В книжной лавке

    В КНИЖНОЙ ЛАВКЕ
   

   Мне показалось, что здесь я уже здесь был, давно когда-то, очень давно...
   Владелец этой книжной лавчонки, сиротски притулившейся к серой "глухой" стене какой-то мутной конторы сидел в кресле
за дощатым барьером и, по всему видать, крепко спал. На моё довольно шумное вторжение (громко хлопнула входная дверь) спящий не отреагировал никак. Я же, дабы обнаружить моё присутствие, постучал в фанерную переборку и негромко кашлянул. Хозяин лавки, рыхлый, годов семидесяти мужчина, недовольно поморщился,
отомкнул набрякшие веки...
   Из-за хищно посверкивающих стёкол очков, оседлавших красно-лиловый нос, на меня оценивающе, с прищуром, глядели серые с просинью глаза. Было такое
ощущение, что он сейчас встанет и гаркнет: "Вон! Вон отсюда!" Но я уже знал, как обманчивы бывают первые впечатления, а потому кивнув на книжную полку, смело поинтересовался:
   - Ну и как, берут?
   - Вам-то что за забота? - получил в ответ.
   - И всё же! - напирал я.
   - Набрались, - буркнул обладатель красно-лилового носа, - наелись; досыта наелись, до отвращения нахавались... Вы-то сами здесь за каким рожном?
   - Мне бы Шмелёва... Ивана Шмелёва - давненько не читал...
   Кажется я его развеселил: брови книготорговца вспорхнули словно две потревоженные куропатки. Он принялся хохотать; и хохотал так, что у будки стали притормаживать,останавливаться, слушать...
   - Вы ещё Уильяма Шекспира спросите! - продолжая колыхаться в смехе, едва выговорил носатый продавец. - Нет, любезный, сии книжицы редко у меня гостят; уж и не припомню, когда и кому продал последнюю. Нету нынче хороших писателей, нету - вымерли, аки мамонты. Так-то вот, парень.
   То ли забываясь, то ли по какой иной причине, он обращался ко мне то на "Вы", то на "Ты" - попеременно. Он явно волновался и своё волнение пытался завуалировать наигранной весёлостью.
   - Позвольте-позвольте, - пытался я поспорить с ним, - что значит вымерли, а как же...
   Я успел произнести только начало фамилии популярного сочинителя детективов., как воздетой кверху рукой он подал мне знак остановиться,
снял огромные, в пол-лица очки, после чего его нос тотчас приобрёл поразительную схожесть с переспелым перечным струком, склонился ко мне и точно боясь, что кто-то его может подслушать, прошептал:
   - Ты и вправду считаешь его хорошим писателем?! Парень, не смеши, пожалуйста, старика; нынче мне смеяться небезопасно - рассыпаться могу.
   - Но это не только моё мнение, так думают многие... -- возразил я.
   Он снова меня заткнул. На сей раз грубо и безаппеляционно, даже ногой притопнул:
   - Чёрт! То Шмелёва тебе подавай, то... Знаешь, неразборчивость, - даже в еде, - никогда к добру не приводила; тем более - в пище духовной. А насчёт других мнений... Никогда не иди в поводу у толпы, тори свою стёжку. А этот писака, о котором ты... Знаешь, парень, отец твой, будь он жив, вряд ли одобрил бы твой выбор...
   - Вы знали моего отца?!
   - Я и тебя знаю...
   - И меня знаете?! - Вновь воскликнул я.
   - Знаю. Вы-то меня не помните, разумеется, не помните. (он перешёл на ВЫ) Ведь тогда, когда мы с вашим отцом... О, он был большим книголюбом!
Сколько же вам тогда было? Дай, Бог, памяти! Пожалуй годика три - никак не больше. Да уж... Вы ведь в нашем городишке недавно, так?
А до этого... Впрочем, какая теперь разница.
   (Мама рассказывала мне историю про то, как в северной экспедиции погиб мой отец; погиб выполняя какое-то важное задание; папа был геологом - начальником
геологоразведочной партии... Да, в год, когда он ушёл из жизни, мне исполнилось ровно три...)
   Из раздумий меня вывел усталый голос книготорговца:
   - Мы были с ним в одной экспедиции, в одной палатке бичевали, гнус-комарьё кормили, мерзли... Всяко было. Жалко!
   - Странно, а почему мама о вас ни словом не обмолвилась; вы ведь знакомы с ней?
   - Очень знаком, чересчур даже... Послушайте, давайте оставим про это... До более подходящего момента.
   Голос его дрогнул, но он тотчас совладел с собой. Я не стал у него выпытывать, что означает его горькое "очень знаком" и мы продолжили наш разговор
о книжках и описателях.
   - Ну, так что будем брать? - словно сбросив невидимую тяжесть, вопросил он.
   Я безмолвствовал; я только пожал плечами и направился к выходу...
    - Знаешь что, -- сказал он мне вослед, -- ты ещё приходи - через недельку приходи; обещали подкинуть нечто интересненькое - русскую классику обещали; что-нибудь и для тебя оставлю... Ну и поговорим... Про жизнь поговорим.
   Я сказал, что приду, но так и не пришёл. Побоялся. Чего? Не знаю.