Крестник господа. Воплощен. N 50. Джек Потрошитель

Главный констебль Управления уголовных расследований Мелвилл Макнайтен расхаживал широкими шагами по кабинету и гневно вещал, как будто кто-то из собравшихся здесь был виноват в том, что он говорил:
– Сегодня Англия переживает наплыв эмигрантов из Ирландии. Они множатся, как крысы, наводняя собою крупные города, включая, кстати, и район Ист-Энда. Ранее здесь же обжились евреи из Восточной Европы и России. Район крайне перенаселен, а отсюда отсутствие рабочих мест, поголовное пьянство, насилие, грабежи и разбои. Особенно страдают женщины, которые вынуждены продавать себя за деньги… Харви! Вы что, заснули?
– Никак нет, сэр! – Я вскочил на ноги.
– Что я только что говорил?
– Что женщины вынуждены заниматься проституцией.
– Садитесь, и будьте внимательнее.
– Есть, сэр!
Будем знакомы: мое новое воплощение – Констебль Джеймс Харви, один из полицейских, привлеченный к расследованию серии убийств лондонских продажных женщин.
– А знаете ли вы, господа, сколько в Лондоне борделей? – Продолжил свою лекцию главный констебль.
Вопрос повис в воздухе.
– Нет? А следовало бы, если не по долгу службы, то, как минимум из любопытства. Шестьдесят два!
Он потряс в воздухе указательным пальцем.
– Шестьдесят два, господа! А сколько всего проституток работает в городе, знаете?
Тот же эффект.
– Ну, так я вам скажу: более тысячи двухсот!
Он подошел к столу, налил воды из графина и выпил. Стакан остался в его руке.
– Это бы еще ничего, – продолжил информированный начальник, все внимательно слушали, – всю Англию захлестнула волна публичных демонстраций, которые множатся, как грибы в дождливое лето, и вовлекают в себя все больше и больше людей. Дошло до того, что были вынуждены вмешаться городские власти – военные багинетами разгоняли толпы митингующих!
Он снова отхлебнул из стакана, собрался поставить его на стол, но передумал и сделал это, только допив остатки воды.
– Расизм, высокая преступность и крайняя нищета — вот что характеризует Уайтчепел нашего времени. Чему теперь удивляться, что именно в это ужасное время все это произошло!
– Происходит, – поправил босса инспектор Фредерик Эбберлайн, один из полицейских следователей; впрочем, они, пожалуй, были начальники одного уровня, просто работали в разных плоскостях расследования.
– Происходит, – согласился Макнайтен, промакивая вспотевший лоб не слишком свежим платком.
– А знаете, как прозвали убийцу в народе? – Эбберлайн вальяжно развалился в кресле, казалось, он относится к делу, как к газетному ребусу – рано или поздно решу, а может – нет, какая разница. То есть, совершенно несерьезно, но те, кто были знакомы с ним ближе, абсолютно точно знали, что это не так, – Jack the Ripper, Джек-Потрошитель!
– Почему «Джек»? – Сглотнул внезапно образовавшийся комок в горле полицейский констебль Альфред Лонг, четвертый участник закрытого совещания по делу о серийном убийце, душащим, а затем разделывающим своих жертв самым зверским образом.
– Это что, самое важное? – Раздраженно спросил Главный констебль Управления уголовных расследований, но Эбберлайн жестом остановил готового взорваться Макнайтена.
– Прозвище следует из письма, присланного в Центральное агентство новостей; его автор взял на себя ответственность за эти три ужасных убийства. – Пояснил он, – однако, его самого так и не обнаружили. А вообще, многие эксперты считают письмо фальсификацией, журналистской уткой, для подогрева, так сказать, интереса публики к этой истории. Также Потрошителя называют «Кожаным Фартуком».
Он отгородился от присутствующих рукой, с поднятой вверх открытой ладонью.
– Только не спрашивайте почему. Я не знаю.
Никто ничего спрашивать и не собирался. После непродолжительной паузы, Макнайтен продолжил:
– Констебль Джеймс Харви, доложите, что нам известно на сегодняшний день!
– Есть доложить, – я вскочил и одернул мундир.
Подняв глаза к потолку, сосредоточился, вспомнил заученный текст. Впрочем, память у меня была прекрасная, особенно зрительная, и особо напрягаться не пришлось.
– Первая жертва Потрошителя Мэри Энн Николз, в профессиональных кругах более известная как Полли, урожденная 26 августа 1845 года. Тело Мэри Николз было обнаружено 31 августа 1888 года в три часа сорок минут после полуночи на Бакс Роу. Горло женщины было перерезано двумя ударами кинжала или ножа с очень острым лезвием; возможно, это была бритва – по характеру ранений более точно определить не удалось.
– То есть, вообще не удалось, – вставил инспектор Фредерик Эбберлайн, – словосочетание «более точно» здесь восхитительно не уместно, милейший.
После последовавшей паузы, Главный констебль кивнул:
– Продолжайте, Джеймс.
– Нижняя часть брюшной полости была вскрыта, но не полностью – раны носили рваный характер. Похоже, преступника кто-то вспугнул, и он не довел задуманное до конца. Кроме того, на теле обнаружено несколько ранений, нанесенных тем же ножом.
Я подождал, более комментариев не последовало.
– Вторая несчастная некто Энни Чэпмен, также известная как Темная Энни, родилась в сентябре 1841. Тело было обнаружено 8 сентября 1888 года около шести утра на заднем дворе дома на Хэнбери-стрит в Спиталфилдс. Как и в случае с Николз, горло перерезано в результате двух ударов бритвой. Однако брюшная полость была вскрыта полностью, а из организма женщины была удалена матка с частью влагалища и мочевого пузыря.
– Какая гадость, – поморщился констебль Альфред Лонг, было заметно, что его мутило.
– По словам свидетеля, – продолжил я, – он видел Чэпмен с высоким темноволосым мужчиной.
– Кто этот свидетель? – Быстро спросил Эбберлайн.
– Мелкий уличный торговец, – ответил за меня Макнайтен, – точнее, был им, теперь безработный, промышляет, похоже, воровством. Редкий пьянчуга.
– Вы допросили его?
– Конечно, и, будьте уверены, с пристрастием! По-моему, на его показания нельзя полагаться – он в то утро был мертвецки пьян.
– И все же, – инспектор был настойчив, – я хотел бы поговорить с ним лично. Это возможно?
Главный констебль пожал плечами – ему не нравилось, когда его профессионализм брали под сомнение:
– Как пожелаете… – Он чуть наклонил голову, – только после совещания.
– Следующая жертва Потрошителя – Элизабет Страйд, имеет прозвище Долговязая Лиз, родилась в Швеции в конце ноября 1843 года. – Продолжил я, – Обнаружена 30 сентября 1888 года приблизительно в первом часу ночи, в Датлфилдс-ярд на Беренр-стрит, у неё была отрезана мочка уха, как и обещал Потрошитель.
– Что обещал? – Не понял Эбберлайн.
– Дело в том, – опять вмешался Макнайтен, – что полиция, пресса и даже совершенно нейтральные организации, не имеющие к расследованию никакого отношения, получили сотни писем, которые, как в них утверждалось, были написаны самим убийцей. Скорее всего, так считают эксперты, все они являются мистификацией. Но в одном из них, доставленном в Скотланд-Ярд 29 сентября, содержалось обещание «отрезать леди уши». Так что, после обнаружения трупа Долговязой Лиз, к письму отнеслись уже совсем по-другому.
– Это как же? – Усмехнулся инспектор.
Констебль Управления уголовных расследований неодобрительно посмотрел на него.
– Первого октября, – сказал он, – полиция опубликовала письмо в надежде, что кто-либо сможет распознать почерк автора.
– И каков результат, – с тем же выражением легкой брезгливости на лице спросил Эбберлайн.
– Перестаньте кривляться, – не сдержался все-таки Макнайтен, – и ежу понятно, что это ничего не дало, иначе мы бы тут не обсуждали детали убийств! Докладывайте дальше, Харви.
– Четвертая, – продолжил я рапорт, – Кэтрин Эддоус, родилась 14 апреля 1842 года. Убита, как и Элизабет Страйд, 30 сентября 1888 года. Тело Кейт обнаружено на Митр-Скуэр около двух часов ночи. У Кэтрин Эддоус была извлечена левая почка и матка.
– Вы, Джеймс, кажется, в ту ночь патрулировали улицы в том районе? – Проявил необычайную осведомленность инспектор Эбберлайн, из чего я сделал вывод, что его игривое поведение лишь маска, призванная скрыть настоящую заинтересованность; помните, я писал вначале, что те, кто знал инспектора ближе, знали так же и то, что за напускной небрежностью стоит высокий профессионализм и верность служебному долгу.
– Так точно, сэр.
– И проходя по площади Митр, наткнулся на тело одной из жертв преступника, то, что четвертое по счету в вашем докладе?
– Да, сэр. – Повторил я.
– Расскажите об этом подробнее.
Я напрягся: он что-то знает, о чем я не догадываюсь? Хочет подвести под какие-то далеко идущие выводы или просто интересуется без всякой задней мысли? А может, подозревает меня в чем-то? Чувствуется, что он подготовился и тщательно изучил материал, а значит, это все же не пустой интерес. Ох, и непростая птица этот инспектор Фредерик Эбберлайн.
– Да, рассказывать особо нечего, – начал я, – когда я обнаружил тело несчастной Кэтти…
– Кэтти? – Встрепенулся Эбберлайн, – вы ее знали?
– Ее все знали, – ответил за маня Главный констебль, – а уж полицейские особенно. Профессия, знаете ли, у нее была такая, что она частенько становилась гостьей наших участков.
Инспектор кивнул.
– Так вот, – я продолжил, – когда я обнаружил тело мисс Кэтрин Эддоус, понятно, засвистел в свисток, и через несколько минут появилось еще двое полицейских…
– Подождите, – перебил следователь, – вы же проходили там чуть ранее, и тела не видели? Так?
– Да, – подтвердил я, – проходил по площади десятью минутами ранее, и тела там не было.
Инспектор поднялся, подошел ко мне вплотную, и встав напротив на расстоянии полуметра, пристально уставился мне в глаза.
– Получается, за десять минут преступник успел убить свою жертву, вскрыть ее тело, вырезать почку и изрезать тело лоскутами? Но, это невозможно, если только убийца не маг и волшебник! Как вы это можете объяснить?
– Сэр, я не могу этого объяснить.
– Почему?
– Вероятно потому, что не должен. Если меня в чем-то подозревают, пусть предъявят обвинения официально, и тогда я буду на них отвечать. Точнее, не на них, а на вопросы, связанные с ними.
– Что вы, что вы, Джеймс, – поспешил разрядить обстановку Макнайтен, – никто вас ни в чем не подозревает. Инспектор просто делает свою работу и, кажется, несколько переусердствовал в ее исполнении. Не так ли, Фредерик?
Но по физиономии Эбберлайна нельзя было сказать, что он тоже считает, что зашел слишком далеко. Впрочем, он кивнул и, сев на место, махнул рукой, мол – продолжайте.
Я заговорил снова.
– Связь между преступлениями пока не доказана, но из-за невероятного по своей жестокости характера убийств многие уверены, что в Лондоне действует один серийный убийца. Этому в немалой степени способствуют и газетные публикации.
Есть версия, что Джек-потрошитель душит своих жертв перед тем, как их зарезать. При осмотре некоторых убитых женщин врачи нашли следы удушения. Это объясняет тот факт, что в большинстве случаев проживающие поблизости люди не слышали криков во время совершения убийства.
– Слабенькое, надо сказать, объяснение, – заметил Эбберлайн со своей ехидной ухмылочкой.
Я продолжил:   
– После удушения маньяк перерезает горло ударами очень острого ножа или бритвы слева направо. В крови ему удается не запачкаться благодаря тому, что, перерезая горло своей жертве, он одновременно наклоняет голову женщины вправо; это, конечно, предположение, но оно весьма правдоподобно. Вскрывать брюшную полость Джек-Потрошитель начинает уже после смерти объекта нападения.
Извлечение внутренних органов у жертв породило версию, что убийца обладает определёнными анатомическими знаниями, свойственными профессиональному хирургу.
Я замолчал. Молчали и присутствующие.
– Объекта нападения… завернул-то… Короче, – громкий голос инспектора Фредерика Эбберлайна заставил всех вздрогнуть, – с достоверной точностью известно лишь то, что жертвами, Джека-Потрошителя, были проститутки из трущоб, которых убийца либо душил, либо перерезал им горло, или же и то и другое. Потом вскрывал брюшную полость. И знаете, что это значит?
– Что? – Спросил за всех Альфред Лонг.
– Да то, что ни черта нам не известно! Даже то, связаны ли между собой эти убийства или нет. Я иду спать.
Действительно, время перевалило за полночь, шла середина октября 1888 года.
____________________________________________________

– Господа! – Констебль Альфред Лонг ворвался в отдел, как вихрь, – господа, позвольте представить вам Джорджа Ласка из «Комитета бдительности Уайтчепела».
Вслед за Альфредом вошел степенный не старый еще господин в высоком цилиндре. Поклонился и остался стоять посередине комнаты. Хоть он и старался держаться с достоинством, но было заметно, что он чем-то здорово напуган.
– Посмотрите, что он получил сегодня по почте, – продолжил Лонг, ставя на стол небольшую коробочку.
Мелвилл Макнайтен придвинул посылку к себе и откинул картонную крышку.
– Тьфу, – он отшатнулся, – что это, Альфред?
Все присутствующие по очереди заглядывали внутрь и поспешно отходили в сторону.
– Судя по всему, – ответил констебль, – это кусок человеческой ткани; не берусь утверждать, но, по-моему, это почка, точнее ее половинка.
Он вынул склянку, где было заспиртовано страшное послание, и поставил на стол. Затем залез рукой в коробку, и извлек оттуда заляпанный кровью, так, по крайней мере, казалось, листок бумаги. В правом верхнем углу было написано From Hell.

 – Из Ада. – Прочел Лонг.
– Дайте сюда, – на передний план выступил инспектор Фредерик Эбберлайн.
Он аккуратно, двумя пальчиками взял листок за угол, приблизил к глазам.
– Здесь написано, что вторую половину он «поджарил и съел».
– Какая мерзость, – фыркнул главный констебль Управления уголовных расследований.
– Бросьте, Мелвилл, – усмехнулся инспектор, – никто ничего не ел, это блеф.
– Почему вы так решили?
– Каннибализм, если он не вызван муками голода – серьезное психическое расстройство, но псих этого не знает. Сумасшедший может спокойно признаться в том, что он съел на обед запечённые мозги соседа по палате, но ему и в голову не придет бравировать этим.
– Кгм, – крякнул Макнайтен, и вытер вспотевший затылок как всегда не очень свежим платком.
– Тэкс, – Эбберлайн продолжил осмотр, – вы сегодня получили письмо?
Он обратился к Джорджу Ласку, до сих пор стоящему посереди комнаты.
– Да, сэр, – кивнул тот, – так точно, сэр.
– Сядьте, не стойте столбом.
Ласк повиновался.
– Сегодня шестнадцатое октября, а проштемпелёвано пятнадцатого – оперативно. Кто принес послание?
– Никто, сэр, – Ласк опять встал, – оно пришло вместе с остальной корреспонденцией.
– Н-да, – инспектор положил письмо обратно в коробку, туда же отправил склянку с заспиртованным органом, – значит, копать в этом направлении бесполезно… Но, чем черт не шутит… Мелвилл! Надо послать на пункт приема и сортировки писем толкового полицейского, пусть там разузнает, что сможет.
– Сделаем, – кивнул главный констебль, на этот раз, не раздражаясь по поводу того, что Эбберлайн ведет себя, как начальник.
– Позволю себе заметить, – вставил я, – что одна из почек Кэтрин Эддоус, убитой тридцатого сентября, была вырезана убийцей.
– Д-а-а, – протянул инспектор, внимательно глядя на меня, – точно. У вас прекрасная память, Джеймс. Или…
Он не договорил и, взявшись рукой за подбородок, принялся расхаживать из угла в угол.
– Пригласите доктора Филлипса, – скомандовал между тем Мелвилл Макнайтен дежурному полисмену, – он проводил вскрытие Энни Чэпмен, пусть обследует это… – Никак не мог подыскать нужное слово, – черт! Содержимое этой склянки!
Вскоре пришел доктор, забрал посылку и собрался покинуть помещение, но тут его остановил неожиданный оклик инспектора Эбберлайна:
– Доктор, одну минуту.
– Слушаю вас.
– То, как Потрошитель препарирует свои жертвы после смерти, дает какое-то представление о его хирургических познаниях в анатомии человеческого тела?
– Почти все врачи, – ответил Филипс, ни чуть не удивившись вопросу, – проводившие вскрытие жертв маньяка, склонялись к его некоторой осведомлённости в вопросах анатомии и навыках хирурга. Однако мнения насчёт уровня познаний сильно разнились – одни говорили, что такими умениями вполне мог обладать обычный мясник, другие утверждали, что это мог быть только хирург. Также медицинские эксперты определили, что он был левшой.
– Левшой? Вот как…
– Лично я считаю, что убийство было делом рук профессионала, достаточно грамотного в анатомии, чтобы не повредить ударом ножа органы, которые он извлёк. Мне бы понадобилось минимум полчаса в спокойной обстановке для того, чтобы произвести подобное извлечение органов, в то время как убийце хватило всего десяти – пятнадцати минут.
– Ага… Спасибо, доктор, можете быть свободны. О результатах обследования м-м… содержимого посылки будьте любезны сообщить нам немедленно, как только оно закончится.
– Непременно, – Филлипс коротко кивнул и вышел.
Какое-то время обсуждали сказанное доктором. Потом спохватились, что Джордж Ласк все еще здесь, извинились, поблагодарили и с дежурной фразой: «Если вы понадобитесь, мы вас вызовем; не покидайте пределов Лондона», отпустили восвояси.
– Я одного не понимаю, господа, – начал Мелвилл Макнайтен, – как? Как этот Потрошитель убегает с места преступления буквально под носом у полиции? И он не просто растворяется в воздухе, но при этом не оставляет никаких следов!
– Может он временной путешественник, – на полном серьезе предположил Альфред Лонг, – или владеет секретом телепортации.
– Что-о? – Не понял главный констебль, – теле чего?
– Телепортации, – пояснил Лонг, – процесс мгновенного перемещения в пространстве без затраты энергии.
– Господи, Альфред, перестаньте пороть чушь.
Закрутилось колесо обычного расследования. И хотя все действовали уже многократно отработанными приемами и методами, но однозначно понимали, что дело это далеко выходит за рамки заурядных преступлений, совершаемых лондонским криминалитетом нашего времени, и подход к нему должен быть совсем другой. Но поскольку никто не знал, какой именно, то мы, как и всегда, шерстили уличных торговцев, допрашивали проституток, накрывали притоны, устраивали внезапные облавы и так далее, и тому подобное.
Новых убийств не совершалось, и полицейские стали думать, что делают именно то, что нужно: раз уж не удается разоблачить и поймать преступника, то надо хотя бы предотвратить его дальнейшие преступления, спрофилактировать, так сказать.
Октябрь прошел относительно спокойно, во всяком случае, о Джеке-Потрошителе не было слышно ничего. Ноябрь тоже начался достаточно ровно, уровень преступности не демонстрировал резких всплесков и не поражал дикостью и нестандартностью правонарушений. Все стали успокаиваться, и даже начальство, вечно озабоченное и недовольное, перестало постоянно спрашивать нас о том, какие меры предпринимаются для поимки маньяка…
____________________________________________________
 
«Сколько можно болтать с этим придурком Хатчинсоном?!»
– Джорж, – Келли была пьяна, – ну, что тебе стоит? Ты из-ик-вестный человек, ик, тебя здесь все знают… Всего несколько фунтов, и я спокойно доживу этот год в своей комнатке на Миллерс-корт.
– Поди прочь, Мэри Джейн. Я не подаю шлюхам. Может быть ты забыла – это я получаю с них.
– Ты можешь пользоваться моими услугами бесплатно.
– Я могу это делать и без пожертвований, ты работаешь здесь только благодаря тому, что я закрываю на это глаза.
– Ха! Глаза он закры-ик-вает! Да ты имеешь с моих гонораров в месяц столько, сколько тебе не приносит ни одна девка в Уайтчепеле за год! Если я отсюда съеду, ик, благодаря, кстати, твоей жадности, ик, ты многое потеряешь.
– Говорю тебе, сейчас денег нет. Иди проспись, все равно к работе в таком состоянии ты не готова. Никто и не посмотрит в твою сторону.
– Во-от, значит, как!
Келли уперла кулаки в тонкую талию.
– Это мы сейчас проверим!
Она, пошатываясь, направилась на угол.
– Эй, красавчик! Хочешь развлечься?
– С превеликим удовольствием, мэм.
– Тогда, пошли, я живу здесь недалеко. Только покажи сначала, есть ли у тебя деньги?
Она уставилась в развернутый перед лицом портмоне.
– О-о, да ты славный мужчина, такие мне нравятся. Мы могли бы взять вина по дороге?
– Нет ничего проще, крошка.
Джордж Хатчинсон внимательно наблюдал за этой сценой и отвернулся, дела вид, что все происходящее его не интересует, только когда Мэри показала ему средний палец.
…Келли открыла дверь своим ключом, прошла внутрь небольшой комнатки, дальний угол которой был завешан простыней. Поставила бутылку вина на маленькую прикроватную тумбочку.
– Милый, я сейчас, – она обернулась, – только помо…
Ши-их, ши-их.
Горло несчастной девушки было перерезано мгновенно, душить ее никто не собирался.
____________________________________________________

– Докладывайте, Джеймс, – главный констебль Управления уголовных дел, как всегда, предпочел выслушать обстоятельства дела от меня.
Я начал:
– Убитая Мэри Джейн Келли, родилась в Ирландии в 1863 году. Ее изуродованный до неузнаваемости труп нашли в собственной комнате 9 ноября 1888 года в 10:45 утра. У Мэри Келли вырезали сердце и почки, и аккуратно разложил куски тела по комнате. У трупа был отрезан нос и помещен под подбородок. Опознать убитую удалось с большим трудом. В этом очень помогли ее квартирная хозяйка и некий Джордж Хатчинсон, сутенер и «решала» данного района города, человек в преступных кругах весьма известный, но особым авторитетам не пользующийся. Он, кстати, последний, кто видел Мэри Келли, разумеется, не считая убийцы.
– Полагаете, ему можно доверять? – Спросил инспектор Фредерик Эбберлайн.
– Конечно, нет, – ответил я, – но в данном вопросе он, пожалуй, не врет.
– Почему? Хотя… продолжайте.
– Мэри Джейн, по его собственным словам, выпрашивала у него несколько фунтов на оплату своей комнаты, которую снимала на улице Миллерс-корт, 13. Затем он видел, как она отошла в сторону и заговорила с невысоким, хорошо одетым человеком, у которого были светлые усы и низкая шляпа.
Я остановился, чтобы собраться с мыслями и перевести дух, и в этот момент в кабинет вошел полисмен. Рядом с ним семенил Джордж Хатчинсон собственной персоной. Он обвел взглядом присутствующих, вздрогнул и сильно побледнел.
– Проходите, Джордж, – любезно предложил Мелвилл Макнайтен, – присаживайтесь.
Он пододвинул сутенеру стул, тот тяжело опустился на него.
– Спасибо, Харви, – поблагодарил Эбберлайн, – можете пока отдохнуть, нам надо побеседовать с джентльменом.
Начался допрос Хатчинсона. Тот повторил сказанное мной ранее и дополнительно сообщил, что видел мужчину, с которым ушла Мэри Джейн Келли. Он описал нам этого человека во всех подробностях – от обуви до пуговиц на рубашке. Описание было настолько детально, а показания казались такими важными, что детектив Фредерик Эбберлайн потребовал немедленно организовать патрулирование и поиск, что называется по горячим следам, с целью попытаться обнаружить человека, приметы которого столь подробно изложил свидетель. Надежды, конечно, мало, но известно, что преступника в первые часы после совершения уголовного деяния тянет на место преступления – чем черт не шутит!
Я вызвался сопровождать Хатчинсона. Сутенёр был так напуган, что пришлось дать ему понюхать нашатыря, хорошенько встряхнуть и припугнуть, что если он немедленно не возьмет себя в руки, то ближайший месяц будет набираться сил в камере предварительного заключения. В связи с особой опасностью мероприятия, я получил пистолет, и подвесив кобуру на левую сторону, сделал знак Хатчинсону следовать за мной. Наконец, мы с ним покинули следственное помещение и отправились на улицу Миллерс-корт.
– Вы пришли к каким-нибудь выводам? – Спросил Мелвилл Макнайтен Эбберлайна.
– И да, и нет, – ответил инспектор.
– Это как?
– Я почти уверен в выводах, которые сделал, но не в силах подкрепить их доказательствами.
– Поясните.
– Мы имеем порядка пятнадцати жертв…
– Вы хотели сказать пяти?
– Нет, именно пятнадцати. Я не помню имен всех, но к пяти каноническим жертвам смело можно прибавить Марту Тэбрем и Мэри Энн Николс, а так же и других.
– Но их гибель от рук Джека-Потрошителя не доказана!
– Так и гибель первых пяти от его рук то же не доказана!
– Но…
– Ах, дослушайте, Мелвилл.
Главный констебль послушно кивнул.
Я ворвался в участок в самый разгар разговора.
– Джентльмены, – почти крикнул, тяжело дыша, – джентльмены, Хатчинсон сбежал.
– Как сбежал?! – Макнайтен вскочил, Эбберлайн отреагировал на известие спокойно.
– Едва мы вышли на улицу, где жила Мэри Келли, – начал объяснять я, – он рванул в одну из подворотен. Я бросился за ним и какое-то время мне удавалось не упускать его из виду, но этот пройдоха слишком хорошо знает Ист-Энд – уже через несколько минут он, как сквозь землю провалился. Вероятно, он и есть Джек-Потрошитель! Надо срочно организовать поиск и пустить по его слуду…
– Успокойтесь, констебль, – инспектор махнул рукой, – усаживайтесь поудобнее, и выслушайте меня.
– Я, разумеется, не снимаю с себя вины, – повинную голову не секут, решил я, – и готов понести любое наказание, но мне право казалось, что беглеца следует ловить, пока он не смог далеко уйти…
– Помолчите, – Эбберлайн поморщился, – итак, вернемся, как говориться, к нашим баранам. При таком количестве убитых проституток, у нас едва ли не в два раза больше подозреваемых!
Он прошелся из угла в угол и остановился на середине кабинета.
– Что стоят хотя бы эти: внук королевы Виктории принц Альберт – слава Богу, что удалось выяснить, что в день убийства третьей и четвёртой жертв он на самом деле находился в Шотландии; Карл Файгенбаум – немец, обвиненный в убийстве, и приговоренный к казни на электрическом стуле; женщина – Элизабет Уильямс, бесплодная жена королевского врача Джона Уильямса, который имел связь с одной из жертв; Томас Крим, Джордж Чепмен, Фредерик Бейли Диминг и Уильям Генри Бери – все они обвиняются в убийствах проституток; писатель Льюис Кэрролл, наконец.
По одной из версий, под именем Джека-потрошителя скрывался душевнобольной польский еврей-эмигрант Аарон Косминский.
– Это который работал парикмахером в лондонском районе Уайтчепел? – Успел вставить я.
– Он самый. По другой версии Джеком-Потрошителем был британский художник Уолтер Сикерт, всего лишь на том основании, что бумага, на которой написаны три письма с подписью Сикерта и две записки, отправленные лондонской полиции таинственным убийцей в 1888 году, происходит из одной и той же пачки, в которой было всего двадцать четыре листа. Да, что там говорить – подозревают даже великого художника Ван Гога! И из-за чего? Из-за каких-то схожих образов с его чумовых картин, сходства написания некоторых букв и обнаружившейся связи между датой убийств и днем рождения матери Винсента Ван Гога!
Инспектор налил себе воды, сделал несколько глотков, поставил пустой стакан на стол.
– Бесследные исчезновения Потрошителя объясняют тем, что он, якобы, уходит через туннели метро – знаете, эти новые подземные сооружения, по которым ходят поезда. Поговаривают, что он чистит одежду и отмывает руки от крови в сточных канавах, которые проходят там же. В сточных канавах! Вы только подумайте!
Фредерик Эбберлайн замолчал. Молчали и мы.
– И что из этого? – Нарушил тишину главный констебль Управления уголовных расследований.
– Собственно, ничего, – инспектор вздохнул, – я же говорил, что ничего не могу доказать. Но выводы к этим рассуждениям я озвучу: в Ист-Энде в настоящее время проживает такое количество бандитов, убийц и всякого рода извращенцев, что убийства проституток можно считать делом вполне обыденным, и валить все на одного единственного подозреваемого – глупость. По моему мнению, в нашем случае речь идет о ряде не связанных друг с другом преступлений, которые газетчики пытаются привязать одно к другому лишь ради красивой истории, для повышения продажи тиражей своих паршивых газетенок.
Все потрясенно молчали.
– Но все это пустая теория, – подытожил следователь, – за работу, господа, за работу. Для начала попытаемся поймать Хатчинсона. Констебль Харви – это ваша забота, исправляйте вину, которую, как мне помнится, вы с себя не снимаете.
Я козырнул и поспешил покинуть кабинет.
Нельзя передать словами, насколько меня устраивало доходчивое объяснение инспектора: когда, беседуя с Мэри Джейн Келли, предложившей мне купить вино на вечер, я увидел, как ее сутенер пристально разглядывает меня, то чуть было не отменил намеченную на сегодня расправу, но уж слишком гладко все пошло дальше. А когда на следующий день он, войдя в следственный кабинет, увидел там меня, то, несмотря на то, что вечером я был в гражданской одежде, загримирован и низко опустил поля шляпы, он несомненно узнал собеседника своей лучшей проститутки – отсюда внезапный испуг и мучная бледность.
Я, было, подумал, что это конец, но репутация Джека-Потрошителя оказалась слишком пугающей, и он наговорил черте чего, описывая ночного клиента Келли, уводя следствие совсем в другую сторону.
Теперь мне главное было вывести его из участка. Эту проблему за меня с блеском решил сам инспектор Фредерик Эбберлайн, предложивший срочно организовать патрулирование территории. Да-а, когда до Хатчинсона дошло, кто будет его сопровождать во время прочесывания территории, он чуть было не грохнулся в обморок, но и здесь все обошлось.
Я не тронул его, и напрасно Эбберлайн иронизировал насчет туннелей метро – именно туда я и направил якобы сбежавшего сутенера, пообещав, если увижу его еще хоть раз, разделать не хуже чем Мэри Джейн…
Я шел по Миллерс-корт и думал, что перевоплощаться в злодеев – это ужасно, но что я мог с этим поделать? Внезапно мне навстречу откуда-то из одной из многочисленных подворотен, коими изобиловала эта часть города, вынырнул Эбберлайн. Он наводил на меня пистолет.
– Я ничего не могу доказать, – повторил он сказанное в участке, – но полностью уверен, что не ошибся, да и кобура у тебя с левой стороны. Не будем позорить полицию, тайну сохраню. А увольнительный лист оформлю задним числом.
Пуля попала в сердце, небо закружилась, действительность поплыла куда-то вниз и вправо, и Джек-Потрошитель, он же констебль Джеймс Харви перестал существовать.