Запахи

Попутно они забрали у своих тяжёлого штурмовика.
- Медики на связь не выходят, скорее всего подорвались. Пока то-сё… Возьмите, - попросил пожилой капитан.
- Давай, - кивнул командир спецгруппы с позывным Артист.
Они несли раненного по таким хлябям, что позавидуют любители грязевых процедур. Не приходя в себя, он забористо матерился, периодически выкрикивая:
- Дайте пулемёт! Пи…ец вам, суки!
В его пулемёте остался осколок – умер пулемёт. В нём осколков было больше, но он дышал. Пару раз вместо мата грудным басом боец принимался петь: «Живый в помощи Вышняго, в крове Бога Небеснаго водворится-я-ааа…»
- Голосина, что у оперного певца, - буркнул Тува. С ним Артист уходил на задание второй раз. На отправной точке он пожал руки всем троим, назвав позывной, а ему кивнул, и всё. Тува тоже молча кивнул и, вздохнув, покачал головой. В прошлый раз он видел его торс, когда перевязывал. На секунды приклеившись взглядом к старым рытвинам и ожогам, Тува выдохнул:
- Ничо себе…
И ничего не спросил, не положено им спрашивать.
Древесная поросль захрустела под ногами. Это уже был тыл. Если сегодня пройдут триста метров, то важная высота будет полностью очищена. Они – четверо, сделали много, чтобы прошли.
- Пулемёт дайте! – выкрикнул раненный и притих.
- Помер что ли певец? – свёл брови Брыль. Лоб, нос, скулы мужика под сорок казались частью чужого лица или даже маской, такими они были натянутыми и неподвижными, а обвислые щёки подрагивали при каждом шаге, каждом слове.
Артист на ходу наклонился к раненному, прислушался. Привычно отодвигая знакомые запахи, принюхался, ища необычный. Нашёл – воск. Свечной воск.
- Священник он, а не певец. Присутствует запах свечного воска - сообщил он своим, - Живой, просто отъехал подальше.
- А может, певец? Я никакого воска не чую, – засомневался Брыль и покосился на разорванный ворот камуфляжной куртки, словно надеялся увидеть галстук-бабочку. Ничего, кроме залитой кровью футболки он, естественно, не увидел.
- Значит, священник, - задумчиво протянул Тува и удобнее перехватил носилки. Он не сомневался, потому что помнил, что в тот раз они прошли, точнее проползли сложный участок исключительно благодаря необычному обонянию Артиста. Их ждали в другом месте – обломились.
- Во дурак…, - пробормотал Брыль, - чего в тёплом храме не сиделось?
- Заткнись! – рявкнул Тува.
- Молчать, – коротко бросил Артист, и оба притихли.
Деревья мельчали. Остро пахло прелой листвой и кровью.
- Быстрее, парни, - поторопил командир, с трудом вытягивая ногу из мешанины листвы и грязи. Свернуть нельзя, а идти, ох как тяжко, да ещё и с неожиданной ношей. Спину выламывало так, что хоть сам прыгай на носилки, но никто этого не видел – у командира было спокойное, хотя и озадаченное лицо. Никто не видел, кроме Тувы.
- Обезбол ширну? – тихо предложил он.
- Нет, потом.
Просветы сильнее, деревья мельче и, наконец, они расступились.
- Вон машина, - просипел самый молодой и последний из их четвёрки – Габо. Он был молчуном и отменным подрывником.
Буханка ждала их в строго обозначенном месте, вся закамуфлированная.
- Слава те…, - выдохнул Брыль.
- Пиз...ц вам! – снова почти очухался священник.
- Тихо-тихо, батюшка, - пробормотал Брыль, запихивая носилки в салон, - вам материться не положено.
И вздохнул:
- Обидно будет, если в машине…
Он начал побаиваться за бойца, слишком уж много тот потерял крови и продолжал терять.
Буханка, урча, переваливалась через рытвины, оставленные тяжёлой техникой. Пятый час - время рискованных манёвров или «серой зоны»: уже видно, куда идти, а враг ещё слепой.
Артист сидел на полу, придавив бедром автомат, когда вражеский ПТУРщик запустил ракету. Время рисковых манёвров для обоих сторон было одним и тем же. Ракета взорвалась в метре от машины.
- Жми, брат! – заорал Брыль, - Жми, пока гандон не сменил позицию!
Водитель вжал педаль в пол. Тува навалился на раненного, стараясь удержать его.
- Педрилы петухоносные, вые…! - орал боец и метался.
- Обязательно вые…, батюшка, обязательно, а я помогу, - бормотал Тува, наваливаясь на него всё больше.
Стёкол в машине не было. Артист успел опустошить магазин и защелкнул в окно полный, когда впереди, воткнувшись в кочку, точно так же неподалёку взорвалась вторая ракета. Машина вильнула и встала. Голова водителя упала на руль.
- За машину, - коротко приказал Артист.
Он понял, что ПТУРщик не промахивался, что он специально бил рядом, а не по цели.
- Командир…, - позвал его Тува. В голосе был вопрос, на который он ответил утвердительным кивком. Да, их пропасли и грамотно довели до нужного места.
- Батюшка, молись, - буркнул Тува, вываливаясь из салона.
Справа в серое небо втыкались деревья. Поле перед ними затянул густой туман, но даже через сывороточную завесу обозначились фигуры. Много… Они передвигались короткими перебежками и не спешили сносить огнём оставшихся в живых. Да, им были нужны живые. А эти, так очень нужны.
- Живый в помощи Вышняго, в крове Бога Небеснаго водворится-я-ааа…, - загремел из машины густой оперный бас.
- Да святится имя твое! Обломитесь, суки! – выкрикнул Тува и, прицелившись, нажал на спусковой крючок.
Автомат залаял почище злющего цепного пса. Пулемётная очередь уверенно подхватила его лай, и ещё одна подхватила, и ещё.
Свирепый ощер на половинчатом лице Брыля можно было смело назвать ликованием:
- Дошли молитвы!
- Падет от страны твоея тысяща, и тма одесную тебе, к тебе же не приближится-ааа, - неслось из машины.
Следом за автоматами проснулся миномёт, второй … Густой белый дым позволил дойти до своих. Усиленная группа штурмовиков шла на подкрепление и за минуты решила казавшийся безнадёжным вопрос. Противник скрылся, не ввязавшись в длинный бой.
Передавая раненного медикам, Артист попросил:
- Побыстрее, парни. Он совсем плох.
- Есть побыстрее, товарищ майор, - откозырял один из них у улыбнулся, - Здрасти. Как нога?
- Спасибо, нормально, - буркнул Артист, покосившись на Туву. Тот стоял рядом. Хмыкнув, он отошёл в сторонку и потом снова ничего не спросил.
*
- Будьте здравы, товарищ майор. Или уже не майор? - выдохнули ему прямо в ухо.
В вагоне метропоезда было кучно, как никогда. Запахи-запахи-запахи – потные, тщетно пытающиеся замаскироваться месивом самого разнообразного парфюма. Голова и без того выла, а сейчас рванула, как выстрелила, но боль, похожая на вспышку сигнальной ракеты, быстро погасла – он узнал эту горькую нотку. Тувинцы не пахнут потом, только горчинка, и то слабая.
Он улыбнулся, но не обернулся:
- Привет, Тува.
Позади послышался смешок:
- Нюхач, однако.
Они вышли вместе на первой же станции и крепко обнялись.
- Батюшку помнишь?
- Да.
- Жив он. Правую руку пришлось отнять, но он в форме, машет кадилом левой у себя под Рязанью. Я его нашёл, спасибо ото всех нас сказал. Он тогда ночами молебны всякие творил, а с утра - в бой. А тебя я потерял, - хмыкнул Тува и снова его обнял, - Слава богу, ты жив, командир…
- Нам положено теряться, - улыбнулся он, отвечая на объятия.
Люди спешили мимо. Смешивались голоса, шаги, запахи. Смешивались до головной боли…