Амнистия

Сегрегация общества индивидуализацией целей с полной виртуализацией связей. Глобальное одиночество. Ты, вроде, онлайн, но всё словно в тумане. Стенки капсулы давят на душу. Жизнь бьёт опять наотмашь, и не вырваться из этого порочного круга.

Темно. Кислорода всё меньше. Стены наползают ближе, и кажется, что они скоро сомкнутся и раздавят.

Нас тут много, в этом замкнутом пространстве. Кто-то всё ещё пытается вырваться. Расправляя крылья, взлетает вновь и вновь, надеясь на силу и храбрость. Иные лишь ползают, довольствуясь крупицами подаяний. Но есть и совсем безбашенные, которым плевать на всех и вся. Они только спариваются да жрут сутки напролёт.

Я попал сюда три дня назад. Вначале я был в рядах борцов, сражался за справедливость, доказывая право на свободу. Но сейчас что-то надломилось внутри. Я не могу больше подняться ввысь.

Здесь часто происходят землетрясения, а иногда с неба льётся свет, словно резко откинули крышку. Неведомая рука забирает одного из нас, и он больше никогда не возвращается. Несмотря на страх, что сегодня это будешь ты, в такие минуты хочется жить как никогда. К тому же небесное сияние несёт пищу, и нужно ещё успеть урвать кусок. Я заставляю себя есть, чтобы совсем не пасть духом.

Никак не могу отделаться от мысли, что я здесь по ошибке, но сородичи смеются надо мной и призывают смириться.
— Куда ты со сломанным крылом? — кричат мне они. — На, пожуй молодой ботвы и успокойся, страдалец!

И даже ратующие за свободу смотрят на меня, как на психа. Плевать, я устал доказывать что-либо.

Длительное пребывание в темноте дезориентирует в пространстве. Ряды ползающих с каждым днём всё многочисленнее. Бороться осмеливаются лишь немногие, но и они трепыхаются, будто по привычке.

Вчера я заметил тонкий луч света. Он пробился сквозь толщу густой черноты и почти коснулся моих ног. Я не поверил глазам и долго созерцал его, проверяя реальность на прочность. Спустя несколько часов видение не исчезло. Я спросил прикорнувших рядом, видят ли они это чудо, но опять был осмеян и раздавлен чужим безразличием.

Ну и ладно, ваше право. Я-то чувствую, что это долгожданный выход.
Надеюсь, землетрясения не будет в ближайшее время. Эх, встать бы сейчас на крыло! Но доползу и так, пусть и обдираясь до мяса. Только бы добраться до источника! Я должен успеть.

Через пару часов мучений под улюлюканье неверующих (они даже делали ставки: упаду или нет), я был на месте.

Из маленького просвета, откуда проник лучик, пахнуло вечерней прохладой и долгожданной свободой. Вгрызаясь зубами и раздирая конечностями податливую материю, я всё больше выбирался на волю. Наконец-то! А вы не верили мне.
— А ты как тут оказался? —громкий возглас оглушил, и чья-то рука схватила меня и вытащила наружу.

Внутри всё сжалось, и я приготовился к худшему. Лучше уж так, чем вечно пребывать в темноте!

Мальчик лет шести посадил на раскрытую ладонь майского жука и с удивлением осматривал отверстие, прогрызенное в коробке.
— Какой ты шустрый. Сбежать удумал? Ща мы тебя обратно вернём, к остальным, — мальчуган засуетился, пытаясь одной рукой открыть крышку. — Хотя... Ладно, так и быть, за волю к свободе и проявленное мужество объявляю тебе амнистию. Лети, куда хочешь!

Он слегка приподнял руку вверх, помогая жуку взлететь.
— Ну чего ты? Лети уже! — мальчик озабоченно посмотрел на смельчака. Погладил хитиновый панцирь и, шмыгнув носом, печально вздохнул: — А, у тебя крыло повреждено. Так, вроде, не сильно.

Он отнёс жука под ближайшее дерево и аккуратно положил на траву. Проведя ещё раз на прощание по спинке, заботливо произнес:
— Не грусти, солдат! Заживёт скоро, и ты снова сможешь летать. Верь мне.

Беглец с трудом перевёл дыхание. Сейчас он был не жуком, а будто "счастливым ветром, дующим внутри самого себя". Он нежился в лучах заходящего солнца и никак не мог напиться тягучим майским воздухом.

Чувство свободы придало сил. Он расправил крылья и с басовитым гудением оторвался от земли. Он поднимался всё быстрее, устремляясь душой в самую высь. И с этой высоты ему было хорошо видно, как мальчик открыл коробку и выпустил его сородичей на волю.