Иеродъякон- 4

Находясь в Одессе, в келии Иверского монастыря, для которого по просьбе его игумена архимандрита Диодора предстояло выполнить проект соборного храма, мне позвонили по мобильному телефону.
Это была Наталья, староста строящегося по моему проекту высокогорного храма в селе Псху.  Она сообщила что узнала от отца Александра, моего друга, что я нахожусь в Одессе, где она ранее проживала, и что она готова все бросить и лететь ко мне из Абхазии, где в настоящее время находится.
Главной причиной, взволновавшей ее, была возможность представить меня с эскизами ее храма, старцу Ионне (Игнатенко), знаменитому своей духовной жизнью схиархимандриту Одесской Свято-Успенской лавры. 
Она попросила, чтобы я завтра утром был в лавре Успенского монастыря, в котором она постарается по телефону организовать встречу со старцем.
Ранним утром мы с талантливым художником-иконописцем Мариной, расписывающей храм в Иверском монастыре, приехали в Успенский Монастырь, в котором находился старец и где расположена резиденция митрополита Одесского Агафангела.
 Марина ведет меня по тенистым аллеям монастырского парка, увлеченно рассказывая о том, где ей довелось потрудиться в этой обители, она показывает мне храмы, кладбище с могилой знаменитого Одесского старца, святого Кукши, а также малые скульптурно-архитектурные формы на Библейские темы, выполненные ею с молодым иеродьяконом.
Она сетует на то, что этот монах, считающий себя большим знатоком в области ландшафтной архитектуры, доводит ее до слез бесконечными придирками.
Марина сообщает, что этот монах в миру окончил то ли архитектурный техникум, то ли институт. Работать в этой области ему довелось недолго. Здесь, в монастыре, он старается применять свои таланты и очень ревностно относится к коллегам-профессионалам.
«Я же окончила Строгановскую академию и имею значительный опыт работы, а мне приходится  выслушивать его», - жаловалась она.
Подходя к храму, находящемуся напротив входа в резиденцию митрополита, мы увидели сидящего на лавке того самого иеродьякона. Марина представила нас.
Осмотрев меня тяжелым взглядом начальника, он начал обсуждать с ней проблемы по благоустройству монастыря. Я оставил их и направился в сторону архиерейского корпуса.
 Неожиданно из ворот резиденции вышел митрополит Агафангел, облаченный в подрясник бирюзового цвета. По воле Божией я оказался напротив главы  Одесской епархии, сильнейшего в духовном аспекте из архиереев, который своей пламенной речью в Киево-Печерской лавре, на закрытом синоде УПЦ в 2008 году предотвратил раскол нашей церкви.
Тогда, после его выступления и выступлений некоторых других преданных Московскому Патриархату архиереев, Блаженнейший митрополит Владимир, указав на портрет недавно почившего патриарха Алексия II, сказал: «Нам должно быть стыдно думать о выходе из состава Московского Патриархата. Это неминуемо приведет к расколу всей Украинской Православной Церкви. Не прошло и сорока дней после кончины патриарха, а мы уже хотим разорвать то, что было неразделимо веками тысячелетней истории со времен крещения Святой Руси.  В эти крещенские дни мы должны забыть все распри и ехать в Москву на соборные выборы нового Патриарха Всея Руси!».
Мне довелось присутствовать на этом синоде, так как я тогда являлся главным архитектором одной из епархий УПЦ.

Подойдя к митрополиту Агафангелу, я прошу благословения и представляюсь. Во взгляде владыки чувствуется огромная воля. Внешне он похож на одного из первых апостолов христианства.
Я рассказываю владыке о намерении игумена Иверского монастыря архимандрита Диодора построить в Одессе соборный храм и показываю выбранный им эскиз. Митрополиту нравится эскиз, и он благословляет этот храм на строительство. Также с большим интересом рассматривает и другие эскизы храмов и часовен, представленных в моем альбоме. Подошел викарный епископ Алексий, которому я был представлен его Высокопреосвященством.
Начинается профессиональный диалог о возможном будущем строительстве. Вскоре митрополит приглашает меня в резиденцию, где одаривает именной иконой в честь Всех Одесских святых, а также видеофильмом о его шестидесятилетнем служении и другими подарками.
Выходя из резиденции, меня встречает архимандрит Филипп, который просит посетить его келью. 
Отец Филипп радушно принимает в своей келье и предлагает показать эскизы. После просмотра просит помочь в проектировании храма для монастыря в Старом Крыму, который он окормляет. Я с радостью соглашаюсь.
Отец Филипп ведет меня к братскому корпусу и сообщает, что через несколько минут я буду отведен к старцу Ионе, а сейчас меня ждет иеродьякон, представленный ранее Мариной. 
Прочитав Иисусову молитву, я стучу в дверь и, услышав «Аминь», захожу в нее. На кровати, только что проснувшись, протирая глаза сидит инок. После продолжительной паузы он спрашивает: «Что вам здесь нужно?».
Я, не готовый к такому вопросу, отвечаю: «Мне, в общем-то, ничего не нужно, быть может, вам что-нибудь нужно, коль вы меня сюда пригласили?».
Он сморщивает лоб, видимо, перевоплощаясь в старца, и сурово спрашивает: «Когда вы в последний раз причащались?». Я честно отвечаю: «Вчера». Его морщины еще более углубляются, и после тяжелой минуты молчания он продолжает: «А перед этим вы когда-нибудь еще причащались?». Я также честно сказал, что это было три дня назад.
Немного опережая события, я хочу пояснить, что проживая неделю в келье Иверского монастыря, мне трижды довелось причащаться, не потому, что я отличаюсь сильной набожностью, а потому, что проживание в монастыре, да еще в праздничные литургийные дни, располагало к этому.
Когда иеродьякон получил ответ на вопрос о третьем моем причастии, его слегка перекосило от непонятной мне тогда досады.
Чтобы изменить тему разговора, я сообщаю, что являюсь всего лишь архитектором, и если мои труды будут ему чем-нибудь полезны, то буду рад помочь.
Подав альбом с эскизами, который он вовсе не спешил открывать, я вспомнил, что он также является по специальности архитектором, и понял причину его нелюбви ко мне. На его взгляд я был конкурентом, работы которого совершенно несправедливо понравились владыкам. В его глазах читалось: «Как такой негодяй, попал на контролируемую им, с точки зрения архитектуры, территорию?».
После продолжительной паузы он сообщает, что видит во мне большого грешника. Я с ним соглашаюсь. Зазвонил телефон. В мобильнике послышался голос архимандрита Филиппа, который просил отпустить меня, в связи с тем, что меня ожидает старец Иона. Иеродьякон многозначительно, голосом экзаменатора, ответил: «ранее, чем через двадцать минут, я его не отпущу».
Он открывает альбом. Вскользь посмотрев на эскиз храма, восклицает: «Какой кошмар». Я в недоумении сообщаю, что этот храм одобрен епархиальной комиссией по архитектуре Московского Патриархата. Он с раздражением в голосе заявляет, что они ничего не понимают в архитектуре. Указав на эскиз храма, заказчиком которого был игумен Валаамский, епископ Панкратий, он возмущенно воскликнул: «Какая безвкусица». Я отвечаю, что владыке Панкратию понравился этот храм, а в будучи еще в миру он работал архитектором и является моим учителем в области проектирования храмов. Ответ его был короток: «Архиереи в архитектуре совсем не разбираются». Листая далее, он наткнулся на эскиз Владимирского собора. «А это что за ужас?», - восклицает инок. Я отвечаю, что рядом на соседней странице находится резолюция патриарха Алексия II, который очень хорошо отозвался об этом проекте храма. Сквозь зубы он почти прошипел: «Патриарх в архитектуре вообще ничего не понимает».
Я впервые оказался в церковно-этически странном положении, как себя вести? То ли мне обращаться с ним как с архитектором, доказывая каноничность и символизм тех или иных форм, то ли мне его смиренно слушать как прихожанин своего пастыря?
Я выбрал последнее. С этой минуты, подтверждая свой непрофессионализм в течение двадцати лет, при том, что я проектировал в эти годы храмы,  вздыхая от каждого упрека моего нового учителя, я смиренно стал внимать его пламенной речи.
Раздался второй звонок. Раздраженным голосом на том конце трубки потребовали вернуть меня. Иеродьякон ответил, что сам знает, когда меня следует отпустить, и положил трубку.
Мне стало стыдно, что я своей игрой в смирение задерживаю старца, ожидающего меня.
Дальнейший монолог иеродьякона был прерван игуменом Андроником, который  без стука ворвался в дверь, метнул глазами молнии, направленные на монаха, и попросил меня выйти с ним.
Последнее, что я увидел, выходя из кельи, - это распростертые от неожиданности руки иеродьякона, так хорошо вошедшего в роль преподавателя архитектуры, и его недоумение в глазах.
По коридору соседнего корпуса мы подошли к келье старца.
Немного опережая описание предстоящего посещения старца Ионы, чтобы окончить тему, связанную с иеродьяконом, я все же должен осветить еще одно событие этого дня.
Вечером, находясь в монастыре, мне по просьбе владыки Агафангела посчастливилось потрудиться во славу Божию, разработав план благоустройства территории сквера.
Владыка благословил эскизы, после чего они были воплощены при помощи человек десяти из числа студентов духовной семинарии. В соответствии с разметкой дорожек, цветников и прочих ландшафтных форм, а также согласно забитым мной колышкам, они  выровняли территорию, удобрили ее черноземом, насыпали и расставляли камни на альпийской горке, посыпали цветной галькой дорожки, а также рассадили деревья, кустарники и цветы.
Но удивительно здесь было то, что весь этот процесс происходил до ночных сумерек под окнами кельи того самого иеродьякона, который с такой ревностью защищал свой ландшафтно-садовый промысел.
Да, по всей видимости, он сделал вывод, что и его епархиальный владыка, также как и Московские архиереи, ничего не понимают ни в архитектуре, ни в ландшафтном дизайне.