Хмурые дети

  - 1 -

— Купальников взять пару, или, может, лучше три штуки? Ещё парео... и вот эти любимые сланцы с осьминожками, — вслух беседуя сама с собой, Алёна радостно порхала по квартире и укладывала то одну, то другую вещь в чемодан.

Она так давно не была на море, да и вообще в отпуске. С тех пор, как она подобрала котёнка тогда в парке, у неё не было толком даже выходных. У стражей ненормированный рабочий день, ведь у тёмных нет расписания нападений. А если бы и было, то вряд ли его можно было бы найти в открытом доступе.

Телефонный звонок застал её в коридоре. Она как раз выбирала между двумя парами босоножек. Удобные бежевые, повидавшие много дорог, или новенькие салатовые на каблучке.
— Слушаю Вас.
— Алёна Викторовна?
— Да, говорите.
— Меня зовут Оксана, мне порекомендовали Вас как специалиста по непростым ситуациям.
— Это всё здорово, но я в отпуске. Могу встретиться с Вами через неделю.
— Это очень срочно, и Аркадий сказал, что помочь сейчас сможете только Вы.

Алёна мысленно выругалась. Но если Аркадий посылает к ней напрямую, то дело действительно не терпит отлагательств. Самолёт, конечно, только утром, но у неё по плану была ещё куча дел, да и вещи почти не собраны.

Алёна грустно поинтересовалась в трубку, как быстро получится у Оксаны добраться до Останкинского пруда в парке?.. Встречу назначили через полтора часа. Тяжело вздохнув, девушка бросила в чемодан обе пары босоножек и прошлепала на кухню. Крепкий кофе сейчас просто необходим.
— Да, хочу кофе! И нечего смотреть на меня с таким осуждением! — словно оправдываясь, Алёна потрепала кота за ухом.

Огромный белый котяра расслабленно отдыхал на стуле, и до этого, не то что с осуждением, а вообще никак не смотрел на девушку. На проявление внимания он нехотя приоткрыл один глаз, издал утробный мурк и опять погрузился в созерцание вечности.

Придя чуть раньше назначенного времени, Алёна в ожидании Оксаны присела на скамейку. Вокруг было так тихо, словно и не в городе вовсе. Снежинки плавно кружились в нежных объятиях ветра. Деревья в снежном убранстве величественно застыли в ожидании тепла, а пруд крепко спал под ледяным покрывалом. И даже воробьи, обычно шумные и активные в любое время года, безмолвно сидели на ветках, будто неживые.

Задумчиво наблюдая внешнюю тишину, девушка ощутила, как внутри штормовым предупреждением шевельнулась тревога. Накрылся походу её отпуск, благодаря Аркадию. А может, кот нашаманил, не желая расставаться с хозяйкой…
— Алёна Викторовна?
— Да. А Вы Оксана, по всей видимости? Не знаю, как Вас по отчеству?
— Да что Вы? Какое отчество! Мы люди простые.
— Так я тоже просто Алёна, — усмехнулась девушка. — Что там у Вас за сложная ситуация, и почему нельзя было по телефону? — она с интересом рассматривала невысокую полноватую женщину лет сорока пяти. Серый длинный пуховик смотрелся довольно нелепо на её фигуре, а замшевые полусапожки ярко красного цвета придавали ей сходство с уткой. Её облик вызывал вроде бы улыбку, но в то же время странное чувство неприязни.
— Понимаете, мой сын, Павлик, ему 14 сейчас, так вот... его будто подменили. Он заперся в комнате, почти не выходит, не моется. Стал агрессивен, — затараторила Оксана. Нервно переступила с ноги на ногу и, понизив голос, доверительно продолжила: — Вы знаете, я его боюсь порой. Такая злоба в глазах: как зыркнет из-под насупленных бровей, аж ноги подкашиваются.

"Так нормальное поведение подростков в период пубертата", — подумала Алёна, но вслух ничего не сказала. Она нехотя потянулась сознанием к мальчику. Липкое неприятное ощущение страха, обжигающего холода и чужого присутствия в теле. Девушку слегка затошнило. Она удивлённо взглянула на Оксану:
— А что же у вас дети незнамо куда без присмотра шарахаются? Да и ночью ещё.
— В смысле? Говорю же дома сидит, даже комнату редко покидает. Отощал совсем. Я ему поесть предлагаю, а он..., — озабоченно закудахтала женщина.
— Ладно, поехали посмотрим на Вашего юного отшельника, — прервала её тираду Алёна. — У меня тут машина недалеко. Вы же рядом где-то живёте?
— Да, минут пятнадцать, если без пробок. Но если неудачно встрять, то можно и час простоять. На метро быстрее получается.

  - 2 -

Всю дорогу до дома Оксана не умолкала ни на минуту. Гигабайты ненужной информации лились на девушку нескончаемым потоком. И даже с намёком прибавленная громкость радио не возымела должного эффекта. Словно соревнуясь с диджеями и исполнителями, женщина тоже увеличила звуковую мощность, рассказывая очередную историю своей жизни. Попутно она умудрялась отвешивать комментарии нерадивым, по её мнению, водителям и пешеходам и даже подпевать.

Терпение Алёны было на исходе, и она уже перебирала в уме различные варианты обретения тишины (от резкого торможения до скотча и ещё чего похуже), когда наконец-то услышала:
— Вот в этот поворот на светофоре, да, вон за той серебристой машиной, ага.

Подъезд встретил запахами кошачьей мочи и жареной курицы. Алёна вспомнила, что с утра ещё ничего не ела. Да и вещи ещё не собраны, плюс надо доехать до брата и оставить ЦУ по поливу цветов и кормлению кота. Как не вовремя всё...

Обшарпанная дверь квартиры впустила их в полумрак прихожей. Чувство страха и чужого присутствия ощущалось почти физически. Алёну опять затошнило. Пройдя по коридору к комнате Павлика, они увидели полоску света из приоткрытой двери и услышали голоса.
— У нас что.. гости? — удивилась Оксана и пошире распахнула дверь.

Перед ними предстала странная картина: парнишка ползал на коленях по большой старинной карте, расстеленной прямо на полу, и что-то чертил красным маркером. В комнате он был один. Но Алёна тоже слышала несколько голосов, причем один из них был очень низкий мужской. Павел не заметил их прихода. Продолжая наносить пометки на карту, он что-то бормотал себе под нос и хихикал. Мать окликнула его: он подскочил, словно от удара хлыстом, и резко обернулся. В глазах молнией сверкнул гнев.
— Какого ты опять... — закричал он, но, заметив Алёну, осёкся и продолжил уже сдержаннее: — меня беспокоишь?

"У-у-у, как всё запущено. Быстро тут не получится", — подумала девушка. И, успокаивающе тронув Оксану за руку, открывшую было рот осадить парня, мягко произнесла:
— Вы не могли бы нас оставить с молодым человеком наедине?

Тяжело вздохнув и боком обходя Алёну, мать Павлика вышла из комнаты. Парень с вызовом смотрел на Алёну: кулаки сжаты, зрачки сузились и кривая ухмылка. Внутри тела сумеречной паутиной чужое присутствие. Четыре, нет пять неупокоенных душ. Они с любопытством и одновременно нескрываемой агрессией наблюдали за девушкой. Пять пар мёртвых злобных глаз.

"Что же за портал они открыли на кладбище?" — подумала она. — "Но это потом, сейчас главное найти Павлика. Где же ты?"

Алёна с беспокойством сканировала парня всё глубже. Забившись в самый дальний угол сознания, он сидел, накрыв голову руками, и тихонько поскуливал от страха и бессилия. Слабый сигнал, совсем слабый. Времени осталось мало. Ещё немного и они его просто выдавят из тела.

Сурово посмотрев на стоявшего перед ней парня, Алёна, слегка повысив голос, произнесла:
— С главным дай поговорить!
— Со мной говори! — жёсткое неприязненное выражение исказило юношеские черты лица Павлика, глаза загорелись лютой ненавистью, и, казалось, что даже в комнате стало темнее.
— Бородатого позови!

Перед внутренним взором девушки мельтешили картины прошлого. Трущобы пригорода Лондона. Кровь на руках. Море. Rebecca. Связанные люди, страх судорогой по телу. Ужас и безысходность. Зажжённые фитили между пальцев. Кровь. Много крови. Пленникам отрезают уши и носы, вырезают сердца.
— Чего тебе, презренная? — бас из уст паренька звучал так неестественно, что Алёна резко пришла в себя. Отстранившись от тяжёлых видений, она с напором ответила:
— Назови себя!
— Кто ты вообще такая? Шла бы туда, откуда пришла, пока не поздно!
— Назови себя! — повысив голос, повторила она.
— Чего орать-то? — усмехнулся бородач в теле Павла и снисходительно продолжил: — Эдвард Лоу моё имя! Слыхала?
— Ты пират? Русский хорошо смотрю выучил... Быстро. Мальчика оставь в покое!
— С чего бы? — снова усмехнулся он. — Это моё тело теперь!
— Мальчика придется оставить! А не то...
— Да-да, попробуй! — прервал девушку Лоу. Он поднёс руку к лицу, погладил по щеке и, тотчас же, повернувшись к Алёне спиной, ступил несколько раз прямо по карте в сторону окна, медленно и странно переваливаясь, как бы крадучись.

Пират стоял у окна и делал вид, что разговор окончен. Вечер спускался на город. Мягко ступая по улицам, он зажигал фонари и витрины магазинов. А снег всё шёл, заметая дороги и кружа в своих объятиях прохожих. Нежно касался лиц и рук. Оседал снежинками на одежде. Скрипел под ногами и ворчал на дворников, которые безжалостно отшвыривали его с тротуаров.

Алёна тяжело вздохнула. Она задумчиво смотрела на Лоу в теле парня и прикидывала варианты. Попытка раскачать бородача на эмоции и, подцепив за его же гнев, вытащить из мальчика провалилась. Жаль! Остальные гирляндой просто вышли бы следом. Теперь придётся жечь. Видали его! Моё тело... Ага, ща-а-ас! Но этот Эдвард Лоу, блин,... погибший от рук французов на острове Мартиника в восемнадцатом веке, откуда он вообще взялся на московском кладбище?! И эти его прихвостни... Хорошо хоть только четыре, а не вся команда с корабля.

Детки! Какого они шарахались там ночью? Ритуал ведь какой-то провели. Где они книгу-то эту взяли только? Дурынды! Сегодня ещё и на кладбище ехать, портал закрывать... Как не вовремя!

  - 3 -

Отпуск всё активнее махал ей платочком и утирал ехидные слёзы. А морское побережье отдалялось со скоростью реактивного самолёта.

Девушка вышла из комнаты и отправилась искать Оксану. Та гремела на кухне посудой и что-то радостно напевала себе под нос. Вот ведь чудо-женщина. Алёна прошла к столу и присела на стул:
— У меня к Вам пара вопросов есть.
— Чай будете? А может кофе хотите? — засуетилась мать Павлика.
— Да, ничего не нужно, Вы присядьте.
— Ну, так а чего? Давайте чаю. Вон и чайник уже вскипел. Или покрепче чего? Есть коньяк и ещё...
— Да, погодите Вы! — прервала девушка неугомонную хозяйку. — Что за книга у Вас, она такая в чёрном переплёте и на обложке перевёрнутый крест. Видели Вы её?
— Так это бабушкина, да. А где Вы её нашли? Я её потеряла давно уже, с месяц как. Там такие рецепты прикольные, я пирог с курицей хотела испечь и не обнаружила её. Она в ящике вот тут лежала, — Оксана махнула рукой в сторону гарнитура и уже хотела подорваться с места, чтобы показать, где хранилась книга.

Алёна взглядом остановила её и сурово продолжила:
— Рецепты блин! Кулинарная книга прям, ага. Вы её всю читали?
— Так да, там и закладки у меня были на самых вкусных местах. Но там ещё на каком-то языке другом много страниц было. Я ничего не поняла. Я только пироги вот, заварные пирожные ещё и торт медовый, да суп с потрохами...
— Хватит! Я поняла, — втянув воздух и с шумом выдохнув, девушка подавила в себе порыв треснуть этой невыносимой женщине прям по лбу... желательно ложкой. — А где Ваша дочь?
— Василиса? Так она отдельно живёт. Квартиру снимает в соседнем доме. Можем позвонить ей. А как Вы узнали про неё? Я же не говорила, вроде, или говорила...
— Да, успокойтесь Вы. Хватит тараторить.

Алёна встала со стула и подошла к окну. На улице почти стемнело. Фонари перемигивались между собой и радостно очерчивали на тротуаре светлые круги. Словно соревнуясь в яркости подсветки и широте охвата, они высвечивали кружащиеся снежинки и хвалились друг перед другом количеством и красотой узоров. Девушка повернулась к Оксане, а затем, дойдя до выхода из кухни, прикрыла плотно дверь и, понизив голос, продолжила:
— Почему Вас только Павлик беспокоит? А дочь? Она же тоже изменилась. Ведь так?

Мать парня растерянно заморгала, не сводя с Алёны удивлённых глаз. А потом, наигранно всхлипнув и всплеснув руками, запричитала:
— Так а чего Василиска- то... Она же лучше теперь. Вон манеры у неё какие стали: как благородных кровей дама из высшего общества. И учится нонче прилежно, а то раньше чуть из института не вылетела. И изъясняется как, да ещё и на нескольких языках свободно. А кавалеры у неё какие появились... А Павлик... Павлик вона чего, злой, орёт...

Алёна сочувственно смотрела на эту странную женщину. Так хотелось подойти к ней, схватить за плечи и хорошенько встряхнуть, чтоб вот прям голова из стороны в сторону. И по щекам надавать ещё.
— Но Вы же понимаете, надеюсь, что это не она? Это не Ваша дочь!
— Как не она? Это моя Василиса! Вон она какая у меня! Гордость и отрада! А Павлик, он невыносим! Он меня пугает.
— О Господи, Оксана! — уже не скрывая возмущения и кусая губы, девушка приблизилась к матери парня почти вплотную. — Девочку тоже надо вернуть. Я не буду только Павла. Их обоих нужно спасать пока ещё есть время!
— Не надо Василиску, Павлика только. Я не просила за дочь, — испуганно затараторила Оксана, — она мне такая нужна.

Алёна в сердцах стукнула кулаком по столу и, процедила сквозь зубы:
— Только обоих! Только вместе. Иначе ищите кого другого.
— Хорошо, хорошо, — всхлипнув уже по-настоящему, женщина отстранилась от девушки и, подняв полные слёз глаза, просяще заскулила: — Ну, можно манеры хотя бы оставить? И чтоб на разных языках ещё... Да и кавалеры теперь у неё, и работа новая. Как же назад-то?
— Да твою ж налево! — воскликнула Алёна.

"Вот треснуть бы прям сейчас, чтоб в себя пришла, мать блин", — подумала она, а вслух с напором произнесла:
— Нет! Нельзя. Необходимо вернуть обоих, как было!

Отойдя обратно к окну, она повернулась к женщине спиной. В воздухе повисло напряжение. Алёна кожей чувствовала, как в голове Оксаны крутятся и скрипят шестерёнки мыслей.
— Хорошо, — с надрывом выдавила из себя, наконец-то, Оксана, — Ну, хотя бы языки, и чтоб работа осталась...

Ночь стучалась в окна домов, корчила рожи сквозь подмёрзшие стекла и скалилась беззубым ртом от человеческой глупости. "А ещё на кладбище ехать, книгу надо найти, а потом вещи собирать. Плакал мой отпуск, вот как есть плакал..."