Расскажи мне про любовь... Игорь. ч. 1

   В институте Игорь с Аркашей не были друзьями. И, покинув «альма-матер» с новенькими дипломами, разбежались в разные стороны. С головой окунулись в многообещающую круговерть перестроечных восьмидесятых. С перехваченным от открывающихся перспектив дыханием влетели в лихие девяностые. Игорь поднялся до заместителя начальника одного из основных цехов военного завода «почтового ящика», работающего на космос.
   Аркаша ловил ветер перемен полными парусами и, по его же словам, делал деньги из воздуха. Рассказывал, как вмиг наживал капиталы, которые в одночасье вылетали в трубу, хитроумно созданную правящими временщиками или подставленную коварными конкурентами. «Бывало, - говорил. - Утром едешь на работу и думаешь, куда на этот раз поехать отдыхать: в Турцию или на Лазурный берег. А вечером три копейки на трамвай ищешь, чтоб до дома доехать. Ушёл обедать миллионером, вернулся, глянул, а ты нищий». Да-а, так и было.
   Ничего не приукрашивал однокашник.
   Тогда они, выпускники машиностроительного факультета политехнического института, стартовали с равных позиций. А сейчас, на финишной прямой, где кто? Как сказал классик, иных уж нет, а те далече. Тем, кто жив и здравствует, под пятьдесят. Умный, смышленый Аркадий и в кругомеси реформ, усугубляемой правительственными перетасовками, чувствовал себя как рыба в воде. Делал карьеру стремительно: или в струю попал, или продвигал кто. Не раз Игорь обращался к однокашнику за советом. Тот помогал. А в двухтысячном так и вообще спас, когда Игорь стал безработным.
   Подружились.
                * * *
   Быть единственным сыном, как сейчас понимает Игорь, ему нравилось. Конечно, как и любой мальчишка, он мечтал иметь старшего брата, который бы от обидчиков защищал. И в то же время, когда к родителям приходили гости, кто-нибудь всегда усаживал малыша на колени, тормошил, тискал, угощал специально для него принесёнными конфетами, приговаривая: «Ух, ты, Игорёшка - свет в окошке». А был бы брат, нужно было бы делиться. Из случайно услышанных разговоров, а много позже и с материных слов понял, что старший брат у него мог бы быть. Вернее был, но умер маленьким от какой-то болезни. Подробностей мать не рассказывала. Фотографий умершего Игорь не видел. Наверное, их и не было. Помнит, как однажды мать начала выговаривать пьяному отцу за первенца, но тот стукнул кулаком по столу и рявкнул: «Замолчи! Ты не досмотрела, дура!».
   Отец, по словам матери «цыганил» в чужих землях. А он, бил себя в грудь, доказывая, что поднимал целинные земли, создавая тем самым продовольственную мощь государства. Когда «цыган» остепенился и перешёл на оседлый образ жизни, видимо, тогда и появился на свет маленький Игорёк. Отец ещё какое-то время «убывал в сезонные командировки», но уже под предлогом повышения благосостояния семьи.
   Он работал на большом грузовике. Летом месяцами не жил дома, то исполняя воинский долг в составе сводных автобатальонов на уборке хлебов в целинных землях, то вербуясь водителем на великие сибирские стройки. Когда отец возвращался, как помнит Игорёк, ругал всех и вся. Коммунистов - за пустословие и лицемерие. Начальство - за бесхозяйственность и «бардак» на производстве. 
   - Всё враньё! Циферки в сводках и отчетах! – кричал он, выпивая с друзьями вечером на кухне. - На кой чёрт мне это соцсоревнование за экономию горюче-смазочных материалов, если всю экономию я сливаю в лесу или в болото. Строители треснувшие железобетонные конструкции списывают и в землю закапывают. Если они отдадут или продадут частникам, их посадят! Бетонщики торжественно принимают соцобязательства экономить цемент, песок, щебень. Мы им возим, возим. А потом всё сэкономленное они бульдозером в землю заравнивают. Нахрена такая экономия? Если я сэкономленную горючку продам, меня посадят. Если солью, оштрафуют. Я природу гублю - штраф десять рублей, продам на десять рублей - три года тюрьмы. Каким умом это можно понять? Кому это выгодно?
   Утром, проспавшись на сыновьем диване, ругался с матерью из-за того, что гнала его в больницу проверяться. Противился, но шёл. Игорёшка еще пару дней ночевал с мамкой. Затем всё утихало, жизнь налаживалась, и каждый спал на своём месте.
   Но, насколько помнит Игорь, не было такого, чтобы отец посылал проверяться мать.
   Сказать, что он рос маменькиным сынком, наверное, нельзя. Мамка допоздна работала, и большинство домашних дел приходилось исполнять сыну. Даже такие, которые его дружок Сашка называл «девчачьими». Сашке хорошо, у него две старших сестры. Они и сварят, и приберут, и вымоют. Если сестры просили помочь или что-то сделать за них, Сашка требовал плату. Поэтому у него всегда  имелись при себе или деньги на кино, или разные вкусности. А однажды в восьмом классе даже похвастался, что старшая Зинка научила его целоваться. С Сашкиных слов это, оказывается, не так уж и просто.
   Была ещё одна особенность в его общении с сестрами. Вольно или невольно Сашка часто оказывался в курсе их девчачьих дел. Знал, которой кто из парней больше нравится, передавал записочки, устные приветы или сообщения. Подслушивая разговоры сестёр, ведал, о чём мечтают девчонки, чего хотят и что видят во снах. Поэтому и к одноклассницам относился снисходительно. Услышав пару фраз из их разговоров, заговорщицки подмигивал, картинно разводил руками и произносил понимающе: «Ну-у, коне-ечно». Легко завязывал знакомства с ученицами из параллельных классов. «Дружил», как тогда называлось, то с одной, то с другой и даже одновременно с двумя-тремя из разных школ. Как-то так получалось, что девчонки считали его «своим парнем». Именно Сашка рассказал, что они думают о парнях больше, чем мальчишки о девчонках. Причем сверстникам предпочитают старшеклассников. Эти и на школьные вечера, и на танцы во дворец культуры проведут. И ни одна местная шалава слова против не скажет, и среди одноклассниц  авторитет. А в девчачьих туалетах разбираловки  из-за парней, якобы, бывают похлеще, чем у пацанов.
   Игорь такими познаниями не обладал. С девчонками знакомиться не умел. Слыл неуклюжим, стеснялся и успехом у них не пользовался.
   После школы поступил в институт. В сентябре первокурсников отправили в деревню Криушата на уборку картофеля. Расселили по пять человек в дома к одиноким старушкам. На зернотоке трудились фабричные работницы. Молодые, напористые, разные по характеру и по устроенности в жизни.
Хозяйка дома, в котором проживал Игорь с товарищами, рассказала как-то: «У сестры моей четверо фабричных на постое. От, шала-авы. Я им говорю, что ж вы, девоньки, честь смолоду раскидываете. Жизнь-то свою так, ведь, не устроите. А они: «Ты бабка за свою жизнь с мужиками нае-жилась? Вот и мы хотим нае-житься». Ишь, чо удумали… Ты сначала замуж выйди, детей роди, подними их, а там уж и е-жибись сколько хочешь».
   Странно было слышать такое Игорю, непривычно. Во-первых, стремление девчонок «успеть нае-житься». Какой интерес их под мужиков толкает? Во-вторых, как так можно - выйти замуж и е-живаться с другими, коли семья - это святое?!
В деревенском клубе верховодила массовик-затейник - девчонка рыжая, зеленоглазая, бойкая. Тоже, наверное, замуж спешит. Многие городские к ней «клинья подбивали». Но местный парень, то ли брат, то ли ухажёр, быстренько осаживал слишком ретивых воздыхателей. А девчонка краса-авица… Ночами Игорю снилась. Сны томительные и сладкие, а трусы мокрые и неприятно. Решил присмотреться к тем молодкам, о которых бабка поведала. Почему бы не пое-живать, если им так хочется? А они с виду нормальные советские женщины, про которых в журнале «Работница» пишут, и с их фотографиями на обложках. Игорь в юности эти обложки отрезал и прикалывал кнопками к стене у дивана. Мужикам на шею не вешаются, как говорила хозяйкина сестра. Хотя, после «сельхозпрактики» парни  много чего  понарассказывали о своих «подвигах» с фабричными. Но Игорь считал это обычным бахвальством.
   Учился легко. Выступал за факультет в соревнованиях по волейболу и баскетболу. Пел в хоре на студенческих театральных вёснах. С девушками общался, но ни одно увлечение не закончилось близостью. Боялся последующей ответственности и не хотел жениться по обязанности. Начитавшись в детстве книжек, он в каждой девочке видел нежную фею, беззащитное и легкоранимое создание, которое нужно защищать от грубостей и беречь от всяческих невзгод.
Это чувство он перенёс и на жену, стараясь быть для неё настоящим мужчиной.
   Женился по любви. Не по той, конечно, о которой пишут в книгах, безумной и всепоглощающей. Просто, познакомился с хорошей девушкой, обстоятельной, хозяйственной, скромной. Как оказалось, деревенской, что посчитал за лучшую рекомендацию. Встречались, гуляли по городу, ходили в кино, на танцы, отмечали в компаниях праздники, дни рождения свои и друзей. Выезжали с друзьями, как тогда говорили, «на природу». Без шалостей или, как сейчас говорят, без секса. Его избранница Нина окончила техникум в другом городе и в их город приехала по распределению. Работала на кондитерской фабрике. Оказалась, она на два года старше его. Наверное, выпускник престижного ВУЗа показался ей завидным женихом, так как охотно приняла ухаживания и позволяла некоторые вольности уже при первых встречах.
   Чем бы всё закончилось, неизвестно, если бы у родителей на работе не появилась возможность получить новую квартиру. Тут мать и заговорила о женитьбе: «Пора уже. Сколько можно женихаться? И квартиру тогда не двух, а трехкомнатную дадут». А на какие шиши свадьбу играть? Жених-то только что оперившийся простой советский инженер с окладом сто десять рублей. Пусть даже, как считают начальство и отдел кадров, перспективный работник. Но за перспективность ни надбавку к окладу, ни премию не дают. Так и отыграли свадьбу: невесту снаряжала её родня, жениха – его. Но кольца обручальные Игорь купил сам. Четыре ночи в речном порту вагоны разгружал.
   Специальность, по которой Игорь обучался, являлась военно-учетной. По окончании третьего курса студенты выезжали на военные сборы в летние армейские лагеря. Жили в палатках по воинским уставам. Изучали ракетную технику, тренировались в её обслуживании и вождении военных машин. Вышли из институтских стен с дипломами о высшем образовании и с удостоверениями офицера запаса. Таким образом, в армию ему не идти, и женитьбе ничего не помешало.
   Как и рассчитывала мать, квартиру получили трехкомнатную. Жили, вроде, нормально. Хотя, замечал, что молодая жена при его родителях как бы играет роль тихой деревенской простушки, а без них словно раскрепощается. Весёлая, бесшабашная, этакая молодая стервочка. И когда завод, где работал Игорь, построил «малосемейку» - общежитие семейного типа, Нина уперлась: «Проси комнату. Хочу своё жилье иметь. Тебе, как молодому специалисту, положено». А как просить, если в родительской квартире квадратных метров на одного человека больше, чем предусмотрено нормой. Или, как тогда писали в официальных документах, метраж, приходящийся на одного жильца, не позволяет претендовать на расширение жилой площади. Не дали бы. Но Нина, сама к тому времени устроившаяся на его завод, принесла начальству справку о беременности и пригрозила, что муж уйдёт в кооператив, если не дадут комнату в «малосемейке». Производственные кооперативы тогда только набирали силу, крутили большими деньгами и, как губка воду, отсасывали с предприятий молодых талантливых специалистов.
   Где и как она раздобыла справку о беременности, Игорь не знал. Ребёнок их ближайшими планами по обоюдному согласию не предполагался. К его удивлению документ и угроза подействовали, и молодая семья получила желаемую комнату. Дальше чудеса не прекратились. Спустя пару месяцев Нина съездила к матери в деревню и по возвращении сообщила мужу, как о само собой разумеющемся:
   - Если на работе будут спрашивать про беременность, у меня в деревне выкидыш случился.
   В общем, справку сделала, чтобы комнату получить. Не то, чтобы Игоря покоробил её обман. Но вот так: сама решила, сама сделала, сама вышла из пикантной ситуации, не предупредив его, не посоветовавшись.
   Она не интересовалась политикой, и интриги в областных и городских структурах власти её не особо волновали. Зато хорошо разбиралась в людях. Знала всё о каждом человеке из её окружения, легко ориентировалась с кем, когда, где и какие дела можно делать, а куда лучше не ввязываться. И о каждом из его друзей и знакомых имела своё мнение.
   Удивительно, но как показывало время, её оценки, прогнозы, касательно каждого из них, оказывались верны. Когда на экранах телевизоров появились ведуны, ясновидящие и предсказатели всяких сортов и мастей, не скрывая сарказма, Игорь предложил жене: «Вот куда тебе надо идти. Ты их всех на лопатки положишь». Нина лишь загадочно улыбалась. Так или иначе, но её прогнозы и решения чаще всего оказывались правильными, а победителей, как говорят, не судят. Так и со справкой получилось. Опасался, что на работе распознают обман, разразится скандал, и негативная реакция руководства отразится на его репутации. Оказалось, зря переживал. Её подружки пошептались, похихикали «за глаза» и утихли. Его коллеги не приняли обман близко к сердцу. Кто-то даже резюмировал кратко и с удивлённым восхищением: «Во, даёт!».
   А кадровикам и активистам из общественных организаций вскоре стало не до фиктивных справок. Иные проблемы завладели их умами. Грянули реформы.
   Убежденность жены в собственной непогрешимости раздражала, бескомпромиссное единовластие вызывало отторжение. Пытался вразумить:
   - Понимаешь, есть аксиомы. Они не оспариваются, а воспринимаются как догмы. Нравятся они тебе или нет, но их надо соблюдать. Так и в жизни есть неоспариваемые правила. Мы одна семья, мы оба отвечаем за наше будущее и поэтому строить его должны сообща.
   - Вот ты и живи по научным догмам. А я буду жить по законам, которые диктует жизнь.
   Его мнение в решении семейных вопросов она не воспринимала. Попытки противостоять столь явному семейному диктату воспринимала спокойно и гасила не наигранным, а каким-то естественным, что ещё больше сводило с ума, равнодушием:
  - Прекрати истерику.
  - Это не истерика, - кипятился Игорь. - Это отчаяние.
  - Хорошо. Но его не обязательно тащить с собой в квартиру. Вас двоих в доме я не потерплю. Посиди с ним на скамейке или по улице прогуляйся. Отчаяние – друг неверный. Как только проголодаешься, оно тебя покинет. Вот тут и шагай домой.