Королева Марго пенсионерка. Гл. 22

На следующий день, удобно устроившись в комфортабельном автобусе сквозь дрёму, я думала, зачем меня несёт в чудесный город моего пионерского детства? Желание Людмилы исполнено. Её дочь и внучка нашлись, Никанор разоблачён, арестован и будет осужден по многим статьям. Жизни Никиты уже не угрожает опасность. Теперь он знает, что мог бы погибнуть от коварства друга детства. Группа бандитов, мучившая Никиту, изолирована, надеюсь на долгие годы. Картины Романовских сохранены.
Но мне никак не даёт покоя ртуть в квартире Люды. Откуда она взялась, и кто так изощрённо мучил её и за что? Вадим сказал, что травили целенаправленно Людмилу. Потому что помимо той части ртути, которую мы с Алей случайно нашли в шкафу, она ещё, правда, в небольшом количестве была рассыпана в большие китайские напольные вазы, стоящие в комнатах.
Возможно, в Геленджике я найду хотя бы небольшую зацепку, хотя бы намёк на того, кто мог это сделать. Найти отравителя надо обязательно. Если оставить всё так, как есть, то можно подвергнуть опасности ещё две человеческие жизни – Женину и Милыну.
Город я не узнала. Раньше, в шестьдесят восьмом году прошлого столетия, когда я находилась здесь на отдыхе в последний раз, он был обыкновенным курортным городком. Как же давно это было! Но теперь Геленджик превратился в современный красивый курортный рай.
Въехали мы в город с рассветом, очень рано. Геленджик встретил меня утренней прохладой, запахом моря и необыкновенным чувством, которым полнится душа, попадая на морской берег. Пока город только просыпался, я решила часть пути пройти пешком, утешить свою ностальгию. Мечтая окунуть отёкшие от долгого сидения ноги в холодные волны Чёрного моря, я попросила пожилого дядечку частника на старенькой импортной машине показать мне место, где я могла бы спуститься к морю. Потом мы прокатились по просыпающемуся городу, после чего он привёз меня на улицу, откуда я могла дойти до места, где раньше располагался наш пионерский лагерь.
Каким стал красивым Геленджик! Вспоминая своё детство, на берег этого города впервые я попала ещё в шестилетнем возрасте, в нашем пионерском лагере были детсадовские группы, любуясь открывшейся морской панорамой и увлечённая воспоминаниями и всё открывающимися для меня новшествами, я подошла к огороженной территории детского лагеря.
– Изменения на лицо, – подумала я, разглядывая внушительное ограждение, ранее называвшееся забором.
Раньше с ребятами мы протискивались через металлические заборные решётки и бегали в «самоволку» на море. Это когда совсем «шкетами» были. А став постарше, в последний раз я была в комсомольском отряде, мы сбегали уже более организованно, пренебрегая забором. Шли в обход, через виноградники, располагавшиеся на границе с нашим лагерем.
Я медленно шла вдоль высокого металлического ограждения, стараясь увидеть кого-нибудь из служащих и попросить впустить меня на территорию. Интересно посмотреть, как изменился лагерь. Раньше он был заселён круглый год. Осенью и зимой превращался в дом отдыха для заводчан. Может, сейчас здесь и не лагерь вовсе?
Заглядывая за ограждение, я дошла до поворота забора. Ни одной человеческой души. Тишину нарушают только крики чаек со стороны моря. Крикнуть неудобно, да и не услышит никто. Вымерли все, что ли? Раньше с тыльной стороны наших бараков (слова-то какие: лагерь, бараки…) мы их называли палатками, находились виноградники, через которые мы и бегали на морской берег.
– Марго, какие виноградники? Много, слишком много лет прошло! В перестройку весь виноград извели, – размышляла я.
И правда, никаких виноградников. Одни заборы, заборчики, особнячки. Я вернулась к знакомому и уже изученному ограждению.
– Не может быть, чтобы современные детки не нашли какой-то лаз через эти железяки. Что, уже не современно убегать с тихого часа на море? Тьфу, старая, совсем с ума съехала!
Я завернула за угол забора, который почти вплотную прилегал к ограждению незнакомого мне объекта. Поставив дорожную сумку на землю, дёрнула один металлический прут, почувствовав, что он не поддаётся, попробовала на прочность следующий. Так, переставляя свою сумку и расплавляясь на появившемся южном солнышке, я продвигалась вперёд и все-таки добилась победы. Дети во всех поколениях одинаковые! Одна металлическая штуковина со скрипом сместилась в сторону, открывая передо мной вход в моё такое далёкое детство.
Взяв сумку в руку, я хотела пролезть в проделанный лаз. Не тут-то было! В лаз протиснулось только моё плечо.
– С виду такая большая дыра… Маргарита, ты о себе большого мнения! Всё-таки моя задница широковата для этого окошка свободы.
Поразмыслив над ситуацией, я сняла с себя ветровку, сложила её в несколько раз. Упираясь одним плечом в прут, я стала давить руками, другой, стараясь расширить пространство лаза.
– Ничего, силушка ещё имеется! – подбадривала я себя, вся мокрая и красная от усилий и жары.
Толстый металлический прут мне удалось сместить совсем на немного. Решив, что этого достаточно, я переставила сумку за ограду, на неё кинула ветровку, сама бочком стала пробовать пролезть в проделанный лаз. Продвинув одну половину тела на территорию лагеря, я уже хотела протиснуть между прутьями вторую, как я считала, одинаковую половину своего тела, но…
Я давно слышала о том, что человек несимметричен. То есть правая его половина тела отличается от левой. Если провести по человеку черту, делящею лицо и его тело на две части, то можно поиграть в игру «Найди десять отличий».
– Но, родные мои, не до такой же степени! – вслух возмутилась я, застряв в лазе в очень малоприятной позе. Я никак не могла понять, почему этот идиотский прут, пропустив одну половину моего тела, никак не хотел пропустить другую. Я пыталась расширить из последних сил лаз, давя руками на железяку, но силы мои действительно были последними. Очень хотелось пить. Стало невыносимо жарко. Собравшись с духом, чертыхаясь, я решила ещё раз попробовать освободиться из заборного плена, как вдруг со стороны лагерной территории послышалась возня, шум и чей-то разговор. Я хотела позвать на помощь, но не успела.
– Вот она, вот! Террористка, точно говорю! Одета, как они, вся в чёрном. Надо полицию звать! Я за ней давно наблюдаю, – говорил хилый мужичок с метлой в руках, как две капли воды похожий на почтальона Печкина из мультика, – я за ней от главных ворот наблюдаю! Точно террористка!
Услышав, что меня уже успели определить в террористки, до меня как-то сразу долетела картинка последствий моих ностальгических изысканий. Решив не допускать вызова ОМОНа, а ещё забавней военных, так как всё-таки недалеко погранзона, я подала свой скрипучий голосок, сгорая от пекла и обезвоживания.
– Ты что, с ума сбрендил, Печкин недоделанный! Я тебе покажу террористку! А ну, давай, помоги мне вылезти отсюда! – строго обратилась я к подошедшему мужчине.
– Ага! Разбежалась! Сейчас! А в сумке у неё бомба! Точно говорю, – продолжал накалять обстановку Печкин, грозя мне своим длинным корявым пальцем и пугая спутницу идиотскими предположениями.
– Какая бомба! Чудище с метлой! Вытаскивай меня отсюда, кому говорю!
– Гражданка, вы кто? – прорезался голос у симпатичной женщины моего возраста, но с отличной фигурой. Я прикинула, она точно, пролезла бы, в этот чёртов лаз и не застряла бы в нём. Вот что значит жить на берегу моря! Везёт же некоторым!
– Сама я из Москвы. А раньше в Ростове жила и отдыхала сто раз в этом лагере. Здесь раньше виноградники были. Понаставили заборов! Дети всё равно на море бегают, – возмущалась я.
– Подождите, вы случайно не из инспекции? Наши дети не бегают на море. У нас с этим строго, – стала оправдываться женщина.
– Ага! Лаз есть, а на море не бегают?! Что вы мне тут сказки рассказываете? Не вытащите меня, вылезу, сама до Москвы дойду, распекут вас по полной программе за дырявые заборы. Никакой безопасности накануне сезона отдыха!
– Какой лаз?! – возмутился Печкин, – Николаевна, забор целый был, это она его поломала, она! Я видел! Всё разжать хотела! – он опять стал строго грозить пальцем в мою сторону.
– Я тебе что, старый пень, Жаботинский, что ли? Ты пробовал разжать? Пробовал? Понятно! Сам лаз и сделал! Давай, разжимай, изверг!
– Ага, щас! Полицию звать надо! Точно говорю! – всё подзуживал старикашка!
– Ты у меня докаркаешься! Вылезу отсюда, искусаю! – предупредила я Печкина о последствиях его поведения. Женщина тихо хмыкнула, сдерживая смех, – нет, надо же, они ещё смеются! Печкин, сумку мою открой и посмотри! – обратилась я к мужичку.
– Ага! Вы что, Николаевна, не трогайте, – остановил Печкин женщину, хотевшую наклониться к моей сумке, – сейчас как рванёт! Террористка или диверсантка. Точняк! Откуда она моё прозвище знает? – женщина убрала улыбку с лица и вопросительно посмотрела на меня.
– Диверсантка?! – я чуть не захлебнулась от злости, – у тебя что, мозги от жары расплавились? Прозвище? В зеркало давно смотрелся? Помоги! В последний раз, по-хорошему прошу! Хуже будет! Женщина, ну вы-то в здравом уме? Кому верите! Раскиньте мозгами. Проявите сочувствие, пить хочу! Умираю! Из меня террористка, как балерина, – уже спокойно пыталась я вывести незнакомку из ступора.
Но тут, как всегда не вовремя прозвучала сирена из моего мобильного телефона, он лежал в дамской сумочке, которую я положила в дорожный саквояж. Такую шутку с мелодией в телефоне сотворил мой внук, чтобы я быстрее находила свой вечно где-то брошенный телефон. Звук полицейской сирены означал, что меня разыскивает полковник. Женщина и Печкин от неожиданности вздрогнули и сделали шаг назад от сумки. Решив, что так дело может закончиться приводом в полицию, я перешла к успокоительным мерам.
– Спокойно, это мобильник, он лежит в дамской сумочке. Я стою, арестованная вашим забором. Откройте сумку и посмотрите. В ней находится мой дорожный комплект вещей: две коробки конфет и две бутылки коньяка «Otard» в фирменной упаковке, – услышав слово коньяк, Дмитрич как-то посветлел на глазах, – чёрт с ним, с этим коньяком, – подумала я и вслух произнесла:
– Печкин, освободи меня, получишь коньяк и деньги на ремонт забора. Николаевна пусть он починит забор, а то с безопасностью у вас в будущем проблемы буду.
Взглянув на меня уже другими глазами, Николаевна приказала мужичку:
– Дмитрич, открой сумку.
– Взяткой хочет отделаться террористка! Нет, я что? Пожалуйста. Ну, смотри, Николаевна, если рванёт, я не виноват.
Нагнувшись, он открыл саквояж. Но неожиданно из него прозвучал бой Биг-Бена издаваемый моим мобильником. По этому звону я-то поняла, что теперь меня разыскивает Михаил. Но вот бедный Печкин от неожиданности резко отскочил от сумки и, споткнувшись, упал на газон. Широко раскрытыми от удивления глазами он смешно смотрел то на свою начальницу, то на меня.
– Ой, миленький, что же ты такой пугливый? Успокойся, это всего лишь телефон. Или ты и от своей трубки так шарахаешься? – старалась я успокоить Дмитрича.
Удостоверившись, что в сумке действительно помимо разных вещей находится коньяк, Дмитрич даже покраснел от вида предполагаемого удовольствия. Успокоившись и поняв, что я к терроризму не имею никакого отношения, Николаевна попросила помочь мне. Дмитрич подошёл к лазу, со знанием дела повертел что-то наверху, и не поддавшаяся мне железяка спокойно отодвинулась в сторону, освободив моё такое несимметричное тело.
– Имущество портят, ломают, террористы разные. У нас вообще погранзона, – продолжал бурчать Печкин.
– Что, Дмитрич, влип! А ну, признавайся, сам сделал лаз? Тащишь потихоньку из лагеря, а на меня свалить хочешь? – накинулась я на освободителя.
У бедного Печкина газа округлились от моего предположения:
– Я тащу! Ты осторожней с обвинениями! Николаевна, мне домой так ближе! Никто о лазе не знает. Эх ты! Террористка! – поняв, что его тайный ход разоблачён, с сожалением сказал он.
Решив, что удача в виде бутылочки недешёвого коньяка ускользает из рук, он стал оправдываться у Николаевны. Мне стало жаль забулдыгу, достав из сумки одну упаковку с бутылкой коньяка, я протянула её Дмитричу. Но Николаевна резким движением руки перехватила презент.
– Перебьёшься! Как ломал, так и чини! – повысила она голос на мужичка, – не заваришь дыру, уволю! Пройдёмте со мной, я вас холодной водой напою и заодно проведу экскурсию по лагерю. Первый раз к нам так настойчиво вторгаются бывшие пионеры, – улыбаясь, обратилась она ко мне, неся перехваченный коньяк в руках и отчитывая своего подчинённого.
Я быстро шла за ними, оглядываясь по сторонам. Краем глаза я наблюдала картину перемен в пионерской стране моего детства.