Перекресток 8

Мельников посмотрел на нее, потом на Бобыкина и Звонарева, глядевших на него с каким-то странным, враждебным любопытством, и пожал плечами:

-С меня так с меня, скрывать мне нечего. После института хотел остаться в Приморске — не получилось. Распределили в район, в глухомань, к медведям. Отбыл честно срок, сунулся опять в Приморск. Блата у меня не было. Пришлось идти на участок. Работа, сами представляете, собачья. Народу целый день как в буфете, а потом еще по вызовам бегай… Получил квартиру — перешел в пароходство, судовым врачом. Сперва на местных линиях плавал, потом визу открыли. Сейчас хожу в «загранку» - Сингапур, Канада, Япония… В основном чартерные рейсы. Через месяц вот в Сиэтл едем, в Калифорнию, а оттуда фрактом, в Южную Америку. - Чуть помолчав, он добавил: - Дочке двенадцать лет. Жена — научный работник, экономист, кандидатскую недавно защитила.

А как ты в пароходство устраивался — по блату? - ехидно спросил Звонарев.
 
Мельников посмотрел на него с холодной усмешкой.

-По блату, Виталя, по блату! Но этот блат я сделал себе сам, своими руками. И все, что имею, добился собственными силами. Я «сэлф-мэйд-мэн» - человек, который сам себя сделал.

-Браво! Не часто встретишь такую самоуверенность, - сказала Светлана. - А как с твоими опытами в области парапсихологии? Телепатия, слияние душ и прочие чудеса. Экстрасенсы сейчас в моде.

Звонарев насторожился: не такое уж случайное у них знакомство. И посмотрел на Бобыкина. Бобыкин молча сидел, тяжело облокотившись на стол, думал о чем-то, глядя в тарелку, и, казалось, не слышал ни рассказа Мельникова, ни слов Светланы.

-Экстрасенсы были всегда, во все времена, - спокойно ответил Мельников. - Иисус, по моим понятиям, тоже был экстрасенсом. Но он плохо кончил, потому что хотел всех осчастливить. Человека нельзя сделать счастливым. Счастье — это то, чего человек добивается сам.

-И ты счастлив? - спросила Светлана. - Ты добился всего, чего хотел?

-Я реалист! Я хочу лишь то, чего могу добиться. Человеку, в общем-то, не так много и нужно…

«Ну, конечно, - усмехнулся про себя Звонарев. - Например, поменять «Запорожец» на «Тоёту».

-Понятно! - сказала Светлана. - Блаженны нищие духом!.. Ну а ты, Миша… - обратилась она к Бобыкину. - Ты тоже своей жизнью доволен? Как ты жил эти двадцать лет?

Бобыкин поднял глаза.
 
- Как я могу двадцать лет жизни уложит в один рассказ?

-Ну а все-таки? - Светлана смотрела с улыбкой мягкой, но настойчивой. - В двух словах.

-В двух словах… - Бобыкин задумался.

В комнату вошла Мария Николаевна, держа в руках большую хрустальную салатницу, наполненную с верхом.

-Огурчики у меня, извините, магазинные, - пояснила она, - свои еще не выросли. А редиска и лук только сегодня с грядки… Сейчас еще рыбки принесу, картошечки и грибков — вот и все угощение! Не обессудьте! Миша не предупредил, я бы чего-нибудь приготовила…

-Что вы! Все и так чудесно! - воскликнула Светлана, поднимаясь ей навстречу. - Сейчас я вам помогу.

Вдвоем они быстро накрыли на стол, и Бобыкин пригласил мать:
 
-Садись, мам, посиди с нами.

-И посижу, охотно согласилась Мария Николаевна. - Погляжу на вас, какими вы стали. Бобыкин почувствовал облегчение. Та сила, которая напирала на него изнутри, утихла, смирилась, разошлась по каким-то тайным ходам и каналам, затаилась до нового всплеска.

«Ну что ж, Свет мой ясный! - решился он. - Но тебе вряд ли это будет интересно. Тебе все равно — Мишка Бобыкин или Юрка Мельников...»

-Вы хотите, чтоб я за пять минут рассказал, как я прожил эти двадцать лет? Извольте! Я жил просто, как миллионы, телепатией не занимался. Работал, служил, опять работал. Немного плавал на ледоколе… Сейчас работаю в управлении спецмонтажа. Мы приходим в пустые бетонные коробки, ставим оборудование, а когда уходим, предприятие начинает давать продукцию. Может быть, это слишком высокий стиль, но когда я читаю в газете, что каждая пятилетка — это шаг к коммунизму, мне приятно сознавать, что и я причастен к этим шагам.

-Стройки — это еще не коммунизм! - скептически заметил Мельников. - Коммунизм — это гармонически развитая личность. А где она у нас?

-Что касается гармонической личности… На мой взгляд, это вовсе не означает, что человек одновременно должен быть и разносторонним спортсменом, и музыкантом, и поэтом… Это не каждому дано. Главное, чтоб он личностью был! А личность, когда человек вкладывает всего себя в то дело, которым занимается. К сожалению, у меня это не всегда получается. Может, кто из присутствующих поделится опытом?

Над столом повисла неловкая тишина. Мария Николаевна беспокойно заерзала на стуле. Ей не нравились эти разговоры, не нравилась недобрая, взвинченная атмосфера. «Двадцать лет не виделись, - думала она, - могли бы и помягче быть друг к дружке!» Чувствовала: неспроста так суров сын, неспроста отводит взгляд от московской гости, которая без всякого стыда на него только и пялится. Что-то будет, ох, что-то будет!..

-Теперь твоя очередь, Виталий! - нарушила молчание Светлана. - Ты у нас был самый подающий надежды. Ну-ка, отчитайся перед товарищами! - Она подмигнула Звонареву, на мгновение напомнив ему ту, семнадцатилетнюю Светку Кузнецову, за болтовню с которой на уроках получал замечания.

«Какие уж там особые надежды! - подумал Звонарев. - У каждого теперь своя жизнь, свои ценности. Бобыкин живет своими монтажными объектами, Мельников — мечтами о «Тоёте», у тебя, Светланка, тоже свои проблемы и заботы. Поймем ли мы друг друга?»

-Рассказ мой будет, наверное, самым кратким и скучным. - начал он. - После школы, как вы знаете, я сразу поступил в университет, потом в аспирантуру. Защитил диссертацию, приехал в Приморск. Работаю в академическом институте, руковожу лабораторией. Вот и все. Еще у меня есть два сына и умница жена.
 
-И чем же ты занимаешься в своем академическом институте? - спросила Светлана. Из двух писем, которые она получила от Виталия, она узнала о нем не так уж много.

-Ну если в общих словах, то я занимаюсь робототехникой, - ответил Звонарев. - Это очень большая всесоюзная программа. А моя тема — формализация зрительных образов, то есть машинное видение и машинная графика.
 
-Ну и как? - поинтересовался Бобыкин. - Есть уже успехи?

-Успехи в науке понятие относительное, улыбнулся Звонарев. Иногда и отрицательный результат бывает полезен.

-Он хочет сказать, что мазать уже можно, но есть пока нельзя! - с сарказмом заметил Мельников.

«Он мне надоел! - сказал себе Звонарев, глядя в самодовольную физиономию бывшего одноклассника. - Чего он все возникает? Перед Светкой рисуется, что ли?»

-А к станкам с ЧПУ твоя работа имеет отношение? - спросил Бобрыкин, сожалея, что за столько лет не удосужился даже толком узнать, над чем работает его близкий друг.

Звонарев вздохнул, как человек, которому напомнили о чем-то неприятном.
 
-Имеет, Миша, имеет… Но давай поговорим об этом отдельно, в другой обстановке.

-Да, мальчики! - подхватила Светлана. - О станках вы можете поговорить и потом.

-А о чем сейчас? - в упор спросил Бобыкин.

-Ну… Я не знаю… Просто о жизни. Столько лет не виделись!

-А я знаю. Сейчас тебя послушаем, москвичка-сестричка. Поведай и ты о своих одиссеях!

Тут Мария Николаевна вдруг поднялась из-за стола и торопливо сказала:

-Извините, ребята! Курей надо загнать, на дворе уже темнеет. Миша, ты не помог бы?

-А чего там помогать? - удивился Бобыкин и, обернувшись, посмотрел на мать. - Ловить их, что ли?

-Да дыра у меня там, в сарае, заделать бы… Хорек, говорят, шныряет… Отца не допросишься…

-Ну ладно, нехотя согласился Бобыкин… - все еще не понимая, что за срочность заниматься сейчас этой злополучной дырой.  - Ты иди, мам, я сейчас. - И он опять уставился на Светлану. - Рассказывай!

Мария Николаевна недружелюбно взглянула на Светлану и вышла. «Принесла же нелегкая эту московскую вертихвостку! Куда только ее муж смотрит?»

Светлана усмехнулась. Она-то прекрасно поняла, зачем мать хотела увести сына. «Испугалась, что скажу что-нибудь не то. А что я могу сказать? Разве расскажешь, как изболелась душа за эти годы, через какие круги прошла?С глазу на глаз бы нам с тобой поговорить, Мишенька...»

-Одиссеи у меня очень простые, - сказала она и сама удивилась своему бесцветному голосу. - После первого курса перевелась в Минск. Потом работала в газете, в отделе культуры. Вышла замуж за москвича, переехала в столицу. Сейчас работаю в издательстве, старшим редактором… Сын у меня, девять лет…

-Сама, небось пишешь? - спросил Бобыкин?

-Куда мне! Таланта бог не дал.

-А что вы издаете? Хорошую книжку сейчас днем с огнем не найдешь!

-Все издаем: и классиков, и стихи, и прозу.

-А я что-то не знаю ни одного стоящего современного писателя, - вмешался в их диалог Мельников. - По-моему только бумагу зря переводите. Читать-то нечего!  Одна и та же жвачка: как очень хорошие люди борются с просто хорошими…

В этот момент на пороге комнаты появилась Мария Николаевна: в темной косынке, завязанной сзади, в стареньком плаще. В руке у нее был шахтерский аккумуляторный фонарь.

-Миша! - окликнула она сына. - Сколько тебя ждать?

Бобыкин поднялся с кислой миной: «Вот придумала заботу!»

-А можно и мне с вами, - сделав наивное лицо, спросила Светлана. - Ни разу в жизни не была в курятнике!

-Нет, нет! - испуганно запротестовала Мария Николаевна. - Вы там вся измажетесь! Там и нет ничего интересного — темно и помет кругом.

Мать и сын ушли. Наружная дверь брякнула тяжелым кованным крючком.

Мельников включил магнитофон:

-Потанцуем?

-Не хочется, - ответила Светлана. - Выключи! Хозяина разбудишь.

Мельников выключил магнитофон и некоторое время изучающе смотрел на Светлану, потом обратился к Звонареву:

-Виталий! Ты не мог бы тоже пойти погулять, подышать деревенским воздухом?