Арсений Бабочкин

Глава 1

Арсений сидел недалеко от небольшой извилистой речушки, которая протекала вдоль села. Он смотрел вдаль горизонта на закат солнца, где расстилалось огромное поле сельских лугов. Высокая трава, то слегка колыхалась на небольшом ветру, создавая иллюзию морской волны, то ложилась и стелилась по земле, напоминая длинную дорогу к плывущим облакам небосклона.
В низине за оврагом находилась деревня, её дома с цветущими садами и резными палисадниками, проходящей грунтовой дорогой накатанной повозками, старенькой церквушкой поблёскивающей куполами.
Арсений изредка посматривал на дома деревни, слегка мусолив во рту соломинку, он немного волновался, в ожидании одного человека, который был ему очень дорог.
Этот рыжеволосый, слегка лопоухий и курносый парень был из местных. Голос у него был слегка охрипший, как будто он сорвал его, но это не так, в детстве Арсений тяжело переболел пневмонией и получил осложнение.
На шее красовался подвешенный волчий зуб, что говорило о его храбрости и ловкости, как охотника.
Он хорошо знал эти места, любил порыбачить, поохотиться на зайцев да лисиц, а ещё на бобров, пробираясь по зарослям вдоль местной речки. Охотников здесь было много и Арсений не исключение, ведь это было любимое занятие молодёжи того времени.
— Эй! Сенька! — Вдруг неожиданно услышал он знакомый долгожданный голос и обернулся.
С левой стороны грунтовки ведущей в деревню, мимо заросшей травой сопки прямо к нему шла девушка. Она спешила, быстро перепрыгивала с одной кочки на другую, приближаясь к условному месту.
На её тонкой изящной фигурке ветром развевало длинный сарафан. Она одёргивала его руками, чтобы не поднимался вверх.
— Натаха! — Крикнул в ответ Сенька. — Сюда, сюда!
Девушка сделала еще несколько шагов и присела рядом с Арсением за высокой травой сопки. На её лице сияла улыбка. Чернобровая, кареглазая девчонка, смотрела на него большими глазами с длинными ресницами, темные длинные волосы слегка развевались на ветру. Тонкими ладошками она постоянно поправляла их и снова улыбалась.
— Я уже как час тут тебя дожидаюсь, — сходу сказал Арсений.
— Ты меня извини, Сенька, прийти раньше никак не получалось, отец из дому не выпускал, — ответила Наташка.
— Опять отец? — Переспросил Арсений.
— Да, — засмущалась девушка. На её лице уже не было той улыбки, она склонила голову и тихо продолжила:
— Он последнее время совсем озверел, говорит, если ещё раз тебя увижу с этим босяком Бабочкиным, то повыдергаю ноги.
Арсений улыбнулся, но ничего не ответил. Он только выплюнул изо рта замусоленную соломинку и посмотрел на девушку.
— Чему ты улыбаешься, — возмутилась девушка, — Что будем делать дальше, ведь если он узнает, что я была опять с тобой, то мне точно несдобровать.
— А ты Натаха ничего не бойся, понятно? — Неожиданно ответил Арсений. — Сейчас власть наша советская, и она не позволит тут командовать бывшим буржуям.
— Сеня! Ну, причём тут советская власть, ведь он мой отец, понимаешь? А ведь в нашем доме его слово закон, как он скажет, так и будет, даже маменька супротив ничего не говорила, боялась.
— Отец, отец, чего ты боишься не пойму. А хочешь, сбежим вместе. — Он сказал эти слова так неожиданно, что Наташа посмотрела на Сеньку с удивлением.
— Вместе?
— Да вместе, — ответил Сенька, — А что, никто нас не найдет даже папенька, я работать пойду, проживём как-нибудь. — Вслед добавил он.
— Дурачок, какой же ты дурачок Сенька, также нельзя, ну как же без родительского благословения, ведь это обязательно, да и в церкви надо повенчаться, без венчания нельзя, грех большой.
Арсений улыбнулся.
— Да сказки всё это поповские, а вот свадьбу сыграем, всю деревню пригласим.
— Конечно, пригласим, обязательно пригласим, — добавила Наташа.
Действительно, Наталья была дочерью Игната Щукина в прошлом богатого помещика в этих краях. В этом селе Кутузовка Кирсановского уезда, Щукин имел много земель в своё время, много народа на него батрачило, и это был человек неприятный, злобный. Сколько он людей погубил непосильной работой, невыносимым трудом, это страшно представить.
От него зависела каждая семья, каждый двор в деревне. Все земли в самой ближайшей округе принадлежали ему, и он распоряжался ими, как хотел, поступал, как нравилось.
Арсений задумался, в его голове появились воспоминания о прошлом, о том, как было нелегко в его жизни. Он вспоминал об этом с горечью и некоторой обидой на самого себя за проявленную тогда слабость.
В его мыслях всё спуталось, всё перевернулось, он вспоминал своего отца, которого засекли до смерти, свою больную мать, умоляюще просившей не выгонять и не лишать её работы.
Он не мог забыть разъярённого Игната Щукина, который ворвался со своими бандитами к ним в дом, взяв его молодым мальчишкой за горло чуть не задушил.
— Щенок! Ты кого хотел надурить, меня, да я тебя в порошок сотру и по ветру пущу недоумок паршивый. А ну быстро говори, где твой брат Василий. Задушу паскудина, говори!
Щукин сжал на горле пацана пальцы ещё сильнее, затем отшвырнул мальчишку в угол с такой силой, что он перелетел через лавку и ударился о деревянную стену.
От нестерпимой боли Сенька стиснул зубы, из носа пошла кровь, губа была разбита.
Щукин снова подошёл к мальчишке, и снова взяв его за горло, спросил:
— Но ведь ты знаешь, где прячется Васька, брат твой, знаешь?
— Не знаю я, ничего не знаю, — ответил Сенька.
— А я говорю, знаешь. Его недавно видели с красными, там и Федька Давыдов, Сарычев Тимофей.
— Не знаю, я ничего не знаю и не видел, ни брата, никого.
— Вот упрямец, себе же хуже делаешь, я вот возьму тебя за ноги, да подвешу к потолку, и будешь там мотаться до тех пор, пока не скажешь правды. А ну говори собачий потрах!
Тут Игнат опять взял своей ручищей Сеньку за горло.
— А ну поднимайся волчонок, поднимайся.
Испуганный мальчишка, держась за стенку медленно встал.
— Эй, Игнат, остынь маленько, остынь, ведь задушишь малого, — сказал, рядом стоящий мужик.
Игнат обернулся и увидел Степана Сальникова, бывшего середняка, служившего в своё время верой и правдой Щукину.
— А-а-а, Степан. Да чего ему будет, этому щенку, вон посмотри, как он смотрит на нас, прямо-таки готов накинуться и разорвать, правда, волчонок.
— Пропустите! Пропустите меня, дайте пройти, изверги, креста на вас нет! — Раздался женский голос.
— Да куда ты прешь шалава, сказали тебе, нельзя, что русский язык не понимаешь, нельзя, — выругался здоровенный верзила и оттолкнул её назад.
— Игнат! Прошу тебя, не губи дитя невинное, отпусти ты его, — продолжила кричать женщина.
Щукин обернулся и посмотрел в сторону открытой настежь двери.
— Игнат, не губи ты нас, ведь ты знаешь, я всю жизнь на тебя работала, стирала, убирала, любую работу по дому выполняла, ведь упрека не было, — умоляла она.
— А ну пропусти её! — Громко крикнул Щукин тому верзиле в дверях. Окинув взглядом бедную женщину, он всё-таки решил подойти к ней сам.
— Степанида, проходи в дом, проходи, никто тебе ничего в упрёк не ставит.
Игнат взял её за руку и помог подняться.
— Всегда я был рад тебе, и отец мой, Осип Давыдович, и матушка моя Матрёна Серафимовна, царство им небесное, тоже были всегда рады видеть тебя, — сбавив тон, проговорил Игнат.
— Вот только одного не могу понять, что не хватало детишкам твоим, чего они полезли против нас, кто их поил кормил, ведь жили-то вы лучше других, заметь Степанида, лучше!
— Да неразумные они ещё, неразумные, не понимают что делают, что творят...
Не дослушав до конца Степаниду, Игнат тут же её перебил:
—Что!? Что ты мелешь Степанида, что ты мелешь. Это они неразумные!?
Игнат подошёл к Арсению и ткнув в него пальцем продолжил.
— Вот это он неразумный, ему уже пятнадцать лет, а у него злость да ненависть, жизни, понимаешь ли, хорошей захотелось, равенства, это со мной равенства, со мной!? С Игнатом Щукиным!? — Опять словно зверь заревел Игнат, — ух, собачье отродье!
— Да что ты, что ты Игнат, у него и мыслей таких не было, дурачок он ещё — Степанида подошла к сыну.
— Сенюшка, дорогой, ну скажи, зачем тебе всё это нужно, зачем? Я ведь и Ваське говорила, просила, умоляла его не связываться с этими людьми.
— Ты иди домой матушка, иди, я сам разберусь, — тихо прошептал Сенька.
Его губа была разбита, а из рассечения сильно шла кровь. Стекая с подбородка, она каплями падала на пол, рядом с его босыми ногами образовалось кровяное пятно.
— И правда Степанида, шла бы ты домой, кажется, ему всё равно смотреть на страдания матери, — с ехидством высказался Игнат и похлопал слегка парня по щеке.
— А что, разберемся по-взрослому Сеня, ты ведь взрослым себя считаешь, вон и с красными общаешься, как и брат, твой Василий? — С улыбкой спросил Игнат и опять хлопнул его по щеке своей здоровенной ладонью, как будто играясь.
— Эй, Стёпка! А ну давай сюда лошадь и верёвку, да подлиннее, слышишь, подлиннее! — Взревел Щукин, обращаясь к одному из своих. — Посмотрим, какой ты мужик, краснопузый, эх, дурачок, ведь прощение будешь просить. Помилуй, скажешь, дядя Игнат, пощади, не лишай жизни, а я ещё посмотрю, помиловать тебя или нет.
Подняв голову, Арсений увидел как привязывают к лошади веревку. Верный и преданный слуга Щукина, этот отъявленный бандит Степан Сальников затянул большой узел на чересседельнике, а второй конец веревки предназначался ему, Арсению Бабочкину.
«Вот и всё, настал мой час, наверное, пришло время попрощаться со своей жизнь» — подумал Сенька. Он прекрасно понимал, что такого испытания он не выдержит.
Его немного подташнивало, кружилась голова, в ногах чувствовалась слабость, но главное, он ощущал беспомощность, безнадёжность. Казалось смерть медленно приближается к нему, она бродит где-то рядом, а может смотрит ему в глаза ожидая последние минуты, чтобы всё покрылось тьмой и вечной тишиной в этом Богом данным мире. Только в Бога он не верил, ведь его брат Василий был коммунистом и Сенька брал с него пример, хотел быть похожим на него, стать таким же борцом за советскую власть и до последнего сражаться с белогвардейцами.
Вдруг настала суета, все куда-то заспешили, забегали, солдаты стали громко переговариваться между собой. Щукина рядом не было, только его люди мелькали перед глазами.
Мимо сарая тащили пулемёт, послышались громкие команды:
— Завьялов!
— Слушаю ваше благородие, — следом раздался громкий ответ.
— Возьмёшь несколько человек и пройдешь вдоль огородов, ближе к речке, понял!?
— Слушаюсь ваше благородие!
— Эй, Сотников!
— Я ваше благородие!
— А ты со своими людьми выдвигайся навстречу, прямо по дороге, понял!?
— Так точно ваше благородие, будет исполнено ваше благородие, — отрапортовал второй.
Арсений поднял голову и осмотрелся, вокруг никого не было.
«Красные» — Пронеслась мысль в его голове. «Красные, в деревне красные, это спасение». — Ещё раз подумал Сенька.
И действительно, на какое-то время он остался один без надзора, это было его спасение, шанс.
Он подошел к открытой двери и еще раз осмотрелся вокруг, рядом никого не было.
Если быстро перебежать дорогу к соседнему дому, а там по огородам и к реке. Вдоль местной речушки росли высокие кустарники, там можно спрятаться и отсидеться, а потом, когда стемнеет, есть шанс сбежать из деревни, ведь около села начинались посадки, а там полями, оврагами и ищи свещи, — промелькнула мысль в его голове.
Он осторожно вышел из старого сарая, снова осмотрелся. Рядом никого не было, только метров за двести, триста от него, несколько человек второпях грузили повозку, вдалеке по проселочной дороге поднимая пыль, быстро удалялись несколько подвод. Они очень спешили и погоняли лошадей что-то выкрикивая вслед.
Арсений быстро перебежал дорогу и оказался у дома, который стоял напротив. Этот дом принадлежал Севостьяну хромому, старому солдату. Там он жил один, родственников у него не было, с людьми общаться не любил, на улицу выходил редко. Старые ранения его мучали ещё с первой мировой, а теперь вот и старость подошла.
Калитка совсем не закрывалась, она валялась рядом с ветхим забором, а в саду всё давно заросло высокой травой.
Сенька быстро подбежал к сломанной калитке, но попасть в заброшенный сад так и не успел. Кто-то окликнул его по имени, причем сказано было громко и чётко.
— Эй, Арсений!
Сенька остановился, голос показался ему знакомый, он где-то его слышал, причём совсем недавно, а когда повернулся, то увидел Степана Сальникова, в руках он держал направленный на него обрез.
— Ты куда собрался-то, а?
Парень оцепенел, он не мог пошевелиться, его как будто сковали невидимыми толстыми прутьями.
— Что, язык проглотил? Куда путь-то держишь, не к братцу своему Василию в красную армию?
— Отпустил бы ты меня, дядя Степан, — еле слышно проговорил испуганный мальчишка.
— Отпусти-ил, ишь ты, — как на распев проговорил Степан. — Не-ет брат, я должен тебя застрелить, ну конечно ежели не скажешь где Василий.
Арсений посмотрел на Степана взглядом пронизывающим его до костей.
Степан нахмурился и направил ствол обреза прямо в грудь молодого парня.
— Ну, говори, — грозно повторил Степан.
— Да, а я ещё подумаю, — с некоторым ехидством ответил Сенька, и на его лице появилась небольшая улыбка.
Но тут позади на небольшой повозке подъехал мужик, это был совсем незнакомый ему человек, так как в деревне он хорошо всех знал.
Он остановил лошадь рядом с ними и обратился к Степану:
— Пора ехать, вон красные на выгоне, скоро будут здесь.
Степан обернулся и коротко ответил.
— Хорошо, — затем посмотрел на Сеньку.
— Ну, быстро отвечай, у меня нет времени или я тебя убью!
Арсений молчал и смотрел Степану прямо в глаза.
— Степан, едем скорей! Вон уже красные появились на дороге, ведь не успеем! — Закричал мужик с повозки.
Степан снова повернулся, чтобы рассмотреть приближающегося противника.
Воспользовавшись небольшой паузой, Арсений со всего размаха ударил его коленом в живот. Степан был человеком сильным, высокого роста, крепкого телосложения, но от невыносимой боли он съёжился и выронил обрез.
Тут молодой мальчишка рванул с места и через заброшенный сад помчался прямо к реке. Он бежал по траве, которая была ему по пояс. Ноги как будто сами его несли прочь от этого кошмара и нелепой смерти, которая его ожидала. Он их почти не чувствовал, не ощущал и только одна мысль кружилась в его голове. — «Быстрее, быстрее».
Прошли секунды и прозвучал выстрел, но Сенька нёсся вперед, только вперёд. «Не попал, не попал» — думал он, — «ещё немного, ещё чуть-чуть» — в мыслях повторял он раз за разом. Тут прозвучал ещё один выстрел, затем ещё, но он был уже далеко и в скорости совсем скрылся из виду.

Глава 2

— Эй, ты живой что ли, аль нет, — послышался чуть хрипловатый голос.
Арсений лежал на луговой траве, уткнувшись лицом в небольшую кучу давно кем-то скошенного сена. Свернувшись калачиком, он крепко спал, казалось непробудным сном, удаляясь в своих снах от настоящей реальности всё дальше и дальше. Быть может это единственная возможность не видеть этот мир таким жестоким и несправедливым.
Он прошёл несколько километров вдоль оврага, где в самом его низу находилось заросшее травой болото, именно оттуда маленькая сельская речушка брала своё начало и спускалась, набирая свою силу между высокими берегами.
Это место находилось между железнодорожной станцией и деревней, где проходила заросшая травой грунтовая дорога. Эта дорога была единственной связывающей село с остальным миром, потому что вокруг были только поля да овраги. Конечно, можно было проехать между полей по посадкам в соседнюю деревню, но только летом, в сухую погоду.
Арсений открыл глаза и увидел перед собой человека, который склонился перед ним и внимательно рассматривал его.
— Ты чей будешь-то, откуда и куда путь держишь? — Неожиданно задал вопрос незнакомец. На нём была военная гимнастёрка, а на голове буденовка с большой звездой посередине.
«Красные» — сразу подумал Арсений, и на его лице появилась улыбка.
Тут с дороги свернул ещё один военный, он слез с лошади и направился прямо к ним.
— Вот тут парень какой-то спал, прямо на траве, товарищ капитан, — сходу доложил ему солдат в будёновке.
— Парень говоришь, — ответил подошедший капитан и тут же обратился к Сеньке:
— Как тебя звать?
Арсений поднялся с земли и вытянулся во весь рост, с его лица не сходила улыбка. «Наверное это командир» — Подумал он. «А может и самый главный» — Ещё одна мысль промелькнула в его голове.
— Что же ты молчишь, отвечай когда тебя спрашивают, — не выдержал солдат, который подошёл к нему первым.
— А ты не ори на меня, я с командиром буду разговаривать, — резко ответил Арсений.
— О-о, какие мы гордые, — удивился солдат.
— Ладно, ладно, ну, как зовут тебя, откуда будешь? — Опять задал вопрос капитан.
— Да здешний я, Сенькой меня зовут, с соседней деревни, — немного помявшись на месте, ответил Арсений. — Там белые, я еле убёг от них. Они хозяйничают несколько дней, их там много.
— Уже не хозяйничают, только и видели их с белыми командирами, да прихлебаями в виде бывших середнячков, сбежали они, — выдал как из пулемёта стоящий рядом боец на рыжем коне и блестящей шашкой на боку и все тут же засмеялись.
— Да-а, это правда, нет в деревне больше твоих обидчиков, сбежали они, — Добавил капитан. — Иди домой Сенька и никого не бойся.
— Да я и не боюсь их, — гордо ответил Арсений.
— Вот это правильно, — капитан похлопал по плечу парня и ловко запрыгнул на лошадь.
— Подождите товарищ военный! — Вдруг закричал Арсений. — Подождите!
Командир остановил лошадь и повернулся.
— Ну, чего тебе.
— Товарищ военный, товарищ военный, — Сенька подошёл поближе, как будто чего боялся и нерешительно пробормотал:
— Возьмите меня с собой, возьмите.
— С собой? Это куда же мы тебя возьмём? — Сделал вид, как будто ничего не понял капитан.
— Как куда, воевать. Я могу шашкой рубить, из винтовки стрелять. Возьмите.
Военный на секунду задумался, затем спросил:
— Воевать? А сколько тебе лет?
— Пятнадцать, — ответил Сенька.
— Пятнадцать? — Удивился военный. — Ну, через годик, другой пожалуй зачислим в отряд, такие отважные бойцы нам нужны.
— Как через годик?! — Возмутился Сенька. — Через годик и воевать-то будет не с кем. Вон, бандиты бегут, советская власть везде, война заканчивается, а кто за отца отомстит, за наших людей в селе, которых они убивали?
Командир остановил лошадь, слез с седла и подошёл к мальчишке. Арсений смотрел на капитана, не сводя с него глаз.
— Вот что Сенька, — Чуть приподняв козырёк фуражки, сказал человек, который показался ему близким, своим, старшим товарищем.
— На твой век ещё хватит войн, твоя храбрость потребуется в боях, чтобы надёжно защищать нашу власть, советскую власть, народ и революцию, чтобы больше никогда, ни богатей, ни барин не смогли угнетать народ, высасывать из него последнее. А теперь прощай.
Военный быстро и с той же ловкостью взобрался на лошадь и поскакал вдогонку за отрядом.
— Может, ещё свидимся! Прощайте! — Вслед крикнул ему Сенька.
— Проща-а-ай, — ответил ему военный, и только стихающий стук копыт и длинный шлейф пыли остались от удаляющегося отряда кавалеристов.
Арсений ещё долго смотрел им вслед. Он ведь так хотел отправиться с этим отрядом, воевать с беляками. Он об этом мечтал, представлял себя на коне несущим его вперёд на врага, готовым беспощадно рубить ещё оставшиеся банды, которые не дают русскому народу жить, растить хлеб, заниматься хозяйством, строить будущее.
Ему хотелось также вместе с ними скрыться за горизонтом, там где заходит солнце, сидя на коне, с винтовкой за плечами, боевой шашкой и красным флагом, развевающимся на ветру.
Скоро отряд окончательно скрылся из виду и Арсений направился в свою деревню. Он шел в обратном направлении дороги, по которой уходил отряд и постоянно думал о той встрече с командиром и его храбрыми бойцами.
В скорости появились первые дома деревни. Вся улица была совсем пустынной, люди сидели дома и не выходили, не было даже детей как обычно носившихся по дворам. Только ветер слегка завывал, да поднимал пыль на дороге.
А вот и правление, только на этот раз на нем развевался большой красный флаг.

Глава 3

Посмотрев холодным взглядом на Филимона, Игнат задумался. В его голове был полный туман, завеса, мысли путались.
— Это как же понимать тебя Филимон, с какой стороны не посмотри, вс; получается, что советская власть, ну, не то чтобы плохая, а прямо хорошая, всем народом уважаемая. Это что же, может ты меня за не; сагитируешь?
— А ты на меня так не смотри Игнат, не смотри, своим устрашающим взглядом, меня этим не испужаешь. Я своё прошёл, испытал все прелести советской власти не хуже тебя. В сво; время, у меня было вс;, земля, мельница, много крестьян на меня работало, сам ведь знаешь, чего тебе рассказывать. Уважали меня Игнат, уважали, аж в самой губернии меня знали, да чего уж там, сам генерал-губернатор приглашал меня поохотиться с ним.
Филимон на несколько секунд замолчал, достал носовой платок из кармана и вытер слезу.
— Эх, Игнат, Игнат, ты не представляешь как мне сейчас больно, — продолжил Филимон, — ты даже подумать не можешь, сколько я потерял, как мне сейчас плохо.
— Ладно, Филимон, ладно, я всё знаю, мы же с тобой давно дружим и знаем друг друга, чего уж там.
Ты вот что, скажи мне на милость, чего тогда защищаешь эту власть, что ты всё время стараешься преподнести е; с такой стороны, как будто от не; тебе польза какая?
— Защищаю? — Удивился Филимон. Он взял в руки стакан с налитым до половины самогоном и выпил. Потом подержал варёную картошку в руке и положил е; обратно в чугунок.
— Слово-то, какое подобрал, защищаешь, нет, Игнат, не защищаю я е;, не защищаю. Ты ведь сам посуди, как-то надо далее проживать, другой власти не будет, а значит, приходится смириться с тем, что есть.
— Смириться, ах, вот оно что, нет уж дорогой Филимон, нет.
— Наташка — Громко крикнул Игнат. — Наташка! Ч;рт тебя побери.
— Ну чего ты кричишь, чего? — В горницу вошла Наташа.
— А-а-а, вот она красавица моя, — с улыбкой сказал Игнат. — Вот Филимон, ну ты посмотри какая невеста а. Эх, жениха бы сыскать ей хорошего, да где же теперь его найдешь, ну да ладно.
Ты вот что Натаха, слазий-ка в погреб, да принеси ещё огурцов солёных, только пошустрей, слышишь, пошустрей.
— Хорошо отец, сейчас принесу.
— Красавица выросла, прямо вся в мать, — посмотрев ей вслед, сказал Филимон.
— Это точно, на мать она очень похожа, это всё что у меня осталось, самое дорогое Филимон, самое дорогое.
— Так что ты там говорил, смириться с властью, — далее продолжил Игнат. — Это вот с этой властью, которая нас лишила всего, и тебя и меня? Та, которая лишила её будущего, — он показал пальцем в сторону ушедшей дочери.
— Никогда! Слышишь Филимон, Ни-ког-да! — И ударил по столу кулаком так, что чугунок с картошкой чуть не опрокинулся.
— Да-а-а, твоя правда Игнат. И ведь мало того, последнее отбирают, вон у Бородоч;вых говорят, всё семенное зерно выгребли, и даже не постеснялись, а ведь у него пятеро детей, чем он их теперь кормить-то будет? А у Бородина, быка со двора увели, говорят в колхозе-то он нужнее.
— Так, люди говорят это ещё не всё, это только начало. На колхозном собрании председатель обещал со своей бандой ещё по селу пройтись, да в погребах покопаться. Тьфу, вот заразы, — выругался Филимон.
— Ты Игнат лучше скажи, что делать?
— А-а-а! Вот с этого надо было и начинать Филимон, а то гляди, смириться с властью, да какая эта власть, проходимцы, крохоборы, бандиты.
— Да не кипятись ты Игнат, — Филимон придвинулся поближе к собеседнику.
— Ты хотел что-то сказать?
Игнат замолчал, пыл с него немного спал. Он посмотрел в окно, опасаясь, что его кто-нибудь услышит, хотя поблизости никого не было. Настала небольшая пауза.
— Я слыхал тут от людей, говорят, мятеж был в уезде.
— Мятеж? — Филимон посмотрел на Игната.
— Да, проезжие казаки говаривали. А ещё, слыхал, сам Антонов его организовал, а теперь говорят, что он где-то в лесах прячется и в отряд к себе мужиков набирает.
— Антонов? — Это кто ж такой? — Спросил Филимон.
—О-о-о, это милиционер ихний, самый главный в уезде.
Тут вошла Наташа, в руках она держала огурцы, сразу запахло укропом и пряностями.
— Сама что ли, огурцы-то делала? — Филимон взял один огурец и откусил, — Ого! Вот это да! Это просто необыкновенный вкус. Так спрашиваю, сама солила?
— Да сама, сама дядя Филимон, — ответила Наташа.
— Ну и дочь у тебя Игнат, и красавица и стряпуха. Вот бы моему Сем;ну такую жену, только где он теперь Сем;нушка мой, как уехал в город и ничего от него не слышно.
— У меня уже есть жених дядя Филимон.
— Есть? Это кто же такой, я его знаю?
— Знаешь! — Взбесился Игнат. Я обещал ему ноги повыдергать, вот и повыдергаю, и грозно посмотрел на Наташку. И следом добавил:
— Надо было его грохнуть ещё тогда, в том сарае несколько лет назад, да вот мать его пожалел.
— Это кто же будет-то, не С;мка, сын Степаниды? — Загорелся от любопытства Филимон.
— О-он сучье отродье, — прошипел Игнат.
Филимон быстро захлопал маленькими кругленькими глазками, пригладил рыжую редкую бородёнку.
— Да-а-а, растут детки, кто же мог подумать. А теперь-то смотри, хозяева стали, мать иху.
— Он хороший, добрый и мы вс; равно поженимся, — встряла в разговор Наташка. Она хотела сказать ещё что-то, но передумала и хлопнув дверью вышла из дома.
— Слыхал? Вот и дождался к старости лет, — пробормотал Игнат.
— Да-а-а, — опять растянул Филимон, — Это что же теперь будет, коли так детишки наши, супротив прут. Да-а-а ну дела, вот приведёт Натаха жениха краснопузова, прямо тебе в дом, что делать-то будешь, Игнат? — И следом рассмеялся.
Тут открылась дверь, и в дом вошёл Степан Сальников.
После прихода советской власти его не раз возили в город в ГПУ и даже брали под арест, хотели расстрелять, но до этого так дело и не дошло.
Следователь не нашёл ни одного убийства, которое он совершил или в котором был замешан.
Дело затянулось на месяцы, а пока его решили отпустить в родную деревню.
Впрочем, то же самое было решено по делу и Игната Щукина.
— Здорово были люди добрые! — Поздоровавшись, Степан прошёл в горницу, — Натаха чуть с ног меня не сбила, куда-то помчалась.
— И тебе не хворать Степан, садись за стол. А на Наташку ты внимания не обращай, молодая ещё, глупая, — ответил Игнат, — ты, чего хотел-то?
— Да вот табачку бы, понимаешь, в правление иду, а табак дома забыл, положил на сундук и забыл, — не задумываясь, сказал Степан.
— В правление? — Удивился Игнат. Это зачем, чего они от тебя хотят?
— Да понимаешь, сам не знаю. — Степан присел за стол, завернул самокрутку, засыпал туда табаку и закурил.
— Ух, и крепкий у тебя табак зараза, прямо до кишок достал, — сделав ещё одну затяжку слегка закашлял.
— Вон Самариха заходила, сам председатель говорит, послал за тобой. Чтобы пришёл, да побыстрее.
Тут Филимон и Щукин переглянулись между собой, затем оба посмотрели на Степана.
— Так может следователь приехал, вс; прошлое ворошит, может, накопал что-то? — Игнат придвинулся поближе к Степану. — А то всё может обернуться и по-другому, к стенке поставят и всё тут, времена-то сейчас какие.
— Да типун тебе на язык! — Филимон вскочил с табуретки, на которой сидел и заходил по горнице. — Ты только плохое видишь, сразу к стенке, понимаешь. Может, просто поговорить хотят.
—Ага, — засмеялся Игнат, — тогда в Сибирь, лет на пятнадцать. Сходи Степан, сходи.
В разговоре настала пауза, каждый подумал о сво;м, но продлилась она недолго.
— А может тебе бежать? Отсидеться где-нибудь, а там глядишь, и времена изменятся. Вон, говорят в Кирсанове, заварушка была, люди прежней жизни хотят.
— Отсидеться говоришь, нет Игнат, не годится такое, — Степан встал со скамейки и вышел из-за стола.
— Я, пожалуй, пойду. Некого мне бояться и ни от кого не хочу прятаться, пусть что хотят, то и делают.

Глава 4

— Сеня, ты не забыл, сегодня председатель наш, Леонид Карпович просил прийти пораньше на базу, там ещё две сеялки в ремонт привезли.
— Да, я помню мам, уже бегу, — ответил Сенька. Он выбежал из дома, надевая на ходу рубаху.
— Приду поздно, — он крикнул несколько слов вслед и скрылся за соседским плетнём.
Сенька работал на колхозной базе, где помогал ремонтировать технику, ему это очень нравилось, и он пропадал там целыми днями.
База располагалась не в самой деревне, а на выгоне, ближе к полям, чтобы как можно больше сократить расстояние и время на ремонт.
На большом зелёном лугу рядом с деревянным сараем стояли сеялки, плуги, приспособления для пашни и небольшое стойло для быков. А неподалёку стояла маленькая кузня.
Кузнец, Пётр Васильевич Мизуркин редко покидал кузню. Он жил один, ни жены, ни детей у него не было, поэтому идти через всю деревню в несколько километров он считал необязательным и оставался на сво;м рабочем месте до утра. К тому же, он сторожил базу в то время, когда там никого не было.
Он это делал не за трудодни, и не за похвалу от правления, а потому что был настоящим коммунистом и считал, верил, что каждый должен вносить свой вклад в общее дело безвозмездно.
Сенька прошёл всю базу, но к удивлению по дороге никого не встретил.
Вот и показалась местная кузня, обычно как всегда из её трубы валил чёрный дымок, но не в этот раз. Дверь была открыта, и Сенька вошёл в кузню, в надежде услышать знакомый голос кузнеца Мизуркина.
— А-а-а Сенька, это ты? Ну, проходи, проходи.
Но нет, этого он не услышал. Сделав ещё несколько шагов, Сенька увидел председателя. Он сидел на том самом месте, где всегда сидел кузнец Мизуркин и смолил самокрутку, выпуская изо рта клубы дыма как паровоз.
Председатель посмотрел на Сеньку и ничего не сказал, в его взгляде была видна тревога, что-то выражало напряжённость, Сенька заметил это сразу.
— Здравствуйте, Леонид Карпович.
В небольшом пропахшем гарью помещении стояла тишина.
— А где кузнец? — Выждав несколько секунд, спросил Сенька.
Председатель встал и подошёл к молодому парню.
Его строгое выражение лица, пронизывающий решительный взгляд, изменились до неузнаваемости, в нём было видно отчаяние и злобу, ненависть и одновременно уныние.
— Убили сегодня товарища нашего, нет больше Сенька кузнеца Петра Васильевича, человека дорогого нам и нашей партии.
Сенька стоял и с недоумением смотрел на председателя.
— Как убили? Кто убил?
— Не знаю, пока говорить об этом рано, скоро приедет следователь разберётся.
Для молодого парня это была неожиданность, он действительно ничего не понимал.
— Что плохого он мог сделать, и кому?
Затем опять повторил свой вопрос:
— Кто это сделал?
— Сначала мы думали, что это сделал кто-то из местных, но потом...
— Что потом? — Переспросил Арсений.
— Да, говорят, видели около деревни незнакомца какого-то, он явно был не из местных. Хотя, что это сделал именно он, только предположение.
— Его застрелили?
— Нет, его нашли здесь недалеко прямо за кузней, с ножом в спине.
Арсений вышел из кузни и пошёл по узкой дорожке, которая вела прямо к сараю, где стояли косилки.
Он взял инструменты из мастерской и приступил к работе, хотя работа совсем не «клеилась» в голову лезли всякие мысли.
Он вспомнил, как часто прибегал в кузницу в сво;м детстве, как они подолгу сидели на пороге мастерской и разговаривали. Ведь Мизуркин был человеком не деревенским, он служил на флоте, вся его молодость прошла в море. Он был механиком, хорошо знал пароприводные машины, и ему приходилось участвовать в ремонтах таких устройств, а по тем временам это была самая сложная техника. Это была огромная ответственность участвовать в таких ремонтах прямо в море.
Много раз он как опытный моряк был за границей, ему довелось побывать в Турции, европейских и даже континентальных странах, повидать жизнь других народов, узнать их культуру, стиль жизни и много всего интересного.
Сенька вспоминал, с каким азартом он рассказывал, и с каким любопытством его слушали местные мальчишки. Это был удивительный человек, преданный партии, веривший в е; цели и самое главное будущее.
Простые люди, крестьяне, которые работали в поле с раннего утра и до позднего вечера, падали в обморок от голода, так как эксплуатируя их труд богатеи и помещики совсем не платили им за их тяжёлую и невыносимую работу, а только наживались на этом сами.
Когда в селе установилась советская власть, люди стали понимать, что только объединившись вместе они смогут выжить, вырастить детей, дать им начальное образование.
Так стали появляться первые колхозы, как экспериментальные образования ещё с 1918года. Это было вс; впервые, никто не знал как эти коллективы будут развиваться, поверят ли новой власти люди, да и как вс; это сложится, можно было только представить, ведь до настоящей коллективизации было ещё далеко. Только 16 марта 1927 года выйдет постановление ЦИК и СНК СССР об образовании колхозов и следом начнутся массовые переходы советских деревень к крупному социалистическому хозяйству.
А пока шёл 1921 год и люди ещё не верили в новый строй, и вступать в первые коллективные общества побаивались.
Коммунисты старались больше рассказывать о коллективизации, собирали людей и на собраниях разъясняли новую экономику, ведение общего хозяйства.
Арсений не заметил, как совсем стемнело, солнце уже давно зашло за горизонт, и наступили сумерки.
Домой он совсем не спешил, хотелось ещё побыть со своими мыслями, подумать о будущем. Хотя из головы не уходила мысль о загадочной смерти кузнеца Мизуркина.
Он прошёл по узкой тропинке вдоль плетней, огороженных палисадников и присел на первую скамейку, которая попалась ему по дороге. Напротив, совсем близко, стоял катух принадлежащий Щукиным, а недалеко от него находился и их дом.
В окнах горел тусклый свет от керосиновой лампы, хотя они были плотно зашторены. Остальные окна, которые находились с другой стороны дома, было не видно, их заслоняли кусты черёмухи, которые росли вдоль небольшого палисадника. Насладившись приятным запахом черёмухи, Арсений несколько раз зевнул и собрался идти домой, ведь завтра рано вставать и снова идти на базу.
Но тут, в кустах как будто что-то зашевелилось, на улице было тихо, и слышимость была очень хорошей.
Арсений прислушался, в тёмных кустах совсем недалеко от него явно кто-то находился.
«Может это собака или соседская кошка», — пронеслась мысль в его голове.
Следом опять послышался шорох, а потом шаги, их было слышно чётко и спутать с собакой, было невозможно.
Сенька замер, дыша через раз, он всматривался в темноту пытаясь рассмотреть за кустами черёмухи человека.
Прошло несколько минут, Сенька продолжал внимательно наблюдать за местом, где слышал шаги, и вот, наконец, появился силуэт человека.
Незнакомец подошёл к окну и осмотрелся, сразу было понятно, что он чего-то опасается и старается быть незамеченным.
Арсений даже привстал со своего наблюдательного места, чтобы рассмотреть незнакомца. Только всё это тщетно, слишком далеко, да и большой капюшон плаща незнакомца закрывал лицо полностью.
Незнакомец аккуратно постучал в окно и опять осмотрелся. Убедившись, что никто его не видел, он подошёл к двери.
Через несколько секунд дверь отворилась и на пороге появился Игнат.
Они о чем-то поговорили, но негромко, затем незнакомец вошёл в дом и дверь закрылась.
«Кто это может быть?» — Подумал Сенька.
«Может это Степан Сальников? Да нет, тот высокий и вообще здоровый, а этот примерно среднего роста, да и худоват малость».
Перебрав в мыслях всех селян, Арсений так и не смог даже приблизительно сказать, кто это был.
Долго не раздумывая, Сенька быстро перепрыгнул через плетень и через огород рядом стоящего дома выбежал на луг. Пробежав ещё несколько метров по скользкой траве, он со всего размаха шлепнулся и растянулся во весь свой рост.
— О-о-ой, ч;рт побери! — Проговорил он вслух. — Кажется, штаны порвал, а ладно маманька зашьёт.
Он поднялся, быстро отряхнулся и помчался дальше.
Через несколько дворов он свернул на дорогу и вот он, был виден дом председателя. В темноте еле различима, виднелась соломенная крыша, она возвышалась над всеми домами, потому что двор председателя находился на небольшой возвышенности относительно других.
«Только бы он никуда не ушёл» — снова подумал Сенька и побежал прямо к этому дому.
Не прошло нескольких минут, как он перепрыгнул через старую слегка покосившуюся ограду, хотя калитка была рядом, но в впопыхах он просто о ней не подумал. Прошёл через небольшой двор и негромко постучал в окно.
— Сенька? — Удивился председатель, открыв маленькую форточку, — Тебе чего?
— Леонид Карпович, скорей, скорей! Там у дома Щукина человек, кажется это какой-то чужак, а может и убийца!
— У Щукина говоришь? — Переспросил председатель.
— Да, там он, зашёл в дом, и всё время оглядывался, как будто боялся чего, — быстро протараторил Сенька.
— Вы поспешайте, одевайтесь побыстрее, а я тут, на порожке посижу.
— Обожди Сенька, обожди. Ты вот что сделай, — сказал председатель.
— А ну-ка дуй к Воеводкину, знаешь, где он живёт?
— Знаю, — ответил Арсений.
— Вот и хорошо, ему вс; объяснишь, мол так и так, расскажешь вс; что видел, а я оденусь и к вам подойду, понял?
— Всё понял Леонид Карпович, как не понять, ну я побежал?
— Давай Сенька, давай.
Силантий Воеводкин возглавлял в только что созданном колхозе партийную ячейку. Прошедший всю гражданскую войну, физически сильный молодой красавец мужчина наотрез отказывался возглавлять колхозную партийную ячейку. Он считал, что это не для него, что он боец и его место на поле сражения, а не на заседаниях в колхозном правлении. Это было его убеждение, бить врага, сражаться не жалея сил до последнего. Так и промотался он по полям, да по лесам, сначала сражаясь с беляками, а потом и с бандами по всей матушке России.
В отряд его не брали в связи с ранением, а точнее его последствием. Ранение он перенёс тяжёлое, обычно после такого, не выживают, осколок разорвавшейся гранаты угодил в затылок и врачи долго боролись за его жизнь. Потом несколько месяцев учился заново разговаривать, но всё же до конца слова так и не проговаривал, да и получались они какие-то уродливые и для посторонних людей непонятные.
Но главная беда была не в этом, всё было гораздо сложнее, со временем он терял зрение. С каждым месяцем, неделей он видел хуже и хуже. Врачи никаких надежд не давали, а только просили соблюдать покой и избегать волнений, ведь только так можно было растянуть время как можно дольше, ведь впереди его ждала слепота.
Несмотря на все последствия страшного диагноза, Силантий рвался в свой отряд, к друзьям, к однополчанам, чтобы опять сражаться за советскую власть, за свой народ, за свою родину.
Он был «пропитан» ненавистью к врагу и любовью к своему народу, простым людям, из которых вышел сам, где вырос и обр;л понимание в борьбе за собственное выживание в этом несправедливом мире.
Губком Тамбова направил Воеводкина возглавить партийную ячейку в Кирсановский уезд село Кутузовка.
В этих местах ему приходилось воевать, поэтому здесь было вс; знакомо и он хорошо ориентировался в этой местности.
Он жил в маленьком доме, который после смерти местных стариков совсем обветшал и был непригодным для проживания. Но его немного подремонтировали и вскорости, поселили недавно назначенного парторга Силантия Воеводкина.
А вот и сам дом, Арсений отодвинул покосившуюся калитку, по узкой тропинке подошёл к дому и постучал в дверь. Дверь оказалась открытой, и он зашёл внутрь.
— Тебе чего! — Послышался грозный голос. Сенька присмотрелся в темноте и чуть не потерял дар речи, прямо на него было, направлено дуло маузера.
—Э-т-о я, Арсений, Бабочнин, — пробормотал он, словно защемив язык.
Тут Силантий зажёг спичку, поднёс её к фитилю лампы, и в комнате стало светло.
— А-а-а Сенька, ну проходи, проходи гостем будешь.
— Я, я совсем не в гости пришёл, здесь такое дело...
И Сенька рассказал Силантию всю историю с незнакомцем, которого недавно видел у дома Щукиных.

Глава 5

Игнат сидел за столом, склонив голову. Картошка, солёные огурцы, лук, хлеб и большая бутылка мутного самогона напоминали большой праздник, которого давно уже не было.
Хотя праздник совсем не ощущался, но всё же, с ним сидел его крестник Семён, живой и здоровый.
Игнат взял бутылку и наполнил две рюмки.
— Эх, Сем;н, ведь ты мне как родной, я же тебя крестил, как же мне грустно и обидно, ты даже не представляешь как мне плохо. Давай с тобой выпьем за то время, которое прошло, за то, как мы жили и за маленькую, совсем маленькую надежду, что всё это когда-нибудь вернётся.
Игнат, не чокаясь выпил самогон, затем налил себе ещё рюмку и тут же её выпил следом.
— Ничего, ничего дядя Игнат, наше время ещё вернётся, — Сем;н выпил самогон и щурясь от его крепости закусил солёным огурцом.
Он посмотрел на Наташку и улыбнулся. Наташка сидела на лавке около окна и вышивала. Её реакция на внимание Семена оказалась нулевой, за то Игнат заметил это и тут же среагировал:
— Вот Семён, мать-то не дождалась и не увидела, какая красавица дочь у неё выросла.
Хоть сегодня под венец, да нет жениха достойного, кругом одни проходимцы да голодранцы.
Наташка посмотрела на отца и отвернулась к окну.
— Что Семён, взял бы в жены Наташку, аль нет? — Продолжил Игнат.
Наташка бросила вышивание на стол, забралась на печку и задёрнула занавеску.
Семён посмотрел ей вслед и немного засмущался.
— Красивая у вас дочь Игнат Андронович.
— Красивая! — Громко повторил Игнат, — То-то, она вся в мать, та тоже красавицей была. — Вот как только вся эта заваруха закончится, отдам за тебя Натаху замуж, ей Богу отдам, — Добавил Игнат. — А теперь давай ещё выпьем.
— Вот теперь не знаю, что делать дальше дядя Игнат, назад в город мне нельзя, могут и к стенке поставить за сотрудничество с бандами, — Сем;н поставил пустой стакан на стол и выдохнул.
— Ты закусывай, закусывай, — несколько раз повторил Игнат.
Сем;н взял сол;ный огурец, откусил и положил обратно.
— Да и здесь, тоже нельзя оставаться, тем более вычислят, — добавил Сем;н.
— Ладно, ладно, возмутился Игнат, кто здесь тебя вычислит.
Кстати, на улице стемнело, да и народу теперь нет, пора за отцом сходить, — Игнат встал из-за стола и подошёл к печке. — Натаха, слышишь?
—Ну, чего тебе, — отодвинув занавеску спросила Наташа.
— Ты вот что, сходи к дяде Филимону и пригласи его сюда, мол сын его, Сем;н тут, пусть приходит, повидается. Только смотри осторожно, чтобы никто не видел, поняла?
— Да поняла, поняла, — ответила Наташа. Она слезла с печки и накинула на плечи кофточку. Но тут, в дверь громко постучали. Игнат с Сем;ном переглянулись, настала небольшая пауза.
— А ну быстро в погреб, — скомандовал Игнат. — А ты Натаха, убери лишнее со стола, быстрее, быстрее.
— Кто там! — Крикнул он.
— Это я председатель, открой на минутку.
— Председатель!?
— Ну да, председатель, открывай ч;рт тебя побери.
— Так иду, иду, — ответил Игнат. Он подошёл к двери и отворил щеколду, дверь тут же распахнулась и на пороге стояли председатель Леонид Карпович Нечаев, в руке у него был пистолет, парторг Воеводкин с маузером нацеленным прямо в грудь Щукина, а позади них стоял Арсений Бабочкин.
Несколько секунд стояла тишина, как будто все боялись её нарушить.
— Что, гостей встречаешь, Игнат Андронович? — Спросил председатель.
— Гостей? — Удивился Игнат. — Каких гостей?
— А это мы сейчас разберёмся, каких гостей, — грубо вступил в разговор Воеводкин. Конечно по характеру он всегда был грубоват, тем более когда разговор касался «бывших». Не опуская маузер он прошёлся по дому, подошёл к печке, отодвинув занавеску в сторону, тщательно всё осмотрел. Потом проверил чулан, горницу, посмотрел под кроватью, осталось только заглянуть в погреб.
— А ну открой погреб! — Скомандовал Воеводкин.
— Погреб, да что ты Силантий, неужели я буду там кого-то прятать, —съязвил Игнат.
Воеводкин взв;л курок маузера в боевое положение и направил прямо в голову Игната.
—А ну открывай погреб сучий потрох, ты думаешь, я шутить здесь буду с тобой, застрелю как собаку и ни о ч;м жалеть не буду. Открывай!
— Не сопротивляясь Игнат послушно открыл творило погреба и не произнеся ни слова посмотрел на Воеводкина.
—То-то, — язвительно ответил Силантий. Он снял с крючка керосиновую лампу и подошёл к погребу. Опустив её чуть ниже творила вс; тщательно осмотрел.
Там стояли корзины с картошкой, луком, морковью, махотки с квасом, молоком и остальная мелочь для хозяйства.
— Ладно, закрывай, — опять скомандовал Воеводкин. — Значит, успели спрятать врага.
— Врага? — Опять удивился Игнат. — Ты о ч;м говоришь-то Силантий?
— О ч;м говорю спрашиваешь, — выражение лица Воеводкина стало меняться, оно стало каким-то другим, пугающим. Каждая мышца была напряжена и казалось он вот вот накинется на Игната с кулаками.
— А я говорю о том, кто сегодня ночью порешил кузнеца нашего, Петра Васильевича Мизуркина.
Говорят, недавно его здесь видели, как ты его впустил к себе в избу.
— Я!? Убийцу!? — Ты, Силантий говори, говори, да не заговаривайся. Никого здесь у меня не было.
— Это неправда дядя Игнат, я видел. Сначала он постучал в окно, а потом вы его впустили, — быстро, как из пулемёта проговорил Арсений.
Воеводкин тут же вытащил маузер и приставил к виску Игната.
— Размозжу башку, к чёртовой матери, рассказывай сучий потрох всё по порядку, и не дай бог, если что-то скроешь.
— Да, а ты застрели меня, застрели. Конечно, я из бывших, всегда к господам ближе был. Земли у меня были и крестьяне тоже были, но в преступлениях я замешан не был, никто это не доказал и поэтому меня отпустили. Иди, говорят, Игнат Андронович, живи как все.
— А ты что же, живёшь как все? — Опустив маузер сказал Воеводкин.
— А что же, разве нет? Зерно я сдал, корову, поросят тоже сдал.
— Ага, корову, поросят говоришь, да не сдал ты их, а советская власть конфисковала.
— Ладно, ладно, — встрял в разговор председатель. — Ты лучше скажи мне Игнат вот что, ты самогонку то пьешь из двух рюмок или Наташку приучаешь к этому делу? Ну, отвечай!
В доме настала тишина, на столе действительно стояли две рюмки, их Наташка впопыхах не успела убрать.
Игнат слегка склонил голову, слов у него в свою защиту не нашлось.
Но тут!
— Чего, чего ты молчишь отец!
Тут для всех неожиданно к разговору подключилась Наташа.
Игнат посмотрел на свою дочь, ничего не понимая.
Остальные смотрели на неё с большим любопытством.
— Да приходил человек, ко мне приходил, предлагал руку и сердце, выйти за него замуж.
Арсений чуть не потерял дар речи, он чуть не подавился собственным комом, который подступил к горлу. Он хотел что-то сказать, но мысли разбежались, а язык не слушался, поэтому послышалось какое-то невнятное мычание.
Воеводкин почесал затылок и убрал маузер в кабуру.
— А-а-а кто это? — Промолвил председатель.
— Вы его не знаете, он не из нашей деревни.
— Не из нашей? Из соседней значит. — Опять спросил председатель, затем подумал и следом добавил: — А что, у нас в деревне женихов не нашлось что ли?
— Получается, что не нашлось Леонид Карпович.
— Да-а-а, ну дела, это что ж, правда что ли? — Обратился председатель к Игнату.
— Правда, правдивее не бывает, — коротко ответил Игнат.
— Ну, дела, — председатель похлопал Сеньку по плечу, — Походу мне здесь делать нечего. — Он открыл дверь и неспешно вышел, за ним вышел и Воеводкин.
Арсений ещё несколько секунд стоял на пороге. Он не мог «переварить» услышанное, это не укладывалось в его голове, он отказывался в это верить.
Он ещё не понимал что такое предательство, тем более самым близким ему человеком.
Ему казалось, что его жизнь закончилась, впереди больше нет цели и никакого смысла в существовании.
Ему хотелось просто исчезнуть, раствориться на этом месте, чтобы больше никого не слышать и не видеть.
Он смог выговорить только несколько слов, которых он и говорить-то не хотел, всё получилось как то само собой.
— Ты дала согласие? — Но ответ был ещё страшнее, он услышал тишину.
Тут Сенька быстро вышел из дома и направился к калитке.
— Сенька! — Вдруг окликнула его Наташка. — Сеня, пожалуйста, подожди.
Но он не остановился, следом были слышны шаги, видимо она бежала за ним и хотела остановить, объяснить всё, какая это чудовищная ошибка, как всё вышло нелепо. Но, наверное, здесь что-то объяснять глупо, да и совсем не нужно, ведь дело уже сделано.
Он чувствовал, что она рядом, было слышно как она приближается, вот-вот встанет перед ним и скажет — «это я всё выдумала, чтобы от нас отстали, у меня никого нет» — и тут произошло страшное.
Вдруг он почувствовал сильный удар в затылок, его ноги подкосились, он упал и почувствовал под собой твёрдую землю.
Рядом были слышны разговоры, но кто это был Арсений уже не видел, его глаза закрылись, а следом и покинуло сознание.

Глава 6

Семён смотрел на лежащего Сеньку, который не подавал признаков жизни. В руках у Семёна была длинная оглобля, он её сжимал костлявыми пальцами, а в руках чувствовалась сильная дрожь.
Рядом стояли сам Щукин и его дочь Наташка.
— Дурак! Дурак! — Закричал Игнат, — Ты чего натворил-то, ты чего наделал, ведь ты ж его убил! Что же теперь делать!?
Сем;н смотрел на лежащего человека и сам того не понимал зачем он это сделал и как всё произошло.
— Да я не хотел, сам не знаю, что на меня нашло.
— Нашло?! Да ты действительно идиот, нас же всех расстреляют, — продолжал кричать Игнат.
— Отец, он живой, он дышит, — Наташка чуть подняла ему голову и подложила под неё сухой травы.
— Что? Живой говоришь? Игнат присел рядом, чтобы самому в этом убедиться.
— Да, действительно дышит. Давайте занесём его в дом, побыстрее.
Они аккуратно подняли его с земли, занесли в дом и уложили на кушетку.
Рана оказалась небольшой, кровь запеклась и больше не сочилась.
Через несколько минут Арсений пришёл в себя, открыв глаза, осмотрелся и первым кого он увидел, это была Наташа.
— Сенька, — закричала она, — Ну, наконец-то ты пришёл в себя, а мы уж думали, что дела совсем плохи.
— Где я? — Прошептал Арсений.
—У нас, у нас дома.
Он опять осмотрелся, за столом сидел Игнат, он курил самокрутку и изредка посматривал в его сторону, а с другой стороны на лавке сидел Сем;н и не сводя глаз, тоже смотрел на него.
— Семён?
— Да, Семён, это я, — он встал из-за стола, подошёл к Арсению и придвинув табуретку поближе сел рядом с ним.
— Ну, здравствуй Сенька, здравствуй.
Арсений смотрел на Сем;на, с любопытством, как будто впервые его видел.
— Здравствуй, Сем;н. Так это ты тут прятался?
— Да, это я.
— А зачем?
— Как зачем, мне совсем не хотелось опять угодить в ГПУ, там сейчас с такими как я не церемонятся, сразу к стенке и вс; тут.
— Как в ГПУ, а ты что-то имеешь против советской власти или имеешь связь с бандами?
— Против советской власти спрашиваешь? — Семён встал и прошёлся по горнице, потом подошёл к столу и уселся на лавку. — Да, я против этой власти, против. Только ты, пожалуйста, не смотри на меня так, не смотри, ни с какими бандами я не связан и впредь связываться не собираюсь.
Выслушав Семёна, Арсений поднялся с кушетки, только теперь он ощутил ноющую боль в затылке. Чуть коснувшись ладонью больного места, он нащупал большую шишку.
— Ах ты, ч;рт побери, — выругался он следом, и опять окинув взглядом Сем;на спросил прямо в лоб:
— Кто убил кузнеца, Мизуркина?
— Что? — Для Сем;на этот вопрос прозвучал неожиданно, совсем застав его врасплох. Он опять подошёл к кушетке, на которой сидел Сенька, сел на ту же табуретку, с которой только что встал и задал встречный вопрос:
— Как, Петра Васильевича убили?
— Да убили, — прямо и коротко ответил Сенька.
— Так, я не знал, извини.
— Чего городишь, — встрял в разговор Игнат. — Ты парень лишнее-то при себе оставь, и не вешай всё подряд, чего не знаешь.
— А я вас не спрашиваю, дядя Игнат, а если понадобиться, то вас спросят в другом месте.
— Ах вот как!? — Взъерепенился Игнат. — Щенок ты ещё, понял, меня учить!
— Да что ты Сенька, он же действительно ничего не знал, они с отцом вот тут сидели, вот за этим столом и никуда не выходили, я сама видела.
— Ладно, Наташка, не надо меня защищать, — следом сказал Сем;н.
— А ты Сенька действительно изменился, забыл как мы в детстве клятву друг другу давали не врать.
Кстати, после того я ведь действительно тебе никогда не врал, почему ты сейчас мне не веришь?
Настала тишина. Они смотрели друг другу прямо в глаза.
— Мне очень хочется тебе поверить Сем;н, очень.
— Так в ч;м же дело?
— Не знаю, по разные стороны мы с тобой сегодня.
— А-а-а, ну да конечно, тогда уж говори на прямую, враг, позови своих и сдай меня в ГПУ.
На эти слова Сенька ничего не ответил, он встал с кушетки, голова слегка кружилась, в теле ещё ощущалась небольшая слабость.
— Полежи ещё немного, полежи, зачем встаёшь, слаб ты ещё,— суетилась Наташа.
Но Сенька был непоколебим, окинув взглядом с ног до головы Сем;на так, как будто видел его в первый раз, сказал:
— Вот что Сем;н, уходи отсюда, сегодня, понял меня?
Ничего не сказав в ответ, Сем;н только кивнул головой. Потом немного подумав вс; же произнёс:
— Хорошо, вот только зайду домой ненадолго, повидаю отца, и уйду.
А Сенька надев фуражку, вышел из дома и быстрым шагом скрылся в темноте звёздной ночи и полной деревенской тишине.
Утром около колхозного правления собралась огромная толпа мальчишек, они окружили чудо техники (того времени).
Это был легковой автомобиль FIAT-15 ter выпуска 1916 года.
Сидевший за рулём красноармеец то и дело прикрикивал на деревенских пацанов:
— А ну-ка брысь отсюда, вы мне машину разберёте по частям.
Но разве остановишь любопытство детворы, которые никогда не видели такой техники и для них это действительно было настоящее чудо.
Они лезли на подножки машины чтобы дотянуться до рычагов управления, хотя бы их потрогать или просто к ним прикоснуться.
— Дядь, а ты прокатн;шь!? — Спрашивали то один, то другой пацанёнок. — А на ч;м она ездит, на керосине? А мотор покажешь!?
— Да слезьте вы с капота, черти полазучие!? — Не выдержал шофёр и прикрикнул на детишек.
— Эй Егор! — Окликнул шоф;ра военный, который курил на крыльце правления папиросу и с любопытством наблюдал за происходящим.
Шоф;р вышел из машины, вытянулся как по струнке и отрапортовал:
— Слушаю товарищ комиссар.
— Ну, прокати ты детвору немного, ну хотя бы вокруг правления, пусть порадуются.
— Слушаюсь товарищ комиссар, — шустро ответил шоф;р и следом добавил:
— Это можно. А ну рассаживаемся! Только быстро, быстро.
— Может, кто в будущем шофёром из них станет, — громким голосом сказал военный, он поправил фуражку, одёрнул китель и вошёл в здание правления.
В небольшой комнате собрались все члены правления, а рядом за столом сидели несколько человек не из местных и тоже в военной форме.
— Проходите, проходите товарищ комиссар, присаживайтесь вот тут, — засуетился Воеводкин обращаясь к человеку, который только что вошёл.
— А за Бабочкиным послали? Леонид Карпович?
— Да конечно, скоро должен подойти, — ответил председатель.
— Очень хорошо товарищи, тогда начинаем. — Воеводкин осмотрел всех присутствующих.
— И вс; же не хорошо товарищ Нечаев, может ещё раз пошл;м за Бабочкиным? — Но не успел он договорить, как в правление вошёл Арсений.
— Ну, наконец-то, проходи, проходи сюда, — подскочив со своего места, Воеводкин подошёл к Арсению и, похлопав ему по плечу сказал:
— Вот он Арсений Бабочкин, — Тут всё внимание перешло к нему, все посмотрели на Сеньку, рассматривая его с головы до ног.
— Вот Арсений, эти товарищи приехали из города, из самого Тамбова. — Воеводкин представил каждого из них:
—Товарищи большевики Катынин и Сельский, состоят уже давно в нашей партии и являются членами губкома, а сейчас им доверена ответственность за безопасность образовавшихся колхозов. Сами понимаете товарищи, что творится сегодня, какая опасность может подстерегать нашу молодую власть и первые колхозы, которые начинают образовываться по всей России.
— Ну и хочу представить вам ещё одного человека, коммуниста преданного своей партии и народа, комиссара совета по безопасности губисполкома, товарища Сарычева Ивана Васильевича.
Тут все похлопали и через минуту Воеводкин продолжил.
— Ну, так вот, товарищи, теперь все в сборе, сегодня на нашем совещании два вопроса. Первый из них, — тут он немного задумался и посмотрел на Сеньку, — первый из них товарищи, это обсуждение кандидата на вступление в ряды коммунистической партии, после которого мы проголосуем и отметим в протоколе результат нашего голосования товарищи.
— Ты, проходи Арсений, сюда поближе, чтобы все тебя видели, — Воеводкин показал на табуретку, стоявшую прямо перед столом комиссии.
Арсений послушно встал, подошёл к указанному месту и спокойно сел.
— Итак товарищи, — продолжил Воеводкин, — перед нами человек, кандидат на вступление в ряды нашей коммунистической партии.
Заявление он подал давно и терпеливо дожидался своего вступления.
— Арсения я хорошо знаю, родился он и жил в бедной семье. Последнее время активно помогал Красной Армии. Несмотря на свой молодой возраст был связным и вн;с свой вклад в общее дело.
— Было дело, когда местные бандиты пытали его и даже хотели застрелить, пытаясь узнать о родном брате Василии.
— Так я кажись, знаю его, — с улыбкой сказал один из членов комиссии в военной форме, — он действительно бежал от бандитов, а наш отряд как раз проходил через деревню. Да это он!
Тут он обратился к Арсению:
— Помнишь того солдата, который к тебе подошёл первым?
Арсений слегка улыбнулся.
— Да помню.
— Ну вот, это был я, ты ещё разговаривать со мной не хотел, говорил — «подавайте мне командира».
— Да, это правда — ответил Арсений.
— Ладно, товарищи, — взял слово комиссар, — видно, что товарищ Бабочкин наш человек, проверенный временем. Я считаю, он будет достойным коммунистом. Предлагаю не тянуть время, а сразу перейти к голосованию, если конечно никто не возражает.
Тут Воеводкин поднялся из-за стола и сказал:
— Товарищи, приступаем к голосованию. Кто за то, чтобы кандидат Бабочкин Арсений вступил в ряды коммунистической партии, поднять руки.
Сенька затаил дыхание, сейчас он понимал, что решается его судьба. Эти минуты голосования ему казались вечностью, для него время остановилось. Его сердце забилось ещё сильнее казалось, что ещё немного, и оно выскочит из груди.
Он увидел одну поднятую руку, потом вторую, третью. Тут он опустил глаза, в его мыслях возникли сомнения — «а вдруг, вдруг сейчас скажут, что недостаточно голосов, что будет тогда»?
И тут он услышал Воеводкина, который спокойно объявил:
— Итак, товарищи, все проголосовали единогласно, против и воздержавшихся нет.
Сенька вытер пот со лба и даже покраснел. Он услышал поздравления и добрые пожелания в свой адрес. Хотя были и наставления, чтобы быть коммунистом, это значит взять на себя огромную ответственность и обязанность перед народом, бороться с врагами советской власти до последних сил.
Поздравления длились недолго, инициатива партячейки перешла к комиссару.
— Товарищи, переходим ко второму вопросу собрания, и слово предоставляется товарищу Сарычеву Ивану Васильевичу, — предоставив слово комиссару, Воеводкин занял сво; место и настала полная тишина.
Сарычев встал с места и сразу без всяких вступлений перешёл к делу.
— Итак, товарищи, вопрос, о котором сейчас пойдёт речь, не менее важен первого.
— Дело обстоит очень тревожное, опасность слишком велика товарищи, — он налил в стакан немного воды из графина стоящего на столе, сделав несколько глотков, поставил его обратно и продолжил:
— Как вы уже знаете, в этих местах, а может где-то вблизи соседних деревень, бродит банда Антонова. Эта банда головорезов не щадит никого, они убивают и расстреливают на месте, кто отказывается идти вместе с ними. Здесь они могут оказаться в любой момент, хотя прежде чем зайти сюда, тут первой окажется их разведка. Да и ещё, ко всему этому хочу добавить по поводу разведки. Мне кажется товарищи, что в деревне есть человек, а может и не один, который информирует банду, сообщает им всё, кто приехал, уехал, сколько сочувствующих, а может и пофамильно представляют. Думаю, есть у них информация и о нас.
— Ну, таких здесь набер;тся с десяток, только как вот вычислить именно этих людей. — Воеводкин задумался, почесал затылок, но сказать ему было нечего.
— Так может проследить, посидеть ночку, другую, может кто и объявится, — подключился к разговору Сенька.
— Вот молодёжь, сразу проследить да поймать. Ты не забывай Сенька, нас здесь всего трое, за каждым домом не проследить, — возмутился Воеводкин.
— Ну, подождите товарищи, что за каждым домом не усмотришь это понятно, тогда надо, по крайней мере, определиться и выбрать самый подозреваемый, — сказал комиссар.
Тут Сенька вспомнил прошлую ночь, как в доме Игната Щукина он встретил Сем;на, сына Филимона. Сначала он как-то сомневался, стоит ли рассказывать эту историю, а вдруг смеяться начнут. Только теперь он понимал, что надо было рассказать, вс; как было, по порядку, ведь его могли провести как мальчишку, чисто на доверии.
Тут и рассказал Сенька всю свою историю, которая приключилась с ним в доме Игната Щукина.
— Что ж ты раньше-то ничего не сказал, ч;рт ты этакий! — Взбесился Воеводкин.
— Ты понимаешь, что натворил, теперь ищи его свищи. Ведь это он убил кузнеца нашего, вот нутром чувствую что он. Эх ты, Сенька, а ведь похоже что он и есть то связное звено, о ч;м мы только что говорили, а Иван Васильевич, что вы скажите? — Обратился он к Сарычеву.
— Да, ситуация не простая товарищи, прямо сказать несчастный случай какой-то произошёл. Хорошо, что цел остался, а ведь могло быть и хуже.
— Хуже? Вы поясните Иван Васильевич, что значит хуже, — задался вопросом председатель.
— Так чего же тут объяснять Леонид Карпович, здесь всё очевидно и понятно. Арсений им поверил, понимаете, поверил, что Сем;н этот добрый и честный человек, что он никогда не пойдёт против советской власти, что он старый его друг и так далее. А вот если бы он не поверил, тогда вряд ли бы его выпустили живым из этого дома, я так полагаю. Ну, зачем им отпускать свидетеля?
— Хорошо, ну а что теперь делать дальше, — спросил Воеводкин.
— Так я думаю вот что товарищи, теперь будет самое время проследить за домом Щукина, понимаете, Сем;н не домой пришёл к отцу, а именно в дом Щукина и это не спроста. — Сарычев подошёл к Арсению, — А тебя как по батюшке-то называть?
— Меня? А зачем? — Удивился Арсений.
— То есть как зачем, ты дорогой мой теперь коммунист, понял?
— Да, понял, — ответил Сенька, — Белозаром моего отца кликали, значит, Арсений Белозарович.
— Ну вот, это другое дело. Так вот, — продолжил Сарычев, — К тебе Арсений Белозарович будет особое задание.

Глава 7

Прошло несколько дней, за домом Игната Щукина стали наблюдать. Местные коммунисты по очереди находились в доме, который стоял почти, напротив, через дорогу, и принадлежал Севостьяну хромому. А ночью было удобно наблюдать из палисадника, можно расположиться прямо перед плетнём, там уж точно никто не пройдёт не замеченным, и с дороги видно и с другой стороны, со стороны огородов.
Наступил рассвет, небольшой туман белой пеленой стелился по летнему саду, почувствовалась л;гкая прохлада, по спине прошёл небольшой ветерок.
Арсений застегнул рубашку и съёжился, пытаясь немного согреться. В засаде сидеть оставалось недолго, ещё пару часов и можно идти домой немного поспать.
Но вдруг, совсем неожиданно дверь скрипнула и отворилась.
Арсений подобного совсем не ожидал, ведь настал рассвет и если в доме был загадочный гость, то рисковать бы он не стал, но нет, это был не гость, к удивлению это была Наташа.
Она вышла с большим тазом в руках и быстрым шагом направилась по дороге.
Арсений дождался нужного момента, вышел из засады и незаметно последовал за ней.
Она свернула с дороги и мимо рощи, по узкой дорожке спустилась к речке. Вдоль не; прошла к мостику, который выступал на несколько метров от берега.
На реке было очень тихо, вода была настолько чистой, что вдоль всего берега было хорошо видно дно.
Над водой стелился вс; тот же туман, как будто облака спустились с неба и её окутали по самые берега.
От рощи река извилисто уходила за деревню, где е; было уже не видно, только там, далеко, далеко, от не; оставался виден длинный шлейф белого тумана.
Наташка поставила таз рядом с мостиком, быстро сняла с себя длинную юбку, расстегнула кофту, бросив е; рядом с юбкой, погрузилась в воду.
Арсений чуть не свалился с ног, раскрыв глаза, он смотрел на Наташку, не веря в то, что он видит. Красота е; тела поразила его, он не мог оторвать взгляда до тех пор, пока она не погрузилась в воду по самую шею.
Доплыв до середины реки, она развернулась и поплыла в обратную сторону, наслаждаясь утренней свежестью и чистой речной водой.
Около берега ступив на дно, она подняла голову и увидела Сеньку.
Он стоял на зелёный траве и смотрел прямо на не;.
— Чертяга проклятый, ты чего глаза вылупил, а ну отвернись! — Скрестив руки, она слегка прикрыла свои небольшие груди.
Сенька повернулся к ней спиной и присел на небольшой выступ берега реки.
— Да не смотрю я на тебя, — пробормотал он себе под нос.
Наташка вышла на берег, натянула на себя юбку и накинула кофту.
— Теперь можно, я говорю теперь можно, поворачивайся! — Повторила она ещё раз.
Сенька с неохотой повернулся и посмотрел ей прямо в глаза.
— Красивая ты.
— Да, а я сама знаю, что красивая, — с улыбкой ответила Наташка, — ты лучше скажи, как тут оказался, ты что, следил за мной?
— Да что ты, скажешь тоже, следил, зачем мне это надо? — Соврал Сенька, хотя сам не понял, зачем он это сделал.
— Не спится что-то, вот и решил пойти окунуться.
— Да! Ну, ведь врёшь, Сенька знаю, что вр;шь! Ну-ка признавайся, ведь следил.
— Ну, следил, следил.
— Да? — Удивилась Наташка, — А зачем?
— А затем, — коротко ответил он.
— Ну, зачем, зачем?
Тогда он повернулся и поцеловал е; прямо в губы.
Наташка восприняла это как наглость с его стороны и отвернулась.
— Ну ладно ладно, извини, я не хотел, так получилось.
— А я на тебя и не обижаюсь, только следующий раз придержи свои эмоции, понял?
— Хорошо, я понял, — ответил Сенька, — Слушай, а может нам искупаться, красота-то какая. Ты знаешь, вроде бы одно и то же место, и бываешь здесь часто, а вот сейчас смотришь и как будто находишься, где-то ещё понимаешь, как будто это другая роща, другая река, зел;ная поляна и вообще всё другое.
— Да, ты прав Сенька, есть такое ощущение, только купаться я не пойду, у меня вон сколько белья и вс; надо прополоскать.
— Прополоскать, а что же другого времени не нашлось для полоскания, как в четыре часа утра?
— Да я вчера ещё стирку затеяла, только мне отец запретил, говорит как всегда у меня всё не вовремя, вечером человек пришёл к нему и они долго разговаривали.
— Человек? Это кто же такой?
— Я не знаю его, отец говорил со станции.
— Да, ну а имя ты запомнила, фамилию или может твой отец называл его по отчеству?
— Кажется, кажется он называл его Александр Ильич.
— Александр Ильич? Интересно, кто это? Что-то я такого не припомню, Ну, о ч;м они говорили, ты конечно не слышала.
— Почему не слышала, слышала.
Арсений насторожился.
— Так, о ч;м?
— Ну, отец спрашивал, как дела обстоят в его хозяйстве, когда начнётся сенокос, а то может быть и ему немного подкинет, ну отцу значит.
— А он что? — Продолжил Арсений.
— А что он, он ответил хорошо.
— Да, не густо, ну а что-то особенное было, ну может в разговоре упоминалось что-то контрреволюционное?
— Да нет, — ответила Наташка, — Ничего особенного.
— Ну, что-ж, хорошо, — Сенька больше не стал е; пытать, так как понимал, что эти вопросы для не; были неприятны.
— Ладно, тогда я пойду купаться, — он снял рубашку, штаны и с разбегу прыгнул в речку. — Красота Наташка! Вода как парное молоко, зря ты отказываешься! — Прокричал он бултыхаясь в воде. Переплыв быстро речку, он вышел на противоположный берег, поднявшись наверх русла осмотрелся.
До восхода солнца было далеко, только большое зарево, огромным куполом освещало горизонт. Небо светлело и оттуда издали полей, оврагов начинался новый день.
Сенька вытянулся во весь рост, поднял руки, ему хотелось закричать «э-э-э-эй люди, просыпайтесь!» Но он с трудом сдержался, не сделав этого, и не зря.
Среди тумана, который стал понемногу рассеиваться, перед поворотом реки, в самом мелком месте, он заметил всадника. Сначала ему это как будто показалось, Сенька внимательно присмотрелся. И тут он увидел ещё одного, потом ещё и ещё, они один за другим переходили реку с одного берега, на другой в сторону деревни.
Сенька поднялся на небольшую сопку, которая находилась недалеко от берега и чуть высунув голову посмотрел впер;д. В самой низине, по одну сторону реки он увидел то, чего совсем не ожидал, там расположился целый отряд хорошо вооружённых людей. Примерно было рассредоточено около ста человек, при ч;м среди них стояла тачанка с пулемётом, хотя нет, осмотрев всё как следует, Сенька увидел ещё одну.
«Это банда, та самая банда, о которой говорил комиссар» — подумал Сенька — «а где же сам Антонов?» — но, к сожалению, было очень далеко. Детально он рассмотреть ничего не мог, тем более самого Антонова он мог узнать только по описанию комиссара.
Сенька наблюдал за ними из-за своей засады какое-то время, рассматривая всё подробнее, но в самый неподходящий момент на горизонте появилось солнце и стало слепить глаза. Щурясь от яркого света, он всё же решил оставить своё наблюдение. «Но что же делать дальше?» — Опять подумал Сенька.
«Да конечно, надо предупредить председателя, а потом Воеводкина», — следом он быстро спустился, переплыл реку и вышел на противоположный берег.
Он быстро натянул свои штаны и рубашку, которые валялись на берегу, и тут его взгляд остановился на белье, что оставила Наташка.
«А где же она сама» — В мыслях он задал себе вопрос.
На берегу её не было и нигде поблизости, тоже не было, он хотел крикнуть, чтобы позвать, но быстро передумал. Тогда он решил пойти той же тропинкой в сторону деревни.
Пробежав метров триста, он услышал голоса, а потом увидел двоих вооружённых солдат, они громко разговаривали между собой, а впереди них шла Наташка.
Арсений спрятался за ближайшим кустарником и стал за ними следить.
Ни о чём не подозревая, солдаты вели беседу между собой и громко смеялись.
Когда они вышли к деревне, то сразу стало ясно, что эти двое вели Наташку к дому Щукина.
Сенька обошёл огород с обратной стороны и оказался у дома Севостьяна хромого. С огорода он прошёл в палисадник на то место, где просидел всю ночь.
Заняв удобную позицию, Сенька стал смотреть за домом Игната Щукина.
Не прошло и нескольких минут как эти двое солдат вели Наташку по дороге, а затем свернули к дому Щукина.
Они постучали в дверь и тут вышел сам Игнат, он впустил в дом свою дочь, а солдаты немного постояли, закурили и пошли дальше по дороге в сторону правления.
Арсений сидел в кустах, в своей засаде и не знал, что делать дальше. Он хорошо понимал, что в деревне находится банда. Они здесь были повсюду, проезжали по дороге верхом на лошадях, на повозках, да и ходили пешими туда сюда, при ч;м многие из них были настроены агрессивно к коммунистам и могли застрелить прямо на месте.
Время шло, солнце приближалось к полудню, а мыслей так и не было, что делать дальше он не знал.
Тут ему повезло и даже очень повезло. Мимо проходила старуха Бычиха, эту кличку она унаследовала от покойного мужа, а на самом деле её звали Анна Филипповна. Это была первая сплетница на деревне, она знала вс; про всех, да ещё так подробно, что удивляешься, а не стояла ли она рядом подслушав разговор.
Как только она сравнялась с местом где сидел Арсений он громко крикнул:
— Т;тка Филипповна!
Бычиха от страха выронила сумку, подпрыгнув на месте, затем ухватилась за деревянный забор.
— Ой! Ой, кто это!
— Не пугайся т;тка Филиповна, это я Арсений, Арсений Бабочкин.
— Сенька? — Испуганно спросила Бычиха.
— Да, да это я, — только не кричи так громко т;тка Филипповна, — с другой стороны забора ответил Сенька.
— Ты что же так меня напугал шалопут проклятый, я чуть разрыв сердца не получила, чуть концы не отдала.
— Ладно, ладно, т;тка, прости меня, пожалуйста, маленько не рассчитал.
— Не рассчитал, а ты чего тут сидишь-то?
— Да вот, понимаешь ли, товарища жду, — с серьёзные лицом ответил Сенька.
— Товарища? — Удивилась Бычиха.
— Да товарища, — коротко ответил он, — А ты т;тка случайно не знаешь, где сейчас председатель?
— Председатель? Как же не знать, знаю. Бандиты их в амбаре у Филимона заперли. Их там несколько человек, ой, Сенька боюсь я, расстреляют их, расстреляют.
— У Филимона говоришь бабка.
— Да, да, у Филимона Сенька, у Филимона, сама видела, вот тебе крест святой, — и Бычиха тут же перекрестилась.
— Ладно, бабка, спасибо тебе, только ты никому не говори, что меня видела, хорошо?
— Не скажу, никому не скажу. Вот тебе крест святой не скажу, — и она опять перекрестилась.

Глава 8

— Наташка! чёрт тебя побери, я долго буду тебя звать, — громко крикнул Игнат.
— Да тут я тут, — ответила Наташка из чулана.
Там же на керосинке в большой кастрюле варилась картошка, а рядом лежало нарезанное сало и хлеб.
Стряпая закуску для непрошеных гостей, она посматривала на них из-за занавески маленькой загородки, где больше всего и проводила свое время.
В доме у Щукина уже несколько дней находились остатки разбежавшейся банды Антонова. Среди них были и белые офицеры, которые присоединялись изредка к таким формированиям.
Гражданская война заканчивалась, люди устали от постоянных скитаний по просторам Тамбовщины с оружием в руках, им хотелось жить в семьях, выращивать хлеб, вести хозяйство.
Жители деревень принимали с опаской таких людей, не всегда пускали в дом, а чаще просто не открывали двери.
Сознание людей менялось и многие поверили в то, что жизнь изменится, работать на общее дело, где вложенный труд вернётся результатом не богачу, а народу.

Закончилась продразвёрстка, крестьянам жить стало легче, появилась надежда на будущее, и теперь было сложно организовать очередной мятеж, крестьяне не хотели воевать и перестали поддаваться убеждениям тех сил, которые были настроены против советской власти.
В скорости управившись с приготовлениями еды, Наташка подошла к отцу, он сидел за большим столом не один, рядом с ним был белый офицер.
Хотя погон на нем не было, и он явно воевал с красной армией без званий и титулов, просто был членом народного формирования против советов. Впрочем, как бывший офицер, он имел большой опыт в военных действиях, и ему было доверено командовать ротой.
С виду, Наташке он показался интеллигентным человеком, воспитанным. Хотя в своём возрасте он был ровесником её отцу, но всё же выглядел ещё ничего, даже казался моложе своих лет.
— А-а-а, пришла наконец-то, не дождешься тебя, — Игнат посмотрел на неё своим грозным взглядом, потом смягчив тон продолжил:
— Вот, дочь моя Александр Ильич, красавица, на мать похожа. — Потом подумал, и ещё добавил:
— Только жаль вот мать-то не дожила, померла она от тифа.
— О-о-о, и ты держал от меня такую красавицу в чулане? — Пошутил офицер.
— Да что вы ваше благородие, хозяйством она у меня занимается, сам-то я не управляюсь, постарел.
Офицер как будто не слышал слова Щукина, встал со своего места и не отрывая взгляда от молодой девушки подошёл к ней.
— М-м, да. Так, как тебя зовут красавица?
— Меня? Наташей зовут, ваше благородие — ответила девушка.
— Наташей, Наташенькой значит, — он взял её нежную ручку и поцеловал.
— Ты вот что Наташенька, называй меня по имени отчеству, Александр Ильич значит, хорошо? — Потом добавил:
— Синельников моя фамилия, может, слышали?
— Нет, не слышала ваше благородие, — коротко ответила она.
Офицер неспешно прошёл на своё место, с которого только что встал и опять удобно уселся.
— Ладно, ступай, откуда пришла, — Щукин рявкнул на свою дочь так, что она даже вздрогнула. Наташа сразу повернулась и ушла прочь.
— Что ты! Что ты голубчик, да разве так можно, — не выдержал офицер, — она же женщина, разве так подобает вести себя воспитанному человеку с молодой дамой?
Игнат улыбнулся.
— А я ваше благородие этикету не обучен, знаете ли, некогда было любезничать. У отца было сотни работников и все работали в поле, землю пахали, сеяли, убирали урожай, вот и приходилось мне с молоду помогать отцу управляться с хозяйством. А вот с учёбой не задалось, отец всё обещал отдать меня в губернское училище, но потом, после смерти матери, царство ей небесное, я остался с отцом, пока и он не помер от тяжёлой болезни.
— Да что вы, что вы, я вам не в укор ставлю господин Щукин, вы уж простите меня за сентиментальность.
— Хотя вы знаете, ваша дочь действительно очень красива, поверьте мне.
— Да, я знаю и мне как отцу приятно это слышать, но Александр Ильич, мне бы хотелось узнать от вас более важное, то о чём говорят сегодня все, что будет дальше, неужели правда коммунисты пришли навсегда, и как нам дальше жить, неужели всё так безвозвратно?
— А что, голубчик, вы так волнуетесь, может когда-то всё вернётся на свои места, хотя...
— Что значит когда-то? — Удивился Игнат.
Синельников достал папиросу из нагрудного кармана и закурил. По горнице запахло приятным дымком.
— А это значит, друг мой, что скорее всего они пришли надолго и к сожалению мы с этим ничего не сможем поделать.
— Да что вы говорите Александр Ильич, вы забываетесь!
— А я прошу вас не делать мне замечаний, я знаю что говорю! — Ответил Синельников в таком же тоне.
— Ну, хорошо, хорошо, вы меня простите за несдержанность, но вы ведь воюете с большевиками, проливаете кровь, тогда зачем вы это делаете? Ну, если всё это бесполезно.
Синельников внимательно выслушал Игната, затем сел на своё место и сделал глубокую затяжку, потом выдохнув папиросный дым сказал:
— Да, вы правы, эта война теперь никому не нужна, не большевикам, которым теперь принадлежит всё, ни нам, у которых всё отобрали, назад мы конечно уже ничего не вернём, нет, это полное безумие.
— Да-а, это безумие, — согласился Щукин. — Ну а что же теперь делать?
— Что делать? А ничего не делать, со всем согласиться и всё мой друг, и всё.
— Как? Как же так согласиться, я полностью разорён, у меня теперь ничего нет, а как же Наташка, что будет с ней? Как она будет жить дальше, я же ничего не смогу ей дать, боже мой, это конец, конец, — Игнат обхватил голову двумя руками и склонился над столом.
— Успокойся Игнат, успокойся, из каждого положения есть выход, — Синельников встал и подошёл к Щукину.
— Это какой выход? — Подняв голову, спросил Игнат.
— Да пустяки, пустяки, чего тебе бояться. — Похлопав его по плечу, Синельников продолжил: — А что, много ли тебе надо, вон бык у тебя есть, гуси, землицы малость тебе оставили, проживёшь как-нибудь.
— Да я-то проживу, проживу! — Вскипел Игнат. — А вот она-то как проживёт, дочь моя, что будет с ней?
— Да не кричит ты так, совсем оглушил, — не дав до конца договорить, оборвал Синельников. Он уселся рядом с Игнатом и опять похлопал его по плечу.
— Ты вот что Игнат, отдай за меня свою дочь.
— Чего? Щукин поднял голову и посмотрел на Синельникова.
— Да ты уж так не смотри на меня, не смотри, а лучше подумай, что твоя дочь здесь увидит, этот колхоз, где все её будут презирать, власть советскую, которая шагу ей не даст шагнуть. Может, в город её отправишь, так ведь там кроме публичного дома её больше ничего не ждёт.
Щукин смотрел на него, не отрывая взгляда, его глаза были широко раскрыты, щеки слегка подёргивались, как будто там перекатывались желваки.
— Это что же, она будет таскаться за вами из одной деревни в другую, пока вы с шашкой по полям скакать будете?
— Дурак! Дурак! — На этот раз вскипел Синельников. — Ты про меня ничего не знаешь, я владел заводами, тысячи людей на меня работали, меня знали во всей России, меня знал сам генерал-губернатор, я был богат и сейчас я богат.
— Сейчас? — С удивлением поинтересовался Игнат.
— Да именно, только всё моё состояние сейчас во Франции, там мои ценные бумаги и деньги, много денег.
Синельников вскочил со своей табуретки, как будто почувствовал под собой торчащий гвоздь и скрестив руки за спиной как арестант стал ходить по горнице из угла в угол.
— Ваша дочь будет жить в роскоши, у неё будет всё, деньги, драгоценности, большой красивый дом с прислугой. Она не будет нуждаться ни в чём, я обеспечу её полностью.
— Да-а, ну дела, — проговорил Игнат, — Даже не знаю что сказать на это.
— А ты Игнат, не думай, не упускай своего шанса, соглашайся и всё тут.
— Так ведь дорогой мой Александр Ильич, дело-то здесь щекотливое так сказать, не от меня одного зависит. Вы ведь не молоды, а то и постарше меня будете, сами понимаете, да и как она воспримет всё это?
— Ты подожди Игнат, подожди, лучше скажи, что сам-то об этом думаешь, согласен или нет?
— Да-а, ну дела, даже не знаю, что вам сказать на это Александр Ильич.
— Да говори прямо, чёрт тебя побери!
Игнат задумался, потом встал и подошёл к Синельникову.
— Так ведь я-то согласен, а вот она, она...  Были у неё женихи, и помоложе, всем отказала.
Тут вот есть один голодранец из местных, Бабочкин Арсений, ни гроша за душой, вот за него она и собралась.
— Вот как? Кто таков, доставить его сюда немедленно, — словно уж прошипел Синельников.
— Ага, доставь его, где ж теперь его сыщешь. Кстати недавно его в партию приняли.
Тут из чулана вышла Наташка. В руках она держала обёрнутый старой ватиной чугунок. Поставив его на стол, она открыла крышку, и сразу запахло вареной картошкой.
— Угощайтесь, пожалуйста, — с улыбкой сказала она.
— Ты огурчиков принеси, слышишь Наташка. Там в погребе из крайней бочки возьми, слышишь, из крайней, да пол-литра ещё прихвати, — быстро протараторил Игнат.
— Подожди Наташенька, подожди, — остановил её Синельников, бог с ними, с огурцами, я хочу тебе кое-что сказать.
Наташка остановилась и с любопытством посмотрела на Синельникова.
— Что-то ещё принести?
— Да что ты душенька, что ты, у нас всё есть. Ты лучше посиди с нами, вот и самовар закипает, сейчас чайку попьём, поговорим.
— Поговорим? С вами? — Очередной раз удивилась Наташка.
— Со мной душенька, со мной.
— А, о чём мне с вами разговаривать, о революции?
— О революции!? — Синельников рассмеялся, да рассмеялся так, что чуть не свалился с лавки. — О революции, — еще раз повторил он и опять рассмеялся.
— Нет, моя душенька, не о революции я хотел с тобой поговорить, не о революции. О нас с тобой и нашем будущем.
Наташка совсем ничего не понимала, она смотрела то на старого офицера, то на своего отца.
—Я хочу тебе добра девочка, чтобы ты ни в чём не нуждалась, чтобы ты была счастлива.
— Извините Александр Ильич, но я вас не понимаю.
— Не понимаешь? Ну и ладно, скоро всё поймёшь.
— Дура! Замуж он тебе предлагает выйти, — не выдержал Игнат.
—Замуж? За него? — У неё появилась улыбка на лице. — Вы, это серьёзно говорите или шутите?
Повидавший в жизни всякое, пожилой фабрикант немного засмущался.
— Я, я офицер моя душенька, и считаю, что шутки в таких вопросах неуместны.
— Но-о, вы меня извините, Александр Ильич, замуж я за вас не пойду, — не успела она договорить последние слова, как Игнат тут же взревел.
— Что!? Мне перечить, я сказал, пойдёшь, значит пойдёшь и точка.
— Отец! Что ты говоришь, ты не можешь со мной так поступить, это мерзко.
— Да, я отец и потому считаю, что так лучше для тебя будет.
— Нет!
— А я сказал да!
— Наташенька, пожалуйста, не спеши с ответом, — влез в разговор Синельников, — ты ещё подумай, я тебя не тороплю, у нас ещё есть несколько дней.
— Подождите ваше благородие, она ещё дурёха и не понимает своего счастья.
— Ты послушай Наташка, послушай своего отца, я тебе плохого не пожелаю.

Глава 9

Была ночь, яркая луна уходила за горизонт и только её небольшая часть виднелась в дали местных полей как уходящий маячок света в ночном небе. Сотни тысяч звезд как будто стали ярче и казалось, количество их увеличилось, а то и приумножилось, усыпав всё небесное пространство.
Ночи были короткими и тёплыми, но как назло, сейчас где-то с другой стороны небосвода начали сверкать молнии, грома слышно не было, но вспышки уже виднелись.
Сенька сидел в большом кустарнике сирени, который пышно рос около дороги. Он просидел почти до самого утра, ведь из этой засады хорошо было видно дом Филимона, до его амбара было всего лишь метров семьдесят или максимум сто.
Он вытянул затекшие ноги после длительной засады и прислушался. В ночной тишине, где-то в далеке раздавался лай собак, похоже, это было на окраине деревни.
Арсений тихо встал, вышел из кустов и осмотрелся вокруг, дороги не было видно совсем, только крыши домов силуэтом проявлялись на фоне уже еле заметной луны, да разряды молний в далеке ночного неба. Чувствовалась сильная влажность перед дождём, воздух был разряжен, пахло яблоками из ближайших садов и сухой травой.
Он перебежал дорогу, и с обратной стороны, через огороды тихо подошёл к амбару. На двери старой, но крепкой постройки висел большой замок.
Арсений обошел амбар и остановился, нащупав рукой небольшую щель между досок, наклонился поближе к прогалине и негромко сказал:
— Эй, там кто-нибудь есть?
Сначала была тишина, Арсений собрался повторить ещё раз, но тут изнутри сарая послышался голос:
— Есть есть, мы тут.
Арсений улыбнулся, — «значит, не набрехала тётка бычиха» — подумал парень.
— Это я, Сенька Бабочкин, как вы там?
— Сенька! Дорогой здравствуй, — послышался голос председателя, — Как ты нас нашёл?
—Да вот нашёл, — ответил Сенька. — Вы как себя чувствуете, Леонид Карпович?
— Да, я-то нормально, а вот Силантий Пантелеевич неважно, плечо у него прострелено, крови много потерял.
— Ничего, ничего, — Обрадовался Сенька, — Главное живы. Вы уж потерпите ещё немного, а я скоро вернусь.
Сенька выбежал из-за сарая и краем огорода помчался прямо к просёлочной дороге, где сидел в засаде. Настроение у него было хорошее, боевое, ему хотелось быстро освободить своих соратников и друзей. Там в кустарнике черемухи он приготовил лопаты, чтобы подкопать под амбар небольшой лаз, только вот времени остаётся маловато, скоро будет рассвет и бандиты его могут заметить, вот тогда уж точно несдобровать.
Только он выбежал к дому Филимона как тут же остановился и попятился назад, в доме горел свет.
Он присел и всмотрелся в темноту, и сделал это не зря, на приступах веранды сидел Филимон. Бывший помещик курил, он делал одну затяжку за другой и о чем-то думал, наверное нервничал, что-то его очень волновало, беспокоило.
Арсений прижался к земле ещё сильнее и не сводил глаз с Филимона.
Прошло немного времени, Филимон встал, немного покашлял, поправил накинутый на плечи пиджак и вошёл в дом. Вскоре свет в окне погас, кажется, он угомонился и лег спать.
Арсений медленно встал, посмотрел на окно, где только что горел свет, ему казалось, что эта контра, смотрит и наблюдает за каждым его шагом, чтобы в один момент взвести курок и выстрелить в него.
На самом деле это только казалось, ведь столько было ненависти и злобы, что действительно, бывшие помещики и кулаки готовы были на всё.
Убедившись, что всё тихо и спокойно, Арсений снова осмотрелся. «Успеть бы до рассвета» — пронеслась мысль в его голове. Действительно, кажется, стало светать, в далеке горизонта появилась заря.
«Надо поспешать» — снова подумал он и побежал в сторону просёлочной дороги.
Быстро обернувшись, он подошёл к амбару, в его руках была лопата.
— Эй, как вы там? — Прильнув к щели, негромко спросил Сенька.
— Ничего, живы ещё, — послышался ответ с другой стороны.
—Вы потерпите ещё немного, я вызволю вас друзья, вызволю, — и он тут же приступил к работе.
К его счастью земля оказалась не твёрдой и копать было не так трудно.
Он копал глубже и глубже, не чувствуя усталости, на его лице появились капельки пота, но он не останавливался ни на минуту и продолжал отбрасывать землю то в одну сторону, то в другую.
Стало светать, на небе показались облака, грозовые тучи прошли стороной и о дожде больше ничего не напоминало.
— Наконец-то, — проговорил Сенька вслух, — ещё несколько раз ткнув лопатой в грунт, он почувствовал, что она проваливается в пустоту.
— Эй, Леонид Карпович, вы меня слышите?
— Слышу Сенька, слышу, — послышался ответ, — а ну-ка просунь свою лопату, я попробую немного разработать, чтобы можно было пролезть.
Шли тревожные минуты, рассвет наступал быстро, уже были хорошо видны дома деревни, сады вокруг них, дорогу, а на небе появились перистые облака. На заре они казались красными и напоминали кровавый ковёр, растянутый по небу.
В любой момент мог выйти на улицу Филимон, а стук лопаты мог выдать, и тогда всё, конец. К тому же в доме он был не один, явно там ночевал кто-то из банды. Тут без всяких сомнений ясно, если поймают, то расстреляют на месте.
— Эй, Сенька, ты где? — Послышался голос председателя.
— Тут я, тут, — Арсений присел, заглянул в яму, которую только что выкопал и увидел на половину торчащую голову Нечаева.
— А ну-ка, брат, помоги вытащить Силантия, только сильнее тяни, слышишь Сенька, сильнее.
— Да, хорошо, хорошо, я вытащу, — ответил парень.
Через несколько секунд Силантий просунул голову, затем плечо. Он со всей силы упёрся рукой в грунт и вытащил вторую руку, она была вся в крови и перевязана разорванной рубахой.
— Силантий Пантелеевич, Силантий Пантелеевич, я сейчас тебе помогу, — Сенька подхватил раненого парторга и потянул на себя, но он был здоровенным мужиком, и молодому парню было тяжело с ним справиться и вытащить из подкопа. Тогда уперевшись ногами в грунт, он ещё раз изо всех сил дёрнул его на себя, потом ещё раз, и ещё раз и тут наконец-то получилось, через несколько минут Силантий оказался на свободе.
— А ну-ка, теперь мне помоги выбраться из проклятого плена, — Сенька обернулся и увидел председателя, он на половину пролез через только что созданный подкоп.
Сенька подхватил председателя за плечи и вытащил наружу.
— Молодец парень, молодец, — в полголоса сказал председатель, — что мы без тебя бы делали, проявил смекалку и всё получилось.
— Да что я такого сделал, так...
— Ладно, не скромничай, — добавил председатель.
Не теряя ни минуты, они двинулись в сторону выгона, чистое поле, где росла высокая луговая трава.
До него было совсем недалеко, поле находилось всего за несколько дворов, и за десяток минут можно было спокойно туда добраться, но опасность заключалась в том, что в этих домах расположились бандиты.
Там могла быть выставлена охрана, а на рассвете, в полной тишине хорошо слышны любые звуки издаваемые зверем, пролетающей птицей или человеком проходящим мимо.
Всматриваясь в заросшую травой тропинку, которая проходила между огородами, товарищи шли вперёд и приближались к тем домам, мимо которых надо было пройти тихо и незаметно.
Сенька знал здесь каждую кочку, ямку кустарник. С деревенскими мальчишками, он тут излазил все сады и огороды до самой речки, где они заканчивались и дальше начинались луга.
Они прошли первый дом, где жил Тарас Оглоблин. Этот человек был середняком и настоящим врагом советской власти. Его лицо корёжило, когда он проходил мимо правления или встречал на своей дороге представителя новой власти.
При встрече, он всегда отворачивался, а когда оказывался позади этого человека, порой ещё и плевал ему вслед.
Тут как назло закукарекал петух из соседнего дома, да так громко, что Сенька вздрогнул от неожиданности.
— Чёрт бы тебя побрал проклятый, чтоб ты сдох, — выругался он следом.
— Поспешать, поспешать надо товарищи, — послышался голос председателя.
Они прошли вдоль огорода Тараса Оглоблина, а дальше впереди виднелось большое, чистое поле, где росла высокая трава. Эти луга были спасением для них, ведь дальше начинались колхозные угодья, потом посадки, большой овраг, а там вдоль него до станции недалеко.
Но тут их постигла новая неприятность, во дворе Тараса залаяла собака. Летом он держал её у бани, где начинался его огород и отпускал с цепи в палисаднике.
Она лаяла, не переставая, с надрывом и цеплялась зубами за плетень.
Тут ещё лай подхватили и соседские собаки, как будто почуяли дикого зверя, а там и остальные из ближайших дворов.
В доме Тараса загорелся свет, а через несколько секунд на пороге своего дома с ружьём стоял и он сам.
Его лицо напоминало азиата, узкие глаза, черные густые брови, сильно выделялись скулы, впавший нос почти без переносицы и длинная чёрная борода.
— А ну кто здесь, выходи! — Грозно крикнул Тарас и взвёл курок ружья — А то ведь пальну!
Он осмотрелся вокруг, спустился с приступок веранды и прошёл к сараю. Уже было достаточно светло, чтобы рассмотреть весь сад, но поблизости никого не было.
Лай собак не утихал, они как наперебой тявкали так, что разбудили половину деревни и в окнах домов стал загораться свет.
— Эй Тарас, Тарас! — Кто-то крикнул. Тарас обернулся и увидел Филимона, он бежал в одних кальсонах, в руках у него был керосиновый фонарь.
— А-а-а, это ты Филимон, — ты чего, что случилось?
— Сбежали! Сбежали, чёрт бы их побрал!
— Сбежали? Кто сбежал? — Удивился Тарас.
— Да краснопузые, в амбаре которые у меня сидели!
— Да ты что Филимон, как же так?
— Потом, Тарас, потом расспросишь, бери своё ружьё, пойдём на выгон, может там их застанем.
— Ну, пойдём, пойдём, только вот что я скажу тебе Филимон, теперь ищи ветра в поле.
— Меньше слов Тарас, а больше дела, пойдём, пойдём быстрее.
Они спустились вдоль огородов и прошли ещё один двор, за ним было большое луговое поле, сельчане его называли выгоном.
— Куда они могли пойти Тарас, как ты считаешь?
Как старый охотник Оглоблин осмотрелся вокруг, потом направил свой взор вдаль, где в утренней заре, окутанным туманом виднелись посадки. Они разделяли два колхозных поля, с одной стороны росла рожь, а с другой пшеница. От выгона до посадок было примерно метров пятьсот.
Повесив ружьё на плечо, Оглоблин кивнул головой в сторону посадок.
— Я бы пошёл туда, там до станции недалеко. — Затем немного подумав, добавил, — Со станции они могут сообщить красным.
— Да-а, может ты и прав, — Филимон посмотрел в ту же сторону, напрягаясь он всматривался вдаль. Но тут его как кольнули иглой, он чуть не подпрыгнул на месте.
— Тарас! Посмотри, вон же они!
— Где? — Оглоблин посмотрел в ту же сторону. — А-а-а, кажись теперь и я вижу.
За несколько сот метров до посадок бежали несколько человек. Им оставалось всего несколько минут, чтобы достичь своего укрытия и безопасно спрятаться за деревьями.
— Это они Тарас, это они, — кричал Филимон. — Ну что же ты медлишь, стреляй, стреляй!
Не прошло и несколько секунд, как прозвучал выстрел, затем второй. Выстрелы на утренней заре, громом, а затем эхом прокатились по всей деревне.
Опустив ружьё, Тарас вновь посмотрел вдаль.
— Кажись, попал.

Глава 10

—Эй, Степанида, стирку затеяла, что ли? — Женщина обернулась и увидела рядом Щукина. Он опёрся на плетень, и некоторое время наблюдал за ней.
— Игнат? Ты чего здесь?
— Да вот, шёл мимо, увидел тебя, дай думаю, подойду, поздороваюсь.
—А-а-а, ну здравствуй Игнат, здравствуй, — ответила Степанида.
Щукин ничего не ответил, только выражение лица его сильно изменилось, в нём проявлялась какая-то скрытая агрессия и явная неприязнь.
Он помолчал несколько секунд, затем спросил:
— А Сенька твой дома?
— Сенька-то, да нет его дома, — ответила Степанида.
Игнат ехидно улыбнулся.
— Нету говоришь, а где же он?
— Так он на станцию поехал, безделушками торговать, глядишь, может и на спички обменяет. А зачем он тебе нужен-то?
— Безделушками? Это что же за безделушки такие?
— Да как же Игнат, разве ты не знаешь, всякие куколки да кораблики он из дерева вырезает, а потом меняет.
— А-а-а, вон как, а может деньгами берёт, а потом в кости играет со шпаной деревенской?
Степанида нахмурила брови, посмотрев в глаза Игнату.
— Что же ты говоришь Игнат, побойся бога, не так он воспитан у меня, чтобы со шпаной в кости играть, да ещё на деньги. Да и сам знаешь, денег у нас никогда не было.
— Да ладно, ладно тебе Степанида, это я так к слову сказал. Ты лучше скажи, где он сегодня ночью был?
— Ночью? — Удивилась Степанида, — Так известно где дома, спал до самого утра, вон вчера крышу чинил допоздна, потом кваса напился и уснул. Ну, а утром, я его на станцию отправила.
— До утра говоришь, спал? — повторил Игнат.
— Да, до утра, а что случилось? — поинтересовалась Степанида.
— Ну, хорошо, хорошо, — он посмотрел на Степаниду, как будто хотел спросить ещё что то, но потом передумал.
— Ну а в дом-то пустишь меня?
— В дом? — Немного удивившись, она сразу открыла калитку, — Конечно, ты же знаешь, для тебя Игнат у нас всегда двери открыты.
Войдя в дом, Игнат осмотрелся, потом подошёл к чулану, заглянул за занавеску, потом за печку.
— Не веришь, думаешь, я тебя обманываю? — Не выдержала Степанида. — Садись вон на табуретку, я тебе кваску холодного из погреба достану.
— Нет, — коротко ответил Игнат, — Я, пожалуй, пойду.
— Ну что ж, — вздохнула Степанида, — Мы всегда рады тебя видеть Игнат, заходи ещё.
В ответ Игнат посмотрел на неё с ухмылкой.
— Прямо так и рады.
Степанида промолчала.
— Послушай меня, — продолжил Игнат, — я скажу прямо, как там повернется, какая будет власть не знаю, но я хочу одного, я тебя прошу, чтобы Сеньки твоего и близко не было рядом с моей Натахой, чтобы он обходил её за версту, слышишь, за версту!
— Конечно, конечно Игнат, — ответила Степанида. — Я всё понимаю, мы не ровня тебе, я обязательно с ним поговорю, я постараюсь убедить его.
Кивнув головой в ответ, Щукин вышел из дома.
Посмотрев в окно, она молча наблюдала за Игнатом.
Прикрыв калитку, он неспешным, широким шагом пошёл по дороге.
Хотя времена изменились, и по всей России уже установилась советская власть, но всё же, при встрече с этим человеком, Степанида испытывала неуверенность в себе, ею владел какой-то внутренний страх, огромное психологическое давление. Всё это угнетало её и она не могла с этим ничего поделать.
Конечно, сейчас в деревне орудовали остатки банды, и Щукин тут чувствовал себя неплохо, но всё-таки, здесь дело в другом. Степанида ощущала себя работницей, а Игната своим хозяином.
Это чувство было всегда, с самого детства, когда ещё мать её и отец работали на него, а потом сама спину гнула до самой революции. Хотя и после революции легче не стало, работа всегда была тяжёлой и работали с раннего утра до позднего вечера.
Но сколько не трудись, сколько не работай допоздна в поле, всегда тебя преследовала нищета, где всегда было недоедание, короткий сон и снова невыносимый и тяжёлый труд.
Была только одна надежда, что скоро всё закончится, наступят спокойные времена и люди заживут по-другому.
Ведь как говорил великий Ленин, только революция даст простому рабочему и крестьянину трудиться во благо страны своей, детей, семьи, своего будущего.
Советская власть уже повсюду, она по всей России, в каждом городе, каждой деревне.
Степанида закрыла глаза и погрузилась в сон.
Наверное, ей снилось что-то хорошее, доброе, во сне она улыбалась, её чёрные брови поднимались, то опускались.
Возможно, сон её перенёс в то самое время, о котором она мечтала, о котором постоянно думала.
Это было похоже на райский сад, где на мирном небе светило солнце, цвели сады, яблоки и груши росли вдоль дорожек, где ходили люди. С веток свисали спелые, сочные плоды, они висели так низко, что любой прохожий мог сорвать его и насладиться невероятным вкусом.
Дорога спускалась к реке, к длинному песочному берегу.
Вдоль дороги стояли продавцы мороженого, из больших расписных и красочно-разрисованных ящиков, они доставали сладкие лакомства в блестящих обёртках и бесплатно раздавали их прохожим.
Степанида никогда не ела мороженое, она даже не знала, как оно выглядело, она об этом только слышала.
Ещё когда был жив её отец, то к нему приезжал родной брат, который служил в Петербурге у одного высокопоставленного чиновника. Он много рассказывал о своей службе и тут как-то к слову, он рассказал, как на кухне его угостили этим загадочным замороженным продуктом, о котором он так подробно рассказывал.
Во сне, Степанида его видела именно таким, как описал родственник отца.
Потом люди побежали по дороге к речке, и она тоже побежала вместе с ними. Приближаясь к реке, она увидела большую радугу, которая была огромных размеров, начинаясь с одной стороны горизонта, и заканчивалась в другой.
Тут сон внезапно прервался, в дверь громко поступали.
Степанида открыла глаза, неохотно встала, вышла в сени и открыла щеколду.
— Господи, Валька?! — Удивилась Степанида. Такого визита она никак не ожидала, этой черноглазой девочке всего-то было лет десять, а то и девять. Она жила тут, неподалёку, через несколько домов. Её отца расстреляли беляки ещё, когда шла гражданская война, а Маруся, так звали её маму, умерла от тифа, который процветал в те времена.
С самых малых лет её воспитывала бабушка, все называли её Антонина, хотя на самом деле, имя было совсем другим, Антонида.
Конечно, было голодно, жили они в маленькой избушке с дырявой крышей и щелями в стенах, которые затыкали сухой травой, чтобы зимой снег не заметал в избу.
При советской власти, правление колхоза пообещало поправить немного избу, но пока это было всё на словах.
В дверях стояла девочка с длинными чёрными волосами, курносым носиком, она слегка поджимала тонкие губки, склонив голову, словно стесняясь чего-то.
На ней было короткое старенькое платьице, из которого она давно выросла, а ноги её были в небольших порезах, что указывало на то, что обувь она совсем не носила.
— Аришка, проходи в дом, проходи, — с улыбкой сказала Степанида.
— Нет, тётя Стеша, нет, — ответила Ариша, — Бабушка сказала позвать тебя, срочно.
— Позвать меня? Куда?
— К нам, в дом, — коротко ответила Аришка, а потом добавила, — Только побыстрее.
— Хорошо, хорошо, я иду.
Она накинула платок на плечи и вышла из дома.
«Господи, не уж-то что случилось» — подумала Степанида, — «неужели старуха совсем сдала, заболела и лежит теперь без помощи, а ухаживать за ней некому».
Через несколько домов, она свернула к небольшой покосившейся от старости избе и постучала в дверь.
Дверь оказалась открытой, слегка толкнув её, Степанида вошла внутрь.
В доме пахло лебедой, на плите печи стоял небольшой чугунок и варилась похлёбка.
— Дома-то есть кто? — Громко спросила Степанида. Но ответа не последовало, дома никого не было.
«Куда же она подевалась, может во дворе копается?» — Не успела она подумать, как дверь следом отварилась и вошла Антонина.
— Здравствуй Степанидушка, здравствуй, пойдём со мной, пойдём.
— А-а-а, что случилось, — удивилась Степанида.
Ничего не сказав в ответ, старушка вышла на улицу и как хромая утка, переминаясь с одной ноги на другую, подошла к катуху.
— Иди, иди сюда, — кивнув головой, пригласила Степаниду пройти вовнутрь.
С удивлением посмотрев на старуху, Степанида вошла в покосившийся дверной проём.
На земляном полу валялся остаток хвороста от прошлой зимы, в углу стояло на половину развалившееся колесо от телеги, на стене висела старая коса.
Она хотела осмотреться получше, но ничего не было видно, от дневного света, глаза ещё не привыкли к темноте.
Она сделала несколько шагов вперёд и остановилась. Перед ней на сене лежал человек.
Её сердце сильно забилось, по телу прошла лёгкая дрожь, она сделала шаг назад, не отрывая взгляда от человека, который лежал без движений.
Но вдруг тишина нарушилась, и она услышала родной голос.
— Мама, это я.
Тут её как будто прошила молния, сильный разряд атмосферного электричества пронизал с головы до ног. Она с трудом устояла на месте.
— Сенька! Дорогой, что с тобой!?
— Ничего, мама, ничего со мной не случилось, всё в порядке.
— Как же, как же не случилось, у тебя же кровь. Ты что, ранен?
Она наклонилась к нему и слегка коснулась кровавого бинта, которым было перевязано бедро до самого колена, как будто сомневаясь и не веря своим глазам.
— Да что ты, говорю же всё в порядке, рана не тяжёлая.
— Рана? В тебя что, стреляли? — Со слезами прошептала Степанида.
— Мам, ну успокойся же ты, наконец.
— Конечно, сейчас только слёзы вытру, сейчас успокоюсь. Ничего, потихонечку дойдем до дома, а там постельку тебе чистенькую приготовлю, пойду на станцию, там что-нибудь на картошку обменяю.
— Нет, сначала к фельдшеру сбегаю, ну к дяде Грише, ты же знаешь его, недалеко от правления живёт, чтобы он тебя осмотрел, ну а потом на станцию побегу.
— Подожди мама, сначала выслушай меня, — сказал Арсений повышенным тоном, — во-первых ничего с моей ногой не будет, там, простая царапина, пуля прошла на вылет, кость не задета.
— Что ты! Что ты, Сенька, а если гангрена начнётся? — Не успокаивалась Степанида, — А если загниёт?
— Да ничего с ней не будет, здесь вот дела будут похуже. Понимаешь мама, ищут меня.
— Ищут? — Степанида замолчала, опустив глаза. — Ищут, бандиты?
— Да, — ответил Арсений, — с помощью Игната, да Филимона и ещё кое-кого.
— Значит, ты попал в историю сынок, и если тебя найдут, то наверное расстреляют?
— Мама, меня расстреляют только за то, что я коммунист, для них этого достаточно.
— Слышала сегодня ночью, председатель наш с парторгом сбежали?
— А-а-а то-то, моих рук дело.
— Да сынок слышала, и выстрелы слышала.
— Ничего, ничего, скоро и на нашей улице будет праздник. Вот дойдут Леонид Карпович с Силантием до красных, как нагрянут они сюда с целой армией, мало этим бандитам не покажется.
— Ой, здравствуйте тётя Стеша, — послышался милый голосок из дверей.
Степанида обернулась.
— Господи, да что же это делается, и ты тут. Ах, Наташка, что же вы творите, вы же погубите себя.
— Да что ты мама, — вклинился в разговор Арсений, — Никто меня не найдет, а Наташка приходить будет, а там глядишь и наши подойдут, и наконец-то наступит и у нас советская власть.
— А Сеньку мы спрячем так, что его никто не найдет, поверьте мне тётя Стешь, — С улыбкой сказала Наташка.
— Вот как? Это что же вы задумали?
— А-а-а, есть тут местечко одно секретное, — Тут Наташка заулыбалась и продолжила, — Недалеко от нашего дома стоит старый амбар, в этом амбаре отец когда-то хранил зерно для себя. Ну а теперь конечно зерна никакого нет и он пустует. Отец туда не ходит, а что ему там делать, амбар-то пустой.
— Вот мы и решили, что для Сеньки это будет самое лучшее место, ведь туда же никто не придёт.
— А если он сам захочет туда сходить? Мы же не знаем, что на уме у твоего отца, — Спросила Степанида.
— Как же, захочет, там ведь вход завален всяким хламом, да и травы по пояс, и не пойдёт он туда.
— И всё-таки я хочу сказать, что это очень опасно, — Степанида присела на пень, который стоял у стены и глубоко вздохнула.
— Конечно, в этом тоже есть опасность, но ведь там не будут искать, — ответила Наташка.
На какое-то мгновение настала тишина, каждый задумался о чём-то своём, только петух где-то кричал, надрывая своё горло.
Тут послышались мужские голоса, они явно были во дворе дома или где-то недалеко.
О чем говорили не разобрать, но кажется, они приближались всё ближе и ближе.
— Тихо, — сказал Сенька шёпотом, — кажется, они идут сюда, — Он взял в руки вилы, которые лежали рядом и приготовился.
— Тутушки они ваше благородие! Тутушки! — Внезапно в дверном проеме появился человек. Он был в неопределенной военной форме, фуражка на нём белого офицера, вместо гимнастёрки старая рубаха голошейка с мелкими пуговицами и шаровары, заправленные в сапоги. В руках он держал винтовку, направленную прямо в Арсения.
В считанные секунды в сарай вошли ещё двое, один из них был похоже рядовым, а второй сам, его благородие Синельников. В дверях появился, ехидно улыбаясь Филимон.

Глава 11

В этот вечер в доме Щукиных долго горел свет. Керосина не жалели, Синельников готовился к отъезду, оставался один день, а на следующее утро он должен отбыть в Новороссийск, а оттуда на пароходе в Турцию.
Его здесь ничего не держало, в этой стране у него ничего не осталось, его заводы полностью принадлежали новому государству и новому строю.
— Ну что, голубчик, так ты говоришь, она согласна уехать со мной? — Спросил Синельников Щукина.
— Так, я же говорю, всё уладим, — Ответил Щукин и сразу закусил луковицей после выпитого стакана самогона.
Синельников посмотрел на него с недоверием.
— Что значит, уладим, а разве это ещё не улажено?
— Так ведь дорогой Александр Ильич, ты же знаешь, девка-то, она у меня не простая, со своими понимаешь капризами, — не договорив фразу до конца, Щукин налил в стакан ещё самогона и приподняв его сказал:
— Хочу выпить за будущего зятя.
Тут Синельников не выдержал, он встал из-за стола и что есть сил, закричал:
— Свинья! Свинья! Ты что возомнил о себе! Ты понимаешь, с кем разговариваешь!?
Щукин поставил стакан обратно на стол.
— Понимаю, как же не понять.
— А раз понимаешь, — чуть сбавив тон, сказал Синельников, — Тогда скажи, где твоё слово, что девка уедет со мной? Ну, скажи, скажи, — потом чуть сделав паузу продолжил:
— И вообще где она сейчас?
— Где, у подружки, наверное, сказала, что скоро вернётся. А слово я своё не нарушил, если я сказал что отдам за тебя Наташку, дочь свою, значит отдам.
— Ну, ладно, ладно, ты извини меня Игнат, знаешь ли, нервишки совсем ни к чёрту. А скажи мне, пожалуйста, что с твоей дочерью вообще происходит?
Игнат посмотрел на Синельникова, но тут же отвёл взгляд.
— Так она втемяшила себе в голову, освободи, говорит Сеньку Бабочкина, отпусти его, тогда выйду замуж за Синельникова.
— Да-а-а? — Удивился Синельников, он взял стакан самогона, который налил себе Игнат, и выпил его как воду, даже не заметив хорошей крепости.
— Ну, продолжай, что ты намерен делать дальше? Кстати, а где он сейчас?
— Кто, Бабочкин? — Подняв брови и взглянув на Синельникова, еле выговорив «промычал» Щукин.
— Э-эх, нажрался, как свинья, — добавил Синельников. — Бабочкин, кто же ещё?
— Так он, ваше благородие в амбаре у Филимона сидит до завтрашнего утра, ну а потом его расстреляют. То есть должны расстрелять.
— Ты что, Игнат, говоришь загадками, что значит должны?
— А потому что, ваше благородие, я его застрелю сам, пойду, сегодня и пристрелю как собаку.
Синельников встал со стула и подошёл к Игнату.
— Я тебе вот что скажу Игнат, дурак ты, самый настоящий дурак.
— Дурак? — Удивился Щукин.
— Да ты пойми не разумная душонка, — Синельников прошёл на место, с которого только что встал и продолжил, — ведь она меня возненавидит после этого, возненавидит, понимаешь? Кстати и тебя тоже.
Так что, лучше ложись спать Игнат, да и мне тоже пора, поздно уже.
Синельников встал и направился к двери, следом встал и Щукин.
— Я, конечно, сильно извиняюсь ваше благородие, ну раз мне нельзя его пристрелить, тогда вы должны этого проходимца отпустить на все четыре стороны.
Синельников остановился в дверях и посмотрел на Щукина.
— Ты чего, дурак, несёшь?
— Так ведь ваше благородие, дурак не дурак, а выбор за вами, иначе ничего не получится.
— Да, а как ты себе это представляешь? Как к этому отнесутся остальные? Меня же, самого к стенке поставят за такое, — немного подумав, он следом добавил:
— Нет, это не годится, — он хлопнул дверью и вышел на улицу.
Наутро, около правления стал собираться народ, с разных концов деревни шли старики, бабы, детишки бегали туда-сюда.
Тут, бандиты решили расстрелять несколько человек, это были сочувствующие советской власти и один коммунист, Арсений Бабочкин.
Далеко ходить не стали, решили это сделать прямо за правлением, недалеко от огородов.
— А ну разойдись! Разойдись, я говорю! — Крикнул один из людей банды, и среди толпы появились несколько человек. Эти люди были сильно избиты, один с гематомами лица держал руку на груди, закрывая рану, из которой сочилась кровь, другой еле двигал перебитыми ногами, а третий был Арсений.
Теряя сознание от потери крови, он обеими руками держался за тех двоих, несчастных людей, которые сами еле стояли.
— Что! Думали, ответ держать не будете, за всё что натворили, коммуняки проклятые! — Кто-то крикнул из толпы.
— Поделом им, поделом, — ещё закричали следом откуда-то издалека.
Но в основном селяне молчали. Они стояли и наблюдали за происходящим, словно в страшном сне. Каждый думал о своём, своей семье, детях, и лишнее слово могло привести к тому, что в любой момент окажешься среди тех, которых безжалостно расстреливают.
Хотя и находились люди, которые возражали тому, что творили бандиты.
— Что же, на вас креста что ли нет, — негромко промолвила старушка, стоявшая в толпе людей.
— А ты бабка говори, да думай, что говоришь, знаешь, сколько они наших мужиков перестреляли? Шла бы ты отсюда подальше, — не задумываясь, ответил стоящий рядом человек в белогвардейской форме без погон.
— А ну разойдись! Разойдись, я сказал, — послышался громкий командирский голос, — Стройся! Быстро, быстро.
Народ разошёлся в разные стороны, освободив тем самым дорогу, подходящую к правлению.
И тут показались несколько наездников, впереди на белой лошади, в папахе, с шашкой на боку был сам командир так называемого отряда банды.
— Это кто ж таков? — Перешептывались меж собой крестьяне.
— Кто, кто, это сам «Васька Карась» раньше был командиром подразделения у Антонова, головорез ещё тот, — вклинился в разговор старый солдат Андреан, — в тюрьме говорят он сидел, за тяжкие преступления, а теперь вон, для него убить человека, это мало, чтобы в муках умирали люди, вот тогда хорошо ему на душе, антихрист, одно слово.
Наездники подъехали к правлению и остановились.
— Да нет, это не «Карась» его говорят, прихлопнули ещё в двадцать первом. Это кто-то из его заместителей, — ответил «Бородач» так его кликали, односельчане.
— Да, да, похоже, это не он, — зашептали остальные.
Рядом с незнакомцем на пятнистом коне сидел Синельников, а с другой стороны на тёмной лошади сидел человек похожий на белого офицера, причём в руках он держал винтовочный обрез, и палец держал на курке.
Незнакомец слез с лошади и сходу громким командным голосом сказал:
— Здравствуйте, сельчане!
— Здравствуй, мил человек, — послышались голоса в ответ.
Человек оказался небольшого роста, плотного телосложения с острым, колючим взглядом, на левой щеке у него был шрам почти до самого подбородка.
— Как вы живёте тут!
Стоящие рядом люди зашептались, появились насмешки.
— Да живём помаленьку, господь помогает, — послышался ответ из толпы.
— Моя фамилия Беляев, звать меня можете, Степан Семёнович, являюсь временным командиром повстанцев, вот этих людей, которые борются с красной нечистью, — кивнув головой на свой отряд.
— Ну а моего заместителя вы знаете, это уважаемый офицер его благородие Александр Ильич Синельников.
Хотел бы сказать несколько слов вам селяне.
Когда покончим с «красными» будете жить лучше, никто не придёт к вам и ничего не отнимет, будете сельчане дорогие жить, не тужить и горя не знать, как раньше.
Ну а пока, вы нам помогите. Чтобы бороться с этой никчёмной властью, нашим бойцам тоже что-то надо есть, пить.
И поэтому, сегодня до конца дня прошу вас, привести сюда, на это место, где будет организован пункт сбора, хлеб.
Он осмотрел своим острым взглядом людей стоящих вокруг и добавил:
— Ну, а кто пожадничает, что мол вот эти борцы за справедливость нашего будущее обойдутся без хлеба, тот кто откажется от предложения помочь нам, тот сильно пожалеет и может оказаться в рядах вот этих людей. Он показал на жертв, которые ждали расстрела.
Люди молчали, на этот раз никто не посмел высказаться, тогда Беляев, запрыгнув на коня и коротко сказал:
— Командуйте Александр Ильич.
И ускакал в сопровождении того военного с обрезом, который стоял рядом.
Синельников передал узду рядом стоящему человеку в большой папахе.
— А ну, привяжи коня, — он произнёс несколько слов, даже не взглянув на него, затем медленным шагом направился к месту, где ждали самого главного, расстрела.
— Уточкин! — Громко крикнул Синельников.
Тут выбежал небольшого росточка боец, вытянулся и как под чеканку ответил:
— Тут я ваше благородие!
Устало взглянув на него Синельников, не громко произнёс:
— Командуй голубчик.
Но, не сходя со своего места с той же стойки «смирно» боец продолжил.
— Виноват, ваше благородие, послал за патронами, обоймы подзарядить, минут десять придётся подождать!
— За патронами? А чего же раньше не послал?
—Виноват, ваше благородие!
— Ладно, иди, — Ответил Синельников, затем подошёл к Бабочкину.
Арсений с трудом поднял голову, на его лице была гематома, она почти полностью закрывала глаза, из опухшего носа шла кровь, голова тоже была разбита и все волосы слиплись запекшейся кровью.
Синельников, конечно, повидал всякое, но на это зрелище даже ему было тяжело смотреть. А тут ещё матери запричитали в один голос, а в общем, это было похоже на вой, протяжный бабий вой.
Стоящие рядом бабы тоже не сдержались и зарыдали.
— Ваше благородие! Пожалуйста, ради бога, спасите жизнь моему сыну, я отдам вам свою, только спасите его, прошу!
Одна из матерей выбежала вперёд и со слезами просила его остановить это страшное убийство.
— Молчать! Молчать я сказал! — Заорал он, чуть не сорвав голос.
Бабы немного притихли, но через некоторое время всё продолжилось.
— Эх ты, тебе ещё жить да жить, тихо сказал Синельников.
Арсений медленно поднял голову, он с трудом видел Синельникова, так как глаза его заплыли от гематом.
— Спаа-с-с-сибо, ва-а-ше благородие, За-а ва-а-шу доб-р-роту, — с большим трудом произнёс Арсений, — и тут же голова его опять склонилась.
Синельников подошёл к нему ещё ближе и прошептал прямо на ухо:
— Ты, повинись, скажи, мол виноват, дурак был, я отменю казнь, пойду к командиру, поговорю с ним, А?
Но Арсений на это ничего не ответил, у него просто не было сил, он только смог сделать несколько движений головой, что означало, нет.
— Ну и дурак! Дурак! — Опять закричал Синельников.
— Я извиняюсь ваше благородие, у нас всё готово, — Синельников обернулся и увидел перед собой человека, которому отдавал приказ на исполнение.
— У нас всё готово, оружие заряжено, можно исполнять!? — Снова повторил он.
С полным равнодушием Синельников махнул рукой и произнёс:
— Исполняйте!
Двое в солдатской форме взяли под руки одного из ожидаемых расстрела и подвели его к каменной стенке колхозного правления. Завязали ему глаза и отошли в сторону.
— Готов-сь! — Прозвучала команда.
Тут опять поднялся бабий стон, он как стрела пронизал всё тело.
Трое бойцов банды направили стволы нарезного оружия в человека с завязанными глазами, который и так еле держался на ногах.
— Огонь!
Прозвучали выстрелы, только в ушах стоял звон, а в нос ударил запах пороха и дыма. Но человек не упал, он стоял на ногах, только обеими руками взялся за живот и сильно закричал!
С повязкой на глазах он орал так, что смотревшие на это зрелище колхозники закрывали глаза и уходили.
— Идиоты! — Закричал Синельников, — Идиоты! Надо стрелять в грудь! В грудь! Ну, добейте же его, идиоты! — Тут опять прозвучало несколько выстрелов и настала тишина.
Когда Синельников открыл глаза, то увидел, что к стенке повели второго.
— Уточкин! — Крикнул Синельников, — Я тут ваше благородие! — быстро подбежал исполнитель расстрела.
— Послушай меня голубчик, я тебя прошу, не мучай его, не мучай, убей сразу, с одного раза.
— Так точно ваше благородие, с одного раза! Слышали идиоты, что приказал их благородие, чтобы с одного раза!
Заряжай! — Послышался стук затворов, — Цель-сь, огонь!
Прозвучал оглушительный выстрел, опять зазвенело в ушах.
На этот раз жертва упала замертво. Молодой парень, даже не шелохнулся, по белой рубахе потекла кровь и только ветер слегка зашевелил его светлые волосы, да слышен был крик матери, она подбежала и убитая горем упала рядом с ним.
— Следующего давайте! — Закричал Уточки, но Синельников этого уже не видел, он только слышал, как отдавал команды Уточкин.
Синельников медленно направлялся к своему дому, он шёл по деревне, по дороге, один и никто ему не встречался, ни одного жителя деревни не было, как будто он был один, совершенно один.
Он услышал выстрелы, один, второй, пятый, они стали повторяться чаще и чаще, а потом послышалась пулемётная очередь.
«Что это» — пронеслась мысль в его голове. Он мгновенно обернулся, и увидел, что там, у правления началась стрельба!
— Красные! — Вслух протараторил он, — Господи, их там много, откуда они взялись!? Бежать, бежать, только куда?
Он осмотрелся вокруг.
— К реке! Там спасение, там.

Глава 12

Прошло несколько месяцев, зима в этом году была суровой, стояли трескучие морозы, и снега навалило много. В некоторых местах намело огромные сугробы, из-под которых выглядывали крыши домов.
Радовалась только детвора, вот для них раздолье полазить по сугробам, да покувыркаться в снегу.
А сегодня ещё метель поднялась, ветер завывает целый день и снег всё валит и валит с самого утра.
По полю шёл человек, с трудом преодолевая шаг за шагом снежные заносы, ноги проваливались по самые колени.
Шапку будёновку он то и дело придерживался рукой, чтобы её не унесло ветром. Длинную шинель развевало ветром как парус, да трепало. Поднимая глаза из-под козырька будёновки он посматривал вперед, чтобы не сбиться с дороги и не заблудиться в поле.
Он шёл с железнодорожной станции. До деревни оставалось совсем немного, незнакомец вплотную подошёл к домам.
Тут он на минуту остановился, осмотрелся вокруг и направился прямо в правление колхоза.
К председателю он зашёл без стука, открыв дверь, увидел Нечаева сидевшего за столом, Силантия листающего какую-то тетрадь, Панкрата в больших чёрных нарукавниках, и ещё несколько человек ему незнакомых.
— Тебе чего товарищ? — Спросил председатель незнакомца. Но тут же на его лице просияла улыбка, когда тот снял будёновку. Прямо перед ним стоял Арсений.
— Сенька! Сенька чёрт тебя дери, живой! — Он подошёл и крепко обнял его. — Живой, живой.
Тут подбежали Панкрат и Воеводкин и тоже бросились его обнимать.
— Молодец! Молодец! — Кричали они.
— Да какой молодец, он настоящий герой, гордость наша, добавил Панкрат.
— А ведь тебя к награде представили, знаешь? — Сказал председатель.
— Нет, не знаю, — ответил Сенька.
— Не знаю, — повторил председатель, в саму губернию поедешь, там товарищ из столицы от самого Ленина приедет! Во как.
— От Ленина? — Удивился Арсений.
— Да, от Ленина, — опять повторил председатель.
— Ну ладно тебе, Леонид Карпович, про награду ещё поговорим, — сказал Силантий, — Ты Сенька чаю, чаю горячего хочешь?
— Да не откажусь, — ответил парень.
— Ну, тогда наливай, да рассказывай, откуда ты взялся?
Арсений встал, снял с себя шинель и повесил её на гвоздь рядом с печкой «Голландкой», налил чаю в железную, помятую кружку и присел на табурет.
— Да что рассказывать, лежал в госпитале в Кирсанове, потом в Тамбове, потом опять в Кирсанове, вот маленько подлечили, сейчас вроде хожу, правда, ещё прихрамываю немного.
Да что я, вы-то как здесь? Посевную успели убрать?
— Успели, — с улыбкой ответил председатель. — К весне косилки новые думаем приобрести, всё людям полегче будет.
— Да, это хорошо, а Иван Васильевич где? Вижу, вижу что кого-то не хватает, — улыбаясь, произнёс Арсений.
Только председатель на это ничего не ответил, он склонил голову и промолчал.
— Нет больше комиссара нашего, нет товарища Сарычева, бандиты его убили, здесь недалеко под Кутузовкой, — ответил Силантий.
Арсений опустил глаза и ничего не сказал. Несколько минут они помолчали в память о своём товарище.
Потом он встал, взял свою шинель и сказал:
— Ладно, товарищи, пойду я домой, мать там одна, да ещё к Наташке надо забежать.
— К Наташке? — Тут же переспросил Силантий.
— Ну да, — Удивился Арсений.
— Ты знаешь, ты туда не ходи, дома её нет.
— Как нет, а где же она? Что-то случилось? Арсений повесил шинель обратно. — Рассказывайте что случилось? Она жива?
— Да жива, жива, в Тамбов увезли её в ГПУ, — ответил Силантий.
— Как в ГПУ, за что?
— Ну, вроде бы за сотрудничество с бандой?
— С какой бандой, вы что, она же меня спасла, раненого.
— Ну да спасла, слышали мы об этом, только вот подтвердить было некому.
—Как некому, а Антонина, Аришка, мать моя наконец-то.
—Ну, Антонина сам знаешь, старая совсем, а с Аришки и спроса никакого нет, а мать твоя и не знает, что с ней, она всегда о тебе говорила, — ответил Силантий.
— Вот как? Эх вы! — Арсений взял шинель, быстро накинул её на плечи и вышел на улицу.
Силантий выбежал за ним следом.
— Арсений! Подожди!
 Но Сенька шёл, не оборачиваясь и не обращая внимания.
— Ты знаешь, какой был следователь строгий! Он вообще никого не слушал! — Вслед прокричал ему Силантий.
Домой Арсений зашёл молча, снял шинель, сел за стол. Дома никого не было, но дрова в печке горели, и в избе было тепло.
Спустя насколько минут, дверь открылась и с охапкой дров появилась Степанида.
— Сенька! Вернулся! — Сходу закричала она. — Ведь не зря, не зря я сон сегодня видела, вещим он оказался.
Ты снимай сапоги, снимай, отдохни немного, а я щей из лебеды сварю.
— Хорошо мама, давай воды, сначала ноги попарю.
Он вытащил папиросы из кармана и закурил, по всей избе повеяло ароматом табачного дымка.
Степанида поставила тазик с водой на плиту печи, подошла к столу и присела рядом с Арсением.
— А ты изменился сынок, совсем взрослым стал, вот и курить начал. Отец-то твой дымил по-страшному, царство ему небесное, вот и ты начал.
Ладно, вижу что устал, ну ничего сейчас покушаешь и ляжешь спать, а будить тебя я завтра не буду, ты должен выспаться.
— Да нет мама, ты уж меня разбуди пораньше, на поезд надо успеть.
— На поезд? На какой поезд? — С удивлением переспросила Степанида.
— Поеду в Тамбов, говорят Наташка в ГПУ под следствием, судить её будут.
— Судить? — Удивилась Степанида. — Да, я слышала, следователь приезжал, но я думала, что она дома.
— Нет, мама не дома, она в тюрьме, понимаешь в тюрьме.
— Бог ты мой, это за что же?
Он сделал ещё несколько затяжек и затушил папиросу.
— Ей никто не помог, понимаешь, никто.
Он снова достал папиросу, помял её пальцами, затем засунул обратно в пачку.
— Хотя, может мне к Щукину сходить, разузнать поточнее, может что он знает?
— Да я не думаю, что он что-то знает, к тому же спился он совсем, каждый день пьяный, клянёт себя, будто он во всём виноват.
— Ладно, мама, тогда буди меня завтра пораньше, поеду в ГПУ к тому следователю.
Рано утро Арсений отправился на станцию, чуть прихрамывая, он шёл по глубокому снегу, дорога была заметена так, что её не было видно. Метель закончилась только под утро, стало подмораживать. Ветер стих, вышла луна, о ночной снежной стихии уже ничего не напоминало.
Деревня осталась позади, Арсений вышел в чистое поле, до станции оставалось несколько километров.
— На станцию, что ли путь держишь? — Вдруг раздался голос. Сенька тут же обернулся и увидел пятнистую лошадь, запряжённую в сани. Такая лошадь была одна в деревне, на ней ездил местный конюх дед Федот-красный нос. Так его прозвали в деревне за то, что его нос всегда был красным и особенно в мороз.
— Да на станцию вот, к поезду, — ответил Арсений.
— Тогда нам по пути, запрыгивай в сани.
Сенька, не раздумывая быстро прыгнул, и уселся на расстеленной соломе.
— А тебя-то, куда несёт нелёгкая, а дед Федот?
Старик обернулся и заулыбался.
— Так ведь туда же, к поезду мил человек.
— К поезду? — Переспросил Сенька, — это что же, кого встречаешь?
— Но милая, пошла, пошла, — прикрикнул старик на лошадь.
— Тут комиссара нам нового прислали, вместо Ивана Васильевича, царство ему небесное, так вот председатель наш, приказал его доставить.
— Ого, это откуда? — Поинтересовался Сенька.
— Откуда, из города, из Кирсанова.
— А-а-а, это хорошо, — Сенька облокотился на деревянную жердь, идущую вдоль саней, и вытянул ноги, — ещё остались желающие навредить советской власти, всё вот неймётся им, чего добиваются? Жили бы как все, а дед Федот, что скажешь?
— Да что здесь сказать, они привыкли жить по-другому, нас им не понять, — ответил старик.
— Так ведь теперь ничего не изменишь, вспять не повернёшь, ведь советская власть пришла навсегда и с этим надо смериться, — не угомонялся Сенька.
— Но! милая но! — Федот подгонял лошадь, — Поторопись, поторопись, — как будто она понимала человеческие слова.
— Каждому Бог дал своё, кому-то землю пахать, сеять, а кому-то торговать да распоряжаться.
Эх, Сенька, кто знает, как всё это ещё повернётся, да каким боком.
— Да ты что дед, ты что несёшь, это же наша власть, рабочая. Крестьянин сам себе на селе хозяин, зачем ему нужен буржуй с кнутом?
— Да так-то оно так Сенька, здесь с тобой не поспоришь, только вот заковырка тут есть понимаешь.
— Интересный ты старик Федот, совсем не ожидал. Ну, в чём твоя заковырка?
— А в том, ведь людьми надо управлять, они не могут сами по себе существовать, здесь ведь должен быть хозяин, указывать правильную дорогу крестьянину, руководить, «держать в узде» как говорится, а иначе нельзя, будет полный хаос.
— Да-а, ну дед Федот, ты даёшь, ладно это сказал бы кто-то другой, ну ведь ты и сам страдал от буржуев, отец твой, дед.
А сколько в одной нашей деревне людей впроголодь жили, детей накормить нечем было, они болели, умирали, а богатеи что, только жрали от пуза, да пили.
— Да всё так Сенька, всё так, но ты посмотри на людей, посмотри, что они лучше жить стали? Разве они такой свободы ждали? Так, им ещё тяжелее стало, работать больше стали, а отдача? Отдачи никакой.
— Так ты что дед, против советской власти, — вскипел Арсений.
— Да что ты Сенька, что ты, это я так, рассуждаю вслух.
— Ну, дед, а то ведь смотри, дорассуждаешься за такие слова.
Тут лошадь повела в сторону, затем замедлила шаг. Федот одёрнул вожжи.
— Ну, чего милая, чего?
Но всё равно её тянуло в одну сторону и она съехала с дороги.
Тут Арсений закричал:
— Федот! Смотри! Смотри!
На чистом заснеженном поле, при яркой луне, было хорошо видно несколько приближавшихся точек.
— Федот! Это волки!
Действительно, в двадцатых годах волки выходили из лесов, в поисках пищи они перебегали через поля, от одних посадок к другим, и очень часто приближались к населённым пунктам и деревням.
В деревню они не заходили, боялись местных собак, но довольно близко всё же подходили.
Бывали случаи, что волки нападали на лошадей, а то и жертвами их были люди.
— Сенька, там под сеном лежит ружьё! Доставай быстрее, доставай! — Закричал Федот.
— Ну что, нашёл!? Там и патроны ищи!
На досках саней под сеном Арсений нащупал одноствольное охотничье ружьё, а рядом завернутые в платок патроны.
Развязав платок, он положил несколько патронов в карман, а один зарядил в ствол ружья.
Федот погонял лошадь вожжами.
— А ну милая, быстрее, быстрее! — Кричал он, одновременно похлёстывая кобылу.
Лошадь перешла в галоп, но волки приближались нагоняя будущую жертву быстрее и быстрее.
Расстояние сократилось до того, что первого волка можно было разглядеть, видеть его оскал, до него оставалось всего несколько десятков метров.
Двое заходили с одной стороны, а один из них с другой.
Они приближались к лошади так быстро, что Арсений не успевал, как следует прицелиться.
Наконец-то прозвучал выстрел, но ничего не изменилось, волки продолжали нагонять и стали ещё ближе.
Прозвучал второй выстрел, и опять промах.
Опять перезарядив ружьё, он выстрелил ещё раз и только с четвёртого раза, бежавший волк впереди всех, который на расстоянии прыжка подошёл к лошади упал замертво.
Даже не заметив утраты, остальные волки быстро приближались.
Перезарядив ружьё, Арсений прицелился в очередной раз.
— Сенька! Стреляй в первого! Слышишь! В первого! — Кричал Федот.
Тут прозвучал выстрел и упал замертво ещё один. Он перевернулся несколько раз и остался лежать на дороге.
Остались ещё два, один бежал вровень с лошадью, а второй позади саней.
Арсений стал целиться в следующего, но стрелять не спешил, так как патронов осталось всего несколько штук.
Но вдруг что-то произошло, и волки перестали их преследовать. Они стали отставать, а потом и вовсе остановились на дороге.
Федот приостановил лошадь, она сильно дышала и фыркала.
— Кажись, оторвались, — быстро протараторил Федот, осматриваясь по сторонам.
— Да, вроде бы, — хотя кто знает, что у зверья на уме, — смехом ответил Сенька. Потом подумав, добавил:
— Как же ты Федот назад поедешь?
— Да ничего Сенька, ничего. Я же днём поеду, а при свете они не выходят, боятся.
Скоро появились фонари железнодорожной станции, появились дома, железнодорожный переезд и сам перрон.
— Ну, вот и прибыли Сенька, слезай, пойдём на вокзале погреемся, сейчас только лошадь привяжу.

Глава 13

— Уважаемые женщины, сегодня вы идёте в церковь, это конечно ваше дело, личное, только вечером вы должны быть на собрании, это очень важно, намечается большое событие.
Ещё не закончил свою речь председатель, как тут же местные колхозницы загалдели:
— Ты председатель это брось, сегодня воскресенье, дай нам отдохнуть.
— Ты же сам знаешь, что церковь в соседней деревне, это когда мы вернёмся?
— Ну, подождите, подождите, говорите по порядку, Матрёна, даю тебе слово.
Нечаев указал на полную женщину, с нарумяненными щеками, сидевшую на длинной лавке и лузгавшую семечки.
Тут же, не вставая с места, не переставая лузгать, она ответила:
— Так ведь товарищ председатель, нам ещё топать семь километров в одну сторону, утреннюю отстоять и ещё обратно идти, какое после этого может быть собрание?
— Так ведь Матрёнушка, дорогая, следующее воскресенье, пожалуйста, иди, куда тебе захочется, и вы бабы тоже.
Тут начался опять галдёж.
— Так ты же председатель и прошлое воскресенье так говорил, мол вы в церковь следующее воскресенье пойдёте, а в это надо свинарник строить, — Сказала Бабка Акимовна, краснощёкая пожилая женщина.
— Да, говорил,— Ответил Нечаев, — Ну а вы, остались в деревне или всё-таки пошли?
— Пошли, — Негромко ответила бабка.
— Ну вот, поэтому вечером жду вас на собрание.
— Ну ладно, ладно, председатель, будем вовремя, — ответили откуда-то с задних мест.
— Хорошо председатель, постараемся прийти к собранию, — ответили ещё несколько молодых женщин и громко рассмеялись, а затем направились к выходу.
— Это что значит, постараемся, — возмутился Нечаев, — К вечеру я жду вас здесь и точка, всем всё понятно? — Добавил он как бы к слову.
— Так точно, — громко ответили девушки и тоже пошли к выходу.
— Ладно, ладно, — вслед добавил председатель, — веселушки-хохотушки понимаешь.
Через несколько минут в правлении никого не осталось кроме председателя и парторга Силантия.
Силантий сидел и как всегда дымил свою самокрутку, испуская дым как от паровоза.
Тут открылась дверь и с большой охапкой дров, появился дед Тимофей, бывший солдат ещё царской армии.
Он прошёл к печке и аккуратно сложил их в стопку около дымовой заслонки.
— Ух, какой мороз-то на улице, прямо как в шестнадцатом году, — добавил о,н и чуть прихрамывая на одну ногу вышел обратно.
— Вот именно, твои слова Тимофей, да бабам в уши, — вслед сказал председатель.
— Да что ты разошёлся Леонид Карпович, — протараторил Воеводкин, — придут, к вечеру все соберутся.
— Посмотрим, — глянув в окно, — добавил председатель.
— А куда они денутся? Эх! Бабы есть бабы, — съязвил Силантий.
Вернувшись из города, Арсений в хорошем настроении подошёл к своему дому. В нём кипела энергия, эмоции, ведь всё так складывалось удачно, что хотелось петь, плясать или хотя бы громко крикнуть на всю деревню, чтобы слышали все, что жизнь так хороша!
Он постоял на пороге, потом снял шинель, несмотря на сильный мороз, взял колун и стал колоть дрова.
С легкостью разрубая одно полено за другим, он с улыбкой думал о Наташке, о том, что наконец-то всё пойдёт своим чередом, что всё уладилось и устроилось, а трудности, которые их ожидают, быстро преодолеются.
— Ты что в дом-то не заходишь? Ведь замерзнешь, — с порога крикнула Степанида.
— Иду мам, иду, — Арсений положил колун, взял шинель и вошёл в дом.
— Вижу Сеня, что хорошо всё у тебя сложилось.
—Да, ты представляешь, следователь хороший попался, настоящий коммунист. Он расспросил меня, как всё было, ну когда бандиты орудовали в деревне, да он и так всё знал, только подтвердить надо было.
— А с Наташкой вы вместе приехали?
— Да мам, конечно, она сейчас к отцу пошла. А вот вечером, мы в правление на собрание пойдём, она собирается в колхоз вступить, представляешь, в колхоз!
— В колхоз? — Удивилась Степанида, — А ты уверен, что её примут?
— Да что ты, мама, конечно уверен! Я думаю что наоборот, даже поддержат.
— Эх, Сенька, Сенька, сколько в тебе наивности, добрый ты человек, весь в отца. Ну ладно, садись, поешь с дороги.
Вечером в правлении собирался народ.
Арсений пришёл пораньше, чтобы поделиться с товарищами, о своей поездке, рассказать о городской жизни, которую повидал, о рабочих с которыми встречался на одном из заводов.
А, в общем-то, и им было интересно, как люди живут в сёлах в советское время, ведь в царские времена Тамбовщина всегда была губернией аграрной, зажиточной.
Народу собралось много, на этот раз селяне пришли даже с самих окраин.
Под завяз наполнены керосином лампы, расставлены скамейки, для членов партии и совета правления составлено несколько столов и накрыты красной материей.
Все скамейки быстро заняли, кто-то принёс табуретку с собой, а некоторые просто стояли в проходе, да дверном проёме.
Наташка подошла к правлению, но войти не решалась, её терзали сомнения, а не делает ли она ошибку, а вдруг ей откажут, посмеются над ней, а то ещё хуже, будут издеваться.
Когда она заглянула в окно, ей стало ещё страшнее, на секунду возникла мысль уйти отсюда, а ещё лучше убежать.
Она отошла от окна, в голове всё спуталось и её решительность, с которой она пришла сюда окончательно покинула.
— Ты чего тут стоишь девка, мёрзнешь, — вдруг послышался голос. Она обернулась и увидела старика Федота. Он стоял в большой шапке, надвинутой на глаза, тулупе, больших валенках, а на плече его висело ружьё.
— А, это ты дядя Федот, — потирая руки от мороза, ответила Наташка.
— Да я,— коротко ответил Федот. — Вот, по службе приходится на морозе стоять, на посту так сказать, а ты чего тут делаешь? Вон твой-то, заседает, да и ты шла бы на собрание.
— Да что ты дядя Федот, что ты, какой он мой.
— Ладно, ладно, я-то жизнь прожил, что ж я, не вижу.
В ответ Наташка немного засмущалась и ничего не сказала.
— Ты девка, и впрямь тут замерзнешь, вон дрожишь вся, иди в правление, иди.
— Нет, дядя Федот, не хочу.
— Это что же так? — Удивился старик.
— А так, я написала заявление в колхоз.
— В колхоз? — Повторил Федот. — В колхоз это хорошо, это правильно. Так чего же не идёшь?
— Не знаю, дядя Федот, не знаю, а не ошибку ли я делаю?
— Ошибку? Не думаю, — ответил старик.
— Наташка! Ты чего тут стоишь? — Крикнул Арсений с порога правления, — пошли, быстрее, — он быстро спустился со ступенек, взял её за руку и потянул за собой.
— Сенька! Ну, подожди.
— Ну, чего ещё? Ты меня здесь заморозишь, а мне ещё на собрании выступать.
— Мне страшно, — нерешительно сказала она, опустив голову.
— Чего ты боишься дурёха, пошли быстрее, вон председатель речь свою заканчивает, — он опять взял её за руку и потащил в правление.
В прокуренном помещении правления стоял шум, дым от табака поднимался к закопчённому потолку, а едкий запах от него защекотал в носу.
Председатель налил в стакан воды из стоящего графина, сделал несколько глотков и поставил его обратно.
— Итак, товарищи, — продолжил он, — А теперь хочу сказать ещё о важном. По решению правления колхоза, мы направляем несколько человек в город на учёбу в сельскохозяйственный техникум.
— Коммунистическая партия требует, чтобы колхозы нашей родины товарищи, развивались и приобретали навыки ведения нового хозяйства. Чтобы прийти в будущее справедливого, технологического развитого, коммунистического общества, уже сегодня требуются грамотные специалисты. Это — агрономы, зоотехники, счетоводы, механики, электрики.
— Вот поэтому товарищи, наш колхоз тоже не остаётся в стороне, и мы решили направить людей на обучение в город.
— А что же эта за специальность такая электрик, чего ему тут делать? — Выкрикнул с места дед Макар, не выпуская изо рта дымящейся папиросы.
— А это дед Макар человек такой с проводами, рот всем завязывает, чтобы лишнего не болтали, — ответил с дальнего ряда Семён Степанов, молодой парень, местный весельчак.
— И ещё кое-что может перевязать, чтобы по бабам не ходили, а дома сидели с жёнами, — добавила Верка Илясова. Тут все громко рассмеялись.
— А ты председатель побольше приглашай таких, электриков в колхоз, вот и будет порядок у нас, — кто-то ещё крикнул с задних мест и тут опять все рассмеялись.
— Ладно, ладно товарищи, — постучал председатель по графину с водой, а затем продолжил, — посмеялись и будя, время у нас мало. А по поводу электриков, вот вам Силантий объяснит, кто это такие и зачем они здесь нужны. Силантий Пантелеевич, объясни, пожалуйста.
Силантий встал.
— Скоро товарищи наша жизнь изменится, был я в городе недавно, приглашали нас на собрание комитета по строительству, так вот, выступал там товарищ Бастрыкин, от самого Ленина присланный.
— Ну, чего же он говорил? — Не выдержав спросил старик, сидящий недалеко.
— Тихо, тихо товарищи, — сказал председатель и опять постучал по графину с водой. — Продолжай Силантий.
— А говорил он, что скоро начнётся электрификация в стране.
— Это чего же такое? — Опять не выдержал дед.
— А то, — продолжил Силантий, скоро по сёлам начнут проводить электричество, поставят столбы, натянут провода и по ним пойдёт ток, вот это будут делать люди, которых называют электриками.
А теперь представьте, какая жизнь настанет, привезут зерно на ток прямо с поля, а тут Матрёна сидит, нажмёт она на кнопку, зерно пойдёт по транспортёру в сушилку. Нажмёт на другую, зерно пойдёт по другому транспортёру в хранилище.
— Ну а потом, — в правлении настала полная тишина. Силантий взглядом окинул всех присутствующих и продолжил:
— Ну а потом приедет дед Макар на лошади, высыпит мешок зерна в мельницу, нажмёт на кнопку и зерно всё перемелется в муку.
— В скорости электричество подведут к каждому дому. Вот придёт домой бабка Акимовна и вместо того, чтобы разжечь лучину, она нажмёт на кнопку и сразу загорится электрическая лампочка, в доме станет так светло, как днём.
У бабки Акимовны расширились глаза, она стала выглядеть испуганной. Бабка перекрестилась три раза и заёрзала на табуретке, как будто села на торчащий гвоздь.
— Что бабка засуетилась, жизнь будущую почуяла, — опять пошутил Семён.
— Она обернулась и ответила, — тьфу на тебя, антихрист.
— Тихо товарищи, тихо, — повторил председатель, — сейчас я назову людей, которых мы отобрали для обучения в городе.
— Итак, Колесников Иван! Встань Иван, встань, — с улыбкой сказал председатель, — пускай народ посмотрит, оценит.
— Лаптев Севостьян!
Парень слегка застеснялся, он быстро встал, затем тут же сел.
— И наконец, наш уважаемый Арсений Бабочкин!
От этих слов у Наташки ёкнуло сердце, она этого не ожидала, опустив глаза, она продолжила слушать председателя дальше.
— Ну вот, товарищи эти люди, наши земляки, колхозники, вскоре отправятся на обучение в город в техникум.
— А теперь ещё одно событие, сегодня мы рассмотрели заявления наших односельчан о вступлении в колхоз. Их всего двое, пока двое и за них мы будем голосовать.
— Итак, Семён Андреевич Верещагин. Подходи сюда Семён Андреевич, — пригласил он кандидата к столу.
— Я думаю сразу перейдём к голосованию, как считаете товарищи? Представлять Семёна Андреевича не надо, вы и так его хорошо знаете.
— Конечно, конечно, голосуем, — заговорили сельчане.
— Хорошо,— продолжил председатель, поднимите руки кто за то, чтобы принять товарища Верещагина в колхоз.
— Вот и хорошо товарищи, воздержавшихся нет, против нет, единогласно.
— Ну что же Семён Андреевич, в колхоз ты принят, поздравляю! — Тут все дружно захлопали в ладоши.
— Спасибо вам товарищи! Спасибо вам колхозники! — В заключение добавил Верещагин.
Он прошёл на своё место и присел.
— И ещё один кандидат, а точнее кандидатка, этого человека вы тоже все хорошо знаете, Наталья Щукина! — Продолжил председатель, — проходи сюда Наташа, проходи.
Но тут люди замолчали, настала тишина. Наташа прошла к столу и посмотрела в так называемый зал.
В её груди сильно забилось сердце, она так не волновалась никогда.
Она чувствовала, что ото всех кто на неё смотрит, исходит какая-то сила, невидимая, огромная энергия давит так, что ей тяжело дышать, в ногах появилась слабость.
— Ты себя хорошо чувствуешь? — Спросил председатель.
Она посмотрела на него, на тех людей, которые сидели за столом.
«А где же Сенька, где он, который должен быть тут» — подумала она.
— Наташа, если ты плохо себя чувствуешь, то можешь идти домой, а на следующем собрании мы всё порешаем, — продолжил председатель.
— Нет, нет, Леонид Карпович, ничего, я себя хорошо чувствую.
— Ну что же, хорошо, тогда продолжим.
Не успел председатель договорить, как колхозники загалдели.
— Это что же твориться товарищи, кого мы принимаем? — Зашумели бабы.
— Кого, скоро за самого Щукина будем голосовать, — послышалось в первых рядах.
— Да уберите вы её отсюда, — заговорили в другой стороне зала.
— Это за что же мы боролись? Товарищи, а кто её сюда привёл? — поддержали остальные.
Тут председатель попытался успокоить людей.
— Тихо товарищи! Тихо! Пожалуйста, успокойтесь! — Но это уже не помогало.
— Убирайся отсюда, убирайся! — Кричали люди, кто-то даже не пожалел и забросил в неё шапку.
Тут встал Арсений.
— Разрешите слово? — Обратился он к председателю.
— Хорошо Арсений, говори, — согласился Нечаев.
— Товарищи, ну зачем же вы так, ведь для советской власти, для партии в период захвата власти бандитами, она сделала немало, а вы набросились на неё, как на врага.
— Это чего она такого сделала, что ты так её защищаешь? — Возмутилась бабка Акимовна.
— Что сделала, говоришь, — продолжил Арсений, — так, к примеру, мне жизнь спасла, когда прятала в своём сарае. Кстати, бандиты могли и её расстрелять, вот так тётка Акимовна.
— А-а-а! Защищаешь!? — Разошлась бабка, — Так она прятала кого? Она прятала своего ухажёра!
Наташа этого не выдержала, она выбежала из правления и помчалась по деревне. Она бежала не чувствуя ног, сама не зная куда, лишь бы по дальше от этого места, этих людей, которые стояли у неё перед глазами и смеялись ей в лицо. Другие проклинали её, а третьи, казалось, бежали за ней, и были готовы растерзать, разорвать на клочья.
— Наташка! Подожди, остановись. — Крикнул Арсений.
Но она не слышала, она бежала и бежала вдоль деревни.
Сенька почти догнал её, он уже коснулся плеча убегавшей девушки, но поскользнулся и растянулся по всей дороге.
— Чёрт! — Выругался он. — Вот невезуха.
Когда он поднялся, то увидел, как Наташка завернула в открытую калитку своего дома и пропала из виду.
Тогда он отряхнулся и быстрым шагом направился следом.
Входная дверь оказалась открытой, он зашёл в избу без стука.
В доме было жарко, на плите готовилась похлёбка, стоял запах жареного лука.
За большим столом сидел сам Игнат. Рядом стояла бутыль с мутным самогоном, а в большой железной тарелке были нарезаны соленые огурцы.
Щукин был удивлён внезапным появлением Арсения. В его хмельных глазах появилась злоба.
— Ты? Тебе чего? — Произнёс он словно, с силой выдавив слова.
— Мне, Мне надо видеть Наташку, — не совсем уверенно ответил Арсений.
— На-таш-ку, — на распев произнёс Игнат, как бы издеваясь, насмехаясь над Сенькой. — Будет тебе На-таш-ка.
Он медленно встал, и чуть пошатываясь от выпитого самогона, зашёл в чулан. Через несколько секунд Щукин вышел, держа в руке топор.
Арсений сначала оторопел от неожиданности, потом быстро взял себя в руки.
— Подожди Игнат, я к тебе не ругаться пришёл, я только хотел сказать...
Но, не дожидаясь объяснений, Щукин набросился на него, размахивая топором. Арсений успел увернуться, а лезвие топора прошло рядом с его головой, едва не зацепив. Тогда Щукин замахнулся ещё раз, но опять не удачно и топор угодил в притолоку двери. Игнат дёрнул застрявший топор, но быстро вытащить его не смог. Воспользовавшись паузой, Арсений оттолкнул его со всей силой. Игнат попятился назад, затем со всего размаха шлёпнулся на пол.
Арсений вышел от Щукина и направился домой. Снег хрустел под ногами, а мороз стал усиливаться. Только сейчас он понял, что на его голове нет шапки, кажется, он потерял её в доме Игната.
— Сенька! Сенька! Подожди, — крикнула Наташка.
Арсений обернулся и остановился.
— Ну, зачем, зачем ты пришёл, теперь и мне достанется, на вот, держи свою шапку, — и протянута её прямо в руки.
— Спасибо Наташка, спасибо. Ты знаешь, вообще-то я хотел попросить у него твоей руки.
— Когда, сейчас? Ну, ты Сенька действительно можешь удивить, а что, другого времени не мог найти?
— Нет, не мог, я завтра уезжаю в Кирсанов в техникум и хочу, чтобы ты поехала со мной.
— С тобой? — Удивилась Наташка.
— Да со мной, сию же минуту мы пойдём в правление и распишемся, пока ещё там не все разошлись.
— Да ты сумасшедший, — заулыбалась девушка.
— Хорошо, пусть я буду сумасшедший, но мы всё равно пойдём.
— Ну конечно, тебе мало того, что мне выдали на собрании, ты хочешь, чтобы добавили ещё? Нет уж Сенечка, этого не будет.
— Нет, когда мы поженимся, я тебя в обиду не дам, никому не дам, слышишь меня Наташка? — Еще раз повторил Арсений.
— Нет, Сенька, нет, лучше поезжай один, так будет лучше, а я буду тебя ждать и всегда о тебе думать.
Взглянув на него, на самого близкого человека после отца, она хотела сказать что-то ещё, очень важное для них обоих, но передумала, только добавила несколько слов:
— Возвращайся, возвращайся скорей.
Не дожидаясь ответа, она быстрым шагом пошла по заснеженной дороге к своему дому.
— Ну почему? Почему? — Крикнул вслед Сенька.
— Я не могу тут оставить отца одного, — обернувшись, ответила Наташка.
— Не могу! Понимаешь?! Не могу! Доброй тебе дороги, Сенька!

Глава 14

Прошло несколько лет. В селе Кутузовка или колхозе Красный Октябрь как теперь принято называть, полным ходом шла уборочная пора.
Конец августа, а дождей совсем не было, стояла сухая погода, позволяющая убрать урожай вовремя и без потерь.
С раннего утра у старого правления собирались люди, тут же стояла и техника, это два трактора с косилками, которые новый колхоз смог приобрести.
А ещё вдоль деревни установили деревянные опоры для растяжки проводов. В селе к концу октября в каждый дом обещали подключить электричество, и первыми были передовики колхоза.
Некоторые сёла были электрифицированы, и для людей это было в диковинку, они рассказывали про это чудо достижения человечества с большим интересом.
Короткая планёрка прошла рано утром прямо на улице около правления.
Взяв в руки грабли, косы, люди отправились работать в поле как обычно, до самого вечера.
Загудела техника, трактора, подцепив косилки, двинулись вслед за людьми на выгон, а затем в поле.
— Открывай сарай председатель, — обратился высокий симпатичный черноволосый парень к председателю. Он держал кожаную сумку с инструментом, а второй рукой поддерживал широкий ремень, висевший у него на плече.
— А-а-а! Егор, — с улыбкой ответил председатель.
Парень улыбнулся, посмотрев на председателя.
— Да, вот решил сегодня пораньше начать, думаю ещё несколько пролётов натянуть.
— Конечно, Егор, сейчас открою. Панкрат! — Крикнул Нечаев.
Тут из открытого окна правления показалось лицо Панкрата.
— Да тут я, тут.
— Ты вот что, Панкрат Семёнович — сказал председатель. — Возьми ключи и открой сарай, электрик провод заберёт.
— А-а-а, хорошо, — ответил старик.
— Если что ещё потребуется, — обратился председатель к электрику, — то подходи прямо к нему, — и кивнул головой на Панкрата. — Хорошо Леонид Карпович, — ответил Егор.
На небольшом перегоне железной дороги заканчивала работу бригада путейцев.
Вблизи станции Кирсановской ветки, меняли шпалы. Здоровые мужики выматывались после тяжёлых работ, ведь одна шпала весит около ста двадцати килограмм и замена велась вручную, где использовались только незамысловатые инструменты, это кувалды, ломы, лопаты, да кирки.
Вдоль полотна перегона ехала тележка с механическо-ручным приводом или как называли её дрезина, и собирала рабочих железнодорожников.
— А ну братва, заканчивай работу, всё, шабаш! — Кричал бригадир, — Собираем инструмент и грузим на тележку!
Он прошёл вдоль полотна ещё несколько метров и остановился.
— А тебя, Щукина, что, не касается?
Наташа, надрываясь опустила конец шпалы на землю и не удержавшись на ногах свалилась.
Руки её были в порезах, царапинах и синяках.
— Извините меня, Павел Васильевич, я сейчас, сейчас, — она с трудом поднялась с земли и встала на ноги.
— Да-а, — ответил бригадир, — Не твоё это дело Щукина шпалы ворочать, вон мужики с ног валяться, а ты что?
Нет, наверное, доложу руководству, чтобы тебя заменили.
— Что вы! Что вы! — Повторила несколько раз она, — я вас очень прошу, не делайте этого, не надо!
Бригадир задумался. Он осмотрел с головы до ног хрупкую еле стоящую на ногах девушку.
— Что же товарищ Щукина, для тебя в колхозе работы не нашлось, как пойти на железную дорогу?
— Да я с удовольствием, на любую работу согласна, только не приняли меня в колхоз, вот и приходится, как то выживать.
А дома, у меня отец больной лежит, он совсем не встаёт.
— Да-а, ну дела, — ответил бригадир, — ну оставайся пока, коли так.
От железной дороги до деревни, надо пройти ещё несколько километров, краем посадок, мимо поля, да ещё зимой по заснеженной дороге, когда темнеет очень рано.
На этот раз ей повезло, мимо проезжал Федот, он ездил на станцию и немного задержался, обычно тут старались ездить засветло.
— Садись красавица! — Федот остановил лошадь, когда поравнялся с девушкой, идущей по колее, ведущей вдоль посадок.
— Спасибо тебе дядя Федот, — ответила Наташа присев в сани на мягкую солому.
— Да мне-то за что, вон ему спасибо, он нас везёт кормилец, — улыбаясь, пошутил Федот. — Но-о милый, поехали, — прикрикнув на коня, он слегка потянул вожжи.
— Это что же, с работы так поздно идёшь, что ли?
— Да, сегодня тут, недалеко работали, — ответила Наташка.
— Да-а, страшно, небось, одной-то ходить, мало ли, ведь и зверь дикий может выбежать или человек недобрый?
— Да как сказать дядя Федот, страшно не страшно, а идти приходиться. Летом в это время светло ещё будет, а пока...
— Но-о-о, но-о-о, поспешай милый, поспешай, — опять прикрикнул Федот на коня. — Спит на ходу, совсем старый стал.
Наташа улыбнулась.
— Как там Сенька, пишет? Теперь совсем учёным стал.
— Да нет дядя Федот, совсем не пишет, наверное, заданий много, ведь знания не просто даются, надо много читать, учить.
— Это точно, с этим не поспоришь, а ведь специалисты нам нужны, ой как нужны. Вот в наше время, какая там учёба, чуть подросли и родителям помогать стали, в поле или в свинарнике, а помещик-то в этих местах был строгий, ой, строгий, так вот.
— А сейчас?
— Что сейчас?
— Ну, лучше или хуже стало? — Спросила Наташка.
— Да кто его знает, — с сомнением ответил Федот, — поживём, увидим.
Хотя колхоз я думаю дело хорошее, ведь когда все вместе делают одно дело, всё-таки прожить будет легче.
Наташка закрыла глаза, сани немного покачивало из стороны в сторону, а усталость брала своё, облокотившись на перила она тут же задремала.
В воскресный вечер в местном клубе звучала музыка.
Старый граммофон не смолкал ни на минуту, местная молодёжь развлекалась танцами.
Несмотря на крепкие январские морозы, некоторые парни приходили даже из соседних деревень.
Ведь в правлении всё же решили сделать подарок для молодых ребят колхоза, им отдали дом бывшего помещика Филимона, который был застрелен при сопротивлении взятия села красными.
Дом был переделан в клуб и теперь там проходили колхозные собрания, а по вечерам собиралась молодёжь на танцы.
Наташка стояла в одиночестве, она смотрела на своих сверстников и улыбалась.
Под мелодичную музыку тех годов, кружили и кружили ребята девушек. Пластинки тут же менялись на другие, и сельский граммофон не смолкал, продолжая развлекать не только молодых, но и людей постарше, которые стояли вдоль стены помещения и радовались за своих детей.
В дверь вошёл Егор, он снял полушубок, шапку, повесил на вешалку.
— А народу-то, сколько сегодня, а Зелька? — Зелькой кликали сельского рыжего конопатого парня Гаврилу Зелькина. Он был небольшого роста крепкого телосложения, но девчата иногда над ним посмеивались за сильно оттопыренные уши.
— Да, с соседних сёл много подошли, — ответил Зеля.
— А ты что не танцуешь, один сегодня? — Спросил Егор.
— Ага, точно один, Клашка в городе сегодня, а я обещал ей ни с кем не танцевать. Говорит, узнаю, можешь больше не провожать.
— Да, серьёзная она у тебя, — с улыбкой ответил Егор.
— У-ух какая, огонь! — добавил Зелька.
— Послушай Зелька, а что там за девчонка стоит?
— Где?
— Да вон, около стенки, и совсем одна, — Егор незаметно кивнул в сторону, где стояла Наташа, — А ведь симпатичная, — добавил он.
— А-а-а, это не девчонка, это Наташка Щукина, дочка бывшего помещика.
— Ого! — Удивился Егор. — А дочка у него ничего.
— Я бы не советовал тебе к ней подходить.
— Это что так? — С удивлением воспринял Егор, — потому что дочь помещика?
— Да нет, — ответил Зеля, — парень у неё в городе учится, говорят, она его ждёт.
— Ах вот оно в чём дело! Спасибо за ценную информацию. — Егор похлопал Зеле по плечу и важно пройдя через всю площадку, подошёл к Наташе.
— Извините, пожалуйста, разрешите пригласить вас на танец.
Наташа немного засмущалась, но всё же кивнула головой в знак согласия.
Танец продлился недолго, так как он уже заканчивался. Музыка сменилась высоким темпом и все продолжили танцевать.
— Меня зовут Егор, — он сразу представился, не отпуская её руку.
— Наташа, — тихо ответила она.
— Может, потанцуем ещё, — предложил парень.
— Нет, я не хочу, — ответила Наташа, освободив свою руку.
—Хорошо, — сказал Егор, — но, вы не откажите побыть с вами, я здесь никого не знаю.
— Да, — чуть замялась Наташа, — только вот я собралась уходить, вы уж меня извините.
— Какое совпадение, я тоже собирался уходить, тогда разрешите вас проводить?
— Как знаете, дорога общая для всех, — сказала она в ответ.
От клуба они шли медленно, Егор поддерживал её за руку, когда её ноги скользили по дороге. Он рассказывал что-то интересное и смешное, так как Наташа смеялась, а он продолжал представлять одну историю за другой, а потом они оба смеялись.
— Кстати, я вас знаю, вы тут электриком работаете, провода натягиваете, правда?
— Истинная правда, скоро в вашей деревне станет светло как в городе.
— А я знаю, я была в городе и видела, как там светят фонари.
— Да, ну и как?
— Ух! Прямо как днём, — с улыбкой ответила Наташа.
Кстати, а вон и мой дом, — она показала рукой на высокий дом и открытую калитку палисадника.
— Как, это твой дом? Какое совпадение!
— Совпадение? Совпадение с чем? — Ничего не понимая спросила Наташа.
— А с тем, что в этом месте я наметил поставить самый высокий, самый красивый столб, он будет увешан цветами, на нём будет висеть самый большой фонарь.
Она громко рассмеялась.
— Спасибо тебе Егор.
— Да за что, я ещё столб не поставил, фонарь не повесил.
— Нет, нет, просто я долго не смеялась. Ладно, мне пора, а то отец забеспокоится.
— Наташка! — Приоткрыв дверь, крикнул Игнат.
— Ну вот, я же говорила. Иду я отец, иду.
Игнат вышел на веранду, прикрыв за собой дверь.
— А это кто с тобой? — Грозно, словно зверь проревел Игнат.
— А это Егор, он меня до дому проводил, одной-то страшно было.
— До дому говоришь, а ну иди в избу, мне с ним побеседовать надо.
— Отец, я всё объясню.
— Я сказал, иди в избу!
Она послушно и быстро зашла в избу, сердце её забилось.
Сняв с себя платок и фуфайку, она ухом прильнула к двери, чтобы услышать разговор, но всё было тщетно, слышно ничего не было.
Прошло несколько минут, а Игнат так и не появился. Прошло десять минут, волнение возрастало, стали появляться дурные мысли.
Тут она не выдержала, накинула на себя платок, открыла дверь и вышла на улицу.
Игнат и Егор стояли на пороге и мирно о чём-то беседовали.
— А-а-а, это ты дочка, сейчас мы придем, ставь пока самовар, вскипяти водички.
Закрыв дверь, Наташка была ошарашена, она не верила своим глазам и ушам. — «Что это было?» — подумала она.
Особенно последнее время отец ни с кем не разговаривал, после болезни он был сам ни свой, как говориться, чах прямо на глазах, а тут...
Вскоре дверь открылась, первым вошёл Егор, следом Игнат.
— Ну что ж, раздевайся Егор, сейчас будем пить чай.
— Наташка! Самовар-то готов?
— Готов отец, готов, — она расставила чашки и присела рядом сама.
— Вот! Егор оказался человеком неплохим, умным, достойным хорошего общества.
— Я думаю, ты теперь будешь к нам чаще приходить? А-а-а? — Обратился он к парню как-то по-особому, по-дружески.
— Ну, если примете, то буду приходить почаще, — ответил Егор
— Вот Наташка, слышала, встречай, как полагается. — А ты Егор пей чай-то, пей.

Глава 15

Закончилась долгая и морозная зима, наступили тёплые майские деньки. По всему селу было проведено электричество, и почти в каждом доме горела электрическая лампочка.
На лето намечалось строительство зерносушилки, коровника, тракторной базы, для сельчан это было настоящим чудом.
Наташка так и работала на железной дороге. Труд был её не просто тяжёлым, а невыносимым.
После работы она приходила и падала от усталости.
По-прежнему жили они с отцом, в колхозе ей работы так и не нашлось, а она в колхоз больше и не просилась.
Егор часто приходил к отцу и они подолгу сидели и разговаривали. А бывало, хорошо выпивали, несмотря на то, что после тяжёлой болезни пить Игнату, было запрещено.
Однажды Наташка вернулась с работы совсем поздно, переступив порог веранды, она поняла, что у них в доме гости. Дверь была приоткрыта и хорошо слышан голос Егора и ещё кого-то, но не Игната.
Любопытство перебороло усталость, она открыла дверь и вошла. Тут её сердце сильно забилось, раскрыв глаза, она смотрела, не моргая в горле, появился ком.
— Вы? Господи! Ну, когда, когда всё это закончиться!

Сенька вернулся из города утром, съев на ходу одну картофелину и отхлебнув из махотки молока, он вышел из дома.
— Мам, я пойду.
— Да господь с тобой, посидел бы дома, покушал, как следует, отдохнул, а потом шёл бы куда тебе надо, — засуетилась Степанида.
— Да нет, отдохнуть я успею, к Наташке схожу.
— Так она же работает.
— Как работает? Сегодня воскресенье.
—Да воскресенье сынок, но только не для неё. Она работает на железной дороге с мужиками, рельсы да шпалы ворочает, ты бы видел её, совсем высохла.
— Вот как? А я думал, она в колхозе работает.
— Нет сынок, после того собрания, она и в правлении ни разу не появлялась, как устроилась на железную дорогу, так и гнёт там спину по сей день. А что же, она разве тебе не писала? — Добавила Степанида.
— Писала, только не про это, она писала, что всё хорошо. Ладно, тогда пойду, прогуляюсь, — Арсений закрыл за собой калитку и отправился в правление.
Пройдя по коридору, он первым делом заглянул в кабинет председателя.
За большим столом сидел Нечаев, он изучал какие-то бумаги, даже не заметив человека вошедшего в его служебное помещение.
— Кажется, я ошибся адресом, — сказал Арсений.
Тут Нечаев поднял голова, и на его лице засияла улыбка.
— Сенька! — Он вышел из-за стола, забыв про нужные бумаги, подошёл к парню и они крепко обнялись.
— Ну вот, наконец-то, я тебя дождался, дипломированный специалист! Ну, ты проходи, проходи, садись, сейчас чаю попьём.
— Да-а, у вас прямо здесь хоромы, кабинет отдельный, — Сказал Арсений.
— Конечно! А что, разве мы, трудовой народ хуже буржуев!?
Арсений улыбнулся.
— Да, а помнишь Платонову Зинку, ну Архипова Мишки дочку, такая всё в коротенькой кофтёнке бегала?
— Да конечно помню, — ответил Сенька.
— Так теперь она секретаршей работает у меня.
— Да ну!?
— Да, да, умница и с бумагами разбирается и печатать научилась!
— Да, но я в твоей приёмной её что-то не заметил Леонид Карпович.
— Ну конечно, где же ты её заметишь, сейчас она на обед пошла. Кстати! Сейчас я тебя угощу чаем, настоящим, ведь последний раз мы с тобой морковный пили.
— Ну а что же, от чая не откажусь, — улыбаясь, ответил Сенька.
Председатель вышел в приёмную, налил кипятка из самовара, заварил чай прямо в кружках и поставил на стол.
— Поухаживаем за собой сами, пока Зинаиды нет, — пошутил председатель.
— Ну, когда на работу выйдешь? — А то, тут с людьми совсем беда, — добавил он.
— На работу? Да хоть завтра, — ответил Сенька, — сегодня к Наташке сходить надо, давно не видел её, соскучился.
— Это к Щукиной? Сходи, конечно, повидайся, — ответил председатель, он встал и подошёл к окну.
Арсений тоже встал и подошёл к председателю.
— Что то, ты не договариваешь Леонид Карпович.
— Да нет, Сенька, секретов здесь никаких нет, просто они живут как-то по-своему, с народом не общаются, в общем, ведут себя как бирюки.
— Ах вот оно в чём дело, — Сказал Арсений.
— Да, да, в этом, — председатель сел за стол и придвинул к себе кружку с чаем.
— Ах, горячий ещё зараза, пускай остынет, — потом продолжил, — ты Сенька туда лучше не ходи, пусть они живут, как хотят, лишь бы нашу власть не трогали.
— Ты что же такое говоришь Леонид Карпович. Ну, ладно Игнат, таких уже не исправить. Но Наташка, это же совершено другой человек. Как же так можно, ты же коммунист.
— Да коммунист, коммунист,— ещё раз повторил Нечаев, — вот поэтому даю тебе совет, держался бы ты от них подальше.
— Ну ладно! — Хватит, — вспылил Арсений, — Наташку я в обиду не дам.
— Да кто их обижает, я же о другом говорю, живут они своей жизнью и ни принимают нашу власть народную, да и людей отвергают.
— Ладно, председатель, пойду я, а то мы так неизвестно до чего договоримся, — он встал и направился к двери.
— Подожди! — Сказал председатель.
Арсений остановился в дверях.
— А как же чай?
— В следующий раз, может быть.
— Да подожди ты! Остынь! Обидчивый какой нашёлся, в конце концов это твоё личное дело, можешь поступать как тебе захочется, я хотел с тобой не об этом поговорить.
Арсений прикрыл дверь, прошёл и сел обратно за стол.
— Вот так-то лучше будет. Вот что я хотел тебе сказать Арсений, а точнее предложить.
Старый я совсем стал, ноги не ходят, ревматизм понимаешь. Тяжело мне, ведь тут как, и по полям надо ходить и в правлении с документами работать, а сил-то нет. Эх, не гожусь я никуда, совсем не гожусь.
— Ну, я-то здесь причём, — не выдержав, ответил Арсений.
— А притом, — ответил председатель, — Я тут в районе был недавно, ну и председателю райкома товарищу Белоусову изложил, ну, как тебе только что.
— Ну, а он что? — Поинтересовался Арсений.
— У-у-у, говорит, да как же так, ты заслуженный работник, коммунист старой гвардии, да тебя и заменить-то не кем.
А я ему тут ответил: есть товарищ Белоусов, есть. Есть? Удивился он.
— Да говорю, есть. Тут я предложил твою кандидатуру.
— Кого, меня? Ну, председатель, удивляешь ты меня сегодня. Я и с людьми не умею работать, да и вообще, зачем мне всё это?
— Что значит зачем! Ты коммунист, слышишь, коммунист! — Закричал Нечаев.
— Да я не про то, я боюсь, не справлюсь, понимаешь ты Леонид Карпович, не справлюсь.
— Справишься, я тебе помогу, райком уже поддержал, ну и на собрании народ тебя поддержит, я-то знаю, что тебя поддержит. Ладно, решено, вопросов больше нет, ступай.
— Наташка! — Крикнул Арсений, он поджидал её с работы на том самом месте, где когда-то они встречались.
Мимо этой сопки не пройти, там дорога одна, она вела прямо в деревню.
Наташа обернулась и увидела позади высокого парня, который стоял на дороге как соловей разбойник и смотрел на неё.
— Сенька, это ты?
Он подошёл к ней и улыбаясь сказал:
— Ну конечно, конечно я.
— Господи, сколько же прошло времени. А ты изменился, вон усы выросли чёрные, возмужал.
— Думаешь, — ответил Арсений, — а вот ты совсем не изменилась, та же девчонка, только вот...
— Что только, — она смотрела на него, ожидая чего-то.
— Я хотел сказать, морщинки у тебя появились и руки, руки в ссадинах.
— Да, в ссадинах, — ответила Наташка, — И ноги, тоже в ссадинах.
В небольшом стогу прошлогоднего сена, они провели всю ночь, до самого утра, встречая зарю и восход солнца.
Когда-то отсюда, с этого места всё начиналось, первая любовь, первые поцелуи.
Когда-то сюда прибегал Игнат, очередной раз, угрожая Арсению расправой, если он увидит его с Наташкой, да и много ещё чего здесь напоминало.
— Господи, как же здесь красиво, Сенька! Как же здесь хорошо.
Ты посмотри вокруг, нет ни людей, ни животных, нет никого, мы здесь совсем одни.
Слушай, а если действительно это так?
— Что так? — Улыбнулся Арсений.
— Ну как что, а вдруг и правда мы одни, на всём свете больше никого нет, только ты и я.
— Как это? — опять с удивлением переспросил он.
— Ну как, как! Ну, исчезли все, понимаешь, больше на всём свете никого нет, мы остались с тобой только вдвоём и всё.
Ну, посмотри, посмотри, видишь кого-нибудь?
Сенька осмотрелся вокруг и коротко ответил:
— Нет.
— Ну, что нет, всё, что ты видишь.
Вот эти поля, луга, речка, вон тот овраг, солнце, которое поднимается всё выше и выше, голубое небо, всё это принадлежит только нам, двоим, понимаешь?
Сенька встал, взял её за плечи и посмотрел девушке в глаза.
— Я ничего и никого не вижу, кроме тебя. Я не хочу видеть никого, пусть эти минуты будут наши, только твои и мои.
— Привет молодёжь!
Тут они обернулись и увидели пастуха Гаврилова Семёна.
Он прошёл мимо них, направляясь на выгон, а за ним, как ползущий змей тащился длинный кнут, слегка ворошив траву.
— Здравствуй, дядя Семён! — В один голос ответили они и тут же рассмеялись.
— Ладно, — сквозь смех сказала Наташка, — мне пора домой, там теперь отец места себе не находит.
— Подожди Натаха, подожди, — Арсений слегка засмущался, потом продолжил:
— Сегодня мы пойдём в правление сельсовета и распишемся, и жить с сегодняшнего дня будешь у меня.
Наташка тут же встала с примятой травы, взглянув на него острым взглядом.
— Да что ты Сенька, что ты, ты же знаешь, я отца одного не оставлю, и даже не уговаривай.
— Вот дурёха, да кто же тебя удерживает, да ходи туда хоть каждый день или по два раза на дню, но жить мы будим у меня, понимаешь?
Наташа заулыбалась, это был знак согласия. Сенька взял её за руку и сказал:
— Вот прямо сейчас и пойдём.
— Куда же мы пойдём, ведь сегодня воскресенье и правление закрыто?
— Что ты Наташка! Леонид Карпович всегда там!
— А пока ты вот что, — с его лица исчезла улыбка, и Арсений сосредоточился, — расскажи мне ещё раз, что тебе говорил Синельников, и вообще, о чём они говорили между собой? Ты понимаешь, мне кажется, он не просто вернулся сюда.
Наташка слегка задумалась.
— Ну а чего говорить, Александр Ильич очередной раз предлагал мне поехать с ним во Францию.
— А что, его могут арестовать?
— Да нет, его не за что привлекать, по крайне мере сейчас, наверняка у него паспорт французский и гражданство.
— Ладно, продолжай.
— Ну, он говорил, что у меня там будет всё, дом, прислуга, красивая жизнь. Отец, конечно, тоже говорил, чтобы я уехала, ведь тут у меня не будет будущего, да и вообще жизни, что он будет рад за меня и сможет умереть с успокоением души.
— А вот о чём они между собой говорили, о чём? Может что-то ещё обсуждали? — Перебил Сенька.
— Не знаю, дальше я ушла к себе, плотно закрыла дверь и постаралась уснуть.
Они конечно долго разговаривали, но о чём они говорили, я уже не слышала.
— Хорошо Наташка, больше не будем об этом, пойдём в правление, ведь сегодня такой день! Теперь мы с тобой будем всегда вместе и никто, никогда не сможет нас разлучить! Нет такой силы, её не существует, чтобы между нами выстроить преграду.

Солнце уже поднялось высоко, прекрасное утро, настроение было отличное. Счастливая пара подошла к правлению колхоза, но тут их постигло небольшое разочарование, на двери висел большой амбарный замок.
— Арсений, ты же говорил что председатель всегда здесь!?
— М-м-м, да, — как бы промычал Сенька, — Да ничего, председатель живёт недалеко, сейчас быстро дойдем до него, и всё будет в порядке.
— Хорошо, вот как настоящий жених и придёшь за мной, а я пойду домой и переоденусь.
— Идёт! — Ответил Сенька, — а к вечеру позовём всех, всю деревню и устроим настоящую свадьбу!
Наташка со счастливой улыбкой отправилась домой. Конечно, она представляла возмущение отца, но всё же он согласится, обязательно согласится, пусть не сразу, ни сегодня и не завтра, но это произойдёт, потому что он любит её, она его единственная дочь и самый близкий, родной человек.
Дверь оказалась открытой, она вошла с улыбкой на лице и хотела сходу поделиться своей радостью с отцом. Но, войдя в избу её настроение изменилось. За большим столом сидели Егор, Синельников, и отец, рядом стояла бутыль с мутным самогоном, варёная картошка, квашеная капуста, хлеб.
— Ну! — Как всегда проревел Игнат, — где ты была всю ночь!?
Наташка засмущалась, всё то, что она хотела рассказать отцу, оставила при себе.
— Я взрослый человек отец, и где я была этой ночью, это моё личное дело.
— А-а-а, — сделав удивлённое лицо, Игнат встал из-за стола, снял с крючка вожжи и направился к стоявшей у дверей дочери.
— Ну что же отец, ударь меня, — чуть попятившись назад, ответила Наташа. — Избей меня, избей.
— Ты что творишь Игнат! Что творишь! — Закричал Синельников.
Он встал, подошёл к девушке, взял её под руку.
— Проходи, садись вот сюда, садись, — затем грозно посмотрев на Игната сказал:
— Побойся Бога Игнат! Побойся!
— Ладно, — ответил Игнат и сел обратно за стол.
— А ну племяш, налей-ка водички, — сказал Синельников.
Егор налил из ведра кружку холодной воды и подал Синельникову.
— Попей водички Наташенька, успокойся.
Синельников поднёс кружку Наташи.
— Вот, мы тут с Александром Ильичём ждали тебя всю ночь, а ты шатаешься чёрт знает где, — сказал Игнат. — Вы ещё вчера должны уехать, — обратился он к Наташке.
—Я не собираюсь никуда ехать отец, ты же хорошо знал ответ.
— Не собираюсь. — Я твой отец, и хочу чтобы у тебя в жизни было всё хорошо, чтобы ты ни в чём не нуждалась. Я поклялся в этом на могиле твоей матери, царство ей небесное.
— Это правда Наташенька, ты никогда и ни в чем нуждаться не будешь, — вставил своё слово Синельников.
— Эх, отец, вот ты мать мою упомянул, а ведь в могилу ты её свёл. Ты же её просто извёл, я маленькая была, но помню только её слёзы.
Игнат налил себе полный стакан самогона, затем выпил его и не закусывая налил ещё.
— Александр Ильич, — обратился он к Синельникову, — ты ещё на поезд успеваешь?
— Да, с запасом, — посмотрев на часы, ответил Синельников.
— Ага, — Игнат опять налил себе полный стакан и выпил его без закуски.
— А ну-ка, иди, собирайся, — обратился он к дочери.
— Нет, я не поеду.
— Поедешь — я сказал.
— Нет, отец, сейчас придёт Арсений, и мы сегодня распишемся.
— Что!?
— Да, распишемся, мы любим друг друга, — ответила Наташа.
— Опять он! — Взревел Игнат. — Я сказал этому не бывать!
— Тебе с этим ничего не поделать, — ответила Наташа.
— Замолчи!
— Нет! Я люблю его!
— Не доводи меня до греха Наташка! Прошу тебя не доводи!
— Я люблю его! Люблю!
Игнат взял нож со стола и что есть силы, вонзил его в грудь дочери по самую рукоять.
— Отец! — успела вскликнуть Наташа, — Отец! — ноги её стали слабеть, колени подкосились.
— Дочка! Наташенька! — Закричал Игнат, он взял её на руки и прижал к себе.
— Отец, — произнесла она последнее слово, и веки сомкнули её красивые, большие глаза навсегда.
— Наташка! Ты чего, чего ты, — продолжал бубнить себе под нос Игнат.
Он держал свою дочь на руках, а из её груди ещё шла кровь стекая с его руки и капая на пол.
— Наташка! — Взревел он снова, — Дочь моя, — не уходи, не уходи.
***
На самом краю деревни, на возвышенности, где видно речку, овраг, поле на котором сохнет стог сена, стоит небольшая и скромная по тем временам могилка, деревянный крест, да холмик.
Иногда сюда приходил один пожилой человек, бывший председатель этого села. Он подолгу тут сидел и смотрел вдаль горизонта, о чём-то думал.
Потом, говорят, он умер, но осталась вот эта история, которую рассказали мне, а я, рассказал е