Блокадные дни

                Блокадные дни
                Начало войны
Началась война 22 июня 1941 года. Тогда по радио объявили, что немецко-фашистские войска вероломно напали на нашу страну. Ленинградцы не предполагали тогда какие лишения их ожидают впереди. Ни Люся, ни её братишка, ни их папа с мамой, ни соседи по квартире, ни Шурочка, Люсина подружка, ни товарищи по школе – никто не знал сколько горя принесёт 1941год. Какие голодные дни ждут их впереди. Семья проживала в большом сером доме, недалеко от того места, где находилась типография газеты
“ Правда”. Уже в июле месяце 28 самолётов прорвались к городу и сбросили на него свои бомбы. Досталось и дому Люси и Адика.
Немец, вероятно, хотел разбомбить типографию, а попал в угол их дома. Больших разрушений дом избежал, но фасад был сильно попорчен.
                Что помнила Люся
Люся помнила, как в самом начале войны многих жителей отправили рыть окопы на подступах к городу. Уехала с работницами и их мама. Уезжая, она дала отцу задание – запастись продуктами. Отец в это время целые сутки пропадал на заводе, где испытывали новые взрывчатые устройства. Успел он купить лишь 2 килограмма пшена, да несколько пачек соли. Из магазинов тогда быстро исчезли все продукты. Соседка по квартире пошла в аптеку и взяла с собой Люсю. Но рыбий жир, который она намеревалась купить, кончился. Им досталось лишь несколько пачек сухой морской капусты. Вскоре в июле месяце в Ленинграде были введены карточки.



                “Зажигалки”
В это время в “красном уголке” их дома выступил военный.
  - В доме создаётся бригада оповещения, -  сказал он.
Всем были выданы свистки и каски. Во дворе приготовили ящики с песком, щипцы и лопаты для тушения зажигательных бомб. Не понимая серьёзности происходящего, ребятишки тогда весело бегали в касках, посыпая друг друга песком. Позже, когда начались массированные бомбёжки, и враг просто засыпал город “зажигалками”, ребята здорово помогали взрослым. Они, можно сказать, спасли свой город от пожаров. Люся с Адиком тоже принимали участие в дежурстве. Сидя на чердаке, ребята прислушивались к полёту снарядов и спорили, куда тот попадёт.
 Прикидывали: “ Если свистит, значит не наш”.  После обстрела собирали на крыше ещё горячие осколки от зенитных снарядов и тушили “зажигалки”. Немцы производили сначала простые зажигательные бомбы. Схватил такую “зажигалку” клещами, - и в ящик с песком, или во двор сбрасывай. Потом немцы придумали “зажигалки” делать с “сюрпризом”. Эти в конце горения взрывались. Такие тушили только взрослые.

                “Светлячки”
Наступала осень. По вечерам в городе стало совсем темно. На улицах фонари не зажигали, а в домах занавешивали окна, используя светомаскировку. Для того, чтобы ходить по неосвещённым улицам и не натыкаться друг на друга, жителям выдали “светлячки” – значки, обработанные специальным составом. Он состоял из фосфора с добавлением в него радиоактивного вещества. Это вещество светилось в темноте, вроде настоящих жучков-светлячков. Раздобыв такой значок, Адик соскоблил с него часть светящегося покрытия и обвёл себе глаза и рот. Страшно зарычав, он бросился догонять свою сестрёнку. И долго потом носился по тёмной квартире за визжащей от страха Люсей, натыкаясь на соседей, пока мать не заставила его смыть всё с лица.

                Тяжёлые дни
После того, как мама вернулась с окопов, уехал на оборонные работы отец. Их строительная бригада находилась в районе Луги. Рабочие заняты были строительством противотанковых рвов дзотов. ДЗОТ – это деревоземляная огневая точка. Скажем, вырыли яму, сделали деревянный сруб, накатали брёвен в три наката, засыпали глиной, чтобы воду не пропускала крыша, потом дёрном обложили, камнями, оставив отверстие для стрельбы. Вот тебе получился блиндаж. Для того чтобы легче твёрдую землю рыть, использовали взрывчатку. Вскоре от отца перестали приходить письма. Потом мать получила извещение, что отец пропал безвести. Наступали тяжёлые дни, враг окружал город. Нормы хлеба становились всё меньше и меньше. Тут ещё заболел Адик. Пришёл их родственник с Охты – дядя Ваня и принёс небольшой кулёк гречневой крупы, масла и немного кускового сахара. Мать варила для больного жидкую кашу, да и половину своего пайка отдавала. После усиленной кормёжки Адик пошёл на поправку. Пока его лечили, у матери от недоедания стали болеть и опухать ноги.

                Коробочка каши
Ленинградцы стали получать карточки с 18 июля. Июльскую нору можно назвать щадящей. Рабочим, например, полагалось 800г хлеба. Но к началу сентября ежемесячные нормы стали урезать. Всего было 5 понижений. Последняя случилась в декабре 1941 года, когда максимальная норма составила для рабочих 200г, а для всех остальных 125г хлеба. Три дня в декабре не было ни воды, ни хлеба. Замёрз основной водопровод. Воду таскали вёдрами из прорубленных в Неве и каналах лунок. Двойняшкам Люсе и Адику тогда было по 12 лет. Счастливое детство закончилось. Теперь предстояло стоять в бесконечных очередях и отоваривать карточки.
Поначалу при бомбёжках и обстрелах прятались в подвал дома, но потом перестали спускаться в бомбоубежище. Просто бегать туда-сюда не было сил. Всё время хотелось есть и спать. Предприятие
“Красный треугольник” выпускало до войны резиновую обувь. Во время войны работницы стали выполнять главный заказ – военный. Делали они противогазы, клеили понтоны для мостов и аэростаты заграждения. Трудно приходилось работницам. Трудились в три смены. Паёк получали скудный. В заводской столовой рабочих старались подкормить. Суп давали дрожжевой или гороховый. На второе – кашу размазню. Многие работницы свои скудные пайки потихоньку детям домой носили. Не разрешалось это. Съест мама Люси и Адика суп, а кашу в картонную коробочку положит. В кармане ватника домой унесёт. Далеко идти с Обводного канала  к “Пяти углам”. Пока идёт коробочка с кашей в холодную лепёшку превратится.

               
               
                Блокадное лакомство
За первую длинную, голодную блокадную зиму чего только не перепробовали ленинградцы! Ели жмых и опилки, столярный и обойный клей, костную муку и олифу. Варили сыромятные ремни и подмётки.
Один раз, роясь в кладовке, мать Люси и Адика обнаружила остатки старого обойного клейстера и олифу, оставшуюся от ремонта. Она долго колдует над своей находкой. Размельчает клейстер, разводит его водой, добавляет обойной муки. Всё это как следует подсаливает, замешивая жидкое тесто. Потом на сковороде разогревает олифу и жарит на ней оладьи. До войны олифа была не спиртовая, как сейчас, а льняная, то есть изготовленная из семян льна. А лён – это масленичная культура, на которой можно что-то и поджарить.
На вид эти оладьи походят на подгоревшее овсяное печенье. Увидав их, дети приходят в неописуемый восторг.
Адик забирается в кресло со своим “Гулливером”. Рядом пристраивается Люся. Мать ставит перед ними тарелку с оладьями.
  - Представь: мы – лилипуты.  На сколько нам хватит этих оладий? – спрашивает сестру Адик.
  - Наверное на месяц, - улыбнувшись, говорит Люся и с удовольствием отправляет в рот кусочек блокадного лакомства.

                На большую землю
Состав с эвакуированными ленинградцами уже несколько дней в пути. Везёт поезд оборудование завода “Красный треугольник”, чтобы на большой земле вновь начать выпускать продукцию для фронта. Люся с Адиком и их мать тоже едут в этом поезде. Их вывезли по Дороге жизни через Ладожское озеро в конце декабря 1941 года. Люся помнит, как к их дому на Социалистической улице подъехала полуторка. Как прибежала тётя Дуся, мамина сменщица и помогла им спуститься с лестницы. Целую ночь едут они по льду Ладоги. Освещается дорога лишь светом фар встречных машин. Приезжают на станцию Жихарево. Тут формируют эшелоны для отправки эвакуированных в тыл. Здесь же находится распределительный госпиталь, где оказывают первую помощь больным и раненым. В этот госпиталь прямо с машины попадает и мать Люси и Адика. Сами же они живут в это время в бараке вместе с тётей Дусей. Дети часто ходят в лазарет и видят, как матери ставят капельницы с глюкозой, хлористым кальцием и витаминами. После того, как матери становится немного лучше, вместе с другими ленинградцами их пересаживают в теплушки. Поезд берёт курс в старинный город Тутаев Ярославской области.
Он идёт медленно, останавливаясь на больших станциях, пропуская эшелоны, идущие на фронт. Их мать ещё очень слаба. Она лежит в глубине вагона, безучастная ко всему происходящему. Люся с Адиком ухаживают за больной. Поят её рисовым отваром, который сливают из своих мисок. На одной из станций тёти Дусе удаётся достать семена конского щавеля. И мать пьёт отвар из него вместо чая.
  - Мы должны помочь нашей мамочке поправиться, - говорит однажды Адик Люсе.
  - Что же мы можем сделать? – спрашивает сестрёнка.
  - Давай помолимся, чтобы мама скорей выздоровела.
  - Так ведь Бога нет, а есть Природа, - сомневается Люся.
  - А мы никого обижать не будем, - говорит братишка. – Мы помолимся Боженьке и Природочке.
И они, забравшись в угол теплушки, тихонько молят неведомых покровителей, чтобы они помогли их матери скорее поправиться.
А поезд тем временем всё идёт и идёт вперёд, постукивая колёсами. Он везёт не только ценное оборудование, но и самое дорогое – спасённых ленинградцев. Они едут туда, где предстоит им теперь жить, учиться и работать на номерном резинотехническом заводе, который будет всю войну выпускать спасательные лодки для лётчиков морской авиации и другую продукцию для фронта.