19. Дела внутренние

19. ДЕЛА ВНУТРЕННИЕ. Погром, учиненный Тохтамышем Москве, и последовавшее вслед за этим поспешное отступление ордынских войск, сильно смахивающее на бегство, доказали всем, что победить Московскую Русь Золотая Орда, даже объединившаяся под властью одного царя, уже неспособна. Правда, на крепкий «наезд» сил у нее еще хватит. При этом многие исследователи уверены, что Тохтамыш, никогда не блиставший полководческими дарованиями и совсем не разбиравшийся в политике, совершил этот глупый поход к Москве себе же в убыток. Деньги – деньгами, но положив в русских лесах половину своей армии, он ослабил собственную конницу и окончательно испортил отношения с сильным северным соседом, и это в преддверии его не менее глупой драки с «Железным Хромцом» Тимуром.

Той же осенью вновь начал нервно ерзать по своей перине, проснувшийся от долгой спячки Михаил Тверской. Решив, что в Золотой Орде все вернулось на круги своя, и у него, наконец, появился шанс найти управу на московского князя, он лично отправился к Тохтамышу на поклон. Говорят, что «разбудил» тверского князя митрополит Киприан, драпанувший в Тверь в расчете на то, что татары туда не сунутся. Теперь же после того, как Дмитрий Донской остался, мягко говоря, непобежденным и имел очень веские основания не доверять больше своему первосвященнику, путь на Москву Киприану был заказан. А значит, как опытный интриган, он вполне мог подтолкнуть тверского князя к активным действиям, посоветовав ему наладить более тесные контакты с Ордой, дабы при поддержке нового сарайского царя и Русской Церкви вернуть себе великокняжеский титул. Если это так, то этот греко-болгарин в белом клобуке так ничего и не понял. Да и как ромей мог понять, что раз уж для русских, даже живущих в Москве, Москва – еще не вся Русь, то митрополит для них и подавно – еще не вся Церковь. Поэтому, когда в Тверь из Москвы приехали два весьма сурового вида боярина - звать митрополита на «стрелку» с великим князем, никто даже и не подумал вступаться за «главного попа». 7 октября Киприан вернулся в отстраивающуюся заново Москву и после нелицеприятной беседы с великим князем был вынужден спешно собрать вещички и не свет не заря бежать в Киев. Киприан спешил, ибо знал, что Дмитрий склонен к импульсивным поступкам, и в случае чего, митрополичьим клобуком от него не заслонишься. На опустевшую кафедру был срочно вызван опальный митрополит Пимен, сидевший в Чухломской ссылке, словно футболист на скамейке запасных.

Весной 1383 года Дмитрий Иванович отправил в Сарай своего первенца, одиннадцатилетнего Василия, «дабы Василию тяготися о великом княжении Володимерьском и Новгородцком с великим князем Михаилом Александровичем Тферским». Михаил по-прежнему торчал в Орде, все еще на что-то рассчитывая, но хану не был нужен послушный великий князь, хану требовались русские деньги и немедленно. У Михаила Тверского денег не было уже давно. С приездом Василия стало понятно, что Москва готова заплатить Тохтамышу дань, дабы избежать повторных татарских наездов на Русь. За свое «кресло» Дмитрий Донской, разумеется, уже не боялся, потому и не поехал к хану сам, – нужно было очень сильно постараться, чтобы отобрать у Москвы ее первенство. Однако стране, пережившей десятилетие непрерывных боев, требовалась новая длительная передышка. Деньги должны были стать залогом того, что Тохтамыш на Москву больше не кинется, а мальчик Василий – залогом того, что деньги в царскую казну будут исправно поступать. Кроме того, имея в своих руках такой козырь, как наследник русского престола, сарайский хан, мог быть уверен в том, что Васин папа не попробует покорешиться с Железным Тимуром, с которым Золотой Орде еще предстояло выяснить отношения. Княжича в Сарае принимали с почестями небывалыми. Поздно спохватившийся Тохтамыш через мальчишку кинулся налаживать свои отношения с Москвой, испорченные им самым бездарным образом. Хан усадил юного Василия рядом с собой и назвал «своим сыном». Михаилу Тверскому ни с чем пришлось возвращаться домой.

Два года на Руси было спокойно.

5 июня 1383 года в Нижнем Новгороде умер Дмитрий-Фома Нижегородский и Суздальский. Пересаживание его наследников с одного стола на другой обошлось без потрясений, но не без склок.

В 1382 - 83 годах на Москве впервые начали чеканить собственную монету - серебро в казне водилось. Тогда же в окрестностях столицы был пойман купец Некомат Сурожанин. В Москве о нем уже мало кто вспоминал, но Дмитрий помнил все. Несмотря на заступничество иноземной купеческой братии, Некомат был казнен.

В марте 1384 года в далеком Константинополе был рукоположен на Русь новый митрополит. Им стал «горлопан и бунтарь» - нижегородский архиепископ Дионисий, за которым стояла воля могущественного московского князя. Прежних митрополитов, Киприана и Пимена, «уволенных» московским государем, патриарх константинопольский обязался вызвать к себе и низложить. Однако над посланниками Дмитрия Донского довлел какой-то рок. До Москвы Дионисий не добрался. Заехав в Киев, дабы передать Киприану патриаршую волю, он был схвачен местным князем Владимиром Ольгердовичем и 15 октября, находясь в заточении, самым загадочным образом умер. Перед Москвой вновь стал нелегкий выбор - кого ставить на митрополию: возможного убийцу Митяя, Пимена, или вероятного виновника смерти Дионисия, Киприана. Вопрос о новом митрополите остался открытым, и церковные дела тут же разладились. Дошло даже до того, что владык на отдельные епископии пришлось ставить напрямую через Константинополь. В конце концов, все же оставили Пимена – как своего, русского, с Ордой и Литвой контактов не имевшего.

Ранней весной 1385 года Олег Рязанский решил вдруг рискнуть здоровьем своих ратников и захватил излетом Коломну. Разграбив город, нахватав пленных, повязав московского наместника и обчистив купеческие лавки, рязанцы ушли. Наказывать неуемного соседа отправился сам Владимир Андреевич Храбрый. Войско собралось сильное. Даже новгородцы прислали своих ратников. Однако на этот раз фортуна от удачливого обычно серпуховского князя отвернулась. Великокняжеским войскам Олег оказал отчаянное сопротивление, и во время решительного столкновения полки Владимира Храброго понесли серьезные потери. В тупой, никому не нужной братоубийственной бойне полегло немало ратников, три года назад сумевших живыми вернуться с Куликова поля. Остались там и несколько знатных воевод, в том числе сын Андрея Ольгердовича Полоцкого, Михаил. Это было, пожалуй, единственное поражение храброго серпуховского князя.

В ответ на требование брата прислать новое войско Дмитрий Донской, у которого с годами начала, наконец, проявляться мудрость, решил поступить проще. Вспомнив уроки своего духовного отца и наставника Алексия, он отправил в поход против Олега Рязанского троицкого игумена Сергия Радонежского. Сергий, который лучше, чем кто-либо понимал, насколько опасна для ослабленной Руси новая вражда Москвы с Рязанью, согласился исполнить государеву просьбу и в сопровождении нескольких бояр отправился пешком в Рязань. В Рязанской Земле о Сергии были наслышаны ничуть не меньше, чем в Москве или Нижнем Новгороде. Визит русского первоигумена застал Олега врасплох. Ничего подобного от московских властей он не ожидал. После долгой беседы с Сергием о мире и любви неугомонный рязанский князь укротил свой неукротимый норов и согласился на переговоры о великом мире «род в род» с московским государем. Внушением все того же Сергия Владимир Храбрый тоже присоединился к важнейшему для Москвы союзу. Мир скрепили браком московской княжны Софьи Дмитриевны с рязанским княжичем Фомой Олеговичем.

Так благополучно завершилась последняя пря Москвы с Рязанью и последнее великое земное деяние Сергия Радонежского.