Мои воспоминания. 99 глава

     За воротами стояли племянницы Баха, старшая была младше моей Говхар на год, младшая старше моего Худоёра на год. Я объяснила им, что Бах никого не хочет видеть, но они стали умолять меня, чтобы я пропустила их к нему. Старшая плакала и говорила, что видела отца своего покойного во сне, она сказала, что не может уйти, не повидав дядю. Я ответила, что спрошу разрешения у Баха и прикрыв калитку рядом с воротами, ушла в дом. Моё  состояние было ужасное, у узбеков так не принято, но что я могла, не спросив у мужа, которого очень обидели и их мать, да и дочери и даже внук, не говорю уже о себе, я умею прощать обиды. У узбеков прежде всего, не перечат старшим, а Бах был единственным дядей, родным братом их отца. В тот день, на третий день после похорон их отца, мы шли по кладбищу от его могилы, младшая его дочь стала говорить и обвинять нас и моего сына проклинать, почему её отца похоронили не там, где он завещал. Я была в шоке! Ни о каком завещании не слышала,тем более, если бы оно было, первым о нём узнал бы Бах, его брат ему очень доверял. Оказывается покойный завещал похоронить его в могиле отца, сын заловки,  который работал тогда при мечети вроде постарался это устроить, но могильщик сказал, что могила отца Баха не выдержит и грунт там мягкий. Сын заловки договорился о месте в центре кладбища, да и на всё воля Всевышнего. Главное, чтобы эти два метра земли были даны усопшему, а то ведь были случаи, когда земля не принимала покойного, просто выбрасывала тело наверх, на поверхность земли. Я попросила племянницу Баха говорить потише, напомнив ей, где мы находимся, в ответ она нагрубила мне, сказав, что я ей не указ и она сама знает. Я отвечать не стала, просто пошла быстрее и вышла за территорию кладбища. Никогда мои дети не грубили и не перечили, ни брату Баха, ни его жене, проявляя уважение к ним. А когда мы вернулись к ним домой, чтобы попрощаться и уехать, старшая дочь брата Баха, заявила что во всём виновата я. Я ошалело смотрела на неё, не понимая, о чём вообще речь. Но она заявила, что я намеренно спрятала свидетельство о смерти отца Баха. Но когда свёкор умер, я находилась в другом дворе, в Сергили, меня ночью привезли и утром рано увезли, нужно было кормить скотину и доить копов. Я и в глаза не видела тот документ, да мне бы и в голову такое кощунство не пришло. Я лишь ответила, что умер их отец и нам незачем больше приезжать в этот дом. А их я оставляю на суд Всевышнего.  Быстро покинув этот дом я уехала к себе. Но остальные приехали часа через три, рассказав, насколько сильный был там скандал. Скандалов я не люблю, они не приводят ни к чему хорошему, зная это, я и уехала домой. А через месяц после того скандала, Бах поехал забрать оттуда свой очаг и казан, но жена его брата не захотела отдавать, а нам икру нужно было жарить и закрывать. Опять разразился скандал, Бах просил своё, ведь в дом брата всё  приносил он, вплоть до мебели, ковров посуды и даже люстр. Зашли соседки, жена брата пригрозила, что вызовет милицию, вмешались и её дочери и внук, они кричали на Баха, он и запустил в них пиалками, а внука отбросил а сторону. Очаг и казан он конечно забрал, но отношения с родственниками оборвались на восемь с лишним лет и теперь они стояли за нашими воротами и умоляли о прощении. Я зашла в детскую, где сидел Бах. Последние дни он очень сдал и ослаб, не мог лечь, задыхался, да рёбра, что он сломал при падении не давали ему лечь. Ночами он мучился, хотел поспать, но не мог. Тамила, Говхар и взрослые внуки почти не спали, сменяя друг друга. Я помнила, что и мой папа так же не мог уснуть, я понимала что Бах медленно уходит, умом понимала, но принять этого сердем не могла, лишь глядя на него, плакала.
     - Пришли твои племянницы, хотят тебя увидеть, прощение попросить, что скажешь? - спросила я, подойдя к мужу, поглаживая по его плечу.
     Бах покачал головой и махнул рукой.
     - Пусть уходят, - лишь ответил он.
     Я зашла к дочерям, они сидели в малой гостиной в ожидании.
     - Папа Ваш не хочет их видеть, скажите им, пусть уходят, - сказала я им.
     - Так нельзя мама! Всевышний учит нас прощать и быть терпеливым. Месяц сейчас священный Ражаб, всепрощающий, все у друг друга просят прощение и прощают. Это грех, скажите папе, он должен понять, - сказала Тамила.
     Я покачала головой и вышла за калитку, молодые женщины с надеждой смотрели на меня.
     - Слишком сильно Вы его и нас обидели, это благодарность за всё то, что он для Вас всех сделал? Ваш отец и гвоздя в дом не принёс, но это не упрёк, он не хочет видеть вас и я не могу пустить к нему, - ответила я, собираясь уйти.
     - Прошу Вас! Спросите ещё  раз, мой отец снится, покоя не даёт, умоляю Вас, простите нас! - вновь взмолилась старшая племянница Баха.
     На глазах у младшей слёз не было она просто ждала. Младшая отличалась от старшей, была более циничный и жёсткой что ли. Покачав головой, я вновь пошла просить Баха, сказав ему, что это его племянницы, родная кровь, чтобы он простил их. Бах сидел опустив голову, не бритый, в штанах, которые он не давал нам поменять ему, просил его не трогать, когда я просила его побриться и переодеться. Видимо состояние у него было такое, что лишнее движение доставляло боль. Страдание на его лице, болью отражалось в моём сердце. Но что я могла...наконец он кивнул головой, кажется осознавая, что перед уходом, он должен снять с себя груз. Я пошла к воротам и открыв калитку, пропустила его племянниц во двор, хотя конечно, не хотелось и мне, чтобы они его видели в таком плачевном состоянии. Они, да и все знали Баха сильным и крепким, красивым и добрым. Сейчас на него смотреть было больно. Войдя в детскую и увидев дядю, его племянницы расплакались, обнимая дядю, целую в небритые щёки и молили о прощении. Я видела слёзы и на глазах Баха, но в последнее время я часто видела, как он тихо плачет. Говхар и Тамила тоже зашли, поздоровались с двоюродными сёстрами и накрыли на стол, как и полагалось. Мы оставили их одних, я лишь услышала, как старшая сказала, что дядя очень стал похож на их отца. Они посидели возле Баха около часа, потом попрощавшись, ушли, сказав что придут снова. На следующий день погода стала теплее и Бах попросил вывести его в гостиную, что мы и сделали. Потом он попросил бритвенный набор и воду с детским корытом, которым пользовался всегда. Он побрился, умылся и даже голову я ему помыла, затем и переодела его. Тревога ушла, Бах чувствовал себя лучше. Но мы его ни на минуту не оставляли одного, всё  же я видела, что он слабеет с каждым днём. Так, прошла неделя, с того дня, как приходили его племянницы. Эти дни мы и жили в пгстоянной тревоге за любимого нами всеми человека. Это было двенадцатого февраля, вечером он попросился по нужде, но после того, как я его подмыла, в его глазах стояла мучительное отчаяние.
     - Как же я теперь поднимусь? - спросил он, с тоской посмотрев на меня.
     Его руки просто висели в приспособлении из широких лент, которые он сам и смастерил, он буквально повис на них, я обняла его, пытаясь помочь подняться и усадить на кровать. Но...не смогла и отчаянно закричала, прикрыв его впереди, так как и штаны я не смогла надеть на него. На мой крик прибежали дочери и сын Говхпо. Он вскочил на кровать и взяв деда подмышки потянул на себе. С трудом, мы положили его, в таком состоянии он рукой тянул простынь, спрашивая, прикрыт ли он, стыдясь дочерей и внука. Я попросила всех выйти и надела на него штаны. Вечером мы вызвали бригаду врачей, чтобы взяли анализы на всё, что можно. Через день, на телефон Грвхар пришли ответы, они были неутешительные. Гемоглобин упал до семи, да и остальные ответы были плохими. Утром мы вызвали вторую бригаду врачей, ему сделали УЗИ всех органов, но пока делали, он стонал от боли. Врач сказал, что утром нужно сдать анлиз крови на ферменты, похоже на церроз печени, да и сердце неважное. В ту ночь мы шесть раз вызывали машину скорой помощи. Никто не спал, не оставляя отца, деда одного. В гостиной рядом с ним собрались все внуки и мои дети, приехал и сын заловки. Врач очередной машины скорой помощи, настаивал на госпитализации, Бах был совсем плох...и самое страшное, что от нас ничего не зависело, помочь ему мы были не в состоянии. Мы не смотрели друг на друга, а я видела в глазах своих детей боль, не телесную, душевную. Сын с бледным лицом, стоял в ногах отца, со злезами в глазах, просто оцепенев. Дочери и взрослые внучки, сын заловки и я, старались помочь Баху, просили поехать в больницу, в реанимацию. Мы надеялись, что там ему снимут боль, от которой он стонал и страдал. Врач и медсестра машины скорой помощи ждали...