Королева Марго пенсионерка. Гл. 14

По виду Маши, которая встречала меня у ворот особняка, было видно, что ночь она провела в переживаниях и без сна. Опухшие красные веки, серый цвет лица, как нынешнее утро. А утро выдалось под стать нашему настроению. Густые тёмные облака не давали солнечным лучам пробиться сквозь них. И небо, словно переняв наше настроение, плакало мелким дождём.
– Маш, так нельзя! Надо держать себя в руках. Все мы в чём-то грешны. Это печально, но факт. Корить себя можно до бесконечности. Но, как правило, потом заканчивается это состояние жалостью к себе. А дальше прибавится поиск виновных. Но для тех, кто жалеет себя, почему-то виновными становятся все вокруг. И вот ты уже видишь себя жертвой обстоятельств или каких-то людей и опять пошло по кругу: жалость к себе, поиск виновных. К старости превратишься в брюзгу! Всё! Этот этап твоей жизни уже перешагивает в «прошлое». Его надо забыть. А если и вспоминать, то только лишь для того, чтобы видеть разницу между прошлым и настоящим.
– Как же я смогу всё забыть? – плакала Маша, вытирая с лица то ли слёзы, то ли оставшиеся капельки дождя.
– Как страшный сон. Нельзя, чтобы прошлое руководило твоим будущим. Каждому жизненному периоду своё место. Ты же стремишься к изменениям? Ну, было. Было там, в далёком детстве, где тебя бросили, можно сказать, в объятья мерзавца. Забудь и меняй, ломай, пробуй, начинай сначала. Придумай, нарисуй своё будущее и стремись к нему.
– У меня какая-то пелена с глаз сошла, – ответила тихо Маша.
– Вот и отлично, – я улыбнулась, – ничего, держись Маша. Всё хорошее ещё впереди. Надо только стремиться к нему и как заклинание, три раза в день повторять: у меня всё будет отлично! Я вот о чём подумала. Тебе надо постараться найти занятие по душе. А то эти салоны с бредом, на котором зарабатывал Никанор, тебя совсем с ума сведут. Что ты говорила, он хотел сделать из своего особняка?
– Обитель. «Никаноровскую обитель», – ещё тише ответила Маша.
– А я бы из этого особнячка устроила, например, «Реабилитационный центр для детей и подростков, подвергшихся насилию». И фирму бы перепрофилировала под этот центр. Ты представь, скольким детям нужна помощь? Кто, как не ты, может знать и понять, что нужно для того, чтобы помочь таким поломанным и замаранным детским душам.
– Центр? Реабилитация… Так я сама ещё вся … в себе не разберусь. А правда, это идея, – потухшие глаза Маши засияли огоньком светлого нужного дела, – Маргарита Сергеевна, может, правда?
Понемногу Маша стала успокаиваться. Всю дорогу она размышляла на эту тему. Я слушала её краем уха, но мысли мои были уже далеки отсюда. В памяти всплыли откровения Никанора. Его слова о том, что мать Людмилы оставила новорождённую девочку на попечение тётки, а та отнесла её в приют, хорошо запомнились мне.
– Вы поможете мне? – долетел до моего сознания голос Марии.
Раз она уже что-то придумала, значит, думает о будущем. А это показатель того, что всё у неё будет отлично.
– Помочь? Машенька, теперь тебе я ничем не смогу помочь. Я смогу только порадоваться твоим успехам. Ты всё сможешь сделать сама. А как взять разрешение на организацию центра на этой территории лучше спроси у Вадима Петровича. Я уверена, он поможет, подскажет, к кому и как надо обратиться. Он здесь, в районе, всех знает. Его уважают. Сходи в Церковь. Там батюшка хороший. Может, и он приложит свои усилия на благое дело. Береги документы. Ещё всё может быть. Всё может случиться. Думаю, этот упырь просто так не оставит тебя в покое. Будь начеку.
У кабинета Вадима Петровича мы были без четверти десять.
– Ну что, Пинкертоны? Явились? – шутку полковника я оставила незамеченной. У меня не было настроения шутить. Ужасно болела голова. Хотелось быстрее вернуться домой и остаться одной в полной тишине и одиночестве.
– Вода у вас есть? – спросила я его. Запив таблетку, я c трудом рассказала полковнику о том, что мы нашли тайник и что в нём находится.
– Вот ключ. Диск я положила обратно. К деньгам мы не прикасались, а свои документы на дом и фирму, паспорт и все свои бумаги Маша забрала.
– Хорошо. Сейчас произведём обыск и сделаем изъятие из тайника. Сначала вас опросят по поводу Артёма, когда, что и где вы слышали о покушении на Людмилу Соколову. А по поводу тайника не будем торопиться с выводами. Посмотрим, что к чему.
– А Влада могут отпустить? – чуть не плача спросила Маша.
– Сейчас мы его задержим по подозрению в двойном покушении на убийство.
– А кто второй? На кого он ещё покушался? – настороженно спросила Маша.
– Маша. А вторая Соколова. Сначала напишите заявление и в нём укажите все обстоятельства покушения на вас и его признание вам в убийстве Соколовой. Вы пойдёте на это?
– Да! – решительно ответила Маша. От смущения лицо её покрылось красными пятнами.
В отделении мы пробыли до обеда. Сильная боль так и не отпустила мою голову. Вадим Петрович вызвался присутствовать при нашем опросе, помогал заполнять протокол. Закончилась необходимая процедура опроса, и мы вместе со следственной бригадой и понятыми выехали в усадьбу к Марии. После изъятия содержимого тайника, я, попрощавшись со всеми, приняла от полковника сожаления по поводу моего недомогания и уехала к себе.
От перенесённого стресса у меня всегда скачет давление, да и весна, помощница гипертонии со своей переменчивой погодой не даёт расслабиться. Надо приложить горчичник на затылок. Заполнить грелки горячей водой и положить под икры ног. Выпить таблетки и ещё одну положить под язык и опустить сознание в тишину и небытие. Но голова не могла найти себе покой, потому что последние события не хотели отпускать от себя надолго.
– Завтра надо съездить в Москву. Хотя бы цветы полить. Как время летит. Только недавно я приехала на дачу. Ничего не предвещало, что могут произойти такие бурные события.
Наконец удалось провалиться в глубокий сон. Разбудила меня трель дверного звонка. Я удивилась, увидев в экране домофона полковника.
– Вадим Петрович? Что случилось? Я не при параде, – сказала я смущающемуся полковнику, который был одет в штатский костюм. В его руках был букет почти распустившихся роз и целлофановый пакет.
– Вы уж простите меня великодушно, но вот хотел справиться по поводу вашего здоровья, уж очень вы меня сегодня напугали своим видом и настроением, дорогая Маргарита Сергеевна. Вот вам витамины, – он выложил на стол фрукты, – а это для души, – полковник протянул мне букетик из трёх роз, – ничего не понимаю в цветах, – мялся в смущении Вадим Петрович.
– Петрович, вы такой молодец, а я сейчас только подумала, вот бы что-нибудь из фруктов слопать. Знаете, после приступа есть так хочется. Давайте, я сейчас…– но полковник не дал мне договорить.
– Нет, сейчас если позволите, я буду вас кормить. Ложитесь и продолжайте лечение покоем. Я сбегаю в машину и принесу мясо. Где у вас передник? – сняв пиджак, он по-хозяйски вымыл руки, надел висевший на крючке яркий передник и провозгласил:
– Сегодня я вас накормлю холостяцким обедо-ужином!
– Как здорово! Первый раз на этой кухне будет готовить мужчина, – сказала я устало, и пошла, переодеваться к обеду-ужину. Неудобно сидеть за столом с
мало знакомым мне мужчиной в ночной сорочке и халате.
Я поднялась в свою комнату и задумалась, во что бы мне облачиться. После нашего с Олегом развода моя Дарья изрезала на кусочки все мои халаты. Дело в том, что до развода я, как и большинство российских женщин, облачалась дома в халатики, которые у нас в России, надо сказать, шьют непонятно по каким лекалам. Откуда производители взяли эти фасоны, материалы, расцветки? Специально сделав из нужной в жизни женщины одежды какое-то чудовище, в котором она превращается в гибрид старухи и крокодила.
Дашка таскала меня по магазинам и набрала кучу вполне приличных платьиц, в которых можно и на улицу выйти, и дома чувствовать себя женщиной. Широкие длинные футболки, бриджи, лёгкие брюки и воздушные блузочки теперь заменили мне все мои идиотские халаты.
– Ты, мама, мне ни разу в жизни ни одного халата не купила кроме, ночного и махрового, а сама ходишь как старуха! – ругала она меня.
И я её слушалась, потому что она была права. Для женщины халат – враг номер один! Хуже самой старости, потому что и в возрасте женщина должна выглядеть королевой!
Я надела чёрные брючки и длинный пуловер из лёгкого трикотажа. Пуловер сконструирован так, что воротник-хомут можно сделать как декольте с открытыми плечами или оставить красивым свободным воротником. Смущать гостя своими открытыми плечами я не стала. А вот прилагавшийся к пуловеру широкой трикотажной резинкой я собрала волосы. Вот теперь, припудрив носик и взбрызнув за ушком «Клемма» глянув в зеркало, я себе понравилась.
Полковник занимался сервировкой стола к ужину. Увидев, что я спускаюсь, подал мне руку и подвёл к накрытому для трапезы столу. Запах жареного мяса ещё больше разбудил во мне аппетит. Мясные блюда я ем редко и готовлю их в основном только для мужчин. Но сейчас мне казалось, я проглочу всё, что приготовил мой поздний гость. А приготовил он вкусное, ароматно пахнущее, красивое жаркое с луком из свинины с прожилками сала. Этот убой для желудка мне, да ещё на ночь! Прощайте, остатки фигуры!
– Вообще-то я лекарство привёз, – смущаясь, сказал Петрович.
– Под такую красоту и не чокнуться! Тащи!
Мой гость пошёл к машине, а я достала из бара бутылку красного французского вина «Каберне Фран» подарок Миши. Он меня всегда балует бутылочкой хорошего вина, предупреждая, что пока наша винная промышленность не станет хотя бы той, которая была в Союзе, чтобы я в российских магазинах вина не покупала совсем. Что я и делаю.
– Вы не подумайте, я не пьющий. Но вечерком под мясцо, ну грех не выпить! А вы составите компанию?
– Вадим Петрович, может, вы попробуете вино? Оно очень хорошее. Да, и вы за рулём.
– Намёк понял! Спасибо, но я уж лучше рюмочку привычного, ничего?
Обычно, когда готовишь, да ещё много, как это бывает в больших семьях, сытой становишься от запахов. Так повара и говорят. Поэтому настоящие повара готовят всегда на голодный желудок. И только несведущий человек считает, что тот, кто много готовит, также много ест. Наевшись не почувствуешь качества следующего блюда, которое надо исполнить. Повар что маэстро, уже зная вкус каждого индигриента, может составить вкусовую гамму блюда, которое он исполняет. Именно исполняет. Блюдо создаётся как музыка, чуть сфальшивишь, получится «лажа» как скажут музыканты.
В жарком полковника «лажи» не было. Мясо с золотистой мягкой корочкой таяло во рту, пюре из картошки, которую я вообще почти не употребляю, было, как воздушное облако и удачно подходило к мясу.
– Холостякам просто здоровенная пятёрка! Неужели они питаются так, а не сухомяткой и пельменями, – честно оценив работу Вадима, спросила я.
– И сухомяткой, и пельменями, но без мяса мужик сохнет, как без женщины.
За разговорами мы и не заметили, как отбросили от своих имён отчества. Говорили обо всём: о детях, внуках, муже и жене, погоде. Далеко за полночь немного захмелевший Вадим сказал: – Ритуль, спасибо тебе, что не выпроводила. А вот так посидели по-душевному. Дала мне высказаться. Ни разу не затронула сегодняшнюю тему, хотя я знаю, что тебя многое интересует. Так иногда хочется просто поболтать, не на рабочие темы, а так просто поболтать… – тихо говорил Вадим, и было видно, как устала его душа, – что-то я почувствовал свою ненужность дочерям, одиночество. У друзей свой круг, а я … Эх, не жизнь, а одна работа. Жаль, встретился мне такой человечек, кому душу открыть хочется, а сердце подарить. Вижу, замуж тебя не уговорить.
Не успела я подтвердить предположения и успокоить бедного полковника, как затрещал мой мобильник и тут же замолчал. Просветился номер Маши. Я перезвонила. Маша не отвечала. Закрыв крышку мобильника, я тут же опять набрала номер Маши. Её телефон был уже отключён.
– Вадим, у меня целый день сердце не на месте.
– Да, ерунда! Нечаянно нажала на кнопку, сейчас спит. Рит, ну такой вечер…А, ладно! – махнул он рукой, – поехали. Всё равно не успокоишься. Предупреждаю, я без оружия, – с улыбкой сказал он.
Пока Вадим заводил свою старенькую «Тайоту» я накинула куртку и во внутренний карман положила травматический пистолет. Электрошокер Вадим изъял у меня вчера и оставил в своём кабинете.
Примчавшись к участку Никанора, мы не увидели никакой иллюминации. Всё освещение было выключено. Не горели обычно ярко светившие фонари на участке. В окнах не был виден свет.
– Что-то подозрительно темно, – сказал Вадим, – ты сиди в машине, я проверю ворота и калитку.
Он взял фонарик из бардачка, полез в багажник, что-то достал оттуда, мне показалось, что-то длинное и металлическое, и подошёл к калитке. Она и ворота были закрыты изнутри.
– Я сейчас поставлю машину к калитке, встану на неё и спрыгну во двор, а ты сиди, если что, вызывай подмогу, – командовал полковник.
– Понятно! – послушно ответила я ему, – ага, щас! – сказала я себе.
Как только послышалось мягкое приземление Вадима с другой стороны забора, я вышла из машины. С трудом, да ещё после такого «холостяцкого ужина», мне удалось залезть на капот старенькой «Тайоты» полковника. Потом так же с большим трудом я перебралась на крышу автомобиля. Боялась я только одного: вдруг своим весом я проломлю крышу старенького автомобиля. Представляю картинку! Но эта часть операции прошла успешно. С такими же невероятными усилиями я забралась на калитку и повисла на ней, боясь свалиться и сломать ноги. Высоко всё-таки! Но жизнь подруги дороже моих ног. Как я не крикнула от боли? Ногу, я конечно, немного подвернула. Но обрадовалась, что одну. Могло быть хуже. «Оружие за пазухой грело мою грудь» в голове промелькнула фраза из какого-то кинофильма.
Немного прихрамывая, я поковыляла по дорожке, ведущей к входным дверям особняка. Но около парадного портала я услышала какой-то подозрительный шум со стороны погреба. Изменив маршрут передвижения, я оказалась около лестницы, ведущей вниз, в погреб. Прислушалась. Действительно, там что-то происходило. Переборов страх, я спустилась к уже знакомой двери:
– Мамочки, страшно то как!
Услышав приглушённые то ли стоны, то ли стуки, тихо толкнула дверь. На удивление, она легко, без скрипа открылась. Включив освещение подвала, я на секунду ослепла от яркого света. Спустившись на несколько ступенек вниз, моему взору предстала безрадостная картина. На холодном каменном полу сидела с растрёпанными волосами и связанная скотчем баба Лиза. Губы её были синими, а лицо белее мела. Рядом с ней, тоже связанный, лежал дед Николай с подбитым глазом и рассеченной бровью.
Подбежав к ним, я с осторожностью сняла скотч с губ бедной старушки и старичка.
– Маргоша, беги быстрее, он убьёт её! – только и могла проговорить она и тут же потеряла сознание. Я слегка пошлёпала её по щекам, думая этим привести старушку в чувства. Потом, предположив, что вдруг это инфаркт, я скинула с себя куртку и аккуратно положила бабу Лизу на пол.
По совету деда Николая я вынула из его кармана пиджака небольшой складной нож. Разрезала скотч на его и Бабы Лизы руках и ногах.
– Почему в доме света нет? Кто там с Машей? Никанор?
– Ванька, сволочь! Водитель его. Он Машку точно убил. Надо ментов звать, – не ходи туда, он и тебя прирежет, – сказал освобождённый дед Николай.
Я быстро набрала номер отделения полиции. Сообщив дежурному, что начальник в опасности, кинулась к бабе Лизе. Она была еле жива.
Как только я поднялась из подвала и подошла к входу в дом, спрятавшись за колонну портала, тут же зажёгся свет, и я увидела через открытые двери в широком большом холле Вадима Петровича, который сидел на полу, прислонившись спиной к стене. Правой рукой он зажимал рану на левой руке, из которой сочилась кровь. Я подбежала к нему.
– Как он тебя? Надо же! Не шевелись! Я вызвала твоих ребят из отделения. Он в подвале связал деда и бабу Лизу. Держись, не теряй сознание, ты много крови потерял, наверное, – забалтывала я его.
– Ты почему вышла из машины? – ещё ворочая языком, но стараясь быть строгим, спросил он меня.
– Ага, не хватало, чтобы он драпанул на твоей машине вместе со мной. Страшно заложницей быть! У меня травматик есть.
– Что у тебя есть?
– Пистолет травматический, чего? Где Ванька? Зачем вы его выпустили?
– Не за что было задерживать, вот и выпустили, – я не стала дослушивать объяснения Вадима.
– Правильно, мы с Машкой ловим бандитов, понимаешь, а они полиция, мать вашу, их выпускает, – во мне появилась такая злость, что со всей силы своего голоса, я закричала: – Вань, ты где?
– Сядь, кому сказал! – приказал мне Вадим, – Иван дом окружён, выходи! – прокричал он освобождённому бандиту.
– Чего орёшь? Мало получил? – ответил Иван, – ещё добавить? Сейчас! А это кто там лается, одинокая пенсионерка? – его голос стал слышаться ближе. Я сунула Вадиму травматический пистолет и вышла из укрытия, стараясь своим видом вывести Ивана в центр зала под прицел пистолета.
– Я Ванечка! Я пенсионерка, только не одинокая, – я осеклась и не стала больше дразнить его, потому что увидела исцарапанного водителя в порванной рубашке, лохмотья которой были все в крови. Он шёл с ухмылкой на лице прямо на меня, держа в руках большой нож. Мамочки! Страшно-то как!
– Убери нож, не усугубляй своего положения, – говорил Вадим, оказавшись около меня.
– Стой! Придурок, больно будет! – честно предупредила я Ивана о последствиях.
Но он шёл на нас, как танк. Вдруг я услышала громкий хлопок, и в это же время раздался чей-то стон. Явно он принадлежал не Ивану. Кинувшись вглубь дома, в кабинете на ковре я увидела лежащую в крови Марию. На ней не было живого места, казалось, она вся была исколота ножом.
– Скорая, скорая!!! – заорала я, услышав звуки сирен подъехавших машин полиции и «Скорой помощи».
– Сюда скорее, скорее! Машенька, девочка, не умирай, – я думала, растерзаю медперсонал «Скорой помощи» за то, что они так медленно передвигаются. Но оказалось, что не они медленно передвигались, а просто от меня медленно уходило сознание. Последнее, что я услышала, было:
– Сюда ещё одни носилки! Женщина сознание потеряла! В сторону! Не мешайте!