Телефон или бал Гражданина Б

Двухактная пьеса-кроссовер
 (возможна для музыкального спектакля)

Действующие лица:
Николай Тимофеев,
Георгий МИЛОСЛАВСКИЙ,
МАРГАРИТА,
КОТОВ,
БЫКОВ,
ГЕЛЛА,
УЛЬЯНА,
Голоса из телефона,
Гражданин Б – человек в длинном пальто, широкополой шляпе, с моноклем, гражданин Б постоянно возникает в разных сценах безмолвным признаком,
1-й, 2-й, 3-й, 4-й прохожие,
Прочие граждане разнообразной наружности.

Прелюдия.

Сцена затемнена, в луче света на сцену выходят Милославский, Быков, Котов.

МИЛОСЛАВСКИЙ. Нет, господа, так не пойдет. На такое я не нанимался.
КОТОВ. А на какое ты нанимался? В твоем деле, душечка, других вариантов нет.
МИЛОСЛАВСКИЙ. Ну почему же? Могу в кредит перезанять.
БЫКОВ. С такой кредитной историей? Не смешите мои тапки. Жора, с таким набором долгов тебе даже моя соседка тетя Дуся в долг не дала бы, а Дуся давала всем… Безотказная была женщина, мир праху ее. (Быков смахнул искусственную слезу). Ну так вот, с тебя ведь не требуют деньги возвращать. Всего лишь услуга…
МИЛОСЛАВСКИЙ. Услуга… Это проникновение в чужую квартиру…
КОТОВ. И что? Жора. В квартире никто не живет. Это расселенная коммуналка.
МИЛОСЛАВСКИЙ.  Но собственники у нее есть.
КОТОВ. Собственники есть. И что?
МИЛОСЛАВСКИЙ. А вдруг придут.
КОТОВ. Некогда им.
МИЛОСЛАВСКИЙ. Это почему?
КОТОВ. Духовно страдают.
БЫКОВ. В депрессии находятся.
МИЛОСЛАВСКИЙ. Чего так?
БЫКОВ. Ну человек рос над собой, рос, рос…
КОТОВ. И не дорос. Не оценили его самоотверженный рост и прочие самоотвержения.
БЫКОВ. Теперь он страдает, переоценивает себя…
КОТОВ. Книжки умные читает…
БЫКОВ. Турбосуслика.
МИЛОСЛАВСКИЙ. Чего? Суслика?
КОТОВ. С приставкой турбо.
МИЛОСЛАВСКИЙ. Что за суслик такой?
КОТОВ. Да так, турбический. Сверхскоростной. Не забивай себе мозги разной чушью. Твой клиент занят личностным ростом и переоценкой личных приоритетов. У него сейчас семь пятниц на неделе. И все тринадцатое число.
БЫКОВ. Так что ты его не бойся, в квартиру он не придет.
МИЛОСЛАВСКИЙ. Ну а вдруг. Вдруг явится, что я ему скажу?
БЫКОВ. Скажешь, что риелтор недвижимость осматривает.
МИЛОСЛАВСКИЙ. Ночью. (утвердительно)
БЫКОВ.  Ну и что, пусть и ночью. Сейчас и ночью работают… Риелторы.
МИЛОСЛАВСКИЙ. Черные?
БЫКОВ. Ты что, расист?
КОТОВ. Нет, ему просто цвет не нравится.
МИЛОСЛАВСКИЙ. Мне ничего не нравится.
КОТОВ. Нравится – не нравится. Чеши, моя красавица. (Котов толкает Милославского, чтобы он уходил.)
МИЛОСЛАВСКИЙ. Ну я пошел?
КОТОВ. Чеши, чеши!

Милославский уходит.

БЫКОВ. Ну что? Кажется, можно начинать? Кто произносит речь. Ты или я?
КОТОВ. Я.
БЫКОВ. Начинай.
КОТОВ. Дамы и господа.
БЫКОВ. Фи!
КОТОВ.  Почему «фи»?
БЫКОВ. Потому что фи. Дам и господ нужно вначале уважить.
КОТОВ. Уважаемые дамы и господа…
БЫКОВ. Достопочтенные матроны и высокочтимые патриархи…
КОТОВ. Чего?!
БЫКОВ. Ну так раньше говорили.
КОТОВ.  Сейчас так не говорят.
БЫКОВ. Ну говори как сейчас.
КОТОВ. Товарищи и товарки!
БЫКОВ. Ты не на партийном собрании.
КОТОВ.  Тсинь ай дэ пхэньёмэнь…
БЫКОВ.  Чего?!
КОТОВ. Дорогие друзья, по-китайски. Сейчас это актуально.
БЫКОВ. Оставь актуальность. Говори как надо. Итак!..
КОТОВ. Дамы и господа!..
БЫКОВ. Леди энд джентльмены!
КОТОВ. Паны и панессы!
БЫКОВ. Сеньоры и сеньориты!
КОТОВ. Мы начинаем эксперимент. По смещению в пространстве и во времени.
БЫКОВ.  По очеловечиванию и расчеловечиванию. И…
КОТОВ. Маэстро, урежьте марш!

Марш.

Часть первая

Квартира Тимофеева, бывшая расселенная коммуналка коридорного типа, а теперь наследство Тимофеева. Все запущенно, все устарело. На стене карандашный или угольный  портрет Маргариты.

Входит ТИМОФЕЕВ.

ТИМОФЕЕВ. Странно. Почему я сюда попал? Этот чертов таксист привез совсем по-другому адресу, и свалил. Хотя… интересное совпадение. Адрес другой, а квартира-то моя. Дедова. Наследство мое. И ведь не планировал сюда заходить, но зашел. Совпадение?.. Судьба. М-да… (Осматривает квартиру.) Жили же когда-то… Нет, если одной семьей, то просторно, а табуном: по пять человек в каждой комнате, и ванна одна на всех. Может, мне здесь заночевать, ну хотя бы вон на том диване? Идти куда-то, все равно смысла нет. Ночь, дождь льет, холодно. Мерзко. И на душе, и во всем мире. И никому не нужен: жене, родственникам, друзьям.

Тимофеев прошелся по квартире, еще раз осмотрелся.

Откуда-то издалека доносится печальная мелодия. Тимофеев смотрит на портрет.

ТИМОФЕЕВ. Кто она? Странно, этот портрет я помню с самого детства, но как-то не обращал на него внимания. Я когда-то спросил деда, кто она? Он назвал ее имя. Как же ее звали?.. Черт, не помню. Забыл. Почему, интересно, меня это так волнует?

Музыкальная тема становится громче, захватывает Тимофеева. Как призраки, как нечеткие тени, возникают люди в одеждах разных периодов двадцатого века. Появляется МАРГАРИТА. ТИМОФЕЕВ заколдован, зачарован. Он не понимает, где явь, где сон, где бред…
Наваждение закончилось. Все, кроме Тимофеева, исчезают.

ТИМОФЕЕВ. Что это было? Я вроде бы не спал, но… Чертовщина какая-то. А это что? (Тимофеев обращает внимание на коробку на столе и какие-то бумаги, Тимофеев берет один лист, читает.) «Сегодня впервые затопили. Я весь вечер потратил на замазывание окон. Первая топка ознаменовалась тем, что знаменитая Аннушка оставила на ночь окно в кухне настежь открытым. Я положительно не знаю, что делать со сволочью, что населяет эту квартиру»...  Хм, дневники деда. А это что? «Мой дорогой внук»… Это, выходит, мне?! «Мой дорогой внук, я понимаю, бабушка и твоя мама представляли меня этаким идиотом»… Ну что было, то было. «Но это не так. Да, я бросил службу, бросил карьеру. Перспективный военный проект в «почтовом ящике» я бесцеремонно послал к чертям, к великому горю твоей бабушки и прабабушки. Но я работал, внук. В свое время я сделал открытие, которое не восприняли всерьез, и за которое мне пришлось претерпеть множество лишений. Мне удалось вычислить кардинальное число нашего мироздания в его материальном воплощении. Число с бесконечной мощностью. Это число является константой всех констант, но на него возможно воздействовать»… Да, от математики я далек. Нефига не понимаю. «Простыми арифметическими действиями можно воздействовать на основные константы и менять природу вещей. Почти всю жизнь я создавал прибор, способный управлять этим числом. И наконец это получилось. Мне никто не верил, мой внук, меня никто не признавал. Я скрыл от всех свой триумф, спрятал, замаскировал. Это мой подарок тебе, твое наследство. Это источник абсолютной власти»… Абсолютной власти… Зачем она мне? Я даже собой не могу распоряжаться, как же я смогу распоряжаться другими?

Пауза.

Тимофеев опускает руку в коробку и достает оттуда мобильный телефон.

ТИМОФЕЕВ. Хм. Нокиа 3310. Дед, это супер-пупер прибор? Прибор абсолютной власти? Это что, дед считал эту игрушку чем-то таким… запредельным, что ли, вершиной человеческой мысли?  Нет, это какой-то розыгрыш. Дед умер еще до того, как сделали такой телефон, и даже до того, как они вообще серийно появились. Машина абсолютной власти! Хм. А я на секунду даже поверил. Интересно, работает?

Тимофеев включает телефон. Раздается знакомый сигнал.

ТИМОФЕЕВ. Хм, работает. А что за номера в памяти?

Тимофеев просматривает записи в телефоне.

ТИМОФЕЕВ. Какие-то странные номера. А чего они все с нуля и дробей начинаются? Это как? Хотя нет, вот какой-то наш.

Раздается звонок. Тимофеев в испуге отбрасывает трубку. Потом осторожно берет.

ТИМОФЕЕВ. Алле…
Голос. Алле, алле. Мне Лаврентия Павловича пожалуйста.
ТИМОФЕЕВ. Кого?
Голос. Лаврентия Павловича.
ТИМОФЕЕВ. Какого Лаврентия Павловича?
Голос. Берию, конечно. Это приемная народного комиссара внутренних дел?
ТИМОФЕЕВ. Нет.
Голос. С кем я говорю?
ТИМОФЕЕВ. С Тимофеевым.
Голос. А, Тимофеев… Здорово, Тимофеев. Это хорошо, что я на тебя попал. Мне твоя штучка позарез нужна.
ТИМОФЕЕВ. Какая штучка?
Голос. Ну та самая.
ТИМОФЕЕВ. Вы ошиблись номером.

Тимофеев бросает трубку.

ТИМОФЕЕВ. Ерунда какая-то. Какая штучка? Какой Берия.

Снова звонит телефон. Тимофеев осторожно берет трубку.

ТИМОФЕЕВ. Алле.

Знакомый голос с грузинским акцентом.

Голос. Алло, Тымофеев, почему мнэ на тэбя жалуются. Друзэй уважать нужно.
ТИМОФЕЕВ. Каких друзей? С кем я говорю?
Голос. Не узнал, Тымофеев? Тогда я Лаврэнтия пришлю, он тебе объясныт…

Тимофеев отключил телефон и отбросил его на стол.

ТИМОФЕЕВ. Это розыгрыш, дурной розыгрыш!

Смотрит на телефон, как на змею.

ТИМОФЕЕВ. Узнали, что я здесь, таксиста подговорили, теперь издеваются… Хотя… нет у меня таких друзей, давно уже нет. Некому так надо мной прикалываться. Врагов?.. Да и врагов настолько изощренных нет. Есть примитивные недоброжелатели-завистники.

Снова зазвонил телефон. Тимофеев смотрит на телефон, боясь притронуться.
Потом хватает, пытается выключить. Раздается странный звук, переходящий в грохот. В комнату вваливается Милославский.

МИЛОСЛАВСКИЙ. А черт, чтоб тебя. А куда стенка подевалась? Тут же только что была стенка!
ТИМОФЕЕВ.  Вы кто?
МИЛОСЛАВСКИЙ. Это я хотел у вас спросить.
ТИМОФЕЕВ. Что вы делаете в моей квартире?
МИЛОСЛАВСКИЙ. В вашей?
ТИМОФЕЕВ. Хорошо. В дедовой.
МИЛОСЛАВСКИЙ. А у вас есть документы на эту квартиру?
ТИМОФЕЕВ. Есть, но не здесь. И вообще, вы кто, чтобы такие вопросы посреди ночи задавать?
МИЛОСЛАВСКИЙ. Я… черный риелтор.
ТИМОФЕЕВ. Чего?!
МИЛОСЛАВСКИЙ. То есть, не черный, а белый… нет не белый, зеленый…
ТИМОФЕЕВ. Вы что, дальтоник?
МИЛОСЛАВСКИЙ. Да.
ТИМОФЕЕВ. Вам надо к психиатру.
МИЛОСЛАВСКИЙ. Надо. Но чуть попозже.
ТИМОФЕЕВ. Уже успокаивает. Человек, который адекватно оценивает свое невменяемое состояние, еще не потерян для общества. Так что вы делаете в моей квартире?
МИЛОСЛАВСКИЙ. А вы что?
ТИМОФЕЕВ. Опять двадцать пять. Объясняю: это моя квартира, мне она от деда в наследство досталась.
МИЛОСЛАВСКИЙ. Вас в это время здесь быть не должно. Меня в этом заверили.
ТИМОФЕЕВ. Это вас быть не должно. А я в свой дом могу, когда угодно заходить.
МИЛОСЛАВСКИЙ. В наследство вы еще не вступили.
ТИМОФЕЕВ. И что? Это не повод вам в мою квартиру проникать. Тем более, ночью.

Зазвонил телефон на столе. Милославский и Тимофеев уставились на телефон.

МИЛОСЛАВСКИЙ. Телефон звонит.
ТИМОФЕЕВ.  Слышу.
МИЛОСЛАВСКИЙ. Так ответьте.

Тимофеев нехотя и осторожно берет телефон, подносит к уху. Потом протягивает Милославскому.

ТИМОФЕЕВ. Вы Милославский?
МИЛОСЛАВСКИЙ. Да.
ТИМОФЕЕВ. Тогда это вас.

Милославский с недоверием берет телефон. Женский голос.

Голос. (женский) Георгий, мне не нравится твое отношение к учебе. Завтра я хочу видеть твою маму.

Милославский отбросил телефон на стол.

МИЛОСЛАВСКИЙ. Это что?
ТИМОФЕЕВ. Это телефон.
МИЛОСЛАВСКИЙ. Я это понял. Но кто мне звонил?
ТИМОФЕЕВ. А кто вам звонил?
МИЛОСЛАВСКИЙ. Ольга Павловна. Моя классная руководительница. Но она… Ее нет уже. И как кто-то узнал, что я здесь?
ТИМОФЕЕВ. Это вопрос.
МИЛОСЛАВСКИЙ. Откуда у вас этот телефон?
ТИМОФЕЕВ. От деда. Вот здесь в коробке лежал.
МИЛОСЛАВСКИЙ. А у деда он откуда?
ТИМОФЕЕВ. Не знаю.  Пишет, что сделал.
МИЛОСЛАВСКИЙ. Этот телефон финны сделали. Двадцать лет назад.
ТИМОФЕЕВ. Это я знаю. А еще знаю, что дед умер, до того, как они его сделали.
МИЛОСЛАВСКИЙ. Тогда это что-то другое, просто под Нокиа замаскированное.
ТИМОФЕЕВ. Что?
МИЛОСЛАВСКИЙ. Не знаю. Нужно проверить.  Нужно еще куда-нибудь. позвонить.
ТИМОФЕЕВ. Куда?
МИЛОСЛАВСКИЙ. Ну там же номера есть.
ТИМОФЕЕВ. Есть, но какие-то странные.
МИЛОСЛАВСКИЙ. Звони по странным.

Тимофеев осторожно берет телефон, смотрит список телефонных номеров. Звонит. Раздается официозный женский голос.

Голос. (женский и стервозный) Небесная канцелярия.
ТИМОФЕЕВ. Чего?
Голос. Небесная канцелярия на проводе. Что заказываем? Жару, мороз, тайфун? Пассат, бриз, майдан…
ТИМОФЕЕВ. Нам нужно посоветоваться.

Убирает трубку от уха.

МИЛОСЛАВСКИЙ. Чего?
ТИМОФЕЕВ. Небесная канцелярия. Можно погоду на усмотрение заказать. Любую.
МИЛОСЛАВСКИЙ. Так просто?
ТИМОФЕЕВ. Не уверен, что так просто.
МИЛОСЛАВСКИЙ. Дай я позвоню.
ТИМОФЕЕВ. Не уверен, что стоит.
МИЛОСЛАВСКИЙ. Тем не менее.
ТИМОФЕЕВ. Кому звонить будешь?
МИЛОСЛАВСКИЙ. Наугад.

Милославский берет телефон. Выбирает первый попавшийся номер, нажимает вызов. Раздается могучий рокочущий бас.

Голос.  Люцифер.
МИЛОСЛАВСКИЙ. Кто?!
Голос.  Люцифер слушает. Что, Милославский, хочешь вне очереди на прием записаться, или в общем порядке? Это мы можем устроить.

Милославский отшвырнул телефон.

ТИМОФЕЕВ. Чего?
МИЛОСЛАВСКИЙ. Мне напомнили о моих грехах.

Снова зазвонил телефон. Милославский и Тимофеев переглянулись. Никто не хочет брать трубку. Наконец Тимофеев решился взять телефон.

ТИМОФЕЕВ. Алле. Вас. (Передает трубку Милославскому.)

Милославский берет трубку.

Голос. Милославский, ты наши условия помнишь?
МИЛОСЛАВСКИЙ. Какие условия?
Голос. Условия? Милославский, память отшибло. Мы от тебя чего хотим?
МИЛОСЛАВСКИЙ. Чего?
Голос. Чтобы ты долги вернул. Тем или иным способом.
МИЛОСЛАВСКИЙ. Ах, это вы!
Голос. Узнал, родной? Ну так что насчет долга?
МИЛОСЛАВСКИЙ. Ну залез я в квартиру. Здесь хозяин обнаружился…
Голос. Прибор, Милославский, прибор.
МИЛОСЛАВСКИЙ. Прибор? Прибор. Прибор!!!

Милославский оторвал телефон от уха и посмотрел на него.

МИЛОСЛАВСКИЙ. Прибор! Я нашел прибор.
Голос. Так бери и неси. В таком случае долги тебе простим, деньжат тебе добавим, грехи отпустим. Будешь жить и горя не знать.
МИЛОСЛАВСКИЙ. Хорошо. Попробую. (Отключает телефон, продолжает держать его в руках.) Так вот что за прибор.
ТИМОФЕЕВ. Что за прибор?
МИЛОСЛАВСКИЙ. Так вы говорили, что ваш дед сделал некий прибор, который является всем-всем?
ТИМОФЕЕВ. Так в письме написано. Прибор абсолютной власти.

Пауза. Тимофеев и Милославский осмысливают высказывание.

МИЛОСЛАВСКИЙ. Ну ладно, я пошел. (Пытается положить телефон в карман.)
ТИМОФЕЕВ. Стоять!
МИЛОСЛАВСКИЙ. Отец родной, и чего мы так орем, чего орем?
ТИМОФЕЕВ. Телефон верни.
МИЛОСЛАВСКИЙ. Телефон, телефон, какой телефон! Нет, начальничек, не выгорит у тебя это дело!
ТИМОФЕЕВ. Верни телефон.

Милославский пытается засунуть телефон в карман. Тимофеев хватает телефон, старается вырвать его из рук. Раздается звонок. Дерущиеся не сразу поняли, что это звонит волшебный телефон.

Голос. (женский) Вселенская служба времени сообщает, что вами активирована услуга «Перенос во времени».

Тимофеев и Милославский бросают телефон обратно на стол.

Раздаются удары метронома. Потом бой часов. Запущенная квартира Тимофеева оживает. Появляются незнакомые люди, незнакомые предметы.  Звучит музыкальное попурри из шлягеров прежних времен. Наступили шестидесятые годы.

Входит Гелла.

ГЕЛЛА. Я  начинаю серьезно бояться, что он сойдет с ума с этим аппаратом. Бедняга!.. А тут его еще ждет такой удар... Здравствуй, Кока.
ТИМОФЕЕВ. Кока? Кто такой Кока?
МИЛОСЛАВСКИЙ. Похоже, это она так вас обзывает. Кока это вы.
ТИМОФЕЕВ. Какое-то попугайское имя. Вы кто?
ГЕЛЛА. (игриво) Кока, это же я!
ТИМОФЕЕВ. И? Я вас не знаю.
ГЕЛЛА. Кока, это свинство! Не узнавать собственной жены.
ТИМОФЕЕВ. Что-то вы не похожи на мою жену. Моя жена и одевается не так вульгарно, и попугаем меня не обзывает – только по имени-отчеству, вежливо-превежливо. И вообще, она недавно с любовником на Бали улетела… Дура…
ГЕЛЛА. Кока, это не мыслимо! Мы прожили с тобой целых полгода, дольше, чем со всеми остальными мужьями, но ни один из них меня не забывал… Все помнят!!! (произносится плотоядно).
ТИМОФЕЕВ. Я со своей женой прожил двенадцать лет. Тоже хорошо запомнил… Все ее выкрутасы и закидоны. Но вы не моя жена, совсем.
ГЕЛЛА. Кока, признайся, ты пьян.
МИЛОСЛАВСКИЙ. Да признавайся уже.
ТИМОФЕЕВ. Я трезв, как стеклышко!
ГЕЛЛА. Это от перегрузки. Кока, твой аппарат тебя погубит. Ведь нельзя же так! И ты меня прости, Кока, мои знакомые утверждают, что увидеть прошлое и будущее невозможно. Это просто безумная идея, Кокочка. Утопия.
ТИМОФЕЕВ. Женщина, идите куда подальше. Вы не моя жена. У меня теперь нет никакой жены.
ГЕЛЛА. (Милославскому) Товарищ, будете свидетелем. Этот человек не узнает своей жены. Его нужно лечить. Люди!

В комнату вламываются Быков, Котов и Ульяна. Котов и Быков нарядом и прическами несколько отличаются от прежних Котова и Быкова. Милославский их не узнает. Последним помахивая тростью входит Гражданин Б и остается в удалении.

УЛЬЯНА. Зинуля, что стряслось?
ГЕЛЛА. Ульяна, мой муж окончательно сбрендил. Он не узнает своей жены.
УЛЬЯНА. Товарищ Тимофеев, почему вы не узнаете своей жены?
ТИМОФЕЕВ. Это не моя жена.
УЛЬЯНА. Тимофеев, я не думала, что вы такая скотина.
ТИМОФЕЕВ. Попрошу без оскорблений.
МИЛОСЛАВСКИЙ. Но узнай ее уже. Узнай, и пойдем отсюда. Только телефон не забудь.
ТИМОФЕЕВ. Ну буду я ее узнавать! Мне хватило узнать своих прежних жен, буду я еще чужую жену узнавать.
ГЕЛЛА. Вот видите, товарищи. И это человек, с которым я прожила целых полгода. С которым делила все тягости и невзгоды, ради которого по знакомству добывала дефицитные продукты! Да ты бы без меня ел бы одну перловую кашу с маргарином!
КОТОВ. Товарищ, это неприлично. В то время, когда всего двадцать лет осталось до наступления коммунизма, вы не узнаете своей жены!
МИЛОСЛАВСКИЙ. (Шепотом Тимофееву.) Она вас принимает за своего мужа, соглашайтесь. (Громко всем.) Господа, ну не надо так наседать. Видите, человек не в себе, перенервничал после разных телефонных разговоров. Сейчас придет в себя и всех узнает.
БЫКОВ. А чего это вы нас господами обзываете.
КОТОВ. Тамбовский волк тебе господин.
БЫКОВ. И чего нас всех узнавать? Мы не позволим нас узнавать.
КОТОВ. А вас узнать нужно.
БЫКОВ. Вы кто такой?
МИЛОСЛАВСКИЙ. Я Георгий Георгиевич Милославский, риелтор.
КОТОВ. Что за имя такое, риелтор?
МИЛОСЛАВСКИЙ. Это не имя, это профессия. Я квартиры продаю.
КОТОВ. Спекулянт?!
МИЛОСЛАВСКИЙ. Нет, не спекулянт. Я посредник при покупке недвижимости.
КОТОВ. Знаем мы таких посредников. В форточку влезут, а потом денег и вещей не досчитаешься.
ГЕЛЛА. (Тимофееву) Да, Кокочка, нужно тщательно подходить к выбору друзей. Я же тебе всегда говорила, не водись с проходимцами.
МИЛОСЛАВСКИЙ. Я не проходимец.
УЛЬЯНА. Товарищ Тимофеев, слушайтесь свою жену. Сказала: проходимец, - значит, проходимец!
ТИМОФЕЕВ. Это не моя жена.
УЛЬЯНА. Зинуля, у вашего мужа белая горячка.
ТИМОФЕЕВ. Я вообще не пью.
БЫКОВ. Да как же не пьешь, а с кем мы вчера две банки раздавили? Еще этот риелтор с нами вчера пил.
МИЛОСЛАВСКИЙ. Я?!
БЫКОВ. Ага. Ты же ему (показывает на Тимофеева) все подливал и подливал. Специально спаивал. Товарищи, это замаскированный жулик. Я его опознал! У меня даже это есть.

БЫКОВ лезет в карман и достает  листовку с портретом Милославского: «Внимание розыск!»

БЫКОВ. Вот, товарищи, этот, как его, риелтор, настоящий жулик. Он квартиры выносит.
УЛЬЯНА. Видите, Зиночка, этот прохиндей споил вашего Тимофеева и собирается отобрать вашу комнату.
ГЕЛЛА. Зовите милицию, зовите скорую психиатрическую помощь, нужно спасать.
УЛЬЯНА. Нужно ловить.

Поднимаются суета. Все пытаются поймать Тимофеева и Милославского. Титмофеев хватает со стола волшебный телефон. Тимофеев и Милославский убегают.

Вечерняя улица. В полумраке вдоль домов идет женщина в темном пальто с желтыми цветами в руках. Она похожа на тень, на призрак. Женщина исчезает.
По улице осторожно пробираются Тимофеев и Милославский.

МИЛОСЛАВСКИЙ. Это все телефон вашего деда. Это он нас в старые времена перенес.
ТИМОФЕЕВ. Я это уже понял.
МИЛОСЛАВСКИЙ. И женщина… как ее, Зина, кажется. Приняла вас за своего мужа и вашего деда… Он же тоже Тимофеев?
ТИМОФЕЕВ. Это я тоже понял.
МИЛОСЛАВСКИЙ. А меня тоже за кого-то приняли.
ТИМОФЕЕВ. В этом я не уверен.
МИЛОСЛАВСКИЙ. Это почему?
ТИМОФЕЕВ. Вот вас как раз за вас приняли. Вы жулик и квартиры выносите.
МИЛОСЛАВСКИЙ. Да сдались мне эти квартиры! Не нужны мне квартиры!
ТИМОФЕЕВ. В мою квартиру вы как раз проникли. И телефон отобрать хотели. Ведь хотели же?
МИЛОСЛАВСКИЙ. Хотел. Сознаюсь. Но это была вынужденная мера. Меня заставили. Ну войдите в мое положение. Я взял в долг большую сумму у очень влиятельных и очень опасных людей. Вернуть не смог, и тогда мне пообещали простить долг, если я добуду особый прибор. Что за прибор, не сказали. Только адрес назвали. Ваш адрес.
ТИМОФЕЕВ. Вот. А говорите, что не домушник. Самый настоящий домушник. Риелтор черный. Правильно вас опознали.
МИЛОСЛАВСКИЙ. Да поймите вы, мне полный кирдык грозил, окончательный и бесповоротный. Вы бы знали, что это за люди были. Я даже долговую расписку собственной кровью подписал.
ТИМОФЕЕВ. Фи, как патетично. И все равно вы домушник!

Милославский неопределенно взмахнул рукой.

МИЛОСЛАВСКИЙ. Ладно, черт с ним, домушник! Вы этот волшебный телефон не забыли?
ТИМОФЕЕВ. Не забыл. Но вам в руки не дам.
МИЛОСЛАВСКИЙ. Да нужен он мне.
ТИМОФЕЕВ. Только недавно он вам позарез нужен был.
МИЛОСЛАВСКИЙ. Тогда я в вашей квартире в двадцать первом веке находился. А сейчас где-то середина двадцатого. Слушайте, Тимофеев, а давайте здесь останемся. А что? Здесь меня никто искать не будет, никакие кредиторы.
ТИМОФЕЕВ. Как раз вас искать будут. Объявление о розыске видели? Здесь, в это время бегают сразу два черных риелтора с одинаковой внешностью…  Уж не родственник ваш? Кстати, как вас зовут?
МИЛОСЛАВСКИЙ. Георгий, Жора (протягивает руку).
ТИМОФЕЕВ. Николай (пожимает руку). Так вот, вас будут ловить все милиционеры Советского Союза, а меня все психиатры. И никто не докажет, что мы – это мы, что мы явились из другого, капиталистического времени. У нас с вами даже паспортов нет. Мне что-то такой расклад не нравится.
МИЛОСЛАВСКИЙ. Мне тоже… Неужто, это моего деда так ловят?
ТИМОФЕЕВ. И кто у нас дед?
МИЛОСЛАВСКИЙ. Не знаю. Бабка говорила, был такой красавец-мужчина. Размножался по всему Советскому Союзу. То актером представится, то секретным академиком, то секретным космонавтом. Женщины от него просто млели. А он обкрутит, разведет, обрюхатит и сваливает.
ТИМОФЕЕВ. Хорошая у вас родословная. А внук весь в деда: и внешне, и внутренне.
МИЛОСЛАВСКИЙ. (беззлобно) Да пошел ты… Поздно уже.  И есть хочется. Советских рублей, как понимаю, у вас нет…
ТИМОФЕЕВ. Копеек тоже. Кстати, не обольщайтесь, в это время магазины уже не работают. Ночники здесь лет через тридцать появятся.
Знаете, что? У вас богатый опыт проникновения в чужие квартиры. Давайте залезем в какую-нибудь квартиру и ограбим холодильник.
МИЛОСЛАВСКИЙ. Нету у меня такого опыта. Весь мой опыт состоит из проникновения в вашу квартиру. Последствия вы уже знаете. А давайте воспользуемся вашим волшебным мобильным телефоном.
ТИМОФЕЕВ. Думаете?

Тимофеев достал из кармана телефон, некоторое время смотрел на экран.

ТИМОФЕЕВ. Плохо, здесь только номера записаны, без всяких расшифровок.
МИЛОСЛАВСКИЙ. Номер сто двенадцать видите.
ТИМОФЕЕВ. Вижу.
МИЛОСЛАВСКИЙ. Так звоните.
ТИМОФЕЕВ. Думаете, это номер единой службы спасения? Я что-то не уверен.
МИЛОСЛАВСКИЙ. Какая разница. Коля, к утру нас с вами поймают и отправят в психушку или тюрьму, или туда и туда по очереди. Звоните.

Тимофеев неуверенно подергал плечами, но позвонил.

Голос. (мужской) Кифа слушает.
ТИМОФЕЕВ. Кто?
Голос. Симон Ионович Кифа. Вам по слогам прочитать?
ТИМОФЕЕВ. Это телефон спасения?
Голос. Хм… (смешок) В некотором роде. Что вы хотели, Тимофеев?
ТИМОФЕЕВ. Вы меня знаете? Хотел спастись, хотел домой вернуться.
Голос. Домой вам рано еще возвращаться, а чтобы спастись?.. Чтобы спастись вам нужно постараться. Хотя мы можем вас с другом раньше времени в гости пригласить.
ТИМОФЕЕВ. Так куда я звоню?
Голос. Повторяю для глухих. Я Симон Ионович Кифа, должность апостол Петр. Достаточно?
ТИМОФЕЕВ. Я понял… (Бросает трубку.) Удивительный телефон изобрел мой дед. Волшебный.
МИЛОСЛАВСКИЙ. Чего?
ТИМОФЕЕВ. Я только что поговорил с апостолом Петром.
МИЛОСЛАВСКИЙ. И что апостол Петр?
ТИМОФЕЕВ. В гости на чай приглашал.
МИЛОСЛАВСКИЙ. А вы?
ТИМОФЕЕВ.  А я отказался. Нет, конечно, соблазнительно к апостолу Петру в гости заявиться, только мы с вами назад не вернемся. Вас вечная жизнь в раю интересует?
МИЛОСЛАВСКИЙ. Пока нет. И рай мне как-то не предлагали. Пошли.
ТИМОФЕЕВ.  Куда?
МИЛОСЛАВСКИЙ. Куда-нибудь.
ТИМОФЕЕВ. Направление какое-то неопределенное: куда-нибудь.
МИЛОСЛАВСКИЙ. Нам бы переночевать и перекусить где-нибудь. Ночь простоять и день продержаться. Вон смотрите, женщина с цветами ходит. В такое время и одна. Может, у нее на постой попросимся?

Милославский и Тимофеев подходят к Маргарите. Маргарита ходит как сомнамбула, ничего не замечая вокруг.

МАРГАРИТА. (Тимофееву) Нравятся ли вам мои цветы?
МИЛОСЛАВСКИЙ. Ему очень нравятся. И мне нравятся. Нам всем нравятся ваши цветы. Уважаемая госпожа… Нет, сударыня… Как же вас тогда называли? О, гражданка! Гражданка, скажите, вы не… Вам не сложно… Скажите, где можно переночевать?

Маргарита посмотрела на Милославского как на умалишённого, развернулась и ушла.

МИЛОСЛАВСКИЙ. Гражданка, да куда же вы? Ушла. И что я такое сказал?
ТИМОФЕЕВ. Не умеешь ты, Жора, с женщинами разговаривать.
МИЛОСЛАВСКИЙ. Умею… С современницами. А вот с советскими женщинами… Советские женщины — это советские женщины. Пошли в другом месте счастья попытаем.

Милославский с Тимофеевым уходят. Выходят Быков и Котов.

БЫКОВ. Эй, куда вы все. Тут такая женщина в одиночестве мается… Ну и мужики в двадцать первом веке пошли. Ни рыцарства, ни вожделения. Сбежали.
КОТОВ. И куда, интересно?
БЫКОВ. Кормиться. Проголодались они, бедные, теперь приюта, прикорма и ночлега ищут. Думаю, найдут.
КОТОВ. Да, регент, первая попытка не удалась. Наверху…
БЫКОВ. Ты хотел сказать: внизу.
КОТОВ. Да, внизу. Внизу будут явно недовольны. Если мы не выполним задачу, ждет нас почетная ссылка куда-нибудь в палеолит. Как вы относитесь к палеолиту, мой друг? К каменным топорам и мохнатым неандерталкам?
БЫКОВ. Отрицательно отношусь. Ничего, товарищ Котов, прорвемся.
КОТОВ. У меня есть идея.
БЫКОВ. Какая?
КОТОВ. Если на этом витке истории ничего не выгорело, надо второй виток замутить. А там и третий, четвертый. Возможности позволяют.
БЫКОВ. А есть ли у нас на это полномочия?
КОТОВ. Есть ли у нас полномочия? Полномочий, как водится, у нас нет. Нас никто на это не уполномочивал. Но если постараться, если чуточку обойти, чуточку подтереть и лишнюю закорючку в подписи поставить, может выгореть.
БЫКОВ. Тогда действуйте, коллега.
КОТОВ. Оркестр, а чего сидим, молчим? Урежьте марш!

Девяностые годы двадцатого века. Посреди сцены «стрелка» двух противоборствующих бандитских группировок. С двух сторон друг против друга молодые люди в спортивных костюмах с битами, между ними «паханы» в плащах с белыми шарфами (Котов и Быков). Посреди этого великолепия вдруг появляются Тимофеев и Милославский.

МИЛОСЛАВСКИЙ. Стой, Коля, куда прешь?
ТИМОФЕЕВ. Как куда? Туда!
МИЛОСЛАВСКИЙ. А по сторонам посмотреть не хочешь?
ТИМОФЕЕВ. Мы же не на проезжей части.
МИЛОСЛАВСКИЙ. Оно-то да. Но все-таки. Не видишь, здесь «стрелка».
ТИМОФЕЕВ. Какая стрелка?
МИЛОСЛАВСКИЙ. Да уж не осциллографа! Ты забыл уже, как встречи интеллектуалов назывались в нашей юности?
ТИМОФЕЕВ. Интеллектуалов?
МИЛОСЛАВСКИЙ. Ну будущей опоры рыночной экономики.
ТИМОФЕЕВ. Говори яснее!
МИЛОСЛАВСКИЙ. По сторонам посмотри.
ТИМОФЕЕВ. Ну смотрю. Спортсмены.
МИЛОСЛАВСКИЙ. С битами?
ТИМОФЕЕВ. Ну спортсмены же. В этот… как его… в гольф играют.
МИЛОСЛАВСКИЙ. В бейсбол. Только здесь не бейсбол. Здесь другая и более конкретная форма спортивных единоборств.
ТИМОФЕЕВ. Что, эм-один?
МИЛОСЛАВСКИЙ. Будет тебе и эм-один, и бег с препятствиями, и стрельба, полагаю, будет. Ты никакую кнопочку на своем волшебном телефоне не нажимал?
ТИМОФЕЕВ. Какую кнопочку?
МИЛОСЛАВСКИЙ. Да любую.
ТИМОФЕЕВ. Нет.
МИЛОСЛАВСКИЙ. Тогда с какого мы в девяностых годах очутились?
ТИМОФЕЕВ. В девяностых?
МИЛОСЛАВСКИЙ. В девяностых. В свое время я тоже вот так по фрунту стоял.
ТИМОФЕЕВ. С битой?
МИЛОСЛАВСКИЙ. С ручкой и пачкой договоров. Но иногда за такие договоры били и по ручкам. Ты откуда взялся такой, ни черта про девяностые не знаешь? Чем ты в девяностые годы занимался?
ТИМОФЕЕВ. Вначале в школе учился, потому в институте. Потом женился, потом разводился. Потом еще раз женился и еще раз разводился. Потом меня окончательно бросили.
МИЛОСЛАВСКИЙ. Какая наполненная событиями семейная жизнь. Но на «стрелки» ты не ходил?
ТИМОФЕЕВ. Не ходил.
МИЛОСЛАВСКИЙ. И бизнесменам при помощи бит и утюгов не объяснял кодекс строителей капитализма?
ТИМОФЕЕВ. Не довелось.
МИЛОСЛАВСКИЙ. Повезло.
ТИМОФЕЕВ. Так ты при помощи утюгов и бит кому-то что-то объяснял?
МИЛОСЛАВСКИЙ. Объясняли уже мне.
ТИМОФЕЕВ. Ничего не понял. То ты говоришь, что на «стрелках» стоял, то говоришь, что тебе что-то утюгом объясняли.
МИЛОСЛАВСКИЙ. Долго рассказывать. Короче, жизнь разнообразна на события. Пойдем лучше отсюда, пока разнообразия не прибавилось.

Милославский и Тимофеев пытаются миновать «стрелку». На них обращают внимание. Тем временем предводители двух группировок (Быков и Котов), видимо, договорились, пожали друг другу руки и обратили внимание на Тимофеева и Милославского.

КОТОВ. Да это же Тимофеев. Коля, сколько лет сколько зим? Ты ли это?
ТИМОФЕЕВ. (растерянно) Я…
КОТОВ. А я Вася Котов, кликуха Бегемот. Не узнал?
ТИМОФЕЕВ.  Нет…
КОТОВ. Ну ты даешь, мы с тобой столько вместе перевидали. А ты молодец, заматерел, тоже не узнать, лет на двадцать старше выглядишь.
ТИМОФЕЕВ. Ну да.
КОТОВ. По-прежнему не узнаешь?
ТИМОФЕЕВ. Нет. Хотя… Вы похожи на одного знакомого моего деда.
КОТОВ. Деда… Ну ты даешь! (Крепко одной рукой обнимает за шею Тимофеева, Тимофеев пытается вырваться.) Братки, знакомьтесь, это Колек Тимофеев, мой кореш, вместе за одной партой сидели, и он мне списывать давал.
БЫКОВ. Ба, Милославский! А чего ты так постарел?
МИЛОСЛАВСКИЙ. Чего-чего, неправедный образ жизни вел.
ТИМОФЕЕВ. (Милославскому.) Это кто?
МИЛОСЛАВСКИЙ. Кто-то из прошлой жизни. Не помню уже.
ТИМОФЕЕВ. Не он тебя утюгом?
МИЛОСЛАВСКИЙ. Очень может быть.
БЫКОВ. Да я, я. Люблю, знаете, приласкать и погладить.
МИЛОСЛАВСКИЙ. Выходит, он. Не скажу, что сладостные воспоминания.
БЫКОВ. А мне понравилось. Теперь есть, что вспомнить, да и ты теперь воспитанным стал. Кто бы тебе еще науку преподал.
МИЛОСЛАВСКИЙ. Да уж спасибо.
БЫКОВ. Не благодари.
КОТОВ. Мужики, это дело нужно отметить. Пошли в кабак. У меня тут знакомый должник имеется. Бесплатно обогреет, накормит, напоит…
БЫКОВ. А мы его обуем.

Сцена меняется. «Братки» выставляют столы, появляются музыканты. Герои оказываются в ресторане девяностых годов.

Столик ресторана. Играет музыка, развлекаются новые хозяева жизни. За ближайший столик усаживаются Тимофеев, Милославский, Котов с Быковым.

БЫКОВ. Вот обратите внимание, друзья, на это торжество потребления, на эту радость новых хозяев жизни, обретших свободу и возможность безболезненно для себя управлять страной и вкусно потреблять.
КОТОВ. Витиевато выражаетесь, коллега, витиевато. В нынешней реальности вам, мой друг, рекомендуется ботать по фене, произносить слова заковыристые, но обедненные лексическими значениями.
БЫКОВ. Но ежели так, то называйте меня братком, коллега. Мы сейчас все братки, братья во его всевышнести долларе. Садись, мой друг-браток Милославский. Окунись в этот праздник всеобщего жора, и не вспоминай наши прежние встречи и мои ласковые поглаживания посредством электрического утюга. Радуйся, что я тебе тогда паяльник не предложил.
КОТОВ. И ты, Тимофеев, садись. Ведь многие присутствующие здесь люди в скором времени обязательно сядут и сядут надолго, в менее уютные колымские края, а некоторым даже светит собственноличное общение с Мессиром.
БЫКОВ. И там им предстоит не прогревание слегка нагретым утюжком. Там будет такой хороший сеанс физиотерапии во всех мыслимых формах и проявлениях.
КОТОВ. Но пока они радуются как дети, пока они ощущают себя хозяевами жизни…
БЫКОВ. Порадуемся и мы за них, и порадуем себя. И, Милославский, ты не забыл о нашем уговоре?
МИЛОСЛАВСКИЙ. Каком уговоре?
БЫКОВ. Точно забыл?
МИЛОСЛАВСКИЙ. У меня с тобой никакого уговора не было.
БЫКОВ. Да разве? А прибор, который ты должен был найти в квартире старого инженера Тимофеева?
МИЛОСЛАВСКИЙ. Телефон?
БЫКОВ. Телефон… Это не просто телефон. Это специальный телефон. На этом телефоне весь мир держится.
МИЛОСЛАВСКИЙ. Так это вы были? В двадцатом году двадцать первого века…
БЫКОВ. И в шестьдесят седьмом двадцатого века. И сейчас. Мы, Жорик, вечные. Да и ты, Жорж Милославский тоже, выходит, вечный – по десятилетиям туда-сюда, как по Невскому, ерзаешь.

Эротично покачивая бедрами, входит ГЕЛЛА – хозяйка ресторана, или директор, короче, главная здесь.

БЫКОВ. Гелла, душечка, организуй нам банкет.
ГЕЛЛА. С удовольствием, регент. Всегда к вашим услугам.

Гелла взмахнула рукой, начался праздник.

Гелла подходит к Тимофееву.

ТИМОФЕЕВ. Вы так похожи на жену моего деда…
ГЕЛЛА. А я и есть жена вашего деда… а может, я была вашей женой, в прежней жизни, когда-то?
ТИМОФЕЕВ. Что-то припоминаю. Хотя нет… Это бред.
ГЕЛЛА. А то, что вы, человек двадцать первого века провалились в последние смутные времена века двадцатого, не бред?
ТИМОФЕЕВ. Значит, в прежней жизни вы были моей женой? И женой плохой…
ГЕЛЛА. Да, неверной, склочной… Ну такая у меня роль, не я это придумала, Гражданин Б постарался.
ТИМОФЕЕВ. А в не прежней жизни? Походу вы тоже были моей женой, женами… И тоже склочными.
ГЕЛЛА. Именно так, господин Тимофеев. Мы просто обречены быть вместе.
ТИМОФЕЕВ. Выходить, я обречен…

Под руку с Гражданином Б входит Маргарита.
Началась суета, посетители стремятся выразить почтение Маргарите.

БЫКОВ. Дамы и господа, леди и джентльмены. Она, королева нашего бала!
ТИМОФЕЕВ. Она! Милославский, это же она!
МИЛОСЛАВСКИЙ. Кто?
ТИМОФЕЕВ. Женщина с портрета. Ее портрет висел в квартире деда.
МИЛОСЛАВСКИЙ. Очень может быть. Я сейчас готов верить всему. Дайте на минутку свой телефон.

ТИМОФЕЕВ, не задумываясь, отдает телефон. Милославский быстро прячет его в карман и отходит в сторону. ТИМОФЕЕВ подходит к Маргарите. Котов протягивает ей букет желтых цветов, та в свою очередь протягивает букет Тимофееву.

МАРГАРИТА. Вам нравятся мои цветы?

Тимофеев колеблется.

КОТОВ. Ну!
БЫКОВ. Говори.
ТИМОФЕЕВ. Замечательные цветы.
КОТОВ. Дурак!
БЫКОВ. Лжец. Тебе же не нравятся эти цветы!
КОТОВ. Снова облом! Что делать будем?
БЫКОВ. На сцену выходит киллер!..

Выходит киллер, убивает кого-то из посетителей, начинается паника, все разбегаются.


Часть вторая

Интерлюдия

Затемненная сцена. В луче света на авансцену выходят Быков и Котов.

КОТОВ. Так что мы имеем, коллега?
БЫКОВ. Имеем двух людей, потерявших себя и друг друга, забывших, кто они и для чего существуют… Еще есть прибор, который слишком сложен и опасен, чтобы оставаться в руках людей… Короче, нужно решить эти две задачи решительным способом. Иначе решать будут другие, и эти другие могут нас решительно порешить.
КОТОВ. Согласен, регент, еще как согласен. И какое решение для решения этой задачи примем?
БЫКОВ. Нужно придумать что-то радикальное, что-то не поддающееся пониманию.
КОТОВ. Не поддающееся пониманию? Звучит грозно и радикально, но непонятно.
БЫКОВ. Как не поддающееся пониманию.
КОТОВ. Коллега, если даже нашему пониманию это не поддается, как оно поддаться всем прочим?
БЫКОВ. Это вопрос?
КОТОВ. Вопрос. Любые вопросы требуют ответов. Ответов, внятных и поддающихся пониманию. А если нам с тобой эти вопросы будет задавать Мессир? А уж он может задать не поддающиеся пониманию вопросы. Тогда времени для ответов у нас вообще не останется.
БЫКОВ. Да, незадача.
КОТОВ. Незадача… Оркестр, чего молчим? Урежьте марш!

Звучит марш.

Котов и Быков волшебным способом исчезают.

Квартира Тимофеева, временной период неясен. Квартира тонет в полумраке освещен только стол и портрет Маргариты на стене.

ТИМОФЕЕВ. Опять моя квартира… Нехорошая квартира, заколдованная квартира, населенная редкостными гадами. Стоп! Откуда я знаю, что они здесь все редкостные гады? Это дед знал, что они гады, что они редкие… или прореженные. А я этого знать не должен… Что же происходит? Я знаю то, чего не должен знать. Я помню то, что я не должен помнить. Мои руки помнят прибор, который я создал, а потом воткнул в корпус телефона. Тогда я был влюблен… В кого же я был влюблен? Странно, я забыл ее образ, но ощущение щемящей радости и сладкой боли остаются со мной. (Смотрит на портрет.)  Откуда это, из каких глубин памяти?.. «Вам нравятся мои цветы?» Как же называются эти цветы? Желтые, самые ранние. Как же они называются, и почему для меня это так важно? А прибор? Где же прибор? Стоп, я отдал его этому ворюге Милославскому! Он, кажется, хотел куда-то звонить. Спер, зараза! Теперь я нахожусь непонятно в каком времени… Слава Богу в своей квартире… населенной редкостными гадами…

Портрет Маргариты становится живой Маргаритой.

МАРГАРИТА. Вам нравятся мои цветы?
ТИМОФЕЕВ. (Отвечает, как сомнамбула.) Что? Цветы? Не знаю. Слишком простые цветы. Эти цветы дарят бедняки на восьмое марта. А восьмое марта давно стало анахронизмом, бессмысленным ритуалом. Цветы очень быстро превращаются в драный веник.
МАРГАРИТА. Ну так нравятся или нет?
ТИМОФЕЕВ. Не знаю. Сказать, что не нравятся – не тактично. Женщинам стараются говорить что-то хорошее… Так, во всяком случае принято в цивилизованном обществе.
МАРГАРИТА. Нравятся.
ТИМОФЕЕВ. Сейчас принято дарить орхидеи. Что-то эксклюзивное, чтобы потрясти воображение.

Из темноты возникает Гелла, похожая на оживший портрет.

ГЕЛЛА. А я люблю орхидеи. Я люблю, когда меня потрясают. Кокочка, ты должен подарить мне орхидеи. И только орхидеи. А еще лучше – бриллианты. Я женщина современная, я люблю трепетное обхождение.
ТИМОФЕЕВ. Может, обойдемся с этим обхождением?
ГЕЛЛА. Ну Кокочка?
ТИМОФЕЕВ. На моих глазах сегодня убили человека.
ГЕЛЛА. И что? (лед в голосе) Тот человек был давно мертв.
ТИМОФЕЕВ. Мертв?
ГЕЛЛА. В потоке времен все мертвы.
ТИМОФЕЕВ. Мы тоже?
ГЕЛЛА. Мы - в первую очередь.
МАРГАРИТА. Это неправда. Смерти не бывает. Мы вечны, мы существуем всегда, просто иногда забываем свои прошлые жизни. Вам нравятся мои цветы?
ТИМОФЕЕВ. Нравятся.

Гелла и Маргарита тонут во мраке.

ТИМОФЕЕВ. Опять я сказал что-то не то. Снова соврал.

Раздается громкий стук в дверь. Потом какой-то оглушительный грохот. В комнату вламывается взъерошенный Милославский.

МИЛОСЛАВСКИЙ. Я так и думал, что ты здесь!
ТИМОФЕЕВ. Неужто соскучился? Любовью воспылал?
МИЛОСЛАВСКИЙ. Да иди ты! Просто ты единственное мне знакомое лицо в этом мире.
ТИМОФЕЕВ. Да тут дофига знакомых лиц. Все тебя знают, только ты никого не знаешь.

Милославский сует руку в карман, достает украденный ранее волшебный телефон, кладет на стол.

МИЛОСЛАВСКИЙ. На, забирай.
ТИМОФЕЕВ. Возвращаешь? А чего возвращаешь?
МИЛОСЛАВСКИЙ. Пусть он у тебя побудет. Ну его. Слишком много хлопот доставляет.
ТИМОФЕЕВ. Чего так?
МИЛОСЛАВСКИЙ. Слишком многим он нужен. Вначале он был нужен котам.
ТИМОФЕЕВ. Котам?.. В смысле?
МИЛОСЛАВСКИЙ. Ну за мной гнался целый эскадрон черных говорящих котов. Все просили телефон, чтобы позвонить в Сбербанк, кредит оформить под выгодные проценты.
ТИМОФЕЕВ. Наверное, это был кот Бегемот.
МИЛОСЛАВСКИЙ. Бегемот? Скорее, кот Мамонт, вернее, коты-мамонты, во множественном числе. Огромные, черные. Пару кварталов за мной гнались. Или телефон требуют или матерятся, как грузчики.
ТИМОФЕЕВ. А чего не отдал?
МИЛОСЛАВСКИЙ. Не знаю. Испугался. Сильно! Остановиться боялся.
ТИМОФЕЕВ. Хм. Смешно.
МИЛОСЛАВСКИЙ. Это еще не все. Не все! После котов с неба спустились ангелы.
ТИМОФЕЕВ. Да ну?!
МИЛОСЛАВСКИЙ. Зуб даю. Спустились с неба. Нет, вернее, некоторые спустились, а некоторые в небе кружили… У тебя выпить ничего нет?

Тимофеевв шарит под столом, к своему удивлению обнаруживает початую бутылку. Протягивает Милославскому.

ТИМОФЕЕВ. На. Не поручусь за содержимое и возраст содержимого.
МИЛОСЛАВСКИЙ. Плевать! Я даже в своем возрасте разобраться не могу (Читает надпись.) «Зу-бро-вка». Какой, интересно век? (Откупоривает зубами, осторожно нюхает, пьет прямо с горла.)  Уф! Пойдет.
ТИМОФЕЕВ. Так что ангелы?
МИЛОСЛАВСКИЙ.  Ангелы? Ангелы тоже хотели телефон. А их предводитель, он Мишей представлялся…
ТИМОФЕЕВ. Архангел Михаил…
МИЛОСЛАВСКИЙ. Возможно. Хотя вид у него был затрапезный. Больше на бомжа был похожим, но с крыльями. Так вот, этот Миша предлагал меня вне очереди в рай забрать. Мол, у него блат есть.
ТИМОФЕЕВ. Не согласился? Зря. Там, говорят, хорошо. Там гурии, а здесь по большей части фурии.
МИЛОСЛАВСКИЙ. А что, между ними есть разница?
ТИМОФЕЕВ. Да как сказать: какая-то разница есть. Так чего на рай не повелся?
МИЛОСЛАВСКИЙ. Рано мне туда еще. Ты тоже, кажется, от приглашения апостола Петра отказался… Ну, короче, ангелы меня не уговорили. А под конец появились какие-то активисты и стали меня звать целину осваивать. И уж эти активисты оказались куда как хуже!
ТИМОФЕЕВ. Да неужто?
МИЛОСЛАВСКИЙ. Да. Все предыдущие меня или пугали, или подкупали, а эти на совесть давили, на социалистическое сознание и дух коллективизма. Почти додавили.

Зазвонил волшебный телефон. Тимофеев и Милославский испуганно уставились на прибор.

МИЛОСЛАВСКИЙ.  Ну ты чего? Отвечай.
ТИМОФЕЕВ. Боюсь. Ответь ты.
МИЛОСЛАВСКИЙ. Я уже ни за что не отвечаю.

Тимофеев подносит телефон к уху.

ТИМОФЕЕВ. Алле… Кто говорит?

В квартиру с шумом врывается толпа активистов. Среди них Котов, Быков, Гелла, Маргарита, Ульяна, прочие молодые люди, последним поблескивая моноклем входит Гражданин Б с тростью и остается в стороне.

КОТОВ. Я же говорил, он здесь, этот ренегат и мелкий стяжатель!
БЫКОВ. Милославский, это мелкособственническое мещанство! Когда наша страна по велению Партии запускает в космос первый спутник земли, мы, простые граждане Страны Советов должны внести свою скромную лепту в строительство коммунизма!
МИЛОСЛАВСКИЙ. Как вы меня нашли?
КОТОВ. Да все знают, что ты с Тимофеевым как Шерочка с Машерочкой.
БЫКОВ. Так вот, Милославский, будешь вносить лепту в строительство коммунизма?
МИЛОСЛАВСКИЙ. Может, не надо?
БЫКОВ. Надо, Жора, надо! В то время, как наши космические корабли бороздят просторы вселенной, и континенты рукоплещут труженикам нашего большого балета, какой-то мелкособственнический отщепенец не желает строить коммунистическое будущее.
ТИМОФЕЕВ. Постойте, что вы от него хотите?
КОТОВ. Мы хотим, чтобы он вместе с нами ехал на целину.
ГЕЛЛА. А ты, Тимофеев, с нами на целину не поедешь?
ТИМОФЕЕВ. Я?
МИЛОСЛАВСКИЙ. Он очень хочет. Он только и мечтает целину поднимать, родился с этим запросом.
ТИМОФЕЕВ. Что ты несешь?
МИЛОСЛАВСКИЙ. А что мне одному такая радость?  Будем радоваться вместе!
КОТОВ. Нет, ему нельзя, он работает над уникальным прибором оборонного значения! Секретным прибором!!!
БЫКОВ. Тс-с-с! Ты выдаешь государственную тайну!
КОТОВ. Молчу-молчу.
БЫКОВ. (Крепко обнимает Милославского и громко шепчет на ухо.) Не нравится на целину, поедешь на Колыму! Там тоже много залежных земель, целые залежи. Ну, Жорж Милославский?!
МИЛОСЛАВСКИЙ. Отвали. Не хочу на целину… На  Колыму тоже не хочу!
БЫКОВ. А придется.
МИЛОСЛАВСКИЙ. За что мне это?
БЫКОВ. Да просто так. За то, что ты Милославский. За то, что живешь долго и прежние жизни постоянно забываешь! За то, что в прежней жизни окольничим был!
МИЛОСЛАВСКИЙ. Я был?
БЫКОВ. Ты! И предал род. Проходимцем стал! Такой род, и такие потомки! Так что, Жора, на целину!

Быков и Котов, взяв под руки Милославского, выволакивают его из нехорошей квартиры. Следом убегают молодые люди, уходит Гражданин Б. Остаются Тимофеев и Маргарита.

Пауза
ТИМОФЕЕВ. Смешно…
МАРГАРИТА. Что смешно?
ТИМОФЕЕВ. Я постоянно вас встречаю, везде и всюду. Вы как какой-то призрак, преследующий меня. И вопрос этот глупый запомнил: Вам нравятся мои цветы?
МАРГАРИТА. Так вам нравятся мои цветы?
ТИМОФЕЕВ. Простите, конечно, но цветов нет.
МАРГАРИТА. Да, незадача, не захватила.

Оба смеются.

МАРГАРИТА. Так нравятся ли вам мои цветы? Я задаю этот вопрос не просто так. Такое ощущение, что от него многое зависит…
ТИМОФЕЕВ. Как и от ответа… Нет мне эти цветы решительно не нравятся.
МАРГАРИТА. Вы вообще не любите цветов?
ТИМОФЕЕВ. Нет, я люблю цветы, только не такие.
МАРГАРИТА. А какие?
ТИМОФЕЕВ. Я розы люблю… Я вас помню… Как сон… Как бред… Наверное, мы существуем вечно и просто забываем свои прежние жизни. И люди, которые нас сопровождают, приходят к нам на века… Навсегда. Откуда это: «Любовь выскочила перед нами, как из-под земли выскакивает убийца в переулке, и поразила нас сразу обоих! Так поражает молния, так поражает финский нож!»?
МАРГАРИТА.  Из прежней жизни… Прошлой жизни. Вечной жизни…

Слышатся звуки песни «Славное море, священный Байкал».
В комнату вламывается изрядно помятый Милославский.

МИЛОСЛАВСКИЙ. Коля, ты на телефоне никакую кнопочку не нажимал?
ТИМОФЕЕВ. Нет. А что? Что-то не так с целиной?
МИЛОСЛАВСКИЙ. Какая целина, Коля?! Какая целина?! Натуральная, полноценная Колыма?! Мне врага народа шьют! Будь добр, позвони кому-нибудь.
ТИМОФЕЕВ. Кому?
МИЛОСЛАВСКИЙ. Кому-нибудь вышестоящему! Заступись!
ТИМОФЕЕВ. Да причем здесь я?
МИЛОСЛАВСКИЙ. Но ведь ты этот телефон создал!
ТИМОФЕЕВ. Не я – дед.
МИЛОСЛАВСКИЙ. Судя по всему, ты. И ты знаешь, как мировые стихии усмирять, какими словами небожителей ублажать! Звони, Коля!!!
ТИМОФЕЕВ.  Да я…
МИЛОСЛАВСКИЙ. ЗВОНИ!!!!

Тимофеев суетливо хватает телефон, пытается куда-то позвонить, но не успевает. В комнату вламываются Котов, Быков в форме офицеров НКВД.

КОТОВ. Спокойно, граждане и гражданки.
БЫКОВ. Всем оставаться на своих местах.
КОТОВ. Здесь проживает гражданин Георгий Георгиевич Милославский?
ТИМОФЕЕВ. Он здесь не проживает. Он здесь скрывается.
КОТОВ. Но скрыться ему не удалось. Да, Милославский?
МИЛОСЛАВСКИЙ. Да… Что со мной теперь будет?
БЫКОВ. Много чего интересного. Пошли, Жорик!
МИЛОСЛАВСКИЙ. Куда?
БЫКОВ.  Туда! Именно туда, Жора, к нам.
МИЛОСЛАВСКИЙ. Но я ничего не сделал!
БЫКОВ. А это уже не имеет значения.
МИЛОСЛАВСКИЙ. Но я ни в чем не виноват!
КОТОВ. Размер вины определяет суд. Да и нет невинных людей. Даже новорожденный младенец награжден первородным грехом. А у тебя, Жора, грехов выше крыши! Пошли, Жора.

Милославский обреченно встает и заводит руки за спину.

КОТОВ. Запевай с нами, Жорик.
МИЛОСЛАВСКИЙ. Что?
КОТОВ. Я начну, а ты подхватывай. (Котов запевает противным голосом.)
Это было весною зеленеющим маем,
Когда тундра надела свой зеленый наряд.
Мы бежали с тобою, опасаясь погони,
Чтобы нас не настигнул пистолета заряд.

Быков подхватывает второй куплет, вопят вдвоем.

Дождь нам капал на рыла, и на дула наганов.
Вохра нас окружила, «руки в гору» крича
Но они просчитались, окружение пробито.
Кто на смерть смотрит прямо – пуля тех не берет.

Милославский  запевает. Припев орут уже все втроем.

Припев: По тундре, по железной дороге,
Где мчится поезд Воркута-Ленинград
Мы бежали с тобою, опасаясь погони,
Чтобы нас не настигнул пистолета заряд.

Котов и Быков уводят Милославского, меркнет свет.

Комната для допросов. Стол с настольной лампой, два стула. На стульях сидят понурый Милославский и Ульяна в форме офицера НКВД. Чуть в стороне, в полумраке замечается силуэт Гражданина Б.

УЛЬЯНА. Так… (читает какую-то бумажку) Георгий Георгиевич Милославский… Год рождения? Тут с годом рождения какая-то путаница. Год рождения?
МИЛОСЛАВСКИЙ. Одна тысяча девятьсот семьдесят пятый.
УЛЬЯНА. А точнее?
МИЛОСЛАВСКИЙ. Одна тысяча девятьсот тридцать девятый…
УЛЬЯНА. Еще точнее!
МИЛОСЛАВСКИЙ. Да ты скажи, какая вина на мне?
УЛЬЯНА. А ты не знаешь? Я тебя сейчас быстро в карцер определю! Конвой!
МИЛОСЛАВСКИЙ. Ну подождите гражданка начальница, то есть товарищ следовательница, то есть госпожа урядница!
УЛЬЯНА. Что?!
МИЛОСЛАВСКИЙ. Молчу-молчу. (Замолкает.)
УЛЬЯНА. Год рождения?
МИЛОСЛАВСКИЙ. А какой сейчас год?
УЛЬЯНА. Он издевается!
МИЛОСЛАВСКИЙ. Нет-нет, гражданка начальник, просто у меня с памятью проблемы.
УЛЬЯНА. Сейчас память-то и подправим. Конвой, в темную его!
МИЛОСЛАВСКИЙ. Не надо, пожалуйста. Ну скажите, какой сейчас год?
УЛЬЯНА. Тысяча девятьсот тридцать седьмой.
МИЛОСЛАВСКИЙ. Тогда я… Я… Тысяча восемьсот девяносто третьего года рождения.
УЛЬЯНА. Что вы делали в известной нам комнате с неизвестной нам гражданкой?
МИЛОСЛАВСКИЙ. Не знаю никакой известной гражданки… Неизвестной комнаты тоже не знаю.
УЛЬЯНА. Это мы проверим. Думаете, нам сложно очную ставку сделать?
МИЛОСЛАВСКИЙ. Делайте!
УЛЬЯНА. Где ты был восьмого марта тысяча девятьсот тридцатого года?
МИЛОСЛАВСКИЙ. Не помню.
УЛЬЯНА. А я помню. А все помню! У меня хорошая память! А десятого ноября тысяча девятьсот семьдесят второго года где ты был?
МИЛОСЛАВСКИЙ. Я тогда еще не родился!
УЛЬЯНА. Допустим. А лето две тысячи десятого? Тебя видели в ресторане, когда ты на словах уехал на подписание контракта.
МИЛОСЛАВСКИЙ. Кто меня там видел?
УЛЬЯНА. Гражданка Быкова.
МИЛОСЛАВСКИЙ. Это неправда!
УЛЬЯНА. И был ты там с гражданкой Котовой!
МИЛОСЛАВСКИЙ. Не знаю никакой Котовой!
УЛЬЯНА. Врешь! Все ты врешь! Сколько раз ты встречался с гражданкой Котовой, пока я была на работе?
МИЛОСЛАВСКИЙ. Не знаю никакой гражданки Котовой!
УЛЬЯНА. Конвой, введите гражданку Котову.

Входит Котов в женском плаще и женском парике.

КОТОВ. Любимый. (Посылает Милославскому воздушный поцелуй садится на стол, закидывая ногу за ногу.) Здравствуй, любимый.
УЛЬЯНА. Гражданка Котова, знаете ли вы этого человека?
КОТОВ. Конечно. Это Жоржик Милославский. Приветик, Жоржик.
УЛЬЯНА. Вот! Тебя узнают. Гражданка Котова, при каких обстоятельствах вы познакомились с гражданином Милославских.
КОТОВ.  О-о-о… Мы познакомились с ним, когда они чинили мой примус! Он сидел, никого не трогал, примус починял. Я вошла с такими желтыми цветами и спросила: нравятся ли вам мои цветы? И тогда… Тогда! Любовь выскочила перед нами, как из-под земли выскакивает убийца в переулке, и поразила нас сразу обоих! Так поражает молния, так поражает финский нож!.
МИЛОСЛАВСКИЙ. Это ложь! Это провокация. Подлая и гнусная провокация.
УЛЬЯНА.  Признавайся, альфонс, изменял мне?!!
МИЛОСЛАВСКИЙ. Из… Из…
УЛЬЯНА. Ну? Ну?
МИЛОСЛАВСКИЙ. Из… Изыди!
УЛЬЯНА. Я тебе изойду! Я тебе изойду! Конвой, позвать сюда гражданку Быкову!

Входит Быов тоже в женском костюме и парике.

УЛЬЯНА. Вот и гражданка Быкова. Гражданка Быкова, узнаете ли вы гражданина Милославского?
БЫКОВ. Конечно. Кто этого пупсика не знает. Его весь Советский Союз знает, его Российская Империя знает. В демократической России о нем не лучшая слава идет. В общем, славен этот человек своими деяниями!
МИЛОСЛАВСКИЙ. Это ложь, это поклеп! Я ни в чем не виноват! Я буду жаловаться!.. В ООН!!! В комиссию по правам человека! Президенту Путину! Римскому Папе позвоню!
УЛЬЯНА.  Жалуйся, хоть обжалуйся. Тебя это не спасет
МИЛОСЛАВСКИЙ. Да чего вы от меня хотите?!
КОТОВ. На Колыму спровадить, чтобы ты там отдохнул. Страна от тебя отдохнула!
МИЛОСЛАВСКИЙ. Что я вам сделал?
УЛЬЯНА. Свернул с жизненного пути. Ты же художником мог стать, поэтом, инженером. А кто ты сейчас? Прохиндей, неудачник! У инженера Тимофеева чуть телефон не украл.
МИЛОСЛАВСКИЙ. Да вы его сами украсть заставляли!
УЛЬЯНА. Не было такого, а будешь настаивать, еще и в психушку определим… после Колымы. Подпиши, и свободен.
МИЛОСЛАВСКИЙ. Что? Свободен? Не будет Колымы?! Подписать. Да с радостью!

Милославский подбегает к столу, подписывает какие-то бумаги, потом вчитывается, отскакивает от стола.

МИЛОСЛАВСКИЙ. Это что? Что я только что подписал.
УЛЬЯНА. Акт гражданского состояния. Вы, батенька, отныне женатый человек.
МИЛОСЛАВСКИЙ. На ком? (С ужасом смотрит на Котова и Быкова, те отрицательно мотают головами и снимают парики.)

Входит Гелла.

УЛЬЯНА. Объявляю вас мужем и женой! Поцелуйтесь.

Гелла бросается целоваться.

МИЛОСЛАВСКИЙ. Уйди! Сгинь, демон! Уйди, исчезни! Помогите!
КОТОВ. Все, Милославский, дело сделано. Теперь чеши отсюда.
МИЛОСЛАВСКИЙ. И что?
БЫКОВ. И все.
МИЛОСЛАВСКИЙ. Все?! А телефон?
БЫКОВ. Оставь Тимофееву, он ему еще пригодится.
МИЛОСЛАВСКИЙ. Тогда ради чего все это? Ради чего я бегал по временам? Ради чего все эти страдания?
КОТОВ. Ради нее. (Указывает на Геллу.) Устала женщина от одиночества за тысячу лет.
МИЛОСЛАВСКИЙ. Но я-то здесь причем?!
КОТОВ. Нравишься ты ей.
МИЛОСЛАВСКИЙ. Нет, так нельзя, это нечестно. Я столько испытал, меня несколько раз убить пытались, посадить пытались, меня чуть ангелы на небо не затащили, а коты-бегемоты чуть не задрали! И все это из-за любви?!
БЫКОВ. Из-за нее, милой. Из-за нее, родимый!
МИЛОСЛАВСКИЙ. Но это не моя любовь.
КОТОВ. А ты когда-нибудь кого-нибудь любил? Кроме себя.

Пауза. Милославский задумался.

ГЕЛЛА. Зато, милый, ты теперь будешь любить меня. Ну а я тебя, если заслужишь. И будем мы жить вместе долго и счастливо.
КОТОВ. И умрете в один день…

Жадно обняв Милославского, Гелла уводит его со сцены.

КОТОВ. Ну что, регент, первая часть Марлезонского балета завершена. Нас ждет вторая.
БЫКОВ. Вы правы, коллега, абсолютно правы. Только, меня немного угрызает совесть. Прислушайтесь. Грызет?
КОТОВ. Грызет, хрустит, как мыша под полом. И чего это?
БЫКОВ. Я понимаю, наш Жоржетта еще тот пень, заслужил, так сказать, но не обрекаем ли мы его на страдания?
КОТОВ. В страданиях вся соль мира и состоит.  Так Мессир говорит.
БЫКОВ. А госпожу Геллу не обрекаем ли мы на страдания?
КОТОВ. Ну, она не прочь пострадать.
БЫКОВ. Думаете, коллега?
КОТОВ. Уверен. Наш мир наполнен страданиями. Они, как мухи, кружатся над нашими головами, не позволяя спокойно жить и стяжать. И у каждого своя мера страданий: кому-то больше, кому-то меньше. Наш Жоржик бесстрадательно по Руси носился, девок брюхатил, деньги добывал, так ему и компенсация положена из дополнительной порции страданий.
БЫКОВ. А Тимофеев?
КОТОВ. Тимофеев прибор создал, мир изменил. Он до сих пор не знает, что же он такое сотворил… Да никто еще не знает. Ни ты, ни я, ни Мессир. К чему это приведет? Так вот, инженеришка наш любви и счастья хотя бы на короткий мир заслуживает.
БЫКОВ. Тогда я спокоен.

Затемнение.

Улица города. По улице в обе стороны спешат прохожие. Слышно гудение машин, современные музыкальные ритмы. Посредине улицы стоит ТИМОФЕЕВ с телефоном, озирается по сторонам.


ТИМОФЕЕВ. Я опять в своем времени… Хотя… Хотя какое время считать своим? Кто теперь я: Коля Тимофеев из двадцать первого века, или Николай Тимофеев из века двадцатого? Сколько у меня было жизней? Как у кошки, девять?  Эй, люди, какой сейчас год?
1-й прохожий. Допился. Пойди, проспись.
2-й прохожий. Да он обдолбанный. В последнее время этого дерьма развелось, девать некуда.
3-й прохожий. Вместо того чтобы дурью маяться, иди деньги зарабатывай.
4-й прохожий. Понаехали тут. Чего вам в своих окраинах не живется?
ТИМОФЕЕВ. Ну что же, они – люди как люди. Любят деньги, но ведь это всегда было... Человечество любит деньги, из чего бы те ни были сделаны, из кожи ли, из бумаги ли, из бронзы или из золота. Ну, легкомысленны... ну, что ж... и милосердие иногда стучится в их сердца... обыкновенные люди... в общем, напоминают прежних... квартирный вопрос только испортил их...

Раздается звонок телефона. Тимофеев лезет рукой в карман, достает свой волшебный мобильник, подносит к уху.

ТИМОФЕЕВ. Алле?
Голос Маргариты. Вам нравятся мои цветы?
ТИМОФЕЕВ. Так вот для чего нужен этот телефон! Эта волшебная машина всевластья. Хм. Не для того чтобы говорить с Богом или дьяволом, не для того чтобы править миром, карать или миловать народы. Ради любви!!! Те цветы мне не нравятся. Мне нравятся розы.

Из потока прохожих выходят Котов и Быков. Быков держит букет роз.

БЫКОВ. (протягивает букет) Держи, это для нее. Розы.
КОТОВ. И отдай телефон. Он тебе уже не понадобится.
ТИМОФЕЕВ. А вдруг понадобится?
КОТОВ. Хочешь править миром? Карать и миловать, справедливость налево и направо разбрасывать?
ТИМОФЕЕВ. Нет.
КОТОВ. Тогда отдавай. Ни к чему тебе соблазны и искушения.

Тимофеев отдает телефон.

БЫКОВ. Торопись. Она ждет.

Тимофеев уходит. Затемнение.

Постлюдия

Из темноты выходят Котов и Быков.

КОТОВ. Ну что, регент. К какому завершению мы все-таки пришли.
БЫКОВ. Но логическим завершением я бы это не обозвал.
КОТОВ. А что такое логика, коллега? Логика – это игра разума некоторых человеческих субъектов, мечтающих загнать действительность в рамки разумного. Но разуму жизнь не поддается, только эмоциям: любовь, ненависть, вожделения разные.

В луче света возникает Гражданин Б. Котов и Быков отвешивают почтительные поклоны.

КОТОВ. Мессир, все проделано в лучшем виде. Они встретились. Все, как и было задумано.
БЫКОВ. И ваша пьеса, Мессир, будет играться вечно…
КОТОВ. Оркестр, сыграй нам что-нибудь лирическое.

Звучит музыка. Гражданин Б поворачивается и исчезает, скрываясь в тумане. Котов и Быков сопровождают его с двух сторон.

2023 г.