Думай о хорошем! Окончание - гл. 16, 17 и 18

           Глава 16. Два Женьки
 
       Сохранилась  фотокарточка, где  молодая  компания  что-то празднует за небольшим столиком в матросском кубрике на  линкоре «Октябрьская Революция». Судя по счастливым лицам, это новоиспечённые супружеские пары – Володя и Нина Потаповы, и  чета Поняшкиных.  Володя и Михаил  – в морской форме,  их красавицы-супруги в цветастых платьях из крепдешина (разновидность шёлка)  с затейливыми высокими причёсками.

       Ниночка улыбается,  на руке у неё часики – неимоверная роскошь по тем временам. Анечка, чуть постарше  Нины, и, между прочим, приходится ей родной  тёткой. Отец Ниночки – родной брат Анны Ефремовны.  Он же – наш будущий дед Антон.

       Особых родственных чувств  мама не испытывала,  но в течение многих лет  мы ходили к  тёте Ане и дяде Мише в гости.  Их сына Женьку я стала воспринимать, когда ему было лет тринадцать, а мне соответственно десять.
 Кроме нас, приходили  и другие  совсем дальние родственники, что  ещё до войны обосновались в Ленинграде. Дядя Миша командовал:
       –  Давай-ка, сынок, сыграй! Женька нехотя брал баян. Играл он замечательно, а мне  было странно наблюдать и деревенскую с выкрутасами пляску гостей, и морскую чечётку высоченного дяди Миши.  Пели хором  про цветущую у ручья калину и про кудрявую рябину. Женька приходился нам троюродным братом, и в нашей юности мы подружились.
 
         Наша мама старалась, чтобы мы выглядели не хуже ровесниц. Трогательно вспоминать, как  мамочка,  отстояв  очередь в обувном магазине,  купила и мне, и Ире совершенно потрясающие  венгерские туфли-лодочки.  Каждая пара   стоила 37 рублей (вот ведь память!) – огромные деньги по тем временам. А ещё у соседа по лестничной площадке – обувного мастера – мама заказала нам сапожки: высокие, на каблучках и с кисточками! И мы с Иришей  щеголяли в них на зависть  подружкам!
      Женька познакомил нас со своим  другом, которого тоже звали  Женькой. Отныне мы часто гуляли вчетвером.  Однажды  друзья пригласили нас  в кино. Фильм  «Милый друг»  впечатления не произвёл, я мало что поняла во всех этих затейливых любовных историях. С творчеством французского писателя  я познакомилась гораздо позже.


      Папе дали на заводе путёвки  в однодневный Дом отдыха в Пушкине.
И мы вчетвером  поехали  в зимнее  Царское  Село, где никогда ещё не бывали.  Организованное питание в просторном светлом зале,  заснеженный пруд и катание на финских санях запомнились больше, чем   Екатерининский Дворец.  Оба Женьки были и на моём дне рождения. Друзья подарили мне обалденный маникюрный набор в красной бархатной коробочке. Довольно таки долго я не знала, что делать со  всеми этими блестящими щипчиками и пилочками.

       Мои шестнадцать лет  отмечали   в большой комнате соседей. Собрались и родственники, и подружки, и друзья. А Димка – верный друг детства – весь вечер прятался где-то на чердаке.  Стеснялся. Его долго уговаривали, но он так и не соизволил принять участие в праздничном застолье.
 
       Высокому красивому шатену  Женьке Поняшкину  нравилась Ирочка, но она  не могла воспринимать его серьёзно.  Всё же родственник!  А  Женька Маслов  проявлял интерес в моей особе  и даже подарил мне  фотокарточку, где он  эффектно смотрелся  в ковбойской шляпе и с подрисованными  усами.  Девчонки в техникуме хвастались фотоснимками  парней, которые за ними ухаживали.  Я притащила фото своих поклонников,  Женька Маслов был среди них.

      Вдруг обнаружилось, что Женька  клялся  в любви моей  подружке-однокурснице.  Белобрысый и какой-то мягкотелый по характеру, он  мне не очень нравился, но моё самолюбие было задето.  Мы  с  подругой  ничего умнее не придумали, как устроить  Маслову  очную ставку.  Каждая из нас назначила  Женьке свидание в одно и то же время в скверике на Большом проспекте.  Была зима,  наш Дон-Жуан опаздывал, мы обе замёрзли.  Наконец, Женька  появился. Мы предвкушали  его позор, но он обозвал нас дурами и убежал.

       Наш троюродный  братик  служил  в армии и  заочно учился в институте.  Неожиданно я получила от Женьки  письмо, написанное по-английски. В конце письма была маленькая приписка на русском. Женька решил во время прохождения службы  всерьёз заняться английским языком  и предложил мне переписываться на языке Шекспира. В то время с Шекспиром у меня было неважно. Я ему не ответила ни на английском, ни на русском.
      …Последний раз мы виделись с Женькой во время похорон деда Антона.


        Глава 17. Яблочко от яблоньки…

       Революция в  маминой внешности  произошла  в 1960-ом году. Во время летних каникул  в благословенном  Крюкове папа был с нами. Ждали приезда мамы. Пошли её встречать на станцию. Открываются двери вагона, и выходит на перрон наша мамочка! Боже! Как из журнала мод! Перекрасилась в яркую блондинку, с модной стрижкой-завивкой, в новом светло-сером костюме! Мы втроём так и ахнули! Это она в отсутствие папиного контроля на свой страх и риск кардинально изменила свой имидж. Папе понравилось, и с тех пор мама оставалась блондинкой.
 
       Помнится, сидим мы всей ребячьей компанией на пригорке у тополя напротив бабушкиного дома. Открывается калитка, и выходят папа с мамой, направляясь в парк  на прогулку.  Подтянутый  жгучий брюнет и модная блондинка. Такая красивая пара! Мы  гордились нашими родителями!
Мама могла расшевелить кого угодно. Там, где она появлялась, скуки как не бывало. И если Нинуля, как называли маму  близкие подруги, исчезала с вечеринки раньше времени, разваливалась вся компания.  Никогда не забуду, как праздновали  мамины сорок пять лет.  В помещении бухгалтерии  расставили столы буквой «П» – человек на семьдесят. Я пришла помогать  нарезать  закуски  и ухаживать за гостями.


       Начался юбилейный банкет. И я была потрясена искренностью  речей, которые произносились  в честь Нины Антоновны. Какие тосты, какие стихи ей читали! Сколько хороших слов было сказано! Сколько подарили цветов, и это среди морозного января! Рядом со мной за столом оказался седой красавец. И вдруг он мне говорит:
      – Людочка, а Вы не будете возражать, если я Вашу маму приглашу в театр?
  И Людочка, по дурости лет взбесилась и ответила почти по-хамски:
      – Если только папа разрешит!
Красавец смутился, а мама только хохотала, слушая наш диалог.

      И, кажется,  в том же году мама, возвращаясь из бани,  прихватила по дороге плачущую девчонку с огромным чемоданом.  Девчонка  крутилась среди домов на Большой Пушкарской улице, но не могла отыскать нужный адрес.   Она приехала в Ленинград из  какой-то деревни   на свадьбу к сестре. Чемодан был набит  мясом, совсем как в фильме с Дорониной.

        Подступал вечер,  быстро темнело,  и мама  привела  незнакомку  к нам домой.  Семнадцатилетняя девчонка в панике, да ещё и переживает, что мясо испортится. Разложились с этим мясом на кухне, мама суетится у  холодильника, утешает бедолагу. В общем, приютили-обогрели.  Папа  был в Москве,  иначе мама  не рискнула бы привести случайную гостью на ночлег.  Ночная  гостья   оказалась диковатой,  даже не умела  толком пользоваться городскими  удобствами. Утром  я нечаянно увидела, как она торопливо проверяет свои сумки и кошелёк. Обидно стало, но её можно было понять.
 
        Мне было чуть за двадцать, когда  я стала называть мамулю Антошей – производное от Нины Антоновны. Ей это понравилось!  А вот мой папочка возмутился, когда я и его пыталась называть просто по имени. Однажды у нас  с мамой  приключилась  мыльная история. Наши мужья были в отъезде. Моя годовалая дочка  спала. И мы затеяли большую стирку. В те времена у нас не было ванны, но зато была   стиральная  машина «Саратов». Возились долго и с перерывом на перекус под рюмочку…

        Спать легли поздно. Едва уснула, как вдруг плеск льющейся воды разбудил меня и выгнал из постели. От засорения в трубах  наша же  мыльная  вода поднималась в раковину.  Наказал нас Всевышний!  Видимо, грешно было стирать накануне церковного праздника «Успенье». Эта история была  описана со всеми подробностями и вошла в мой самый первый сборник «Бумажник, рыбки и кино». К счастью, даже  папа успел прочесть эту книжку.  Без критики не обошлось, конечно, но всё же, он признал, что мои занятия литературой вполне серьёзные. Мне это было очень  важно.


        Я вся в маму! Правда, мне не взбредёт в голову  привести в дом совершенно незнакомого человека. Стало быть, не совсем вся. Мамы не стало в 84 года.  Недавно я нашла в её старой записной книжке листочек…Трогательный стишок  о  берёзке доказал мне, что у мамочки было поэтический взгляд на мир. Впрочем, это  всегда сквозило и в маминых письмах, которые  когда-то она мне  писала в Армению.

.
          Глава 18. Они жили долго и счастливо

         В подростковом возрасте мне нравилось с мамой болтаться по магазинам. Накупим  того и сего, что надо, и не надо.  На обратном пути  мама задумчиво что-то подсчитывает и вдруг заявляет:
         – Слушай, Люся, а куда мы столько денег потратили?
Дома перебираем покупки, смеёмся и выясняется, что «накупили понемногу разной мелкой ерунды».

         Я перешла в шестой класс, и  мама купила мне туфли на осень, которые мне были малы, но мама уверенно сказала:
         – Разносишь!
 Маме казалось, что у дочки непомерно огромный размер ноги. На уроках в школе я под партой снимала ненавистные туфли и тихонько плакала от боли в пальцах. В общем, я росла с мозолями на ногах. Летом это было особенно ужасно. На  пляже я бродила по мокрому приднепровскому  песочку, маскируя  скрюченные мозолистые пальцы.

         Бывало, моя украинская бабушка вздыхала:
 – Ох, Люся! Эти мозоли в старости дадут о себе знать! Болеть будут! Бабуля беспокоилась напрасно. Со временем я научилась самостоятельно выбирать себе обувь. Пальцы на ногах пришли в норму, правда, процесс избавления от мозолей продолжался долго.
   
         Накануне  какого-нибудь праздника у каждого родителя на работе обычно организовывался сабантуй или как сейчас это называется – кооперативная вечеринка.  Поздний вечер. Мы с сестрой уже достаточно взрослые, но сегодня  сидим дома. Первым звонит папа:
        – Девочки, а мама ещё не пришла?
        – Нет, папочка, не пришла.
        – Ах, вот как! Ну, ладно.

         Чувствуется, что папа здорово  подшофе, в голосе его сквозит лёгкое недовольство. И тут же звонок от мамы:
        –  Ира? Люся? А папы ещё нет? Хм. Ну, хорошо.
И весь вечер они названивают  с одним и тем же вопросом.

        Похоже, что соревнуются: кто кого перегуляет. Чаще всего, папа появлялся первым, но, чуть ни вслед за ним приходила и мама. Оба порядком навеселе и в отличном настроении. И начинался у них   разбор полёта – это надо было слышать! Мы с Ирой помирали со смеху. В их шутливой перебранке  слышались и  ревнивые нотки. Кончалось тем, что папа укладывался спать, а мама  на кухне  восторженно делилась впечатлениями от вечера.

        Рассказывала,  как было замечательно, и как за ней ухаживал молодой симпатичный преподаватель-физик и порывался проводить до дома. При этом мама вздыхала:
        – Всё это не для меня! Приятно, конечно, но бодливой корове бог рогов не даёт.  Часто я слышала от мамы загадочную фразу:  «С таким характером, как у вашего отца, только я и могла ужиться!»


        Маме с папой  не выпали заграничные путешествия, тем не менее, они ездили в экскурсионные поездки в Таллин, в Пушкинский заповедник, были и в Великом Новгороде. А ещё отдыхали  в Анапе и купались в Чёрном море. И в солнечной Армении им довелось побывать. И, конечно, не счесть числа летним отпускам на берегу Днепра.

        Но самой большой радостью для наших родителей  стала дача. Ближе к папиному сорокалетию ему выделили шесть соток среди леса  на торфяной почве в нашей замечательной Ленобласти, недалеко от посёлка Мга.  В течение первого  лета  родители  каждый выходной приезжали  туда на паровике-подкидыше (электрички пустили позже) и  шли километра полтора от станции «Сорок пятый километр».

        Весь день спиливали ненужные деревья,   выкорчёвывали пни и расчищали участок. Папа  сооружал  туалет и сарай-времянку.  Поздно вечером возвращались обратно, ночевать поначалу было негде.  Потом была построена и вторая времянка, более просторная  и надёжная.  Ире и мне  довелось жить  с нашими маленькими детьми в этом временном домике, где была керосиновая лампа и печка-буржуйка.

        Говорят, что нет ничего более постоянного, чем временные вещи. Стройка  дачного дома затянулась лет на  пятнадцать. Но, всё  же дом о четырёх комнатках и со светёлкой наверху был построен. И, конечно, много лет подряд были и овощи с грядки, и смородина «прямо с куста», и заготовки на зиму всякого рода. И огромное царство цветов на клумбах вдоль дорожек.  Мама не представляла жизнь без цветов!


        Любимые внучки-жучки, как наши родители   называли Олю, Натулю и Кристишу,  часто оставались  на даче  под крылом бабушки Нины и дедушки Володи. У трёх сестёр сохранились весёлые воспоминания о даче подо Мгой.  Внук моей сестры – Олег – тоже почти каждое лето проводил в тех краях.

        И моя внучка  Александра  отлично  помнит и мостик через ручей по пути в местный магазинчик,  и ежевечернее мытьё в баньке-сарае, и соседского мальчишку, который научил  её  бросать  в костёр  куски газет, бегать по крыше веранды и качаться на турнике. 
 
        Обычно, в конце сентября родители возвращались в город. Мамуля с гордостью выкладывала на кухонный стол выращенные её трудами огурцы, помидоры, кабачки и прочее дачные дары. И до самой старости родители предпочитали сотворённую их же руками  дачу всем путешествиям на свете!


        Недавно показывали на канале «Культура» фильм Виктора Турова по сценарию Геннадия Шпаликова «Я родом из детства». Не могла оторваться, вживалась в сюжетные повороты, рассматривая из моего нынешнего возраста все детали и вникая в судьбы  героев фильма.

        И вдруг я поняла, почему мама всегда говорила, что они с отцом прожили счастливую жизнь. Когда-то, мамины сентенции-воспоминания  на эту тему воспринимались мною с лёгкой иронией. Теперь я точно знаю, что поколение моих родителей, пережившее  ужасы  войны и  победившее фашизм,  было  счастливым.
 
        2023-2024 гг.