Стыд
СТЫД
Аккурат на майские праздники чучельник Галкин свой Стыд потерял.
Да, вот так просто – взял и потерял. И ведь сразу легче ему стало!
Раньше-то, как было: увидит на дороге денежка лежит – и вот мучается совесть, от Стыда корёжится: поднять или не поднять – ведь кто-то же потерял, может, искать начнёт, а он, Галкин, уже присвоил для своих нужд – стыдно было, аж до испарины.
От этих переживаниев и не помнил, как это было-то – поднял денежку или нет, а Стыд неделю, а то и две не проходил, всё карябался внутри чучельникова сознания.
Или вот ещё – пописает, а руки забудет помыть с мыльцем после этого, встречает знакомца и мучается – здороваться за руку, как принято и сделать вид, что помытая, или спрятать в карман, как невоспитанный?
Знакомец мимо идёт, уткнувшись в газетку, а Галкин ещё километра 2 мучается и вспоминает свои терзания. Очень неудобная такая жизнь вместе со Стыдом получается.
А теперь по-другому всё – по лучшему! Никаких денежек после Галкина на тротуарах не валяется и здоровается со всеми исключительно за руку после всех процедур мочеиспускательных.
Раньше мясо тушки от зверьков для чучела он всегда отдавал заказчику, а сейчас берёт себе без малейшего зазрения, говорит: «Было тухлое – я его на помойку выбросил», – а сам стоит, в зубах спичкой ковыряется – мясо застрялое вычмокивает и смотрит без всякого выражения.
Или шкурку снимет с кота соседского и приделает на заказное чучело соболя, а потом шапочку соболью жене на день рождения подарит – в общем совершенно Стыд потерял чучельник Галкин, специалист 1 разряда.
И сейчас вовсю развлекается – обсчитывает заказчиков без стыда и совести или у чучела оленьего уберёт masculum genitale и приделает на его место колючий от носорога африканского, а школьники ходят потом по музею краеведческому и любуются, спрашивают у учительницы, а она вся красная от смущения...
Живёт теперь Галкин совершенно разнузданно, даже поправился до лоснящейся поверхности.
А Стыд Галкинский валялся-валялся в углу в туалете общественном, а потом взял, да и прицепился к начальнику Отдела Социальной Помощи, тот как раз штаны долго застёгивал – было время Стыду Г. пробраться к нему в Душу потихонечку.
Пробрался по каналам нужным до самой норки для стыдов предназначенной, а оттуда чей-то хвосток торчит – вроде, кто-то там шевелится.
Дёрнул за хвост, а оттуда морда какая-то небритая шипит: «Пошёл вон, ходят тут всякие, совсем стыд потеряли!».
«А вы кто будете?» - спрашивает Галкинский, а небритая харя отвечает: «Хозяйские мы, значит, э-э-э-э, а кто такие и не помним вовсе».
И эта морда колючая снова хвостом к Галкинскому повернулась, попробовал тогда Стыд Г. силком протиснуться в тесное помещение – да где там!
Совсем окрысилась небритая – шипит и за руки кусается, только пена зелёная брызжет.
Делать нечего – переночевал Стыд Галкинский перед норкой в коридорчике.
Утром пришёл начальник ОСП на работу, сел в кресло и задремал, а Стыд Г. выполз из штанины брючной и в соседнем кресле под валик спрятался.
Весь день приходят подчинённые начальника, садятся в кресло свободное и отчёты делают, Стыд Г. каждому в Совесть залезает тишком и пробует там пристроиться, но все норки заняты – изо всех хвосты торчат, у кого длиннее, у кого короче, но все на один копыл, одним миром мазаны – с харями бледными и небритыми, будто умирать собираются.
А в одной такой норке вообще мумия какая-то валялась – бр-р-р!
Совсем уже Стыд Галкинский отчаиваться начал, как пришёл в заведение сам Главный Министр с ревизией, чтоб проверить, как параграфы постановлений об улучшении выполняются.
Облизнулся Стыд Г. и всосался в голову Министру через ушное отверстие.
А в голове министерской никаких таких каналов-коридоров и нет, сплошное гулкое помещение и там, где обычно норка для стыда находится – просто засохшая корочка. И скользко очень.
Выскочил Стыд Г. незамеченным через другое ушное отверстие и потёк по министерской спине, по заднице, до пяток и далее – опомнился уже на улице от пережитого потрясения-ужаса.
Мимо граждане снуют по делам, а некоторые просто прогуливаются, но ни у кого в глазах не видно бесстыжести.
Вот куда теперь податься стыду потерянному? Вдруг услышал Стыд Г. странное хныканье, как будто душат кого подушкою – на крыше у песочницы детской сидит Стыдок маленький и лапками глаза трёт.
«Ну дак – чё, да как?» – Стыд Галкинский спрашивает.
А румяный Стыдок сквозь хныканье рассказал свою историю про мальчика малого, который, на свою беду, увидел, как по улице бегал голый дяденька и решил, что тоже так бегать будет в садике, вырыл ямку в песочнице и закопал свой Стыдок маленький.
«Ну, не хнычь, пошли, поищем тебе нового хозяина или мальчика твоего уломаем на возврат стыдливости» – взял его за лапку Стыд Галкинский и пошли они по аллейке парковой.
Идут и к гражданам приглядываются – авось повезёт с поисками, но спешат граждане по своим делам озабоченные и ничего-то у них на лицах не отпечатано.
Тут машины забибикали и завизжали шинами – идёт через дорогу девочка в пионерском галстуке и ведёт под руку древнюю бабушку, а сама вся красная-прекрасная, будто пчёлами покусанная.
Смекнул Стыд Галкинский, что неспроста это и, возможно, получится что-нибудь с устройством мелкого Стыдика.
А девочка бабульку перевела, к ней репортёры подбежали, интервью там, фотки всякие, а дошкольница какая-то рыженькая всё автографа добивается. Девочка до того раскраснелась, что заплакала и готовая отчего-то сквозь землю провалиться ….
Понял Стыд Галкинский, что у девочки очень большая внутренняя камера для стыда имеется и, конечно, найдётся местечко ещё для одного Стыдка совсем малого, беспризорного. Обнялись они на прощание и отправился Стыдок к девочке на постоянное местожительство, а девочка даже и не заметила, потому что с репортёрами беседовала.
Пришёл Стыд Галкинский на пл. им. Хренина и слышит – две женщины что-то про стыд говорят и ахают.
Подошёл поближе, за стенд газетный спрятался, будто читает «Известия», а сам внимательно слушает. «Это-ж надо так, совсем стыд потерял наш чучельник, бродит по Советской улице, даже без исподнего!!» – возмущаются гражданочки, а Стыд Г. сразу понял, про кого это они и поспешил в нужном направлении.
Пришёл на ул. Советскую, а там – тишина, даже куры не кудахчут, только под забором валяется какой-то обрубок бесформенный, весь оплёванный и ещё чего-то мычит-кочевряжится. Пригляделся Стыд повнимательнее – точно Галкин, его хозяин потерянный!
Но какой-то совсем незнакомый стал, до крайности. Подполз Стыд втихаря к Галкину – и шмыг в норку свою рОдную.
Там, конечно, уже сидит чужая небритая харя Бесстыжая – пришлось трошки повоевать, но наше дело правое!
Утром Галкин глаз открыл и залился пунцовой краскою – под забором лежит, совершенно «ню» и во рту как будто коты нагадили.
Перебежками-огородами добежал до своего местожительства, сразу натянул штаны и зубы почистил, а потом сел и заплакал от Стыда жгучего.
Плачет-надрывается, слёзы речкою катятся – всю грязь-нечистоты омыли с тела и с души Галкина.
И сразу легко стало чучельнику, потому что снова быть честным принял твёрдое решение – распахнул он окна и двери в доме запахом бесстыдства пропитанном, чтобы сквозняком всю нечисть повытягивало.
А дома жена на кровати лежит под одеялом леопардовым в шапочке песцовой и нежится. Вокруг всякие шкуры-меха раскиданы ценных пород фауны, даже на люстре висит что-то похожее на шиншилловое изделие.
Сложил Галкин все меха и шкурки в чемодан, забрал шапочку и одеяло сдёрнул решительно и отнёс всё добро украденное с повинною в милицию.
В милиции Галкина пожурили, как следует, но, учитывая добровольное признание – отпустили под подписку о невыезде.
Полегчало на душе у Галкина и Стыд за него радуется, идут они по улице, мороженое кушают.
На перекрёстке бабушка древняя никак дорогу перейти не решается – ступит вперёд и опять назад отступает, Галкин мороженое, недоеденное в урну положил и к старушке ринулся, как раз успел к зелёному.
Перевёл неспешно бабульку на другую сторону и ещё очки ей протёр своим носовым платком, а тут репортёры набежали, окружили и интервью требуют.
Галкин очень сильно потупился, краской залился, как положено, и что-то промямлил про гражданскую позицию и вообще про долг каждого.
А Стыд в душе у Галкина подумал, что старушка неслучайно через дорогу мотается – этак она стыдливых людей отмечает и совестливых.
В газете местной про Галкина и девочку написали статью прекрасную, а милиция отменила Галкину подписку о невыезде.
PS. Галкин всё-таки не забыл – поменял местами олений masculum genitale с носороговым и учительницы с тех пор стоят совсем не красные.
Свидетельство о публикации №224101600914