Хроники Смуты. Часть 2
(Июнь 1611 года)
(Ополчение заняло окраину Москвы)
Пожарский, Минин, Трубецкой.
Пожарский:
Ну, вот – недолго до Кремля осталось.
Однако ж ляхи бьются – это странно.
Москву сдавать по предложению
Не стали, надменно отказав.
В Москве поляки будто оводов,
Или клещей рои. Сидят и молча
Кровь сосут из москвичей.
Минин:
Задачей мы поставили, чтоб вместе
Вот эти гнёзда оводов, клещей
Все разорить жестоко, без пощады…
(Подбегает Трубецкой)
Трубецкой:
В казачьем войске чёрти-что твориться:
Там полчаса назад Прокопья Ляпунова
Зарезали ножом Заруцкого казаки.
Пожарский:
А где Заруцкий сам? Сюда его, к ответу!
Трубецкой:
Да он исчез куда-то с казаками.
А Ляпунова рати стан покинули,
Сказав: «Давайте сами далее, без нас
И, как хотите. С убийцами, ворами
Мы в битве плечом к плечу не будем
Головы ложить». И были таковы.
Минин:
За что его убили, Ляпунова?
Трубецкой:
Да, говорят, что Ляпунов Прокопий
Казакам грабить и насиловать
Напрочь запретил. Да попрекал их он
Ещё за то, что вместе с самозванцем
Они в сношениях и службе пребывали.
Да вон, вы слышите в палатках голоса?
Голоса в стане
Один:
А ну, иди, иди, отсюда, вор.
Не то тебя дубиною поглажу!
Другой:
Да ну вас, черти – сами разбирайтесь,
Меня не втягивайте в распри между вами.
Третий:
Ну, что, да, да. Смотрите, эк петух!
Ну, что уставился? Давно вас в шею
Поганою метлою гнать из войска
Настало время, ибо вы – смутьяны!
Изменники, предатели, воры!
Москва.
Царские палаты.
Гетман Жолкевский, Мстиславский в кругу ляхов и бояр.
Ф. Мстиславский:
Скажи-ка мне, как на полях сражений?
Берём мы верх, аль пятимся назад?
Жолкевский:
Смоленск наутро нами взят –
Почти два года город осаждали.
Ф. Мстиславский:
Да, русский дух бывает, что берёт
Собою и копьё, и саблю. Да только, видно,
Мгновенен и недолог сей порыв.
В конце концов он, всё же, иссякает
Под натиском оружия. Ещё?
Жолкевский:
В Крыму татары поднимают рати:
На юг Руси набег великий мыслят.
Да Англия наметила походы
На Русский Север, прямо на Архангельск.
Пожарский на Поклонной встал,
Но в лагере у них раздор начался:
Заруцкий там с казаками своими
Убил, назад два дня, Прокопья Ляпунова.
В Москве на это слух пошёл великий,
Что сам Заруцкий с Мнишеком в сношеньи
И дочерью его, Мариной Мнишек,
Решили «воронёнку» путь расчистить
На трон Москвы, на коем восседаешь.
Ф. Мстиславский:
Да нам что «воронёнок», что Пожарский,
Едино всё враги, противники. И Англия
С татарами – всё то же. Но воевать со всеми,
Разом, мысль неприглядная. Быть может
Сумеем мы договориться с ними –
Уступим что-нибудь им, на худой конец.
Один лишь нам король великой Польши
Друг верный и единственный союзник!
Жолкевский (в сторону):
Ну, да, да как же. Отбиться б от смутьянов,
Да и тебя в могилку спровадить.
Ну а Москву – в подарок Владиславу.
(Входит ляшский гусар)
Гусар:
Великий государь, смутьяны вновь окрепли,
Пожарский двинулся с Поклонной и опять
На Кремль идёт. Грозит Кремлю!
Жолкевский:
Отставить панику! Мы быстро одолеем.
В их войске меньше стало люда,
А часть одна сама собой ушла.
Отдать приказ готовиться к отпору.
Ступай, скажи – я скоро ворочусь.
(Гусар быстро кивает, уходит)
Боярин:
Мне ведомо, что в войске у смутьянов
Над конницей властитель Трубецкой.
Ф. Мстиславский:
Ах! Я недальновидный: надо было
Его тогда ещё сослать на Соловки
На покаянье вечное, с Василием на пару.
Жолкевский (про себя):
Смотри, чтоб сам туда
Не залетел, как птица.
Боярин:
Но не тревожься понапрасну, государь.
Я свет пролью на тяжкие твои раздумья:
К нам с Польши Сигизмунд уже послал
Ходкевича и войско без числа поляков.
Ф. Мстиславский:
Да скоро ль подойдёт? Ты правду говоришь?
Боярин:
Неведомо, как скоро. Но клянусь,
Что он к Москве уж двинулся…
Ф. Мстиславский (Жолкевскому):
Ступай. Командуй войском. Жди подмоги.
(Жолкевский уходит).
Подмосковье.
(Июль 1612 года)
Минин, Пожарский – оба верхом на лошадях, русские войска приближаются к Москве
Пожарский:
Смотри, Кузьма, к Москве мы подступаем,
Нет нам преград, всё к войску примыкают
России доблестные, храбрые сыны.
Уж Трубецкой в Москве давно стоит,
Ждёт нас. Жолкевскому ни выхода, ни входа
Из стен кремлёвский сделать не даёт.
Минин:
Да, князь. Однако ж, там Заруцкий
Убийца Ляпунова. Не ровен час,
Он к ляхам перейдёт. Он и тебя
Убить пытался, уж тому неделя. Но
И без него нельзя нам обойтись:
Лишь только в тесном соглашении можем мы
Московию избавить от насилья.
Пожарский (скачущему следом всаднику):
Что там за шум я слышу позади?
А ну-ка отлучись, узнай же, что за ропот?
(Всадник уезжает. Через несколько минут возвращается снова)
Всадник:
За нами по пятам
Ходкевич с ляхами идёт.
Уж нагоняет нас. К Москве –
Жолкевскому на помощь.
Минин (Пожарскому):
Что скажешь князь? Быстрее мы к Москве
Должны прийти и ляхов обогнать.
Да под Москвою дать им бой великий!
Воззри же, князь, я вижу купола Москвы!
Воззри! Огнём они горят при свете солнца!
Москва.
(22 августа 1612 года)
Битва
Пожарский:
Смотри, Кузьма! Жолкевский из Кремля
Полез сейчас Ходкевичу навстречу!
(Кричит войскам)
Держать!
Держать поляков за стеною!
(Минин и Пожарский во главе конницы обрушиваются на войско Ходкевича.
Поляки прячутся обратно в Кремль)
Минин (Пожарскому):
Вот так! Загнали ляхов
Обратно ЗА стены. Но глянь:
Ходкевич снова нападает!
(Снова завязывается бой)
Трубецкой (казакам):
Стоять! Куда! Пусть бьются сами,
Мы с ними голову ложить не будем.
Сей бой – он бесполезен и кровав,
Мы лишь без толку сгинем в нём…
Ополченец:
Ты что же, князь? Там братья наши гибнут!
Ты что, без боя, в пекле оставляешь их?!
Ну, знаешь… Эй, бойцы мои, казаки! В бой,
За мною! Пожарскому и Минину поможем!
(Войска Трубецкого самовольно вступают в сражение)
Трубецкой:
Куда!! Назад! Я не дал вам приказа!
Вот я вас, черти, после боя!..
(Поляки, не выдержав напора русских, бегут)
Лес близ Костромы.
Ляшские всадники, крестьянин.
Один всадник:
Эй ты, холоп! Что, правда это, будто
Предатель русский ты?
Крестьянин:
Нет, но помощник вам, ваше благородие.
Второй всадник (первому):
Тадеуш, будь покоен! Я вижу ясно,
Что сей холоп нам вызвался служить
И приведёт нас к цели нашей непременно…
Крестьянин:
Осмелюсь вопрошать у вас я, в свой черёд,
Зачем вести мне приказали вас на Кострому?
Первый:
Вот это дело не твоё и грязным рылом
Не лезь туда, чего понять не можешь!
Второй (шёпотом первому):
Брось, расскажи ему, нам всё равно убить
Его придётся, лишь на место станем,
Не то он может донести врагу.
Пусть знает он, кого мы едем умерщвлять –
Мне любопытно знать его ответ.
Первый (недовольно):
Уж если хочешь говорить ему – скажи,
Но сам. Я с этою свиньёю русской
Вдаваться в болтовню считаю низким…
Второй:
Эй, слышь, Сусанин. Я скажу тебе,
За то, что ты нас честно проводить
До Костромы, без опасений, взялся.
Мы едем в град ваш древний для того,
Чтобы убить Романова Михайла там, на месте,
И трон, чтоб ваш, сберечь от посягательств
Для короля Великих Польши и Литвы,
Престол Москвы; Он станет Сигизмунду
Что трон его во Кракове. Так ясно?
Сусанин:
Ну, что же. Очень буду рад тому я,
Что нами править ваш король великий будет;
Быть может, хоть Жигмонд ваш нам поможет
И жизнь крестьянству облегчит немного…
(Отряд, меж тем, не замечает, что идёт по болоту.
Кони отказываются идти вперёд)
Первый:
Эй ты, Сусанин? Ты куда завёл?
Сусанин:
Да как куда? Вы мне на Кострому,
Мой господин, надменно указали.
Вот я веду вас, тропкою короткой.
Вот, город: стены, башни уж видны…
Первый:
Да нет, ты лжёшь! Где башни, стены?
Кругом лишь лес, повалены деревья,
Их сучьи принимаешь ты за башни??
Здесь зыбь болотная. Вот кони наши тоже
Нейдут и на дыбы встают. Из-под копыт их
Земля нетвёрдая мгновенно уплывает!
А ну же, стой!
(Всадник обнажает меч, но, вдруг, лошади начинают быстро
уходить под воду вместе с рыцарями)
Ляхи (вопят):
О Боже, помоги нам! Подлец! Нас погубил ты!
(Хватаются друг за друга, тонут)
Сусанин (по шею в трясине):
Я погибаю, но и вас с собою
На небо, перед Господом на суд
Предстать беру. Запомните до века
Вы польские собаки, басурмане
Крестьянина Сусанина Ивана,
Что в Костроме, вас, черти, затопил!
(Полностью погружается в трясину).
Москва.
(24 августа 1612 года)
Битва
(Гусары Ходкевича нападают на рати Трубецкого)
Пожарский (своим воинам):
Держать, держать, ребята!
И, если дело уж пошло на то –
Все до единого мы с вами здесь
Падём костьми пред башнями Кремля,
Но выбьем сволочь польскую отсюда!
Ходкевич (своим гусарам):
Do przodu! Jeszcze troch, bracia,
А zwycistwo bdzie nasze! Pchnij Moskali!
Трубецкой:
Эх, ломят, ломят ляхи!!
(Конница Трубецкого бежит)
Ходкевич:
O, moi chwalebni wojownicy! Spjrz, ci Rosjanie uciekaj!
Ha-ha, mwili mi, e s niepokonani. Kamstwo!
(Лагерь за Москвой-рекой)
Минин:
Вот, дьявол! Ляхи ломят сильно
И конницу заставили бежать!
Но новгородцы держат их покамест…
Не ровен час, нам в бой вступить придётся.
Стрелец (Минину):
А что, Кузьма, нам выступать сейчас
Пора ли не настала? Бьют же наших!
Минин:
Обожди немного.
(Проходит время. Натиск поляков усиливается)
Стрелец:
Ну, что, Кузьма?
Минин:
Нет, рано всё ещё.
(Проходит ещё время. Пожарский прижат к реке)
Стрелец:
Смотри, Кузьма! Во фланг врубились ляхи,
К воде прижали княжичьи войска!
Минин (с минуту подождав ещё, вынимает, наконец, меч из ножен):
Пора, сыны! Наш ждёт великий бой!
Судьба Руси на острие оружья нашего!
(Минин переходит через Москву-реку, бьёт в тыл неприятеля.
Ляхи в беспорядке бегут)
Ходкевич:
Podstawka! Podstawka! Moi wojownicy! Czego si boisz?
To... To tylko... to tylko Rosjanie!
Naprzd...naprzd, komu powiedziaem?
Do przodu! O nie!..
Последний гарнизон поляков гетмана Жолкевского сдался войскам Минина и Пожарского 22 октября 1612 года. Боярская Дума Ф. Мстиславского, к тому времени, уже распалась. Москва была полностью освобождена от захватчиков.
Москва.
(Февраль 1613 года)
Бояре
Первый:
Вот нам в цари решением вседумским
Князья отобраны: Галицкий, Воротынский,
Мстиславский, Трубецкой, Романов.
Второй:
Но нет: ни Трубецкой и ни Мстиславский
В цари Руси не годные совсем…
Третий:
По что же так? По-моему, достойные князья,
На троне одному из них быть можно.
Второй:
А вспомни: Трубецкой, ведь, был всегда при Шуйском:
Ему служил безропотно он долго
И чин высокий был за ним тогда.
Ну, а Мстиславский – ведомо ли дело?
Когда Москву поляки осаждали,
То он возьми – ворота им открой!
С самим Жолкевским Федька во палатах
Воссиживал и замыслы делил.
Третий:
Здесь супротив сказать не можно ничего,
Ты прав. А Галицкий чем хуже?
Чем не царь?
Первый:
Да он народом не любим и зреть Москва
Его на троне всероссийском не желает.
Второй:
А Воротынский?
Третий:
Да нет, чудён уж слишком. И сверх того ещё,
Он присягал на верность Гришке-самозванцу.
Четвёртый:
А Галицкий, Мстиславский, Трубецкой
Бояр купить за трон намеревались,
Чтоб их на царство возвели они. Подарки
Ценные им прочили, чины, и обещаний
Раздавали рой. При сём же надо помнить,
Что ни один из них по роду не подходит,
Поскольку ветви Рюриковой трое все они
Корнями не принадлежат. И выше оного –
И Трубецкой, и Фёдор же Мстиславский
Пороками запятнаны донельзя,
И с ляхами в сношеньях уличались.
Пятый:
А знаете, что я скажу, бояре, вам:
Хоть знатны все роды и отношусь
Я с уваженьем к сим родам,
Но все пророчат лишь Романова на царство,
Да и московцам он по нраву, говорят.
Четвёртый:
Мальчишку шестнадцати годов на царство?
О, это, право – диво! Да на устах его
Млако засохнуть вдоволь не поспело,
А вы его в цари пророчите. Ей-богу, чудно.
Пятый (перебирая свитки):
И чёрт сам здесь не разберёт, бояре,
Что в древе родовом намешано его:
Романовы те, Федору-царю,
Наследнику царя Ивана Грозного – братьЯ
Двоюродные, дескать, вроде как,
По материнской линии. Борисом
Они в Сибирь тринадцать лет назад
Насильно высланные были. Все помЕрли.
Один лишь Фёдор – старший брат из рода
На Соловки был сослан, принял постриг
Под именем монаха Филарета.
Вот этот Филарет, что ныне в Польше,
И есть отец Романову Михайлу.
Первый:
Так, стало быть, в нём кровь течёт
Варяга первого, что Рюриком зовётся?
Пятый:
Уж в слишком малой доле, рассуди…
Но всё же есть она.
Четвёртый:
Хотя бы пусть и так, однако мы
По совести, по опыту царя берём,
А не по крови, пусть и Иоанна
В нём кровь великая бежит.
И в толк я не возьму, по-прежнему, с чего
Сыскать успел любовь в народе нашем
Сей юный отрок. Донесли недавно
Мне, что все сословья также за него,
И Минин, и Пожарский уж в боярах
И тоже за Романова глаголют.
Пятый:
Дворяне, духовенство, казаки – все за него.
И сами согласитесь: мы бояре
Свои решенья чрез него продавим:
Так править в соглашеньи с нашей Думой
Принужден будет юный сей владыка –
Тем и удобен нам он чрезвычайно.
Купается же он в любви народной
Лишь от того, что не запятнан ныне,
Как остальные выдвиженцы на престол,
Поскольку млад ещё. А род его высокий
Относится и к Фёдору святому,
И памятен ещё царевною Настасьей
Которую давно любили москвичи.
(Вбегают трое гонцов)
Один из гонцов:
Бояре! Всенародным голосом, решеньем,
Романову благоволит Москва!
Лишь одного его на трон Москвы хотят,
Да одному ему лишь только верят.
Один из бояр:
Так быть государем Романову!
Четвёртый (про себя):
Вот так, бояре, так оно и сталось,
И выбор ваш пал образом престранным:
Не умудрённого, а самого удобного
На троне видеть пожелали вы.
(Уходит).
Москва
(Март 1818 года)
Александр I в сопровождении В.П. Кочубея
и М.М. Сперанского. На Красной площади слышен шум народа.
Александр:
Интересный факт, однако: двести лет в год этот, как Смута в Отечестве нашем окончательно завершилась. А шесть лет тому назад ненавистный Бонапарт сошёлся с нами под Бородино. И это, опять же, ровно через двести лет, после того, как Москва была освобождена от польских интервентов. Странно…
Сперанский:
Что именно странно, Ваше Величество? Символизм дат?
Александр:
Да, я ж говорю, Михаил Михайлович: двести лет меж освобождением Москвы и нападением проклятого француза…
Сперанский:
Да-с, две памятные даты сошлись поразительно. Но, государь, к великому счастию нашему, оба иноземных нападения успешно отражены!
Кочубей:
Верно. Но великою ценою.
Александр:
Вот так всегда и, видимо, эта роковая печать преднамеренно возложена на Россию свыше – иного объяснения я не могу найти. Так наступает смута в Отечестве нашем, неразбериха, вплоть до того, что государство начинает рушиться, рушиться, до последнего кирпичика, почти до самого основания своего, на волоске держась от погибели. Многие предают, в этот момент, Россию, продают и перепродают, глумятся над ней, совершенно не задумываясь о судьбах, о будущем Отчизны… И, вдруг, приходит спасение! Уже тогда оно является, когда никакой надежды, казалось бы, нет. Россия вновь встаёт с колен и гонит прочь своих врагов, как внешних, так и внутренних, достигая ранее неведомого могущества и почёта. И это состояние её может продолжаться десятилетиями, может быть, даже столетиями. А потом вновь страну нашу обуревают смуты и внутренние распри, к коим всегда добавляются и внешние угрозы. Снова чуть – и погибель. Но всегда находится в этот момент в нашем Отечестве спаситель его, который поднимает страну заново, делает её снова сильной и нерушимой. Но, казалось бы, в определённой степени, напрасно, ибо этот страшный цикл – разруха, величие – неустанно преследует Россию. Случилась Смута – нашлись Минин и Пожарский, вторгся Карл XII – прогнал его Пётр Великий, обрушил на Россию мощь «двунадесяти языков» Бонапарт – спас Кутузов, а я уверен – что именно он и не кто другой, хоть я тогда и вздорил часто с ним, по глупости своей молодецкой…
Сперанский:
Однако, как вы говорите, Ваше Величество, всегда найдётся спаситель в Отечестве. А это значит, что не всё потеряно и Россия, как феникс, раз за разом, будет снова возрождаться, несмотря ни на какие тяготы и потрясения. Я верую, что сам Господь бережёт нас, ибо, в противном случае, как объяснить сей факт, что страна наша, преодолев столько испытаний и бед, стоит и поныне? И, кроме прочего, всегда нужно помнить и о силе народной, ведь, взять хотя бы даже последнее великое нашествие Наполеона: кто поднял против этого иноземного захватчика неистовую «дубину войны»? Народ – рядовые солдаты, крестьяне, горожане, объединённые острым чувством долга за судьбу своей страны. Так тоже было всегда, и в этом наша сила.
(Входит адъютант)
Адъютант:
Ваше Величество! Всё готово. Народ собрался толпами на площади и даже на стенах Кремля. Эскадрон гвардейцев также изготовлен к дальнейшим Вашим приказаниям!
Александр:
Что ж, превосходно! Ступай, голубчик, мы скоро будем.
(Адъютант уходит)
Так о чём мы говорили с вами, господа? Ах, да – смута… Считайте, что, ведь, в той же смуте, оной анархии, какая, хоть и кратковременно, но захватила двор наш накануне восшествия моего на престол, сгинул и отец мой грешный. Я знал, я ведал, что он чудак, но погибели я не желал ему, это немыслимо… Всё за меня тогда решили. Простит же их Господь, простит меня и отца моего!
(Крестится)
Кочубей:
Прошу Вас, оставьте скорбные мысли государь и не кляните себя…
Ну, что же, Ваше Величество, не пора ли нам выдвигаться?
Александр:
Пожалуй, Виктор Павлович, пора.
(Все трое выходят к Красной площади. Народ и полки ликованием приветствуют императора. На площади стоит памятник, скрытый покрывалом, вкруг него – гвардейцы)
Александр (Кочубею):
Скажите им, чтоб сняли покрывало. Посмотрим, экой он, Мартос!
(Кочубей отдаёт распоряжение командиру гвардии, солдаты сбрасывают покрывало. Обнажается массивный памятник)
Александр:
Вот так Мартос! Не зря он годы посвятил сей великой работе, а я не зря уверовал в него и его сподвижников! Вы глянь-ка, как живы их фигуры! А кто сидит из них? Ах, это, верно, Пожарский, ведь он – князь. Великолепно!
(Народу)
Смотрите ж, люди, каковы герои были! Пусть сей монумент останется несокрушимым символом, при взгляде на который наши потомки, в момент, когда враг вновь станет у наших границ или окажется в самих пределах России, подобно тому, как это было ещё шесть лет назад, воспрянут духом и погонят недругов туда, откуда они пришли к нам с мечом, с чувством свободы и гордости за Родину, как делали это Минин и Пожарский!
КОНЕЦ
31.07.2012.
ПЕРЕВОД ОТРЫВКОВ С ПОЛЬСКОГО:
1. Как его зовут? (Польск.)
2. Вперёд! Ещё немного, братья, и победа будет за нами! Жмите москалей! (Польск.)
3. О, мои славные воины! Смотрите, эти русские бегут! Ха-ха, а мне говорили, будто они непобедимы. Ложь! (Польск.)
4. Стоять! Стоять! Мои воины! Чего вы боитесь? Это... Это всего лишь... всего лишь русские! Вперёд... вперёд, кому я сказал? Вперёд! О, нет!.. (Польск.)
Свидетельство о публикации №224101500045