными желаниями испортить долгожданный ритуал – все-таки перевешивали.

В общем, это были сильные противоречивые чувства, поэтому еще раз решено были запереть их в сосуде твоего разума, строго держаться в рамках правил, порядка церемонии и некого великого долга, будто тело твое стало клеткой, а душа – пленницей.

Забетонировать напрочь все эти шлюзы. Зарубить на своем носу, что служение духу первичнее всех этих обезьяньих инстинктов. Забыть о плотском, об удовольствии, о своем несчастном брошенном как ненужный мусор сердечке и строго и по плану выполнить то, что предрешено.

***

Итак, началась инициация.

Видно какое-то темное, то ли подвальное, то ли храмовое помещение, запах сырости и камней, по кругу зажжены свечи и какие-то тошнотворно пахнущие воском, маслами и ладаном лампады.

Полутьма, по центру круглое ложе, вокруг люди в темных плащах с капюшонами, это мастера, тот самый ареопаг, который состоит из самых приближенных к Великому мастеру чинов.

На Ложе Святого святых начертаны какие-то круглые знаки, печати с буквами то ли иврита, то ли на арамейском.

Члены ареопага монотонно и напряженно читают молитвы (опять же ли на древнем еврейском, то ли на латыни или греческом – сказать трудно).  Что-то во имя соединения Священного и Благословенного и его Шехины.

Ты на этом круглом ложе. Не нагая, но в какой-то накинутой на голое тело темной накидке. Держишь себя, в руках стараешься не выдать волнения. Подходит Он. Смотрит тебе в глаза и читает молитву, что его клятва защищать Шехину от происков ситра ахра. (Ситра ахра – это Малкут без короны (кетер) – те речь о том, чтобы не использовать женское начало с грязными помыслами. прим. авт.)
Что ты источник сотворенного мира и сила, поддерживающая его. Через тебя проходит Божественный свет, который хранит сотворенный мир.

И прочие высокие не совсем понятные слова, которые от страха сливались в одно монотонное бу-бу-бу.

Ты тоже смотришь в его глаза, видишь эти его густые ресницы, слышишь его дыхание и все никак не можешь понять – что же плохого в обычной животной страсти между двумя телами, и зачем нужны все эти обещания вечной любви, зачем клятвы верности Шехине и богу, если вы не вместе и никогда не будете.

***

Продолжая смотреть в твои глаза, он делает ножом надрез на своей ладони в виде буквы Йод (и ахаха, по другим данным этот разрез делается на другом месте и там рисуется символ Йод, но этого я, скажу честно, не видела). Кровь струится по его руке, капает на знаки.

Потом делает разрез на твоей. Боль обжигает, но именно это и притупляет твою внутреннюю тревогу, стирает и уносит ее на задний план.

Дает тебе выпить какое-то горькое, но видимо алкогольное или наркотическое питье. Продолжает бубнить.

«Спаси, Г – споди, Шехину Свою и прилепи души наши к любви Твоей приятной и прелестной для душ наших – нефеш, руах и нешама. И да возвеличится Царь наш в чертоге Своём. Амэн. Да будет воля Твоя».

***

Кладет свою левую руку под твою голову, а правой берет за твою руку, и то ли приторное сладкое густое вино ударило в голову, то ли запах крови вдруг вернул утраченные животные позывы, ты чуть ли не теряешь сознание. И в этот момент, как будто природа смилостивилась и ударила наконец молнией в каменные стены, и я чувствую, как килотонны энергии буквально хлынули через твое тело, с мощностью полноводной реки Нил, которая вышла из берегов с такой силой, что не только шлюзы, а все вокруг буквально раскидало как щепки.

Эта сила как будто разорвала в клочья все твои шлюзы и как будто взрывом освободила все твои запертые под крышкой инстинкты и невысказанную боль. Из жгучей и острой боли вдруг стала приятной, а потом стала взрываться как огненные сладкие цветы внутри.

Добавляют саспенса к повествованию эти вот какие-то немыслимые звуки гонгов и монотонное бурчание мастеров.

Это трудно назвать вульгарным словом слияние. Это хлынувшая и вышедшая из берегов река, которая соединяется с не менее мощными потоками силы, идущей от мастеров вокруг вас, и это все течет через тебя и соединяется в столб, как будто русло этой реки со скоростью ракеты взмывает вверх. Вас обоих выносит из тела, под самый купол этого храма, будто ангелы бейсджампинга подкидывают вас ввысь, но не на своих медленных небесных крыльях, а на скоростном резиновом батуте.

Господь всемогущий, я чувствую в этом такой эмоциональный накал. Как будто эту энергию можно резать ножом, такая она густая.

Я также чувствую то, что творится у вас внутри. Я же регрессолог, это все идет через меня. И это нельзя обозвать топорным словом экстаз – это абсолютное слияние с космосом, это симфония, музыка, света, цвета, каких – то небесных звуков и мистических видений.

Дальше уже как туман – теряются физические оболочки, все сливается воедино, затем как фейерверк все это разлетается на мириады звезд, ничего вокруг, кроме этих вспышек. И тотальное, но такое спокойное растворение в бескрайнем космическом пространстве кусочками взорвавшейся сверхновой звезды.

Фуух.. Как будто, я щас сама эта звезда.

Верхом на звезде. Mi torno diabolo esta!! Билет в один конец! Весна..
Уфф. Вот это меня взяло, хоть тут я только транслятор!

Я вижу, как ты приходишь в себя через какое-то время, вижу, что лежите обнявшись, и вы несколько минут или может час лежите настолько тесно прижавшись, и такие обессиленные, в собственной крови, что ваша кровь из вырезанных ран – символов смешивается и оставляет свой оттиск друг на друге подобно отпечатку печати».

***

Подружка заканчивает свое повествование, закуривает и тяжело вздыхает:

«Ну и как мы помним, печать вырезается на живой плоти, а кровь, как известно, из магического ремесла создает взаимную привязку.  Помимо этого, в священном слиянии энергия разгоняется до высоких частот, соединяется, достигает коронной чакры и это очень невероятно сильное эмоциональное состояние, которое сопровождается ощущением полного единства душ, и души действительно на время превращаются в одно целое. И когда они соединяются на уровне священного брака, небесного венчания, то это как известно остается навечно. Развенчания, как мы знаем, не существует.

Таким образом и создается печать принадлежности душ к друг другу, которая проходит через воплощения.

И когда эти души рождаются в одно время (исторически), они притягиваются. Они не обязательно магией или чем – то занимаются в каждом воплощении, они могут проживать опыт совершенно другой с разными задачами для проработки.... Но эта связь через времена ощущается всегда.

Вот такая история».