Бежевый человек. Встреча

Работать на институтской кафедре в начале нулевых было, конечно, не мешки ворочать. В культурной библиотечной обстановке, в обществе двух профессоров, четырех доцентов, шизоидного аспиранта я был восьмым, но важнейшим звеном на пути кафедры к цифровизации.

За нищую ставку лаборанта я раз в семестр верстал какие-то стремные брошюры, настраивал пару компов общего доступа и еженедельно (за доплату в 120 рублей!) вел кринжовые протоколы заседаний этой самой кафедры. В остальное время фрилансил - и ничто не предвещало перемен.

Но вот на одном из таких вечерних заседаний старенький профессор скончался в жутких конвульсиях. В начале приступа он буквально лез на стену, ломая под корень ногти и раздирая скрюченными уже пальцами советские желтушные обои с мелким принтом.

Следом, в том же мае, аспирант-шизик заперся на кафедре. Когда сумели войти, то он лежал на полу, весь какой-то искореженный, и скулил. Умудрился сильно пораниться собственными очками, когда бился головой об стену. Вся его неприкосновенная диссертация, которую он в руки людям не давал, была испорчена одинаковым рисунком.

И этот рисунок я уже видел раньше, но где?? Да, в кокетливом блокноте стареющей доцентши... Помню, подумал, что или она - следующая в списке, или у нее есть какая-то информация. Докручивать мысль было некогда: решил перевестись на другой факультет (чтобы даже в другое здание) и принялся наводить суету.

Только банальные решения от чертовщины не спасают. Второй профессор, тот еще ловелас, был найден с инфарктом в палисаднике студгородка. Две доцентши помоложе, оставшись без покровителя, тут же стартанули в столицу в поисках места. Остались: один возрастной доцент (почти доктор наук), доцентша с блокнотом и я.

Почти доктор и раньше-то не болтал попусту, теперь же молча бледнел и краснел даже от стука в дверь. Я и за собой заметил, что веду себя диковато, как тот несчастный шизик-аспирант. Однажды так заистерил, глядя на стену с клоками обоев, что заклеил ее простой бумагой. Вверху, сообразил, приписал «Новости кафедры».

На утро на листках единственная новость была просто топ... Там появился преследовавший нас рисунок. И я начал усиленно думать о доцентше с блокнотом.

Предложил почти доктору поговорить с ней, все-таки они сто лет бок о бок работают. Как он вскочил, как затараторил! Ну канарейка, которой петь не давали. И «вы не понимаете», и «вы не знаете»... Да понимаю я всё в трусости, сам такой. Только вот обе столичные наши дамы перестали выходить на связь с деканатом...

В общем, подкараулил художницу эту на кафедре, чтоб одну, без дипломников, крадусь поближе, а она рисует. Прямо на столе фломастером - шляпа, стойка воротничка, вытянутые вниз две линии немного расходятся в конце фалдами. Глаза на меня поднимает, щурится и пишет над шляпой - «Бежевый человек». А потом бросает в меня пресс-папье.

Восстанавливаясь после черепно-мозговой травмы, я постоянно видел, как этот рисунок шагает по стенам. У меня в спальне, где обои были под палисандр, он прижился идеально и всё время там шевелился-подрагивал, не исчезая.

Выздоровев, рассмотрел беспокоившую меня светлую пестринку на этих обоях. Типа птичьих следов, оформительских завитушек или символичных цветочков. Просто ее, пестринки, раньше не было. Но отметины-узорчики на пальто (плаще?) Бежевого человека оказались на всех рисунках, включая изуродованный стол, это я их не замечал.

Когда мне удалось пообщаться с трясущимся «почти доктором», он сказал, что видит «его» с одной рукой. Потому что именно рука постоянно тянется к нервно вздувшемуся лицу и шарит по шее. Теперь у него астма и еще что-то, как у курильщиков с большим стажем, хотя он никогда не курил.

А о «той» доцентше он всегда подозревал неладное, темная была тетка, студентов поедом ела, но о чем сейчас-то говорить?! Кого не вернешь, кто по диспансерам особого режима, две в столице где-то сгинули. «Даже в борделях не нашлись», - доверительно сообщил этот тихушник. И с таким удовлетворением их моральным обликом - аж астма снова накрыла.

Хотел спросить, а в моргах не нашлись случаем?! Да не стал накручивать нас обоих. Понял уже тогда, что мне предстоит самому как-то жить с тем, что я вижу. И бороться с этим так, как не смогли люди умнее, опытнее, и - лишь возможно - греховнее меня тогдашнего.

Но если Бежевый человек - каратель, то грехи в нашей жизни копятся быстро.