Как превращается в кашу военный билет бойца учебки

Из воспоминаний Вадима Абдурахманова, КТуркВО 1988-90 гг

Самаркандская учебка связи, район Дальние лагеря! Мы, молодое пополнение, только что прибыли с поезда. В душе царила полная темнота, и жизнь, казалось, зашла в тупик на целых два года.

Сразу же начались первые наряды, бессонные ночи и злющие сержанты и старшины, которые казались нам настоящими монстрами. В комнате досуга и отдыха проходили занятия по изучению устава, обязанностей, правил и распорядка дня. После этих уроков бойцы навсегда запомнили два важных правила: всегда держать военный билет при себе и никому не передавать выданное оружие, а в полевых условиях даже не выпускать его из рук.

С первых дней после присяги нас начали пугать тем, что скоро предстоит испытание — проверка каждого на выносливость и стойкость духа. Мы сразу поняли: кто не выдержит этот адский поход на многие километры, чередуя пеший ход и бросковые забеги, тот попадет в разряд слабаков, дохляков и слабохарактерных существ в военной форме.

Шли тяжелые армейские будни, все ребята с нетерпением ждали этого похода, как узники ждут казни. Когда же настанет этот день уготовленных нам испытаний?

Пролетел первый месяц службы в учебке. Мы заметно огрубели, домашние пирожки давно переварились, тоска по дому притупилась. Одним словом, мы немного возмужали и адаптировались к окружающей военной среде. Наши командиры, конечно же, всё давно просчитали и ждали именно этого периода — нашего становления и укрепления морального и физического духа молодого бойца.

Дни были похожи друг на друга как под копирку: отбой, подъем, построение, физическая зарядка, завтрак и так далее до отбоя. Дождавшись долгожданного отбоя, мы рухали в кровати и через пару секунд отключались.

И вот тот день настал. В крепкие сны восемнадцатилетних юношей ворвался громкий крик дневального: «Рота, подъём, тревога!» Мгновенно заскрипели солдатские кровати, за секунды опустели спальные места, и последовала команда дежурного по роте строиться на взлётке. Сонные и встревоженные бойцы увидели перед собой весь сержантский состав и группу офицеров командиров взводов во главе с командиром роты.

После доклада ротному о том, что личный состав построен по случаю тревоги, майор Попов довёл до всех, что через десять минут подразделение по форме одежды номер четыре должно выдвинуться на общее построение учебных батальонов бригады связи на плацу с последующим убытием в запасной район.

Насторожило то, что все офицеры и сержанты были одеты очень легко, через плечо у них были полевые сумки, а на ногах — спортивная обувь. Охватило чувство, что от нас ничего не зависит, что с нами будут делать всё, что прикажут командиры и потребует Родина. Легкий мандраж волной прокатился по строю бойцов, ноги стали ватными, а животы откликнулись неприятным чувством.

Прогремела команда ротного получить закрепленное оружие и в полной экипировке выдвинуться на общее построение на плацу. В экипировку входили АК-47, вещмешок с пристегнутой шинелью, фляга с заваренной колючкой и прочее. Головной убор — панама, на ногах — берцы, гимнастёрка, штаны бойца, ремень, штык-нож и майка — самая обычная майка, за отсутствие которой строго наказывал старшина, вплоть до объявления дополнительных нарядов.

Обрывки ночной прохлады нежно ласкали открытые участки тела под военной одеждой. Стоя в строю на плацу во время инструктажа перед маршем, уже с первых минут стал ощущаться груз рюкзака, вес автомата и главный неудобный предатель — полуторалитровая фляга с верблюжьей колючкой, которая своей тяжестью стаскивала ремень бойца набок чуть ли не до самого бедра.

Однако никто не хотел торопить события. После произнесенных речей по технике безопасности раздалась команда комбрига: «Налево, приготовиться к маршу, шагом марш!» Восемь рот численностью около сотни человек в каждом подразделении дружно зашагали по направлению к КПП.

Покинув родную часть, длинная колонна военнослужащих вышла на асфальтированную проезжую часть. До нас донеслась команда: «На месте стой!» Осмотревшись, мы с удивлением заметили, что в конце колонны находится машина медицинской помощи.

Меня охватил ужас от предстоящих событий. После короткого совещания между командованием бригады и начальствующим составом в голове колонны, старшие офицеры сели в машину, и командирский ГАЗ-66 медленно тронулся вперёд. Колонна последовала за ним, постепенно набирая темп, чтобы сократить быстро увеличивающийся разрыв между ротами.

Шёл шестой час утра, и самаркандское солнце поднималось всё выше. Колонна бойцов связистов, двигаясь в медленном темпе, постепенно удалялась от постоянного места дислокации, а вскоре начала ускоряться, переходя на лёгкий бег.

Так как наша часть находилась на окраине Самарканда, вскоре мы оказались за чертой города. Температура окружающей среды стремительно повышалась, как по волшебству. Тяжелое дыхание бойцов стало резать слух, а запах солдатской кирзы и гуталина не давал вдохнуть ни глотка чистого воздуха. Сержантский состав в удобной спортивной обуви бежал с обеих сторон строя, внимательно следя за ситуацией.

Ноги наливались свинцом, а звуки шлепающих берц начали превращаться в шарканье по асфальту, будто гребли снег лопатой. Седьмой час утра, температура воздуха приближалась к сорока градусам. Как же было тяжело и жарко! Мы словно попали в ад, но сержанты подбадривали нас, говоря, что надо выстоять, дойти и победить самого себя.

Как можно выдержать эти мучения, когда впереди почти десять километров пути? Пот лился градом, панама впитала влагу, и на макушке появился лишний груз. Автомат прыгал за спиной, вызывая болезненные ощущения, но пить пока не хотелось. Фляга с противной колючкой ёрзала и перемещалась по оттянутому ремню во все стороны. Лямки вещмешка сдавливали тело, не давая дышать полной грудью. Как же мешали нам все эти армейские вещи!

Через полчаса пути по подразделениям прокатилась команда: «Шагом марш!» Боже мой, что мы слышим! Какое счастье, кошмарный бег или уже пародию на бег разрешили заменить пешим ходом! Что-то человеческое появилось вдруг у замкомвзвода во время марша: запыхавшимся неровным голосом он ободрил нас, что надо терпеть, скоро объявят общий привал!

После обнадеживающих вестей о передышке появилось чувство, что жизнь всё-таки продлится, а не закончится в муках от дикой усталости. Наконец-то, эхом донеслась команда с головы колонны: «Стой!» Примечательная деталь бросилась в глаза: привал случился ровно в том месте, где заканчивалась асфальтированная дорога, и начинались знаменитые белые самаркандские пески.

Все без чувств упали на обочину дороги. Сразу сообразили, что вещмешок, перетянутый шинелью, является отличным упором под спину, если сидя податься всем телом назад. Ух, расслабон! Разрешили достать сухпайки и перекусить галетами, запивая их противной теплой колючкой из фляги.

Часть пути уже позади, но впереди ещё было много тяжелой работы. Жгучее палящее солнце нещадно плавило воздух и вокруг выжигало всё живое, вместе с нами. Пачка сигарет «Прима» выглядела очень плохо, когда я достал её из внутреннего нагрудного кармана. Пропитанные потом сигареты всё же удалось с горем пополам покурить. Но там же в кармане квасился мой военный билет, который, как учили, должен всегда находиться у солдата при себе.

Тело расслабилось и остыло от тяжелого перехода. Я стал превращаться в какого-то робота, который заржавел и не может шевелиться без признаков боли в суставах ног, спины и рук. Отдыхали минут десять, и снова команда: «Становись, приготовиться к маршу в запасной район!» Марш продолжался. Постепенно тело стало вновь разогреваться, и всё пошло по инерции.

Мы приближались почти к половине намеченного маршрута. Жара сводила с ума, пот лился градом, заканчивая свой путь в берцах солдата. Наваливалась дикая усталость, ноги двигались уже сами по себе.

От былого привала и отдыха не осталось и следа. Форма полностью пропиталась потом, песочная белая пыль беспорядочно завихрялась над всей колонной идущих бойцов. Майка, конечно же, наличие майки, за которую так гонял старшина, очень спасала тело!

Мать природа не глупа: брови человека четко защищали глаза от ниспадающих ручьев пота со лба. Царица, мать небесная, что мы слышим: «Внимание, бригада, приготовиться к бегу!»

Пеший ход колонны постепенно перешел в бег. Рюкзак с пожитками и пристегнутой шинелью прыгал и скакал по всей спине. Одежда стала превращаться в тяжелый пропитанный потом, солью и пылью белый картонный саркофаг. Резкий запах промоченного влагой табака, который находился у меня в нагрудном кармане, ударял в нос.

Ко всему ужасу, который мы испытывали от усталости, наши ряды стали редеть. Начался сход измученных бойцов с дистанции на обочину песчаной дороги. Обернуться назад уже было невозможно, так как это требовало дополнительных сил. Я согнулся в три погибели, подав туловище вперед, стараясь облегчить свое передвижение бегом.

Боковым зрением было четко видно, как обессилившие военные валились по обе стороны дороги. Кто-то ложился на землю, кто-то вставал на колено, кто-то просто присел на корточки, давая понять, что бензин уже кончился.

Замыкающая колонну санитарная машина принялась за свое долгожданное дело. Бойцов с разбитыми в кровь ногами и кровоточащими мозолями от чудовищной солдатской кирзы усаживали в УАЗ. Армянина с пятой учебной роты сержанты поволокли в санитарку с натертыми, как у вспененной лошади, воспаленными ягодицами. Армянский рев и мат я запомнил на всю жизнь.

Дождались команду перейти на пеший ход, радости от прекращения бега уже никто не ощущал, всем было уже все равно, все осточертело до тошноты. И лишь одна мысль не покидала никогда: это когда же закончится это издевательство над советским солдатом?

В виде исключения из правил, разрешили на ходу помочь ближнему товарищу, который выбился из сил, перенять его автомат и повесить на себя, чтобы облегчить состояние. Песчанка закончилась, и дальше начиналась полуразрушенная бетонка. Это придало уверенности, что дальше идти будет легче.

Я снял с себя вещмешок, сел на землю и расслабился. Мне очень хотелось курить, и я полез в нагрудный карман за сигаретами. Однако вместо них я обнаружил там что-то, напоминающее жидкую табачную массу, смешанную с размякшим картоном. Запах был ужасный.

Выбросив это «месиво», я заметил, что моя майка стала желтой, а на груди гимнастерки появилось большое коричневое пятно. Я подумал: «А как же мой военный билет?» Из правого кармана достал военный билет, который больше напоминал мокрую тряпочку. Полистав страницы, я понял, что документ приходит в негодность: печати и записи начали расплываться на насквозь пропитанных потом листах.

Марш уже перевалил за вторую половину пути. Санитарка, битком набитая ранеными солдатами, отправилась обратно на зимние квартиры. Больше эти ребята на марш не вернутся: они останутся в расположении, чтобы залечивать раны и тянуть наряды. Остались только самые стойкие.

Теперь нам уже не стоило надеяться на медпомощь, но страха уже не было. Мы мужали и крепчали духом прямо на ходу, прямо на марше!

Открылось второе дыхание, даже стали проскакивать нотки юмора и смеха. Особенно после объявления нам, что осталось совсем немного и мы большие молодцы! Окрыленные тем, что мы выстояли самый трудный участок перехода и не сошли с дистанции, мы гордились собой, и это придавало сил!

От головы колонны донеслась команда: «Бригада, становись, заправиться, приготовиться к дальнейшему маршу!» Шагом марш — и строй медленно стал удаляться вглубь самаркандских песков и колючек.

Пейзаж, конечно, удручающий: выжженную солнцем пустыню дополняли скомканные колючки — в народе просто перекати-поле. И белый противный песок, по которому, как и мы, ходило войско Тимучина (Тамерлана)!

Пеший ход закончился командой: «Приготовиться к бегу, бегом марш!» Бессилие и тяжелое дыхание вновь навалились на нас непосильным грузом. Юмор и улыбки постепенно улетучились, вернув нас с небес на землю.

От бегущих по обе стороны колонны сержантов поступила команда: «Газы!» Нам ещё этого не хватало, но мы были в курсе, что по пути следования будет упражнение с противогазом. Многие бойцы по совету старослужащих сняли с противогаза мембрану, чтобы облегчить себе дыхание. Я подложил коробок спичек под резиновую маску в районе щеки: свежий воздух приятно проникал сквозь эту брешь, и было много легче дышать! На какие только ухищрения не способен солдат, чтобы облегчить себе жизнь!

Только не учли мы того, что стекла с внутренней стороны противогаза наглухо запотели, и я полностью потерял видимость. Прием со спичками помог совсем ненадолго: коробок пришлось вынуть и вернуть всё в изначальное положение. Легкие с надрывом пытались затянуть необходимые для жизни порции воздуха. Постепенно стекла очистились, и кое-как стало видно дорогу и происходящее впереди.

Бежать по команде «Газы» оказалось невыносимой мукой. Всё происходящее спустя оказалось цветочками, начались ягодки! Кто придумал для советских войск эту душегубку?

Наши лёгкие словно разрывались от недостатка кислорода, а запах грязной, немытой годами резины, смешанный с потом, лишь усиливал это ощущение. Некоторые из нас, чувствуя себя полуживыми, стали срывать с себя маски, и на землю полетели панамы, которые мы не ощущали под резиной противогаза.

Казалось, что это продолжается бесконечно. В нас закипала злость и ненависть к нашим сержантам, которых мы считали нелюдями и садистами. Наконец, прозвучала команда «Отбой!», и мы сняли противогазы. Бригада продолжила свой марш по унылому пейзажу, который состоял из выжженной солнцем пустыни и колючек, которые в народе называют перекати-поле.

Наконец, настал черед последней передышки перед финишем. Мы лежали на обочине бетонной дороги, подложив под себя рюкзаки. Дело шло к обеду, и пик солнечной активности был в самом разгаре. Жара стояла невыносимая, даже наши бакинские друзья, привыкшие к жаркому климату, были шокированы суровыми условиями узбекской жары.

В воинской части был предусмотрен дневной сон для бойцов с 14:00 до 15:00 из-за невыносимой жары. Однако поспать удавалось редко, если только ты не был занят или не заступал в наряд.

Наша военная форма, перекрашенная в бело-песочный цвет, стояла колом. Вдали уже просматривались какие-то строения, и в пустыне начинала появляться цивилизация.

Мы докурили по две сигареты, допили остатки колючки и стали ждать очередной команды для продолжения марша. Кто-то в спешке надевал запыленные берцы, но мне повезло, и я сохранил свои ноги без травм и мозолей.

Через пятнадцать минут мы начали заходить в полевой военный лагерь. Как дикари, выбравшиеся из пустыни, мы с интересом рассматривали местные достопримечательности. Строения напоминали длинные фермы для скота, напоминающие коровники.

По пути нам стали встречаться военные и гражданские узбеки. Как выяснилось позже, это были работники полигона: повара, строители, охранники и так далее. В воздухе запахло горячими щами и солдатским компотом! Мы поняли, что дошли до назначенной точки, и нас накормят. Какое счастье! Ведь не всё так плохо в солдатской жизни!

Длинные солдатские столы располагались в тени больших старых деревьев. Было очевидно, что обслуживающий персонал состоит из старослужащих воинов с загорелыми лицами, которые несли службу на этом полигоне на постоянной основе. Их ремни свисали ниже приличий, длинные чубы, панамы на затылке и текстильные рулоны подшивы толщиной с большой палец ноги выдавали вольготную и расслабленную жизнь местных вояк.

Аппетит был бешеный, и мы с большим удовольствием ели пищу. Бытовые удобства были, конечно, очень примитивными: горшки рукомойников были прибиты к деревьям, и те, кому повезло, смогли помыть руки и умыться.

Мы достигли точки дислокации! Осталось только прибыть всем составом на место трёхдневного постоянного пребывания в учебном полевом лагере. Мы встали, проверили амуницию, наличие штык-ножа, автомата, фляги, вещмешка и противогаза, и спокойным шагом двинулись вперед по бетонке.

Дорога до окраины лагеря заняла не больше пятнадцати минут. Там мы обнаружили длинные бетонные ангары, которые напоминали бывшие коровники. Это было нашим местом отдыха и досуга на время учений.

Пока мы обустраивали спальные места, незаметно подкрался вечер, и быстро стемнело. В ангаре не было ничего, кроме пыльных матрасов, которые нам выдали. Советские лампочки на высоком потолке давали очень мало света, и в этом холодном полумраке нам предстояло спать, уставшим и грязным солдатам. Некоторые из нас сразу же погрузились в сон, а другие, включая меня, не могли нормально уснуть, вдыхая пыль с матрасов и борясь с ночным холодом на бетонном полу.

Как и учили в учебке, мы спали в обнимку с автоматом, словно с женой. Это оружие было жестким, холодным и неудобным. Затворная рама впивалась мне в бок, причиняя тупую боль. Я думал, почему нельзя было сделать его более мягким и эластичным, тёплым и удобным. С этими мыслями я погружался в дрему, но потом снова просыпался и мучился в этих условиях до утра.

Утром, когда нас подняли, я почувствовал себя самым несчастным солдатом на свете. Не выспавшийся и разбитый, грязный и вонючий, я обнимал автомат, от которого уже тошнило. По команде мы свернули старую, добрую, тёплую шинельку в квадратик и положили её у изголовья, чтобы согреться ночью. Командиры всё предусмотрели: шинелька полагалась каждому участнику марша в июльский зной.

Завтрак состоялся на том же месте, где вчера проходили обед и ужин. Впереди нас ждали три дня запланированных занятий по тактической и боевой подготовке.

Три дня учений проходили в плотном графике, не давая нам расслабиться. В первый день мы преодолевали полосу препятствий, ползая по-пластунски, собрали всю степную колючку на песке и прошли курс иглоукалывания ниже пояса. На занятиях по химической защите в жару 45 градусов мы забегали в палатку с хлорпикрином в противогазе. Особенно тяжело пришлось тем, кто во время марша снял с противогаза мембрану, чтобы было легче дышать. Отравления были страшные: рвотные массы и дикий кашель вырывались наружу сразу же у газовой палатки.

Утром следующего дня в расположении разразился скандал. Оказалось, что ночью наш боевой товарищ потерял автомат, видимо, нарушив правило обращения с оружием. Сержанты жёстко воспитывали его по этому поводу, доведя бойца до слёз.

Даже в таких нечеловеческих условиях эти монстры делали нам подлянки. Они высматривали, у кого оружие находилось не при себе через ремень, по-тихому забирали автомат и прятали. Потом они пугали нас тюремным сроком, гауптвахтой по прибытии на зимние квартиры и благодарственным письмом домой родителям с пояснением, какой ваш сын раздолбай. Мне кажется, что и я бы пустил слезу от таких чудовищных упреков.

Вот такой была Советская армейская школа, которую боялся весь мир, и мы сами вместе со всеми. Это всё, не считая дедовщины, которая просто процветала в то время в армии и на которой строилась и организовывалась вся армейская деятельность, начиная от дисциплины и заканчивая хозработами.

Третий день учений выдался особенно трудным. После семи утра уже установилась сильная жара. Занятия проходили в сопках в пустыне. По команде командира взвода нужно было вбежать на высокий холм с оружием в боевой готовности. Если упражнение получалось медленно и вяло, то надо было повторить восхождение до оценки в зачет.

Мне удалось преодолеть этот холм лишь с третьей попытки. Оставив последние силы на вершине, я спустился вниз, сделал пару глотков тёплой, но противной верблюжьей колючки из фляги и прилёг на бок капонира, свернувшись калачиком.

Помню, как палящие солнечные лучи обжигали мои берцы и гимнастёрку. Бляшка ремня раскалилась настолько, что можно было получить ожог, а нигде не было ни тени, ни укромного места. Я надеялся, что хоть немного отдохну, пока остальные ребята будут сдавать сопку.

Как же легко и безболезненно можно было погибнуть, даже не подозревая об этом! Я не собирался умирать. Пришёл в себя, когда кто-то начал меня тормошить, бить по лицу и обливать водой. Меня посадили в положение сидя, и кто-то массировал мне шею и плечи.

Так наступил предел моих возможностей. Батарейки сели. Остаток дня я провёл в бетонном бараке, укрывшись своей спасительницей, и никто меня не беспокоил.

На третий, заключительный день пребывания в запасном районе, проходили масштабные учения по тактической подготовке. Всё было похоже на игру в «Зарницу». Моё самочувствие улучшилось, я отдохнул, отлежался и набрался сил.

Бригада разделилась на две команды, после чего мы разошлись на триста метров друг от друга. По команде командиров мы пошли в наступление друг на друга. Мы имитировали бой, занимая сопки и впадины, ползли по-пластунски. В положении стоя и бегом на ходу выполняли упражнение с противогазом.

Это было даже интересно! Мы поиграли в войнушку. Офицеры стреляли холостыми патронами, использовали взрывпакеты и дымовые шашки. День прошёл на одном дыхании, а завтра предстоял путь домой, в родное расположение!

Обратный путь в расположение части проходил проще и быстрее. Требований и сюрпризов по ходу марша стало гораздо меньше. Мы поняли, что самое трудное уже позади. Теперь нужно было просто дойти до конечной обратной точки. Команды «бегом марш» ни разу не прозвучало, мы шли в умеренном темпе.

Так же мы делали привалы, отдыхали и курили. Тяжёлая армейская работа дала долгожданную слабину. Мы стали ещё более закалёнными, сильными духом и телом.

Пустыня Тамерлана постепенно оставалась позади, начали появляться первые очертания города. Подобно одичавшим дикарям, мы входили в Самарканд! Какое неописуемое счастье испытали мы, когда шли по уютному, даже родному чистому городу! Узбекские женщины, встретившиеся нам по пути, почему-то плакали, глядя на нас, а мы не могли понять почему.

Если бы мы видели себя со стороны, мы бы, наверное, тоже расплакались или, наоборот, смеялись друг над другом. Когда-то чёрные берцы стали цвета белого песка и пыли, форма тоже перекрасилась в бежевый цвет. Соль, пыль, грязь и пот превратили нашу одежду в стоячий колом саркофаг. Чумазые лица и склеенные от пыли ресницы, дорожки от пота на грязном лице, панамы, потерявшие свою форму — всё это, видимо, вызывало ужас и сожаление у мимо проходящих людей.

Наконец мы приближались к родной части! Вот ворота, вот уже КПП. На КПП нас встречал наряд — наглаженные, побритые, сытые и чистые солдаты! Как непривычно было видеть все эти обычные вещи нормальной армейской жизни!

Мы дошли до казармы. Возле, в курилке сидели ребята в начищенных ботинках, чистенькие, красивые и в белоснежных подшивах! Те, кто просто отпетлял от полевого выхода, и кто не смог преодолеть марш и вернулся в расположение, обнимали нас, сочувствовали. У некоторых ребят были перебинтованы ноги с чудовищными мозолями.

Покурив в курилке, поднялись на второй этаж казарменного помещения. Сдали оружие и штык-ножи дежурному по роте, расписались в журнале и были свободны! Я подошёл к своей родной солдатской кроватке. Какая же она удобная, чистое постельное бельё радовало уставшую душу! Как всё чисто, уютно! Я приоткрыл дверцу тумбочки и достал письма из дома и фотографии с родными.

Теперь всё встало на свои места: мы прошли хорошую армейскую школу, стали крепче и черствее! Всё познаётся в сравнении: после полигона в узбекской степи мы вернулись в пятизвёздочный отель со всеми удобствами и комфортом! Вечером нас ждала горячая баня и получение нового обмундирования! Как мало было надо для счастья, друзья!