Учитель Лапочкин

   
     В школе   он преподает  историю.

     Фамилия его Лапочкин.

     Фамилия, конечно, не очень.

     Фамилия, прямо скажем, малосвирепая. Для школы не подходящая.

     Зато имя хорошее – Петр Платонович. Петр с латыни камень.

 
     Школа – место опасное.  Тут ухо востро  держать надо.

     Это к тому, кто ненароком в школу  идти  собрался. На работу. Предупредить хочу.

     В школе всякое может случиться. Рот  разевать нельзя. Не муха  в него залетит, крокодил целый.


     В одиннадцатом «Б» новенькая  появилась. Аллочка Выхина. Не то чтоб красавица, супермодель, или еще что там. Но юная, хорошенькая. Ученица, короче.

     Весь первый урок она глаз с  учителя  Лапочкина  не  сводила.

     Старательная,- думал  преподаватель,- ученица. Вот повезло.

     В  этом 11 «Б» одни оболтусы.
   
     Им  на  все  наплевать. Пофигисты.

     А  эта  прямо в рот учителю смотрит. Ни одного слова не пропустит.

     Правда,в тот раз самостоятельная работа была.

     Весь урок учитель молчал.

     Но она  внимательно на него смотрела.

     Это он  заметил.


     На втором уроке -новая тема– опять уставилась.

     Вся в восторге. 

     Лапочкин подумал, точно отличница. Или в  прежней школе с учителями не повезло. Какие-нибудь  старомодные долдоны  остались. Им бы только детей мучить. Такие любят  учеников  лишним изводить. Им  их предмет самым важным в этой жизни кажется. Будь то рисование или  география какая-нибудь.
 
     Через  неделю,  на  третьем  уроке,  учитель  Лапочкин замечает - опять Выхина уставилась,  как  зачарованная.  Не  моргнет.   

     Он  уже  забеспокоился.

     И  чего  она  так?   

     Ему даже  неловко  стало.

     Хоть  бы  в  классе  не  заметили -  подумают  ведь  черт-те  что!  Сам  аж  испариной  покрылся.

     Ну, третий  урок  новенькая  девица  глаз с учителя   не  сводит.  Что    он  должен  думать?

 
     Другие  вон,  оболтусы,  дети  как  дети.

     Тазиков  как  всегда  в  игру  какую-то  на  мобиле  режется. 

     Обольянинова  вон  ногти  красит.  И  Носкова  с  ней. 
 
     Кузькина, под носом препода, на первой парте!  очередной  свитер  вяжет!  Куда  ей  столько?  Торгует  она  ими,  что ли?

     Шарков что-то под  столом  прячет,  значит, опять  порнуху  закачал. 

     У   Макушкина  «Playboy»  сегодня  видел.  То-то  они  рядом  сели.   Понятно.  У детей  общие  интересы.

     Никто на  учителя  внимание не обращает.

     Все  заняты  своими  делами. 

     Все  как  всегда.
 
     А  эта... 

     Может,  все-таки,  двоечница?  Обаять  решила,  что  ли? 

     Или  спятила?


     На следующем уроке случилась замостоятельная работа по пройденным темам.

     Выхина теперь сидела на первой парте, прямо перед учителем Лапочкиным. Жгла его своими синими глазищами.

     Учитель Лапочкин, смущенный окончательно, боялся одного: как бы класс не заметил его пылающих ушей и щек.
    
     Он достал носовой платок, смочил его чаем из термоса и теперь тайком вытирал шею ,уши и лицо, склониввшись под стол.

     Чай помог на некоторое время.

     Он помог бы еще больше, если б Выхина отвернулась хоть бы на минуту.

     Внезапно, хорошая мысль осенила учителя.

     Он строго взглянул на Выхину и возвестил:

- Скоро  первый час урока пройдет, а вы еще  за работу не принимались.


-Почти закончила! - Радостно откликнулась нахальная
     Выхина.

      И  продолжила сверлить глазищами дырку на лице учителя Лапочкина.


     С чего это Кузькина на обмен  согласилась ? - Злился учитель.- Она же близорукая. С дальнего стола ей ничего не видно.

     Правда, там вязать удобнее.

     Производительность значительно повысится.

     Он собрался было одернуть Кузькину, заставив бросить вязание  и заняться учебным процессом. В надежде, может и Выхина отвлечется.
   
     Но  эта зараза Кузькина, то ли от усердия, то ли  от  непривычной работы, высунув кончик языка,  старательно выводила каракули на листе.

     Нитки у нее ,что ли, закончились!  - Все более раздражался учитель Лапочкин.
    
     Хоть  бы  сочинение  быстрее  списали,  бездельники!  Невозможно  же!

     Он судорожно вздохнул.

     И спросить некого. В учительской поймут неправильно.

     И посоветоваться не с кем. Не с женой же.

    
     Он боялся смотреть в сторону Выхиной.

     Сидел боком, к окну. 

     Мечтал внезапно заболеть, не сильно. Простудой легкой.

     Отдохнуть от выхинских глаз.
   
     Посидеть в тишине, поразмыслить над всей этой ситуацией.

     Что ж это такое происходит?

     И, главное, во что это выльется?

     Ни во что хорошее это не выльется.

     Он скосил глаз на первую парту.

     Выхина пялилась на него по-прежнему..


     Надо  из-под  стола  посмотреть,  чтоб  незаметно.  Притвориться,  будто  карандаш  упал  на  пол. - Решил учитель Лапочкин. -Надо посмотреть и придумать.

     Что придумать? Он не знал.

     Н-да.  Шарить  под  столом  руками  как-то  неудобно.  Даже  для  вида. 

     Ишь,  глазищи,  телевизоры! И  не  пишет, глянь.  Совсем  не  пишет.
 

     Вниз  головой  трудно  дышать.

     Лапочкин  решил   вернуться  в  исходное  положение. И  понял,  что  увлекся. 

     Над  ним  стоял  Тазиков.
 
     Тот  сразу  взял  быка  за  рога.

-  Вы  женаты?  -  Спросил  наглый  Тазиков.

-  Догадался!  - Ужаснулся  учитель  истории.

     Еле  отодрал  от  зубов   сухой  язык  и  зачем-то  брякнул «нет». 

     Еще  более  ужаснулся  такому  очевидному  вранью.

     Но  вдруг  опомнился:

-  Этто  еще  что?

    Наглый  Тазиков  ухмылялся:

-  Да  я  так.  У  вас  на  пиджаке  ни  одной  пуговицы  не  осталось.  Посмотрите.

     И  нагло хлопнул свернутым в трубочку листом.

     Лапочкин  глянул на себя.

     Батюшки! 

     Необъяснимым  образом  за  полтора  урока  ему  удалось  открутить  все  пуговицы  на   единственном  костюме. 

     Пуговицы  остались  только  на  обшлагах  рукавов  и  одна, простите,  на  брюках.

     А  жена, он,  как  сейчас  помнил,  лет  семь  назад  суровыми  нитками  весь  вечер  пуговицы  эти  пришпандоривала.

     И  по  какой-то  портняжной  науке  каждую  пуговку  несколько  раз  ниткой обматывала  вкруг  ножки.

     И  заверила - в усмерть!  Зубами  не  отгрызть.

     И  вот, поди  же!  Как  же  исхитрился-то?


     Тазиков  сегодня  какой-то  странный,  подозрительный.

     Сдал  сочинение, так  беги.  Урок-то  последний.

     Нет,  вернулся  на  место.  Вон,  пакет  под  мышкой.   Выгнать  его,  что ли?


-  Не  поймаешь,  - злорадствовал  добрейший учитель Лапочкин. -  Не  на  того  напал.  Сиди!  Хочется,  сиди.  Хоть  до  понедельника.  Ишь,  хитрюга.  Делает  вид, что  шепчется  с  Обольянцевой.  А  меня  в  упор  не  видит.  Ха-ха!.  Я-то  знаю.  Притворяется.  Кто  ж  ему  поверит,  что он   подсказывает  что-то  этой  тупой   Обольянцевой. Он  следит!  За  мной!


     И  за  этой  новенькой, Выхиной.

     Ой, свежий  ротик  приоткрыла,  ручкой  румяную  щечку  подперла  и  жжет  своими  синими мой  обросший  затылок.  Я  уж  отвернулся  к окну.  А  она  все  пялится.

     Если  бы  учитель  истории  Лапочкин  не  поленился  в  выходные  сходить  в парикмахерскую, то  весь  класс  во  главе  с  языкатым  Тазиковым  мог  бы  наблюдать  необычайное  покраснение  учительской  шеи.

     Лапочкин  уже злился:

-  Ненормальные  они.  Эти  молодые!  Ну, увидела!  Ну,  влюбилась!  Ну,  живи,  люби  потихоньку.  Так  нет,  вылупилась!

     Тут  завуч  заглянула  в  класс,  как  никогда  вовремя.  Вызывают  к  директору.

    Впервые  в жизни  учитель  истории  Лапочкин    помчался  в директорскую  радостным галопом.

    В  классе осталась  завуч.


-  Хоть  и  ненадолго,  а  подальше   от  глаз  этой  невозможной  Выхиной.

     В  вестибюле  Лапочкин  задержался у  зеркала.

-  Мужик  как  мужик. -  Пригладил  он  волосы.  -  Седой. Стройный?  Не  очень. Животик. Куда  ж  его?   Подтянуть?  Пожалуй,  задохнешься.
 
      Он  еще  повертелся  перед  зеркалом.

- И  чего  она  во  мне  нашла?

     На  пороге  директорского  кабинета  он  вдруг  споткнулся.

     А  вдруг  директору уже донесли?  О  чем?  О происках  новенькой?  Ее телевизорах?

     А он  тут  при  чем?

     Лапочкин  покосился  на  секретаршу.

     Незаметно  сплюнул  три  раза  через  левое  плечо  и  распахнул дверь.
   
     Директорское  дело  к нему  оказалось - чистый  пустяк.
 

     Учитель  истории  Лапочкин  успокоился  и  теперь  обстоятельно  рассматривал  себя  в зеркале  уже  дома.

-  Вот!  Такая  юная.  Молоденькая.  И  увидела  меня. А  жена:  обрюзг,  опустился, не  стрижешься…  А  это не так.  А  я  еще…  оказывается  того…   Интересно,  что  она  во  мне  нашла?


     Еще  через  некоторое  время  эта  новенькая  Выхина  совсем  оборзела.  Уже  и  на  переменах  преследовала,  и  в   чужие классы на его уроки  заглядывала.
   
     Он  старался  не  смотреть  в  ее  сторону.

     Но почти физически  ощущал  сверление   в  затылке.

     Пробовал   воздействовать  на  бесстыдницу  строгим  учительским  взором.   

     Но  встретился  с  таким  откровенно-восторженным    взглядом,  что  только  плюнул  и  отвернулся.

     Злополучная  ученица   жгла его  своим  синим  взглядом. 

     Вихрь  самых  разнообразных  чувств  взметнулся  в  нем. 

     Он  вдруг  подумал  с  сожалением,  отчего  бы  соседу  не  пригласить  его  нынче  в  тайгу  шишковать, ( ведь  мечтали  они   вдвоем  как-то на  соседкой кухне  под  бутылочку). 

     Зачем он  стал  учителем  в школе,  а не  подводником.  Как  все  нормальные  мужики,  или  шахтером? 

     И  отчего это он  родился  таким  нюней,  с  бабьим  характером,  а не  с норовом,  скажем,  коменданта  мужского  общежития? 

     Тут  он  задумался.

     Что  же  из  себя  представляет  сей  норов?  И  норов  ли  это?  Или  что  другое?


     Меж  тем  обстановка  в  11  «Б»  накалилась  до  предела.
 
     Разом  у  всех  пелена  упала  с  глаз.
 
     Оказывается,  все  про  все  давно  знали.

     Мальчишки  хихикали. 

     Девчонки  косились, перешептывались. 

     А  на  большой  перемене в буфете  Лапочкин  неожиданно  заметил:  девицы  из  11  «Б» как-то  по-новому  поглядывают  на  него.

     И  даже  девицы  из  11 «А» и  «В»,  где  он  и  не  преподавал.

     В  столовке  физрук  Усум  Хасанович,  прозванный  Супом  Салатычем,  заказав,  по обыкновению,    суп  с  салатом,  похлопал  по  плечу  приятеля  своего учителя  Лапочкина,  протянул:

-  Да-а,  брат.


     Во  всем  чувствовалось  напряжение.

     Спать  стал  плохо.

     Одна  мысль  гнала  другую.

-  Вот! Такая  юная… а  жена…  а  я…   а  я  еще  могу…  того,  нравиться,  значит.

     Всю ночь учитель истории Лапочкин вздыхал, вертелся,  как   пропеллер. 

     Простыня  жгутом  вокруг  шеи  обвилась. 

     Жена, то ли заметив его плохой сон, то ли заподозрив что-то, переселила его на диван.  Молча  сопела  и тоже вздыхала. 
 
-  А  если  серьезно  влюбилась?  -  Тревожился  учитель  Лапочкин. - Пока  молчит.  А  вдруг  как  объясняться надумает,  тогда  что?  Шум. Слезы.  Скандал!   Еще  аморалку  припишут.  Эту…педо…  Жениться  придется.   Трескотни  не  оберешься.  А  вдруг  у нее  ухажер? !  какой-нибудь  Тазиков.  Верзила!  Поймает  в темном  углу.  Даст  по  шее  и не  спросит - хочу  ли  я  всего  этого?

     Учитель  Пеночкин  так и  не  уснул  всю  ночь.

     Жена  тоже  что-то надумала.
 
     На  завтрак  вместо  осточертевшей  яичницы  подала  кофе  с  гренками  и  даже  сырники.
 
     В  четверг, по  дороге  на  работу, Лапочкин  с  завучем  столкнулся.

     Так  вместо  обычно-ехидного  «здрасьте»  эта  клюшка  губы  гузкой  поджала :  «н-да-а».

-  Это  конец. – Сердце  Лапочкина  полетело  в  пропасть.


     Первый  урок  в  11 «Б».
 
     Дети  великовозрастные  совсем  спятили.

     Тема  новая,  а  слушают все.
 
     Все  смотрят  в рот  учителю  Лапочкину,  и ждут его   слова.

 
     Учитель  воспрял,  в  душе подули  весенние  ветры.

     Откуда   ни  возьмись,  слетело  на  него  вдохновение  необычайное.

     Обольянцева  ногти  не  красит!  И  Носкова -туда  же!

     У  Кузькиной  даже  ниток  с  собой нет!

     У  Шаркова   с  Макушкиным  под  столом  пусто!

     И  новенькая  Аллочка  Выхина…

 
     Учитель  споткнулся на полуслове.

     Поискал  новенькую  глазами.
 
     Легко  скрипнула  дверь,  головы  разом  повернулись.
 
     Класс тихо ахнул.

     На  пороге   стояла  Аллочка  Выхина.

     Подстриженная  и…  совершенно  седая. 

     Она  победным  взором  окинула  офигевший  класс.

     Первая  красавица  Обольянцева  враз  потускнела в   юной  седине  новенькой   Выхиной.
 
     Учитель  Лапочкин  озадаченно  моргал   не  в  состоянии  вымолвить  ни  слова. 

     И никак  не  мог  вспомнить,  кого напомнила ему новенькая Аллочка Выхина.


1997 - 2011