Королева Марго пенсионерка. Гл. 11

Утром я заглянула в гостевую комнату. Маша крепко спала, сладко улыбаясь во сне.
– Она чуть младше моего сына и на немного старше дочери, в жизни ничего не видела, любви не познала, счастья материнства не испытала. Как ей помочь? Да и нуждается ли она в моей помощи?
– Доброе утро, Маргарита Сергеевна, – за стол села посвежевшая и повеселевшая Маша, – запахи такие вкусные, так кофе захотелось!
Видя, как она накинулась на омлет с зеленью, я придвинула поближе к ней тарелку с тостом. Моя Дашка любит готовый тост смазать небольшим кусочком сливочного масла и сразу положить на него тонкий кусочек сыра. На ещё горячем тосте сыр становится мягким и аппетитным. По утрам она может схрустеть несколько таких кусочков с одной чашкой кофе. А я бы могла часами наблюдать, как она ест.
– Ой, у меня нелепый вид? Заспанная? Я такая обжора, особенно после нервной встряски, – засмущалась Маша.
– Что ты, что ты! Засмотрелась на тебя, дочку вспомнила. Вроде только недавно гостили, а уже скучаю.
Маша погрустнела от моих слов. В её взгляде как-то сразу потускнел огонёк сиюминутного счастья.
– Что такое, Машенька?
– Вы мне мою бабушку сейчас напомнили. Она на меня всегда так смотрела, лучший кусочек подкладывала, – её глаза наполнились слезами.
– Она жива?
– Нет, вскоре после мамы умерла, – грустно ответила она.
– Помяни добрым словом. Вот, возьми, – я отломала от куска чёрного хлеба маленький ломтик и, присыпав его солью, протянула Маше, – с утра пить вредно, помяни хлебушком с солью бабушку. Маш, прости, а случайно Влад твой к бабушке не приезжал после смерти мамы? Водочку палёную не привозил? А то, может и её того…?
– Нет, нет… Правда, он ни причём.
Мария побледнела. Задумалась, что-то вспомнив. Взяв небольшой мякиш чёрного хлеба, она стала нервно катать его по столу, делая из него маленький шарик. Потом тихо прошептала:
– Знаете, это я маму убила. А Влад… Он меня вытащил, можно сказать, из тюрьмы. Но вы не подумайте, я не хотела, я оборонялась. Не знаю, как так вышло. Случайно.
– А ну-ка! Расскажи, – я положила ладонь на холодную руку Марии.
– Понимаете, мама уже и на работу устроилась. Последние дни радостная ходила, совсем не пила. А в этот день вернулась домой раньше обычного и… ну…, вы понимаете? Увидела нас вместе. Мать с Владом сначала долго ругались, потом Влад ушёл. А мама выпила целый стакан водки. Потом слово за слово. В общем, она на меня с ножом кинулась. Я оборонялась, просила её не трогать меня, кричала, что зачем она меня от бабушки увезла, а она ничего не понимала, я её толкнула. Она ударилась не сильно. Но получилось, что головой о косяк. Потом смотрю, у неё из горла пена пошла, задёргалась. И умерла сразу, – Маша опустила голову и зашмыгала носом.
– Успокойся, не плачь. Мария, почему ты сама к бабушке не уехала? Не маленькая вроде. Четырнадцать лет. Паспорт в кармане. В голове-то что-то уже должно было иметься? Ладно, опустим, не будем травмировать до конца твою израненную душу, – всё-таки съязвила я, но вовремя спохватилась, – ты, кажется, упомянула, что мать пить бросила?
– Да, а в этот день сильно напилась.
– Она пришла уже пьяной?
– Нет…вроде, она пошла на кухню, и я видела, как она там целый стакан сразу выпила.
– Она что, с собой водку принесла?
– Да нет! Я об этом тоже не раз думала. Откуда бутылка с водкой взялась. Точно помню, потому что пока они ругались, я на кухню убежала и всё почему-то на пакет смотрела, знаете, такой прозрачный в универсамах дают.
– Что в нём лежало?
– Хлеб, молоко, пачка сахара, чай и колбаса варёная. Точно, бутылки не было.
– Значит. заначила где-то, а потом достала.
– Нет, на кухне негде спрятать. Стол на ножках небольшой. Кухня крохотная. Всего три метра, там каждый уголок виден.
– Пьющие люди так припрячут, что будешь смотреть и не увидишь. Бутылка откуда-то взялась? А потом почему пена у матери пошла? Ты читала заключение о смерти?
– Там было написано, что она отравилась водкой! Но это заключение Влад купил, дал за медэкспертизу большие деньги. А на самом деле она умерла от закрытой черепно-мозговой травмы.
– Это он тебе так сказал? Ну ладно, ты тогда была девочкой дурной, несмышленой, что, такой и осталась? Пена пошла, так написано? Точно отравление! Ничего твой упырь не платил, я думаю. Не за что платить было. Он сам так подстроил: и запрещённые игры с тобой, и приход мамаши, и водку, отравленную подложил. Ясно всё, как белый день! А ты понять не можешь? Или не хочешь? Или так вжилась в роль жертвы, что и расставаться с этой ролью не хочется? Смотрю на тебя с виду вроде ничего, а в голове одни опилки. А мамашу твою он всё-таки отравил.
– Не может быть, – прошептала Маша.
– Чего не может быть? Жизнь свою ты сама искалечила. А всё потому, что тебе нравится этот образ жизни! Да чего там, пять минут брезгливости, зато всегда при деньгах, сыта, довольна, живёшь в своё удовольствие! С другой стороны, каждому своё!
– Ну что вы говорите? – Маша соскочила со стула и в запале быстро заходила по комнате, – я его хитрые глазки видеть не могу. Он до меня дотрагивается, а у меня к горлу тошнота подступает! Он за мной следит постоянно, денег не даёт, а этот дебил, охранник его Артём, до туалета меня сопровождает. По Москве я как в наручниках хожу, шаг вправо, шаг влево считается побег!
– Кстати, я смотрю, он такой лощеный, Никанор твой. Машина дорогая, дом вы отгрохали, дворец целый. Это что, прибыль у салона такая большая?
– Прибыль есть. Но откуда основной доход поступает, я не знаю. Где он берёт и за что получает? Знаю только, что несколько раз в неделю он с Артёмом и Ваней куда-то уезжает, куда не знаю. Для меня самой это загадка. Думаю, у него какой-то тайный от всех бизнес имеется.
– И тебе не интересно, что это за бизнес и откуда он деньги берёт?
– Нет. Я рада, что, хотя бы несколько дней в неделю, пусть взаперти, под присмотром, но без него нахожусь, – Маша разрыдалась в голос.
– Да не плачь, ты сама виновата. Знай, из любого положения есть два выхода: наверх и вниз. Карабкаться наверх, конечно, очень тяжело. В жизни такие ситуации и проблемы можно лоб разбить в кровь, сердце разодрать. А лететь вниз камушком легко. Ощущение полёта будоражит кровь, завлекает лёгкостью падения. Но насмерть разбиться можно. И разбиваются. Всё! Не реви! Лучше скажи: этот Тёма дебил он что, охранник Никанора?
– А чего это дебил сразу? Да! Охранник! Телохранитель! – мы с Машей вздрогнули одновременно, услышав грубый хриплый мужской голос.
Я с испугом повернулась к входной двери и обомлела. Облокотившись спиной о подоконник в коридоре, замок окна которого я вчера успешно вывернула, стоял дубина под два метра ростом. Его лицо… Маша в определении была права.
– Так что, Маша? Это я дебил охранник? – опасно ласково проговорил он, приближаясь к нам.
Пока мы стояли застывшие, с выпученными глазами, этот верзила спокойно подошёл к девчонке и своей широченной пятернёй схватил её за шею.
– Ты же, придурок, шею ей свернёшь! – крикнула я. Лучше бы я промолчала!
Этот Тёма посмотрел на меня так! От его взгляда у меня мороз побежал по коже. Потом верзила медленно отпустил Машку, которая была уже вся синяя и задыхалась от его крепких объятий и, пуская в мою сторону гневные, полные огненной ненависти стрелы из глаз, стал приближаться ко мне.
Я дала задний ход. Встала с торца нашего длинного стола и, пододвинув своё кресло к себе, загородилась им от злобного людоеда. Моего тяжеленого кресла, которое он с лёгкостью откинул, ему показалось мало. Я резво побежала вокруг стола. Старая дура!!!
Погнавшись за мной, он зацепился за кресло Олега и пошатнул рядом стоящую изящную низкую деревянную подставку, которую мы делали на заказ специально для вазы, подаренной мне Олегом на пятидесятилетие. Необычайно изящная перламутровая ваза Кисловодского фарфорового завода размером метр десять сантиметров в высоту и в обхвате сантиметров пятьдесят была моей гордостью. Я резко остановилась и, облокотившись на стол двумя руками, громко приказала.
– Вазу держи, говнюк!!! – он, глянув на меня округлившимися от моей наглости глазами, обнял двумя руками чуть не свалившуюся на пол вазу.
– Предупреждаю! – грозно продолжала я, – разобьёшь вазу, получишь пожизненный срок! – видно мой грозный вид и угроза, прозвучавшая с металлом в голосе, напугали его до смерти, потому что вазу он аккуратно поставил на место, смачно выругавшись в мой адрес. Но тут же решив, что лучше получить пожизненный срок, но отомстить мне за оскорбление, он поднял её вверх с желанием грохнуть ею об меня. Я руками схватилась за сердце, но умереть не успела, так как прозвучал страшный грохот, от которого этот верзила упал на пол, весь обсыпанный драгоценными осколками производства Кисловодского завода.
Немного придя в себя, тихо подкрадываясь, я подошла к почему-то валяющемуся Тёме и увидела рядом с его головой свой универсальный булыжник, который всегда служил мне правдой и честью в хозяйственных делах.
– Ну вот, опять камушек пригодился, – сказала я, оборачиваясь в ту сторону, с которой прилетел мой каменный помощник, – ты чего в детстве метанием дисков занималась? – устало спросила я Машу, стоящую, как суслик на пригорке и трясущуюся от страха со сложенными на груди руками, – точно суслик! Вторую вещь мне разгрохала, – сказала я, садясь на стул спиной к потерпевшему и лицом к Маше.
– Н-е-е-т! – пролепетала она трясущимися губами и такой же трясущейся рукой показала в сторону появившемуся шороху за моей спиной. Я повернулась и увидела нагнувшуюся фигуру, с растопыренными руками-граблями которая медленно шла в наступление головой вперёд, словно прося меня добавить ему ещё пару ударов.
– Ну что же тебе не лежится, охламон! – я встала, оглядываясь, чем бы ещё его приложить. Но, видя, что времени на размышления у меня уже нет, и что сейчас могу погибнуть под обломками дебиловатого мужичка, я с невероятной болью в сердце, но с силой в руках долбанула его моей любимой статуэткой. Если быть точнее, фарфоровой композицией, занимавшей некоторую часть стола. Внушительных размеров чудная фарфоровая открытая беседка со сценкой чаепития под сенью розовых кустов раскололась на несколько частей на голове неудачливого охранника.
– Маргарита Сергеевна… – только и смогла произнести Маша, видно уже поняв, чего для меня стоил этот шаг.
– Жизнь дороже увлечения, – устало успокоила её я, приземлившись без сознания рядом с нападавшим на нас охранником.