Скорпион в янтаре

Часть 1 Смоляное заклинание
В детстве Корилла Кабр очень любила прятаться от братьев и сестёр, а они должны были её искать. Им нравилось играть в детективов, чтобы обнаружить хитроумную сестрицу в необычном месте.
Два старших брата, Сид и Гедеон, и старшая сестра Мирамиэль, почему-то не могли её отыскать или, если находили, то только тогда, когда Корилле не удавалось хорошенько спрятаться. Младшие сёстры и братья — Гита, Алонса, Маркус и Рафаэль быстрее старших раскрывали места, в которых затаилась их средняя сестра.
Вот и сегодня она спряталась в сосновом стволе, применив чары Смоляного заклинания. Оно позволяло поместиться внутри любого тела, не испачкавшись в смоле, и без деформации скелета. Игра в прятки была необходима Корилле для отработки навыков в магии и чародействе. Она сидела в сосновом стволе и, посмеиваясь, наблюдала, как Сид трижды прошёл мимо неё, не почувствовав силы волшебства. Она могла смеяться во всё горло над непутёвым братом, ведь он не мог её услышать.
Зато её младшая сестрёнка Гита чувствовала её малейшее движение. Она единственная из родственников Кориллы могла снять чары Смоляного заклинания, но не хотела демонстрировать своё мастерство. К тому же она боялась испортить игру сестре, которая любила сама появиться откуда-нибудь на глазах у незадачливых детективов.
Гита так же, как и средняя сестра Алонса, занимала особое место в семействе Кабров. При видимом равноправии всех братьев и сестёр, эти две девочки словно должны были доказывать свое право быт среди них. Гиту наказывали чаще остальных детей или вместо кого-то из них. К Алонсе относились как к чудачке или даже сумасшедшей, потому что она могла сказать что-то невпопад или подать сумасбродную идею. А в их семействе всё было подчинено тому распорядку, который установил их отец, Камилл Кабр. И каждый из детей занимал строго отведённое ему место и произносил только те слова, которые от него ждали. Алонсу же никак нельзя было приучить молчать и держать своё мнение при себе. Со временем на неё даже перестали обращать внимание.
Пренебрежение родственников развило в девушке удивительную наблюдательность. Она давно разгадала секрет Гиты. Однажды Алонса объявила во время общей вечерней трапезы:
— Наша Гита такая же способная, как и Корилла. Она тоже будет прятаться в дупле.
Гита, не ожидавшая нападения со стороны Алонсы, от испуга подскочила на месте и начала озираться в поисках поддержки. Но все члены семьи, казалось, были настолько поглощены ужином, что не слышали слов средней из сестёр. Ирена, жена и мать, кормила грудью недавно родившегося сына Хьюго. Маркус и Рафаэль над чем-то посмеивались. Мирамиэль беседовала с отцом о предстоящем замужестве и отъезде из дома. Сид и Гедеон сидели, опустив глаза. И только Корилла ободряюще улыбнулась сестре. Но это привело лишь к тому, что Гита расплакалась и убежала. Алонса попыталась её остановить, но взгляд Камилла Кабра приковал её к стулу.
В семье волшебников не любили говорить о чарах и заклинаниях, хотя все обладали в той или иной степени способностями к чародейству. За каждым членом семьи строго был закреплен тот или иной вид магии. На Кориллу были возложены обязанности Солнца, также она отвечала за вегетативную силу растений и сезонные изменения. Алонса следила за всем, что связано с домашним очагом. Гите же предстояло заботиться о животных. Камилл Кабр воспринял её способность чувствовать, накладывать и снимать Смоляное заклинание как покушение на права старшей сестры.
Сид шептался с Гедеоном о том, что отец в разговоре с матерью назвал Гиту дурной кровью. А также о том, что Ирена весь вечер рыдала над колыбелью Хьюго, и о том, что их мать снова была беременна.
Дело было в том, что Камилл Кабр считал, что женщина должна молчать, слушаться мужа и рожать ему сыновей. Он презирал родного брата Дитриха, у которого было семь дочерей.
Никто из старших детей не осмелился подойти к матери и утешить её. Ирена вряд ли смогла рассказать правду о своей жизни. Ведь когда она выходила замуж, Камилл был совсем другим, ласковым и нежным. Да и в семействе Кабров никогда не жаловались на трудности и не изливали друг другу душу.
Через два дня после печального ужина, отец семейства объявил за завтраком:
— Я принял решение наказать Гиту. Она проведёт время своего обучения в башне, куда никто не будет приходить, кроме разносчика еды. Здесь она будет целыми днями корпеть над учебниками по зоологии и ветеринарии и бестиариям, а также ухаживать за обычными и магическими животными.
— Ты так не можешь поступить с собственной дочерью! Ведь ей всего девять лет, она не выдержит долгого пребывания в башне, — взмолилась Ирена. — Придумай ей другое наказание.
— Нет, я уже всё приготовил для Гиты. Считай, что она будет готовиться к экзамену в своей отрасли магии. Если она выдержит испытание, то сможет заниматься целительством. Со временем я выдам её замуж за одного из дальних родственников. Если же она не справиться с поставленной задачей, то отправится к дикарям, где ей самое место.
— Отец, но это несправедливо! Ты не можешь запереть меня одну в башне, ведь я еще совсем ребёнок.
— Твои волшебные способности несут угрозу безопасности нашего рода. Тебе дано время для осознания собственного проступка. Нарушение порядка в нашей семье принесёт хаос в наш мир. Ты это должна понять.
Но Гита так и не поняла, и не смирилась со своим наказанием. Сидя в башне, она целыми днями упражнялась в Смоляном заклинании. Весь корм растительного происхождения был подвергнут различным опытам и экспериментам. Почти все животные были заточены в Смоляную оболочку. Чтобы понять степень своих способностей, Гита начала вести дневник. Её сестра Корилла дорого бы заплатила, хотя бы за одну из его страниц. В игре она, шутя, пользовалась Смоляным заклинанием, но с трудом применяла его в научных целях.
Пленница башни интуитивно догадывалась, что у её старшей сестры возникли проблемы с учёбой, поэтому каждую запись в дневнике она начинала с обращения: «Дорогая Корилла!»
Отрывки из Гитиного дневника:
«Дорогая Корилла!
Сегодня мне удалось десять раз проработать Смоляное заклинание. Корова и коза только на несколько минут превратились в янтарные статуи, потом они снова вернулись к прежнему облику. Из магических животных только дракон и единорог никак не желают избавиться от чар.»
Через несколько дней появилась торопливая запись:
«Уф, наконец-то я расколдовала дракона и единорога. Видимо, магия притягивает магию, сцепление магических молекул сильнее сцепления между обычными и магическими молекулами.»
Или еще записи:
«Дорогая Корилла!
Сегодня я с помощью волшебства заставила прорасти горчичное зерно, застрявшее между стеклом и оконной рамой. К вечеру у меня на окне вырос горчичный куст.
Дорогая Корилла!
Домашняя герань не восприимчива к Смоляному заклинанию. Я её скормила козе, теперь её шерсть приобрела цвет от нежно-розового до густо-малинового оттенка.»
Обычно Гита получала еду через окно в дверях. Она отпирала металлический засов, распахивала створки, принимала пищу и снова запирала окно раздачи. Грязную посуду, оставшуюся от предыдущей трапезы, она передавала, когда приносили новую порцию еды.
Камилл Кабр не навещал провинившуюся дочь. Он считал, что поступил правильно, отделив овец от козлищ, и больше не возвращался к данному вопросу. Он считал часы до того момента, когда Гита станет достаточно взрослой, чтобы выйти замуж за их дальнего родственника Натаниэля Кабра, богатого старика. Таким способом он пытался компенсировать все затраты на воспитание Гиты. Ведь у него хватало заботы и о других детях.
Он отправил Сида и Гедеона обучаться магии у разных волшебников. Мирамиэль переехала в дом к мужу, троюродному брату Камилла, Джонатану Кабру. Он был ещё богаче, чем Натаниэль Кабр. Отец Мирамиэль, благословляя её брак с Джонатаном, надеялся на её скорое вдовство и большое наследство. Но она умерла во время родов, забрав с собой на тот свет и своего первенца.
Камилл собирался сосватать Джонатану другую дочь, Кориллу, но старый вдовец взял в жёны Мимиэль, старшую дочь Дитриха. И та к его тайному горю произвела на свет близнецов, двух здоровых мальчиков. Джонатан на радостях закатил весёлую пирушку, после которой испустил дух. И все его богатства достались не только вдове, но денег покойного хватила её родителям и незамужним сёстрам. Камиллу Кабру осталось только завидовать и кусать локти. Он всячески задабривал Натаниэля, боясь, что очередная дочь Дитриха помешает его планам. Никто не знал, почему в жены Натаниэлю он предназначил именно Гиту в обход двух старших дочерей.
Другим родственникам он не запрещал навещать заблудшую дочь в башне, но и не приветствовал такие посещения. Поэтому то Ирена, то Корилла с Алонсой наведывались к Гите. Они приносили еду и чистое белье, взамен получая грязное. Они общались с пленницей только мельком, не успевая поговорить по душам. Каждый раз мать или сестёр сопровождал кто-то из слуг, которым в обязанности вменялось следить за тем, чтобы разговоры были не очень длинными и откровенными.
Когда Гите исполнилось четырнадцать, домой вернулся Сид. Он уже стал известным волшебником в области гелиотерапии, изучив все свойства магии камней. Первой, о ком он спросил после возвращения, была его младшая сестра:
— И каковы успехи нашей малышки? Она уже умеет летать на драконе? Или скакать на единороге?
— Я не уверен, что успехи Гиты столь велики, — сухо заметил отец. — Ей ещё многому надо научиться.
— Разреши ей хотя бы на полчаса в день выходить на прогулку. Она уже целых пять лет сидит в башне без свежего воздуха, — взмолилась мать.
— Не скули, — грубо оборвал её муж. — Гита может пользоваться для прогулок галереей снаружи башни. Там достаточно солнечного света и свежего воздуха. Просто упрямая девчонка хочет показать всему свету, какой я тиран. Наверное, мне самому стоит с ней серьёзно поговорить.
— Поговори. Может она давно осознала свой проступок и готова попросить прощение? — робко предположила Ирена.
— Нельзя ждать от дурной крови благодарности. Может только замужество избавит её от глупости. В следующее воскресенье я навещу её вместе с Натаниэлем. Я должен знать, сколько ей предстоит ещё сидеть в башне до полного созревания.
— Ты хочешь выдать младшую дочь вперёд старших? — расстроилась Корилла. — О нас с Алонсой ты так не заботишься.
— Корилла, тебе через два дня исполнится семнадцать, и ты сможешь выйти замуж за кого пожелаешь. Алонса я тоже думаю составит себе приличную партию, несмотря на ту дурь, которой забита её голова. Гита же черное клеймо на теле нашей семьи. Она проявляет способности в той области, к которой мы её не готовили. А это несёт угрозу многовековому укладу рода Кабров. Брак же с Натаниэлем, если не возвысит в глазах общества, то хотя бы уравновесит её недостатки с достоинствами.
Камилл не обратил внимание на тот странный взгляд Алонсы, который блеснул из-под очков при его последних словах. Никто не захотел узнать её маленькую тайну, которая заключалась в душевном родстве между ней и возможным женихом младшей сестры. Последние несколько лет Натаниэль с интересом выслушивал всё, что ему рассказывала нескладная девочка-подросток. Ему было любопытно наблюдать, как формируется личность Алонсы. Он знал, как тяжело ей живётся среди родственников, где все до последнего раба считали её чокнутой. Алонсе недавно исполнилось шестнадцать, и она только на следующий год могла выйти замуж без родительского благословения. Но она не собиралась жертвовать любимым Натаниэлем даже ради любимой младшей сестры.
В тот же вечер она направилась в башню к Гите. Когда она открыла дверь, то сестра замерла с пером в руках над страницами дневника:
— Всё-таки я не ошиблась: ты упражняешься в Смоляном заклинании!
Часть 2 Выбор невесты
Гита растерянно смотрела на сестру.
— Я знала, что ты практикуешься в Смоляном заклинании! — снова повторила Алонса. — Но ради тебя я вела от твоего имени дневник Ухода за магическим животными. Возьми его, а твой дневник я спрячу в надежном месте.
— Почему ты так заботишься обо мне? — спросила Гита. — Хотя с одной стороны, твое поведение средней сестры понятно: ты выступаешь посредницей между мной и Кориллой. С другой стороны, твоя забота выглядит подозрительной. Ведь из-за тебя отец заточил меня в башню. Если бы ты не выдала бы меня тогда, он ни за что бы на свете не узнал, что я владею Смоляным заклинанием. И сейчас, ты не можешь мне пообещать, что ты не отдашь ему мой дневник.
На все справедливые обвинения сестры Алонса ответила спокойно:
— Отец просватал тебя за Натаниэля Кабра, и на днях он приведёт твоего жениха сюда, чтобы вы познакомились. Поэтому тебе лучше отдать свой дневник, чтобы отец его случайно не обнаружил, а потом я его тебе верну.
— Но я не хочу замуж ни за Натаниэля Кабра, ни за кого-либо другого. Может быть я мечтаю уехать в другой параллельный мир, где никто не знает про Высокое предназначение Кабров, и смогу там практиковать Смоляное заклинание.
Алонса лишь многозначительно улыбнулась словам младшей сестры. Никто не должен был знать, что они с Натаниэлем обо всем договорились.
В назначенный день Камилл Кабр с женой и детьми радушно встретили Натаниэля. После легкого завтрака и непринужденной беседы, все направились в башню.
Гита в нарядном платье и со взрослой прической приветствовала гостей на пороге и провела их по своим владениям, познакомив с магическими питомцами. Она продемонстрировала хорошие манеры, проявив почтение к родителям, братьям и сестрам. Она для каждого нашла нужные слова. Родители официально представили ей будущего мужа, после чего Гита и Натаниэль продолжили беседу в присутствии Ирэны и Алонсы. Камилл же занялся изучением вопроса, который так долго его терзал.
Он, бегло осмотрев всё вокруг, убедился, что в покоях младшей дочери нет никаких свидетельств применения Смоляного заклинания. Он не знал, что накануне Гита и Алонса всю ночь трудились, чтобы скрыть следы магических опытов затворницы. На столе Камилл заметил дневник Ухода за Магическими животными и, взяв его в руки, с жадностью погрузился в его содержимое. Прочитанное настолько поразило его, что он стал проявлять необычную для себя эмоциональность: он дергал за рукава одежды и пытался зачитывать отрывки вслух всем, кто готов был его слушать. Самым внимательным собеседником оказался Сид, который с трудом сдерживал смех. Младшие дети были поглощены разглядыванием магических животных. Корилла скучала, а Гедеон заснул в кресле. Натаниэль был настолько поглощен беседой с Гитой и Алонсой, что не обратил внимания на призывы отца девушек восхититься магическими талантами его потенциальной невесты. Ничего не добившись от будущего зятя, Камилл вцепился в стоящего рядом члена семьи, и стал взахлеб хвастаться успехами дочери. И только заметив удивленные глаза жены, он понял, что может быть впервые за много лет им есть, о чем поговорить. Но вместо того, чтобы продолжить разговор с Ирэной, Камилл отшатнулся от нее и замолчал.
Раздраженный тем, что на него мало кто обращал внимание, глава рода напомнил собравшимся, что они пришли сюда не ради светских развлечений, а, чтобы объявить о будущей свадьбе Натаниэля и Гиты.
— Дорогой Натаниэль, я рад, что ты уже нашел хорошую собеседницу в лице Гиты, твоей невесты. Моя младшая дочь — прекрасный специалист по уходу за магическими животными, станет прекрасной женой для тебя.
— Милый мой Камилл, ты выглядишь глупо в своей напыщенности. Ты представляешь мне Гиту как незнакомку, хотя я знаю твою младшую дочь с пеленок. И если ты, действительно видишь во мне будущего родственника, то престань быть таким занудно официальным.
Камилл рассердился, но виду не подал. Он решил предоставить будущему зятю главную роль.
— Натаниэль, сегодня у нашего рода большой праздник: ты обручишься с моей младшей дочерью, а когда она достигнет совершеннолетия, вы поженитесь.
— Камилл, я согласен, что Гита прелестный ребенок, но она слишком мала даже для моей обрученной невесты. Я давно уже сердцем и умом выбрал Алонсу.
— Эту чокнутую?! — от возмущения глава рода потерял лицо. — Моя средняя дочь никогда не выйдет замуж, потому что должна помогать матери и младшим детям. Ведь если все дочери выйдут замуж, а я не сомневаюсь, что Ирэн сможет мне родить еще сыновей, то кто будет о них заботится.
— Алонсе плохо в твоем доме, — Натаниэль произнес эти слова с такой интонацией, что даже Гита заподозрила в них скрытый смысл. Ведь в семействе Кабров никто никогда не обсуждал, почему Камилл так неласков с младшими дочерями.
— Но она никогда не жаловалась и не могла пожаловаться на плохое обращение. У Алонсы всегда были кров, еда, одежда и лекарства во время болезни такого же качества и в таких же пропорциях, как и у остальных братьев и сестер.
— Но ты и Ирэна мало разговаривали с ней, не замечая того, что к ней нужен другой подход.
— В моей семье не принято много говорить, потому что мой девиз: «Меньше слов, больше дел». Именно делами и заботой друг о друге мы показываем любовь и уважение к друг другу. И чтобы прекратить наш бессмысленный спор, я тебе предлагаю сделать правильный выбор. Либо ты берешь в жены Гиту и получаешь мое благословение и богатое приданое, либо забираешь Алонсу без благословения и без денег.
— Отлично! Ты можешь подавиться своим богатством! — воскликнул в сердцах Натаниэль. — У меня денег еще больше, чем у тебя, и Алонсе их хватит надолго даже после моей смерти. Я ухожу вместе с ней прямо сейчас и больше никогда не переступлю порог этого дома.
С этими словами он взял Алонсу за руку, и они направились к выходу.
— Будь ты проклят, Натаниэль Кабр, будь ты проклят! Ты женишься на сумасшедшей и тебя не примут ни в одном доме ни в Сидонии, ни в любом другом из параллельных миров.
— Мне всё равно, — донесся крик Натаниэля откуда-то издалека.
Часть 3 Магия и правда жизни
После свадьбы Алонсы и Натаниэля, Камилл запретил упоминать имя беглянки в своем доме. Он предпочел заниматься подготовкой двух оставшихся дочерей ко взрослой жизни. Гита должна была завершить обучение и после экзамена отправиться на стажировку в питомник магических животных. Если вопрос о её замужестве откладывался, то не было смысла удерживать ее дома и препятствовать профессиональному росту.
Корилла же в силу семейных традиций должна была стать Солнцем Сидонии. Ежедневно от рассвета до заката с золотым диском на голове, она должна была медленно продвигаться по импровизированному небосклону с востока на запад. В полдень она обедала, а с восходом Луны могла уже приступить к вечерней трапезе. Обязанности искусственного светила исполняли незамужние девицы из рода Кабров в возрасте от семнадцати до двадцати пяти лет. Как и Корилла, они в равной степени владели стихией Огня и Смоляным заклинанием. Став Солнцем, девушки считались взрослыми и покидали отчий дом. Отныне их жилищем становился Небесный дворец. В него и переехала Корилла после празднования Совершеннолетия.
Спустя несколько недель после переезда старшей дочери, Камилл зашёл в ее комнату, чтобы взять одну из книг по чародейству. Неожиданно он заметил приоткрытый ящик письменного стола, а так как он не мог терпеть беспорядок, то попытался закрыть ящик. Но ящик, доверху набитый старыми школьными тетрадями и детскими рисунками Кориллы, не хотел закрываться. Камилл решил узнать, что за препятствие мешает ему закрыть непослушный ящик стола. Он просунул руку и у задней стенки нащупал книжку, которая и стала причиной беспорядка.
Камилл бросил взгляд на обложку книги и замер, узнав почерк младшей дочери: «Мой дневник упражнений в Смоляном заклинании». Он наугад раскрыл дневник и первые строчки записей «Дорогая Корилла!» расплылись у него перед глазами.
Ирэна долго искала куда-то запропастившегося мужа, пока не обнаружила его лежащим без сил в комнате Кориллы. Камилл находился в полуобморочном состоянии и всё время повторял: «Скорпион в янтаре, скорпион в янтаре…». Через несколько часов он умер на руках у жены, которая очень холодно отнеслась к смерти мужа и своему вдовству. Едва тело Камилла Кабра было предано земле, она взяла ключи от башни и выпустила Гиту на свободу.
При встрече с младшей дочерью, Ирэна обняла её и сказала:
— Камилл мёртв, а ты теперь можешь заниматься какой угодно магией.
Гита была настолько ошеломлена услышанной новостью и странным выражением лица матери, что даже не смогла заплакать, а только выдавила:
— Ты сказала, что папа умер? Когда и как это произошло?
Впервые Ирэна прикрикнула на кого-либо, повысив голос:
— Не говори глупости! Твой отец жив, а Камилл мёртв!
В голосе матери Гита услышала гнев, боль и отчаяние, но с трудом могла понять смысл произносимых Ирэной слов:
— Камилл никогда не был твои отцом. Ты и Алонса были рождены мною от другого мужчины, горячо любимого мною. Страсть между мной и Софрониусом вспыхнула внезапно. Он был сокурсником Камилла по Академии Магии, но близкими друзьями они никогда не были. Что их связывало между собою, я не знаю. Они были настолько не похожи, что было странно видеть их вместе, ведущими долгие разговоры. Из Камилла нельзя было выдавить слово, а с Софрониусом он преображался, превращаясь в весёлого и интересного собеседника. Камиллу было известно, что Алонса дочь Софрониуса. От него она унаследовала изворотливый ум и воображение. Но Камилл не знал, что ты тоже рождена от Софрониуса.
— Как он умер? В чем причина его смерти? — с ужасом спросила Гита.
— Он нашел твой дневник в ящике стола Кориллы. Прочитав его, он убедился, что Софрониус твой отец. Ведь от Софрониуса ты унаследовала талант к Смоляному заклинанию. Узнав, что ты владеешь Смоляным заклинанием лучше, чем Корилла, Камилл был в ужасе и решил скрыть свой позор, заточив тебя в башню. Только я до сих пор не поняла, как твой дневник оказался в ящике Кориллы?
— Алонса узнала, что я упражняюсь в Смоляном заклинании вместо ухода за магическими животными.
— Так значит, это Алонса подсунула твой дневник Корилле, а та даже не сумела его как следует спрятать.
— Боюсь, что Корилла даже не знала о том, что Алонса сделала ей такой подарок, — возразила Гита, а потом спросила вслух о том, что с самого начала разговора ее беспокоило: — Камилл умер из-за того, что он нашел мой дневник?
— Нет, никто не знает истинной причины его смерти. Он умер от удара, а не от того, что нашел чей-то дурацкий дневник. Его убил Скорпион в янтаре.
Часть 4. Мужская ответственность
Софрониус сильно горевал, узнав, что Камилл Кабр отошел в мир теней. Он чувствовал себя виноватым в его гибели и, оставив все дела, поспешил к Ирэн и детям. Ведь теперь он должен был стать их кормильцем и защитником.
К его удивлению, Ирэн встретила его очень холодно и произнесла только одну фразу:
— Той февральской ночью мы породили Скорпиона в янтаре.
Софрониус долго смотрел на неё, любимую женщину, которая долгие годы принадлежала другому, делила с ним ложе и рожала ему детей. Сейчас Ирэн обвиняла их дочь в смерти человека, которого она считала своим отцом.
— Но Гита ведь родилась в конце октября между Весами и Скорпионом, и она не может быть Скорпионом в янтаре.
— Почему? — возразила Ирэн с такой яростью, что её возлюбленный отпрянул от неё.
Он привык видеть её забитой, безвольной и страдающей от постоянных беременностей. Теперь она выглядела по-другому: её наряд и прическа не пристали безутешной вдове, которая осталась с несколькими детьми на руках. В голосе Ирэн слышался металлический лязг, лай собак и звон мечей. От неё веяло пронизывающим холодом, а в глазах плавал ночной мрак.
— Все наши, вернее мои дети, рожденные от тебя, были зачаты в феврале и рождены между Весами и Скорпионом.
— А почему ты уточняешь, что это только твои дети? — возмутился Софрониус.
— Потому что ты не занимался их воспитанием. Камилл воспитывал их, как собственных детей. И если бы не талант Гиты в Смоляном заклинании, мой бедный муж никогда бы не догадался, кто ее настоящий отец.
— Я помню древнее пророчество, что род Кабров постигнет большая беда от Скорпиона в янтаре, того, кто рожден в Огненный год.
— Но у нас в роду никого не было, рожденных в Огненный год.
— А ты?
— Я сирота и не знаю точной даты своего рождения.
— Да? — усмехнулась Ирэн. — Может ты родился в Огненный год, и от тебя наша дочь унаследовала способности к Смоляному заклинанию. Камилл пришел в ярость, когда узнал об этом, но только мне известно, как он горевал, когда ему пришлось заточить Гиту в башню.
— Ирэн, а почему ты ничего не хочешь рассказать о себе? Ведь в год твоего рождения случился пожар, от которого сгорел Заповедный лес. Последняя из дриад в этом лесу прокляла тебя и все твое потомство. Отсюда все твои беды.
— Мои беды начались тогда, Софрониус, когда я разделила с тобой ложе.
— Я не помню, чтобы ты сильно сопротивлялась. Да и сейчас ты готова броситься в мои объятья, стоит мне поманить тебя пальцем.
— О любви, мы поговорим с тобой потом. Как отец ты должен мне сказать, что мне делать с Гитой? Она столько лет провела одна взаперти и совсем отвыкла от общения. Она отказывается разговаривать с братьями и со мной.
— Гита поедет со мной. Система воспитания в семейке Кабров дала сбой. Вспомни, как Камилл поступил с Алонсой: он едва не погубил девочку с живым воображением. В чем была вина Гиты? Только в том, что она искуснее в Смоляном заклинании, чем родная дочь Кабра.
— Но ты не спросил нашу дочь, хочет она поехать с тобой или нет?
— Гита сама попросила забрать ее из дома, где даже родная мать не смогла ее защитить.
Часть 5. Холодное величие Нюктаниэлей
Французский живописец Удри писал, что, для того чтобы подчеркнуть белизну одной вещи с ней рядом следует поместить вещь другого оттенка белого цвета. Королева Зимориэль никогда не слышала об Удри и его теории, потому что жила задолго до него в одном из параллельных миров. Но она очень любила носить белый жемчуг, оправленный в серебро, и белые шёлковые одежды, которые подчёркивали ослепительное лунное сияние её кожи. В сочетании с чёрными волосами и изумрудными глазами её белоснежное тело казалось прозрачным как опал.
Днём Зимориэль дремала в хрустальном дворце, а вечером появлялась на небосводе как повелительница ночи, как Луна. В волосах её сиял серебряный месяц, а в руках она держала песочные часы, отмеряющие ночные часы.
В стране Сидонии не было естественных источников света. Их функции выполняли волшебники и маги. Простые люди поклонялись им как богам, хотя знали об их человеческой природе. С помощью заклинаний и магических растений волшебники из клана Кабров и из клана Нюктаэлей сумели продлить себе жизнь, молодость и красоту на несколько тысяч лет, но они тоже не были бессмертными. Кабры были связаны с Жизнью, Днём, Солнцем, Огнём, Землёй, Камнями и Металлами. Нюктаэли отвечали за Смерть, Ночь, Луну, Воздух, Воду, Деревья и Растения. Между двумя кланами шла постоянная борьба за власть. Каждый из Кабров опасался оставаться наедине с кем-то из Нюктаэлей. Если один из Нюктаэлей встречал Кабра, то стремился перейти на другую сторону улицы.
Королева Зимориэль Нюктаэль, Луна, смертельно враждовала с королевой Кориллой Кабр, Солнцем. Рыжеволосая пампушка ненавидела худощавую брюнетку всеми фибрами души. Все полагали, что эта ненависть покоится на противостоянии двух семейств. Но, ни Луна, ни Солнце не хотели сознаваться, что противостояние между ними вызвано другой причиной.
Каждый день и каждую ночь, заняв свой пост, обе королевы пристально разглядывали морскую пучину, которая разверзалась под их ногами. Изумрудные глаза одной и сапфировые глаза другой пытались разглядеть белоснежный корабль в виде лебедя. Судно умело двигаться само по себе, хотя на нём были паруса и гребцы. На капитанском мостике всегда находился мускулистый малый, жгучий брюнет с белоснежной улыбкой.
Он осыпал и Зимориэль, и Кориллу комплиментами и подарками, занимал их светской беседой, а потом испарялся в неизвестном направлении. И та, и другая красотка были уверены, что прекрасный незнакомец появляется в их мире только ради неё. И обе не подозревали, что об их встречах с Рыцарем Лебедя известно их родным.
Вот и сегодня в сумерках Зимориэль, наряжаясь в одеяние Луны, наблюдала за соперницей, которая томилась в ожидании мужчины мечты. С золотым диском в огненно-рыжих волосах и в красных одеждах, Корилла привлекала мужское внимание броской красотой и весёлым нравом. Она нравилась людям больше, чем утончённая и немного занудная Зимориэль.
— Посмотрите на эту балаганную шутиху, — указывала Луна своим прислужницам. — Наше Солнце утратила последний стыд, выставляя себя напоказ. Никогда не ведите себя, как Корилла Кабр, иначе вы никогда не выйдете замуж.
— Я слышала, что Симон Габс посватался к ней, и Теренций Кабр дал своё согласие, — поделилась новостью Симорен, домоправительница Зимориэль.
— Симон Габс — старый сладострастник, — возмутилась королева. — На моей памяти он схоронил уже пять жён. Он питает склонность к пышущим здоровьем девицам, чтобы подобно упырю выпить из них всю кровь.
Часть 6 Рыцарь Лебедя
Рыцарь Лебедя в земной жизни был уроженцем государства Тритония и любителем опер Вагнера. Его звали Рихардом Клаусом, он занимался яхтенным спортом на судах международного класса. Он родился в тот год, когда пала Берлинская стена, и к началу нашего повествования ему едва исполнилось двадцать пять лет. Мир Сидонии он открыл случайно, путешествуя от одного этапа гонки до другого.
Пересекая Атлантику между Кот д’Ивуаром и Кабо-Верде, он натолкнулся на водяную стену, которая окружала его со всех сторон. Рихард заворожённый происходящим не сразу понял, какая опасность угрожает его судну. Огромная воронка засасывала парусник на дно океана, но неожиданно образовавшийся смерч закрутил его, и вместе с водяной струёй поднял до самых небес. Герр Клаус в последние минуты жизни стал вспоминать все молитвы, какие знал. Он лег на дно яхты и закрыл глаза.
Очнулся он посреди синей глади океана. Вдали его зоркие глаза различили береговые очертания, которые не были похожи ни на берега Африки, ни каких-либо известных ему островов. Он пытался управлять яхтой, но она как будто двигалась по воле неведомых ему сил. Оставаясь на дне парусника, он заметил, что его судно окружили люди в диковинных одеждах, которые свободно ступали по воде, как по асфальту. Их рост превышал два метра, но движение их тел и манеры были настолько изящны, словно они исполняли диковинный танец, а не тащили огромную яхту с человеком внутри неё. Внутри собственного парусника Рихард чувствовал себя как в колыбели, таким маленьким и беспомощным он был по сравнению с этими гигантами.
Неожиданно раскачивание яхты прекратилось, и он очутился один на песчаном берегу. Спасшие его люди так же незаметно исчезли, как и появились. Рихард выбрался из яхты, чтобы определить, где он находится, и исследовать возможные повреждения парусника. К тому же его терзал зверский голод и жажда. Он надеялся добраться до ближайшего населённого пункта, чтобы подкрепиться и пополнить запасы пресной воды. Но едва он сделал несколько шагов в сторону, как на него из ближайших зарослей выскочило стадо обезьян с копьями в руках и разом загомонило на непонятном ему языке.
Рихард Клаус попытался разглядеть в этой толпе вожака. Но любое его движение вызывало приступы ярости среди приматов. Неожиданно всё стихло, обезьяны расступились, и он узрел перед собой ожившего Кинг-Конга. Он с трудом сдержал улыбку: перед ним возвышался Кинг-Конг, ограбивший Санта Клауса и собственную бабушку. Завёрнутый в женский халат допотопного покроя и расцветки, огромный обезьян нахлобучил белокурый парик, а к подбородку подвязал длинную белокурую бороду. Голову страшилища венчала корона из чистого золота, которая на солнце полыхала костром. Кинг-Конг опирался на длинный позолоченный посох, который венчал огромный прозрачный камень. При ближайшем рассмотрении камень оказался искусно отшлифованным куском горного хрусталя.
К его удивлению, обезьяний предводитель обратился к нему с разумной речью:
— О, чужеземец! Сами боги привели тебя в свободные земли Сидонии. Мой народ нуждается в разумном и мудром правителе. И если бы ты согласился стать царем над нами, то мы бы сложили к твоим ногам все богатства нашего мира.
— А разве ты не являешься их царем? — уточнил Рихард. — Я гражданин Демократической республики Тритонии, и у нас уже двести лет нет королевской власти. И я даже понятия не имею, как в одиночку справиться с такой толпой обезьян.
В ответ вооружённые приматы заголосили ещё громче, чем до этого, а один из них швырнул в него копье, но промахнулся. Властный жест Кинг-Конга водворил тишину в их рядах.
— Я всего лишь скромный жрец богини Солнца, — смиренно склонился перед ним обезьяний предводитель. — А мои подданные, которые при желании, станут твоими, не стадо обезьян. Мы все сотворены предвечными богами и произошли от общего отца и матери, но пошли разными эволюционными путями.
— Так вы что австралопитеки? Или может неандертальцы? Хотя последние больше похожи на людей, чем на обезьян. Говорят, что неандертальцы перебили друг друга, потому что были очень тупые и агрессивные.
— Чужеземец, я не знаю, как было в твоём мире, который является параллельным для Сидонии. В истории нашего мира всё было иначе. Перед тобой хомо хабелис — человек умелый. Добродушные, но очень талантливые, и даже в чём-то образцово-показательные, представители собственной ступени эволюции. В скором времени из них получатся прекрасные неандертальцы, которые в Сидонии являются наивысшими разумными существами в мире людей.
— Что? — Рихард был настолько потрясён словами этого разряженного Кинг-Конга, что больше не смог вымолвить ни слова.
Мозг его работал на таких скоростях, на которых был способен работать мозг человека, попавшего в безвыходную ситуацию. Он был спортсменом, и не был готов управлять разумными хомо хабелис, которые со временем достигнут совершенной точки эволюции. Когда мозговой штурм достиг крайнего пика, Рихард Клаус выдавил:
— Я согласен быть вашим царем.
С криками бурной радости, толпа хомо хабелис подхватила его на руки и потащила в глубь материка. Отныне его жизнь зависела от того, насколько хорошо, он сможет ими управлять.
Часть 7 Царь обезьян
В это время ни Зимориэль Нюктаэль, ни Корилла Кабр не подозревали о существовании первого и единственного царя пусть и разумных, но обезьян. Они настолько были поглощены соперничеством между двумя родами, что были не способны осознать те изменения, которые произошли в эволюции коренного населения Сидонии.
И Нюктаэли, и Кабры тоже когда-то попали сюда из других миров, но владение магией и природная хитрость превратили их в богов, которым поклонялись первобытные дикари, обитавшие внизу.
Сидония состояла из трёх сакральных миров: мир богов, мир людей и подземный мир с неведомыми существами. Мир богов был искусственной оболочкой над миром людей. Он представлял собой широкий помост, простиравшийся над всей Сидонией. Небесные луга, моря, леса, горы, города, где проживали многочисленные потомки первых Нюктаэлей и Кабров — всё было порождением магии и волшебства.
Искусственные светила — Солнце и Луна — освещали смену дня и ночи. Хомо хабелис, ещё не ставшие неандертальцами, обладала примитивными религиозными представлениями. У них были первые жрецы, которые отвечали за благосклонность природных явлений и удачную охоту.
Та группа хомо хабелис, которой управлял Рихард, особо почитала Солнце. С его точки зрения это было закономерным явлением. Ведь от дневного светила зависела жизнь людей. Он пока еще ничего не знал о соперничестве Кабров и Нюктаэлей, и думал, что Сидонию освещает естественный солнечный свет.
Когда хомо хабелис привыкли к своему царю и научились понимать его, если не на языке слов, но на уровне жестов, то он научил их добывать огонь и не бояться его. Перед этим он поговорил с Кинг-Конгом, чтобы узнать насколько его подданные обучаемы чему-то новому. Жрец ответил, что один раз хомо хабелис случайно получили огонь, когда молния попала в дерево, и даже пользовались им длительное время, но потом им это надоело.
— Почти как Бандер-логи, — вырвалось у Рихарда.
Кинг-Конг внимательно посмотрел на него, но ничего не сказал.
На следующий день Рихард принёс с яхты зажигалку и увеличительное стекло. Среди хомо хабелис он выбрал самых сообразительных и адекватных молодых охотников — братьев Уно и Коу. Сначала он научил их использовать зажигалку, и те очень быстро этому научились. После того как в ней закончилось горючее, и она перестала работать, братья зашвырнули её в море и обиженные забрались на дерево. Рихарду удалось их выманить оттуда только с помощью пакетика с солёными крекерами, которые так полюбились всему племени.
Потом он велел Уно и Коу позвать самых расторопных женщин, которые собрали в окрестностях сухой хворост и сложили его в виде костра. Ровно в полдень Рихард с помощью увеличительного стекла сумел зажечь большой костер. Он сел возле него и велел братьям сесть рядом с ним. Потом он взял кусок мяса, надел его на палку и стал жарить над огнём. На глазах у изумлённых хомо хабелис он с аппетитом съел хорошо прожаренный стейк. Знаками он пригласил братьев разделить с ним трапезу. Уно и Коу с осторожностью вкушали жаркое. Распробовав, они стали угощать своих соплеменников. С помощью тех же братьев, Рихард установил постоянное дежурство по поддержанию огня и приготовлению пищи на костре.
Пока хомо хабелис привыкали к жареному мясу, он стал придумывать, где добыть посуду для приготовления и хранения пищи. Кинг-Конг показал ему, где найти залежи глины, и помог вылепить первые примитивные тарелки, чаши и кувшины. Впервые в жизни Рихард держал в руках не яхтенный такелаж, а изделия собственного производства. Потом он научил Уно и Коу работать с глиной.
— В моем мире посуду лепят на гончарном круге, а потом обжигают в специальных печах. Где мне взять такой круг, он бы очень помог моему племени? — спросил он жреца.
— Либо ты должен отправиться в свой мир, чтобы привезти оттуда гончарный круг. Либо остаться здесь и самому придумать его. Я надеялся, что ты сумеешь немного цивилизовать хомо хабелис, прежде чем покинешь нас.
— Уно и Коу уже многое умеют, а остальное дело техники.
— Ты идешь по правильному пути, — взбодрил его Кинг-Конг. — Единственное, что ты, как правитель, должен сделать — это дать хомо хабелис законы. Иначе они не смогут перейти на новую ступень эволюции.
— Посмотри на меня! В моем мире я спортсмен, участвующий в яхтенных соревнованиях международного класса. У меня есть счет в банке, который позволяет мне профессионально заниматься спортом и безбедно жить между соревнованиями. Во мне нет таланта менеджера, я не способен управлять никем и ничем, кроме своей яхты. И тем более я не собирался становиться царем первобытного племени в параллельном мире.
— Но хомо хабелис тебя любят и доверяют тебе. Они сами мне об этом говорили.
— Какие законы я могу им дать?! Соблюдать табу, избегать промискуитета и любить друг друга? — съязвил Рихард.
— Хорошо, сегодня у племенного костра я расскажу им о смысле жизни и правах человека.
— Смысл жизни — подходящая тема, а о правах человека еще рано, — задумался Кинг-Конг. — Тебе надо найти простые слова, чтобы они поверили в них и запомнили на всю жизнь.
Рихард целый день ломал голову над теми словами, которые должны были стать первым законом для хомо хабелис. В конце концов, он решил, что какие бы он слова не произнес, это должно идти от сердца. Вспомнив всё, что он знал о первобытных племенах, он собрал всё воедино, пропустил через себя и к вечеру был готов обратиться к подданным с пламенной речью.
— Мы с вами одной крови. Мы дети богини Солнца, она даровала нам жизнь и продиктовала первые законы. И самый главный закон будет гласить, что вы должны ощутить себя единым народом, единым целым. Поэтому вы должны уважать друг друга, защищать друг друга, не воровать друг у друга и не убивать друг друга.
Слова Рихарда потонули в одобрительном шуме голосов.
— Каждый мужчина нашего племени — охотник и добытчик, а удел женщины — хранить домашний очаг. Браки совершаются на небесах. И сегодня каждый мужчина племени выберет себе по сердцу женщину, а та сможет взять в их общее жилище частицу от племенного костра. Там они будут хранить и поддерживать постоянный огонь. Дети, родившиеся у этого мужчины от этой женщины, будут считаться его законными наследниками.
Со всех сторон посыпались вопросы:
— А если он захочет двух жен? Или если у него не будет детей?
— Тогда все вопросы будем решать на племенном совете, ибо каждый мужчина обязан посадить дерево, построить дом и родить сына.
— А почему у тебя нет сына? — спросила старая Мия. — Возьми одну из моих дочерей и живи с ней.
— Я бы рад, но в моем мире, откуда я пришел, у меня уже есть девушка. И я люблю её и хочу на ней жениться.
Рихард почти поверил своим словам. Он долго встречался со Штефи, но несколько месяцев назад они поссорились и расстались. Сейчас он готов был жениться не только на Штефи, но на ком угодно, только не на дочерях Мии.
Видимо его мнение разделяли и другие члены племени, потому что из рядов послышались недовольные голоса:
— Кто дал право Мие говорить и перебивать нашего царя? Пусть женщины молчат на племенном совете.
— Моя дочь красивее всех дочерей Мии. Женись на ней, она уже родила двух сыновей.
— Зачем ему твоя дочь? Она уже познала ни одного мужчину. Моя же абсолютно невинна, возьми её в жены.
Рихарду надоел этот гвалт. Он велел Уно и Коу успокоить горлопанов.
— Речь идет не о моей личной жизни, а о судьбе всего племени. Если вы избрали меня своим царем, то вы должны беспрекословно мне подчиняться. Я назначаю Уно и Коу главами вашего племени сидонян. Отныне ваше имя — сидоняне, а вы дети — сидов, богов. В мое отсутствие Кинг-Конг станет вами управлять.
— Нет, я вместе с тобой покину Сидонию, — возразил Кинг-Конг.
— Пусть тогда в племенной совет войдут две женщины, которые способны решать вопросы, понятные женщинам.
— Зачем? Добавь к Уно и Коу моих племянников — они здорово разбираются в женских делах!
— Твои племянники — трусливые бабы и не умеют охотиться.
— Зато они здорово танцуют и умет вызывать дождь.
— Пусть идут в жрецы вместо Кинг-Конга!
— Но он жрец Солнца, а когда идет дождь, нет солнца.
— Какая разница! Если они умеют вызвать дождь, то сумеют и приказать ему закончиться.
Рихард потерял терпение:
— Я устал. Пусть Уно и Коу правят вместо меня, а твои племянники — Лесса и Мес — вызывают дождь.
Произнеся эти слова, он в сопровождении Кинг-Конга направился к яхте. Никто из новоявленных сидонян не последовал за ними.
Пока Рихард готовил судно к отплытию, жрец Солнца полностью преобразился. Маскарадный костюм обезьяны, переряженной в помесь Санта-Клауса и языческого короля, скрывал облик тридцатилетнего мужчины яркой наружности. Рихард давно подозревал, что Кинг-Конг не тот, за кого себя выдает. Слишком он был умен и красноречив для ученой обезьяны. И костюмчик, который подобрал себе жрец богини Солнца, говорил о его знакомстве с тем миром, откуда прибыл герр Клаус. Разоблачившись, новый знакомый представился:
— Теренций Кабр, брат богини Солнца и по совместительству, её жрец Кинг-Конг.
— Забавно. А я думал, когда же ты явишь свое настоящее лицо?
— Я снимал свой наряд только ночью в хижине. А днём мне приходилось париться и скакать обезьяной перед дикарями. Но ты быстро научился ими управлять.
Посмеявшись над своей ролью небожителей, Теренций и Рихард отправились в плаванье. На границе миров они расстались друзьями. На прощание молодой Кабр научил тритонийца, как правильно проходить между мирами.