Королева Марго пенсионерка. Гл. 20
– Мам, ты чего заплаканная такая? Опять что-то произошло?
– Что-то бабушку, дедушку вспомнила, – не стала я Даше говорить о послании Людмилы, – захотелось в Ростов. Я пока ещё дочка для своих родителей, хотя уже пенсионерка. Хочется к мамочке под мышку.
– Тебя всегда весной тянет в Ростов. Возьми да поезжай! Сейчас там не очень жарко, а летом растаешь на их пекле. Всем нашим подарки отвезёшь. Теперь тебе можно в любое время кататься. Счастливая! На пенсии. Хочешь, я билеты тебе закажу через интернет?
– Счастье нашла. А подарки сами отвозите! У меня своих подарков куча. Но если решу, то полечу самолётом. Налегке и без сдачи багажа. Я сейчас подумаю и перезвоню тебе, не отключай скайп.
А чего думать? Пока наша доблестная полиция найдёт Никиту, я уже сама успею что-то разнюхать. Слетаю в Ростов, там решу, что делать дальше. Зайдя на сайт авиакомпании, заказала билеты на рейс из Шереметьево, сообщила дочке. Отказавшись от сопровождения сына и зятя и успокоив своих девочек, я на утро вызвала такси.
– Времени мало, надо заканчивать с компьютером и собрать походную сумку, подарки.
Файл с письмом Люды я решила скачать с флэшки на компьютер. Перенесла его и открыла файловый документ, чтобы проверить сохранённое, но от неожиданности чуть не упала со стула. Оказывается, я открыла другой файл без названия. Мало того, что кто-то хозяйничал в моей квартире, так этот «кто-то» оставил письменное подтверждение своему копанию в моём компьютере. В документе крупным шрифтом было написано: «Она получила то, что заслужила. Хочешь пойти следом за подругой? Не играй с огнём! Не лезь, куда не следует. Береги здоровье!»
– Господи, кому это предназначалось? Мне или Людмиле? Написано за «подругой». Значит, мне урод написал.
Я закрыла файл с угрозами и навела на него компьютерную мышь, чтобы удостовериться в том, что это послание было написано на моём компьютере, а не выпало на рабочий стол из флэшки вместе с письмом Люды. На файле значилась дата составления документа – первое апреля.
– Понятно, гость точно был. Стёр запись с автоответчика, – вовремя я сменила замки. Со смутным чувством я стала собирать вещи в поездку.
Да…! Багаж придётся сдавать. Сумки мало. Надо ещё одну. Тяжело, но я не могу ехать с пустыми руками. Гостинцы для ростовской родни я по привычке собираю в течение года. Всё это можно и в Ростове приобрести, но приятней купить заранее, привезти, достать из багажа и подарить. Ощущается приезд гостя и то, что это подарок от души, а не просто купленная вещь. Может, на такие мелочи только мы, советское поколение, пережившие времена всеобщего дефицита, обращаем внимание? Молодёжь сейчас менее нуждающаяся, более свободное в выборе вещей. Им ни к чему такие мелочи от старомодной тётушки. Для них лучше деньги вместо подарка. У каждого времени свои заморочки. А родителям, тётушкам, дядюшкам я по обычаю кому халат, кому тапочки, а кому бутылочку с коньяком.
С утра всё удачно сложилось. Доехали до Шереметьево быстро, без особых заторов. Регистрация и сдача багажа тоже прошла без осложнений. Так удобно замотали, закрутили каждую сумку плёнкой за бешеные деньги. Обалдели в конец! Знала бы, дома плёнкой замотала свой багаж. Бизнес у них! Вовремя подали самолёт. Никакой толчеи. Люди все культурные такие стали или я совсем старушкой выгляжу? Симпатичная стюардесса предложила пройти в салон.
– Садитесь, где вам удобно. У нас свободная посадка, – с улыбкой прощебетала она.
Я люблю сидеть у иллюминатора, смотреть на город внизу, на облака. Интересно, красиво.
– Мать честная! Какого дьявола я надела эту куртку?! – подумала я, пытаясь сесть в кресло первого ряда и к своему ужасу понимая, что сеть в него не могу.
Повернувшись лицом к креслу, я стала его исследовать и определила, что оно до безобразия узкое. Я попыталась поднять поручень кресла с тем, чтобы опустить его, как это делается в наших родных советских лайнерах. Но он стоял намертво. Тогда я подняла голову и посмотрела в салон. Раз такие узкие кресла, значит, этот самолёт рассчитан исключительно на пассажиров с параметрами девяносто – шестьдесят – девяносто. Ничего подобного! В третьем ряду сидел такой внушительный дядечка! Не мне чета. Да и я, конечно, со своими размерами, но не до такой же степени! Я стала мучить соседнее кресло. Мне стало душно, жарко. И вообще, что–то не понятно. В Питер летела, помещалась в кресло такого же «Боинга» а в Ростов нет! За один день я что, увеличилась в размерах? Я опять стала крутить и дёргать ручку кресла, пробовала сесть. Нет! Чёрт возьми, не влезают мои параметры в это боинговое креслице! Опять происки американцев!
От того, что многие пассажиры заметили мои мучения, одни улыбались, другие хмыкали в кулак, я смутилась и стала красной, как рак.
– Девушка, этот лайнер строили в Америке до появления фастфуда? А летать он умеет? Посмотреть, так у них пассажирки повнушительней меня будут! – высказала я своё мнение подошедшей стюардессе.
– Вы извините, пожалуйста, но в данной конструкции самолета в первом ряду мест ручки кресел не опускаются; – пропела она.
– И что мне стоя лететь? – возмутилась я.
– У нас в лайнере свободная посадка, так как много свободных мест. Вы не будете против, если я предложу вам сесть там, где вам будет удобно?
Вот это я понимаю, сервиз, культура! Представляю, что бы я услышала в своё время в данной ситуации. Разобравшись в конструкции «Боинга» я с благодарностью за нормальные кресла, вспомнила нашу былую авиапромышленность и, пристегнув ремни, вместе со своими неспокойными мыслями устремилась в небо.
Ростов меня встретил солнцем, тёплом и распустившейся вокруг зеленью. Ничего не может омрачить встречу с родными. Суета, поцелуи, шумное застолье, воспоминания до утра, разговоры по душам. Но, несмотря на всю гостеприимную суету и мою расслабленность в отеческой обстановке, я послала племянника купить билеты на автобус в Геленджик. Говорят, теперь можно туда летать, но мне захотелось проделать этот путь на автобусе, как в детстве. Посмотреть на окрестности, ощутить приближение моря, его запах, неповторимый вкус воздуха.
Но прежде я решила разузнать всё о матери Людмилы и посетить её. Очень хотелось увидеть, как выглядит эта женщина. Так же, как и все женщины, страдающие за своих детей, проживающие вместе с ними, все их боли и горести, победы и неудачи? А может, она сейчас выглядит как-то по-особенному. Может на неё снизошло раскаяние, и женщину мучают угрызения совести, она ищет и не может найти свою взрослую дочь, чтобы открыть ей своё сердце?
Утром, сказав родным, что хочу погулять по городу, я поехала на Пушкинскую улицу с намерением разыскать мать Люды. Приятно наблюдать перемены любимого города. Кажется, Ростов стал ещё светлее, красивее. Одна беда, для середины апреля очень жарко. Удобно устроившись на лавочке напротив дома, где когда-то жила Люда, я охладилась водой, купленной по дороге. Страшновато встречаться с этим монстром, съевшим жизнь своей дочери. Посчитав приблизительно, сколько лет должно ей быть, я подумала, как ни кощунственны мои мысли, но шанс пожить ещё с десяток лет на этом свете у неё в запасе.
Набравшись сил, я попробовала разобраться в конструкции домофона на подъезде дома, где когда-то жила маленькая Люда. На моё счастье, к подъезду подошла милая старушка, держащая в руках небольшой пакет с продуктами.
– Добрый день, – обратилась я к ней, – не подскажите, здесь проживает Дробышева Нина Николаевна? – она усмехнулась как-то странно.
– Вы Нину ищете? Давайте присядем на лавочку. Пойдёмте в тенёк. Передохну с вами. Раньше считала, что рынок рядом находится. А вот с возрастом так и кажется, что расстояние от дома до рынка увеличивается и увеличивается. Раньше казалось, всё под боком, – стала она по-старчески причитать.
– Вам некому купить продукты, раз сами ходите в такую жару? Вы одиноки? – поинтересовалась я.
– Что вы! И дети, и внуки есть, приносят, покупают. Но это я так расхаживаюсь. Чем ближе к смерти, тем больше жить хочется. Вот я и хожу по рынку вместо зарядки. А то похороны нынче дорогие, а поживу ещё немного, вдруг подешевеют, – пыталась она пошутить, – так вы Нину ищите? Она уже давно здесь не живёт. Поменяла свою квартиру с доплатой. Наши квартиры теперь в цене. Мои сыновья тоже мне всё предлагают с ними жить, а квартиру продать. А я не соглашаюсь. Осталось уже немного. Говорю им, чтобы дали дожить в родных стенах. Я тут родилась, войну пережила. Почитай одна из старожилов и осталась. Все, кто разъехался, кто помер.
Мне часто приходится слушать стариков. Почему-то любят совсем
незнакомые люди рассказывать мне о своей жизни. Я уже не удивляюсь, когда на улице меня может остановить старичок или старушка и после невинного вопроса начать рассказывать историю своей жизни. Мне неудобно их перебивать, стараюсь дослушать исповедь до конца, иногда в ущерб своему времени и делам, потому что понимаю: раз открывают незнакомому человеку на улице свою душу, значит, дома им приходится разговаривать со своими стенами. А так поговорят, и на сердце им легче станет. Денёк другой прибавят к своему жизненному ресурсу. Зато потом, как они благодарят за то, что их выслушали. Сколько добрых пожеланий на меня сыпется.
– Сейчас в доме почти все приезжие. Все богатые. Вот и Нина поменяла квартиру в обмен на меньшую площадь с доплатой. Только сейчас ей больше бы дали, а это было, – старушка усиленно перебирала года в памяти, – как раз после приезда её внучки. Да, да…
– Значит, внучка у неё есть? – спросила я старушку. Она усмехнулась.
– А вы, собственно, откуда? А то я болтаю, болтаю.
– Я подруга её дочери Людочки, – старушка чуть не подпрыгнула на лавочке, поворачиваясь ко мне.
– Да что вы говорите? Людочка! Нашлась? А я всё вспоминала её. Не поверите, такая девочка хорошая была. Всегда вежливая… Как она? Где она?
– К сожалению, Людочка умерла, – не стала я объяснять старушке все подробности из жизни Люды, – вот я и приехала сообщить её матери, что дочери уже нет. Скоро сорок дней, может, помянет её.
– Кто? Нинка помянет? Да вы что?! – возмущённо ответила соседка, – она её ни разу добрым словом не помянула при жизни, а вы хотите после смерти. Бедная Люда, она же молодая женщина, что с ней случилось?
– Заболела. Рак. Муж умер, она от переживаний видно..., вот осталась квартира, дача, хотелось бы родных найти.
– Ой, милая, вы только к Нинке не ходите! Эта змея всю жизнь девочке сломала. Кстати, как жизнь у Людочки сложилась? Я не знала, как её искать, пыталась через адресное бюро найти, когда дочь её объявилась. Тоже такая хорошая девочка. Да куда там, девяносто первый год, кто искать будет. Всё развалилось, всё за деньги, – она бы ещё говорила, но я перебила её.
– Извините, как вас зовут?
– Мария Николаевна.
– Мария Николаевна, дорогая, вы знаете, как найти внучку Дробышевой?
– А как же! Знаю. Я ей тогда и помогла. Значит, так было дело.
Как-то утром слышу крики в подъезде. Думаю, опять эта истеричка Нинка на кого-то орёт. Она раньше вела себя хотя бы на людях прилично. Но потом, как бросил её этот… Влад, кажется, забывать имена я стала, она совсем озверела. Нинка надо мной жила. Я на третьем этаже, а она на четвёртом. Слышу, проклинает опять кого-то. Я выглянула на лестничную площадку. Смотрю… Люда молодая, я глазам своим не поверила. Говорю: Людочка, это ты? А девочка плачет навзрыд.
Я её к себе в квартиру завела. Выяснилось, что она Женя, дочка Людмилы. Женя мне всё и рассказала. Она сама тогда только узнала историю своего рождения. Её, оказывается, воспитывала родственница. Я очень переживала. Как же так родная мать и не знает, что у неё уже дочка взрослая! Я Женечку никуда не отпустила. Да и идти ей некуда было. Она у меня три дня побыла. Долго мы с ней беседовали. Я ей всю правду и рассказала. Говорю: кто отец твой, не знаю. Но мама твоя очень славной, хорошей и доброй девочкой была. Не то, что эта стервоза Нинка. Говорю: забудь о бабке. Женечка уехала тогда из Семикаракорска. Не сложилось у неё там. Да и годы эти девяностые: разруха, ни работы, ни жилья нормального. Думала я, думала, куда её пристроить. Могла, конечно, на первое время оставить её у себя, но с такой бабкой под боком какое житьё? И тут я вспомнила, что в Таганроге живёт моя давняя приятельница. Очень порядочная, добрая, но совсем одинокая женщина. У неё и домик неплохой, и садик небольшой. Мы с ней созванивались постоянно, она и поделилась со мной, что хочет найти хорошую девочку, чтобы помогала ей по хозяйству, присматривала за ней, а она бы дом ей оставила по завещанию. Диабет у Тамарочки. Вот я и созвонилась с ней. Так удачно вышло, у неё как раз квартиранты съехали. К ней Женечку я и определила. Они так подружились, что Тамара теперь и умирать даже не собирается. А то только и разговору было о смерти. Рада я за них. А Людочка была счастлива?
– Да. Лев Борисович, муж её, бывший кремлёвский работник, очень её любил. Купил ей салон парикмахерский. Он её третий муж. Со вторым, Никитой, она дружила до конца жизни. Только очень переживала, что у неё нет детей.
– Надо же! Женечка тоже женский мастер. Людочка обрадовалась бы, когда бы знала, что и дочь, и внучка у неё есть. Вот горе-то какое!
– Как у Евгении тоже дочка?
– А то! Людмилой младшей назвали. Вот жизнь! А Нинка, сволочь! При живой матери свою дочь сиротой сделала и внучку материнской любви лишила!
– А жива она? – спросила я старушку.
– Нинка-то? Ещё как жива! Живее всех живых! Да куда она денется? У неё змеиного яда хватит на три жизни. Через квартал живёт. Там соседи не знают, куда от такой соседки деться. Всех ядом оплевала. От злости с ума свихнулась совсем. Я в ту сторону стараюсь не ходить, чтобы на глаза ей не попадаться.
– А вы мне адрес Жени не дадите?
– Как же не дать! Пойдёмте, пойдёмте, чайку попьём и позвоним в Таганрог, – засуетилась старушка.
Получив адрес и номер телефона Евгении, я попыталась позвонить ей на домашний телефон в Таганрог, но никто не подходил к аппарату. Успокоив старушку, что не буду сообщать Дробышевой о смерти дочери, я поспешила к дому, где она проживала.
Поднявшись вверх по переулку, я вышла на улицу Горького. Спустившись на квартал вниз по улице, почти напротив здания Цирка, вошла во двор. Старый двухэтажный дом с длинной деревянной террасой, на которой находились двери в другие квартиры. К этому деревянному, наверное, столетнему строению притулилась небольшая пристройка. На стук моих каблуков по каменной плитке, отодвинув висящую цветную занавеску на двери, выглянула пропитая физиономия мужичка в застиранной футболке и сигаретой в зубах.
– Вы к кому гражданочка?
– В девятнадцатую квартиру, – ответила я.
– А чё вам там надо? – произнёс сиплым голосом мужичок.
– А вам что за дело? – обижено спросила я.
– Мне? Да Боже ж мой! От этой змеюки ни грамма яду. Предупредить хочу, она не только облаять может, но и покусать. Ядовитая гадюка! Просто затишье было, а вы сейчас разворошите гнездо её гадючье, – спокойно объяснял он мне ростовским говорком с усиленным гэканьем.
– Ну что вы такое говорите? Разве так можно? – возмутилась я.
– Ага! Идите, идите. Предупредить – это мой гражданский долг, – ответил он, то ли шутя, то ли серьёзно, и опустил занавеску.
Я поднялась на второй этаж и с опаской подошла к нужной двери. Неуверенно постучалась.
– Кого ещё чёрт принёс? Ходят, ходят, покоя от них никакого!
С грохотом и скрежетом от скрипучих замков и запоров приоткрылась замызганная дверь. В её проёме показалось непонятное диво.
Вытравленные пергидролью хилые пряди волос с ленточкой, завязанной бантом «а ля супруга Михалкова» глаза с наведёнными чёрными стрелками, толстый слой пудры на худом морщинистом лице, яркие румяна на щеках, алые губы. Я стояла, застыв от увиденной боевой раскраски старушки. Не успев сказать слова приветствия и не придумав, кем лучше назваться, я вздрогнула от истерического крика кошки, неожиданно вылетевшей из комнаты, от проделанного старушкой пенальти.
– Чего надо?! – на меня смотрели налитые злобой глаза. От нахлынувшей из-за двери агрессии я не смогла вымолвить ни слова.
– Чего глаза вылупила? Чего надо спрашиваю? – тут я пришла в себя, и мне так захотелось перейти в атаку и сказать этой старухе что-то такое гадкое, но снизу послышался уже знакомый мне голос мужика.
– Ага, я что говорил? Предупреждал. Включили граммофон! А кто его теперь выключать будет?
Оттолкнув меня от перил террасы, бешеная бабуля заорала на всю улицу. Такой отборный мат и посыпавшиеся проклятия в сторону мужчины я слышала впервые. Но вот его дверь с шумом захлопнулась. Видно, сделав своё дело, он принял круговую оборону. Размалёванное чудище, поняв, что оппонент сдался без боя, подбоченясь, сделала разворот и с теми же проклятиями танком пошла на меня. Боясь повернуться к чудищу спиной, я медленно двигалась назад к лестнице, стараясь не свалиться с неё вниз. Тут я вздрогнула от страшного громкого рёва, прозвучавшего с улицы. От неожиданности я совсем испугалась и кинулась со двора. Это видно, услышав завывания старухи, возмутился слон, находящийся на территории циркового двора через дорогу напротив дома.
– Эта обезьяна крашенная, всех зверей в цирке распугала, – успокоил меня мужик, выглянувший в окно, а слон, как услышит её завывания, так и трубит на всю улицу. Наверное, тоже матом её посылает!
Разбудили старушку, теперь ещё и слон будет орать, пока она не утихомирится. Вот так и живём!
Я шла по улице ошарашенная увиденным зрелищем и обескураженная богатым лексиконом бывшего педагога. Вспомнилось письмо Люды, из которого выртсовывался нравственный портрет её матери. Деспотичная особа, считающая себя по любому поводу правой. А деспоты всегда находят своим подлым поступкам оправдание. Никогда не признают своих ошибок. Требуют постоянного поклонения, восторгов к себе.
Где-то я читала, что человек деспот, тиран – это гипертрофированный эгоист. А эгоистом можно считать человека, который больше трёх раз в день произносит местоимение «Я». Когда смещено понятие «уважать себя и своё мнение» на «уважать только себя и считать верным только своё мнение и понятия». Если считать эгоизм саморазрушением собственного сознания, то это есть начало развития болезни, которое захватило большую часть населения нашей планеты.
И название ей - шизофрения. Но, как говорят, мы все в разной степени немного шизофреники, а вот степень её развития зависит от количества эгоизма в характере человека. Жить с человеком, который ни во что не ставит тебя и твоё мнение, не видит заслуг чужой работы. Который даже благое дело превращает в показуху для своего самоутверждения перед окружением – это не просто тяжело, невыносимо. Помимо постоянно произносимого «я» эгоисту требуется хвалебные речи в свой адрес, подтверждения любви и уважения к его персоне. Получить помощь от эгоиста - это значит подписать себе приговор на пожизненную плату ему в виде выслушивания вами постоянно повторяющихся воспоминаний о его былых заслугах. И чем больше такого человека хвалят, тем больше ему кажется, что окружающие не достойны его, что близкие люди используют его, а уважают меньше и меньше. Требуя большей признательности, эгоист отталкивает от себя окружение своими постоянными речами о себе любимом.
Близких и знакомых эгоиста понять можно. С виду нормальный человек каждый раз вспоминает случаи из собственной жизни, которые окружающие за многие годы выучили уже наизусть. Переключение разговора в кругу окружения эгоиста на другие темы, не связанные с его личностью, он считает оскорблением, неуважением к себе, пренебрежением к собственным достоинствам. В связи с этим у него появляется неизлечимый комплекс: жалость к себе. Обостряется чувство ненависти и злобы к окружающим. И уже неважно, кто его окружает: родители, собственные дети, прохожие. Он ненавидит всех вокруг за свои неиспользованные возможности, за не сложившуюся любовь, постепенно превращаясь в истерическую личность. Заканчивает он свою жизнь в лучшем случае в одиночестве с тихим помешательством.
Да, мамаше не повезло. Соседи и цирковые звери, приезжающие на гастроли, так долго не смогут терпеть беспокойную старушку. С этим цирком всё понятно.
Свидетельство о публикации №224101601010