Лёлик

          Учителю
          Борис Ефимович Друккер, говорящий со страшным акцентом, преподаватель русского языка и литературы в старших классах, орущий, кричащий на нас с седьмого класса по последний день, ненавидимый нами самодур и деспот, лысый, в очках … Спасибо судьбе за знакомство с ним, за личность, за истрепанные нервы его …
          Жванецкий (http://www.jvanetsky.ru)


     … Как-то так само получалось, что всегда, если надо подбить где-то гвоздь, отпилить досочку,  устаканить полочку – я брал и делал.
Не задумываясь, просто брал в руки пилу-молоток и – делал.
     Пилил-колотил-сверлил-точил: ремонт в квартире, на работе.
     Дача. Всё пиление, всё электричество, вся железяка – нет проблем, был бы инструмент.
     А нет – найдем. И сделаем!
     И, слава богу, всё стоит, всё работает. А где пытается отвалиться – там уже ждёт опытная беспощадная рука!

     … Мама (спасибо, мама!) и тогдашний быт в Третьем корпусе (монастырских кельях) сыграли своё – мой конструктор с железяками, гайками, шайбами и всякой такой фигнёй, мой детский столярный набор с настоящим лобзиком, тисочками, струбцинкой помню до сих пор.
     А пила, полотно которой надо было натягивать верёвкой-перекруткой! И это – для пяти-семилетнего ребёнка! Да, гениальные люди делали вещи для детей в Советском Союзе … И этот аккуратный деревянный ящичек, на таких замечательных застёжках. Такой аккуратный, что потом, когда я впервые, уже в институте, увидел (и услышал) «дипломат», причём с придыханием, был удивлён: у меня такой был в детстве. Да и почему был? лежит где-то до сих пор. Так, для инструмента …
     Мама, спасибо! Ты могла сделать всё по дому, и научила меня всему.
     Всему домашнему.
     И по-женски.
     Ребята, кто рос с отцами, это важно: всё-таки, три гвоздика в рамочку к Восьмому марта воспринимаются по-разному, когда рядом мама или когда за спиной папа.
     А если у папы был гараж! практически – сакральное понятие …
     Возможно, там, в ГА-РА-ЖЕ было точило, и можно было попросить у отца что-то поточить. Ах, эти искры от гвоздя!
     К чему это я?
     Когда в школе начались уроки труда, познание физического мира изменилось: эти гнутые в тисках проволоки-головоломки, рубленые-точёные-пиленые петли с совершенно отвратительной, как я сейчас понимаю, геометрией нашей вырубки и заточки …
     Бог мой, эти табуретки …
     Да! Швабры мы делали правильно, с пользой. Девчонки, помню, даже убирались ими на четвёртом этаже.
     Но всё-таки. Мы, с пользой для своих умелых ручек и с закреплением в наших бестолковых головах, делали какое-то дело. А дело закреплялось – и в головах, и в руках.

     Впервые задумался об этом, когда Катя, моя старшенькая, познакомила со своим парнем.
     У нас были не такие руки. Вот сейчас в памяти перебираю – нет, не такие.

     И тут  вспомнил: Лёлик!
     Леонид Петрович Тарасов.
     Второго трудовика не помню … Вот фигня.
     Лёлик …
     Это было поощрительное прозвище. Практически – дружественное. Мы его любили. В этом всегдашнем синем халате. В очках, в кудряшках на затылке.
     Ему тогда, кстати, было много меньше, чем нам сейчас.
     Помню наши токарные станки: по дереву, когда обалденный аромат стружки затмевал саму работу и её результат; по металлу, когда запах масла, всяких приспособ и ветоши был равен, в общем-то, результату.
     Ветошь – это особенный случай.
     Гомерический хохот четырнадцатилетних балбесов – обтирочные концы.
     Обти … конц …
     Умереть от смеха!

     Давеча, выпимши, подумал.
     А ведь не будь его, мы бы стали другими …

     И ещё – а каково было ему, предположим, с больной с утра головой, весь день с нами в мастерской, среди грохота станков и наших дурацких вырубок тупым зубилом ?!

     Спасибо, Лёлик!

     2021