Ящик Мангуста

На этом ветхом стадионе я мог находиться с закрытыми глазами. Тренировался здесь с шести лет. К моим тринадцати ничего не изменилось: кочками и сотнями ребячьих ног изрытое футбольное поле; ворота на нем, давно вкривь и вкось, с латаной сапожной иглой сеткой; дощатые зрительские трибуны и несколько каморок-раздевалок в подтрибунных помещениях.

Вообще, доступ сюда свободный, но наша спортшкола удерживала стадион за собой. Всеми силами отстаивала в районных умах версию, что это поле ДЮСШ. Так мы тут и обитали, спокойно, как дома.

И вот долгим летним вечером 96-го года мы тренировались вдвоем с голкипером, Диманом-улиткой. Я исполнял лучшие пенальти в своей жизни, хотя никогда не вылезал из защитников. А Диман, прозванный Улитом за жутко стремные комиксы про Улиточную планету, которые он рисовал на ИЗО и в свободное время, был отличным вратарем. Цепким, сосредоточенным и реактивным.

Играли безо всякой экипировки (а, да, Улит был в лыжных перчатках брата), «лохматым» мячом, орали во всю глотку. Счастье: я Марадоной, по-кошачьи, крадусь к мячу и неожиданно луплю всей левой высоко по центру. Диман - тот Яшин. Концентрация и резкий захват объекта...

Но одна из подкруток липецкого «Марадоны» зафинтила мяч четко в лицо липецкого же «Яшина», на что тут же поступил ответ. И минут через пять мы потопали в раздевалки, освещая дорогу под трибунами двумя собственными «фонарями», грязные по уши.

Обтерлись, поворчали, помирились, вроде расходиться пора, да и фингал заплывать начал. Только Диман не спешит и глядит на меня во весь один глаз как-то хитро.

Нет, думаю, его комиксы на ночь смотреть не буду, пусть убьет лучше прямо тут. После них спать невозможно, черви какие-то снятся говорящие, со жвалами и панцирями-желудками. Он тебя ест и сразу переваривает - а ты еще и смотришь на это, сон же...

Пошли, говорю хмуро, Улит, по домам, завтра с утра покажешь. Подхожу к нему, а он в земле под скамейкой роет, в самом углу комнатушки. Землеройка, блин.

А там у нас просто было: вечно перегоревшая лампочка, пола нет, несколько скамеек длинных спортзальных, десяток крючков на дощатой стенке. Ну, я фонарик достал из своей спортивной сумки, дополнительно к огнем горящему глазу, свечу ему.

Он достает из такой норки неглубокой железный ящичек, типа рыбацкого для приманок. Крючок скидывает, открывает - внутри дощечки. Ровная фанерка - заготовки с уроков труда. На каждой обычным ножом вырезано прозвище печатными буквами. Всего десять дощечек. Никос, Кобра, я, Веник, Улит, Тим, Анкер, Сюня, Мопс, Беня... Наша команда без одного полузащитника - Мангуста.

Таблички Сюни и Кобры перечеркнуты ножом крест-накрест, прямо поверх имен. Так, думаю, Сюня в начале лета голеностоп травмировал, Кобра с матерью переезжает в Задонск в сентябре, родители у него разводятся - страсть..

Напротив моего прозвища, Веника и Тима - по галочке V. На дощечках Улита, Никоса - по две палочки //. На остальных - по одной /. Ребус какой-то. Отвлекся я, а Улит-то в шоке стоит, на деревяшку свою пялится. Рассказывает шепотом, как подсмотрел за Мангустом с месяц назад, когда Сюня травмировался. Тот потерял от радости осторожность, влетел в раздевалку, достал ящик и стал Сюнину фанерку ножиком резать. Улит себя не выдал, после залез и сам посмотрел. Говорит, тогда у всех просто по палочке стояло.

Не пищи ты с этими палочками, прошу его, у меня вон вообще V какая-то. Подхожу к этой норе с фонарем, руку сую поглубже - достаю ежедневник Мангуста.

Мы его знаем, Костя-мангуст наш одноклассник. Принес он этот ежедневник в том году, когда его ребята побили за подделку оценок в журнале. Нам тогда всем прилетело крепко! Принес, короче, и сказал, что у него бабушка была ворожея («виражея», Мангуст плоховато разговаривал), оставила дьявольскую книжку, по которой мстят врагам. Но мы-то его не били, никто из команды не участвовал и Костю не сливал! Тем более, что в одном классе нас училось только четверо, остальные - из параллели. Но Улит мне очень мудро возразил: «Зависть границ не знает».
 
Дрожа немножко, открыли мы этот коричневый ежедневник. Исписан полностью, даже на картонках обложки. Почерк круглый, хороший, не Мангуста. Заклинания на совесть, на время, на смерть, на рождение, на дары, вот - на месть...

Оказалось, одна палочка - помечаешь. Две - привечаешь. V - ударяешь. Черкаешь - силы лишаешь. Улит, вспоминаю, точно, Мангуст нас на день рождения приглашал. Привечал, значит. А мне недавно подарил (просто так!) шарик стеклянный с пером внутри, в коллекцию. Только он у меня разбился случайно, да как - выкатился и еще половину экспонатов перебил... Ударил, понятно.

Потолклись мы еще с Улитом, побазарили, но что делать - неясно. Всё в нору убрали, зарыли и пошли по домам. Ни ужинать, ни телик смотреть, ни спать невозможно. Звоню Улиту - такая же фигня.

С утра подкараулили Мангуста у подъезда, прижали фактами, пригрозили. Он, как настоящий мангуст, вырвался и сбежал на стадион. Всё успел, мы пока добежали, в раздевалке пусто, тайник еле землей закидан. На тренировку при этом не явился.

Вечером заходим с Улитом в раздевалку - все дощечки на скамье лежат, все перечеркнуты. И Мангуст тут же на нас из этой норы выползает, из угла, там ход был дальше, наверное. (Или он тоннель небольшой прорыл, мелкий ведь.) Лезет прям из-под стены деревянной, гибкий, лохматый, страшный, и наизусть заклинание какое-то читает. И землю в рожи нам ножом выбрасывает... Оторопь у нас обоих, у меня, помню, ноги будто отнялись.

Лампочка эта сразу перегорела, как обычно. В полутьме уже поняли, что Мангуст выпрыгивать собирается, а стена пониже спины мешает. Улит тут выдыхает громко и с разбега на него бросается, я - сзади. Заталкиваем его в тоннель этот проклятый, чувствуем, как стена уже шатается.

Отходим - и он прямо вылетает оттуда, пробкой. Что-то белое за ним тащится - рубаха разорвалась. Попал он на свой же нож и поранился очень сильно. Улиту руки порезал по кистям и выше, меня уже по верху бедра чиркнул.

Мангуста отправили потом в колонию на спецрежим, психом не признали, хоть мать там билась до последнего - та самая бабка вроде страдала навязчивыми состояниями и что-то единственному внуку постоянно внушала.

Мы с Диманом, когда оклемались, хотели сжечь дощечки, ежедневник этот, но следователь не отдал - улики приобщены к делу.

Все письма, которые мы оба получали от Мангуста, а после и смс, и сообщения с неизвестных номеров, заканчивались так: «Яблоко недалеко висит - и оно вас укусит». Шифр тут, как и глупая рифма, простой, нам кажется: «Я найду вас - и обоих вас убью».

Да все сыграем в этот ящик Мангуста, все проиграем, но тогда, в главный момент, испортивший нам детство и ему жизнь, мы победили.

И это по-настоящему значительный повод для мести - мы понимаем.