Единственная градация двуногих - по способностям

     Общая драка в кубрике начиналась с ленивой перебранки, матросы, раскачиваясь в гамаках, бранили не только друг друга, но и всех родственников и соплеменников выбранного на этот вечер врагом китобоя, почему - то эти сумасшедшие шведы ненавидели ирландцев, поэтому Джонсону, неизменно называемому командой Йонсоном, что, наверное, очень смешило Волка Ларсена, жадно прислушивавшегося к зарождающемуся во тьме побоищу, доставалось больше всех.
     - Как назвать ирландскую свинью, безостановочно плодящую ублюдков ? - спрашивал как бы ни к кому не обращаясь кок, отчаянно зашвырнув свой когда - то белый колпак за матросские рундучки, аккуратной стопкой стоящие в углу.
     - Говном, - готовно отзывался сенегалец Блябтрой, громко хлопая ушами и оскаливаясь белоснежной улыбкой, буквально слепившей меня в первые дни на борту этой проклятой шхуны.
     - Слышишь, Йонсон, - уточнял кок, доставая из - за ремня кривой свой нож. - Даже чорный, как сволочь, Блябтрой ни во что не ставит твою мать. Я бы такого не потерпел, - тянул тягучим голосом кок, снимая громоздкие сапоги.
     Джонсон бросался из своего гамака на визжащего Блябтроя, на них сверху прыгал кок, и через мгновение весь кубрик клубился и кишел растерзанными телами матросов, выплевывающих зубы и выдирающих клочья волос. Поэтому, верно, они все и стриглись так коротко, чего я сначала не понимал, но утратив от гневных рук капитана большую часть своей прически, обрился наголо, позаимствовав у кока его нож, остро отточенный, словно бритва.
    - Ты теперь такой же, - захохотал Волк, увидев меня на трапе, - как и мы, Горбун Ван - Вейден. Скинхэд.
    Он согнал меня пинками в трюм и, свесившись, будто кошмарный нетопырь, вниз, приказал матросам сделать мне наколки, дабы придать, как обычно витиевато выразился он, окончательный вид полнейшего мудака и негодяя. Матросы, схватив меня, принялись орудовать раскаленной иглой, небрежно макаемой в пузырек с китайской тушью, и на следующий день я веселил капитана нелепыми татуировками. Он заставил меня раздеться догола и скакать по палубе, выкрикивая дикие лозунги.
    - Слава советским физкультурникам ! - орал я, бегая по палубе.
    - Вдарь ему по жопе, - бросал капитан, подзывая к себе Джонсона, - Йонсон.
    Джонсон отказывался и тогда Волк Ларсен бил его кулаком в зубы, валил на палубу и долго топтался матросскими сапожищами по жалобно хрустящей груди матроса.
    - Швырните его в трюм, - указывал утомившийся капитан, спрыгивая с груди Джонсона, - если не подохнет к вечеру, то, наверное, выживет.
    Я выхаживал Джонсона три дня, для того, чтобы дождаться от него смачного плевка в лицо.
    - На, сука !
    Я недоуменно отпрянул от матроса, а он, презрительно скривившись, кричал беззубым ртом :
    - Ты слизняк, Горбун Ван - Вейден ! Ты должен был придушить меня, пока я валялся в беспамятстве, а ты лечил меня, так что теперь вот получай, сволочь !
    Он запинывал меня в самые темные закоулки трюма, куда не осмеливались заглядывать даже корабельные крысы, я сидел там, горько плача, но капитан, соскучившись по умным разговорам, как он называл наши беседы, находил меня и во тьме трюма.
    - Восстань, гнида ! - гаркал Волк Ларсен, неожиданно появляясь из тьмы и больно хватая меня за ухо. - Айда в мою каюту, расскажешь мне о Кьерккъегоре.
    Я плелся за ним, а в каюте, усаженный с почетом и явным уважением в кресло капитана, рассказывал о Кьерккъегоре, но Волку это скоро надоедало и тогда он пинал меня сапогами, вновь загоняя в трюм.