Московская позолота

Московская позолота

«Золото – полезное ископаемое, которое является резервом государства в случае чрезвычайных ситуаций. Такой резерв в виде слитков находится в специальных хранилищах страны».

       Осознание, что нельзя объять необъятное, пожалуй, приходит по-разному. Кому-то сразу, можно сказать с молоком матери, кому-то на смертном одре, как чудесному персонажу великого произведения «Война и мир» Л.Н.Толстого – молодому князю Андрею Болконскому. Богатому и влиятельному аристократу требовалась сфера деятельности, почет и уважение общества, обязательное наследие фамилии. Раскаяние пришло. Лучше позже… Кому-то осознание приходит с учетом опыта своих ошибок, чужих. Важно проанализировать их, сделать вывод, встать на путь, свой путь (осознанный, неподвластный, правильный и жгуче честный), путь достойного человека, как у А.П. Чехова – «Мы люди мелкие, но не подлые». А если подобное осознание не придет никогда?
       Задумка о написании рассказа, своей точки зрения на определенную часть общества (нет, не желчно больную любыми недовольствами мира страны, а лишь контингент, ошибочно попадающий под определенное влияние, тоже отчасти заблудших в современных понятиях вершин) терзало мою душу, как истинное непонимание «счастья» последних (вполне возможно, мнение мое ошибочно, неграмотно и безмерно ненужно) ограниченной прогулки по жизни. Описать причины «болезни» общества, увы, мне не по нраву характера. Во вступлении я упомянул имя гранд писателя. Чтобы не говорили. Но усвоив его произведения можно с уверенностью сказать: «Знаю много!» - однако, не всем под силу даже прочитать его наследие. С уверенностью можно сказать, что он (Лев Николаевич) видел Россию великой, русский народ – недосягаемо грамотным, щедрым, многочисленным, который явится народам Земли в завтрашнем дне как гарант стабильности, справедливости и достатка. Но я надеюсь, что мои строки сподвигнут в изучении энциклопедии жизни позиционированием современник – классик. В своем произведении затрону лишь незначительную часть болезни, называемую влияние или попадание под влияние, которое так и назовем – искусственно создаваемая элита общества.
   Женька, прекрасная Женька. Да природа нигде не слукавила, создав её такой. Ни в чем. Будет выглядеть сурово, если сказать про неё: - естественная, с васильковым цветом глаз, блондинка; - стройная, чувственная, с маленькой ручкой и ножкой, фигура женственная; - достойная неустанного внимания мужчин; - отмеченное здоровьем тело. Звучит скромно и обыденно. Да мало ли таких?! Мы знаем замечательные примеры, когда в красавицы и умницы записывают дам по чьей-то рекомендации, по положению в обществе, по деньгам и … по скверному характеру. Многие с подобными требованиями соглашаются, и называется это естественным отбором, как следствие – психологическим отбором. Совсем редко идет отбор по уму. Когда все ниши, так называемого достойного общества заняты, ум играет роль реверса, если он не практичен и нет четкого плана покорения этого общества. В первом случае, процесс быстрый и подсудный, поскольку бесплатный сыр – только в мышеловке. Во втором случае, длительная и нудная игра в поддавки, как говорится: и смысла жизни не поймешь, и время наслаждений потеряешь. Желающих попробовать двуединые способы – уйма. Т.к. природа отдыхает в детях, иногда проще записаться в закадычные друзья и, «подпевая кумиру» слиться с радостью жизни в его тени. И успешно и безоблачно. Но что сказать? Перейдем сразу к делу. Наслаждать красноречием читателя, который осилил курс пользования интернетом, не имеет смысла, а вот думающий, вполне возможно, пару строк возьмет на заметку.
      Вспомнили прежнюю власть, посожалели о ней, да уж – былого не вернуть! Опыт. Как говорится: «Пролитое полным не бывает». Так нечего и мыслить об утраченном. Многие – многие народы не раз сплачивала матушка Русь, мать Россия. Мы горды, братья, за свою страну, но в нас есть и место печали. Выгода мирного трудолюбия очевидна, но печаль в том, что так думают не все. Кому-то лучше жить обманом и татьбой, разрушив народный дух создать новый «правильный» мир. Горше нет печали, чем печаль родителей, тех, кто способен видеть никчемность своих детей.
     Итак. Искусственно создаваемая элита общества. Осталось немного времени, когда поколение России совсем забудет отчаянно-грандиозные планы государства Союза Советских Социалистических Республик и «счастье» независимости, некогда «угнетенных» Россией государств, «зацветет» над ними. Скромнее надо быть и, имея остаток памяти, сказать: А не провести ли нам референдум об объединении всех «осчастливленных» в могучее ложе великой и единой страны. Оперативно провести: без войн, навязанных третьими силами, без инакомыслящих, без Кашпировских. Пожалуй, нет. «Прольётся» кровь «незаконно обиженных», мерящих благосостояние народов через посредство своего благосостояния.
               
                Рассказ первый. Поезд «Душанбе - Москва».
   Грязный и вонючий поезд «Душанбе - Москва» катился по России, стуча колесами на стыках рельс. И народ, важно не замечая неудобства и отсутствие полного комфорта в вагонах, яко бы все происходящее – впервые в жизни, пил чай, вяло разговаривал друг с другом, но откровенно, ибо поезд, этот хороший психолог, располагает к откровенной беседе. В купе были попутчики: двое ехали в направлении Воронежской области. Это были работники плодоовощной базы из города Душанбе, собственно говоря, начальник и его подручный, замечательный и исполнительный таджик, третий – наверное, русский из Москвы, ездивший в Таджикистан, как специалист по ремонту конвейерной линии коньячного завода. Я же, напоенный чаем моих щедрых соседей, прислушивался к их мирной беседе. Разговор был житейский. О том, о сем. В какой-то момент на столе появился коньяк. Начальник плодоовощной базы отметил, что, вообще-то в поезде он не выпивает, но уж очень компания хорошая, при этих словах - покосился на меня. Я кивнул, что буду. Москвич, условно назовем его так, разлил по первой рюмке, выпили. Все отметили, что горячительный напиток замечательный. Выпили по второй. Беседа перешла в другое русло. Стали по-новому знакомиться, говорить, какие мы все замечательные и дружные. Что случилось в СССР – не понимают. Но не хорошо это. После третьей, слово взял начальник ПОБ и начал ответственно и откровенно рассказывать про свою жизнь. Говорил он хорошо, вдохновенно и мы его увлеченно слушали. О том, что он еврей, нужно ли говорить, поскольку мы все в купе чувствовали себя, так сказать, достаточно уютно. Оказалось, что он отправил из Азии вагон винограда, едет его встречать; из Воронежской области повезет картошку домой:  – Дескать, дела, бизнес, надо как-то жить. – А что сами-то? - спросил я. – Да вот учу молодежь, - ответил он. Кстати молодежи было лет за тридцать. – Была такая беда у меня в 93 году, – продолжил начальник, опустив плечи, - по старым наработанным связям отправил вагон винограда в Москву под реализацию. И что вы думаете себе? Обратной связи не получилось. Министерство торговли свернуло свои полномочия. Общаться не с кем. Говорят и виноград пропал. За простой вагона заплатил тоже я. Мне проще открыть контору в России теперь и самому контролировать события.
        Настал черед четвертой. Начальник уже стал рассказывать, что дочь и жена у него все в золоте. И любовница – вся в золоте. Дом в Москве, в Сочи, Душанбе, еще где. Отношения в семье и у любовницы – у всех замечательные.
       – Да уж, жить надо уметь, - подумал я и уставился в окошко.
       Но тут разговор перешел в несколько иное русло. Слово взял москвич. – В 93 году меня душанбинские друзья пригласили на рыбалку в Кыргызстан. Я даже и подумать не мог, что у киргизов такая замечательная рыбалка, а рыба – все сазан и белый амур, - он развел руки широко, - вот таких размеров. Ездили мы на Токтогульское водохранилище. Скажу я вам, что это место – оазис Азии, находится на территории Токтогульского района Джалал-Абадской области. Так вот, - продолжил он, - сие чудо! а я нигде не видел такой чистой лазурной воды, образовано плотиной Тогтогульской ГЭС на реке Нарын. А на северном побережье красиво и величественно дерзким ханом расположился город Токтогул. Мы проехали чуть дальше по грунтовой дороге. Подобрали место остановки. Не мудрствуя лукаво, спустились к берегу, расположились, обустроились. Друзья поставили рыболовные снасти. За успехом в ловле рыбы я наблюдал слабо, поскольку насытился неповторимым по вкусу пловом из конины и пил, пиалушку за пиалушкой, ароматный травяной чай с горным медом без ограничения по причине сытости. При этом любовался видом отражающихся в воде гор; солнце клонилось к закату, ветра не было; блаженства добавила вечерняя прохлада и, завернувшись в тошок (национальное одеяло киргиза), я и не заметил, как задремал. Чуть позже, поодаль, послышался злобный лай наших собак и голос, зовущий о помощи, привел меня в осознание действительности. Собаки, охраняющие нас, ротвейлер и два отличных представителя породы восточноевропейской овчарки, находясь на прочном снаряжении в метрах пятидесяти от нас, пристегнутые к колышкам, рвались в сторону гор, а из темноты доносились чьи-то голоса. Мои товарищи на данное событие почему-то не обратили внимание. Итак, с этого момента наступило самое интересное, собственно говоря, почему я и затеял этот рассказ.   
  Включив фонарик, я пошел на лай. Увидев меня и определив, что я «свой», собаки чуть поутихли. Луч фонарика выхватил парня, который махал мне рукой. Подойдя ближе, я услышал: «Здравствуйте, мы экспедиция Пржевальского. Сбились с пути. Три дня ничего не ели. Дайте хлеба и что-нибудь покушать». Подталкиваемый самыми добрыми христианскими побуждениями я вернулся в наш лагерь. Спросил друзей поделиться продуктами с членами экспедиции или накормить их. Странно, но я услышал смех и полный иронии ответ: «Они такая же экспедиция, как мы жители Чукотки». Их юмор несколько расстроил меня. Но получив «добро» на дележ, отнес банки три тушенки и хлеб. По дороге меня мучила мысль, я знал, что таджики и киргизы люди не скупые, а гостеприимные, могут поделиться последним, но что сегодня не так в их поведении. Мое появление из темноты опять подняло настроение. Лежащие перед костром коллеги по отдыху снова дружно смеялись, что еще больше озадачило меня и расстроило. Подсев к костру, попытался выяснить причину ироничного поведения, на что понял лишь так: поживешь – увидишь. Ответа не пришлось долго ждать.
   Снова залаяли собаки, и я пошел, под дружный смех, выяснить причину. Что за история? Снова люди из экспедиции Пржевальского, они сбились с пути и хотят поесть. Общий смысл до меня стал доходить – это банальные попрошайки. Но причина? - Причина проста, - как мне объяснили друзья. – Это наркоманы. Их засылают в место, богатое коноплей, а дальше дела, описанные Чингизом Айтматовым в романе «Плаха».  На мой вопрос: «А где же опера?», - получил ответ: «Дак, в Советском Союзе наркомании не было. А в данном вопросе мы живем еще по законам бывшего Союза. И специалистов по данному вопросу в Киргизии всего трое». Нонсенс. Знакомое решение. Разъяснение почему-то вывело меня из равновесия. Я быстрым шагом отправился в сторону наркоманов. Говорил, что сбор конопли – грязное дело, лучше вернуться домой и вести чистую жизнь. Проповедь моя была закончена попаданием камня в мое правое плечо, боль и кровь по рукаву… Не делай добра – не будет и зла. Ах, как я наивен. На этом моя замечательная часть отдыха закончилась, и наследующий день с ноющей болью в правом плече я попал в стационар города Токтогул.
   Тут москвич спросил: «Что интересно? Тогда по пятой». Выпили. Помолчали.
  - Что рану залечил? - спросил сосед по купе, таджик.
  - Еще как, раз вы требуете продолжения рассказа, - оживился словоохотливый москвич. - Извольте. Для истории. Чуть не женился. Случилась любовь. Поверьте, я потом сильно переживал, - сказал он, покосившись на таджика (типа, не оскорбит ли национальных чувств), подумал и, с уверенностью выпившего мужчины (когда развязывается язык, что информация дальше присутствующего коллектива не выльется), начал.
     Как сказал ранее, всю ночь промучился с ушибом, а утром друзья отвезли меня в больницу. Заведующая хирургическим отделением взяла практику лечения места моего ушиба под личный контроль. Упускаю, что она сделала все нужное в этом случае:  мне сделан рентген травмы, взяли кровь на анализ, определили в палату. Палата чистая, а пациентов в отделении не много. Осень, окна открыты, легкий сквознячок, свежий воздух. Днем температура воздуха прогревается  градусов до двадцати семи. Лежи себе, читай книги, размышляй, отдыхай. Рентген показал наличие трещины в плечевой кости, а внешней осмотр - ушиб, обширную гематому надостной мышцы. Нужен покой. 
       - Покой нам только снится. Друзья! - С жаром начал говорить попутчик из Москвы, - Я влюбился! Я старый холостяк, 28-ми лет отроду, искавший идеал строгой русской девушки, влюбился в киргизку. Но какую! Она того стоит, чтобы чуть описать ее. Она, понятно, что это мой лечащий врач и очень умна. Пожалуй, последнее - самое важное в этом событии. Она красива! Красива и самобытной красотой, и красотой женщины. Нет! я не имею права описывать ее достоинства. Это будет пошло. Но поверьте на слово! Молодая чудесная  женщина! – Попутчик замолчал, как будто вспоминая событие, затем продолжил, - она делала осмотр моей травмы, пальчиками касаясь моего плеча. Я уже не чувствовал боли, вдыхал аромат ее тела, пахнущего ни как обычно у медиков – медицинскими препаратами, а секретным запахом горных трав. Между нами в какой-то момент проскочила искра и я, потеряв голову, стал целовать руку, которая, минутой раньше, лечила меня. Она же обняла меня, прижала голову к своей груди и тихо засмеялась. Этот смех сбил меня с толку. – Ну ладно, пациент, идите. Мне нужно заняться делами, - сказала она, лицо ее при этом было грустно. – Как? – Вздохнул я мечтательно, меня влекло к ней. – Осмотр окончен, - ответила она, - да и с ушибом у вас все в порядке, дальнейший осмотр и перевязки будет проводить старшая медицинская сестра Ирочка, Ирина Павловна, – тут же поправилась она. Жизнь для меня закончилась, я вышел из перевязочной палаты, ничего не понимая, но осознав главное – я влюблен. Безнадежно влюблен. Сердце тревожно билось в груди. Уединившись в палате, я лег на кровать, закрыл глаза и начал вспоминать дни, проведенные в Азии. Было одиноко, грустно и тревожно, мучила недовысказанность в отношениях с только что появившейся любимой женщиной.
    Следующую перевязку мне делала старшая сестра травматологического отделения, Шнейдер Ирина Павловна, очаровательная девушка лет двадцати трех, двадцати пяти, которую внешне я бы сравнил с актрисой Шэрон Стоун. Делая перевязку, она мило улыбалась и рассказывала, как в школьные годы, гуляя по горам подвернула ногу, и ее всю дорогу нес самый красивый мальчик из ее класса: «Мальчик, кстати», - заметила она, - «похож на Вас». Все выглядело мило, но мне неинтересен был ее рассказ. Перед глазами стояла Аяна Дастанбековна, ее величавая осанка, сродни титулованным дамам, ее черты и манеры, женственность и элегантность. Аккуратно уложенные волосы в пучок на затылке, понимаешь, что если их распустить, они затмят белый свет. Ах! ухоженная нежная кожа, через определенный оттенок которой проглядывался румянец, ее высокий открытый лоб и карие глаза, смотрящие на собеседника открыто и без иронии – этим я жил, с наслаждением дышал сегодня. Лечиться расхотелось. Нужно выписываться из больницы, доделывать свои дела в Азии и уезжать домой. «Что делать со своими чувствами?», - грустно подумал я, направляясь в свою палату. Собственно говоря,  день закончился тем, что с Аяной мы договорились остаться друзьями. Как это было? Да, рассказываю.
Сегодня у Аяны Дастанбековны было ночное дежурство по больнице. Вечером в отделении она появилась с сыном, мальчуганом лет пяти-шести; спокойным и уверенным шагом он проследовал в палату, организованную под дежурных врачей отделения. Его я видел еще один раз, чуть позже проходившим мимо.
    В палате я был один. Видимо закончив дела, Аяна зашла ко мне. Мы сразу же заговорили о моей выписке. Говорили так, что мужчинам-де не приемлемо валяться на больничной койке с пустяковыми ранками, посмеялись о моей наивности в поступке с наркоманами и заговорили о судьбе женщины в Азии. Я многое узнал и понял. Она была замужем, по искренней любви, но с мужем не жила почти полгода, чем и объяснилась секундная слабость, может быть месть, в период приема и осмотра моей травмы. С мужем они, выпускники Фрунзенского Киргизского Государственного медицинского института ..8. года выпуска, полные любви и надежд, прибыли в город Токтогул, где недавно открылась новая районная больница. У них у обоих была хорошая перспектива карьерного роста и огромное желание лечить людей, в соответствии с данной клятвой Гиппократу. Примечание автора. В свое время такой ход мысли не вызывал иронии одновременно с сарказмом. У людей была вера и уверенность в светлое будущее. Начало совместной жизни было радужное. С мужем жили - душа в душу. Работали много, помогали, поддерживали  друг другу (хоть специальности были разные) и переживали вместе. «Отрадно было понимать наше равноправие в делах и семейных обязанностях», - говорила Аяна Дастанбековна, ее глаза искрились, грустили, теплели и, как будто прозрачнели,  но слез я в них не заметил. Все началось с 1991 года. Его отец, глава семейства - бывшая районная партийная номенклатура, указал нам о возврате в родной город мужа. Типа хватит, поигрались, пора и жизнь начинать по нашим законам и традициям. Планы и идеалы рушились. Мы стали ссориться. Я прекрасно понимала, что ни о какой практике врача речь дальше не пойдет. Дом, семья и обязанности. Принеси – подай, дасторкон, почет и хвала отцу семейства - чай подает дипломированный специалист. Ни о каком совместном ужине, понимаешь, муж, сын, жена речи не идет. А жаль! Да об этом ли мы мечтали?». Тут я ее перебил:
    - Замечательно! Я забираю тебя, - эмоционально выдохнул я. Но, встретив ее выразительный взгляд, понял – она не жаловалась мне, она объяснила причину, почему не может экспериментировать жизнью. Жизнь патриота Киргизии, любовь к родине, к семье  – это не преграда, это повод быть добрее, честнее, сильнее – так говорили ее глаза.
    - Ты добрый, ты мужчина, - сказала она. - Я люблю мужа, спасу семью, не знаю как, но я это сделаю. Еще, я медик, хирург, выполняю операционные вмешательства в качестве торакального и абдоминального хирурга. Хирургия – это мой смысл жизни. Однажды я ассистировала хирургу из Бухары. Надеюсь, ты что-нибудь слышал о евреях бухарских? Операция сложная на ЖКТ. Ну, я не буду тебя пугать, однако замечу, что подобные  операции - очень долгие, и послеоперационный период длится до 24-х дней. Елисей Вениаминович, так звали врача из Бухары, в сей раз, запросил диагноз пациента, результаты его анализов и обследования (все по телефону). Затем его доставили машиной к нам, он сделал операцию «играючись», с «закрытыми» глазами, да как угодно это назови. Ему заплатили деньги. Уезжая, он сказал: «Послеоперационное сопровождение доверяю вот ей» - и написал требования. На третий день после операции наш пациент сидел в курилке с сигаретой. Я видела достаточно в своей практике. Но здесь. Вот это совершенство хирургии. Вот это мастера! Я должна стать таким же специалистом, но трудиться для своего народа с учетом лишь клятвы Гиппократу.
 - с пафосом закончила она. – Но делать их для своего народа с учетом лишь клятвы Гиппократу.
     На следующий день я выписался из больницы и уехал.
   - Знаешь, почему так случилось? – спросил меня сосед по купе, таджик? – Не дожидаясь ответа, добавил, - потому что муж у нее мусульманин-азиат. А мы, знаешь, какие сильные. Женщины, которые с нами, никогда нас не предадут.
     Начальник-товаровед заулыбался, наверное, чему-то своему, видимо вспомнив дом.
     «Москвич» заулыбался глазами.
     А мне стало грустно после услышанного рассказа.

                Рассказ второй. Курилка.
     Я вошел в курилку, когда спор заканчивался. Извечно, старшее поколение спорит с молодым. Извечно, спор начинается о смысле жизни, кто лучше понимает ее, заканчивается - обсуждением ошибок и общим непониманием. Я же с какого-то момента перестал участвовать в подобных пересудах и начальник всегда говорил мне, что я человек инертный, себе на уме или даже равнодушный. Мое же мнение, чтобы принять какое-то решение, нужно выслушать две стороны, участвующие в споре, довести его до логики, а потом уже принимать мудрое решение. Но я еще был достаточно молод, мудрость мне не к лицу. Однажды, прочитав рассказ А.П. Чехова «Огни», проанализировав его, с того времени предпочитаю отдать свой голос ветеранам – они жили и боролись во имя чего-то. А в данном случае, резюме в споре подвел дядя Коля. Мужилов Николаевич Олегович, заместитель начальника цеха, он всегда спор заканчивал так: «Привожу пример из жизни»! - Нужно ли говорить, что ему шестьдесят три года, и он везде побывал:
    - Летел как-то я на самолете, рейс Хабаровск – Иркутск – Новосибирск. Лететь-то мне нужно было до Волгограда. Командировочка предновогодняя, нужная, срочная, финансовая, в 1987 году. В Новосибирске был разочарован жизнью – билетов в сторону города на Волге не было, даже через Саратов и другие промежуточные города. Рейс же, на который есть билеты – будет через сутки. Грустно так вспоминаю рекомендацию нашего бухгалтеры Нихеда дяди Толи. Его голос так и лезет вкрадчиво мне в голову: «Билетов не будет – не жадничай. На кассе вложи червонец в паспорт и продавцу билетов так вкрадчиво ответь: да посмотрите мой паспорт, может, что не так. Соображай!», – это он мне. – Все сделал, как он сказал. Мне говорят: «Подождите, Вас вызовем». Официально так сказано. А я думаю: «Да нет! Наверное, билетик поищут, чудо случится». Чудо случилось. Слышу, объявляют: «Гражданин Мужилов Николаевич Олегович, подойдите к кассе номер 28». Подхожу, беру паспорт, свой билет, а вот червонца в паспорте не обнаружил. Думаю: «Да нет, не может быть, продавец билетов – такая молодая и красивая блондинка в белой блузочке, высокой грудью, да нет, она так поступить не могла. Просто выпал мой червонец где-то». Так мне хотелось верить в эту мою маленькую мысль. - Николай Олегович посмотрел мне в глаза как-то виновато и закурил новую сигарету.
     Эстафету в разговоре тут же поддержал мастер второго участка – Юрий Юрьевич Юрченко, Юрист – так звали мы его между собою: 
     - А у меня был случай в Вильнюсе, противоположный, можно сказать. Раз зашел разговор про то, как мы «брали и давали». Стыдно было, удивлялись, как в нашей честной стране СССР всякая гадость возможна? Дело было так. Отправляясь в месячную командировку, был проинструктирован женой: звонить домой каждый день по вечерам.  Тут Юриста прервали: «Да ладно про жену. Давай говори по существу. Обед заканчивается». – Тогда так, - продолжил он, - заказал переговоры на центральном пункте переговоров Литвы. Нужно ждать соединений – в пределах часа. Эх, молодежь, не знаете вы такого счастья! Все добросовестно сидят в креслах ждут, да нет, кто-то ходит, курит, волнуется. Ждем. Неожиданно для всех включился микрофон оператора связи, и мы невольно стали свидетелями диалога двух говорящих. Один – собственно говоря – оператор связи, второй – уроженец Грузии. Один говорит:
   - Дэвушка, красавыца, соедини Тыбилиси!
   - Обязательно соединю, садитесь, подождите, соединение в течение часа, - отвечает она ему.
    - Э, я тэбэ дэниг даю. Соедини, а…
    - Присядьте, обязательно соединю. Здесь все ждут вызова, –  отвечает она.
  Зал прислушался, загудел неодобрительно-одобрительно. Понимаете меня да – нет?! Человек из Грузии скорее осознал сложившуюся ситуацию. Посмотрел на нас, на девушку - оператора телефонной связи. Что творилось у него в душе – мне было неинтересно, а вот за девушку  - взяла гордость. Обыкновенная девушка. Ну что быстро я рассказал? Да нет? Все встали и пошли работать!

                Рассказ третий или назовем его «2а».
      Чтобы не заподозрили меня в деменции, вернемся к Женьке. Женька – бывшая школьная подруга, замечательно взращенная по правилам обыкновенной семьи в пору развитого социализма, о котором оставшиеся в живых и помят и вспоминают. Но признаться в своем «совершенстве» забывают. Подругой она мне была пару недель, затем, как переходное почетное знамя, перешла в руки талантливых однокашников, закончив расширение кругозора юношами других школ и молодыми мужчинами городских коллективов. Да и дело-то обычное. Молодое. Только социальная ячейка общества порой пересаливала, я имею в виду наставления будущему поколению, свойственное жизни сегодня: - скрытая вседозволенность; - приучение к услугам лучшего; - разные «лихие» дела - «во имя чего».
      Учась на первом курсе (1984 год) Московского института народного хозяйства им. Г.В. Плеханова, она удачно вышла замуж за состоятельного одногруппника, затем - за молодого преподавателя института, и к выпуску - замужней дамой укатила в Германию. 
     Чудесно построенная программа молодого специалиста из России. На этом ее карьера не закончилась... Но познания моей персоны  к персоне нон грата оборвалась за неимением потребности и надобности.
   … Как-то видел ее родителей. Они давно перестали бороться за статус удачливой семьи.
     Закончу свое повествование кратко. Чтобы не мучиться совестью за плагиат и не выкручивать руки «своим» словам внесу контекст из рассказа советского писателя Льва Николаевича Правдина «Мы строим дом»:
    «Горек удел тех отцов и матерей, которым незнакомо чувство гордости за детей своих, а еще горше, если дети забудут свой дом, в котором они выросли, выкормились, научились уму-разуму, где узнали домашнюю ласку и родительскую строгость, где всего пришлось хлебнуть – и горя и радости, и довольства и нужды».

                Глава заключительная.
      У нас есть опыт и нам есть с кого брать пример как жить и, думая о нравственности своего народа, доверять своему народу.