Сдвиг Михаила Алексеевича

Михаил Алексеевич знал как умер Иван Ильич, и с чего все началось. Со случайного удара в бок, легкой боли, невнимания к происшествию. Мужчины мелкие неприятности игнорируют. Но боль оставалась, прогрессировала, стала симптомом болезни, в которой врачи не смогли разобраться. Иван Ильич слег, формально-заботливое окружение им втайне тяготилось, больной понял, что никому по большому счету не нужен и, осознав свою неуместность в этом мире, скончался. Лев Толстой потом сам умер на станции Астапово, но все же немного по-другому.

Михаил Алексеевич вспомнил про Ивана Ильича после досадного случая в интернете. Который, в свою очередь, имел забавную предысторию.

В эпидемию ковида у Михаила Алексеевича, ограниченного как и половина населения Земли в своих перемещениях, проявился неожиданный талант. Он давно заметил, что среди миллионов фотографий, вывешенных в сети, иногда попадаются такие, что берут за живое. Что-то в них заставляет остановиться и задуматься неизвестно о чем. Михаил Алексеевич однажды так и задумался, весь день картинка не выходила из памяти, а вечером неожиданно выплеснулась в несколько рифмованных строчек. Михаил Алексеевич смотрел на них с изумлением. Это были настоящие стихи, как будто написанные посторонним поэтом, словами которого фотография умудрилась себя выразить.

Первая, но не последняя. Когда фотографий со стихотворными подписями набралось с десяток, Михаил Алексеевич решился выставить их на всеобщее обозрение. Регулярная страничка в ФБ для этого подходила мало; не хватало еще, чтобы его творения оценивали снисходительные родственники и бывшие сослуживцы. Михаилу Алексеевичу вовсе не хотелось выглядеть придурком, на седьмом десятке вообразившим себя поэтом.

Взамен, Михаил Алексеевич назвался Никитой Оладушкиным и открыл новую страничку, свободную от всех прежних знакомств. Начал постить свои творения и где-то с месяц пребывал в унизительном одиночестве. Навязываться кому-либо в друзья ему было стыдно, а те, чьи посты он лайкал, ответить взаимностью не спешили. Наконец, какой-то добрый японский фотограф Оладушкина лайкнул в ответ и предложил дружбу.

Лиха беда начало. Первый десяток друзей дался со временем и скрипом. А потом вдруг как прорвало; Оладушкин получал по несколько предложений в день и уже мог выбирать. Да и сам приглашать уже не стеснялся. В конечно счете набралось где-то под триста ников, из них наверное тридцать готовых активно общаться. Научные работники, журналисты, художники разных направлений и дарований, продвинутые фотографы, сетевые авторы. Особняком стояли карикатурист К., рисовавший уморительные абсурдистски-отпадные сценки и имевший когда-то всесоюзную славу, и действительно большой поэт П.

Мания величия не была свойственна Михаилу Алексеевичу. Он понимал, что среди тысяч своих друзей и П. и К. вряд ли вспомнят некого Оладушкина. Он забавлялся карикатурами К., с восхищеньем и белой завистью читал П., с остальными вел дискуссии на равных, сознавая что Оладушкин поэт хоть и маленький, но настоящий. Потому что комплекс неполноценности также был чужд Михаилу Алексеевичу.

Три года прошли в виртуальном мире и согласии. Плохо было только то, что с какого-то времени картинки перестали изливать Михаилу Алексеевичу душу. Сколько бы он на них ни смотрел.  Михаил Алексеевич попытался было зарифмовать что-то сам, сознательно, но получилось настолько дубово, что Никиту Оладушкина скривило от отвращения. Все же заработанная репутация продолжала на него работать, и Оладушкин оставался в авторитете.

Когда-то давно у Михаила Алексеевича был старший товарищ, в свое время работавший военным психологом. Так вот тот по результатам своих наблюдений рассказывал, что вполне разумный солдат –  мальчик со средним образование из большого города, выполняя простейшие монотонные задания –  нажми красную кнопку, нажми зеленую кнопку, поверни левый рычаг, поверни верхний рычаг, нажми зеленую кнопку... –  один раз из ста, да ошибется. Нажмет не ту кнопку, повернет не тот рычаг. И никаких объяснений дать не сможет. Михаил Алексеевич тогда еще думал о солдатиках снисходительно. Не предполагал, что черный лебедь когда-то прилетит и к нему.

У Оладушкина была в френдессах одна шизофреничная английская художница. Постила приличные картинки собственного письма, жаловалась на суицидальные настроения, сообщала о желании заняться моржеванием или уходом за животными, постоянно просила совета. Знакомый народ опекал ее как мог. Поэтому, получив от нее в месенджере просьбу о помощи, Оладушкин не удивился, а скорее мельком подумал, что вот наконец и его очередь подошла, осведомился, чем может служить, краем глаза просмотрел ее ответ – дескать ФБ ее куда-то не пускает и два друга должны подтвердить, что она это она и для этого надо переслать ей номер, который друг Никита сейчас получит на телефон, – и ответил согласием. Тут же тренькнул телефон, Михаил Алексеевич увидел в сообщении шестизначный номер и, чувствуя себя благодетелем и думая, что ничем не рискует; ведь номер-то никакой информации о нем самом не несет, тут же отправил его блаженной по мессенджеру. 

Через секунду на его экране высветилось сообщение от ФБ: “В ваш эккаунт пытаются войти из Абуджи. Подтвердите, что это вы; “Да” или “Нет.””

Встревоженный Михаил Алексеевич кликнул “Нет”, а на мессенджер уже шли жесткие указания –  какая уж тут юродивая –  немедленно кликнуть “Да”.

Михаил Алексеевич опять нажал “Нет” и от греха подальше решил сменить пароль. Вот только ФБ его старый пароль не признал и сообщил, что он уже был изменен минуту назад. Поэтому и делать ничего не будет.

В суматохе Михаил Алексеевич из Фейсбука вышел, а обратно зайти уже не смог. Страничка Никиты Оладушкина оказалась ему недоступна. Если же он сообщал, что пароль забыл, ФБ требовал у него копию документа, подтверждающего личность и владение страничкой. Михаил Алексеевич несколько раз выкладывал им копию своего паспорта, надеясь что совпадающий день рождения хоть чего-нибудь да стоит, но увы; бездушная машина каждый раз отвечала вежливым отказом.

Михаил Алексеевич медленно осознавал постигшую его катастрофу. Пропали триста прикормленных друзей, не будет больше увлекательных дискуссий, новый эккаунт завести легко, но раскрутить трудно. Особенно человеку без таланта, каковым Михаил Алексеевич и стал в последнее время. Да еще и идиотом, попавшимся на примитивную разводку. Тут-то он и вспомнил про Ивана Ильича и тот легкий тычок, с которого началось его падение. И Михаил Алексеевич решил с судьбой бороться. Но не знал как.

Неожиданно помогла жена. Она без восторга относилась к сетевому обособлению Михаила Алексеевича и статусу фолловера, который она имела на его страничке, но подавленный вид мужа разбудил в ней сострадание. “Ты бы с Васей поговорил,” - сказала она. “Ну, конечно, как я сразу не сообразил,” - обрадовался Михаил Алексевич, - “именно с Васей, кто как не он, кстати прекрасный повод пообщаться.”

С зятем Васей отношения у Михаила Алексеевича не складывались, не получалось даже найти взаимоприемлемую тему для разговора. В виду полного отсутствия общих интересов. Казалось бы, интеллигентные люди, хотя что значит, интеллигентные? С верхним образованием? Подумаешь! Михаил Алексеевич снобом не был. Но если правду сказать, пытаясь говорить с Васей, он как-то скисал, начинал вымучивать фразы и с тоской ждать приличного момента для окончания беседы.

Не сегодня. Михаил Алексеевич энергично набрал Васин номер, даже как-то весело поздоровался и изложил свою проблему, не забыв обругать себя за детскую наивность. Казалось бы Вася мог ответить взаимностью, предложить решение, в идеале приехать и самому произвести с компьютером необходимые манипулации; IT- специалисты делают такие вещи легко и свободно, всего-то небось работы на полчаса...

Как же!

Скучным скрипучим голосом Вася сообщил, что Фейсбук это помойка, что нормальные люди его избегают, а если уж используют, то берут защищенные платные эккаунты, а коли Михаил Алексеевич пользовался халявой, то пусть не расчитывает, что он сможет добраться до живого сотрудника и объяснить ситуацию. И никто не сможет, потому что время специалиста стоит денег, которые никто на халявщика тратить не будет. И прозвучало это так, что и Васино время денег стоит, а Михаил Алексеевич ему зря надоедает. Во всяком случае так последний понял.

Михаил Алексеевич кое-как закончил разговор, может быть и не слишком вежливо, он не помнил. Им овладела другая идея. Михаил Алексеевич торопливо зашел в давно заброшенный семейный эккаунт и в окошке поиска набрал “Никита Оладушкин”. 
Лучше бы он этого не делал! Фальшивый Оладушкин времени даром не терял. Десятки новых омерзительных постов были вывешены на страничке. “Оладушкин” клянчил деньги, убеждал вкладываться в слегка завуалированные пирамиды. И все это видели его бывшие друзья; что они теперь об Оладушкине стали думать! Михаил Алексеевич представил их тоскливое недоумение и ему стало нехорошо.

Оказывается, жена все это время сидела рядом. “В Фейсбуке есть всякие чаты,” - сказала она, - “посмотри, может кто знает, что делать.” 

И, действительно, чаты в наличии оказались. Проглядывая их, Михаил Алексеевич быстро понял, что он не одинок. Странички десятков людей были захвачены рейдерами. И решения существовали; вот, например, есть такая Вера Кобринец; обещает восстановить справедливость и вернуть утраченное. Умудренный Михаил Алексеевич набрал ее имя в поисковике. Увидел средних лет тетку с уверенным взглядом, кудрявым чубом и темным пушком на верхней губе. В пояснении было написано, что В. Кобринец является действительным членом Академии Коммуникативных Технологий, магистром сетевых наук и доктором суперкомпьютерных дисциплин со специализацией в удаленном доступе. Последнее намекало на широкие возможности Веры К. и Михаилу Алексеевичу понравилось. Он обратился к ней в чате.

Несмотря на все свои регалии, Вера Кобринец оказалась дамой доступной. Она как-то сразу поняла в чем проблема и выразила уверенность в ее скором разрешении. Для начала она попросила Михаила Алексеевича поделиться своими персональными данными. Проявляя осторожность, Михаил Алексеевич осведомился, зачем Вере таковые нужны. На что мадам Кобринец  резонно ответила, что ей необходимо идентифицировать клиента перед Фейсбуком.  Михаил Алексеевич посмотрел на жену. Та пожала плечами, и Михаил Алексеевич данные переслал.

Спустя полчаса Вера сообщила, что процесс восстановления прошел успешно (о чем свидетельствовал приложенный скриншот ответа ФБ Никите Оладушкину), и, перед тем как переслать Михаилу Алексеевичу его новый пароль, попросила номер его кредитной карты для снятия трех тысяч пятисот рублей в качестве оплаты за ее работу и машинное время на суперкомпьютере. “Миша, кредитка... Может, не надо?” - сказала жена. Михаил Алексеевич рассердился: “Время специалиста денег стоит, Таня. Мне это наш Вася сегодня объяснил!” С кликом клавиатуры, номер карты, дата ее истечения и код на обратной стороне отправились к магистру сетевых наук.

Через несколько минут от Веры пришел временный пароль: S83#!T&u_9P**i?D%. Михаил Алексеевич для удобства переписал его на бумажку, затем попытался зайти в ФБ как Оладушкин. Почему-то опять ничего не вышло. Михаил Алексеевич сверил запись на бумажке с Вериным сообщением, снова набрал пароль. Мимо. В этот момент его телефон тренькнул сообщением; Сбер уведомлял Михаила Алексеевича об отсутствии кредита на карте.

Михаил Алексеевич долго взирал на сообщение пытаясь сообразить; до сих пор он потратил где-то тысяч на пятнадцать, Вера должна была взять три с половиной, как это получается, когда лимит на карте – пятьдесят? Он поднял глаза и столкнулся взглядом с женой.  “Что”, - спросила она, - “что!?” Михаил Алексеевич не знал, что ей сказать. Потом до него вдруг дошло, что он и не обязан ничего говорить. Никому. Если весь мир против него, то и ладно. И эта женщина зря так на него смотрит. Если она не соблаговолила помочь в трудную минуту тому, кто как Папа Карло всю жизнь сражался за семью, обеспечивал жену, поднимал дочь Оксану, а та, как выросла, связалась с этим Васей, то… Вот вам... И Михаил Алексеевич с чувством освобождения шмякнул телефон об пол.

В Сбер ехали на такси. Михаил Алексеевич сидел на заднем сидении и грустил от отсутствия телефона и невыносимой грубости бытия. Татьяна Викторовна держала его кредитку и паспорт при себе.

Сотрудник Сбера, хотя и сидел за окошком в стеклянной перегородке, был любезен и внимателен. Татьяна Викторовна не вдаваясь в детали рассказала ему об украденных личных данных и разбившемся по несчастливой случайности телефоне. Сотрудник слушал ее, время от времени вопросительно поглядывая на Михаила Алексеевича, потом попросил документы и, получив их из рук жены, посмотрел на него уже профессионально-внимательно.

Михаил Алексеевич решил, что настало время объяснить приятному молодому человеку, что на самом деле он является поэтом Никитой Оладушкиным, но его эккаунт в Фейсбуке был похищен англичанкой Кобринец, вернее эта забрала деньги с карты, а англичанка –  художница и она сама не виновата, это какие-то другие люди... Михаил Алексеевич и сам понимал, что его изложению не хватает связности и стал волноваться еще больше. Потом ему пришло в голову, что сотрудник может не поверить, что Оладушкин поэт, и начал стоя декламировать одно из лучших своих стихотворений. Но последнее требовало картинки, которую Михаил Алексеевич попытался изобразить пальцем на стекле, все время осознавая тщетность своих усилий и начиная сердиться.

Татьяна Викторовна с трудом его увела.

Когда Оксана и Вася приехали домой на семейный совет, Михаил Алексеевич был тих. Он позволил Оксане поцеловать его в голову, кисло покосился в Васину сторону. Все время сидел в кресле у телевизора, невнимательно слушая приглушенный разговор за столом, понимая о чем речь, но смирившись с неизбежным. Тихо, но горячо, с шелестящими интонациями рассказывала о событиях жена. О чем же еще. Оксанин голос был выше, слов не разобрать, прорезалось лишь: “Ну, мама!”, “Везде сейчас, ужас!”, “Больницу?”. Вася трындел своим занудным голосом вроде бы что-то сочувственное и даже уважительное, но потом явственно донеслось: “Вот подонки. Пароль на бумажке видели? Там же написано; stupid, глупый. Посмеялись над ним”. 

Зря он это сказал.

Михаил Алексеевич ощутил волшебный вброс андреналина, необыкновенную силу в теле и легкость в движениях. Мир стал переливчато-цветным, размазался по краям в веселую кашу, но сконцентрировался на оранжевой дыне Васиной головы. Михаил Алексеевич взмыл в благоуханный воздух квартиры и в один прыжок долетел до обидчика. Слабые женские руки  подобно ветвям березы хлестнули его по лицу, но остановить не смогли. Нет, не смогли. Михаил Алексеевич приземлился на поверженном Васе и завладел его головой, намереваясь применить силу, чтобы раз и навсегда выяснить кто есть кто: “Так говоришь, денег стоит? Твое время денег стоит, говнюк? Верино время денег стоит? Все вы заодно в своем Фейсбуке!” Тонкие пальцы впились в его плечи, женские голоса разлетелись птичьими криками, но Михаил Алексеевич успел отвесить Васе пару тумаков, прежде чем его смогли оттащить.

Приехавшие на скорой медики застали Михаила Алексеевича плачущим на диване. Он не сопротивлялся и без возражений позволил себя увести. Татьяна Викторовна и Оксана проводили его к машине.