Среди удержанных страстей

 Посвящается И. И

 Выход на финишную прямую сделало Арсения более терпимым, более независимым, более незаметным. Только работа придавала сил, чтобы удержаться на  краю. Только работа в коллективе позволяла забыться, а приходящий вечер становился свидетелем такой жуткой усталости, где не могло быть места  сожалениям. Она предупреждала его, что очень больно цепляет, а он не поверил. Полосонула сердечные струны с мощью палача, как это умеют женщины, если почувствуют, что объём ревности, превышает объём сдержанности и благоразумия. Он смог взорвать свою реальность, пробиться и слиться с потоком вдохновения, приходившим к нему неизвестно откуда.  Он часто вспоминал её фразу:"Господи! Что мне сделать такого, чтобы ты звонил каждый день и рыдал в трубку?".   «Обойдешься милая», - мысленно отвечал он.  И стоило ему провозгласить свою победу над ней, как тотчас вспоминал признание, давшееся ей под воздействием веществ, притупляющих боль и срывающих плотину для откровенности. " Я иногда вспоминаю, как мы с тобой мечтали о доме. И так у меня сердце забилось, когда ты сказал про тот дом, который собирался купить. Мне хотелось тебе написать, забери меня с собой. Забери меня от этого жестокого мира. Туда, где сад, белые скатерти и мансарды. Где много книг и красок. Я так хочу уехать в какое -нибудь прекрасное место, где будет спокойно, где будет тепло".
И от этих фраз он всё больше погружался в безысходность.
   В начале октября  Арсений возвращался домой не спеша. Последний рабочий день и через неделю - полный расчёт. Стройный, среднего роста, кареглазый, с модной стрижкой, он был одет в рабочую черную робу, в поверх белоснежной футболки с вышитой надписью " Я вам писал с прилежной страстью.." Работая в рекламном агентстве, он решил поэкспериментировать, как незаконченные высказывания  влияют на прекрасную и загадочную половину человечества.  Некоторые, сбросив  стеснение, пытались продолжить строку. После чего завязывался непринуждённый разговор. Когда незнакомка предлагала записать свой номер, он сиял улыбкой чеширского кота и вносил новый контакт. Арсений радовался освобождению от  работы, но на днях предстоял поиск новой. « Да уж, - пробормотал он, - моих сил и фантазии хватает только на то, чтобы снова что - то подыскивать. Если бы нагло не обманывали в зарплате, то можно было бы и задержаться".
В жизни  Арсения не осталось ничего и только любовь, как тончайшая вуаль, невидимая, но прочно окутывающая страхи и навязчивую тень одиночества удерживала его от неверного шага и нежелательных встреч.
Ему попадались парочки. Взглянув на них, он усмехался. Пару месяцев не видя её, наивно полагал, что излечился. Но, присмотревшись к очередной паре, бежавшей на красный свет светофора, вдруг остановился, как вкопанный. Самодовольство исчезло с лица, уголки губ резко опустились.
 Это была она!
 Загорелся зелёный. Обгоняя прохожих, извиняясь, за то, что задел кого - то рукой, попытался догнать ее. Она летела в своём любимом бежевом плаще как обычно, не застегнутом - в длинном светлом платье, на каблуках, с новой прической.  " Хоть бы сменила и аромат духов! Невыносимо, что кто - то ещё, однажды, почувствовав, вспомнит о ней. Будь, пожалуйста, единственной - хотя бы в невидимом и летучем".
Она всем телом прижималась к руке блондинистого типа - высокого, отстраненного, стильно одетого, с залитой и разведённой голубизной в глазах, придающей обладателю поверхностно – леденящую  суть и мимолетность  соприкасания с кем - либо. Он шел за ними, а в голове звучали ее выстраданные слова: "Говорят, что мы встречаем людей для опыта. Для какого опыта? Большинство ничего не принесли, кроме опустошения.  Это не встречи, а какие – то полигоны для испытаний психики. Понимаешь? Ничего! Такое чувство, что извалялась в дерьме. Сначала люди пишут, что любят! Они даже готовы умереть за эту любовь!  Проходит полгода - и начинается: "Тому не звони","Не смей свой голосовой отправлять", "Почему я сразу не ответила" или "С кем ещё общаюсь". И  получается за то, за  что полюбили, теперь всеми своими выходками стремятся уничтожить...
 Такое чувство, будто они искали не человека, а комнатную собачку -
чтобы приказывать, посадить на короткий поводок, держать рядом и не отпускать Мне так хотелось сказать:
- А не охренели ли вы ? Я сразу всех предупреждаю:
я  вполне  самодостаточная личность, независимая ни от кого, живущего на этой планете. И если подобные отношения начнут губить  моё творчество - развернусь и уйду. И не оглянусь!"
Поток воспоминаний прервал смех. Только у неё был такой смех, останавливающий взгляды и сердца. Смех сексуально – неистовый  заигрывающий, будто насмешка над тишиной.
 Ему так и не удалось спросить: понимает ли она, что своим смехом поражает - как вирусом, после которого  мир  вскоре перестаёт существовать без ее голоса, без ее смеха,без ее появления на свет - то ли в лучах солнца,то ли в отблесках луны, прожекторов или тусклого романтического света свечей, оплавляющих надежду.
 « Давай  поиграем в игру? Только с одним условием, что говорим правду. Ты ревнуешь? « Бывало».  «Это  не ответ! Все, я ухожу» – протестовала она.  «А что  ты хотела? Ты хочешь, чтобы я назвал явки, имена и показал фотографии разбитых физиономий?» 
Арсений остановился. «Что я делаю? Это уже болезнь!  Это как наваждение! Это одержимость!
Господи, почему именно сегодня? Вся судьба, как игра и Ты свыше, словно испытываешь и испытываешь на прочность хрупкость чувств. Пусть она собственноручно выкладывает безвозвратный тоннель для ликований и страданий".
Он решил  уйти, когда заметил её профиль в  кафе. Она села у окна и стала что – то быстро писать на листке. Эти порывы были ему так знакомы. Он помнил: в такие мгновения её нельзя беспокоить. По принятому вызову спутника и изменившемуся выражению её лица, нетрудно  было догадаться, что разговор ей неприятен. Парень встал и вышел на улицу. Она с минуту писала, как вдруг настроение резко изменилось.  Выпрямившись, словно натянутая струна, она несколько раз смяла лист, и, отшвырнув его, вышла. Парень бросился за ней, но вскоре махнул рукой, развернулся и пошёл прочь.
 Арсений, не раздумывая, направился в кафе, прошёл между столиков и уселся на тот самый стул, что еще хранил ее тепло. Подскочившему официанту, и недоуменно глядевшему на него, дал понять, что прежний заказ на двоих он оплатит. С довольным видом, уминая пиццу с сыром и помидорами, он то и дело поглядывал на белоснежный комочек предстоящих открытий. Наконец, утолив голод, он поднял исписанный лист. Разгладив его несколько раз  руками, стал читать. Это было стихотворение.  Она часто так делала, забрасывала всё или откладывала на потом, не веря в свои возможности. Стихотворение оказалось необычайно красивым и утонченным. Арсений размышлял, как же ей вернуть это творение.
 В один из вечеров,  набрав ее номер, он решил отправить запись: биение сердца в виде  пятисекундного вступления, а далее - текст, прозвучавший в один размер с продолжительностью музыкальной композиции. Едва музыка затихла, вновь послышались звуки кардиограммы и ритм сердца исчез.
     Она ярко представила  себе сплошную линию. Линию обрыва.

Редактор Ирина Шувалова