Овалы ч. 1 За полярным кругом Глава 1 Дот
ОВАЛЫ
Первая часть. ЗА ПОЛЯРНЫМ КРУГОМ.
Красота северной тундры – чистая и безупречная,
словно фьорд с высоты птичьего полета
Глава 1. ДОТ
1995 год
Начало заполярного лета. Безлюдная каменистая тундра, покрытая сверкающими пятнами тысяч озер. Красота её скупа, монотонна и величава.
Девственную тишину нарушает гул военной колонны автомобилей. Свернув с пустынного шоссе, она медленно петляет, втягиваясь меж озерец и низин, залитых водой. Машины переваливаются на камнях, поскрипывая тяжелыми кузовами защитного цвета, упруго покачивают антеннами радиостанций.
Мы за Печенгой* в пограничной зоне Кольского полуострова. Рукой подать до норвежской границы и Варангер-фьорда* в Баренцевом море. Так далеко мы ещё не забирались.
Пространства много, но найти позицию для командного пункта дело хлопотное – всюду камни и вода. Ещё недавно тут всё покрывали глубокие снега.
Тяжелые машины то и дело натужно буксуют в скользких камнях. Пахнет палёной резиной, из-под колёс летят струи мокрого мха и щебня.
Начальник командного пункта подполковник Рыжов Геннадий Петрович, сойдя с подножки головной машины, раскрыл планшет и, глянув в карту, буркнул: «Где-то здесь…». Он топтался у точки разъезда колонны и небрежными взмахами флажков указывал, кому и где занять позицию. Старшие машин тоже спешились и, осматриваясь, шли перед машинами.
– Давай, давай! Правильно, орлы, ноженьками надо, ноженьками! Тут вам не автобан и не степь казахская, – поигрывая рыжей бровью, без тени улыбки на лице подтрунивал он над старшими машин. Вдруг он оскользнулся на булыжнике, скрытом во мху, и нелепо сел на «пятую точку». У Рыжова вырвалось крепкое словцо. Конопатое лицо его, красное от солнца, покраснело ещё больше.
Полевая сумка, противогаз, сигнальные флажки и головной убор разложились вокруг веером. Могло показаться, что Рыжову всё вдруг надоело, и он присел отдохнуть.
– Товарищ подполковник, промокнете! – скалились офицеры.
Сидя в десяти метрах от машины в мокром мху, почти в луже, он с досадой махнул водителю – глуши!
Невозмутимо доставая сигареты, тут же скомандовал:
– Занять позицию! К бою!
Я командир батареи управления, старший лейтенант Курганов Виктор. Батарея управления – это радиолокаторы и пункт боевого управления. Вместе с ротой связи мы и есть КП* бригады. Дело знаю я неплохо, поэтому с шефом – начальником КП у меня доверительные отношения.
– Витя, давай, дорогой, пошустрее, посредник всё фиксирует, – бросил мне Рыжов.
Не укладываясь в тактический норматив, провозились около полутора часов, готовили технику, оборудуя и маскируя позицию. Но посредник, подполковник из Армии, на перебор времени махнул рукой. Мол, так и быть, учту природные условия.
– Воевать здесь можно только вдоль двух-трех стратегических дорог, поэтому в Заполярье почти любая тропа – стратегическая, – со значением любил говорить начальник штаба над раскинутой картой. А слышал он это изречение тоже от кого-то из старших начальников. Начальник штаба бригады – это наш старший шеф. Ему подчиняется Рыжов и весь КП.
Сейчас подполковник Вербин Владимир Иванович сидел в развернутой штабной палатке перед печкой, неспешно курил и задумчиво чертил прутиком на деревянном настиле абстрактные фигурки, пока подчиненные устанавливали телефоны и расстилали карту на большом раскладном столе, привычно готовя рабочие места.
– Что у нас со связью? – спросил Вербин протиснувшегося в палатку начальника связи майора Девяткина.
Все ждали сигнала на окончание учений. Поэтому взоры обратились на Девяткина. Из-за его спины нетерпеливо выглядывал сержант с журналом в руках.
– Узел связи развернут, получена кодограмма из Армии, – доложил майор и подтолкнул сержанта-кодировщика к начальнику штаба.
Сержант козырнул, развернул журнал и представил его Вербину.
– Сигнал «Арктика-800»! – глянув в журнал, озвучил подполковник содержание кодограммы присутствующим, – мы приготовились было воевать Норвегию, а тут окончание учений, товарищи офицеры, с чем вас и поздравляю! Пусть живут скандинавы, – пошутил он.
– Однако здесь ещё ряд указаний, – продолжал Вербин и выдохнул струю дыма.
Затем довёл, что техника пока не сворачивается, связь поддерживается, а подготовка к обратному маршу – по дополнительному сигналу из Штаба учений.
– Соблюдать меры безопасности. Мы здесь вполне можем просидеть ещё сутки в ожидании сигнала. Такое бывало. Смотрите, чтобы никто не угорел в КУНГах от работы отопителей. Расслабляться рано. Всё всем понятно?
– Так точно! – раздались голоса офицеров.
– Довести командирам подразделений и начальникам служб под роспись, – приказал Вербин кодировщику, – а я – к комбригу.
– Есть! Разрешите идти?
– Выполняй...
Все разом повеселели – недельный поход через тундру с многочисленными вводными, развертываниями и свёртываниями, напряжением боевой работы, бессонными ночами и однообразным полевым питанием – весьма надоел. Хотелось домой.
Хорошо, когда нет войны! По нам не стреляли, нас не бомбили. Окопы отрывались условно, инженерную технику оставили на зимних квартирах. До штатов военного времени не развёртывались. Всё происходило условно. Хотя авиация НАТО, реагируя на нашу военную суету, ожидаемо и вовсе не условно активизировалась у границы. Мы это видели на экранах радаров. Учения окончились, однако реальную военную ситуацию вблизи границы никто не отменял, и полёты вероятного противника продолжались.
В тундре сложно и одиночный-то окоп отрыть в полный профиль, не говоря уже о траншеях, капонирах и прочих инженерных затеях, которые требуют серьезного углубления в грунт. Лопата не годится, нужны инженерная техника, кирка или лом, а ещё эффективнее – взрывчатка.
За время войны фронты грандиозно перемещались, следуя логике и масштабу боевых действий. Но Севера это мало коснулось.
Мурманск враг не захватил и железную дорогу не перерезал. Хотя, глядя на карту, казалось – бери, вот она! Знаменитые немецкие охваты танковыми клиньями здесь не работали. Продуманная оборона вкупе с каменистой, заболоченной тундрой, сводила на «нет» все резкие движения немцев. Гусеницы танков стопорились и слетали в грудах камней, лопались со звоном траки, зимой замерзали смазка и топливо.
Ожесточенные сражения приобрели позиционный характер. Отсутствие дорожной сети и непроходимость тундры ограничивали маневр, сковывали боевые действия. Простора воюющим сторонам хватало лишь на море и в воздухе.
Природа сурового, но родного Заполярья помогала нам. За три года северного противостояния немцы так и не смогли протаранить и смять нашу оборону. Но и нашим не удавалось развить успех в периодических наступательных действиях почти до конца 1944 года.
Дело серьезно сдвинулось лишь с утратой Германией стратегической инициативы.
***
Солнце припекает из бездонной синевы небес. Ни ветерка, ни звука. Только наш неторопливый чавкающий шаг нарушает тишину. Идём по тундре с друзьями: Ваней Калачёвым и Лёшей Рудаковым – тоже старшими лейтенантами. Рудаков – командир роты связи, а Калачёв – начальник РЛС* и мой подчинённый.
Идти тяжело – ноги, больно оскальзываются в глубоком мху на округлых камнях, как на смазанных салом пушечных ядрах. Прорезиненные чулки от ОЗК* стесняют движение, однако надежно защищают от воды, которой напитаны густые мхи.
Царит тишина, в которой кажутся слышными мысли. Извечный круговорот природы здесь всегда обходился без вмешательства человека, которому постоянно неймется в любопытстве. Как и нам сейчас.
Лишь беззвучная симфония северной природы – без дирижера и оркестра – бушует невесомыми аккордами солнечных лучей от горизонта до горизонта. Она отдаётся в душе первородным эхом древних времен.
– Ноги повыворачиваем по самые плечи, – выразил общие ощущения Ваня Калачёв.
Яркие солнечные лучи отражаются в мириадах капелек влаги во мхах, словно в алмазных россыпях, и вызывают сладкую резь в глазах. Утомительно смотреть даже на седые валуны – так ярко отражается от них солнце. Не помешали бы солнцезащитные очки.
Мы взмокли от изнурительной ходьбы.
***
Простор тундры давит. Такого ощущения одиночества и затерянности я не испытывал ни в лесу, ни в горах, ни в безбрежной степи. За время учений мы не встретили тут ни одной живой души. Время словно остановилось над северным ландшафтом.
– Такую б тундру, да вдоль всей западной границы! – говорит Лёша Рудаков, хлюпая ногами в мокром мху, – хрена бы немцы дошли до Москвы.
Неровная стежка следов тёмной нитью тянется за нами во влажном мху. Бугорки бурых шатров из маскировочных сетей на позиции с пройденным расстоянием уменьшаются и скоро исчезнут вовсе – далеко мы отошли. Не слышно уже и работающих агрегатов питания. Пустынные дали замыкает такой же пустынный и монотонный горизонт.
На позиции дежурит один из радиолокаторов. Ещё можно видеть, как вращается ажурная антенна, обозревая небо. Свободные расчеты занялись привычной подготовкой к обратному маршу, несмотря на отсутствие сигнала «сверху».
Мы отпросились у начальника штаба на прогулку по окрестностям.
– Разрешаю. Рудаков, только возьмите в роте радиостанцию и будьте на связи! Мало ли что...
Подполковник Вербин всегда осторожен в решениях и старается избегать ненужных рисков. Возможно поэтому и дослужился до нынешней должности и пойдет дальше по службе.
– Так точно!
Уговорил нас на прогулку Иван. Он увидел в бинокль большое озеро, которое издали казалось голубым куском моря. Оно манило сиянием, как в рекламных проспектах. Яркий свет солнца, хрустальная голубизна неба и воды создавали обманчивое ощущение, что мы где-нибудь на юге в районе Сочи.
Теперь же он недовольно ворчит:
– Так можно идти, пока не свалишься, и чего нас сюда понесло?
– Большую часть протопали, чего уж теперь возвращаться. – В душе я сожалею, что поддался на затею.
На идею искупаться в озере мы дружно покрутили пальцем у виска – в ледяной-то воде!
– Да! А окунуться нужно из принципа. Ведь это за Полярным кругом! – горячо убеждал Иван.
Он всегда такой, если что втемяшится в голову.
Конечно, ребячество. Но учения завершились, можно и побродить немного, размяться. Ведь сутками не выбирались из кабин станций.
И вот оно – озеро. Ровное, никакой ряби, на дне ясно видны округлые темные камни, будто воды и нет вовсе – такая она прозрачная.
Мы с Иваном быстро разделись донага и, ступив в воду, невольно вскрикнули – ледяная, она резала холодом, как бритва!
– Ну что же вы застыли?! Смелее, орлы! Только вы это, не отморозьте себе что-нибудь, – подковыривает Лёша Рудаков. Он в воду не полез, считая наши намерения дурацкой блажью. Лёша рассудителен.
– А-а-а! – закричали мы с Иваном и решительно бухнулись в обжигающую холодом воду.
От наших воплей Алексея даже передёрнуло.
Панически сделав несколько судорожных движений, похожих на попытку поплавать, мы сразу ринулись обратно, невзирая на боль, которую причиняли выверты ног на камнях, покрытых холодным скользким мхом.
Пулей выскочив из воды, принялись яростно растираться прихваченными армейскими вафельными полотенцами. Тела сразу раскраснелись, от них повалил пар, теперь мы ощущали жар.
– Ну как, придурки, сосульки ещё не звенят?! Ха-ха!
– Да-а-а! Это было, как окунуться в кипяток, только наоборот! – Лёша, ты сам – придурок! – смеялся теперь Иван. А мы – единственные из бригады, да, пожалуй, и со всего нашего курса в училище, кто искупался в заполярной тундре. Он назидательно поднял палец вверх. Куда ни пошлют, всегда буду рассказывать аборигенам!
– Сначала мандраж, а теперь – классно, всю усталость будто смыло вместе с потом.
Мы подняли слишком много шума в этой тихой северной пустыне.
Но Лёша нас уже не слушал:
– Мужики, гляньте, что там такое? – указывал он пальцем в сторону.
На неприметной возвышенности метрах в трёхстах виднелось что-то явно рукотворное.
Поглядывая туда, мы быстро оделись, наслаждаясь упоительной свежестью тела. Затем направились на пологий холм. У Алексея за плечами радиостанция, на шее – гарнитура с наушниками.
Подойдя к вершине, мы увидели перед собой ДОТ*. Приплюснутую бетонную кубышку скрывал разросшийся вокруг кустарник. ДОТ несколько выступал над плоской вершиной холма и был малозаметен издали.
Шершавый серый бетон. Горизонтальные амбразуры на уровне грунта сурово смотрели на нас узкими глазницами. В их пирамидальной глубине сгустилась глухая тьма. Толщина бетона внушала уважение. На нём остались выщербины и отметины от снарядов и пуль. ДОТ выдержал бои. Климат и время тоже его не разрушили. Крепчайший бетон лишь потемнел и местами покрылся пятнами вездесущего изумрудно-ржавого лишайника.
Сделано на совесть, по всем правилам инженерной науки.
– Как думаете, наш или немецкий? – задался вопросом Иван.
– Здесь проходила наша линия обороны…
Калачёв провел ладонью по шершавой стенке:
– Серьезно! Никогда такое не видел.
Справа и слева на чуть приметных соседних холмах притаились такие же ДОТы-близнецы. До каждого не менее полукилометра. Промежутки тундры между ними сплошь усеяны озерцами и соединяющими их частыми протоками.
– Устроено всё без мертвых зон между холмами в секторах обстрела. Очередной ДОТ ставили там, где предел обзора.
– Зайдём внутрь? – предложил я.
Налегая втроём, мы попытались было пошире приоткрыть рыжую от ржавчины, толстенную и выпуклую металлическую дверь. Но та застыла намертво, словно приваренная. За дверью виднелись бетонные ступени, ведущие вниз в темноту.
– Крепко, видать, заклинило. Ладно, протиснемся и так!
Возможно, нам не стоило этого делать! Рутинное бытие служивых людей вскоре сменилось калейдоскопической круговертью странных и малообъяснимых событий.
Печенга* – посёлок в 120 км на с.-з. от Мурманска,
неподалёку от Печенгской губы Баренцева моря, норвежской
границы и Варангер-фьорда.
Варангер-фьорд* – залив в Баренцевом море, между российским
п-овом Рыбачий и норвежским п-овом Варангер.
ДОТ* – долговременная огневая точка.
КП* – командный пункт.
РЛС* – радиолокационная станция.
ОЗК* – общевойсковой защитный комплект.
2 глава романа здесь: http://proza.ru/2024/10/25/1872
Фото из инета. Спасибо автору снимка.
Свидетельство о публикации №224102000902
Навещали летом и мы тундру.
Вместе увольнений.
С признательностью
Валерий Ковалевъ 08.03.2025 18:18 Заявить о нарушении
Добра тебе!
Олег Шах-Гусейнов 08.03.2025 19:11 Заявить о нарушении