Холодная водица

Досталась же такая забава — управлять чужими деньгами.. Недолго, правда: активы отходили к обладателю через восемь месяцев.

Наследодатель крепился сколько мог, дожил до девяноста одного, но дальше уже не потянул. Увидел невзначай, как правнуки снимают видео, пародируя птиц, обрывающих рябину прямо с веток. Подростки в элитных шмотках, давящиеся ягодами на весь мир под оглушительный хохот настоящих ворон, подкосили немолодой организм. Прадед посмотрел на своих потомков ещё в онлайне, дизлайкнул их видосы, написал в сердцах "идиоты чёртовы, вас даже птицы дразнят!!" и прилёг от моральной усталости.

Короче, зашеймил юнцов и помер, оставив всё бездетному внуку-одиночке. Прочие наследники сразу включились в судебную тяжбу по оспариванию завещания, обещавшую стать бесконечной. И совершенно напрасной. Ибо их отец, дед и прадед был буржуазным евреем, с обострённым, как это часто бывает, чувством справедливости. Что не мешало ему стать пионером отсидок за валютные операции во времена, когда курс доллара ничего не значил для миллионов советских граждан. Наследство, в общем, он оставил охренительное, моя задача свелась к его сохранению до достижения внуком сорока лет.

Понятно, я не погнушался спросить у старика при жизни, зачем ждать полной зрелости преемника. Разве что.. А что?! Профессиональный пессимист, я полагал, что внук не совсем психически здоров, но зато в психике деда (и в компетентности его суждений) сомнений не было. Он оставался щепетильным финансистом до мозга костей и до последнего вздоха..

Однако старик послал меня с моим интересом, причём намеренно грубее, чем я того заслуживал. Больше я не лез в этот секретный фарватер. И потенциального обладателя капиталов не видел. Надеясь познакомиться с новым миллионером на похоронах старого, тоже обломился: внук себя не обнаружил. Прочая родня, топча венки, грызлась, не стесняясь толпы чужих людей. Я бежал оттуда, радуясь, что после меня делить ничего не придётся — сам справлюсь, всё просажу!

После выходных, на которых наследнику исполнилось сорок, я поехал к нему. За прошедшее время на меня не вышли ни он, ни представители стороны. Даже адрес мужчины был зашифрован и прилагался отдельным файлом к цифровой копии завещания. Открыть файл я смог только на другой день после дня рождения наследника. Честное слово, хоть это и казус, если его даёт частный консультант, я хотел уже сбросить это ярмо с шеи. И поскорее, очень уж искушали меня вверенные средства, лежащие без оборота.

Приехал за город в официальный коттеджный посёлок с единственным домом. Всё верно, посёлок состоял из охраны, садовников, помощников по хозяйству и прочей свиты, обслуживающей один дом и гектар земли. Или два. С леском, озерцом, садами, беседками, лужайками, огородом с парниками... По территории сновали десятки людей, страшно занятых за свою хорошую зарплату. Они ухаживали за местом, как за памятником, потому что выглядело оно сказочно нетронутым. И никому не нужным.

В красивый дом на горке я попал после пяти или шести проверок личности, досмотров и обыска автомобиля. Ждал в столовой с розами, не зная чего, потом поднялся со своим льдистым, как айсберг, лимонадом — и плесканул стакан на розоволицего невысокого мужчину с брюшком. Он схватил меня за руку, судорожно прикладывая палец куда-то к носу, и потащил меня за собой по коридору.

В конце коридора была дверь прачечной (на двери висела табличка, будто в учреждениях), тревожный мужчина толкнул её и указал мне на вагонетку. Отдалённо похожую на те тележки, в каких возят кипы белья в гостиницах. Только эта тележка стояла на рельсах и в ней была скамья. Он усаживал меня туда, настаивая и вроде садясь рядом. Всё беззвучно, сплошь жесты и круглые просящие глаза за круглыми же очками. Я не знал, могу ли ударить его, вдруг он и есть преемник. Но возмущался я всё громче, конечно, и выражений не выбирал. Тут этот розовый поросёночек толкнул вагонетку. И я поехал сразу слишком быстро — потому что с горки под уклон.

Прямо через дверь, оказавшуюся напротив входной с вывеской, я, барахтаясь в тележке, въехал в ошеломительно холодную воду. В озеро, из которого всплыл на берег за домом.

Я уехал молча и на всех скоростях потому, что уверен: я видел в озере тех, кто не всплыл. Не знаю, скольких, но нескольких. Покрытых льдом, который образовывал конструкции вроде саркофагов.

Меня выпустили беспрепятственно, на территории не было ни души. На лужайке около КПП я на пару секунд тормознул перед шлагбаумом, пытаясь дышать и не желая уже здесь подыхать ни при каких раскладах, и замер, увидев, как из мальв выезжает великолепный паровозик с кучей вагончиков. Не детская игрушка, а прелестная поделка, достигающая моего бампера в высоту. Паровозик ходил, видимо, по титановым рельсам, хотя те, кто здесь бывал, ездили в один конец. Я выжал такой газ, что с хрустом смял всю эту красоту. Сдал назад и сшиб с разгона шлагбаум, застрявший обломком с крепежами в лобовом стекле.

Это я вынул, бросив машину в первом же гараже с бухими автослесарями.. Дожидаясь такси, прибухнул с ними "в честь понедельника". И пришёл к заключению, что старик узнал о моих махинациях с его активами, хоть я всё вернул тут же, как отбил и приумножил.

Но зачем он дал такое наследство безумному ребёнку, топящему людей?! Неужели чтобы я, мошенник, оставался держателем состояния, повязанный тайной и криминалом? Или так хотелось поквитаться со мной, что вся схема имела смысл?.. И этот спятивший железнодорожник сорока годков разбирается с дедушкиными недругами.

Вроде давно тих омут — да ледяна водица, в чём пришлось мне убедиться. Стишки слабые, но точные.