Моя Африка. Дневник врача

               

               
                МОЯ АФРИКА.
               

                ДОК.

                ... музыка моя, старая песня,

                мир без тебя, кажется тесным...

               

        Третий день идет дождь. Льет пунктиром. То бешеным напором, превращая окружающую реальность в сплошной водоем, то мелко сыпя, не давая забыть о себе. Непредсказуемо начинаясь и так же неожиданно прекращаясь. Иногда, прорываясь, на несколько минут лучи солнца пробивают плотное, низко висящее грязновато-серое, ватное одеяло облаков. Океан шумит, коричневые волны ожесточенно, и в то же время равнодушно, волна за волной, методично разбивают набережную. Пальмы раскачиваются с очень устрашающей амплитудой, и кокосы, срываясь пудовой гирей, гулко впечатываются в мокрый песок. Все побережье накрылось тентами, зонтами, навесами.

    Не холодно, в принципе. Не бывает холодно. Но зябко. Открыл шкаф, достал помятые джинсы, яркую, в бело-зеленую полоску, кофту с капюшоном, натянул пончо-дождевик, шлем и вперед. Давно не одевался так тепло. Месяцев девять, кажется. Дождь хлещет. Надо ехать ставить капельницу. Спасать. Шесть дней у женщины температура почти сорок. Лечилась панадолом и чаями. Почувствовала, что вроде умирает, и обратилась. Давление почти на нуле. Тропическая лихорадка Денге. Надеялась, что само собой пройдет. Хренушки, тропики они по своим законам живут. И чем быстрее человек живущий тут это поймет, тем меньше плохих сюрпризов его ждет.

      Дождь затрудняет передвижение. Особенно когда все в основном движение состоит из мотоциклов. Машины и автобусы очень редко. Дождь крупными каплями барабанит по шлему, стекая по козырьку. Великолепное изобретение дождевик! Практичность некоторых вещей можно понять только тогда, когда обстоятельства тебе покажут всю полезность того или иного предмета. Залез в полиэтилен и как в коконе по лужам. Ехать не долго, минут пятнадцать. Дорога вдоль океана. Волны. Круглые рыбацкие лодки. Разнообразие пальм, цветущих деревьев, клумб со всевозможными цветами. Возле рыбного ресторана припаркован военный открытый джип. Здесь на таких туристов возят. Любоваться красотами. А где-то, даже сейчас, используют подобные машины совсем по-другому.

     - Открывайте быстрей!!! Что вы там? Открывайте, у нас раненные!! - в ворота кто-то отчаянно тарабанил и требовал открыть. Док посмотрел на часы, почти пять утра. Ну хоть поспал немного. Рано сегодня день начинается. Что там на этот раз? Надел шорты, майку, вышел посмотреть. Вся территория госпиталя была обнесена каменным высоким забором, и сверху опутана кольцами, страшной даже на вид, колючей проволоки. Небо только начало розоветь в одной из своих сторон. Самое прохладное время суток. Благодать. Через два часа будет опять + 43. Или больше. Госпиталь находится немного поодаль от небольшой деревушки. Деревушка практически в пустыне. Пустыня, в Южном Судане. Судан посредине континента Африка. О этой стране мало что можно сказать. Самое первостепенное, это то, что тут не спокойно. Тут нет войны как таковой, но у каждого пастуха есть автомат Калашникова. И тут могут легко убить за козу. Страна разделена на христиан и мусульман, и они конечно же очень активно ненавидят друг дружку. Да и между собой как-то тоже не очень. Оружие повсеместно. Как у нас мобильный телефон иметь это вполне нормально, также автомат тут иметь вполне нормально.

Постоянные взрывы, теракты, захваты заложников, грабежи со стрельбой. Пищевой рацион очень скудный, овощи на вес золота, мясо всех домашних животных очень твердое сколько ни вари.

- Да просыпайтесь быстрей!! У нас люди умирают!!! - кто-то явно переживал за ситуацию. Доку, конечно, тоже было не безразлично, но он знал, что это приехали к нему. И не отвертишься. Тут нет черствости, равнодушия, обезличивания. Он не пошел открывать, развалился в кресле пытаясь насладиться такой временной прохладой. И без него откроют. Есть охранник для этого. Тут так редко бывает не жарко, надо впитать в себя максимально больше этого прохладного предрассветного спокойствия, чтоб хватило продержаться до конца дня. До конца контракта. Док знал, что через несколько минут, он наденет бледно-зеленую медицинскую робу, маску, шапочку, несколько пар перчаток и начнется. Резать, доставать пули, осколки, зашивать то, что осталось после ампутации, не обращать внимания на крики, стоны, гримасы боли и отчаяния. И так до самого вечера. Каждый день.

Солнце - беспощадный друг. Прекрасно понимаешь, что без него смерть от холода, но то, как оно жарит тут, выдержать очень сложно. Тут нет ничего. Есть каждодневная чужая жуткая боль. Невыносимая жара. Твердое, как рубероид, мясо местных коз и кур. Слабая и очень дурно пахнущая самогонка из кукурузы. Местные, очень доступные для белого доктора, большегубые девицы.

Ворота открыли и вкатился военный джип без верха. Дуло пулемета угрожающе мотылялось вверх-вниз. За джипом, совершенно неожиданно, как-то странно урча, заехал большой рейсовый автобус. В джипе было четверо военных. Док сидел и наблюдал, что будет дальше. Военный, увидев Дока, спрыгнул, не дождавшись пока джип остановится, и направился к нему.

- Автобус обстреляли какие-то подонки! - без предисловий, очень экспрессивно жестикулируя, еще издали закричал военный. - Много раненных, может и дети пострадали.

Док моментально проснулся, инстинкт профессионала привыкшему к экстремальной медицине, действовал быстрей разума. Из автобуса начали выходить люди. Ну вот, кино начинается. Сегодня сценарий каков, выяснится в ближайшие десять минут. Одно ясно, скучать будет некогда. Док быстро переоделся и пошел в смотровую. Персонал и военные принесли туда первых пострадавших. Док сказал медсестре, чтоб они просмотрели всех раненых и визуально определили самые тяжелые ранения. Надо приступать. Ну, с Богом. Док надел маску, две пары перчаток и приступил к ремесленничеству. Слесарная мастерская по ремонту человеков. Конвейер однообразных, по сути, но разных по внешнему виду и степени тяжести ранений, увечий, нагноений. Как и в любой мастерской есть масляные пятна на спец одежде, ветошь грязная на полу, инструменты раскиданы, - так и тут всё происходит. И сам весь в человеческом красном масле, и инструменты разбросаны, и ветошь покрывает пол неровным слоем. Тропическая хирургия — это отдельная песня. Стерильность - понятие относительное. Строгое соблюдение правил асептики и антисептики, довольно-таки нестрогое. Сначала это шокирует. Потом, либо привыкай, либо езжай домой. А потом, через некоторое время работы, приходит понимание, что по-другому тут и не будет. Просто тут это так. Ни плохо это, ни хорошо. Так же, как и местные жители все иссини-чёрные, высокие и худые. Так же, как и автоматы у пастухов. Так же, как и полуголые женщины ходят, не обращая внимания на это. Так же, как и автобусы зачем-то обстреливают. Оно тут так. Либо принимай эти правила, либо не принимай. Изменить так быстро не получится. Сильно и стараться не надо. Эволюция - вещь
неоспоримая. Главное не мешать ей. Док давно уже по Африке скитался, и встречал много белых, вновь приехавших, зараженных вирусом перемен в лучшую сторону. Которые со всей своей простой искренностью прилетают сюда волонтерами, чтоб улучшить жизнь этих бедолаг. И начинают создавать суету вокруг стола, кричат о будущей скорой прелестной жизни. Местные очень с удовольствием принимают подарки, машут головами в знак одобрения, но и пальцем не пошевелят, чтоб просто подмести вокруг себя, не то, что изменить стиль жизни всей страны. И, видя заинтересованные взгляды, но совершеннейшее безразличие в плане действий со стороны местных, попрыгав на месте, посотрясав воздух, отчаявшись или озлобясь, улетают в свою благополучную страну, в полной уверенности, что африканцы просто дикари неблагодарные. Это конечно тоже правда, но это не полная картина. Наверно девиз здешней жизни:

Как есть, так и есть.

Делай, что можешь.

И будь, как будет.

В 10 утра был завтрак, чай с молоком, тостовый хлеб с арахисовым маслом, початок вареной кукурузы. Если не капризничать, то очень даже всё вкусно.

На этот раз, из пострадавших в автобусе никто не умер. Хотя некоторым досталось порядком. Одного подростка пришлось даже покачать, дал остановку сердца при вводном наркозе. Заводили прямо на столе. Получилось. Жив. Рабочий день, прерванный два раза на завтрак и обед, закончился около десяти вечера. Начался в пять утра. Тридцать четыре пациента Док сегодня через свои руки пропустил. Никем незаметный, каждодневный, бытовой героизм. Усталость - не совсем объективное понятие. Это как большой торт разрезают на кусочки и на 34 тарелки раскладывают. А на блюде, где утром ещё был цельный предмет, в течение дня, отрезая по нужному куску, и отдавая нуждающимся, к ночи остаются одни крошки. Но за несколько часов сна, крошки каким-то образом опять превращаются в нечто, напоминающие целостность. Чтобы в течение следующего дня опять отрезать и раздавать это каждому по потребности. И кажется порой, раздал уже всё до последнего кусочка, и крошки даже смахнул в чей-то искажённый гримасой боли рот, и кажется аж моргать, и то сил нет, но глаза матери выздоравливающего ребёнка, или удачные лёгкие роды, или возвращение из трехдневной комы после укуса змеи, и всё! Блюдо заполнено и переполнено огромным, безмерно огромным, сладким и вкусным исцеляющим тортом! Который можно опять кромсать и раздавать. Этим и жив. Этим рад. За это благодарен.
Территория госпиталя довольно-таки большая. Тут же стоят круглые глиняные домики, в которых живет персонал. Около десятка разновозрастных, разной степени одетости, вечно чумазых детей, копошатся в красном песке. Докторский домик отличался от других только наличием душа и туалета внутри домика. Вентилятор под пальмовой крышей, москитная сетка, минимальная мебель. Сам домик находился в тени зонтика старой, треснувшей вдоль ствола, акации. Док еще в прошлый приезд сюда купил огромное плетёное кресло, и всё своё свободное время старался проводить, развалившись в тени. Правда времени для кресла было немного. Сегодня во время обеда, неожиданный шум, детские крики, беготня привлекли внимание. На территорию госпиталя забрела собака. Как зря. Ну чтож, судьба. Сейчас она умрет. И умрет больно. Док уже видел подобное. Дети, обезумев, побросали все свои дела и игры, кинулись на собаку. Один из самых старших метнулся к воротам и лишил собаку шансов на спасение. Охота началась. Дети на бегу хватали камни и швыряли в обезумевшее животное. Все взрослые, видя это, даже и не думали как-то реагировать. Наоборот, усмехались и громко подбадривали детвору. Всё было
нормально. Собаки в данной местности частенько бывают заражены бешенством и кусают детей. Бешенство - болячка смертельная. Не знаю, когда сформировалась эта традиция, но это уже традиция - увидел собаку, убей ее. Не ради еды, нет. Просто чтобы её не было. Устранить потенциальную опасность. Взрослые поступили мудро, так как зачастую страдали от укусов собак дети, то они внушили им, что собака — это часть мира, которую при встрече надо изловить и обязательно умертвить. Дети со всей искренностью детей и охотников включились в игру. И теперь, как только, неважно какая собака, забредёт на территорию, детвора совершенно искренне, со смехом и горящими от азарта глазами, забивают собаку камнями, палками, ногами. И потом весь день наперебой, захлебываясь от переполняющих эмоций, рассказывают друг другу, чей камень был точней, и какой именно удар был смертельным. Когда Док увидел подобное впервые, он конечно же опешил, и попытался остановить детей. Бесполезно. Дети не понимали вообще, почему этот белый кричит, машет руками, пытаясь что-то сказать.

Как есть, так и есть.

Делай, что можешь.

И будь, как будет.

Женщин для создания семьи тут приобретают. Типа покупают. Если хочешь жениться, ты должен семье избранницы уплатить выкуп коровами или козами. Всегда происходит традиционный торг, где родители невесты набивают цену, родители жениха как могут снижают. Бывают ругаются, начинают кричать, и как следствие стрелять.

Док задавался вопросом, что он вообще тут делает? Зачем ему это все нужно? Какими вывертами судьбы его закинуло аж сюда? Именно сюда. Видеть это, участвовать в этом, сопереживать этим чужим в принципе людям. Чужим по цвету кожи, по менталитету, по модели поведения. Но как ни парадоксально, Док не чувствовал себя чужим среди этих людей. Он гармонично чувствовал себя единичным белым пятнышком в этом черном людском море. Он очень спокойно садился на землю в общий круг обедающих, и ел руками из общих больших тарелок. Тело само как-то знало, как сложить щепоткой пальцы, чтоб зачерпнуть и донести до рта еду. Док ловил себя на мысли, что даже вкус еды, которую он ест тут в первый раз, и тот слабо знаком. Как воспоминание. Наверно в одной из прошлых жизней, он был африканцем и жил где-нибудь тут. Доку нравились эти люди. Они просто люди, поставленные в такие условия жизни. И то, что песок и солнце, и то, что белые предки наши приучили их к разным религиям и стравили на этой почве. А сами нефть качают пока местные убивают друг друга. Тут чувствовалась наполненность жизни. Немного металлический привкус опасности. А работа, которую приходиться делать, это же счастья для медика! Никто тебе не скажет, как делать, сам должен изворачиваться. Обходиться тем, что есть. Принимать сложные решения под молчаливыми взглядами медсестер. Первые самостоятельные роды, когда плод выходит ножками вперед. Первая самостоятельная ампутация. Хруст полотна пилы по кости. Первый мертворожденный ребенок.

Каждый вечер, ложась в кровать, Док очень искренне благодарил всех богов этого мира, что день не принёс ничего плохого лично ему. Что еще один до краев насыщенный день подошел к концу. Даже редкие выходные дни, когда из-под полога москитной сетки целый день не хочется выползать, когда ты просто бездумно в течение всего светового дня заливаешься тепловатым пивом, или местным самогоном, и то, такие дни не ощущаются пустыми. Сама атмосфера ежеминутной внешней неспокойности, держит в тонусе. В принципе, находясь на территории госпиталя, выходных просто быть не может. На тебе ответственность. Раз ты в доступной близости, значит ты в деле. И нет вариантов сказать не хочу или не могу. Можешь, даже если не хочешь.

Поэтому то и иностранных врачей сюда присылают, чтоб они смотрели за всем, организовывали работу, и направляли движение работы, ну хоть приближенно соответственно работе общепринятых госпиталей. Док помнил свой первый приезд сюда, и первое впечатление. На крыше одного из корпусов госпиталя сидели стервятники. Во всей своей отвратительной красе. Очень обыденно, гармонично вписываясь в закат, и бесконечно символично.

Капельница затянулась на два с половиной часа. Лихорадка Денге — это сложное, но редко смертельное заболевание. Типа малярии. Высокая температура, все кости ломит. Док с мужем болящей, сначала сидели на террасе и пили пиво. Дождь громко барабанил по рифленой крыше. Капельница капает лекарство в кровь. Лекарство делает незаметно свое хорошее дело. Человек спит и выздоравливает. Красота и покой. Пиво закончилось, и хозяин дома достал анисовую водку.

Квадратная литровая бутылка, внутри спиралью свернута вверх головой, ярко-зеленая змея. Чешуйки от змеи в рюмке на дне. Нарезал ананас. Забавно жить в тропиках. Одни названия и внешний вид здешних обыденностей, радуют глаз и ублажают слух. Док очень любил жизнь. И понял, что жить можно там, где хочешь. С его профессий можно прожить, где угодно, где есть люди. Насытившись Африкой, Док с удовольствием переехал жить в Азию. Тут тепло, океан, и самое главное бесконечно позитивно настроенные люди. Не стреляют просто так. Не взрывают бомбы в церквях и мечетях. На военных машинах, еще вчерашних врагов, туристов американцев, катают по достопримечательностям. Первое время сложно было себя заставить выйти ночью на улицу, по инерции закрывал все имеющиеся замки, удивлялся отсутствию решеток на окнах и колючей проволоки на заборах. Но оттаял, поверил, расслабился. Нравилась не страшная медицина, которой тут занимался. Пищевые отравления, аллергии, тропические лихорадки, разбитые локти и колени после падений на мотоциклах. Небольшая рыбацкая деревушка. Никто никуда не торопится, все улыбаются, делают каждый свое дело. Так как и должно быть. Нет агрессии, нет злобы, нет подлости.

Дорога домой под дождем. Опять дождевик, шлем, крупные капли, стекающие по лицу. Дождь совершенно не напрягает. Док медленно ехал, улыбался в ночь, объезжал лужи. Дорога пустая, все попрятались от дождя. Мотор негромко урчит, теплые капли не больно хлещут по лицу, мир вокруг расплывается, дрожит, наплывает своей прекрасной непредсказуемостью.



                ШЛЯПА.


        Найроби. Столица Кении. Работник одного из посольств очень любил носить ковбойские шляпы. Предпочитал белого цвета. Шляп у него была целая коллекция. И вот он идёт по столице Кении, сам розовенький такой, хорошо пахнущий, источающий благополучие и уверенность в дне грядущем. В бежевом летнем костюме, белых штиблетах, в белой шляпе. Наверно захотелось народ поближе посмотреть. Почувствовать. Или просто ноги размять. Но Найроби, и даже в центре, это всё же Найроби. Народ тут разный. Есть конечно богатые и средний класс, но их не так много. Много откровенно бедных людей. А есть ещё очень много беспризорников, бомжей, калек разных мастей. А это отчаянный народ. Особенно подростки. Они действуют импульсивно. 
       Никто ничего не успел понять. Какой-то очень грязный, в лохмотьях, отчаянный пацан - беспризорник, подпрыгнул, сдернул шляпу с головы наслаждающего прогулкой работника посольства, и бежать. Очень изумился работник посольства. Удивился, но рефлексы сработали, заголосил «Хелп ми! Хелп!!» В Кении полицейские ходят парочками и с автоматами. И применять оружие у них есть все полномочия. Волею случая или судьба, но совсем рядом проходили полицейские, которые оценили ситуацию мгновенно, один из полисменов вскинул свой автомат, хлопок и пацан, как от сильной оплеухи, кубарем полетел на бетонку. Полисмены подбежали к пареньку.  Его ноги ещё пытались бежать, и как-то рывками царапали забетонированный участок планеты.  Пулей разворотило пол черепа. Один из полицейских поднял шляпу, отряхнул ее, подошёл к обомлевшему работнику посольства.
 - Ваша шляпа, сэр.



                АГА. ЖИВУ ОДИН.


     Спросили, а ты что, живёшь один?  В Африке? На острове? Один? Не страшно? Сколько на этот раз? 4 месяца?
    Ответил – да, живу один. Да, остров. Да, Африка. Да, 4 месяца на этот раз (и прошлый тоже был 4 месяца). Нет, не страшно. Да, с удовольствием.  Нет, не скучаю. В смысле за определёнными людьми скучаю.  За обстановкой, холодом, серостью, трамвайными остановками, зимой, не скучаю. Посмотрите, что тут вокруг!!! Какая зима?! Когда тут скучать?
    А живу не один. Дом - полная чаша! Вот каждый же смотрел документальное кино…не важно о чём или о ком. Документальное. Где, даже не отдавая себе отчёт, подсознательно знаешь, что кино документальное. Не выдуманное.               
               
        Вот и я живу не один. Документально. Не выдумано. С различными существами и явлениями.
       Буквально на вторую или третью ночь я понял, что мне приходится делить жизненное пространство с таким себе местным природным явлением (а иначе как это назвать?), как семейство летучих мышей. Ни больше, ни меньше.
По прихоти архитектора, между комнатами в доме, где я сейчас живу, сделаны отдушины замысловатого вида и непонятного назначения. В этих отдушинах, не понимаю как, селятся птицы, типа воробьёв, и летучие мыши, типа отвратительные, маленькие, чёрно-серые. С «типа воробьями» получилось проще. Они изначально залетали в комнату, но мои увещевания, что это моя территория, подействовали. Они перестали залетать. Нашли другой выход. А вот летучие мыши оказались настойчивыми. Пришлось просто договориться, что я согласен и не принимаю экстра мер по их выселению, но и они должны вести себя в ответ нормально. В данном случае не прыгать на москитную сетку, хотя бы, когда я внутри, на кровати. А то это очень неординарное ощущение среди ночи. Я всего четыре дня назад в Одессе на ул. Белинского подстригался, тут хлоп - самолёт, автобус, маршрутка, паром, мотоцикл и остров. Спишь, и внезапно шум крыльев в комнате!  Летучая мышь! Вампир носится в одном с тобой маленьком замкнутом пространстве. Включаешь свет и так есть. Летает вообще по непонятной и непредсказуемой траектории. И опять хлоп! Всем своим отвратительным существом прям на москитную сетку в полуметре от лица. Ох и внешность!!! А самое гадкое, что на животе крепко-накрепко своими отвратительными ножками-крыльями держится маленький, гадкий вампирёнышь. И копошится. Пытается на спину переползти. Сучит своим крючковатыми конечностями. Хватается ими за мамкину шёрстку. И всё это так отчётливо я вижу!!!! Эти глазки…я всегда думал наивно, что все летучие мыши слепые, и там, где должны быть глаза, то вообще не понять что. Разглядел. Даже не мечтал. Вот исполняется порой! Глазки маленькие, чёрные, бусинки, даже наверно с бровями и ресницами. И я уверен, что эти глаза видят меня, и, возможно, в какой-то мере, отдают себе отчёт, кто я и что я.
    Первый раз реакция была предсказуемая. Отвращение, и желание побыстрей избавить себя от данного зрелища. Мне нравится словосочетание и понятие «моя территория». И я оправдываю себе некоторые вещи этим. Например, сижу в госпитале, ночь, моя смена, дверь на улицу открыта, и тут по белому кафелю из-за регистрационной стойки выплывает- выползает-вышагивает луноход.  Огромный, чёрный, мохнатый паук. По каналу National Geographic таких называют птицеед или яйцеед.  Выглядит завораживающе, ноги рефлекторно поджимаешь.   Вопрос – что дальше? Первый секундный испуг прошёл. Надо что-то решать. Луноход – птицеед ползёт, сам того не понимая, куда. Заблудился. «Чувак, извини, но это моя территория. Только прошу, не прыгай.»  Взял глянцевый журнал, и указал, где выход. Паук великолепно всё понял, и просто вышел.
    А в Африке по-другому нельзя. Тут дикая жизнь. Вообще не стесняюсь слова – примитивная. Более примитивная.  Поэтому и люблю я всё это. Тут раскрываешься больше. Больше возможностей жить более насыщенно. О чём и не мечталось… На огромном джипе Land Rover по ночному африканскому бездорожью, с огромными фарами на крыше. Туннель плотного света пробивает дорогу в темноте.  Шарахающиеся в стороны, как полосатые галлюцинации, зебры. А потом ночная саванна, тишина, ночь безгранично окутана звёздами, звуки настоящей дикой, каждодневной борьбы за жизнь из темноты.  И ты на тёплом капоте пыльного джипа вдыхаешь весь этот мир! И выдыхаешь… И опять вдыхаешь!!!! И так бесконечно…. И тепло… как в какой-то безумно приятной тёплой массе…Воздух неподвижен… Земля отдаёт всё, что приняла за бесконечно долгий, раскаленный день в районе экватора. Видишь себя сверху - континент, пунктир экватора, носороги невдалеке похрюкивают. Видишь и сам балдеешь от осознания окружающего происходящего!  Или незабываемые, незаменимые ничем, впечатления от рафтинга!! Спуск на надувной лодке непредсказуемой интернациональной компанией по обезумевшим порогам. Во время сезона дождей. Когда рек полна водой, в некоторых местах аж через край.  Белый Нил.  Уганда. Самое начало Великой реки Нил. По которой плавали на своих кораблях фараоны. Где на берегу зародились несколько цивилизаций, культур, народов. Некоторые там же и закончились сами собой, просуществовав лишь несколько десятков столетий. Белый Нил. Выше по континенту, в Эфиопии, его уже называют Голубой Нил.  Сложно передаваемые словами эмоции. Мы прошли по Нилу 35 км. Участки спокойной воды и участки вообще какой неспокойной воды! Пороги. Это что-то неописуемое и очень пугающее. Бешенные спуски в совершенно-совершенно-совершенно неуправляемой лодке. Предсказать следующую секунду невозможно. Вода огромными, дикими потоками несётся куда-то вниз. Были предательские мысли, что всё, конец, тут и смерть. Страшно - не то слово. Чувствуешь себя настолько маленьким, слабым, лёгким. Вода рычит, бесится и швыряет лодки и человечков в ней. Человечки разлетаются в разные стороны из лодки, как прищепки из корзинки в руках разозлившегося ребёнка. Совершенно нечего противопоставить воде, которая сильней в биллионы раз. Полнейшая беспомощность. Это испугало больше всего. Как в самолёте, остаётся только надеяться. Больше ничего сделать невозможно. Но зато как офигительно приятно после! Когда всё закончилось, и чувствуешь себя победителем! Не победителем, нет, но не проигравшим, это точно. Я смог. Пережил. И вечером пить с таким удовольствием вкуснятину джин-тоник, радоваться, что жив, расплачиваясь совершенно незнакомыми, такими смешными угандийскими шиллингами. А ближе к ночи на простыне показывают смонтированное видео о пережитом дне. Под бешенный аккомпанемент «The Offspring» и «AC/DC».  Смотришь и не веришь. И с трудом узнаёшь себя в сосредоточенном чуваке, на носу лодки, в красной каске, спасательном жилете, отчаянно машущим в принципе бесполезным веслом, в клокочущей, сумасшедшей воде. Ух!!! 
Это то, что многие с завистью называют – настоящая жизнь…
         Что происходит тут, больше не происходит нигде. Как бы это однобоко и плоско ни звучало. И я счастлив и благодарен, что меня швырнуло, шмякнуло, растёрло, прополоскало, прочистило, соскребло останки, слепило заново, высушило, поставило на ноги и дало пинок, тут в Африке. 
     По прошествии пару недель, сначала дёрганного, а со временем нормального сожительства в одном доме с семейством летучих мышей, я уяснил – всё нормально. Мы просто вместе живём. Это и их территория тоже. И совсем они не отвратительные. И детёныши не такие уж и противные. Они даже очень прикольные. Совершенно необычные существа. С совершенно нам людям непонятной, своей безумной, перепончатой, вниз-головой жизнью. Я ещё не встречал людей в своей жизни, кто бы симпатизировал летучим мышам. Стереотип. Гигантский, ошибочный стереотип. Просто редко, кому в голову приходит присмотреться к их жизни и к ним самим. А зря. Масса неоднозначных впечатлений и эмоций.
       А несколько дней назад вообще произошло экстра-экстра-преэкстраординарное событие. И всё благодаря одному из достопочтенного семейства моих соседей. Даже не знаю, история немного интимная…   
   Но документальное же кино…. 
  Очередное утро. Желания и действия однообразны. Естественные потребности на первом месте. Утро. Всё на автомате. На работу через 15 минут.
   Сел на унитаз автоматически. Разум ещё дремлет. Сделал своё большое дело. Хорошо. Разгрузился. Глаза потихоньку открываются.  Совершил все необходимые манипуляции по очищению организма, встаю, автоматически смотрю на то, что от меня отделилось, и просто отбрасывает в сторону! Такого не бывает!!! Такого не бывает… Даже во сне!!! Не должно быть! Я не знаю, не знаю, не знаю, как эта летучая мышь там оказалась!  Но я увидел в унитазе приваленную моими отходами жизнедеятельности летучую мышь!!!  Я произвёл на свет летучую мышь? И даже не заметил этого… Одно крыло было привалено и кокетливо прикрыто зелёной туалетной бумажкой. Вдруг это существо резко, свободным крылом, начало махать, махать, пытаясь взлететь. Картина просто…
                Мысли: «Сейчас взлетит и всё как забрызгает!!!! И как начнёт метаться, как они всегда это делают, и вообще всё забрызгает!!! Убирать??? Как??? Кто???  Извини дорогая…» и я нажал на рычаг слива. Мгновенно рассудив, что раз уж такое с ней случилось, то я не буду рукой карающей, я буду рукой, продолжающей её приключения. И вышел, зафиксировав взглядом, как в водоворот затягивает всё и всех, кто и что сейчас находится в данном унитазе. Вот и ситуация.  И для мыши, и для меня. Какие-то выборы постоянные. Утопить мышь или убирать загаженное пространство (бред!) взлетевшей из унитаза, мной обкаканной летучей мышью. Хотя для мыши сильно много вариантов я не оставил. У неё остался один вариант, если жить хочет – выжить! Я за. Я совершенно против её смерти. А там посмотрим.
     А самое приятное в сложившейся ситуации, это то, что мышь до последнего сидела тихо! Не могу себе представить варианты, если бы она захотела взлететь, раньше, чем я закончил. На любой из стадий.  Не представляю, каким именно образом прошёл бы мой каждодневный утренний моцион. Ух, как она могла бы эмоционально разнообразить моё утро, начни она любые телодвижения подо мной.   
      Унитаз успокоился, перестал рычать, и я зашёл посмотреть, как же оно сложилось. Мышь, мокрая, помытая, жалкая, барахталась в чистой воде. Великолепный исход!! Вот спасибо!! Просто покупались. Когда ещё придётся…  Мышь скользила своими перепончатыми закорючками по скользким стенкам унитаза и, ручаюсь, с надеждой и некоторым осуждением на меня смотрела. Я взял вантуз и подцепил им мышь. Она с готовностью вцепилась в что-то твёрдое и не скользкое. Вынес на улицу.  Солнце, всё зелёное, красотища, великолепное утро.  Махнул вантузом, мышка путешественница перелетела на заросли маракуйи и, зацепившись одной лапой, повисла вниз головой. Класс. Сохни. Поздравляю с днём рождения!   
   Через время решил проверить, висит ли? Висит.  Причём, совершенно не поменяв положения. Висит на одной лапе, как кажется в неудобном положении. Ну, на этот счёт вообще не мне судить.  Но зато дала разглядеть себя во всех ракурсах. И фотосессию мы устроили шикарную. Аж на работу опоздал, так заинтересовался.

         Ещё в одном со мной доме живёт жабка Ленка. Ленкой она не сразу стала. Месяц где-то была просто жабка.  Встретились мы как-то вечером, в первую неделю моего приезда. Захожу в душ, на зеркале в нижнем углу сидит. Или как правильно сказать, приклеилась? Зеркало на стене, вертикальней не придумаешь. И жабка так компактно сложившись, прилепилась и находится. Очень мне понравилась наша встреча. Жабка такая, как с канала Discovery - маленькая, пучеглазая, тёмно-жёлтая. Смешные тонкие ноги, и не прыгает, а ходит, передвигает всеми четырьмя конечностями.  Загляденье. И веки прозрачные.
Поделился в интернет-переписке с одной девушкой о своей жабке, которая к тому времени уже месяц со мной проживала. И моя знакомая, которую зовут Лена, предложила назвать жабку – Ленка. Резонно объяснив, мол Ленка в душе одинокому бродяге никогда лишней не будет. Возражать было нелепо.  Очень гармонично и сразу к жабке приросло имя Ленка. Все существа и явления нашего дома были в принципе не против. Звучит даже как-то прикольно – жабка Ленка. Улыбнуться сразу хочется.   Да и веки действительно прозрачные. Когда она моргает, глаза сквозь веки видно. Изумительно!
        Интересно, отличаюсь ли я для Ленки чем-то от других людей? Видит ли она меня, в смысле каждодневно заходящего человека, как что-то отдельное, или просто движущийся, большой объект?  Хотелось бы верить своим ощущениям, что я не просто шкаф какой-то ходячий для обитателей нашего домика. Я к ним отношусь равноценно. Мне хватает места. Они мне не мешают. Им хватает места вместе со мной в одном жилище. По крайней мере, претензий с их стороны я не заметил. А я же всё воспринимаю с благодарностью и интересом, если это не больно.
На острове очень много насекомых. Просто царство всяческих разнообразнейших насекомых. Ползающих, летающих, прыгающих, жужжащих, скрипящих, свистящих, светящихся в темноте, перемещающихся в пространстве по воле ветра огромными, просто неимоверными живыми кишащими облаками. Как восторженный турист – матрасник можно воскликнуть «вау!» и умилиться. Или как реалист – естествоиспытатель можно подумать: насекомые, это что? Это огромное звено в пищевой цепи. Насекомыми питаются огромное количество существ. Значит, раз много еды, должно быть и много едоков. А их много!!  Хочется остановиться и на насекомых, и на тех, кто ими питается.
     Сверчок Джёдж. Ну или нечто похожее на сверчка, какими я себе их представляю. Типа кузнечика, только меньше. Я сидел на кухне в кресле и обратил внимания, что кто-то прыгает вдоль стен. Интересно так, по кругу. Я наблюдал за ним минут десять. Он всё время прыгал. Смешно так задирая задние ноги. Потом почему-то остановился напротив меня.
  - Привет Джёдж.  – я поздоровался первым. Имя Джёдж само сказалось. Я вообще о нём не задумывался. Как кто подсказал. Наверно его так и зовут на самом деле. И я это как-то понял.
   И потом каждый день мы с Джёджем где-то пересекались. В пределах дома. Он такой, энергичный чувак. Любознательный. И кстати, больше я не видел, чтобы он по кругу прыгал. Наверное, представлялся таким образом.  Вежливый.
       Несмотря на то, что они живут в цивилизованном доме, жизнь у них более цивилизованная от этого не стала. Так и жрут друг друга. Кто кого сможет, тот и проглотит, не прожевав, ещё живого. Часто наблюдал за птицами, ящерицами, лягушками как они питаются. Схватил и скорей проглотить, вовсю сопротивляющегося насекомого. Представляю гамму ощущений, когда ты глотаешь, а оно рвётся, карабкается наружу. 
    Огромное количество разного размера ящериц. Но не больше сантиметров пятнадцати. А начиная вообще от одного или двух сантиметров, смешные пресмешные. Голову задерут и чешут по кафелю, не видя препятствий! Как глюки шныряют по потолку, по стенам, по окнам. Ящерицы самые можно сказать безобидные. В кровать не лезут. И спасибо.
И конечно же птицы.  Птицы везде. Птицы всякие. Птицы всегда. По официальным данным на острове проживает более 160 видов птиц.  24 часа в сутки птицы поют, кричат, свистят, вопят, пощёлкивают, и издают всякие другие звуки. Ночью тут не тишина. Ночью тут очень шумно!! Очень много разного вида звуков.
Вид и размер птиц тоже удивительно разнообразен. От птичек типа колибри, которые больше похожи на больших летающих жуков, нежели на птиц, до огромных белоголовых орлов. Одно из семейств орлов живёт очень рядом с моим домом, на огромном дереве, которому лет триста, на верхушке, очень большое гнездо, и там пара орлов. Красиво, просто зачаровывает это зрелище, когда эта огромная красивая птица летит, неся в лапах или большую ветку для гнезда, или рыбу для птенцов. Ирония, насколько красивы и грациозны белоголовые орлы, настолько же неприятный у них крик. Каждое утро, всегда в одно и тоже время, около шести утра, они начинают кричать! Очень громко. Павлины кажется мелодичней и красивей «поют». Одна знакомая не верила, что это кричат орлы. Она не могла связать воедино внешний вид и голос этой птицы. Не вяжется, правда.   
Хочется говорить - спасибо. В эфир. В космос.  Хорошие ощущения, когда чувствуешь себя маленькой частью всего сущего. И осознавать это. И получать огромное удовольствие от этого осознания.
Каждодневно.
Ежеминутно.
Повсеместно.
Навсегда!!!



                МУРАВЬИ.


      Африка. Остров Русинга. На границе Кении, Танзании и Уганды. Моя ночная смена в госпитале. Пациентов нет. Персонала нет. Я один. Охранник на воротах в будочке. Я у себя в доме сижу на кухне, читаю. Можно и спать пока пациентов нет, но не хочется. Где-то около часа ночи. Я услышал что-то похожее на слабое кошачье мяуканье. Кот? Откуда тут коты? Местное население редко держит бесполезных домашних животных. Ну кот, так кот. Подумалось выйти глянуть, но так удобно в кресле. Через несколько минуту услышал опять. Но только вот мяуканье какое-то странное. На плач новорожденного ребёнка похоже. Я встал, взял фонарик и пошёл в темноту. Сезон дождей. Небо в тучах. Темнота плотная. Иду по дорожке к госпиталю и аж вскрикнул! На земле сидит девушка, юбка задрана, трусы на коленях, а на земле перед ней лежит ребёночек, сучит ножками ручками и поскуливает. В луче фонарика я это всё увидел одномоментно. Как сфотографировал. Судя по всему, шла рожать, 20 метров не дошла, села и родила. И всё это молча!! Я не слышал, охранник вообще не проснулся. Я сбегал в госпиталь, открыл родовую палату, надел перчатки. Как оказалось, ребёнок родился, а плацента, плодное место ещё была внутри матери. Очень забавное зрелище – на земле сидит ошалевшая от произошедшего девушка, между её ног лежит мокрый ребёнок, у него из живота пуповина уходит в тело его родившее только что. Они привязаны ещё. И по ребёнку бегают муравьи.
Перерезать пуповину тут не будем. Я взял ребёнка на руки, мама встала и вот такой вот странной композицией мы пошли в госпиталь. Идти было очень неудобно. Пуповина короткая и пришлось чуть не в плотную друг к дружке передвигаться. Ребёнок мяучит. Мамаша кряхтит. Я улыбаюсь. Такого делать не приходилось. Потихоньку, но добрались. Я уложил девушку, перерезал пуповину, осмотрел ребёнка. Девочка. Ещё очень светлая, но, несомненно, африканская внешность. Губки эти, носик. Они темнее становятся через несколько часов. А сразу после родов светло коричневые. И муравьи. Они обыденно, как будто каждый день это делают, деловито собирали сгустки крови, комочки послеродовой слизи, травинки с волос ребёнка. Жизнь. Всё взаимосвязано. В этом мире нет стабильности. Мы живём в очень непредсказуемой Вселенной. На очень опасной планете. И планета не раз показала нам это. Но есть порядок. И этот порядок – жизнь!



               
                КАЙФ.

        Иду по тропинке. Со мной четыре пацана.  Лето, тепло (всегда лето, тепло), птицы поют, невысокие горы вдалеке, над ними облака выделывают, что-то невообразимое. Переплетаются, наслаиваются, громоздятся, приобретают самые разные причудливые формы, цвета, оттенки.  Так хорошо!  Хорошо. Приятно осознавать, где идёшь.  Зачем идёшь.
  Где иду – маленький остров в озере Виктория. Территория принадлежит Кении. Самый угол Кении. 8 км от границы с Угандой, и 17 км от границы с Танзанией, по воде.  Прикольно.  Остров называется Русинга. Несколько дней назад, в одной огромной иллюстрированной книге об Африке, вычитал, что остров этот вулканического происхождения, но остаётся неизменным около 17–21 миллиона лет. То есть, ландшафт, который я сейчас вижу, был таким же в принципе и 20 миллионов лет назад.  Я живущий на этой земле 37 лет, до конца представить и объять этот объём, не могу. 
      А куда иду? – за банановыми небольшими деревцами. Саженцами. Я тут посадкой увлёкся. Деревья фруктовые, кустарники разные, кактусы, которые вырастают в огромные, колючие, великолепные деревья, цветы необычайные. Ну во-первых мне это почему-то стало нравиться… а во-вторых – приятно опять-таки осознание, что садишь, само то звучание названия того, что садишь, приятно произнести вслух: авокадо, манго, маракуя, бамбук, бананы, папайи, кокосовая пальма, кактусы опять же, цветы названия которых я никогда и не узнаю.  А тут вдвойне приятней садить всё что угодно – лето круглый год, и я физически в принципе, не напрягаюсь.   У нас на этом острове госпиталь, где я и работаю, школа и детский дом. Всё находится на одной огороженной территории, на самом берегу озера Виктория. Кайф. В детском доме 45 детей. Им интересно со мной, большим и белым. Мне безумно интересно с ними. Они немножко другие, чем наши дети. Они, как бы так правильно выразиться, не испорчены цивилизацией, что ли…  они рады ничтожно малому. Они откровенней радуются. С удовольствием помогают. И смеются всегда!! Хотя у каждого из них за спиной, в их маленьком прошлом, есть своя кошмарная история. Когда создавали этот детский дом, организаторы перед собой поставили задачу, осознавая, что возможности их ограниченны, и собрали худшие из худших случаев.  Практически все круглые сироты. У кого-то есть либо мать, либо бабушка. Африка — это жёсткое место жизни. Оно везде не мёд, но я могу сравнивать, я бывал в разных частях этого мира, и анализируя, смело могу сказать – Африка, это очень сложно. 
   Так вот эти дети, с удовольствием, помогают мне копать ямы, носить воду из озера, поливать, пропалывать сорняки. Я в свою очередь покупаю им конфеты, печенья, фрукты и все довольны. И опять-таки лето круглый год, теплынь…  Поливай только и растёт всё само собой. Посадил саженец деревца типа пихта, сделал загородку из веток от коз и коров, через пару недель смотрю - из веток ограды листья выросли!!!  Удивительное место этот остров.  Озеро Виктория — это как-никак очень большой объем воды, и плюс экватор. Природа с первого взгляда невзрачная, блёклая, большую часть года выгоревшая, но пожив тут и осмотревшись, не перестаёшь удивляться и изумляться.
«…здесь мало увидеть, здесь надо всмотреться
Чтоб тихой любовью наполнилось сердце.
Здесь мало услышать, здесь вслушаться нужно…»
   Каждый закат и каждый рассвет это единоразовые, каждодневные, мало кем заметные, фантасмагорические представления. И радуги! Таких радуг я не видел нигде. И так близко. Один раз, ехал на мотоцикле вдоль озера, дорога петляла в метрах 40-50 от воды, и начался дождь! Но начался он тоже своеобразно, над озером уже шёл дождь, а над островом ещё нет, светило солнце. Была чётко видна граница солнца и дождя. И вот она радуга!!! Огромный, плотный, многоцветный столб, который, кажется можно реально потрогать, в метрах ста от меня выходит из воды и улетает, куда-то за гору. Непередаваемое зрелище!!! Или сразу две радуги, одна под другой! Отчётливые, настоящие, сказочные.  Молнии, которые бьют не сверху вниз, а огромной трещинной взрываются параллельно воды. И такие мощные, яркие-преяркие, продолжительные, что невольно начинаешь понимать и уважать повышенный к ним интерес, гения-чудака Николы Тесла. 
   Пришли с детьми в сад. Нас уже там ждали, и приготовили нам два небольших, но очень крепких на вид, деревца. Тут на острове есть туристическое место, разновидность гостиницы. Несколько бунгало на берегу озера, бассейн, травка, кокосовые пальмы везде, трёхсотлетние огромные-преогромные деревья, в ветвях одного из таких гигантов, на самом верху, гнездо белоголового орла-рыбака.  Египетские гуси парочками гуляют. Красота и благодать в отдельно взятом месте. И есть у них при гостинице свой сад-огород. И чего там только нет! А чего нет? О! ананасов, почему то нет, а так, кажется, всё есть. И урожай круглый год!!   Я там, в первый раз увидел дерево грейпфрута. Типа апельсина, только всё больше! Апельсин переросток. И висят ещё зелёные апельсины – гиганты.  Красота…
 Взяли мы свои бананчики, за одно я договорился с садовником, что возьму несколько семечек грейпфрута, когда они созреют, и пошли назад. Так хорошо в мире вокруг. Так красиво, душевно, чёрные пацанята несут банановые деревца, которые мы сейчас посадим в благодатную, добрую землю, и через время, не я, нет – кто-то другой, сорвёт банан, съест с улыбкой, и мне, где бы я не находился, приятно станет. Я скорее всего и не пойму причину своей неожиданной улыбки, улыбки в душе, когда вдруг без видимых причин – раз, и ласковой рукой по шерстке погладили. 
  Я иду, фотографирую пацанов, облака, стрекоз. Местные дети кричат издалека «мзунгу!! мзунгу!!  (иностранец на суахили) хау ар ю!!» завидев фотоаппарат бегут к нам, машут руками, смеются, визжат, шутка ли – белый с камерой! «Мзунгу, пига пича!! Мзунгу, пига пича!!» (сфотографируй меня). Подбегают, окружают, дёргают. Мои пацаны гордые, раздулись, при фотоаппарате, с бананами, покрикивают на слишком назойливых, снисходительно улыбаются.
   Руни, Додрик ,Одьямбо,  Рэй,  – это имена пацанов. Одьямбо предложил по дороге собирать коровьи лепёшки, чтоб использовать их как удобрение при посадке деревьев.  Лепёшек кстати было в изобилии. Коровы и козы не пасутся, в каком-то определённом месте, хозяева с утра их отпускают, и они ходят по острову и сметают всё, что могут съесть, а вечером по домам расходятся.   Додрик схватил первую попавшуюся лепёшку, не успевшую ещё до конца высохнуть, перевернул её и начал разглядывать мелких насекомых и червей, живущих там. На фоне всеобщей гармонии и красоты, это выглядело немного не эстетично. Я оторвал от деревца банана пол листа, и дал Одьямбо, чтоб туда собирали сухие коровьи ништяки.  То, что надо.  Кайф.
 Пришли в госпиталь. Я знал, что Моурин (медсестра), ждёт меня. У неё сегодня ночная смена, и мы договорились, что я подменю её на пару часов, она сходит домой поужинать и переодеться. На момент моего ухода у нас была всего одна пациентка, старушка под капельницей.  Я показал пацанам, где копать ямки и пошёл в госпиталь. Захожу, смотрю, в родзале свет горит, хм…открываю дверь и немею!! Я увидел всё одновременно, как зашёл и сфотографировал, клац!! -  вся стенка справа, забрызгана кровью, даже плакат-инструкция по оживлению новорожденного, на котором пошагово проиллюстрировано рукой профессионального третьеклассника, что надо делать, если ребёнок родился, а не дышит.
В кроватке копошится ещё светлый, но уже сто процентный африканец, улыбающаяся Моурин достаёт плаценту из морщащейся от остаточной боли, роженицы.
 - Когда ты успела??!! Почему мне не позвонила, не позвала? Меня не было всего час…
 - Ну вот ты же пришёл – ещё шире улыбнулась Моурин, - можешь пока прочистить рот и носик малышу.
- Конечно, - я схватил отсос, поменял наконечник, и убрал всю слизь и прочие биологические жидкости, скопившиеся за долгих 9 месяцев пребывания в тёмном, тесном, уютном аквариуме. 
     Это что-то нереальное, редко случающееся, такие лёгкие и простые роды.  Не каждый раз, увы, так происходит. Я уходил, роженицы ещё не было. Значит, пришла, родила и все живы и здоровы. Кайф!!
      Прочистив носик-ротик, обтерев, я запеленал новоиспечённого человечка. Живи… будь счастлив… мудрым… здоровым…я благословляю тебя… ты и не узнаешь никогда, что в первые минуты твоей жизни, ты видел мою белую, вечно небритую, довольную физиономию.  Жизнь – это чудо! Непонятное, непредсказуемое чудо.
       Вышел на улицу хорошо, закат, птички поют, кто-то истошно завопил со стороны озера, то ли бегемот, то ли осел. Подошел к нашему домику, пацаны уже посадили бананы, лепешек добавили. Растите деревья большими и крепкими, радуйте нас своими вкусными плодами. Расти маленький человечек, большим, здоровым, добрым.  Спасибо тебе Бог, что столько в мире добра, красоты, любви!  СПАСИБО!




                В ПРОМЕЖУТКАХ МЕЖДУ СНОМ.

                ...научи нас видеть Тебя,
                                За каждой бедой…
               

   Сижу пью ром, оплакиваю умершего ребеночка.
Ночка выдалась еще та…
Вечером узнал, что пришли две женщины рожать. Одновременно. Не отвертишься.  Спросив возраст, удостоверился, будет как-то. В смысле - неизвестно как. Обеим по 17 лет, первые роды. Это всегда непредсказуемо. Нет, наверное, в книге судеб уже записаны судьбы всех нас. Кому-то или чему-то это возможно известно, но не мне. И не известно парню медбрату Криссу, чья ночная смена - сегодня. Но я рядом (мой дом находится в 30 м от госпиталя), и договоренность сильней «не хочу». В любой момент ночи он меня зовет, и я бегу с кровати прямиком в родильный зал. 
          Крисс позвонил в 1.21 ночи.  Я, как можно быстрее оделся, кинул манговый леденец в рот, и на роды. Захожу в родильный зал и первым делом, надеваю маску.  Рождение человека — это очень грязное, кровавое и дурно пахнущее дело. По крайней мере, в Африке.
- Помоги надавить, я разрежу немного. Мамаша сложная, не слушается.
- Ок. - я надел белый клеенчатый фартук, две пары перчаток и поехали…Крисс хотел разрезать немного ножницами выход, откуда торчал треугольничек головы. Роды затяжные, долгие, мамаша одурела от боли и усилий, не слушается Криса, тужится невпопад, мечется по кровати. Крисс берет ножницы, заводит пальцы между головкой ребенка и плотью мамаши, и режет. Я слышу звук разрезаемых тканей и смотрю на женщину. Она даже и не почувствовала разрез на фоне общей, безграничной, не передаваемой боли. Всё ее лицо покрыто крупными бисеринками пота. Они блестят на черной, мокрой коже. Я начинаю двумя руками давить на живот.  Мамаша устала, перестает тужиться. Крисс не выдерживает и начинает кричать, что сейчас не время отдыхать, надо напрячься один последний раз, но очень сильно и мы родим. Я опять начинаю давить на живот. Давлю достаточно сильно, но не всё время упёрся и давишь, а рывками, и наблюдаешь с каждым толчком, как головка появляется всё больше и больше. Мамаша напрягается настолько, что ее вены на шее и груди, кажется, сейчас лопнут. Разрез кровит, Крисс пытается высвободить головку, я толкаю. Самое сложное это родить головку, дальше обычно проще. Я вообще стараюсь не думать о происходящем, тело выполняет какие- то действия, автоматически, разум, сознание моё спокойно, и обращает внимание только на манговую конфетку во рту. Я вообще 10 минут назад ещё спал!
           И тут с хлюпающим звуком выскользнула головка, обдав Крисса дурно пахнущей, зелёно-жёлто-кровавой струёй околоплодных вод. Дальше ерунда уже, высвобождаем левое плечико, затем правое, и ребёночек сам выскальзывает.  Живой. Замечательно. Трубочкой отсоса убираю всё, что у него скопилось в носике, рте, прочищаю дыхательные пути. Ребёночек начинает кашлять, плакать.  Великолепно! Наверно самый приятный звук для всех находящихся в этой комнате. Если плачет, значит, дышит, дышит – живёт, живёт – все рады! Я марлевой салфеткой, намотав её на палец, убираю остатки скопившейся в ротике слизи. Теперь хорошо. Дыши. Живи. Будь. Девочка. Мой мозг по-прежнему обращает внимание только на вкус конфеты, но тело счастливо. Расслабление. Сделали. Накладываю два зажима на пуповину и перерезаю. Самая волнительная и можно даже сказать, торжественная, процедура.   Воображаю, что именно я отделяю ребёнка от матери, отправляю в жизнь, в открытый космос через мои руки, типа от меня, что-то зависит большое, важное, хрупкое.  Иллюзия, что ты, что-то можешь решать. Не зря же существует понятие, что у хирургов, травматологов и акушеров-гинекологов присутствует «комплекс Бога». Я не один из них, но волею судеб, я понимаю, о чём речь.
           Крисс обкалывает обезболивающим разрез и зашивает.  Ребёночек в порядке, мамаша пока толком ещё не осознала всего, но поняла одно – уже не больно. Ну, всё, Крисс дальше справится один. Я иду спать. Время 3-50 утра. В палате корчится на кровати вторая роженица. Её время скоро придёт. Я знаю, что Крисс позовёт опять. Так что хоть 30 минут поспать.
         Крисс позвонил в 4-30. Я даже умудрился уснуть. Опять, но уже не так быстро, оделся, кинул в рот конфетку с вкусом мяты, и пошёл. Зашёл, улыбаясь в родильный зал и расстроился сразу и окончательно. Родить то они родили, но ребёночек не дышал, и Крисс пытался делать ему искусственное дыхание, и при помощи маски пытался раздышать ребёночка. Сердечко малыша еле-еле билось.
- Атропин! Адреналин! –  Крисс очень быстро набрал это в шприцы и подал мне. Я вколол это поочерёдно в вялое тельце. Это был мальчик. Я уже видел такое, и уже осознавал, чем это закончится. Но чем, как говорят черт не шутит. Положил салфетку ребёночку на лицо, зажал пальцами ему нос и начал делать искусственное дыхание «рот в рот». Несколько выдохов, несколько раз надавить на грудь, несколько выдохов, несколько надавливаний. Сердечко бьётся, пока качаешь. Остановился, и оно останавливается, продолжаешь, и оно еле-еле трепещется. И так минут 25-30. Тем не менее, ребёночек синел, сердце билось всё слабей и всё реже, а затем и вовсе остановилось. Дух покинул это маленькое, резиновое тельце, так и не войдя в него. Так прикоснулся слегка, чтоб мы его помучили, и исчез.  Вот как описать эти ощущения, когда под рукой чувствуешь биение этого маленького, созданного для жизни, сердечка, и ощущать, осознавать, что хоть что ты сейчас ни делай, хоть вколи все уколы этого мира, хоть закатывай глаза в шаманских конвульсиях, оно всё равно затухает и оп…. и как отчаянно не надавливай на грудную клетку, оно не реагирует. Финиш. Какой на хрен «комплекс Бога??!!» какой на хрен «что ты что-то можешь!!» Нет. Иллюзия и самообман. И всё это происходит под молчаливым взглядом семнадцатилетней мамаши, которая и мамашей то побыть и не успела.  Она лежит, смотрит и молчит. Когда я понял, что всё, я снял перчатки, фартук, и не сказав ни слова Криссу пошёл спать. Лишние звуки сейчас ни к чему. Я старался вообще ни о чём не думать. Разум цеплялся за вкус остатков мятной конфеты, но не мог на нём удержаться, всё время срывался в какую-то серую пустоту.
            Я зашёл в дом, достал бутылку пива из холодильника, запил им две таблетки снотворного, принял душ и пошёл спать. Да, блин, спать! Что ещё я мог сделать?
             Поспав пару часов, я пошёл в госпиталь, посмотреть, как там дела. На улице, рядом с госпиталем, прям на земле, сидели давешняя роженица и её отец. Я подошёл поздороваться, её отец начал меня благодарить, я перебил его и спросил с раздражением, за что он меня благодарит? За то, что я не смог спасти жизнь его внуку? Он задумался на несколько секунд и говорит:
  - Ты ещё молод, я старше и послушай, что я скажу. Я тебе действительно благодарен, ведь ты делал всё что мог. Если бы было что-то, что можно было сделать ещё, я уверен ты бы сделал.   Значит, тебе не за что корить себя, твоя совесть чиста. А что ребёнок умер… так Бог он знает, что он делает. У него на каждого из нас есть свой план.  Это сложно понять. Это надо просто принять. У моей матери было 16 (!) детей, 16 раз она рожала, а выжило только трое!  Так что Бог велик, и воистину пути его неисповедимы и не предсказуемы.