Маневры аль-Фурсан

В апреле в Ираке уже тепло. Совсем тепло. И 1987-й год не был исключением. Мы двигались к северо-западу от Тикрита, центра провинции Салах эд-Дин, колонной, в составе которой были только гусеничные машины – две МТ-ЛБ и шесть самоходных гаубиц «Акация». Чтобы не застрять в барханах или другой сложной местности и выйти в назначенный район.

Район был определен расплывчато – найти подходящий участок в пустыне западнее озера Тартар, где предстояло соорудить нечто, подобное обороне иранцев на полуострове Фао и провести отработку действий по его захвату. Точнее – возвращению, ибо Фао был временно оккупирован иранцами, которые создали там пояс обороны, который считали неприступным.

Наличие в колонне гаубиц обьяснялось острым желанием командира приданного самоходного артдивизиона заодно провести тренировку на местности с боевой стрельбой и пристреляться по реперам. Собственно, учебных стрельб в Ираке и не было - вся боевая подготовка войск проводилась только штатными боеприпасами. Возглавивший группу на марше полковник, командир 14-й мотопехотной бригады Республиканской гвардии (РГ) не возражал – бонусом было наличие МТ-ЛБ с топопривязчиком, что было весьма кстати. Топографические карты назначенного района не давали никакой пригодной информации – они были одинакового песочного цвета, без перепадов высот, оазисов и зацепиться было не за что. Единственным ориентиром на карте служило озеро Тартар, к нему мы и направились для начала.

Колонна двигалась бодро, на приличной скорости, поднимая из-под гусениц до небес тучи пыли и песка. Покачиваясь на редких неровностях пустыни, на броне ведущей машины сидели старший группы советских военных специалистов Валера А., я как старший переводчик группы, и два иракских офицера – замкомбрига и командир мотопехотного батальона.  На второй МТ-ЛБ возвышалась фигура майора Али – командира дивизиона 152-мм САУ «Акация», которые урча следовали за ним, и из облака поднятой пыли изредка виднелись лишь стволы орудий аки хоботы.
 
Мы не прошли и половины пути, как топопривязчик сломался. Колонна остановилась и оказалась в затруднительном положении – мы не знали, куда путь держать. Выждав с полчаса в надежде, что топопривязчик починят, стало ясно, что мы только потеряли время. Вариант вернуться даже не рассматривался – это означало срыв поставленной задачи со всеми вытекающими. В Ираке седьмой год шла ожесточенная война с Ираном и действовали законы военного времени.

Комбриг тщетно осматривал горизонт в полевой бинокль и вдруг вскрикнул «давай туда!» и показал рукой направление. Мы посмотрели в ту сторону и увидели вдруг возникший в мареве след, явно оставленный машиной. Автомобиль набирал скорость, шлейф за ним рос и поднимался ввысь, делая его все более и более заметным. Наша колонна начала движение по команде комбрига и стала резво ускоряться. Было ясно, что догнать пикап на ровной как стол пустыне мы бы не смогли, но вскоре мы приблизились к месту, откуда пикап стартовал – в пустыне была разбита палатка, выцветшая настолько, что беловато-желтый тент был неразличим на фоне местности. Рядом – загон для скота, где было с дюжину овец. Нам навстречу вышел хозяин – мужчина в традиционной одежде сельского жителя, ему можно было дать на вид и 70, и 90 лет – испещренное морщинами лицо, хромающая походка, слегка согбенный корпус. Но в позе и манерах отчетливо просматривалось уважение к военным и одновременно – чувство собственного достоинства.

На песке отчетливо виднелись следы автомобиля, в углу палатки – несколько покрышек, с другой стороны гремел дизель-генератор, который обеспечивал работу даже не столько одиноко горящей лампочки, сколько внушительных размеров морозильника, похожего на гигантский сундук. Открыв массивную крышку этого сооружения, хозяин предложил нам выбор – от апельсинового сока в банках, до кувшинов с козьим молоком и даже «кока-колу». Конечно, отказываться никто не стал и завязалась беседа. Пока артиллерист выяснял, где мы и в каком направлении озеро Тартар, комбрига больше интересовало, а кто это так стремительно уехал. Позже он объяснил мне, что это был сын хозяина, и умчался он потому, что не мог допустить встречу с любым представителем власти, поскольку был дезертиром и скрывался. Доказать это было нельзя, но мой собеседник был твердо убежден – это именно так, и отца не забрали, о чем офицер долго сокрушался. Думаю, остановило его только присутствие иностранцев – к дезертирам в то время в Ираке относились просто – им отрезали нос, уши или ставили клеймо, с которым он больше нигде и накогда не мог найти работу.         
   
Озеро Тартар пресноводное и большое настолько, что другого берега не видно. Никакой растительности вокруг, пологие берега из мелкого песка, чистейшая вода. Идея искупаться всецело овладела Валерой и он настоял на остановке. Иракцы его восторг не разделили, сославшись на нехватку времени – мы должны были вернуться в Тикрит засветло. Тем не менее, ноги мы в озеро окунули. Закатав брюки по колено, я зашел совсем неглубоко и внезапно почувствовал легкие удары тока. Замерев, я дождался, пока осядет поднятая шагами взвесь и изумился – мои ступни, лодыжки, голени были облеплены сотнями рыбок, которые набросились и старались оторвать кусочки моей кожи.

Время шло, и комбриг все чаще посматривал на часы – колонна тронулась, а рыбы остались без десерта. Внезапно мы увидели строение, похожее на пожарную колокольню – к ней мы и направились. На картах она отсутствовала, но отлично подходила в качестве наблюдательной вышки, тем более что вокруг расстилалась пустыня. Мы сразу решили, что вот она – искомая локация, осталось только ее закрепить. Командир артдивизиона, майор Али, резко воодушевился и предложил успех немедленно закрепить. Кратко посовещавшись с комбригом, его гаубицы тронулись с места и быстро скрылись из вида. «Пристрелочку сделаем!» - радостно объявил комбриг всем, кто находился на втором этаже вышки, откуда открывался хороший вид, и дал команду: - огонь!

Мы с Валерой только успели переглянуться, как по рации доложили – один снаряд, центральное орудие, выстрел! Все увидели вспушку, а через несколько секунд донесся звук от выстрела гаубицы калибра 152 мм, где точкой прицеливания была наша вышка! Наступила тишина, все замерли. Только когда над нашими головами с приматывающим шелестящим звуком пролетел снаряд, все немного расслабились – не наш. Разрыв произошел примерно в 300 м далее и чуть правее вышки. Валера заявил мне, что за всю свою службу ему еще не доводилось выступать репером при боевой стрельбе артиллерии, фактически вызывая огонь на себя.

Военным строителям и инженерам поступила команда в течение двух недель соорудить подобие оборонительной линии противника на полуострове Фао, что было исполнено беспрекословно, точно и в срок. Через три недели были назначены показательные контрольные учения, на вышку съехалось с десяток иракских генералов и полковников – в основном командиры дивизий и бригад, которыи предстояло выполнять задачу на практике.

По сигналу мотопехотный батальон начал атакующие действия: с вышки было хорошо видно, как около 20 БМП-1 стремительно развернулись в боевой порядок, из них посыпался десант, который быстро превратился в цепь. Артиллерия, уже обработавшая передний край противника, продолжила огневую поддержку, и тут прямо напротив вышки один снаряд разорвался прямо в цепи наступающей пехоты. Несколько фигур упали и более не поднялись, к ним устремились эвакуационные группы на «каракатицах» - так в войсках называли легкобронированные медико-эвакуационные машины китайского производства на гусеничном ходу, напоминавшие уменьшенный вариант знаменитого американского М-113. 

Валера, стоявший перед аудиторией с микрофоном, пояснил – отрабатываются действия по эвакуации потерь с поля боя. Ситуация учебная. Я добросовестно перевел и отметил, что аудитория стала качать головами и посматривать недобро – это были обстрелянные фронтовики, которые мгновенно поняли, что произошло. Позднее я узнал, что в результате ошибки артиллеристов три пехотинца были убиты, восемь получили ранения различной степени тяжести. Командира артдивизиона, майора Али я больше не видел. При том, что шел шестой год войны с Ираном и потери каждой из сторон исчислялись сотнями тысяч убитых и раненых, отношение к убитым и раненым было не то, чтобы трепетным, но внимательным. Помню, как командир батальона долго сидел, обхватив голову, смотрел в одну точку и горько приговаривал: - это были мои бойцы....

Через несколько дней в Тикрите появился командующий войсками Республиканской гвардии и командир дивизии «Хаммурапи» в сопровождении десятка генералов и полковников. Он сообщил, что результаты учений были проанализированы и доложены на самый верх. Оценка – что-то среднее между плохо и очень плохо. Валера погрустнел и сник. Но генерал Айяд добавил – принято решение провести настоящие учения, в другом месте и с построением не имитации обороны противника, а в полном соответствии с масштабами на фронте наступления в три км. Привлекается тот же мотопехотный батальон 14-й мотопехотной бригады с приданным артдивизионом СГ «Акация», но их усиливают танковой ротой на Т-72 и звеном ударных вертолетов Ми-24. Срок инженерного оборудования  -  месяц, боеприпасы для танков и БМП не считать и не жалеть, расход ПТУР – 100 ед. У Валеры выпала челюсть: это превышало все его представления о боевой подготовке не то что батальона, но военного округа. И еще генерал строго предупредил – это ваш последний шанс. Приедет Сам!

Это не было блефом. Я никогда не видел такого скопления инженерной техники, бегающего личного состава и колонн грузовиков, подвозящих боеприпасы. Поскольку никакой вышки  в означенном районе не нашли, военным инженерам пришлось соорудить искусственную насыпь высотой метров пять, на которой оборудовать трибуну с навесом. А неподалеку – несколько вертолетных посадочных площадок (не дорогу же строить бетонную). Район был взят в тройное кольцо оцепления, короче – все по-взрослому. Судя по возникшей суете, намечалось нечто грандиозное. Нам, советским, конечно, не говорили, но мы и сами догадались – возможен приезд самых-самых высоких гостей.

За пару дней до начала учений в Багдад на несколько часов сгонял за почтой Дима – второй переводчик нашей группы. Дима – человек добрый и отзывчивый, весьма сносно говорил на арабском, но, будучи двухгодичником и человеком, бесконечно далеким от армии, исповедовал принцип – поближе к кухне, подальше от начальства. По работе к нему не было особых претензий, но ни одного лишнего движения от Димы ждать не приходилось. В Багдаде он попался на глаза генералу Загнееву: тот для начала устроил выговор за прическу (по мнению военачальника – неуставную) и долго пытал – а чем вы там все занимаетесь? Причина внезапно возникшего интереса оказалась прозаична - в МО Ирака вспомнили, что существует старший группы военных специалистов и прислали ему приглашение присутствовать, представляя советскую сторону.   

Дима вернулся измученным допросом и с указанием – срочно отозвать меня в Багдад для сопровождения самого генерала к месту учений. Валера, конечно, был крайне недоволен, ибо именно в последние часы возникали вопросы, требующие немедленного согласования, но выбора у него не было. Прибыв в Багдад, я вновь в течение двух часов рассказывал Загнееву, о чем речь – ранее он если и выезжал из столицы, то на озеро Хаббанийя. Раз-два в месяц, на пляж. По согласованию с местной стороной и с подачей письменной заявки в военную контрразведку за две недели.

Отзыв меня в самый критичный момент сегодня назвали бы дискредитацией или еще как, но логика генерала была проста и непоколебима – не может советский генерал ехать в сопровождении младшего офицера! У Загнеева был референт в звании майор, отличный арабист, но он оказался в отпуске. В Багдаде было еще более 30 переводчиков, но это были либо двухгодичники, либо курсанты, либо кадровые – но младшие офицеры. Статус!

Армия хороша тем, что решения за тебя принимает старший начальник (или командир).   Все, кто говорит про то, что надо думать, оценивать, исходить из и тд рано или поздно убеждаются в правоте этого постулата. Когда в 5 утра мы с Загнеевым на служебном «Бьюик Скайларк» прибыли на место вылета - авиабазу АА «Мусанна» в центре Багдада, там уже кипела жизнь. Вокруг многочисленных вертолетов сновали техники, различные спецавтомобили, а в зале ВИП, куда нас проводил дежурный офицер, уже сидели три иракских генерала. Двоих из них я знал лично и мы тепло приветствовали друг друга, с поцелуями и тд. Загнееву это явно не понравилось – иракские генералы не обращали на него никакого внимания, поскольку тот был в военной форме, но без знаков различия – так же в зале были одеты еще только двое: я и разносчик чая...

Я представил иракских генералов Загнееву и тот подобрел – это были бригадные генералы, а он – целый генерал-майор, то есть старше по званию. Как водится в армии, ефрейторский зазор никто не отменял, и хотя начало учений было назначено на 8 утра, а готовность нашего вертолета к вылету – в 06.40 (ибо лететь – минут 40), мы быстро договорились стартовать пораньше, по готовности борта, ибо все хотели посмотреть этап заключительной подготовки и убедиться, что все в порядке. Как вскоре выяснилось, этой мыслью прониклись и многие другие - когда мы приземлились неподалеку от трибуны, на автомобильной стоянке уже насчитывалось несколько десятков автомобилей песочного цвета с зелеными военными номерами, причем по их маркам можно было легко прикинуть, сколько собралось командиров бригад, а сколько командиров дивизий (первым в РГ полагался Land Cruiser или Toyota Super Saloon а вторым – Mercedes). 

Среди встречавших были несколько незнакомых мне офицеров, а с ними – Валера и Дима. Лицо последнего светилось широкой улыбкой и искренним счастьем – видимо, ему досталось за время моего отсутствия. Пока мы обменивались приветствиями, послышался нарастающий шум винтов – это слетались гости рангом повыше. С коротким интервалом сели еще восемь вертолетов разных типов – советские Ми-8, французские и американские в компоновке ВИП. Сверху кружило звено боевых Ми-24. Прибыли командиры корпусов, командующий армейской авиацией, три заместителя начальника генштаба, и среди них генерал-майор было самое младшее звание. Всех проводили до трибуны, где уже были подготовлены стулья в пять или шесть рядов, причем первый ряд – со столами, на которых стояли вазы с фруктами и кувшины с холодной водой. Задние сидячие места заняли командиры бригад, а ближе – строго по субординации. Летевшие с нами одним бортом бригадиры, а также Загнеев получили приглашение на первый ряд, но сбоку. В центре оставались пустыми 5-6 мест, что усиливало волнение.
Мне и Валере показали предназначенное нам «лобное место» - перед первым рядом, лицом к аудитории, с двумя стойками – на одной закрепили карту учений, а передо мной – с микрофоном. Рядом даже поставили столик, на котором поставили графин с водой и блокнот с ручкой – для фиксации вопросов из зала. Место было вполне нормальным, находилось в тени от навеса. Солнце хотя и встало, но поднималось с тыльной стороны и до конца мероприятия не должно было достичь зенита. Загнеев неспешно подошел и, ткнув перстом в заголовок карты, спросил меня: что здесь написано?
- Учение БТГ «аль-Фурсан» (Всадники) с привлечением 14 мпбр и приданных сил.  И на всякий случай добавил – танковая дивизия «Хаммурапи», Республиканская гвардия.
- почему не сказано, что с боевой стрельбой? – грозно вопрошал он уже Валеру.
Тот не растерялся и выпалил:
- а здесь других не бывает. Они не используют вкладные стволики, винтовочные полигоны, холостые боеприпасы и т.д.
- Ну хоть не двустороннее... – философски заключил наш военачальник. 

Последним прибыл командующий РГ, он же – командир корпуса «аль-Фарис» а с ним – НШ РГ, командиры трех танковых дивизий РГ и с десяток командиров бригад, которым предстояло штурмовать Фао. Их кавалькада впечатляла – длинная колонна авто, все с охраной, которая мгновенно оцепила всю территорию вокруг, хотя там и до них охраны было очень много. Поднявшись на трибуну, генерал Айяд Фтейих сдержанно поприветствовал собравшихся, взглянул на часы и занял центральное место в первом ряду, пояснив:
- Верховный, да хранит его Аллах,  просил сообщить, что он с министром обороны и НГШ сейчас чрезвычайно заняты.
Подойдя ко мне, он пожал руку (мы были давно и хорошо знакомы) и тихо спросил, имея ввиду Загнеева – а это кто?
Я пояснил, вспомнив в уме синьора Помидора из известной сказки Джанни Родари. После чего Айяд учтиво поздоровался за руку и с Загнеевым и поблагодарил за титанические усилия и тд... Ну, это арабы умеют!

Была дана команда по рации на КП БТГ начинать, и уже через несколько минут явственно донеслось, как вдали взревели двигателями танки и другая техника. Выдвижению на рубеж развертывания предшествовала массированная артиллерийская подготовка, а на обширной территории, на которой была сооружена линия обороны противника, стали вспухать разрывы снарядов. Мишенная обстановка включала как остовы трофейной бронетехники, так и сложенные в пирамиду бочки с солярой – и то, и другое было облито бензином и при попадании снаряда производило нужный эффект.

В этот момент я боковым зрением заметил движение и машинально сделал шаг в сторону из-под навеса, дабы посмотреть – что это? Увиденное меня поразило – охрана резво разбегалась в разные стороны прочь от возвышения с трибуной, а совсем недалеко по земле извивался ПТУР с работающим маршевым двигателем. Я не успел сообразить, что происходит, как над головой промчалась пара Ми-24 – по задумке, они наносили удар ПТУРами и заходили с тыловой стороны трибуны, но в момент пуска у одной «Малютки» оторвался провод управления. Ракета резко пошла вниз, плашмя ударилась о землю и начала совершать непредсказуемые перемещения.

Все это выяснилось потом, но уже в первые секунды неладное почувствовал командующий АА. Генерал-майор авиации Али, сам заслуженный вертолетчик, моментально оценил обстановку и, выскочив из-под тента, прыжками, аки кенгуру помчался к стоявшему неподалеку кунгу – там был узел связи. Ужас произошедшего дошел до меня позже и я даже побоялся даже представить возможные последствия – ведь на трибуне находилось примерно две трети высшего командования сухопутными войсками Ирака, включая элитную РГ.  Конечно, даже при попадании ПТУР в трибуну всех бы не убило, но событие в глазах спецслужб неминуемо трактовалось бы как попытка покушения. А с учетом возможного присутствия Первого лица, глав МО и ГШ разборки были бы чудовищными.

Счастье состояло в том, что на самой трибуне никто ничего не заметил (она была накрыта брезентовым тентом с трех сторон и генералы с интересом наблюдали за картиной  прямо перед ними, Валера сопровождал каждый этап подробными пояснениями, а я добросовестно переводил. Когда условный противник был сокрушен, а все цели достигнуты, пошли вопросы. Этот этап был посложнее – поднимались руки, Валера давал слово, генерал вставал, представлялся и уточнял интересующие его детали. Это было явно показное действо, руки поднимали те, кто хотел показать себя перед вышестоящим командованием, а потому среди вопросов часть была провокационной, если не сказать – злокозненной. К примеру, один бригадный генерал (начальник пехотной школы) поставил вопрос так: а зачем мы в принципе обратились за помощью к русским? Чему они могут научить, если в Афгане показывают результаты так себе... Напомню, это был 1987 год.

У меня в душе все заклокотало, но я, не подавая вида, перевел вопрос. Чего я опасался, так это того, что командующий РГ вспомнит о присутствии совесткого генерала и попросит ответить его как старшего, но этого не случилось. Ибо Загнеев наверняка начал бы с пространной и малосвязной речи о миролюбивой политике Москвы, а закончил тем, что не уполномочен комментировать события, выходящие за пределы его полномочий.

Валера высказался иначе. Он отметил, что СССР не воюет в Афгане и там находится весьма ограниченный контингент Советской армии. Причем по просьбе законного правительства в Кабуле. Что касается того, зачем иракское руководство приняло решение обратиться именно к нам, то ему явно виднее, чем начальнику пехотной школы. При всем уважении. – четко отбился он. Видимо, его тоже покоробило. Переводя его речь, я внутренне ликовал, хотя прекрасно понимал, что риск есть, и немаленький. Велась видеозапись, каждое слово документировалось, и никто не знал наверняка, кем и как это будет интерпретировано.  Загнеев сделал вид, что ничего не слышал и судорожно налил себе стакан воды до краев.

Короче говоря, учения получили хорошую оценку. Через три месяца полуостров Фао, объявленный Ираном неприступной цитаделью, был взят, хотя и немалой кровью. Сегодня, спустя много лет, могу добавить к общеизвестным фактам лишь то, что генерал Айяд (впоследствии стал НГШ) как и последний министр обороны Ирака генерал-полковник Султан Хашим, были приговорены к высшей мере и умерли в камерах смертников в тюрьме под Насерийей, проведя там по много лет в ожидании казни. Это к тому, что наши СМИ подхватили и яро распространяли этот американский вброс о том, что они якобы предали Саддама...

А генерал Загнеев после Ирака получил назначение на теплую должность в теплый Одесский военный округ, вскоре получил там жилье и стал гражданином Украины...   
      





АА – армейская авиация
мпбр – мотопехотная бригада
БТГ – батальонная тактическая группа